Текст книги "Леона. На рубеже иных миров (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Спи.
И у измотанного, из последних сил крепившегося оружейника в мгновенье закатились глаза, скрываясь под опустившимися веками. Сердце его застучало ровнее и дыхание, наконец, перестало быть тяжелым и урывистым. Грудь его теперь вздымалась мягко и размеренно, говоря о том, что он погрузился в здоровый, лекарственный сон.
Спящего мужчину занесли в освобожденную кибитку, а следом помогли забраться внутрь и уставшей девушке. Она запретила кому-либо их беспокоить и, не побоявшись за девичью честь, скрылась под опустившимся пологом, оставшись наедине с бессознательным мужчиной.
Когда солнце на небосводе медленно стало подбираться к зениту, полог наконец распахнулся, являя осунувшуюся, бледную Леону. Она сделала шаг вперед и, не удержавшись, едва не выпала из повозки. В последний момент ее успел подхватить дежуривший под колесами кибитки Словцен. Он бережно помог девушке встать на ноги. С трудом сделав несколько шагов в сторону леса, она обессиленно упала на колени и с тихим стоном вывернула свое нутро на изнанку.
Словцен поспешил принести ей воды и оставшийся отрез чистой ткани. Дрожащей рукой Леона утерла бледные губы и сделала глоток холодной воды, надеясь, что он поможет ей прийти в чувства. Но не сумев сама удержать ставшую в миг тяжелой кружку, она выронила ее из ослабевшей руки и моментально потеряла сознание.
Кирьян, успевший задремать у противоположной телеги, очнулся, разбуженный начавшейся возней, и уже встревоженно спешил к ним, когда Леона вдруг стала заваливаться. Он ускорился и подбежал как раз вовремя, чтобы помочь Словцену придержать изнеможденную девушку, и, бережно завернув ее в свой теплый плащ, отнести во вторую повозку.
***
Она очнулась в трясущейся от движения кибитке. Вокруг, вдоль стенок, почти все было занято составленными друг на друга ящиками, в которых, что-то тихонько лязгало и дребезжало. Сквозь щель, меж двумя не плотно задернутыми половинками полога, проскальзывали теплые лучики солнца, развеивая, прячущийся в глухой повозке сумрак.
Она слабо пошевелилась, чувствуя, как затекло ее тело, и медленно попыталась подняться.
– Я бы не советовал тебе пока вставать, – послышался спокойный, немного усталый мужской голос.
Леона резко повернулась на звук – слева от нее, ближе к пологу, устроившись в нише между ящиками и расслабленно откинувшись спиной на стенку кибитки, сидел незнакомый мужчина. Вытянутая нога его почти касалась ее стоп, а на вторую, согнутую и подтянутую к себе, он положил расслабленную руку, так, что кисть свободно свисала с колена. Обращаясь к ней, он слегка повернул голову в ее сторону, но полумрак повозки скрывал черты его лица и единственное, что было понятно, это то, что волосы он носил длинные, никак не собранные и едва достающие ему до плеч.
Она настороженно смотрела на незнакомца, не понимая, ни кто он, ни что вообще происходит: почему они вдвоем в одной повозке? почему она движется? что с Бальжиным? где остальные? кто он такой?
В голове у нее вдруг вспыхнул до ужаса яркий образ другого мужчины: с длинными рыжими паклями, дикими, пугающими своей различностью, глазами и широким, рваным шрамом на лице. В одночасье пришло понимание – мужчина, что волей судьбы оказался с ней в повозке, намеренно затаился в тени, скрываясь от ее взгляда. Эти два образа, наконец, сошлись в ее голове, и она со все более нарастающим ужасом стала замечать пугающие сходства: волосы незнакомца, теперь стало очевидно, что висели сальными клочьями и даже в полумраке отчетливо отливали ржавчиной; один его глаз совершенно точно был белесый, щеку пересекал ровно такой-же неровный шрам, а на губах играла жесткая, торжествующая ухмылка.
Она резко подорвалась с места, намереваясь успеть выпрыгнуть из кибитки, но успела лишь всколыхнуть полог, когда ее ухватили сзади сильные мужские руки, грубо перехватив поперек туловища, и затянули ее обратно внутрь.
– Ты что творишь!? Совсем дурная!? Точно жить надоело… – с трудом сдерживая раздражение, ошарашено прорычал он, усаживая ее на место.
Девушка решительно потянулась к поясу, пытаясь нащупать кинжал, но к ее полнейшему ужасу, клинка на месте не оказалось. Она быстро глянула вниз, удостоверяясь в этом, и вновь подняла дикий взгляд на мужчину, стараясь быстро придумать способ, как с ним расправиться и сбежать. И в этот момент, под проникшим на мгновенье сквозь всколыхнувшиеся части полога светом, стало вдруг видно, что волосы его вовсе не рыжие, а темные, изрядно прореженные густой сединой, а лицо его не обезображено страшными шрамами, и глаза вдруг оказались совершенно обычные – карие.
За проемом полога мелькнула знакомая кобылка Словцена и его вихрастая светлая голова. Он ехал прямо за повозкой, устало ссутулившись в седле, и, заметив внутри какое-то движение, обеспокоено подъехал ближе, старясь заглянуть в щель меж колышущимися половинками полога.
Рядом продолжал настороженно сидеть напряженный хмурый мужчина, оставаясь на чеку, и готовый в любой момент вновь подорваться ловить одуревшую девку.
Она шевельнула губами, пытаясь что-то ему сказать, но сталось вдруг, что это стоит огромных, казалось бы, не подъемных сейчас усилий; перед глазами стало все вытягиваться вдаль, сужаться; силуэт незнакомца, находившийся прямо перед ней, начал удаляться от нее, а сознание быстро меркнуть.
– Я же говорил, что не стоит пока вставать, – недовольно пробормотал мужчина, аккуратно укладывая бессознательную девушку обратно.
***
Когда она очнулась в следующий раз, в повозке кроме нее никого уже не было. В ящиках продолжали все так же дребезжать и позванивать нераспроданные товары Бальжина, а сквозь трепыхавшиеся половинки полога все так же проникал дневной свет.
Сонно хмурясь, девушка осторожно приподнялась на локтях, недоуменно глядя на чужой плащ на котором лежала, еще раз осмотрелась и медленно перетекла в сидячее положение, оперевшись спиной на стенку трясущейся кибитки. Несмотря на то, что она еще ощущала некоторую слабость в теле, которая должно быть была последствием чрезмерных нагрузок на отвыкшие от тренировок мышцы, чувствовала она себя на удивление бодро. Единственное, что ей сейчас действительно досаждало – это легкий голод и жажда. Что было весьма удивительно, ведь после всего того, что случилось за последнюю бессонную ночь, после того, сколько сил и времени она потратила на борьбу за жизнь Бальжина, после того, сколько сил влила в него чтобы удержать его по эту сторону грани, она должна была бы не меньше пары ночей оставаться без сознания и прийти в себя полностью обессиленной и мучимой ужасным голодом.
Девушка жадно пошарила вокруг взглядом, но ничего похожего на бурдюк или баклагу не нашла. Она разочарованно откинулась головой на стенку повозки, но затылок нещадно стал биться об трясущуюся стенку. Недовольно вздохнув, она подняла голову и устало опустила ее на грудь. На лицо упал пробившийся к ней лучик света, и девушка задумчиво повернулась в сторону треплющихся половинок полога. Поднявшись на ноги и придерживаясь за ящики и стенки повозки, чтобы не упасть, попадись под колесо особо крупная кочка, она подошла ближе к выходу и сдвинула пыльные половинки полога, впуская яркий солнечный свет внутрь кибитки и пораженно глазея на открывшийся перед ней вид.
Первое, что она с облегчением подметила, это то, что, судя по всему, они продолжали двигаться обозом – прямо за ней все так же ехал на своей кобылке уставший Словцен, недалеко от него ехали пара наемников, а следом за ними катилась еще одна кибитка Бальжина. Но вот, что так впечатлило девушку, так это то, что лошадки сейчас, громко стуча подкованными копытами, вышагивали по широкой белокаменной дороге. Мимо, то и дело, проезжали незнакомые верховые люди, груженые телеги, кибитки, и кареты, которые ей прежде доводилось видеть лишь в детстве.
Словцен заметил выглянувшую девушку и светло, с нескрываемым облегчением, ей улыбнулся. Она ответила ему не менее доброй улыбкой.
– Как ты себя чувствуешь? – повышая голос, спросил у нее друг, подъехав чуть ближе.
– Хорошо, только пить очень хочу. Где Флокс?
– Впереди идет, рядом с головной повозкой, она прямо перед тобой едет.
Крепко придерживаясь, чтобы не выпасть, девушка придвинулась к самому краю, перегнулась через борт, вытягивая голову, и выглянула за повозку, высматривая своего дымчатого друга и убеждаясь в сказанном – ее конек мирно шагал впереди на привязанном к первой кибитке чембуре.
Она облегченно улыбнулась и втянулась обратно в повозку, вновь поворачиваясь к Словцену.
– Поймаешь? – спросил друг, показывая на лежащую в его ладони пузатую баклажку.
Девушка согласно кивнула, и он кинул ей сосуд, попав ей прямо в протянутые вперед ладони. Она поспешно откупорила его и с наслаждением отпила нагревшуюся на солнце воду.
– Спасибо, – поблагодарила Леона, утолив жажду и показывая, чтобы парень был готов ловить баклагу обратно.
– Да оставь пока себе, – благодушно ответил парень, махнув рукой.
Она согласно кивнула и, скрывшись на мгновенье за пологом, закинула баклажку в глубь повозки, целясь в расстеленный на полу плащ.
– Как Бальжин? Кто-то остался с ним? – участливо спросила девушка, заткнув половинку полога за ящик, и усаживаясь прямо у самого борта кибитки.
Несмотря на то, что покидая тогда его повозку, она уже знала, что с оружейником теперь точно все будет хорошо, что ничего уже не угрожает его жизни и нужно лишь время на его восстановление, она все-таки волновалась – точно ли все прошло успешно? точно ли у нее получилось?
– С ним Немир оставался, – кивнул парень. – Он уже пришел в себя, с ним все в порядке.
Леона облегченно улыбнулась. Ответ Словцена унял последние ее сомнения, и она почувствовала, как уходят ненужные переживания, оставляя за собой приятную легкость на душе. Теперь оставалось лишь своими глазами увидеть мужчину в добром здравии и собственноручно сменить ему припарку, убедившись, что заживление идет успешно.
В голове у нее крутилось еще море вопросов, но ситуация сейчас, увы, вовсе не располагала к долгим беседам – все же говорить, повышая голос и пытаясь расслышать собеседника за грохотом телег – это мало приятного, да и рядом ехали наемники, невольно становясь слушателями их разговора, и затягивать при них свою беседу было бы неприлично.
– Куда мы едем? Скоро привал?
– Все туда же, ничего не изменилось. Кирьян недавно подъезжал, узнавал не пришла ли ты в себя, говорит, мы скоро доедем уже. Сегодня рано встаем на ночной привал.
Девушка молча кивнула и, прищурившись, глянула на небо – судя по положению солнца, а оно хоть и стояло еще высоко, но уже неуклонно двигалось к западному горизонту, приближался вечер.
То, что подходило время обещанного привала, несказанно ее радовало и заставляло поднабраться терпения и унять ненадолго свое волнение. Она откинулась спиной на ящики и, стараясь ни о чем не думать, стала с интересом разглядывать дорогу и встречающихся им путников. Про белокаменный тракт она была немало наслышана, и он стал для нее тем маленьким чудом, которое она давно грезила увидеть своими глазами. К ее удивлению, ничего из того, что она знала о нем с чужих слов, не оказалось выдумкой – камни, которым он был выложен, действительно были огромны и сияли невероятной белизной, а ширина его была столь велика, что по нему свободно могли ехать не меньше двух обозов, каждый в свой ряд, и в довесок к этому еще пару-тройку рядов конных.
И все же, как бы девушка не пыталась отвлечься, восхищаясь белизной и формами камней, которыми был вымощен тракт, мысли ее все равно раз за разом возвращались к пережитой ночи. К маме, к Бальжину, к тому незнакомцу, который оказался с ней в повозке, когда она впервые очнулась, и снова к пережитой ночи, к безжизненному Богше лежащему посреди поля битвы, к огромному зверю, к умирающему от ее руки человеку, к Немиру, оттащившему ее подальше от боя, к падающему на землю Словцену, к потерянному оружию, к погибшим наемникам… Ни на секунду ей не удавалось забыться, а все эти сцены до ужаса живыми картинками вставали у нее перед глазами, принося с собой пережитые недавно эмоции, запахи, звуки…
Ждать, к ее счастью, пришлось не долго. Совсем скоро обоз свернул с белокаменного тракта на мощеную небольшими светлыми булыжниками мостовую, пролегающую сквозь густой лес, и двинулся по ней, пока наконец не свернул с нее на обычную, проселочную дорогу.
– Подъезжаем, – радостно оповестил Словцен.
Леона с любопытством перегнулась через борт и выглянула из-за повозки.
Дорога привела их прямиком к огромному постоялому двору, стоящему посреди леса и огороженному высоким частоколом.
Обоз стал притормаживать.
Когда тяговые лошади первой повозки, сопроводив свое прибытие громким, голодным ржанием, наконец, остановились, встав почти в плотную к обтесанным кольям забора, по ту сторону что-то звонко щелкнуло, и в воротах отворилось небольшое окошко. В проеме на мгновенье мелькнули чьи-то прищуренные глаза, оглядывая прибывших, и тут же исчезли. Затвор с громким стуком захлопнулся. Послышалась быстрая возня, тягучий скрип, и ворота распахнулись, впуская уставших путников.
– Бальжин! – радушно протянул невысокий полноватый стражник, широко разводя руки. – Давно тебя не было видно в наших краях. Никак с ярмарок возвращаешься?
– А как же, с них самых. А ты, я гляжу, раздобрел, Солест, – добродушно пробасил Бальжин, усмехаясь и проводя рукой по смоляным усам.
Леона удивилась, услышав бодрый голос оружейника. Неужели, несмотря ни на что, он продолжал вести за собой обоз, сам управляя своими лошадками? Внутри вспыхнуло уважение к этому стойкому и духом, и телом мужчине.
– Что есть, то есть, – хохотнул стражник, потирая округлившееся брюхо.
– Хорошо дела значитца пошли, – с удовольствием заметил оружейник. – Рад тебя видеть в добром здравии! Как семья? Как там поживает твоя Огнежка, подросла небось?
– А то! Все уж, выросла девка-то. Хороша зараза. Только и успеваю, что гонять парубков от избы. Ишь женишки безусые, – хмыкнул он, покачав головой. – А Миленка у меня на сносях вона щас ходит, по осени разродиться должна. Хорошо, как видишь, живем, ладно все, – с теплой улыбкой проговорил мужчина.
– Гляди не переусердствуй с женишками, – хохотнул Бальжин. Стражник в ответ лишь махнул на это рукой: мол, да чего сделаться-то, разберемся.
– Ну, чтож, передавай Милене твоей мои поздравления да пожелания крепкого здоровья и ей, и дитятку.
– Спасибо тебе на добром слове, Бальжин, – поклонился страж. – Да ты сам и передай. Она нонче-то тут, с женкой Тарна где-то сидит, сдружилися последнее время они. Встретишь небось. Да ты проезжай скорее, Тарн будет рад тебя видеть.
Бальжин тряхнул вожжами, и, вслед за его повозкой, тронулся весь обоз.
Они проехали сквозь ворота и Леона, все еще с интересом выглядывающая из-за борта повозки, увидела широкий, сложенный из серого камня трехэтажный трактир. Перед ним находилась большая крытая коновязь, которую Леона с интересом рассматривала, пока обоз не свернул и, минуя здание, не проехал дальше, в глубь подворья. Они завернули за трактир, проехав мимо длинных конюшен, находящихся по другую сторону, и выехали на просторный, свободный от построек двор, где обособленно друг от друга, уже расположились два небольших обоза, и стояли единичные телеги, да кибитки. А на другой стороне двора, встав по ближе к трактиру, находилась большая баня, из трубы которой курился сизый дымок, обещая уставшим путникам горячий пар и чистую воду.
Бальжин увел свой обоз в свободную сторону, выстроив повозки в единый ряд, вдоль частокола. На помощь им тут же поспешили пара конюших помогать распрягать из-под оглобель лошадей и по очереди уводя их в стойла.
Как только колеса ее кибитки остановились, девушка с нетерпением выпрыгнула из повозки и скорее направилась в сторону Бальжина. Оружейнику уже помогли спуститься с облучка и он, тяжело опираясь спиной на борт повозки, о чем-то беседовал с уже виденным ею ранее черноволосым мужчиной.
Заметив его, Леона в нерешительности замедлилась, бросив на незнакомца опасливый взгляд. Хоть она и видела теперь, что это совершенно другой человек, но отголоски пережитого днем страха еще давали о себе знать, заставляя ее в полной мере неразумно испытывать к нему смесь вовсе не добросердечных чувств смешанных с вполне понятным чувством стыда за свое неразумное поведение.
Мужчина тоже заметил ее. Словно поняв ее замешательство, он закончил переговариваться с оружейником, развернулся и, взяв под уздцы темно-бурого коня, не дожидаясь помощников, сам повел его в сторону конюшен. Походя мимо, он бросил на нее короткий взгляд и, не сбавляя шага, едва заметно кивнул. Леона растеряно кивнула в ответ и, слегка обернувшись, озадаченно посмотрела ему в след. Развернувшись обратно в сторону Бальжина, она поняла, что оружейник уже увидел ее. Тепло улыбаясь, он наблюдал за тем, как она приближается и, не двигаясь с места, ждал пока она подойдет.
Леона почувствовала, как на лице ее расплывается ответная, не менее теплая улыбка. Она остановилась перед Бальжиным и, молча переминаясь в нерешительности, счастливо улыбалась. Наконец не выдержав, она смущенно прижалась к нему в коротких крепких объятиях.
– Я так рада, что с тобой все в порядке, – искренне сказала она, отступая.
Ответить Бальжину не дали. Рядом раздалось громкое укоризненное ржание и в бок Леоне ткнулась конская морда. Девушка засмеялась и ласково запустила руку в дымчатую гриву.
– Да Флокс. То, что с тобой все в порядке, я тоже рада, – нежно проговорила она, почесывая друга по шее. Удовлетворенный конь, тихонько фыркнул, ткнувшись носом ей в лицо, и отвернулся, заинтересовавшись теперь сочной травкой под своими копытами.
Мужчина тихонько посмеялся в усы, и когда Флокс позволил продолжить им беседу, и Леона, улыбаясь, вновь повернулась к оружейнику, он низко, признательно поклонился.
– Благодаря тебе, девонька, – проговорил Бальжин, положив широкую ладонь на ее плечо и благодарно улыбаясь. – Я по правде-то сказать мало чего помню, смутно оно в голове все. Помню холодно было до одури и расплывалось все вокруг. Но временами получалось различить твое лицо, и ты мне чего-то говорила. Токмо выглядело это так, словно не сама ты, а твое отражение в воде, и губы-то твои так медленно-медленно двигались. Да помню еще, как ногу всю будто каленым железом облили. А потом враз легко стало да тепло.
– Я бы не справилась одна, – честно ответила девушка, смущенно улыбаясь и чувствуя, как приливает к щекам обжигающая краска, а в носу начинает пощипывать от этой искренней признательности.
Бальжин махнул рукой.
– А мы бы не справились вовсе. Я-то уж точно не выкарабкался бы. Так что девонька я хоть толком-то и не помню чего было-то, но то, что я жив твоя заслуга. Если бы не ты, я бы тут щас не стоял да языком не трепал. – Мягко проговорил он. – Да если бы и не помнил, ребята б мне забыть не дали, – хохотнул он. – Ты ведь нас всех спасла. Не иначе Боги мне тебя послали.
Она тихонько улыбалась и не знала, что ответить от смущения. Ей было так тепло на душе от слов Бальжина, так хорошо и радостно, от того, что она смогла спасти хорошего человека, и одновременно так печально, что не все выжили после сегодняшней ночи, что чувства внутри свивались в единый, спутанный комок, и она ничего не могла ответить мужчине на его благодарность, молча переживая внутри эту обжигающую бурю эмоций. Леона вдруг вспомнила про меч и ей стало ужасно стыдно. Во время боя она потеряла одолженное и явно дорогое оружие. Улыбка сошла с ее лица. Девушка печально нахмурилась и пристыженно опустила на мгновенье голову.
– Бальжин, прости, я потеряла твой меч, – тихо проговорила она, чувствуя, как встают комом в горле эти слова и от стыда начинают гореть щеки.
Бальжин негромко, рассмеялся тихим, грудным смехом и, снова положил руку ей на плечо.
– Ох, девонька, – покачал головой он. – Да даже если бы меч был утерян, я бы не осерчал на тебя. Это был бой, – твердо сказал он. – А в бою случается всякое. Тем более, я ведь сам отдал его тебе.
Леона растерянно посмотрела на мужчину. Если бы был утерян? Что это значит? Неужели его нашли? Сердце сделало внутри радостный кульбит предвкушения. Неужели клинок снова у него и ее совесть может быть спокойна? Мужчина хмыкнул и, повернувшись к распрягающему у соседней повозки лошадей Немиру, позвал, повышая голос:
– Немир, будь добр, принеси-ка тот сверток, что перед отъездом убирали.
Наемник кивнул и быстро запрыгнул в первую повозку. А оружейник, повернувшись к Леоне, продолжил:
– Не утерян он. Ребята подобрали его, почистили. Куда бы он со стоянки-то делся.
А уже через мгновенье Немир протянул Бальжину через окошко в передней стенке кибитки длинный сверток из сероватой холщевой ткани.
– От спасибо тебе, – поблагодарил мужчина, принимая его.
Бальжин развернулся обратно к девушке и тепло, по-отечески, посмотрел на нее.
– Он твой, девонька. Я нисколько не сомневаюсь, что этот меч теперь в достойных руках. – Мягко проговорил он, протягивая сверток Леоне.
Девушка же брать сверток не спешила, ошарашенно глядя на мужчину.
– Бальжин, – твердо проговорила она. – Я не могу принять его, это слишком дорогой дар. А расплатиться я с тобой не сумею.
Мужчина в удивлении высоко поднял свои кустистые брови, на мгновенье опешив от ее ответа. Он никак не ожидал, что девушка откажется от его подарка. Удивление его быстро сменилось низким, грудным смехом.
– Дорогой, – хмыкнул Бальжин. – Я тебе жизнью обязан, а тут лишь меч! Не обижай меня, прими мой подарок, – пророкотал он.
Леона почувствовала, как вновь начинает щипать в носу от переполнявших ее чувств. Она трепетно приняла протянутый ей холщевый сверток, в котором отчетливо прощупывалась твердая сердцевина, и, подняв сияющий взгляд на оружейника, искренне, от всего сердца проговорила:
– Благодарю, Бальжин. Это честь для меня.
Мужчина хмыкнул.
– Это для меня честь, девонька. Для меня, – покачал головой он. – Пусть он сослужит тебе добрую службу. Нареки его. Я вижу, что он уже признал тебя своей хозяйкой и будет тебе верен.
Леона низко поклонилась оружейнику, прижимая к сердцу его дар и чувствуя, как все трепещет внутри от восторга и благодарности.
– Тебя, там вона заждались уже, – хмыкнул он, кивая за ее спину.
Леона обернулась. За ее спиной, в нескольких саженях от них, в нерешительности стоял Словцен, держа под уздцы свою кобылку и терпеливо ожидая девушку.
Внутри у нее сжалось сердце. Она вздохнула и, тепло улыбаясь, повернулась обратно к оружейнику. Чувствуя, как все же подступают к глазам слезы, девушка снова порывисто обняла его. Бальжин легонько похлопал ее по спине и мягко, по-отечески, поцеловал в светлую макушку. Леона тихонько утерла проступившие слезы, отвязала Флокса и, взяв коня под уздцы, направилась в сторону ожидающего ее друга.
А мужчина, улыбаясь, смотрел ей вслед, не понимая, как отпустили это светлое дитя одно в бывающий столь жестоким мир. И надеялся, что этот меч поможет ей сберечься.
Глава 16
Эту ночь путники наконец проведут в теплых постелях. И ни утренний туман, заключающий все в свои влажные объятия, ни прохладный ночной ветерок, ни любопытные букашки не потревожат сегодня их сон. Но не чувствовали они сейчас радости этим удобствам. Ни мягкие сухие перины, ни одеяла, ни горячая баня, ни разнообразие яств – не принесли им долгожданного блаженства. Каменные стены давили. В душных комнатах, словно, не хватало воздуха. Пряные ароматы харчевни не вызвали аппетита. А горячая вода очистила их тела, но не очистила умы и души.
И когда за окнами стало смеркаться, никто из них не смог противиться тягостному чувству, тянущему их наружу, на воздух, на простор. Никто не усидел внутри трактира. Потихоньку, один за другим, они стали выходить в огромный двор и подсаживаться к крохотному костерку дозорных, следящих за выстроенным вдоль дальней стены частокола обозом. К тому моменту, как ночное небо озарила россыпь сияющих в черноте звезд, все они уже успели собраться вокруг небольшого пылающего в темноте костерка. Сидели молча. Сегодня им это было нужно – вот так помолчать вместе.
– Эй, Яр, – окликнул наемника Чеслав. – Ты бы может сыграл нам чего…
Собравшиеся согласно закивали. Яр молча поднялся со своего места и скрылся ненадолго в одной из повозок. А вернулся, уже неся в руках небольшую, пожившую свое домру[1]. Усевшись обратно, он придвинулся ближе к огню, взял инструмент поудобнее и, задумчиво глядя в глубь пляшущего в костре пламени, начал медленно перебирать струны, подбирая в голове подходящую мелодию.
И девушка, глядя на задумчивого молодого мужчину, подумала о том, что они с Кирьяном чем-то неуловимо похожи. Яр был старше на пяток лет, но в остальном: у обоих похожее телосложение, рост и слегка вытянутое лицо, оба носят волосы, собранными в хвосте. Только если у Кирьяна волосы были темными и собранными в низкий хвост, то Яр свои носил выше, и отливали они у него переспелой пшеницей. И сам он был как будто теплее, хоть и был обычно молчалив и серьезен… А от Кирьяна, несмотря на его браваду и вечный полушутливый тон, веяло легким холодком…
Наконец, Яр поднял взгляд от огня и, глядя в глубокую ночную мглу, взял первый аккорд. Тихие звуки сложились в единый мотив, и из-под пальцев его полилась печальная музыка.
Собравшиеся молча слушали завораживающую игру Яра, ставшего на этот вечер их менестрелем[2]. И сложно было понять, что в этот момент отражается в их тяжелых взглядах, опущенных к земле и направленных в пустоту. Пронзительные звуки домры точно и умело касались их душ, затрагивая в каждом присутствующем что-то свое – то сокровенное, что обычно скрыто от чужих глаз. Скрыто так глубоко, что и сами они порой забывали о потаенном. Но только не сегодня. Сегодня можно было вспоминать, чувствовать, печалиться, сожалеть.... Сегодня можно…
Наконец мелодия стихла, разрезав ночную тишину последним тихим звуком, и собравшиеся еще долго хранили молчание, слушая лишь треск прогорающих в костре поленьев.
– Эх, помянем что ли… – хрипло проговорил один из наемников, поднимая руку с кружкой. – За павших…
– За павших, – в разнобой вторили ему остальные, так же поднимая к небу в знак уважения и памяти свои наполненные крепленым медом кружки.
– Да будет Богиня к ним милостива.
Леона, севшая несколько в отдалении от костра, предпочтя тесной компании, уединенный сумрак, не осталась в стороне и вместе со всеми почтила память тех, кто ушел сегодня за грань. Она молча отпила обжигающий глотку мед и тут же резко закашлялась. Некоторые мужчины обернулись, бросив на нее понимающие взгляды, но ни один не проронил ни слова. Сегодня она впервые пригубила крепленый напиток – непривычное нежному горлу питье, болезненным жжением проливалось в нутро, перехватывая дыхание. Девушка пробовала было отказаться, когда Чеслав с полным жбаном медовухи обходил собравшихся у костра. Но на ее лепет, что она не пьет крепленое, он лишь сурово нахмурился и коротко проговорил:
– Сегодня надо. Нельзя отказываться.
И не терпящим возражений движением, опустошил ее кружку, избавляя ее от теплого сбитня, и плеснул в нее горячительный мед.
Рядом, на край ее плаща, опустился Словцен. Какое-то время они просто молчали, глядя на пылающий впереди костерок, и наблюдая, как потрескивающие в пламени поленья отбрасывают искры, которые тут же улетали ввысь, затухая и растворяясь в ночном полумраке. Огонь очищал, забирал то тягостное, что было у них в сердцах.
И вновь раздались в тиши звуки домры. И если предыдущая песнь была плачем, их общей скорбью, то новая мелодия несла покой и умиротворение, наполняя сердца собравшихся теплым светом.
– Как ты? – тихо спросил Словцен, слегка повернув голову к Леоне.
Девушка посмотрела на друга. На его участливо нахмуренном лице танцевали желтоватые блики пламени, отражаясь в разом повзрослевших глазах яркими огоньками. Что у него на душе? Что он сам сегодня пережил? Выращенный в любви, не знавший ужаса смерти и потерь… Добрый мальчишка, мечтавший о приключениях…
– Я в порядке, – негромко ответила Леона, отвернувшись и пожав плечами. А что еще тут можно ответить?
Словцен осторожно накрыл ее ладонь своей и тихонько сжал. Она озадачено опустила взгляд на его руку, лежащую поверх ее ладони, затем посмотрела на парня, глядя в его обеспокоенные глаза, и ощутила, как вместе с теплом от его ладони, разливается в душе еще что-то очень теплое. Она и сама не подозревала о том, как, оказывается, ей сейчас нужен был такой простой, такой мягкий жест поддержки от кого-то близкого и родного. Она улыбнулась и благодарно сжала его пальцы в ответ. На напряженном лице друга на короткое мгновенье отразилась тень недоверчивого удивления, быстро сменившись теплой, нежной улыбкой. Всего лишь короткий миг. Всего лишь тень. Но сколько в этом мимолетном выражении было сокрыто чувств и переживаний, которые девушка упорно не понимала. Не сдержавшись, он нежно погладил большим пальцем тыльную, чувствительную часть ее ладони. Такой искренний, доверительный и… слишком интимный жест. Но девушка не отняла руки. Не сегодня.
Домра звучало мягко. Легкая, светлая мелодия ласкала слух, унимая душевные горечи. И все вокруг несло умиротворение: мягкий, обволакивающий ночной полумрак, мерцающие голубоватым светом небесные искорки, тихая музыка, треск костра, рука друга, робко сжимающая ее ладонь…
– Почему ты сбежала? – тихо спросил он то, что так мучило его последние дни.
Леона тяжело вздохнула и мягко высвободила свою ладонь. Пожалуй, и правда стоит рассказать. Хотя бы часть… Но как объяснить ему все то, что заставило ее двинуться в путь, не раскрыв всей правды? Как объяснить то, чего она боится, то, что заставило ее так с ним поступить? Как рассказать все, но о многом умолчав?
Словцен терпеливо ждал ее ответа.
– Это трудно объяснить…
– Я постараюсь понять.
Какое-то время девушка молча смотрела на танцующие средь бревен языки пламени, подбирая слова.
– Я не могу рассказать тебе все… – осторожно начала она и снова ненадолго умолкла, глянув на тех, кто сидел неподалеку, у самого костра. Ночная тишина была лучшим рупором. Благо расстояние и звонкая музыка должны были заглушить для остальных ее шепот.
– Я ведь никогда не рассказывала о своих родителях, – тихо продолжила девушка так, чтобы ее слова остались слышны лишь Словцену. – Ты еще постоянно обижался на это в детстве. Мол, каждый добропорядочный человек говорит чьего он рода. А если умалчивает, то стало быть есть чего скрывать, а раз так, то и не такой уж он порядочный, ведь скрываются только бесчестные люди, – передразнивая мальчишечий голос, проговорила Леона, с усмешкой глянув на Словцена. – Знатно тебя тогда матушка рушником оприходовала, когда услышала, как ты выпытываешь из меня это. – «Ишь негодник какой! Ты посмотри на него, а, все расскажи да покажи ему. Бессовестный!», – строгим грозным шепотом повторила Леона слова Любомиры.
