Текст книги "Леона. На рубеже иных миров (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
И лишь мгновения ей хватило, чтобы с тревожным недоумением распахнуть глаза и понять, что с напитком что-то не так. Запах его уже не казался ей столь манящим и расслабляющим. Не прошли все же даром годы проведенные в доме знахарки, не прошли даром ее уроки и помощь в приготовлении снадобий…
Натренированный нюх быстро различил среди прочих компонентов, тонкий, еле ощутимый запах сон-травы. И все бы ничего, ведь нет в этой травке ничего страшного… Покуда отмериваешь ты верное ее количество и берешь безопасные части цветка. Но стоит лишь превысить нужный объем или взять вместо лепестков корень… То простая, повсеместно используемая травка для крепкого сна, становится тяжелым снотворным ядом, после которого не всегда приходит пробуждение.
Человек не связанный со знахарским делом даже и не заметил бы разницы, не понял бы, что с питьем его что-то не так. Мало кто знает, что не должна сон-трава пахнуть, покуда варится в малых объемах, или покуда не добавится ее корень во взвар. А если даже и попадется человек знающий, то все равно велика вероятность, что пропустит, не почувствует, не обратит внимание на затерявшуюся среди других ярких ароматов тонкую ниточку еле ощутимого запаха смерти.
А ведь умелый кухарь, знал, что делал. Девушка еще раз вдохнула аромат, внимательнее прислушиваясь к терпкости сон-травы и стараясь различить остальные запахи. Этот напиток рассчитан лишь на сон. Крепкий, настолько крепкий, что и колокольный звон не разбудит. Но всего лишь сон.
Леона вдруг всем своим существом ощутила на себе цепкий, пристальный взгляд. Что бы не вызвать ненужных подозрений, она сделала вид, что всего лишь наслаждалась запахами, выпрямилась и стала медленно наливать в кружку напиток. В голове ее с невиданной скоростью зароились мысли. Она судорожно пыталась успеть придумать, что же ей делать дальше до того, как наполнится напитком вторая кружка.
Кто-то хочет усыпить всех в обозе. А всех ли? Интересно то, что судя по запаху, это именно снотворное. Крепкое, опасное, но все же снотворное. Значит кому-то важно не убить, а именно усыпить наемников и торговцев. Почему? Чтобы не вызвать подозрений? Зачем? Обворовать обоз? А как же обережный круг, который ставится каждую ночь? Злоумышленник не знает об этом? Это вряд ли… Кирьян как-то обмолвился, что в каждой группе наемников есть какой-никакой, а чаровник, сумеющий поставить хотя бы элементарный щит. Думай Леона, думай!
Первая кружка наполнилась, и девушка потянулась за второй. Мысли в голове роились, как пчелы над ульем, быстро сменяясь одна другой и категорически отказываясь выстраиваться в логический ряд. Как только же Леоне казалось, что вот она – зацепка, та самая важная мысль, которая ее приведет к решению, в голове начинала разрастаться темнота, и мыслили ворочались, словно тяжелые валуны – серые, безликие, пустые.
Что же делать? Ни один заговор не изменит состав взвара, ни один заговор не сможет убрать такую крепленость снотворного, если только слегка снизит силу его действия… В кружке неумолимо заканчивалось место и нужно было срочно что-то решать, пока никто не успел испробовать взвар. А нужно ли вообще избавляться от снотворного? Может быть наоборот? Пусть пьют и ничего не подозревают, а она продежурит ночью, проследит, чтобы никто не смог пересечь черту обережного круга. А если враги уже внутри него? Что, если это кто-то из наемников… Или… Она вдруг вспомнила, Ольцика, и то смутное чувство, когда его голос показался ей знакомым. Она зацепилась за это ощущение и в голове, словно вспышкой, загорелась картинка… Ночь, лес и двое неизвестных, недовольных ее присутствием. Неужели он был один из них? Но если он первый, то кто же тогда второй…?
Ох, мушки-домовушки, что же делать…
Боковым зрением она заметила приближающийся темный силуэт и, будучи уже чрезмерно напряженной и взволнованной, слишком резко развернулась, расплескав содержимое второй кружки.
– Я напугал тебя? Извини, не хотел, – проговорил Кирьян.
– Ничего, все в порядке. Я просто задумалась, не заметила тебя сразу.
– Леона, я хотел поговорить с тобой, – он подошел ближе.
– Говори, – согласилась девушка, радуясь возможности потянуть время.
– О, ты уже разливаешь, – заметил он, и кивнув на полную кружку, стоявшую рядом с котелком, спросил: – я возьму?
Решение пришло быстро. Она, сделав вид, что сама хочет подать кружку, быстро развернулась, и имитируя ужасную неуклюжесть, неловко поскользнулась, падая прямо на стол с котлам. К ее разочарованию, у наемника оказалась отменная реакция – он успел поймать ее за руку, до того, как она упала. И девушке не оставалось ничего, кроме как опрокинуть весь стол, имитируя в показной неповоротливости попытку за него удержаться.
Все обернулись на шум. И по затихшему лагерю до Леоны донеслось чье-то удрученное:
– От жеж, курва драная…
Леона с сожалением посмотрела на выпавшее из второго котла тушеное мясо и разлившиеся по траве остатки похлебки. Состроив свое самое пристыженное и разочарованное выражение лица, на которое она только была способна, она с сожалением опустилась на корточки и подняла котел с остатками мяса. На ее счастье, бо́льшая часть содержимого осталась внутри, и девушка водрузила его обратно на стол.
– Кирьян, ты извини, но давай потом поговорим, – расстроено сказала она, и не дожидаясь ответа, развернулась к остальным путникам.
К ее удивлению никто не высказал ей своего недовольства, хотя все без исключения сейчас смотрели в ее сторону.
– Простите меня, я не хотела, – пролепетала она. – В котле еще есть мясо, там на всех должно хватить. Но взвар разлился весь. – Она пристыжено опустила глаза и медленно поплелась убирать устроенный ею бедлам.
Никто не стал ее обвинять или ругаться. Толи целый день пути без привалов сказался, и они просто напросто устали настолько, что им уже было все равно, толи действительно не было в этом ничего страшного, толи просто пожалели неуклюжую девку, но мужчины отнеслись к произошедшему довольно спокойно – ну разлилось и разлилось, чего уж тут теперь поделаешь.
И все же, когда девушка закончила убирать результаты своей спасательной деятельности и проходила мимо Ольцика, то поймала на себе его прожигающий, пылающий ненавистью взгляд. Она отвела глаза, сделавшись еще более расстроенной. Нужно продолжать делать вид, что произошедшее не более, чем случайность, за которую ей до жути стыдно. Но в голове все же мелькнула тревожная догадка: «А не с того ли он так ярится, что она нарушила его планы?».
Она понуро опустилась рядом с Бальжиным, поджав ноги, и глубоко закуталась в плащ.
– Извини, Бальжин.
– Та чего уж тама, – махнул он рукой, – не переживай уж шибко-то. Чай не боярские де́вицы, водой обойдемся.
Она молча кивнула и уткнулась в колени, украдкой переводя дыхание – сердце колотилось внутри так, будто она пробежала не меньше двух саженей без продыху. Нужно было срочно что-то предпринимать. С Бальжиным прямо сейчас говорить нельзя – если недруг действительно среди путников, то он может что-то заподозрить. «Одно хорошо, – подумала девушка, – Кирьян потянулся за кружкой, значит он не знал о сон-траве».
Леона выждала некоторое время, пока лагерь не начнет готовится ко сну, и неловко обратилась к расстилающему себе лёжку оружейнику:
– Бальжин, – позвала она, – ты не мог бы сходить со мной в лес? Мне по нужде… А там темно уж очень…
Мужчина изумленно приподнял на мгновенье брови, но отказывать не стал. Поднялся, кивнул.
– Схожу, чего б нет-то. Пойдем.
Девушка обрадованно выдохнула. Все же это был единственный шанс поговорить с ним без лишних ушей.
Они совсем немного отошли от лагеря, когда оружейник спросил:
– Ты куды так далеко направилась-то? И тута ить уж не видно ничего будет.
– Нет, вдруг пойдет кто, давай еще отойдем.
– Так я окликну, шоб не ходили, если кто пойдет, – проворчал Бальжин, но настаивать и тормозить девушку не стал.
– Еще чуть-чуть, – просительно проговорила она.
Когда они углубились достаточно, и ельник уже почти скрывал их стоянку, она остановилась. Осмотрелась, внимательно прислушиваясь ко всему вокруг, и убедившись, что никого нет рядом, тихо проговорила:
– Бальжин, выслушай меня, пожалуйста.
Мужчина озадачено нахмурился, но кивнул, мол, продолжай, и девушка взволнованно затараторила:
– Я не хочу наводить смуту в лагере, но я обязана рассказать. В первый же день пути, как мы выехали с Яровищ, я заподозрила что-то неладное. Когда мы встали на ночную стоянку, я отошла в лес по нужде. Я понимаю, что это может показаться незначительным, но я тогда невольно подслушала небольшой разговор двух мужчин. И надо сказать, он был не из приятных, хоть и не ясен мне до конца. – Она перевела дух, успокаиваясь, и стала говорить чуть медленнее: – один из них говорил, что я им что-то порчу, и они так не договаривались, на что другой ответил, что он ему платит не за мораль, и вообще, что девка только на пользу, и что его парни развлекутся.
Мужчина хмуро сложил на груди руки, и чуть наклонил голову вперед, внимательно слушая девушку. Она снова затараторила:
– Я понимаю, что я могу и мешать кому-то, и может нет в их разговоре ничего дурного, и я думаю лишнее…
– Тише-тише, – сдержанно перебил ее Бальжин, – говори уж спокойно да толком.
Леона кивнула и продолжила:
– Я бы и промолчала, но только сегодня вот… Помнишь, когда я к тебе на облучок перелезла? И мы говорили о том, что поступки человека отражается на его сути, она как отражение души и помыслов. Так вот, меня тогда не только наемники… смутили. Ольцик, он… Как бы слово-то подобрать верное, как будто гниет изнутри, понимаешь? Его суть вся будто плесенью изъедена. На нем нет отпечатков смерти, он не убивал, но… Я не знаю, что это так отражается, но я уверена, что с ним что-то не так. Не добрый он человек… И когда он обратился ко мне, его голос показался мне знакомым, но я не придала этому должного внимания сразу. А потом уже поняла, что узнала его. Вспомнила. Его это голос тогда в лесу был. Второй не знаю чей, а один из них точно он был. – Леона встревоженно закусила губу. Не оборвет ли ее Бальжин? Не прогонит ли, подумав, что она наговаривает?
Бальжин хмуро свел кустистые брови на переносице и взгляд его стал тяжелым. Мрачные мысли отразились на его лице двумя глубокими складками, прорезавшими лоб.
– Но это еще не все, – она судорожно вздохнула и робко продолжила: – я котлы не случайно перевернула. Помнишь, я говорила, что при знахарке ученицей была? – Мужчина недоуменно сощурился и согласно качнул головой. – Взвар там не простой был, туда корень сон-травы добавили. Его бы и не почувствовал никто, но я часто из него настойки делала и снадобья для сна тяжело больным, я его сразу узнала. Кто-то пытался всех усыпить, да так, чтобы не проснулись даже от громкого шума.
Оружейник несогласно покачал головой:
– Тут всегда во взвары ее кладут, я как-то спрашивал у корчмаря, что за травки он добавляет.
– Нет, Бальжин, – Леона досадливо нахмурилась. – Тут не просто ее добавили. Я знаю, что ее часто используют. Ее для крепкого сна кладут да, чтобы успокоиться. Но для этого лепестки бутонов берут, а не корень. Они во взваре и не чувствуются, не пахнет сон-трава, когда все добавлено правильно. А у корня есть запах, еле ощутимый, но есть. Это не просто взвар, это очень и очень крепкое снотворное.
Мужчина тяжело вздохнул и опустился на поваленное дерево, непримиримо качая головой.
– Да-а, дела-а, – невесело протянул он, уставившись в пустоту.
Леона недоверчиво посмотрела на оружейника, коря себя за то, что не рассказала об услышанном раньше.
– Ты не сомневаешься в моих словах?
Бальжин отрицательно покачал головой, досадно хмурясь.
– Нет, девонька, в словах не сомневаюсь. Я мог бы еще сомневаться в твоей учености – не ошибаешься ли. Но тут уж иль верь на слово, или уж никак. И я все же доверюсь тебе. – Мужчина устало потер лицо, не на долго скрывшись за широкими ладонями. И снова покачал головой, словно отказываясь верить в предательство.
– Хорошо, что рассказала... – наконец тяжело проговорил оружейник, поднимаясь со своего места. И со стороны казалось, что дается ему это с большим усилием, словно он поднимал на себе гору. Он подошел к девушке и благодарно положил руку ей на плечо. – Спасибо тебе.
Леона расслабленно выдохнула и благодарно, вымучено улыбнулась. Все же она до последнего сомневалась. А ну как Бальжин не поверит ей?
– И еще, – добавила она, – Кирьян точно не знал о снотворном, он собирался выпить взвар.
Мужчина задумчиво кивнул.
– Все еще не хочешь остаться в трактире? Мне не нужны зарезанные по ошибке девки на совести. Давай-ка, девонька, бери своего дружка и езжайте-ка в трактир. Неча вам тут сегодня делать.
– Я не поеду, – на удивление твердо ответила она. – Я умею держать оружие в руках и не оставлю тебя одного.
– А дружок твой? Неужто и его готова опасности подвергнуть? Не дури мне голову, девка. Езжай, говорю! – жестко пророкотал Бальжин, мгновенно суровея.
– Нет, – покачала головой девушка, – не готова. Я его предупрежу. Но сама я не уеду.
Оружейник тяжело посмотрел на нее, провел ладонью по лицу, успокаиваясь и собираясь с мыслями, и сказал:
– Нам пора возвращаться. Пойдем.
– Подожди. Как это? Просто пойдем? – недоуменно спросила Леона. – И все? Мы ведь даже ничего не решили. Как нам дальше быть?
– Тебе – спать, – отрезал мужчина. – А еще лучше, если ты всеж уедешь в трактир. Нет? Не хош? Ох, и как же быть-то теперь с тобой… Взял на свою голову… – Покачал головой он. – А делать-то… Да нечего нам делать-то, девонька, нечего. Ждать да и только, – проговорил он, задумчиво кивая своим мыслям. – Кольчужку бы тебе…
– Не нужно, – ответила девушка, понимая, что сама отказывается от дополнительной защиты, которая пришлась бы весьма кстати. – Я никогда не ходила в ней и не умею в ней двигаться, а пробовать сейчас не стоит. Она будет мне только мешать.
Оружейник нехотя качнул головой, соглашаясь.
– Ну, чтож. Возвращаться-то нам все равно надо. Идем.
Леона покорно кивнула и молча пошла за оружейником, думая о том, что ей еще предстоит как-то поговорить со Словценом.
Снова раздался гром. Наверху, средь макушек елей, мелькнула молния, и небо наконец разразилось давно обещанным ливнем.
***
Всадник поднял глаза к небу, глядя на замелькавшие в дали молнии. Широкий капюшон его изношенного дорожного плаща качнулся под порывом ветра, и обнажил скрытые под ним волосы – черные, с обильной проседью, они лежали неровными прядями, едва касаясь плеч.
Темно-бурый, почти черный, мерин его вдруг заплясал на месте, оглашая округу нервным ржанием. А спустя мгновение тракт, лежащий перед ним, поплыл; замерцал, смазался окружающий его лес, и мужчина увидел, как пролегла перед ним лесная тропа, отделившаяся от тракта, и убегающая далеко в проступивший вдруг справа сумрачный ельник.
***
Когда они уже почти вышли на стоянку, Леона вдруг схватила оружейника за руку и просительно проговорила:
– Бальжин, пожалуйста поговори ты со Словценом. Все знают, что я его избегаю. Будет слишком подозрительно если я сейчас к нему подойду, и еще более подозрительным будет, когда он после этого решит уехать. Я не хочу, чтобы за ним отправили погоню.
Мужчина согласно кивнул.
Они вернулись в лагерь, укрывшись от холодного ливня под растянутым меж повозками навесом. Промокнуть они не успели – широкие лапы ельника скрадывали в мгновение разошедшийся дождь, так что до них долетали лишь единичные капли.
Девушка устроилась на своем месте, глубже укутываясь в плащ. Пока мужчины не соберутся спать, она не уйдет в повозку – до последнего будет оставаться снаружи, внимательно наблюдая за происходящим. Пользуясь тем, что широкий плащ скрывает движения, она осторожно проверила на месте ли ее оружие и, успокоившись, украдкой посмотрела на Словцена.
К нему как раз подсел Бальжин, который по началу, вернувшись в лагерь, неторопливо продолжил заниматься своими насущными делами. А теперь завязал с парнем непринужденную беседу. Мужчина что-то рассказывал, шутил, смеялся над его ответами и добродушно похлопывал парня по спине. В какой-то момент, Словцен, пользуясь оказанным ему вниманием, стал расспрашивать Бальжина о его ремесле, а после – делиться своим восторгом от увиденного на ярмарке, неприкрыто восхищаясь работами оружейника. Парень даже не подозревал насколько кстати оказалось его решение завести разговор именно в это русло.
Бальжин подумал также и, не упуская эту удачную возможность поговорить с парнем на едине, пригласил его заглянуть к нему в повозку, пообещав, что если ему чего приглянется, то отдаст с хорошей уступкой. Словцен, сияя от счастья, нетерпеливо попросил посмотреть на товары прямо сейчас. Бальжин для вида немного посомневался, сетуя на то, что под фонарем много не разглядишь, но быстро сдался под уговорами возбужденного от замаячившей перед ним возможности Словцена.
Леона украдкой проследила за тем, как они скрылись в соседней повозке, моля Богов, чтобы Словцен послушался и уехал. Только вот она даже не подозревала, что Бальжин и не собирается уговаривать парня, чтобы тот бежал.
Вышли они не скоро. Человек, не знающий Словцена близко, и не заметил бы, что с парнем что-то не так. Он улыбался, продолжая как ни в чем не бывало болтать с Бальжиным, сияя счастливой улыбкой. Но Леона хорошо видела, как он напряжен. Лишь раз он бросил на подругу встревоженный взгляд, но быстро отвел глаза, снова сделавшись спокойным и улыбчивым.
Уезжать, к ее сожалению, он не стал.
Глава 14
Ожидание давалось с трудом. Время вдруг сделалось густым, как смола, и текло так медленно, словно по капле цедилось сквозь клепсидру вечности.
Леона заерзала, плотнее запахивая плащ. За это время, как они с Бальжиным вернулись в лагерь, она успела перебрать в голове сотни вариантов нападений и всевозможных причин по которым кому-то могло понадобиться усыпить обоз. Если хотели усыпить, значит не собирались убивать? Кто-то хотел сделать все тихо и незаметно? Или наоборот, хотели усыпить, чтобы было проще перерезать всем горло – во сне, когда никто не смог бы сопротивляться? Вряд ли… Тогда бы во взвар сразу добавили яд, не ограничиваясь крепким снотворным…
Ливень уже утих, иссякнув до легкого дождя, убаюкивающе накрапывающего по мягкой траве и глухо стучащего по навесу. Последние приготовления ко сну в лагере были сделаны и уставшие путники стали укладываться на свои места. Дождавшись вернувшихся с вечернего обхода дозорных, Богша поднялся со своего места и, накинув на голову капюшон, отправился замыкать обережный круг. Леона, погруженная в свои невеселые мысли, не придала поначалу этому особого внимания. Но, когда он мелькнул в просвете меж двух повозок, взгляд ее невольно зацепился за его движения. Она мельком, бессознательно, мазнула взглядом по работающему чаровнику и сразу же переключилась на что-то другое, толком не вникая в происходящее, когда в голове ее вдруг вспыхнуло осознание – что-то не так.
Стараясь внешне не проявлять любопытства и придать лицу предельно расслабленное выражение, девушка вновь посмотрела на Богшу. Взгляд ее теперь стал цепким. Она внимательно следила за действиями молодого мужчины, а в мыслях уже складывалось неприятное осознание – это пустышка. Наемник лишь имитировал выставление защиты. Ни единой нити силы не лилось из него в очерченный контур.
Лишь только она удостоверилась в своих догадках, как тут же быстро отвела взгляд, проверяя не заметил ли кто ее излишнего внимания в сторону чаровника. Она посмотрела на Ольцика, но он к ее счастью, о чем-то тихо беседовал с Немиром и на девушку не смотрел. Но уже в следующий момент, не иначе как почувствовав ее взгляд, он повернул голову в ее сторону и одарил ее холодной, жесткой усмешкой.
***
Леона лежала в повозке и слушала тихий стук капель по ее крыше. Ни о каком сне она, разумеется, не могла и думать. Первым делом, забравшись внутрь и скрывшись от чужих глаз, она заново проверила все свое оружие – собрала лук, похлопала себя по карманам, проверяя на месте ли яры, проверила легко ли вынимается из голенища купленный у Бальжина стилет, положила руку на висящий на поясе кинжал, немного подумала… и отстегнула ремешок, держащий его в ножнах.
Единственное, что хоть как-то придавало ей уверенности, это то, что прежде чем забраться в повозку, она украдкой завернула за ее корпус и незамеченной пробралась к самому контуру круга. Как она и предполагала – он не был напитан и, будучи пустышкой, играл лишь видимость защиты. Девушка тяжело выдохнула, и обессиленно запрокинув голову к небу, на секунду зажмурилась, словно отказываясь верить в предательство чаровника и не понимая, что теперь с этим делать.
Идея пришла мгновенно. Леона резко распахнула глаза, сама удивляясь своей находчивости. Чувствуя внутри трепетное предвкушение и азарт (удастся ли?), она еще раз осмотрелась, убеждаясь, что никто не увидит ее манипуляций, и взволнованно положила ладони на землю, прямо у самого края линии, моля Богов об удаче. А спустя мгновение ее захлестнуло будоражащей все нутро радостью от осознания оправдавшейся надежды – контур круга засиял тонкой ниточкой влитой ею силы. Ее идея может сработать.
Воодушевленная, она закрыла глаза, нащупывая внутренний источник, и зашептала обережные заговоры, наполняя и укрепляя обережный круг, выстраивая невидимый щит и всем своим существом веря, что у нее получится.
Сейчас, уже будучи в повозке, она лишь надеялась на то, что ее затея оправдается. Увы, она не на столько сильна, чтобы суметь выстроить плотный щит, который станет настоящей преградой и ничего, и никого сквозь себя не пропустит. Да ее такому и не учили, вряд ли вообще есть кто-то сумеющий такое сотворить. Главная же задача тех обережных щитов, которые умела строить она – защита от нечисти. Но если подумать, что есть нечисть? Это скопление разъедающего душу зла, в сто крат помноженного само на себя. Мало кто знает, что любая нечисть в сути своей – изъеденная злобой, непрощенными обидами и болью чья-то душа. Душа, искореженная ядом ненависти, не сумевшая уйти вперед и попасть в чертоги Богини, переродившаяся здесь, в ночной тени, в существо, болью являющееся, болью питающееся и боль же несущее.
А что есть люди, которые приходят в ночи за чужими жизнями или чужим добром? Это заблудшие души. Они порождение пороков, которые однажды могут взрастить в них темную сущность, ведь ее зародыш уже угнездился у них глубоко внутри, словно ржавчиной проев червоточину. Они несут в себе боль. Свою и чужую. И яд ненависти уже начал разъедать их души, оставляя язвы и тягостное чувство, которое они не могут понять, и прячут глубоко внутри ото всех, и в первую очередь от самих себя, делая вид, что его нет и быть не может. Но в моменты, когда они остаются наедине с собой, оно прорывается наружу и медленно сводит их с ума.
Леона не надеялась, что ее щит сможет остановить мерзавцев, но вот задержать… Ведь ржавчина уже проела их душу, и зарождающаяся нечисть уже была внутри них.
Дождь перестал, и ожидание сделалось совсем невыносимым. Глаза слипались, спать хотелось неимоверно, и невольно в голову начинали лезть непрошенные, убаюкивающие ее бдительность мысли… Быть может, ее излишняя подозрительность сыграла с ней злую шутку? Что если она сама надумала себе все эти ужасы? Что если и не было там столь опасного корня сон-травы? Она ведь могла и ошибиться, обознаться… А если даже и был… Подумаешь снотворное… Может кухарка случайно опрокинула сон-траву над чаном со взваром больше положенного, и нет в том никакого злого умысла… Все же хорошо: в повозке тепло и уютно, еловый дух кружит голову, вокруг ночная тишь и спокойствие, а спать хочется все сильнее…
– Не спи, милая, не спи… – шептала мама. – Будь сильной, моя девочка… не спи…
Леона почти уснула, когда вдруг резко ощутила, что сквозь щит пытается кто-то пройти. Ее словно окатили ведром холодной воды. Не теряя ни секунды, она подскочила, мгновенно выпроставшись из плаща, опрокинула заранее заготовленную башню из котелков, ведер и другой жестяной утвари, хранившейся в повозке, и под громкий звон бьющегося друг о друга метала выскочила наружу. И тут же с удовлетворением отметила, что ее затея удалась.
Их было десять. Они вышли со стороны леса и сейчас пытались продраться сквозь обережный круг, который стал для них невидимой вязкой смолой, тормозящей движения. На долго их это не задержит, но этого вполне хватит, чтобы свести на нет так желанный ими эффект неожиданности.
Леона быстро свернула внутрь огороженного кибитками полукруга, с опозданием осознав, что оставила подготовленный лук внутри повозки. Готовая в любой момент вынуть кинжал, она удовлетворённо заметила, что и второй план ее сработал – устроенный ею шум разбудил чутко спящих наемников, до того, как нападавшие преодолели ее защиту. Они уже успели вскочить и, заметив незваных гостей, приготовить оружие к бою. В следующий миг кто-то из наемников метнул в голову одного из нападавших нож, и Леона тут же всем телом ощутила, как разлетается ослабевший щит – покачнувшись, как от сильного толчка, она едва устояла на ногах, словно лопнувшая защита ударила ее взрывной волной.
Ее кто-то резко схватил, и дернул в сторону одной из повозок оружейника, прижав ее к заднему борту. Она ошалело повернулась и увидела напряженного, хмурого Бальжина.
– Держи, – коротко сказал он ей и всучил сверток из грубой ткани, – и постарайся остаться живой девонька.
Бальжин быстро отвернулся, почти не глядя, засунул руку в повозку, ощупывая угол между ее полом и боковиной, и достал заранее подготовленный широкий меч.
Леона тем временем развернула сверток и обнаружила внутри тот самый клинок, приглянувшийся ей еще на ярмарке, с сияющим в центре латунной гарды рубином. Пораженная она посмотрела на Бальжина, но он уже шагнул в центр круга, где сбылись самые худшие ее опасения – треть наемников обратила оружие против своих же.
Никто не был готов начинать бой первым и все настороженно замерли, застыв в боевых позициях с поднятыми мечами.
А у Леоны все еще не укладывалось в голове, как могут вчерашние соратники поднять друг против друга мечи, как можно позариться на добро и жизнь человека, с которым ты еще этим же вечером делил пищу.
– Бальжин, незачем устраивать бойню. Прикажи своим опустить мечи. Мы не собираемся никого убивать и не собирались изначально. Если бы не эта неуклюжая дрянь…
– Проницательная, Ольцик, проницательная, а не неуклюжая, – тяжело проговорил Бальжин.
«– Я бы еще и на счет дряни поспорила», – мысленно проворчала Леона, и осторожно выглянула из-за повозки.
Внутри она дрожала от страха и напряжения, сама не понимая зачем высунулась и лезет на рожон. Она быстро осмотрелась, оценивая происходящее, и с сожалением поняла, что преимущество, увы, не на их стороне. Они были в меньшинстве, и хуже того, оказались в невыгодной позиции – их окружили: с одной стороны – свои же, оказавшиеся предателями, с другой – новоприбывшие со стороны щита. Словцен стоял у самых повозок, оттесненный туда хмурыми наемниками. Он твердо держал мечах в руках и лишь излишняя бледность выдавала его напряжение. Рядом, к ее облегчению, стоял Кирьян, прикрывая Словцена со спины. Ольгерд и Яр тоже были рядом. А вот, что ее удивило, так это то, что среди тех, кто остался на стороне Бальжина оказался Немир. Она была более чем уверена, что он один из предателей. Но хмурый и нелюбезный наемник с выражением лица крайней решимости стоял рядом с Чеславом, прикрывая его от нападавших. А вот на стороне предателей, она, как и ожидала, увидела среди прочих мало знакомых ей наемников, Ольцика и, к большому ее разочарованию, Богшу. То, что тихий чаровник оказался предателем, она поняла сразу, как заметила, что его сегодняшний щит пустышка. Тогда это осознание немало удивило ее, неприятно царапнув по вере в праведность тех, кто может чувствовать и управлять потоками мирозданья. Но все же в душе у нее еще тлела надежда на то, что это окажется ошибкой. Все же те, кто познали природу, кто способен видеть Суть, кто может менять направление текущей вокруг силы, кто чувствует божественность, коей наполнено все вокруг – люди уже не простые, и мыслят они отлично от других…
Ольцик хмыкнул.
– Так значит маленькая чаровница, – он особенно презрительно проговорил последнее слово, бросив в сторону прячущейся девушки косой прищур, – обо всем догадалась. Ну да, ну да… Тогда это объясняет, почему щит, который должен был отсутствовать все же задержал моих ребят.
Некоторые наемники среди тех, кто остался верен Бальжину, косо переглянулись. Они не знали, что сегодняшний щит Богши был обманкой.
– Так ты за этим напросился к нам в обоз?
– Не думаешь же ты, что все это, – мужчина ухмыльнулся и обвел взглядом собравшихся, – сиюминутное решении?
– И давно ты перекупил моих наемников?
– О, это было не просто. И не быстро.
– Чего же ты хочешь, Ольцик? – не став разводить долгие беседы, прямо спросил Бальжин.
– Сложите оружие.
– И все? – невесело усмехнулся оружейник.
– Мы заберем часть вашего, – он кивнул на них с Чеславом, – товара, заметь лишь часть, и вырученное на ярмарке золото. Просто, тихо и быстро. И никого не тронем. Мы и не собирались никого трогать. Если бы эта маленькая мерзавка не нарушила планы. Наши друзья, – он кивнул на оставшихся девятерых мужчин, пришедших из леса и замерших сейчас с оружием наготове с противоположной от него стороны, – просто бы забрали ночью все, что нам нужно, и утром никто бы ни о чем не догадался. Нас вынудили обнажить мечи. – Ольцик был спокоен и говорил так тихо и непринужденно, будто рассказывал о вчерашней погоде.
– А если я не соглашусь?
Ольцик покачал головой.
– Ты и сам знаешь, что будет, Бальжин. Надо ли тебе это?
Бальжин ничего не ответил. Он лишь разочаровано качнул головой и поднял свой меч.
Все случилось очень быстро. Просто в один миг все вдруг пришло в движение и ночной ельник огласил звон бьющихся друг о друга мечей.
Леона, в ужасе отшатнулась обратно, посмотрела на клинок в своих руках, выдохнула, на мгновенье прикрывая глаза, и нырнула в гущу битвы. Как раз вовремя, чтобы прикрыть спину одному из наемников, в которого слева уже летел меч его бывшего соратника. Она успела принять удар на свой меч, быстро выворачивая и сбрасывая клинок нападавшего, и тут же парируя следующий удар. Поединок с ним оказался коротким. Он стал отступать, не желая биться с Леоной, и в этот момент его вырубил оказавшийся сзади Ольгерд, слабо ударив его по затылку оголовьем меча. Мужчина поймал потерявшего сознание предателя и оттащил его подальше, чтобы тут же туго связать.
