Текст книги "Леона. На рубеже иных миров (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Как только девушка поставила перед Ольциком его миску, он, как и в предыдущие дни, с силой и отвращением оттолкнул ее от себя, от чего та перевернулась и, упав с лавки, отлетела на аршин вперед.
– В гузно засуньте себе эти подачки, – с отвращением процедил он. – Даже свиней и тех лучше кормят.
Остальные пленники с сожалением проследили глазами за рассыпавшейся по земле едой – голодом их не морили, но и ели они сейчас не то чтобы досыта, и никто бы не отказался от лишнего куска, пусть бы это даже была вареная репа или ломоть пресного хлеба. В отличие от Ольцика, они прекрасно понимали, что Бальжин с Чеславом вполне могли и казнить их за предательство – и никто бы не осудил их за это. Но им не только сохранили жизни, но и вопреки ожиданиям самих предателей, проявили к ним великодушие, продолжив их кормить. Хотя сами пленники, поняв, что их оставят в живых, даже не надеялись на то, что им станут давать еду. С предателями обычно разговор короток. Особенно в их деле. Таково уж их ремесло.
– А ты хуже свиньи, Ольцик, – спокойно проговорил подошедший Яр, поднимая миску. – Со свиней хоть польза есть.
Ольцик не ответил. Он исподлобья посмотрел на наемника и резко в него плюнул. Но не сумел испачкать ему даже сапог.
Яр с сожалением посмотрел на падшего мужчину и кивнув Леоне, чтобы возвращалась к костру, молча пошел за ней.
– Что с ними будет дальше? – спросила Леона, оглядываясь на пленников.
– Зависит от того, что решат Бальжин с Чеславом, – сдержанно ответил Яр. Ему еще тяжело давалось пережитое предательство. Они не были друзьями. Нет. Но это было нечто большее, чем дружба. Надежные соратники, семья, верные товарищи, которым не побоишься подставить спину… И их предательство было куда болезненнее предательства друга. Он встал у костра и, глядя поверх деревьев на опускающиеся на землю сумерки, продолжил:
– Если отдадут под суд, то их заключат под городскую стражу. А там уж на волю суда… Клеймят точно, да дальше могут и откупом отделаться, а могут на работы сослать. Но если же они передадут их нашему главе, то им не жить… – После этих слов девушка в ужасе посмотрела на наемника, и он, повернувшись к ней, объяснил: – Предательство у нас не прощают.
– Но это же произвол. Как князь позволяет вершить самосуд? – пораженно спросила Леона.
Яр покачал головой.
– Князья обычно не вмешиваются в дела наших общин.
– Но это ведь самовластие на княжьей земле, – недоумевала девушка. – Неужели они это допускают?
– Внутри общины свои законы, – пожал плечами Яр. – Так всегда было. А за смертоубийство и княжий суд раньше к казни приговаривал, – добавил он, складывая руки на груди. – Хотя, по правде-то давно уже такого не было, чтобы суд на казнь отправлял, все же чаще на каторгу ссылают. Так что если их отдадут под суд, то жить будут. Но в наше дело они точно никогда не вернутся больше. Каждый, кто предаст своих, становится прокаженным… Отщепенцем… И любой, кто будет с такими, как они якшаться, может быть изгнан из общины.
– Незавидная участь, – пробормотала Леона, внутренне ежась.
– Не жалей их. Они сами сделали свой выбор и это еще малая плата за те беды, которым они стали виной.
– Я не жалею, – возразила девушка. – Каждый должен понести заслуженное наказание. Но клеймо, изгнание… Все совершают ошибки, – с сожалением посмотрев на наемника, проговорила она. – Это жестко вот так сразу ставить крест на человеке, отворачиваться от него, как…
Сзади треснула ветка. И девушка, умолкнув, резко обернулась. К костру с кружкой в руках подошел Воимир. Леону немного озадачило то, что она не услышала его шагов раньше.
– Я не хотел мешать разговору, продолжайте, – спокойно проговорил он, присаживаясь на корточки у котла с горячей водой и наполняя черпаком свою кружку.
– А ты что скажешь, Воимир? Ты ведь слышал, о чем мы говорили.
Мужчина выпрямился, накрыл кружку небольшой круглой деревяшкой.
– Я думаю, молодая дева забывает, что говорит об ошибке, которая отняла одни жизни и чуть не сломала другие, – спокойно проговорил Воимир. – За все нужно платить. А как заплатить за те жизни, что они отняли?
Яр согласно кивнул:
– Они стати теми, от кого сами же и защищали…
И девушка, обхватив себя за плечи, подумала о том, как же страшно порой человек может испортить всю свою жизнь одной единственной ошибкой. Одна совершенная ошибка, а платить за нее придется все оставшиеся дни до самой смерти… Что же происходит в душах и умах людей, которые их совершают?
– Я нисколько не умаляю вину тех, кто совершал злодеяния, – тихо возразила она. – Но каждый оступившийся имеет шанс раскаяться, искупить вину и жить дальше. В конце концов им самим жить с камнем вины в сердце, а мы не Боги, чтобы…
– Нет, дева, есть ошибки, которые не искупить, – перебил ее Воимир, и в голосе его мелькнула застарелая горечь. – Ты юна и по наивности веришь, что они раскаются. Но только многим из них чужды муки совести. Они думают, что смогу уйти от меча возмездия, избежать наказания. Только как бы не так. Жизнь все равно возьмет свою плату. Рано или поздно, в этой жизни или в следующей, но отмщение неизбежно…
Слух Леоны снова резануло велеречивое обращение Воимира – «дева». Они до сих пор не были друг другу представлены, и было бы странно обратись он к ней по имени. Но дева… Что он тогда смог услышать из ее рассказа Словцену? К обычным деревенским девушкам так не обращались, обходясь просторечным «девка» или «баба». Леона напряженно и опасливо покосилась на странного мужчину.
– Невеселые речи у вас тут какие-то, – хмыкнул подошедший Кирьян. – М-м, пахнет-то как. У меня живот уже к спине прилип. Там остальные умываются сейчас, – он кивнул себе за спину. – Так что давайте есть уже что ли садиться, – предложил он, подходя к котлу с миской и черпаком и поднимая крышку. – Леона, да ты прирожденная кухарка!
***
Лес давно сменился – вековые сосны остались позади и сейчас путников окружали сплошь лиственные деревья, мягким шелестом переговаривающиеся в порывах ветра. Сменился и воздух. Время от времени до путников долетали легкие, свежие зефиры, принося с собой крохотные морские капельки-искорки. Словно прибрежные ветерки, заигравшись, улетали слишком далеко от моря и, опомнившись, тут же возвращались назад, оглаживая напоследок путников своими невесомыми хвостами, полными влажного морского воздуха.
Девушка сидела на облучке, рядом с Бальжиным, и с удовольствием подставляла лицо под эти легкие дуновения, наслаждаясь влажными поцелуями ветра и с предвкушением вдыхая волнующие ароматы большой воды, которую ей сегодня еще только предстояло увидеть. Поездка их затянулась, и от того Леона со все больше нарастающим волнением и трепещущим ожиданием отсчитывала время до долгожданного прибытия. Но день, вопреки ее нетерпеливому возбуждению, отчего-то тянулся медленно и даже солнце по небосводу катилось будто еле-еле, словно специально растягивая этот момент.
Мимо, оглашая округу веселым позваниваем бубенцов, проехала цветастая кибитка. Леона обернулась на звук, с интересом разглядывая его источник и еще долго провожала яркую повозку взглядом, пока она не скрылась за незаметным поворотом, прятавшимся среди густых зарослей дубравы.
Чем ближе становился Белый Град, тем больше и чаще на тракте им встречались другие путники. И Леона, скрывая свое жадное любопытство, с интересом подмечала детали. То проедет купеческий обоз, гремя опустевшими на ярмарках повозками, то богатый кортеж вельможи, чинно восседающего в карете, то одинокая кибитка странствующих скоморохов или циркачей, прокатится мимо, радуя встречных путников пестрым окрасом, то мелькнет простая сельская телега, груженая свежескошенным разнотравьем. И каждый торопится, каждый старается успеть до заката преодолеть как можно больше верст.
Наконец приблизился вечерний час. До Белого Града оставалось меньше версты, когда среди рассеянного гула голосов и участившегося перестука копыт и колес повозок девушка вдруг различила тихий плеск воды. А уже в следующее мгновение они преодолели очередной поворот и у нее едва не перехватило дух от открывшегося перед ней вида.
Слева, меж поредевшими деревьями, просвечивал крутой спуск к морю, переходящий в каменный, резко обрывающийся скалистый склон. А впереди открывался завораживающей вид на уходящее верх косогорье, которое венчал величественный Белый Град, западная часть которого стояла на краю неровного светлого утеса. Город обнимала река, которая подходя к нему, впадала в глубокий широкий канал, проложенный вдоль городских стен, и ниспадала с утеса, двумя полноводными потоками по обе стороны от города.
А из-за его высоких белокаменных стен с башенками и бойницами виднелись серые крыши домов, и, как украшение города, над ними возвышался огромный, отделенный еще одною каменною стеною, белокаменный же дворец князя, с множеством палат и башен с остроконечными серо-голубыми крышами.
Но выше всех, заметные даже из-за городской стены, стояли четыре святилища, четыре Божьих Дома, расположенные по разным частям города. В центре, рядом с княжьей крепостью, возвышался Дом Всех Богов. В той части города, что была ближе к морю, продуваемый всеми ветрами, стоял Дом Богини Юрсалии. В мастеровом конце, где располагались кузни, гончарни и плавильни, был Дом Бога Хартена. А в южной части города, вблизи главных ворот, находился Дом Многоликого Бога – люди верили, что он ходит среди них под разными личинами, а потому его Дома строились как можно ближе к главным воротам городов и поселений, чтобы после долгого пути Многоликий мог сразу получить покой и отдых, не блуждая по городу в поисках своего святилища. По той же причине в Доме Многоликого всегда могли найти приют и пропитание сирые и нищие, ведь никогда не знаешь, под чьей личиной он может оказаться.
К самим главным воротам, встав над одним из рукавов реки, вел массивный белокаменный мост, в который превращался тракт. Канал был наследием давнего разобщенного прошлого Сольмении, и в те времена через него шел простой деревянный мост, который в любой момент можно было поднять и лишить врага возможности попасть в город. Дни эти давно прошли, но ров остался – сначала, как разумное недоверие только зародившемуся союзу, после – как удобный источник пресной воды и речной рыбы. И лишь спустя больше половины века после объединения земель, князь Велимудр – первый сын Великой княгини Роксаны, как жест доверия остальным княжествам, отстроил над каналом мост каменный, недвижимый, который и стал много веков позже началом белокаменного тракта, пролегшего по всем княжеским землям на много верст вперед и до сих пор продолжающего строиться и разветвляться.
Поражая своей необыкновенной красотой, роксанский княжград[1] вызывал благовейный трепет.
Леона с сожалением закусила губу – жаль сегодня попасть в город и рассмотреть его у нее не получится. Ее путь лежал на юго-восток от Белого Града, к подножию косогорья.
Впереди, ответвляясь от белокаменного тракта, убегала в нужную ей сторону мощеная светлым булыжником дорога. И судя по местности, это был именно тот поворот на котором она должна будет проститься с обозом. На всякий случай девушка достала из-за пазухи вощеный мешочек и сверилась с картой.
– Бальжин, – повернулась она к оружейнику. – Притормози обоз, пожалуйста, у того перекрестья, – попросила она, указывая на поворот, до которого оставалось саженей сорок.
Мужчина кивнул, вытянул правую руку в сторону, так чтобы ее было видно едущим сзади, и дал знак остальным сворачивать с тракта и тормозить. Обоз послушано съехал за их повозкой и остановился на обочине дороги.
Леона спрыгнула с облучка и подошла к Флоксу, который шел на привязи рядом с повозкой. Рядом, верхом на своей гнедой, остановился Словцен и спустился с седла.
– Ты все-таки собираешься ехать со мной? – спросила Леона, наклонившись к животу коня и подтягивая подпругу.
– Да.
– Тогда нам пора, Словцен, – сказала девушка, выпрямляясь.
Она отвязала Флокса и собиралась было вскочить в седло, когда заметила, что все члены обоза спускаются на землю. Она не ждала, что с ней захотят попрощаться лично, рассчитывая на общее «Бывай» или «Легкого пути». А потому, была приятно удивлена, поняв, что мужчины направляются к ней. Рядом, с кряхтением слез с облучка и встал Бальжин.
– Уже сбегаешь? – шутливо крикнул Кирьян, направляясь к ней с конца обоза.
Девушка весело улыбнулась.
Наемники все подходили к ней, пока не окружили ее плотным кольцом. Они молчаливо переглянулись, и первым к ней обратился Яр:
– Леона, – начал он, – мы хотели сказать тебе, прежде чем мы расстанемся, что все мы рады, что ты присоединилась к нам. – Кто-то из мужчин доброжелательно заулыбался, некоторые согласно покивали. – Твое появление было не иначе, как милостью Многоликого. Не каждый из нас смог бы определить во взваре яд.
Девушка озадачено посмотрела на Яра.
– Да, Бальжин рассказал нам, – весело подмигнул Кирьян.
– И все мы видали, как тогда щит затормозил тех уб… – проговорил Отар, но Бальжин громко, предупреждающе, закряхтел, выразительно глянув на наемника, и тот, передернув плечами и сложив руки на груди, закончил несколько иначе, чем собирался: – уродов тех.
Мужчины согласно покивали. А девушка ощутила легкую неловкость.
– И все слышали, как Ольцик тогды сказал, яко щита-то не должно было тама быть, – хрипло добавил другой наемник.
Мужчины снова покивали, соглашаясь со сказанным.
– Да и не видели мы прежде такого щита, – проворчал Немир. Он был благодарен Леоне не меньше других, но с трудом признавал это.
– Ну, мужики, если уж на то пошло, то и проснулись мы тогда не сами, – хмыкнул Милош.
Леона смущенно улыбнулась, вспоминая, как сооружала башню из всего, что звенело и попадалось под руку.
– И мы знаем, что последние две ночи ты снова щит ставила, – озорно проговорил Кирьян. – Отар видел, – радостно сдал он напарника.
Отар хмыкнул и подтвердил скупым кивком сказанное.
– В общем, мы тут решили, – продолжил Яр. – Мы хотим тебя отблагодарить. Вот, держи. – И наемник протянул ей даже на вид тяжелый кошель.
Леона ошарашенно посмотрела на протянутую ей мошну и слегка подалась назад.
– Я не могу это принять, – твердо сказала она.
Сбоку весело хмыкнул Бальжин.
– Я ж говорил вам, – прокряхтел он, сдерживая смех.
Наемники нахмурились – никто всерьез не ожидал, что девка заупрямится.
– Это твоя честно заработанная плата наемного чаровника, – упрямо сказал Яр.
Девушка несогласна качнула головой.
– Я не нанималась.
– Да чтож ты за баба такая неправильная, – ворчливо проговорил Немир. – Бери давай.
– Все честно, – добавил нахмурившийся на, как ему казалось, девчоночью дурость Отар. – Все это было в обязанностях чаровника. Так? Так. Ты их выполнила. Ты заработала эти деньги.
И даже Кирьян лишь скромно улыбнулся, обойдясь без своих шуточек, и согласно кивнул, взглядом указав ей на кошель, мол, «бери, не упрямься».
И мужчины выжидательно установились на нее, готовые, если понадобится, силой впихнуть монеты ей в сумки.
– Я не… – нерешительно начала девушка.
Она действительно не считала, что может взять эти деньги. Ведь она сама прибилась к обозу ради защиты. И если уж на то пошло, то это ей должно заплатить наемникам, а не принимать плату от них. Да и любой на ее месте поступил бы так же, она могла – она сделала. За человечность не платят. А иначе чего она тогда будет стоить, если будет не от правды, не от души идти, а от корысти?
– Это наша благодарность, – начал хмуриться Чеслав. – Ты ее честно заслужила, нам ли не знать.
– Не обижай их девонька, это ить от чистого сердца. Нельзя так, – тихо проговорил Бальжин, наклонившись к ней сзади.
В груди у нее защемило.
– Спасибо, – только и смогла вымолвить девушка.
Яр вложил ей в ладони кошель и она, с благодарностью поклонившись, приняла его.
– Ты бы спрятала, девонька, – посоветовал Бальжин. – Не зря ж ребята так тесно встали-то.
Она кивнула, и спрятав кошель за пазухой, затянула горловину рубахи. Наемники заулыбались: кто был доволен тем, что смог искренне отблагодарить нежданную помощницу, кто – тем, что не чувствовал себя больше обязанным совсем юной девахе.
– Ну, легкого пути тебе, девонька, – пробасил оружейник, приобнимая ее на прощанье.
– И тебе, Бальжин, – растроганно проговорила она.
– Ты заглядывай уж как-нибудь ко мне, – пригласил он и, похлопав ее по спине, отстранился. – Гляди, – он повернул ее к городу, – вишь там справа, где крыша алая виднеется, это значится святилище Хартена, тама вот, почти подле него, лавка моя стоит. Поспрашиваешь у местных, подскажут. – И посмотрев на нее добавил: – Я завсегда тебе рад буду.
– Я обязательно тебя навещу, – пообещала она.
Он кивнул, принимая ее обещание.
– Рад был с тобой познакомиться, Леона, – сказал Кирьян, подходя к ней ближе.
– Я тоже была рада, – с улыбкой ответила девушка.
– Приезжай, если одиноко станет, – лукаво проговорил он, шутливо подмигивая. И уже серьезнее добавил: – обращайся, если что понадобится. – Он слегка замешкался и все же позволил себе обнять девушку, на мгновенье прижав ее к себе. – Ты знаешь, где нас найти.
Она кивнула.
– Береги ее, малец, – добавил он, повернув голову к Словцену. Тот кивнул.
Наемники в разнобой пожелали легкой дороги, по очереди пожали парню руку и отошли, освобождая им путь. Девушка повернулась к коню, сделала несколько шагов и, ухватившись за луку седла, вскочила на спину Флокса. Усевшись, она повернулась к наемникам, и они низко поклонились ей на прощанье.
– Легкого пути, – пожелал ей Яр.
Девушка поклонилась им в ответ.
– Да будут ровны ваши дороги, – тепло проговорила она.
И заметила вдруг мужчину, который остался позади всех и молча наблюдал издалека. Он сложил руки на груди, оперевшись плечом на кибитку, и пристально смотрел прямо на нее. Они встретились взглядами, и Леона замерла, не в силах сразу отвести глаз. Спустя пару ударов сердца, показавшимися ей целой вечностью, Воимир слегка качнул головой, прощаясь, и она наконец отмерла. Едва заметно кивнув ему в ответ, она с трудом отвернулась и поддала шенкеля.
Словцен, вскочив в седло и пустив вперед свою кобылку, поспешил следом.
Воимир, глядя в след удаляющейся девушке, подошел к Бальжину.
– Я могу просить тебя, взять ненадолго себе моего жеребца? – низким голосом спросил он оружейника.
Бальжин искоса глянул на уезжающих ребят и нахмурился.
– Зачем тебе? – недобро спросил он.
– С каких пор ты мне не доверяешь?
Бальжин промолчал, и Воимир вынужден был добавить:
– Ничего крамольного, клянусь тебе.
Бальжин, погодя, кивнул.
– Спасибо, друг, – поблагодарил его Воимир, похлопав оружейника по плечу. – Я заберу его позже.
И мужчина, передав поводья Бальжину, направился прочь от обоза, в сторону поредевшего леса.
[1] Княжград – столица; город, где сидит князь.
Глава 18
Солнце подкатилось совсем близко к горизонту. С наступившим вечером, несмотря на то, что в свои права уже входил жгучень[1] месяц, или как его еще часто называли – ягодень, за обилье поспевающих сладких плодов, вокруг заметно похолодало.
Они ехали по отсыпанной лесной дороге, и в чаще опустившаяся вечерняя прохлада ощущалась сильнее. Девушка вытащила из ближайшей сумки свернутый кожух, встряхнула, расправляя, и надела поверх рубахи.
Где-то рядом раздалось громкое «Уху-х», и справа сильно качнулась одна из ветвей широко раскинувшегося дуба. От неожиданного звука и резкого движения ветки Флокс напрягся и высоко поднял уши. Леона успокаивающе потрепала коня по шее.
Словцен поежился.
– Тебе не кажется, что как-то неуютно здесь? – спросил парень.
Леона задумчиво покивала.
– Я тоже обратила внимание. Будто следит кто-то, – согласилась она.
– Далеко нам еще? Может лучше вернемся к городу? Заночуем в трактире, а по утру поедем дальше?
– Нет, – отрицательно покачала головой девушка. – Мы уже где-то близко. Дольше возвращаться будем.
Словцен тяжело вздохнул, но спорить не стал.
Вскоре, в подтверждение ее слов, лес расступился, обнажая широкое хлебное поле, за которым следовало небольшое редколесье.
Миновав поспевающие хлеба и поредевший лесок, друзья выехали к лежащему впереди обширному подворью со множеством хозяйственных построек, широко раскинувшимся огородом и тремя добротным бревенчатыми домами из темного сруба. И не окружало их никакого, даже самого худого, забора, словно и не боятся здесь люди ни татей, ни зверей диких, ни разгулявшейся нечисти.
Далеко друг от друга стояли две самые большие да высокие избы о двух этажах, со множеством комнат и широкими светелками[2] под крышей. А меж ними расположился дом пониже да попроще. Приземистый, с обилием окон, он больше напоминал общественную сельскую избу для собраний. И каждый из домов был украшен искусной резьбой, да каждый по-своему, словно отражая его назначение. Были там и отличающиеся друг от друга коньки, венчавшие верхушкой крыш, и ажурные причелины по карнизам, да каждая со своей особой резьбой, и наличники, которые будто и не вырезали, а лепили из глины, настолько плавными были изгибы и тонки древесные узоры, и даже ставни, и те с резьбой были, да такой умелой, что и не верилось даже, что могли человеческие руки такое сотворить.
Прямо перед домами находилась просторная, выложенная плоским булыжником площадка с большим кострищем посередине и лавками вокруг. Девушка предположила, что она предназначалась для собраний. За ней, отделенный невысокой плетенкой, раскинулся огород. А поодаль встали хозяйственные и животноводческие постройки, среди которых Леона точно смогла определить лишь конюшню да сеновал.
В огороде с ручными тяпками работало несколько человек разных возрастов. Одна из работниц, совсем юная де́вица годов одиннадцати, с усердием помогала пропалывать морковные грядки от сорняков. Она поднялась, утирая запястьем лоб, чтобы сдвинуть выпавшие прядки тоненьких волосков и заметила выезжающих из леса гостей. На детском личике вдруг проступил нескрываемый восторг, и, обернувшись к своим, она радостно заголосила:
– При-иеха-ала-а!
Труженики подняли головы, с интересом поворачиваясь в указанную дитем сторону.
Леона удивленно приподняла брови, перенимая от девочки ее непосредственную детскую радость.
– Я гляжу, тебя ждали, – хмыкнул друг.
Леона, все еще улыбаясь, пожала плечами – уж больно радостной была девчушка.
– Может спутала с кем, – предположила она.
Друзья поддали шенкеля, пуская лошадей рысью. Проезжая невдалеке от раскинувшегося огорода, Леона приветственно покивала людям, которые, не отвлекаясь от прополки, с интересом поглядывали на новоприбывших.
К тому моменту, как они подъехали к среднему, приземистому дому, на невысокое крыльцо вышел статный длиннобородый старец с берестяным наголовьем поверх седых волос и в длинной, до полу, светлой рубахе, подпоясанной витой тесемкой. Он доброжелательно глядел из-под седых кустистых бровей, спокойно ожидая гостей у порога.
Леона даже из далека ощутила, какой необычайной силой пышет этот седовласый мужчина. От него веяло таким обволакивающим мягким умиротворением и спокойствием, что девушка вдруг ощутила, как унимаются все ее тревоги и волнения. И не осталось у нее сомнений в том, кого видит она перед собой.
Друзья придержали лошадей у крыльца и спешились. Леона передала поводья оставшемуся стоять рядом со своей кобылкой другу. Сделав шаг вперед, но не смея ступать на крыльцо без дозволения, она низко поклонилась старцу, прижав одну руку к груди, а другой касаясь земли в глубоком поклоне.
– Здравия тебе, досточтимый Гостомысл! Мир да полнота дому твоему и всем его домочадцам! – уважительно произнесла она и, выпрямившись, осталась стоять в вежливом полупоклоне.
Старец одобрительно покачал головой, а в глазах его появились мягкие смешинки.
– Здравы будем, – раздался чуть хрипловатый, но, несмотря на возраст, полный жизни и силы голос. – Здорова ль ты сама, девица?
– Здорова, благодарствую тебе.
– Вижу чтишь ты обычаи, похвально. Покажись ликом своим да назовись, дитя, – мягко повелел Гостомысл.
Леона выпрямилась, подняла голову, глядя на старца.
– Мое имя Леона.
Мужчина понимающе покивал и перевел взгляд на державшегося все это время в сторонке парня. Проследив за его взглядом и ощутив легкое беспокойство, девушка тоже повернулась к другу, собираясь его представить, но Гостомысл ее опередил:
– А ты, гость, кем будешь?
Парень замешкался, не зная, что толком ответить. В пути он множество раз представлял эту сцену, и в своих мыслях он говорил всегда почтительно и уверенно, быстро находя правильные слова. Да так, что своей ладной речью он всегда впечатлял воображаемого учителя. Но в жизни оказалось все иначе. В голове вдруг сделалось пусто, как в дырявом котелке, и нужные слова отказывались находиться, ускользая от него, как шустрые змейки.
– Здрав будь, Гостомысл, – громко поздоровался он, склоняясь в глубоком поклоне. И как бы не старался он говорить уверенно, в голосе его проскользнуло волнение. – Мое имя Словцен. Я давний друг Леоны, сопровождал ее в пути, и…
Парень запнулся, стушевавшись на мгновенье – он приехал без приглашения, его, в отличии от подруги, здесь, не ждали. И разлившаяся по лицу алым цветом краска явственно свидетельствовала о том, что парень здорово переживает, как бы его не прогнали. Он, конечно, не сомневался, что гостя примут на ночлег, но вот дальше…
А в следующий момент всхрапнула его проголодавшаяся кобылка и ткнула Словцена в бок, ища у него в карманах лакомства. И сама не зная того, спасла хозяина от неловкой паузы.
Собравшись, он едва заметно нахмурил брови, недовольный своей растерянностью, и, аккуратно отведя от себя голову лошади, твердо продолжил:
– Я хочу учиться вместе с ней. Примешь ли ты меня в ученики, господин Гостомысл?
Старец низко рассмеялся.
Девушка взволнованно (Ружена предупреждала ее, что у Гостомысла твердый, непреклонный нрав… А ну как и правда прогонит по утру Словцена, куда он один поедет?), повернулась снова к хозяину поместья. И тут вдруг заметила прильнувшие к многочисленным окнам любопытные, светло улыбающиеся лица. И, глядя на их улыбки и на мягкий смеющий взгляд Гостомысла, ей враз сделалось ясно, как белый день – в неизвестность не прогонит. Коли в ученики не возьмет, так позаботится о том, чтобы юноша доехал назад в целости да сохранности.
– Ну здравствуй, Словцен, друг Леоны, – негромко проговорил Старец. – И чему же ты хочешь здесь учиться?
Словцен замялся. Он ведь даже не знал, для чего именно приехала сюда подруга и какую науку собирается постигать. Но отступать он не собирался.
– Чему научишь, – твердо проговорил он, вновь поклонившись. – Любую науку я готов перенимать.
Старец снова тихо и коротко посмеялся, качая головой.
– Не обещаю я вам обученье. Но будьте гостями дорогими. Разделите с нами кров да пищу, – проговорил он разводя руками в широком жесте.
Ребята снова поклонились, благодаря за радушие.
– Вы прибыли одни? – подозрительно спросил Гостомысл.
– Одни, – подтвердила девушка.
Стариц слегка наклонил голову, нахмурился, сведя кустистые брови на переносице, и, прищурившись, недовольно посмотрел в ту сторону леса, откуда прибыли гости.
И вдруг, словно в ответ ему, из редколесья раздалось громкое волчье завывание.
Гостомысл задумчиво чуть выставил нижнюю губу вперед и, все еще глядя в даль, словно что-то видел среди деревьев, слегка покивал головой. Будто что-то принимая.
Девушка, вслед за взглядом старца, озадачено повернулась в сторону лесной дороги.
– Чтож, раз так, то милости прошу, проходите, – пригласил Гостомысл, вновь посмотрев на гостей.
Затем повернулся к избе, будто нисколько не сомневался, что из окон на них сейчас с любопытством глазеют несколько пар глаз.
– Кликните-ка Прошку, – повысив немного голос, так чтобы его услышали, попросил он. – И брысь по местам. Нашли причину от дела отвлекаться, – добавил он уже немного ворчливо.
И вот вроде и не приказ то был, просьба. Но не возникало ни единого сомнения, что никто не посмеет его ослушаться.
На крыльцо выбежал веснушчатый худенький мальчишка, на вид годов тринадцати. Поклонился коротко гостям, выжидательно посмотрел на старца.
– Будь добр, позаботься о лошадях, – попросил его Гостомысл, чуть поворачивая голову в их сторону. – Наши гости устали с дороги и еще не знают здешнего уклада.
Мальчишка кивнул, подбежал к Словцену и забрал у него поводья, тут же увлекшись лошадками.
– Можешь Але́шку в помощницы себе взять, вдвоем живее управитесь. Любит ее скотинка, – добавил Гостомысл.
Паренек снова кивнул и, взяв под уздцы лошадей, пошел в сторону конюшен, кликнув по пути Алешку. Из огорода к нему побежала та самая девчоночка, которая первая заметила прибывших гостей.
– За поклажу не тревожьтесь, – снова обратился старец к друзьям. – Опосля заберете.
Ребята кивнули и, глянув на своих лошадок, стали подниматься на крыльцо.
– Мы ждали твоего прибытия еще два дня тому назад. Приключилось что? – спросил Гостомысл.
– Приключилось, – не стала отпираться та.
– Ну, чтож, то разговор не для порога, – прозвучал в ответ размеренный голос старца. – Проходите в дом, да поговорим как следует.
Гостомысл одобрительно проследил за парнишкой, еще раз глянул в сторону леса и, пропустив вперед гостей, вошел следом за ними в избу.
***
– Да, большое лихо приключилось с вами в пути, ничего не скажешь, – задумчиво проговорил Гостомысл, хмуро качая головой и глядя, как на столе расставляют миски с разносолами.
Они втроем сидели в дальнем углу избы. После теплого знакомства с некоторыми домочадцами – теми, кто в тот момент был в избе, их оставили одних. И лишь пара заботливых молодых ребят носили сейчас гостям сытные угощения.
За едой о худом не говорили – Леона рассказывала про их жизнь с Руженой в Багровке, Гостомысл о тех временах, когда они были моложе и вместе постигали забытые колдовские науки.
– От чего же забытые-то? – удивился Словцен, жуя томленые с мясом овощи. – Вон же, в каждом селе почти знахарка своя есть, и ворожею можно сыскать, если постараться. Да и чаровники встречаются.
– Есть то они есть, – тихо согласился Гостомысл, уже окончивший трапезу. – Да те знания, что у них остались, это лишь обрывки древних наук. Многое забыли люди с тех пор, как ушли чары из нашего мира. Многое потеряли, – печально проговорил старец.
– Как же они ушли-то, если я своими глазами несколько дней тому назад видел, как щиты обережные ставят, – недоумевал Словцен, совсем уж не понимая, о чем толкует Гостомысл.
Леона с интересом перевела взгляд на задумчиво нахмурившего лоб старца. Слегка оттопырив нижнюю губу, он глядел в окно на разлившиеся в небесах сумерки, едва заметно кивая головой и словно размышляя, стоит ли начинать рассказ.
