Текст книги "Леона. На рубеже иных миров (СИ)"
Автор книги: Лана Яровая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Что же и семейные там же живут?
– Семейные? – Кирьян насмешливо фыркнул, – у нас работка-то не из спокойных, так что обычно-то, кто женится соберется, тот уходит из нашего ремесла. Нет, есть, конечно, у нас ребята и женихатые уже, они обычно недалеко от поместья дома ставят, но таких мало очень.
Девушка задумалась.
– Кирьян! – недовольно рыкнул откуда-то спереди Немир, – не отставай!
Наемник усмехнулся и, повернувшись к девушке, притворно жалобно, с прорывающимся наружу смехом, проговорил:
– Мамочка зовет, поеду я, а то причитать начнёт, сладких пирогов еще лишит.
Едущие рядом наемники, весело заржали. Кирьян задорно подмигнул девушке и поддал шенкеля, проезжая вперед.
Леона хмыкнула, глядя в спину удаляющемуся наемнику, и покачав головой на его очередное дурачество, повернулась в другую сторону, отыскивая глазами Словцена. Она даже не заметила, как это простое, мимолетное действие вошло у нее в привычку. Отыскав его периферийным зрением позади, едущем рядом с первой краснобокой повозкой Чеслава, она устало повернулась обратно и вздохнула, удобнее перехватывая поводья. Флокс недовольно зафыркал.
– Потерпи дружок, осталось уже совсем чуть-чуть, скоро отдохнешь, – успокаивающе проговорила она, склонившись ненадолго к его ушам.
Потрепав Флокса по шее, она выпрямилась в седле и настороженно осмотрелась. Внутри у нее не утихало тревожное чувство, хоть и ничего вокруг не предвещало беды. Она глубоко вдохнула холодный, наполненный еловым духом, воздух, и посмотрела на окружающий мир другим взглядом, так, как год за годом учила ее Ружена.
Лес сиял спокойным светло-зеленым цветом, полный тихого умиротворения. Ничего в нем не говорило о возможной опасности, ничего не пугало. Местами, то появлялись, приближаясь и замирая на месте, то убегали, исчезая вдали, розоватые всполохи – то сновали лесные жители, взволнованные присутствием людей. Далеко, меж еловых верхушек, девушка заметила зорко следящего за ними Лесного хозяина – огромный великан, полупрозрачный старец с размытыми чертами, выше самой высокой ели, сияющий мягким, приглушенным желтым цветом, он стоял слегка склонившись, словно приглядываясь к поздним гостям, слишком маленьким по сравнению с ним и от того, трудно различимым среди огромных елей.
Леона ощутила, как замерло у нее от восхищения сердце и тут же забилось быстрее. Взволнованная оказанной ей честью и величественностью момента, она поклонилась, так низко и уважительно, насколько могла сделать это находясь в седле. В этот же момент она заметила слева от себя бельчонка, резво скачущего меж деревьев, совсем не остерегаясь людей. Девушка натянула поводья, останавливая Флокса, и бельчонок тут же, словно только и ждал этого, спрыгнул с ели прямо к ней, на переднюю луку седла и выжидательно сел, забавно подогнув передние лапки. Леона, осторожно, чтобы не спугнуть его, порылась в кармане ближайшей седельной сумки, отыскивая лущеные орешки, и протянула лакомство любопытному зверьку. Бельчонок тут же, словно ручной, сел на ладошку, щекоча пушистым мехом чувствительную кожу, взял своими крохотными лапками один из предложенных орешков, шустро сгрыз его, замер, словно прислушиваясь к чему-то, дернул мордочкой и стал быстро-быстро точить оставшиеся орешки своими острыми зубками. Когда в его крохотном пушистом животике закончилось место, и последний взятый орешек, уже отказывался помещаться внутрь, он снова замер, осмотрелся, зажал зубками тот самый не съеденный орешек, и быстро прыгнул обратно на ель, резво перескакивая с ветки на ветку и петляя между елями, он удалялся все дальше, пока Леона совсем не потеряла из виду его розовое сияние. Она улыбнулась непосредственности пушистого ребенка, слезла с седла и ссыпала оставшиеся орехи у ближайшей ели.
Вернувшись к коню, она подняла взгляд обратно к вершинам деревьев. Хозяин наблюдал. Она, все еще чувствуя взволнованность тем, ЧТО ей сегодня было позволено увидеть, снова поклонилась. Глубоко, до самой земли. И как бы ей ни хотелось сейчас остановиться и подольше его по разглядывать, как бы ей ни хотелось подольше ощутить этот удивительный момент, что-то подсказало ей, что делать этого не стоит. Девушка отвела взгляд, быстро вскочила в седло и, в последний раз повернувшись к Хозяину, заметила, как он медленно разогнулся, посмотрел на них еще мгновенье, и развернувшись, не торопясь пошел в противоположную сторону.
Все еще находясь под невероятным впечатлением, и чувствуя, как губы сами-собой растягиваются в счастливой улыбке, она пустила Флокса легкой рысью. От обоза она, конечно, не отстала, но она предпочитала ехать рядом с Бальжиным, а его повозки уже отъехали вперед, так что она собиралась его нагнать. И только тут, повернувшись к спутникам, она охнула от ужаса. Каждый, абсолютный каждый из наемников, сиял чернотой бездны. Даже дурашливый Кирьян, даже светлокудрый добряк Ольгерд, помогавший ей утром с седловкой Флокса и угостивший ее мягкой пастилой, даже тихий чаровник Богша… Внутри у нее все похолодело от смеси страха и отвращения. Она быстро нагнала Бальжина, и к ее счастью, в отличии, от остальных, в его сущности не было угольной дымки. Но вот рядом с ним… Ольцик, хозяин замыкающих в обозе повозок. Нет, он не светился тяжелой чернотой убийцы, но все его существо пронзала серая гниль, опутавшая его сущность, как паутина. И девушка, сама того не хотя, отвращено подалась назад.
– Притуши глазки, девочка, и не пугай ребят ужасом на своем милом личике, – холодным, жестким голосом сказал Ольцик.
Леона, недоуменно нахмурившись, посмотрела на мужчину. Притуши? Что это значит? Но эту мимолётную озадаченность быстро вытеснила другая мысль – она ведь раньше не слышала, чтобы Ольцик разговаривал, так уж случалось, что это было редко и не при ней, но что-то ее смутило… Голос… Несмотря на то, что за все время поездки он сейчас заговорил с ней впервые, голос показался ей смутно знакомым.
– Ольцик, оставь, ее, – непререкаемым тоном пробасил Бальжин и пододвинулся, освобождая на облучке место рядом с собой, – садись девонька, – уже куда мягче, сказал он Леоне, кивая на свободное место.
Леона не став спорить, зацепила поводья за переднюю луку седла, прикрепила к недоуздку, который она не снимала в пути, чембур[2], крепко зажала в кулаке второй его конец, и чтобы не задерживать обоз, прямо на ходу аккуратно перебралась на облучок. Благо уставшие лошади двигались очень медленно, и это не составило ей большого труда.
– А ты сбоку вона привяжи, вишь перекладина тама над оглоблями, – кивнул Бальжин на чембур.
Леона отыскала глазами указанное место, нагнулась и быстро привязала конец чембура к повозке.
Бальжин посмотрел на разогнувшуюся девушку, вздохнул и покачав головой, проговорил:
– Чаровница значитца, да. А чего ж молчала тада? Ай, чего уж, раз молчала, значит не зря, были уж на то у тебя свои причины. А раз так, – мужчина повернулся к ней и спросил: – щас-то за какой надобностью чаровничать начала? И чего у тебя лицо, словно ты упыря увидала?
Девушка недоуменно нахмурившись посмотрела на оружейника, и он, тут же спохватившись, добавил:
– Ты не подумай, я ведь это так, с интересу, без худого умысла. Я к чаровникам с уважением отношусь. Но ты бы эт, и правда, притушила б глазки-то, а то жутко как-то щас смотрится, в сумерках-то.
– Что значит притуши, Бальжин? О чем это ты? – недоуменно спросила девушка, мысленно подмечая, что и Ольцик, кажется сказал ей что-то подобное.
– Дак ведь светятся они у тебя. Будто огоньки фиолетовые. Дюже чудно смотрится.
Леона недоверчиво посмотрела на мужчину. Шутит что ли?
– Та на вот, сама погляди.
Мужчина потянулся к поясным ножным, извлек из них широкий охотничий нож и протянул девушке. Она озадаченно приняла его, темно ж вокруг, чего она увидеть сможет, и недоверчиво поднесла к глазам. И хоть солнце давно уже село, и вокруг постепенно опускался мрак, в отполированной поверхности клинка она увидела отражение фиолетового сияния.
Девушка тут же ошарашенно посмотрела на оружейника, словно он мог объяснить происходящее.
– О, так я гляжу ты и сама знать не знала.
Леона недоуменно покачала головой и протянула нож обратно Бальжину.
– Не чаровница я, – почти не солгала девушка. Она ведь и правда не чаровница, хоть и знает, и может поболе простой деревенской знахарки. – Я при знахарке ученицей была, могу лечить немного да травки нужные подобрать в некоторых случаях. Но такого со мной никогда не случалось.
– Да-а, дела, – удивленно качнул головой Бальжин, убирая нож обратно, – но притушить все ж попробуй. Ты уж для начала сама тада разберись, чаровница иль нет, незачем остальным-то видеть щас.
Леона согласно кивнула и опустила голову, прикрывая веки и медленно выдыхая, меняя свое восприятие, возвращаясь к обычному зрению. Ощущения изменились. Девушка открыла глаза и огляделась. Мир в ее видении вернулся к обычному состоянию, но вот вернулись ли к обычному состоянию ее глаза? Получилось ли? Она выжидательно посмотрела на оружейника.
– Потухли, – кивнул он.
Девушка выдохнула и устало откинулась назад, на стенку повозки. То, что ее глаза вдруг засветились, как ни странно, не так уж взволновало ее. С этим она разберется позже, найдет ответы и на этот вопрос. Но вот увиденное… Чувство отвращения, разочарования, досады, словно ее обманули, не отпускало. Как теперь относится ко всем этим людям? Как относится к Кирьяну? Она устало вздохнула, вспоминая слова наставницы, и печально глянула на спину Кирьяна, который сейчас ехал немного впереди обоза. «Запомни Леонка, – наставительно говорила Ружена, – чернотой отмечается сущность убийцы. Тот, кто отнял чью-то жизнь до конца своих дней будет носить на себе отпечаток смерти».
Бальжин кинул косой взгляд на девушку и поцокал, покачав головой.
– Дак чего ж тебя так напугало-то, девонька?
Леона слегка замешкалась, не зная, стоит ли говорить об увиденном. Имеет ли она право раскрывать чужие тайны? Как оружейник воспримет услышанное? Не примет ли он ее слова за бабью дурость? Сомнения сковывали ее. Решив все же, что как раз таки Бальжину она обязана все рассказать, девушка начала аккуратно подбирать слова:
– Я посмотрела на всех… на наемников, – уточнила она, – немного иначе, чем обычно. По-другому, по-знахарски. Так бывает смотрят, чтобы болезни видеть и …, – тут она запнулась. Не каждый знахарь так сумеет, не каждый… И не только для того, чтобы болезни выглядывать меняют свое восприятие. А это уже не укладывается в ее историю об обычной деревенской знахарке. Вот жеж, и кто ее за язык тянул… Она искоса глянула на Бальжина, но он спокойно ждал, не выказав удивления или недоверия, и она продолжила: – и увидела… как бы это объяснить, знаешь, некоторые вещи, поступки… они оставляют отпечаток…
Мужчина, не отвлекаясь от дороги, понимающе хмыкнул, чем вызвал недоумение со стороны девушки. Он глянул на нее, не поворачивая головы, и проговорил:
– Я догадываюсь, что ты могла увидеть.
Леона еще сильнее озадачилась. Сбитая с толку его словами, она выжидательно посмотрела на мужчину, но тот лишь весело подмигнул ей.
– Так ты…, – недоверчиво начала она.
– Нет, – хмыкнул он, отрицательно покачав головой, – но мог бы быть. Да только я выбрал себе иное ремесло. Только-то и могу, что сталь заговаривать… – Он многозначительно огладил свою бороду, глянул на девушку, еле заметно кивая своим мыслям, и продолжил: – Но могу представить, о каком отпечатке ты говоришь. Только вот, ты не спеши судить, девонька.
Леона промолчала. И оружейник тихо продолжил:
– Вот погляди еще разок на них, – он кивнул на едущих недалеко от них наемников, – погляди, погляди. Кого ты видишь?
Леона озадаченно перевела взгляд на мужчин. Она не совсем понимала, чего ждет от нее Бальжин, поэтому неуверенно сказала:
– Наемников…?
Мужчина согласна кивнул.
– Наемников, – подтвердил он, – а что делают наемники, девонька?
– Охраняют, – все так же не понимая, к чему ведет оружейник, ответила Леона.
– Угум, – покивал он, – а от кого?
– Ну, – начала девушка, все больше и больше озадачиваясь странностью вопросов. Она чувствовала, что Бальжин хочет что-то до нее донести, но пока совершенно не понимала что. Она неуверенно продолжила: – от татей[3].
Мужчина, невесело хмыкнул.
Кибитка вдруг наехала на крупный булыжник, и их сильно подбросило на облучке, болезненно ударив об жесткое сиденье.
– Ух тыж, как оно, да чтоб его…, – Бальжин, искоса глянул девушку, поджал на мгновенье губы, громко выдохнул, и вернулся к разговору:
– От татей защищает стража, – покачал головой он, – тати – это-то мелкие ворюги, которые лазают по домам, пока хозяев нет, да карманники, обкрадывающие зазевавшийся народ на ярмарках, они не за жизнями приходят, за золотом. А наемники в первую очередь оберегают жизнь. Те, кто приходят грабить обозы, с хозяевами не церемонятся, – печально пробасил он, и в голосе его словно таилась давняя боль.
Девушка, кажется, стала понемногу понимать, что до нее хочет донести Бальжин. Внутри вдруг снова проснулся червячок совести, вылезший из своей норы, и осуждающе покачал головой.
– И оружие-то ведь у них не для красоты висит. И уж поверь, они им мастерски владеют. Мне, увы, приходилось видеть. Да ведь и ты, – он повернулся к девушке, приподняв брови и кивнув не нее, – стилет-то, думается мне, что не для красоты тада взяла.
Леона возмущенно посмотрела на оружейника. Она? Это ведь совсем другое! Она никогда не… И тут девушка задумалась… А ведь и правда, на самом-то деле, она вообще не думала, что ей когда-нибудь придется по-настоящему применить оружие… И уж тем более не представляла, даже не думала, что может кого-то убить. Оборониться, прогнать, напугать – да, но убить… Она возмущенно выдохнула и несогласно покачала головой. Нет. Она никогда не отнимет чью-то жизнь.
Бальжин понимающе посмотрел на девушку и вздохнул.
– Дай-то Боги, девонька, чтоб тебе-то уж не пришлось обагрить свои руки кровью, дай-то Боги. Но не спеши судить их, обожди. И подумай сперва, сколько жизней они спасли, рискуя собой и защищая людей от прогнивших упырей, без колебаний отнимающих жизни за манящий блеск чужого добра и золота, грабящих обозы и убивающих беззащитных купцов и купчих. И уж надобно понимать-то, что не одним только своим видом они их отпугивают-то… То-то и оно, девонька, то-то и оно, – протянул мужчина, глядя на страх в глазах девушки, на постепенно отражающийся на ее лице стыд.
Леона окончательно устыдилась своему поведению. Будто не знала она, что тракты опасны. Будто Ружена не предупреждала ее, что бродят по нему люди, потерявшие всякую честь, готовые перерезать горло за горсть монет. Нет, она знала. Знала, от того и решила прибиться к обозу, потому как их охраняют наемники. А глядишь ты, увидев, чем им обходится такая работа, сразу испугалась. Без суда и следствия разочаровалась в защитниках, почувствовала отвращение. Представив, как укоризненно бы на нее посмотрела наставница, узнай она о ее поспешных, неблагодарных выводах, Леона пристыженно отвернулась в сторону леса, задумчиво глядя на сгущающийся вечерний сумрак. Говорить об услышанном в ночном лесу разговоре она не стала.
[1] Былинка – стебелек травы, травинка.
[2] Чембур – часть амуниции лошади. Длинная веревка или ремень, который крепится к недоуздку. С ее помощью ставят лошадей на привязь.
[3] Тать – вор.
Глава 13
То, что они уже почти доехали, Леона поняла по усилившемуся, доносящемуся до них шуму – громче зазвучала трактирная музыка, перебивая разошедшихся сверчков, слышен стал многоголосый гомон пирующих, временами даже можно было различить отдельные, особо громкие выкрики и взрывы хохота. В какой-то момент, девушка ощутила еле уловимый запах щей и ржаного хлеба – видимо в печи как раз допекалась свеженькая булка. А совсем скоро впереди, меж деревьев, мелькнули горящие тусклым светом оконца.
Придорожный трактир оказался совсем не таким, как представляла его Леона. Небольшое двухэтажное здание из темного сруба, с грязным подворьем и пообтрепанной коновязью, освещаемые четырьмя висящими на столбах фонарями, совсем не напоминало привычный ей уютный «Радушный вепрь» с ухоженным двориком и отсыпанными дорожками. Местный трактир, был сложен грубо и, судя по прибитой над входом доске, именовался просто и без излишеств – «Трактир».
Остановились они прямо на тракте, не торопясь заворачивать обоз на подворье. Один из наемников – молодой поджарый мужчина – спешился, кинул поводья ближайшему из своих товарищей, быстро пересек двор и скрылся в полумраке шумной харчевни.
Леоне сейчас хотелось бы увидеть выражение лица Словцена. Что он интересно думает об этом местечке? Она досадливо закусила губу. Ей уже не раз хотелось поболтать с другом, но она не могла себе это позволить. Она все еще злилась на него. Но даже это не главное. Если она сейчас даст слабину, то уже не сможет потом его прогнать. А она все еще была уверена – друг в пути ей будет мешать. И если он останется, то рано или поздно, ей придется рассказать свою историю, а Леоне этого бы очень не хотелось.
Дверь в трактир вновь отворилась, выпуская наемника, и он быстрым шагом направился обратно к обозу.
– Ну чего там, Яр? – нетерпеливо выкрикнул Отар, который держал поводья его коня.
– А тебе о чем в первую очередь? – хмыкнул в ответ, приближающийся мужчина.
– Да он сам еще не решил, чего его больше волнует, харчи или баба на ночь, – сострил кто-то из наемников.
Несколько мужчин заржали.
– Да какая баба, когда жрать хочется, – ворчливо прикрикнул кто-то из конца обоза. По голосу было похоже на Ми́роша.
– Тебе-то уж точно никакая, – подтрунил над ним Яр, – ты себя в зеркало-то видал?
– А они мне не на рожу смотрят, а на кошель, – не остался в долгу тот.
– Харош! – зычно прикрикнул Бальжин, заставив вздрогнуть сидящую рядом Леону. – Что скажешь, Яр?
– Да ничего хорошего, – сказал он, принимая поводья своего мерина, – мест нет. Прямо перед нами большой обоз заехал, одна комната осталась. Я пока попросил придержать ее. – Он кивнул на Леону. – Можем девку хоть положить. Снарядим кого-нибудь с ней, чтоб не боязно было.
– А чего, я готов! – весело крикнул кто-то сзади.
– Да тут любой готов, – добавил еще один, и все заржали, в разнобой подтверждая сказанное.
– Мужики заглохните, кому говорю! – рыкнул Бальжин, успокаивая начавшийся балаган. – В харчевне, стал быть, тоже не присесть?
– Поесть-то места хватит, но не всем сразу. Если только разделиться да по очереди идти, – ответил Яр.
Бальжин задумался, оглаживая густую бороду.
– Что скажешь девонька? – спросил он у Леоны. – Пойдешь в трактир ночевать?
– Нет, Бальжин, – покачала головой девушка. Отделяться ото всех ей не хотелось. – Мне и в лесу сладко спится.
Бальжин согласно покивал, задумчиво выдвинув поджатую нижнюю губу слегка вперед. Вдалеке прогремели первые раскаты грома.
– Так, мужики! Сворачиваем щас в лес. Уйдем не далеко, с пол версты где-то, за трактир. Кто уж ездил со мной тут, знает о чем я щас говорю. – Некоторые мужчины согласно покивали. – Для тех, кто впервой, щас объясняю – тама прогалина лежит большая, нам как раз под лагерь. Дорога туда сквозь лес, узкая колея для телеги да и только, верхом-то не шибко удобно, да и по темени такой, так что я вам советую с лошадок-то слезть. Дальше, значитца… Эй, Чеслав, – гаркнул он, – ты фонари-то брал?
– А как же, – ответил тот. – Во второй повозке лежат.
– Хорошо-о… Яр, сбегай-ка в харчевню, принеси фонарь горящий. Да скажи, что вернешь щас, а то ить заупрямится.
Яр кивнул, снова передал поводья своего коня, и быстро направился в трактир.
– Так, дальше, давайте-ка трое человек к Чеславу, трое ко мне, мы вам выдадим фонари. По два повесить на каждую повозку, оставшиеся распределите меж собой. Яр вернется, подходим к нему, зажигаем, – продолжил Бальжин, слезая с облучка. – На-ка девонька, подержи вожжи, – обратился он к Леоне.
Наемники разделились – часть осталась верхом, продолжая нести службу, часть направилась за оружейником и Чеславом. Вернулся Яр с фонарем.
– Эй, Яр, давай-ка сюда. Ну-ка посвети, – крикнул Бальжин.
Он раскрыл полог своей первой повозки, залез и вытащил ящик с фонарями.
– Разбирайте, – гаркнул он. – Ольгерд, зажги один и иди Чеславу подмогни светом.
Один за другим стали вспыхивать в полумраке оранжевые огни. Наемники разносили горящие фонари и крепили их на торчащих из повозок крючьях.
Где-то в дали вновь раскатисто прогремел гром. Звук стал громче. Видно гроза двигалась в их сторону, и дождя им сегодня не миновать.
– Яр, ты давай бери котлы и шуруй обратно в харчевню, есть-то будем в лагере уже, а вот похлебку тут возьмем. В один котел пущай похлебку нальет, или чего у него там сегодня, в другой мяса какого, а в третий взвара, – скомандовал Бальжин и кинул наемнику небольшую мошну. – И фонарь евоный не забудь.
Яр поймал брошенный кошель, кивнул. Поставил фонарь на пол одной из повозок, поправил собранные на затылке русые волосы, стягивая их поплотнее, и быстро забрался внутрь. Отыскал котлы, попутно что-то уронив и выругавшись, спрыгнул и направился обратно в харчевню, позванивая бьющимися друг об друга котлами.
– И хлеба возьми! – крикнул Бальжин уже в спину уходящему Яру. Тот, не сбавляя ходу, поднял руку, мол, услышал, и скрылся за тяжелой дверью харчевни.
Леона заметила на земле отсвет фонаря, ползущий в ее сторону. Она слегка перегнулась через брусок, служащий перилами, и с любопытством выглянула из-за повозки. За три дня пути, фонари зажигались впервые, и девушка сейчас с большим интересом наблюдала, как преображается обоз, в теплом свете огоньков.
– Ты чего не хочешь в трактир? – спросил Кирьян, подходя к повозке. Он держал в руках пару фонарей, отбрасывающих на землю теплые отсветы, которые плавно приближались к ней с каждым шагом наемника. – Гроза над нами пройдет и ветер крепчает.
– Не уютно мне там будет, – не стала скрывать Леона.
– Хочешь, я с тобой пойду, – предложил Кирьян, вешая на повозку первый фонарь. – Сегодня и правда лучше в трактире переждать ночь.
Леона представила, как побагровеет Словцен, если она уйдет ночевать в трактир вдвоем с Кирьяном, и весело фыркнула. Наемник же воспринял это по-своему.
– Все еще не доверяешь? – почти не спрашивая, сказал он. Так будто и не нуждался в ответе. – Неужто ты думаешь, что я стану…
Девушка оборвала его:
– Нет, не думаю, – спокойно сказала она. – Не в том дело. Просто не хочу туда.
Кирьян тем временем забрался на облучок и, перегнувшись через Леону, потянулся ко второму крюку, при этом тесно прижав девушку к спинке. Повесив второй фонарь, он мимоходом посмотрел на нее, глядящую на него в упор с явным недовольством, и замер, не спеша спускаться. Он лишь слегка сменил положение, оставшись стоять на ступеньке, и все также склоняясь над девушкой в тесном пространстве.
– Я могла и сама повесить, – недовольно проворчала Леона.
Кирьян кивнул, не отводя взгляд, и тихо ответил:
– Могла, но так вышло приятнее.
– Кому как, – хмуро ответила Леона. – Может ты уже слезешь?
Наемник промолчал, продолжая неотрывно смотреть сверху вниз в притягательные серо-голубые глаза, в которых крохотными звездочками отражались блики трактирных фонарей. И вдруг отмер, вздохнул, и, словно околдованный, медленно начал склоняться к губам застывшей девушки.
– Эй, Кирьян! – гаркнул откуда-то издали Бальжин, – иди-ка Яру подмогни, он один-то три котла не утащит.
Наемник застыл, разочарованно выдохнув и прикрыв на мгновенье глаза, и снова посмотрел на девушку. Его губы дрогнули, как будто он уже хотел было что-то сказать, но его снова окрикнули, и он, досадливо мотнув головой, спрыгнул с облучка и быстро пошел в сторону трактира.
Леона судорожно вздохнула, только сейчас поняв, что на несколько мгновений ее дыхание оборвалось. Она с удивлением вдруг ощутила, как сильно бьется внутри сердце. Растеряно глядя в спину удаляющемуся мужчине, она прижала холодные руки к распалившимся щекам. Никогда раньше она не чувствовала подобного. Отчего внутри такое волнение? Почему она не оттолкнула его? Почему застыла, словно кролик перед удавом? Растерянность сменилась раздражением и девушка, разозлено сжав челюсти, шумно выдохнула.
Она не видела, как несколькими мгновениями ранее застыл в четырех саженях от них Словцен, с болью глядя на склонившегося над девушкой наемника.
Хорошо зная свою подругу и подозревая, что она сама захочет вести своего Флокса в поводу, он специально для нее выхватил один из последних фонарей. Их было мало, и парень надеялся, что они пойдут с Леоной вдвоем, конечно, в тайне рассчитывая, что они наконец смогут поговорить. Но, когда его от начала обоза отделяла уже всего одна повозка, он увидел, как ненавистный ему наемник, балансируя на узкой ступеньке облучка, тесно льнет к сидящей на самом краю девушке, склонившись над ней с совершенно очевидными намерениями. А она запрокинув голову, безропотно смотрит на него, даже не пытаясь оттолкнуть его или отодвинуться.
Словцен замер, ощущая, как словно холодным камнем схватывается все нутро. Боль, обида, отвращение. Эмоции всего за один миг пролетают одна за другой. И он не зная, как быть, мечется в нерешительности. Желание посильнее ударить наглого наемника сменяется отчуждением, непониманием, желанием как можно быстрее вскочить в седло и вернуться назад, домой. Чувствуя себя преданным, он сжимает кулаки в бессильной ярости.
– Охолони, малец, – говорит Бальжин, положив руку на плечо парня. И это немного приводит его в чувство. Оружейник отходит, командует, отправляя Кирьяна в трактир, и Словцен наконец видит лицо подруги – растерянность, сменяющаяся злостью и раздражением. И парень чувствует, что готов рассмеяться – он не раз видел это выражение лица, и обычно после него деревенские ребята, когда-то пытавшиеся задирать слишком бойкую девчонку, ходили с синяками, боясь признаться, что их отхлестала девка.
К Леоне вернулся Бальжин. Залез на облучок, посмотрел на девушку, хмыкнул и забрал вожжи.
– Щас ребята из харчевни вернутся и тронемся. Скоро уж на месте будем. Шибко устала-то?
– Бывало и шибче, – отстраненно пожала плечами Леона. Потом опомнилась, что не гоже так на доброжелательность отвечать, и добавила: – спасибо, Бальжин. Я и правда устала.
– Да, день сегодня выдался долгим, – утомленно протянул мужчина. – Все мы устали, чего уж тут скажешь.
Леона взглянула на устало откинувшегося на спинку оружейника и поняла, что из-за Кирьяна совсем забыла о своих сомнениях и переживаниях. Она снова задумалась о том, стоит ли говорить об услышанном разговоре. И когда уже наконец решилась, подумав, что пусть уж лучше Бальжин считает ее излишне мнительной и суматошной девкой, чем хороший человек попадет в неприятности, мужчина радостно проговорил:
– О, идут молодцы, – и кивнул на вышедших из трактира наемников, тащащих в руках полные харчей котлы. – Ну все, щас уж дальше поедем.
Леона, уже набравшая в грудь воздуха, чтобы начать разговор, растерянно опустила плечи, и вместо уже готовых слов сказала совсем иные:
– Я тогда слезу. Флокса поведу. – Она спрыгнула с облучка и благодарно улыбнулась. – Еще раз спасибо тебе.
Словцен, стоявший через повозку от них, заметив, что Леона слезла с облучка и начала отвязывать от повозки Флокса, взял свою гнедую под уздцы и направился в их сторону.
– Та чего уж тама, – махнул рукой оружейник, но в глазах его все же отразилась улыбка. – Фонари только уж раздали все. Эй, мужики, кто с фонарем… – начал Бальжин.
– Я посвечу, – повысив голос, оборвал его подходящий Кирьян. И в тон ему, хоть еще и не было видно молний, но где-то уже совсем близко прогремел гром.
– Ты котел тащишь, – резко сказал, как раз подошедший Словцен, – и ты без фонаря. – В отличии от наемника, парень держал в руках мерцающий плящущим в стеклянной клетке огнем светильник.
– Щас ты без фонаря будешь, – огрызнулся наемник, придвигаясь вперед. Но заметив посуровевшее лицо Бальжина, дальше спорить не стал.
Леона молча смотала чембур, вздохнула от уже начавшей ей надоедать ситуации, огляделась в поисках того, к кому можно присоединиться, и, взяв Флокса под уздцы, прошла мимо Словцена к стоявшему с фонарем Ольгерду. А с Бальжиным она обязательно поговорит в лагере.
***
Обещанной прогалиной оказалась довольно большая вытянутая поляна – на ней с легкостью мог бы разместиться еще один такой же обоз на десяток повозок со всем сопровождением.
Лагерь разбили быстро. Повозки поставили тесным полукругом и растянули меж ними плотные вощеные навесы от дождя. Костер разжигать не стали – ограничились подбитыми мехом плащами и фонарями, где пропитанные горючим маслом фитильки еще долго могли гореть, освещая стоянку.
Уставшие путники споро расположились на своих дорожных ковриках, ютясь поближе друг к другу, и уже во всю стучали ложками, с голодным прихлебыванием поедая харчи. Леона, как всегда, сидела рядом с Бальжиным, укутавшись в теплый плащ, и доедала свою порцию горячей наваристой похлебки. Нутро согревалось, и казалось бы, сейчас самое время расслабиться и отдохнуть после тяжелого дня пути, но на душе становилось все тревожнее.
Единственное, что ее успокаивало, это то, что мужчины, в отличии от нее, были спокойны. А уж кому, как не опытным наемникам лучше знать, когда на пути подстерегает опасность. Первые вернувшиеся дозорные тоже не принесли никаких тревожных вестей, и она с трудом превозмогая волнение, старалась унять беспокойство и разыгравшееся воображение, которое подкидывало ей все более и более страшные картинки возможных бед.
В попытке хоть как-то сбросить нарастающее внутри напряжение, она поднялась со своего места и, под предлогом того, что пора бы уже разливать взвар, пока он еще не остыл, направилась к стоящим в отдалении котелкам, поставленным на небольшой дорожный стол. Пить она не хотела, но бездействие сводило ее с ума, тревожа не унимающихся в голове пчел – жужжание в голове не затихало с самого вечера, и лишь становилось сильнее в след за все нарастающим беспокойством. Так что этот предлог стал для нее возможностью немного пройтись и отвлечься, занявшись хоть каким-то делом.
В близи котелков стоял легкий, приятный аромат взвара.
Запася заранее черпак и пару кружек, девушка склонилась над исходящимся паром котелком и приподняла крышку, выпуская на волю пряный дух напитка. И настолько приятным и расслабляющим был этот густой запах, что она даже отвлеклась от своих тяжелых мыслей, прикрыв глаза и с наслаждением вдыхая разошедшееся по прохладному воздуху травяное дыхание котла. Такое легкое, травянисто-пряное, успокаивающее…
