Текст книги "Правила обмана"

Автор книги: Кристофер Райх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

17

Джонатан следил за входом в здание вокзала Ландкварта и за стоянкой через дорогу, где в середине третьего ряда стояла последняя модель «мерседеса» – именно там, где и было указано на карте из чемодана Эвы Крюгер. Его наблюдательным пунктом стал вход в закрывшийся ресторан в пятидесяти метрах. До этого он часа полтора кружил по вокзалу. Из Шура и Цюриха прибывали поезда. За десять минут до и десять минут после прибытия на тротуарах у вокзала было многолюдно. И движение на стоянке тоже оживлялось. А затем все утихало до прихода следующего поезда. За это время ни один полицейский не попал в его поле зрения. Сказать, охраняемая это стоянка или нет, было трудно. Но Симона, пожалуй, оказалась права: Эммины вещи хотели украсть «неправильные» копы.

Без пяти шесть вечера движение на дорогах достигло своего пика. Мимо тянулась ослепляющая вереница автомобильных фар. Стараясь согреться, Джонатан не переставая притоптывал на месте. Невзирая на возмущение Симоны, он оставил ее на въезде в город. Есть время для работы в команде, а есть – для одиночной. И сейчас его сольный выход. Поеживаясь от холода, он продолжал наблюдать за «мерседесом».

Получить письмо.

Предъявить квитанции.

Забрать вещи.

Узнать по карте, где находится машина.

Переодеться. Зачесать волосы. Надеть обручальное кольцо.

Поменять жизнь.

Передать свитер и конверт со ста тысячами франков.

Но где? Когда? Кому?И наконец, вопрос, который просто приводил его в бешенство: зачем?

Джонатан теребил в руках ключи от машины и думал об Эмме.

Вопрос: когда она твоя жена, она – твоя жена? А когда она не твоя жена, кто она?

Доктор Джонатан Рэнсом, выпускник Колорадского университета в Боулдере, ведущий хирург больницы Слоуна-Кеттеринга в Нью-Йорке и стипендиат госпиталя при Оксфордском университете по специальности «реконструктивная хирургия», стоит на летном поле монровийского аэропорта «Робертс» и наблюдает, как последний пассажир покидает самолет и идет к зданию аэровокзала. В восемь утра солнце еще низко висит в злом, оранжевом небе. Но день уже жаркий и влажный, в воздухе ощутимо присутствуют запахи топлива и морской соли, тишину прорезают крики чернолицей толпы, собравшейся у высоченного забора, ограждающего с дальнего конца взлетно-посадочную полосу. А тра-та-та-та автоматных очередей раздается совсем близко.

«Беспокоиться совершенно не о чем, – пообещали ему, когда вводили в курс дела, – сражения происходят только в сельской местности».

Он идет к зданию иммиграционной службы, проходит мимо двух уже распухших трупов, прислоненных к забору. Судя по всему, мать и дочь, хотя они так облеплены мухами, что трудно сказать что-либо наверняка.

– Мистер Рэнсом?

Около него притормаживает потрепанный военный джип. Из-за руля выглядывает молодая, загорелая женщина, с золотисто-каштановыми волосами, стянутыми на затылке в хвост.

– Вы – доктор Рэнсом? – Она старается перекричать гул самолетов. – Залезайте. Я спасу вас из этого балагана.

Джонатан забрасывает сумку на заднее сиденье джипа.

– Я думал, бои идут далеко, – говорит он.

– Это не бои, это диалог. Вы что, не читали газет? – Она протягивает руку. – Эмма Роуз. Очень рада.

– Я тоже рад, – говорит Джонатан.

Они проезжают какие-то жуткие трущобы. Ему еще никогда не доводилось видеть стену бедности пять миль длиной и десять этажей высотой. Город заканчивается внезапно, а вместе с ним заканчиваются шум и скудость, уступая место тишине и буйству сельского пейзажа.

– Первое назначение? – спрашивает Эмма. – К нам часто присылают новичков.

– Почему?

Вместо ответа – улыбка Моны Лизы.

Госпиталь находится в переделанном здании коллектора прямо на краю мангровых болот. На земле лежат десятки женщин и детей, унылое здание заляпано чем-то грязно-красным. Многие люди ранены, у некоторых ранений несколько. Но в знак протеста они молчат.

– Такие группы поступают к нам примерно раз в несколько дней, – объясняет Эмма, останавливая джип. – Минометные атаки. К счастью, по большей части раны поверхностные.

Джонатан замечает, что у одного мальчика из голени торчит осколок шрапнели. «Поверхностные» означает, что он не умрет от потери крови.

Приземистый бородатый человек с красными глазами горячо приветствует Рэнсома. Это доктор Делакруа из Лиона.

– Хорошо, что самолет не задержался, – говорит он, вытирая руки об испачканную кровью футболку. – Во второй операционной вас ждет девочка. Ей правую руку оттяпало.

– Оттяпало?

– Ну, знаете, бывает. – И Делакруа жестом изображает падающую гильотину. – Мачете.

– Где я могу подготовиться? – спрашивает Джонатан.

– Подготовиться? – Делакруа с Эммой устало обмениваются взглядами. – Руки можно помыть в уборной. Там же найдете перчатки. Но берегите их. Мы стараемся использовать каждую пару как минимум раза три.

После Джонатан стоит в той части полевого госпиталя, которая одновременно служит террасой, приемным отделением и сортировочной. Время около полуночи. Во влажном горячем воздухе далеко разносятся крики обезьян ревунов и вспыхивают огоньки трассирующих пуль.

– Кофе? – Эмма протягивает ему кружку.

Сейчас она выглядит по-другому – не так, как утром. Худенькая, даже кажется ниже ростом и совсем замученная.

– Нет первой положительной, – говорит Джонатан. – Двоих мы потеряли, потому что не хватило крови.

– Лучше вспомните, сколько спасли.

– Да, но… – Он сокрушенно качает головой. – Здесь всегда так?

– Нет, всего-навсего через день.

Теперь настает очередь Джонатана не отвечать.

Эмма смотрит на него задумчиво.

– Люди постарше сюда не едут, – произносит она через какое-то время.

– То есть?

– Вы же хотели знать, почему всегда присылают только новичков. Вот именно поэтому. Здесь очень трудно. Тяжелая работа доводит людей до исступления. Выматывает все силы. Те, кто постарше, плохо справляются с этим. Говорят, видеть мертвецов так много и так часто можно, только пока сам не задумываешься о смерти.

– Понимаю…

– Это вам не Англия. – Эмма сочувствует ему как боевой товарищ. – Я видела, вы учились в Оксфорде. Я тоже – в Святой Хильде. Сравнительная политология.

– Хотите сказать, вы – не врач?

– Да, не врач. Медсестра – моя вторая профессия, а основная – управление делами. Логистика и все такое. Если бы сегодня у нас хватило первой положительной, вы благодарили бы именно меня.

– Я вовсе не хотел… – начал извиняться Джонатан.

– Конечно не хотели.

– Поначалу я даже не понял, англичанка вы или нет. Я имею в виду, что у вас легкий акцент. Я думал, шотландский или центральноевропейский. Может, Прага – что-то в этом роде.

– Акцент? Да нет. Я родилась на юго-западе. Корнуолл. Мы все там говорим забавно. Мыс Лендс-Энд. Пензанс. Знаете?

– Пензанс? Что-то слышал. – Он набирает побольше воздуха и, хотя знает, что будет выглядеть по-дурацки, выпячивает грудь и поет:

 
Известны мне все новости Ассиро-Вавилонии
И факты занимательные из Второзакония:
А также математику я знаю очень здорово —
От формулы Лагранжевой до строя Пифагорова.
 

Она молчит, тогда он добавляет:

– Гилберт и Салливен, «Пензансские пираты». [15]15
  Одна из комических английских оперетт, созданных в конце XIX века драматургом У. Ш. Гилбертом и композитором А. С. Салливеном (рус. пер.: Оперетты Гилберта и Салливена / Пер. и предисл. Георгия Бена. СПб.: Звезда, 2008). Выше цитируются строки из знаменитой песенки генерал-майора.


[Закрыть]Только не говорите мне, что вы не знаете…

Внезапно Эмма взрывается хохотом:

– Конечно знаю. Однако не ожидала услышать их в дикой Африке. О боже, вы – их поклонник.

– Не я – мой отец. Он был дипломатом. Где мы только не жили! Швейцария, Италия, Испания. И он очень любил оперетту. Он мог спеть эту арию на английском, немецком и французском.

Тишину ночи нарушает ритмичный бит бас-гитары. Эмма указывает в ту сторону, откуда доносятся звуки:

– Это клуб «Мутаига». Там большая танцплощадка.

– Клуб «Мутаига» находится в Найроби. Я смотрел «Из Африки».

– Я тоже, – шепчет Эмма, привстав на цыпочки. – Никому не говорите, что я украла у них название. Пойдете?

– Танцевать? – Он качает головой. – Нет, я просто валюсь с ног.

– И что? – Эмма берет его за руку.

Джонатан пробует вежливо отказаться:

– Спасибо, но мне правда нужно отдохнуть.

– Это говорит ваше старое «я».

– Мое старое «я»?

– Ведущий врач. Страшный работяга. Обладатель наград и титулов. – Она тянет его за собой. – Не смотрите на меня такими глазами. Я же сказала, что я – управленец. Я читала ваше личное дело. Хотите совет? Ваше старое «я»… – тот, кто слишком много и тяжело работает… Забудьте о нем. Иначе не протянете здесь и недели. – Ее голос немного срывается, и он не понимает, серьезно она говорит или нет. – Это Африка. Здесь все начинают новую жизнь.

Потом, после танцев, местного самогона и веселого диковатого пения, она выводит его из клуба, подальше от пульсирующих барабанов и дергающихся тел. Они проходят через казуаровую рощу. Над ними, прыгая с дерева на дерево, орут обезьяны. Она поворачивается к нему, глядя прямо в глаза; волосы падают ей на лицо.

– Я ждала тебя, – говорит она, притягивая его к себе.

Джонатан тоже ее ждал. Не недели, не месяцы, а гораздо дольше. Она завладела им за день. Она целует его, он отвечает на ее поцелуи. Он запускает руку ей под футболку и касается упругой влажной кожи. Рука скользит к груди. Она покусывает его за губы и прижимается к нему.

– Я – хорошая девочка, Джонатан. Это чтобы ты знал.

Она расстегивает его рубашку и спускает ее с плеч. Ее ладонь скользит по его груди и опускается все ниже и ниже. Чуть отступив, она срывает с себя футболку и стаскивает джинсы, пожирая его голодным взглядом.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает он, и она приникает к нему.

– Оттуда же, откуда и ты.

Он ложится на траву, она устраивается сверху. Лунный свет танцует в ее медных волосах. Качаются деревья. Небо разрывает пронзительный крик.

Прибыл поезд из Шура, и следом за ним, через минуту, – из Цюриха. Пассажирский поток выплеснулся на тротуар у здания вокзала. Сейчас или никогда. Джонатан перебежал улицу, перепрыгнул через ограждение и прошел по стоянке к центральному проезду. Если стоянка охраняемая, то сейчас он как на ладони: загорелый мужчина, рост выше среднего, одет в новую парку темно-синего цвета, лыжная шапка надвинута до бровей, из-под нее выбиваются густые, слегка вьющиеся и уже с проседью волосы.

«Не торопись», – одернул себя Джонатан, расправляя плечи.

Он вытащил из кармана ключи, нащупал брелок и нажал кнопку снятия с охраны. Его не покидало ощущение, что события все больше и больше развиваются по жесткому сценарию. Эмма всегда была очень педантичной в вопросах организации. Машина пискнула. «Не смотри по сторонам, – сказал он себе. – Это Эммина машина, а значит, твоя». «S-600», цвет «черный бриллиант». Машина, для которой рождена жена любого хирурга.

Джонатан скользнул на водительское сиденье, закрыл дверь и дотронулся до рычага переключения передач. Двигатель взревел. Джонатан подпрыгнул на сиденье, чуть не ударившись головой в потолок. От неожиданности он вскрикнул, но сразу же сообразил, что сам включил зажигание. И успокоился. «Скоро, того и гляди, – подумал он, – машины будут ездить сами по себе, без водителя».

Он осмотрелся в салоне. Запах кожи, девственная чистота. «Новизна» машины бросалась в глаза. Не только марка – «мерседес», но и модель – новейшая и лучшая из современных седанов. Цена – космическая. Не машина, а символ роскоши на колесах. Воплощенное совершенство. Он уселся поудобнее, отрегулировал сиденье, зеркала и пристегнул ремень. Включил заднюю скорость и выехал с парковочного места. Автомобиль двигался идеально тихо, словно скользил над обледенелой мостовой.

Внезапно он почувствовал острое отвращение к этой машине, и не только потому, что она была доказательством Эмминой лживости, но и потому, что она олицетворяла жизнь, которой он всегда сторонился. Слишком много его коллег в больнице Слоуна-Кеттеринга мечтали о практике на Парк-авеню и особняке в Хемптоне. И они урвали свою долю пряников и леденцов. Бог знает сколько они работали ради этого. Для него же медицина не была средством достижения материальных благ. Его интересовала собственно медицина. Он не желал, чтобы его мерили тем, чем он владеет. Например, вот такими машинами. Значение имела только профессия. Доктор Джонатан Рэнсом заботился о других.

Он вывел машину со стоянки. На главной дороге в обоих направлениях движение было очень интенсивным. Пешеходы, устав ждать на обочине, стали переходить дорогу прямо перед его «мерседесом». Какой-то человек остановился в свете фар как раз перед автомобилем и, сощурившись, посмотрел на Джонатана сквозь ветровое стекло. Полицейский. Джонатан был абсолютно уверен в этом. Он выпустил руль и приготовился, что сейчас человек выхватит пистолет и закричит: «Выйти из машины! Вы арестованы!»

Но спустя несколько секунд человек ушел, растворившись в море пешеходов.

Движение стало спокойнее. Джонатан выехал на проезжую часть и повернул налево. Через четыре квартала он остановился и опустил стекло:

– Садись.

Симона запрыгнула в машину и осмотрелась.

– Это Эммина? – спросила она.

– Думаю, да.

Джонатан выехал на автобан в восточном направлении. Дорожный знак показывал: «Шур – 25 км».

По лицу Симоны пробежала тень.

– Куда ты?

– Назад, в гостиницу. Надо же выяснить, кто отправил вещи.

18

– Прибавь жару.

Охранник повернул форсунки, регулирующие бутановые горелки. Из-под огромного медного чана вырвались языки голубого пламени. Стрелка термометра показывала сто сорок градусов. [16]16
  По Фаренгейту, 60º C


[Закрыть]

Устройство называлось «Горшок» и датировалось началом семнадцатого века. Высотой пять футов и столько же в диаметре, агрегат использовался в общественных прачечных в Алеппо еще со времен, когда Сирия была провинцией Оттоманской империи. Стрелка доползла до ста пятидесяти. Погруженный по плечи в стремительно нагревающуюся воду, Гассан начал неистово брыкаться: он уже не мог касаться ногами дна.

Стрелка прошла отметку сто шестьдесят градусов. [17]17
  71º C


[Закрыть]

Это была долгая ночь. Гассан продемонстрировал незаурядное мужество. Он страдал, но не проронил ни слова о том, кому он доставил пятьдесят килограммов пластида. Полковник Майк выглядел уже не таким чистым и отутюженным. От напряжения у него вспотели даже усы. Злая атмосфера места пропитала его насквозь.

– Еще.

На поверхности воды у краев котла стали появляться пузырьки. Гассан начал кричать. Но выкрикивал он не мольбы к Аллаху, а проклятия в адрес Запада, президента США, ФБР и ЦРУ. Он не был фанатиком. Он принадлежал к другой разновидности. Террорист по образу действий. Мятежник по природе, которым движет одно желание – разрушать.

Филип Паламбо сидел на стуле в углу. Он давно устал от жалостных стонов. Его запас сочувствия к таким мешкам дерьма, как Гассан, иссяк, еще когда он расследовал взрывы на Бали. Сорок трупов – мужчины, женщины, дети, наслаждавшиеся морской прогулкой в тропиках. Погибли все. Еще сотни раненых. Жизни оборвались. Жизни разрушены. А во имя чего? Обычная ерунда – досадить Западу. По мнению Паламбо, у всех у нас есть контракт с обществом – соблюдать законы и честно относиться к своим согражданам. Нарушаешь контракт, выходишь за рамки честной игры – пеняй на себя.

Гассан хотел убивать невинных людей. Паламбо пытался его остановить. Подбавим жару и приступим.

– Начнем сначала, – с раздражающим спокойствием произнес полковник Майк. – Десятого января в Лейпциге ты встречался с Дмитрием Шевченко. Ты перенес пластид в белый микроавтобус «фольксваген». Куда ты поехал потом? Кому ты должен был передать взрывчатку? Вряд ли тебе захотелось просто немного похранить ее у себя. Ты же умный. Расскажи, что было дальше. Я даже помогу тебе. Ты доставил взрывчатку заказчику. Я хочу знать его имя. Поболтай со мной, и мы сразу прекратим неприятности. По правде говоря, после таких процедур мне снятся плохие сны.

За десять часов вопросы не изменились.

Было слышно, как на улице собаки отчаянно лаяли на полную луну. Мимо, сотрясая стены, прогрохотал грузовик.

Гассан заговорил, затем сжал губы и уронил голову на грудь. Помещение пронзил его гортанный вопль.

– Добавить, – сказал полковник Майк.

Пламя увеличилось. Стрелка добралась до ста восьмидесяти градусов. [18]18
  82º C


[Закрыть]

– Какие у них планы? Назови мне цель. Место, число, время, – непреклонно повторял полковник Майк.

Человек рождается для определенного вида деятельности: Майк был рожден для пыток, как жокей для скачек.

Сто девяносто. [19]19
  88º C


[Закрыть]

– Сначала твой член лопнет, как переваренная сосиска. Потом у тебя внутри вздуется желудок и закипят легкие. Посмотри на свои руки. Мясо уже начинает отставать от костей. Самое грустное, что мы можем продолжать очень долго.

Выпучив глаза, Гассан продолжал изрыгать проклятия и клясть свою судьбу.

– Имя твоего связного? Как будут использовать взрывчатку?

Двести градусов. [20]20
  93º C


[Закрыть]

– Ладно! – закричал Гассан. – Я скажу. Вытащите меня! Пожалуйста!

– Что ты скажешь?

– Все. Все, что знаю. Имя. Вытащите меня!

Полковник Майк поднял руку, подавая сигнал охраннику, и подошел поближе к чану. Его лоб покрывала испарина.

– Кто заказчик?

Гассан произнес имя, которое Паламбо раньше никогда не слышал.

– Я передал лично ему. Он заплатил двадцать тысяч долларов.

– Куда ты доставил взрывчатку?

– В Женеву. Гараж в аэропорту. Четвертый этаж.

Плотина рухнула. Гассан начал говорить, информация хлестала из него, как вода из прорвавшейся трубы. Имена. Связи. Явки. Пароли. Хотя он не мог говорить быстро.

Паламбо все записывал на магнитофон. Затем он вышел из помещения, чтобы проверить данные, и через пять минут вернулся.

– Некоторые имена прошли проверку, но мы потратили слишком много сил.

– Так что же? Значит, есть еще вопросы для нашего выдающегося гостя? – спросил полковник Майк.

– Конечно есть, – ответил Паламбо. – Мистер Гассан давно в деле. А мы только начали.

Полковник Майк кивнул охраннику:

– Прибавь жару.

19

Джонатан доехал до Арозы за полтора часа. Миновав Постштрассе, он припарковался у гостиницы «Кульм», в трехстах метрах от «Белльвю». Симона, ссутулившись, сидела на пассажирском сиденье и курила.

– Тебе не стоит оставаться, – сказал Джонатан. – Лучше, если мы расстанемся. Дальше я справлюсь один.

– Я хочу остаться, – ответила она, глядя в окно.

– Поезжай домой. Ты выполнила свой долг. Ты протянула мне руку помощи, когда это было необходимо. Я не хочу нести за тебя ответственность.

Последняя фраза разозлила Симону.

– Никто тебя и не просит, – отрезала она. – До сегодняшнего дня я, вообще-то, была в состоянии присматривать за собой. Спасибо тебе большое.

– Что ты скажешь Полю?

– Скажу, что помогаю другу.

– То-то он порадуется, если ты позвонишь ему из тюрьмы. Ты все больше и больше погружаешься в трясину неприятностей.

Симона повернулась к нему, окинув сердитым взглядом. Ее щека в том месте, куда пришелся удар полицейского, стала пунцовой. Синяк сильно выделялся на фоне ее обычно безупречной внешности.

– А ты, ты сам что делаешь? Скажи мне, Джон.

Джонатан уже пообещал себе, что будет предпринимать какие-то шаги последовательно. Вообще-то, он понимал, что уже находится в бегах, но не из-за полицейских – честных или нечестных. Его пугало другое: правда.

– Пока не знаю, – ответил он.

Симона выпрямилась.

– Сколько у тебя братьев?

Вопрос застал его врасплох.

– Двое. И сестра. А что?

– Если бы беда случилась с кем-то из них, ты бы уехал домой?

– Нет, я бы не уехал.

– А вот у меня нет ни братьев, ни сестер, – продолжала Симона. – Я замужем за человеком, который относится к работе, как к любовнице. У меня только ученики и Эмма. И я не меньше тебя потрясена тем, что мы узнали. Если я могу хоть чем-то помочь, дай мне шанс. Я понимаю, ты волнуешься за меня, и, поверь, ценю это. Завтра я уеду в Давос к Полю. Наверняка к тому времени мы все выясним. Но если придется противостоять полиции, мне бы хотелось быть рядом с тобой.

Джонатан понял, что ему не отделаться от Симоны. Нельзя отрицать, что ее присутствие не помешало бы, если придется предстать перед капитаном полиции. Симона работала в престижной школе в Женеве, ее муж – уважаемый экономист.

Он наклонился и вытащил у нее изо рта сигарету.

– Ладно, ты выиграла. Но если остаешься, то бросаешь курить. А то меня уже тошнит от твоего курева.

Симона тут же достала другую.

– Allez, [21]21
  Вперед (фр.).


[Закрыть]я здесь подожду. – И поцеловала его в щеку. – Будь осторожен.

Опустив голову, Джонатан шел по улице, прикрывая рукой глаза, чтобы хоть немного видеть дорогу. Ветер неистово швырял в лицо снег. Джонатан свернул в переулок, ведущий к Постштрассе, затем вышел на дорогу через Арленвальд – лес у подножия горы. Здесь ветер был не такой сильный, и Джонатан пошел быстрее.

Уличные фонари остались позади, и дорога, по обеим сторонам которой росли высокие сосны и стройные, одна к одной, березы, теперь была почти не видна. Справа начинался крутой склон. Через несколько минут Джонатан вышел к гостинице с тыльной стороны здания и, утопая по колено в снегу, спустился по склону. Он остановился под деревьями, растущими как раз напротив его окон. Четвертый этаж. Ближайший к нему угол. Прямо около здания столетняя сосна соблазнительно раскинула ветви, почти касаясь балконов на третьем и четвертом этаже.

И тут Джонатан почувствовал чей-то взгляд, волосы у него встали дыбом. Он резко обернулся, уверенный, что за ним наблюдают, и внимательно осмотрел склон. Где-то на дереве ухнула сова. Ее глубокий, низкий крик заставил его вздрогнуть. Он вглядывался еще несколько секунд, но никого не заметил.

Расстояние до развесистой сосны составило всего пять шагов. Наметив ветку, он забрался на нее и стал карабкаться вверх. Десять метров – и он уже на нужной высоте. Балкон на расстоянии вытянутой руки, а склон под ним такой крутой, что если Джонатан сорвется, то упадет в снег тремя метрами ниже. Он повис на ветке и начал раскачиваться, пока ноги не зацепились за перила. Перенеся вес тела, он запрыгнул на балкон.

Сквозь закрытые шторы пробивался свет. Балконная дверь была чуть приоткрыта. Джонатан на цыпочках сделал несколько шагов. И тут шторы раздвинулись. Балконная дверь открылась в комнату. На мгновение Джонатан заметил силуэт одетого в костюм мужчины, который разговаривал с женщиной. Отступив, он снова перепрыгнул через перила. Удерживаясь одними кончиками пальцев – пригодились альпинистские навыки, – он преодолел перегородку, разделяющую балконы. Обледенелые перила казались невероятно холодными. Он снова посмотрел вниз. Шестьдесят футов до подъездной аллеи, а если промахнется – лететь ему еще шестьдесят до улицы внизу. Пальцы онемели. Джонатан убеждал себя, что сейчас ему не сложнее, чем висеть на гранитном выступе. Но он не имел дела с гранитными выступами посреди зимы. Дюйм за дюймом он продвигался по внешней стороне балкона, пока наконец, уставший, не перебрался через перила.

Отдышавшись, Джонатан дернул дверь. Не заперта, как он и оставил ее утром. В номере было темно. Войдя в комнату, Джонатан немного постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку. Здесь уже побывала горничная. Обе кровати аккуратно застланы. В воздухе приятно пахло ароматным средством для чистки мебели. Но ощущение, что все-таки что-то изменилось, никак не покидало его.

Джонатан подошел к кровати. Эммина ночная рубашка по-прежнему лежала под подушкой. На ночном столике – книги в мягких обложках. Целая стопка. Он взял верхнюю. «Прежние дурные поступки». Подходящее название, но вряд ли Эмма даже открывала ее. Книгу, которую она читала, Джонатан нашел в самом низу.

Он прошел в прихожую, открыл шкаф и проверил Эммины вещи, ящик за ящиком. Может, что-то прояснит ее вторую жизнь. Но какого рода это что-то? Если он не знает, чем она занималась, то откуда ему знать, что надо искать?

Закрыв шкаф, Джонатан заглянул в верхнее отделение, где на полке лежали их чемоданы. Он встал на цыпочки и вытащил тот, который побольше, – Эммин «самсонайт» с жесткими стенками. Такие любят стюардессы. Джонатан опустил чемодан на пол и вдруг застыл как вкопанный.

Он же никогда не клал Эммин чемодан сверху! Наверх он клал свой, потому что его чемодан меньше и мягче.

В номере явно кто-то побывал.

С минуту Джонатан не двигался. Вытянув шею, он прислушался. Каждый удар сердца вгонял гвоздь в его грудь. Но, кроме своих расшатанных нервов, он не слышал ничего. Наконец он взял чемодан, отнес его на кровать и открыл.

Еще один сюрприз. Внутренняя обшивка отходила по периметру и торчала, как прозрачные пластиковые листы для фотографий в альбоме. Она не была вспорота или оторвана. Приглядевшись, он обнаружил застежку, такую же как на пластиковых папках. В лунном свете он разглядел прямоугольный карман – отделение для документов или чего другого, что хотелось бы скрыть от взора таможенников.

Джонатан закрыл чемодан и отнес его обратно в шкаф. Эммина сумка стояла под столом. Нет, на сей раз не из черной телячьей кожи – обычный видавший виды рюкзачок на любую погоду и на все случаи жизни. Открыв наружный карман, Джонатан с облегчением отметил, что бумажник на месте – именно там, где Эмма всегда его держала. Удостоверение. Деньги – восемьдесят семь франков. Кредитные карты. Несколько франков в отделении для мелочи. Заколка. «Тик-так». Он пошарил по дну. Пальцы нащупали браслет. Джонатан узнал его: время от времени Эмма надевала его. Светло-голубой, из прессованного каучука, похожий на силиконовые браслеты «LiveStrong», которые распространяет Лэнс Армстронг, семикратный победитель велогонки «Тур де Франс». [22]22
  Все средства от продажи желтых, как майка лидера, браслетов поступают в созданный Л. Армстронгом фонд помощи онкобольным.


[Закрыть]

На три четверти браслет был тонким. Джонатан провел пальцем по утолщенной четверти. Внутри что-то твердое, прямоугольное. Он повертел браслет в руках и вдруг понял, что его части разъединяются. Внутри оказалась флэшка для переноса файлов с одного компьютера на другой. Раньше он никогда не видел ее. Эмма работала на своем ноутбуке с дьявольской виртуозностью, но редко выносила его из офиса. Джонатан снова собрал браслет и надел его на руку.

В коридоре раздались шаги. Он опустил рюкзак и окинул взглядом стол – карты, открытки, его компас, ручки. Шаги приближались.

– Сюда, офицер. Комната в конце коридора.

Джонатан узнал голос управляющего. В замочную скважину вставили ключ. Открыв средний ящик стола, Джонатан увидел записную книжку в коричневом кожаном переплете. Он бросил книжку в Эммин рюкзак и выскочил на балкон.

Дверь открылась. Из гостиничного коридора в комнату упал свет.

– Полицейский был мертв? – спрашивал управляющий.

Не теряя времени, Джонатан спрыгнул с балкона на склон.

– В номере кто-то был, – выдохнул Джонатан, вскочив в «мерседес». – Искали…

Он посмотрел на пассажирское сиденье. Симоны в машине не было. Так же как и ее сумки на полу. «Ушла, – подумал он. – Одумалась и решила не ввязываться». Джонатан наклонился вперед, пытаясь восстановить дыхание. Его взгляд упал на замок зажигания. Ключи тоже исчезли. В ужасе он оглянулся на заднее сиденье. Ни Эмминой сумки, ни коробки со свитером. Симона все забрала с собой.

Растерянный и усталый, он откинулся на сиденье. На коленях у него лежала Эммина записная книжка. Джонатан открыл ее и принялся просматривать имена, адреса и телефоны. «Вот с этого и начну», – подумал он.

Дверь автомобиля открылась, и в машину скользнула Симона Нуаре.

– Ты где была? – раздраженно спросил Джонатан.

Симона съежилась:

– Поднялась на холм и вернулась обратно. Если я обязана отчитываться – пошла покурить.

– А где Эммины вещи?

– Убрала их в багажник на случай, если одному из нас захочется прилечь.

Успокоившись, Джонатан кивнул:

– Прости за мой тон. Просто в номере кто-то побывал и что-то искал. Повсюду. Но очень аккуратно. За что большое спасибо. Я бы так не смог.

В ужасе Симона не сводила с него взгляда.

– Ты о чем? Кто был? Полиция?

– Нет. По крайней мере не настоящая полиция.

Он рассказал и про открытый чемодан, и про потайной кармашек на стенке чемодана.

– Их интересовал только ее чемодан? – спросила Симона. – И что они искали?

– Не знаю.

– Подумай, Джон. Что могло быть внутри?

Джонатан отмахнулся: он действительно не знал.

– Заводи машину. Они могут быть на подходе.

– Успокойся, – сказала Симона. – Никого нет. Посмотри сам.

Джонатан посмотрел в зеркало заднего вида. Совсем пустая улица. Метель разогнала всех по домам. Расслабившись, он закрыл глаза.

– Хорошо, – пробормотал он. – С нами все хорошо.

– Конечно, с нами все хорошо, – успокоила его Симона.

– Я слышал голоса в коридоре. По-моему, управляющий разговаривал с кем-то из полиции. Они говорили о том полицейском в Ландкварте. И они знают, что там был я.

– Пока ты в безопасности. И это главное. – Симона показала на книжку. – Это что?

– Эммина записная книжка. Надо выяснить, кто из ее знакомых живет в Асконе. Если вещи ей прислал кто-то из друзей, здесь обязательно должно быть имя.

– Можно я посмотрю?

Джонатан протянул ей книжку в кожаном переплете. Толстая, как Библия, и в два раза тяжелее. Однажды Эмма сказала, что в ней вся ее жизнь. Симона положила книжку на колени и торжественно, будто священный текст, открыла ее. На форзаце стояло Эммино имя. Под ним – цепочка адресов. Самый последний – их женевский – авеню де Колонь. До него значились улица Сен-Жан в Бейруте и лагерь ООН для беженцев в Дарфуре, в Судане. В списке были и другие адреса – дорожная карта его недавней и невозвратной жизни.

– Сколько же здесь имен? – поинтересовалась Симона.

– Все, кого она когда-либо встречала. Эмма никогда ни о ком не забывала.

Они вместе просмотрели каждую страницу от А до Я – искали адреса в Тессине (Тичино), Асконе, Локарно, Лугано. Любой телефонный номер с кодом 078. Здесь были собраны имена со всех концов земного шара. Тасмания, Патагония, Лапландия, Гренландия, Сингапур, Сибирь… Но про Аскону не упоминалось ни разу.

Через полчаса Симона отложила книжку.

Ни одного знакомого на самом юге Швейцарии у Эммы не было. Асконы в Эмминой жизни не существовало.

Порывшись в карманах, Джонатан достал корешки багажных квитанций.

– Вот что у нас еще есть, – произнес он. – Помнишь, в Ландкварте нам сказали, что имя отправителя должно быть записано на станции отправления багажа.

– Сомневаюсь я, что швейцарцы так легко предоставят подобную информацию. Тебе придется предъявить удостоверение личности и многое объяснить.

– Пожалуй, ты права. – Джонатан протянул квитанции Симоне и завел двигатель.

– Куда едем?

– А ты как думаешь? – спросил он, оборачиваясь, чтобы посмотреть, свободна ли дорога.

Симона поудобнее устроилась на сиденье и поправила волосы.

– Но у Эммы не было там друзей. И у нас нет ни малейшего представления, с чего начать. Так на что надеяться?

Джонатан развернул автомобиль и прибавил газ.

– Я знаю, как найти того, кто отправил Эмме багаж.