Текст книги "Правила обмана"

Автор книги: Кристофер Райх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

14

Маркус фон Даникен стоял, прижав к уху мобильный, под навесом уличного кафе «Штернгольд» на Белльвюплатц.

– Да, Франк, – громко говорил он, пытаясь перекричать гомон, стоявший вокруг. – С паспортом что-нибудь выяснилось?

Час дня. Колючий ветер со свистом носился над озером, срывая с волн белые барашки. Фон Даникену в лицо летели брызги.

– Интересный вопрос, – сказал Франк Венсан из Бельгийской федеральной полиции. – Скажите мне, Маркус, вы ничего не забыли сообщить о Ламмерсе? О его связях с нами?

– То есть? – не понял фон Даникен.

– С нашей страной, с Бельгией.

– Нет. Ламмерс работал в Брюсселе год или два, но это было в восемьдесят седьмом – двадцать лет назад. А что у вас?

Венсан разочарованно крякнул:

– Понимаете, мы выяснили все, что можно, о настоящем владельце паспорта – Жюле Гайе. Его местонахождение, домашний адрес, свидетельство о рождении, даже налоги. Он – бизнесмен международного уровня, если вам это интересно. Владеет дюжиной компаний по всему миру. Специализируется на одежде. Много путешествует. Дубаи. Дели. Гонконг.

Фон Даникен вспомнил штампы в паспортах Ламмерса. Он тоже много и часто путешествовал.

– Получается, реальное лицо?

– Еще какое реальное, – уверенно подтвердил Венсан. – Жена. Дети. Дом на авеню Тервурен. Он абсолютно реален.

– Что вы хотите этим сказать? Ламмерс вел двойную жизнь? Одна семья в Цюрихе, другая – в Брюсселе?

– Нет. Это исключено. Ламмерс и Гайе – два разных человека.

Только сейчас фон Даникен заметил, что кроме голоса Венсана он слышит еще целый хор сигналящих машин.

– Франк, вы где?

– В телефоне-автомате, – ответил Венсан. – Последнем в Брюсселе.

– В автомате? И что вы там делаете?

– Звоню вам. В целях собственной безопасности.

– Франк, так вы нашли Гайе или нет?

– Разумеется, нашли. – Венсан замолчал. – Во время одной из поездок Гайе потерял свой паспорт. Заявил о потере в нашем консульстве в Аммане, и ему выдали новый.

– В Аммане? Что он там делал?

– Приезжал на текстильную фабрику. Все совершенно законно. Я лично говорил с нашими ребятами из этого консульства, и они вспомнили тот случай. По правде говоря, лучше сказать, что они никогда не забудут его.

Фон Даникен плотнее прижал трубку к уху, стараясь сквозь уличный шум разобрать слова Венсана. Ему не терпелось узнать, что такого особенного в выдаче нового паспорта обычному туристу, о чем стоит помнить всю жизнь.

– Все произошло в августе два года назад, – продолжил Венсан. – Гайе обратился в консульство, заявив, что у него из гостиничного номера украли паспорт, бумажник и кое-что из вещей. В качестве документа, удостоверяющего личность, он предъявил водительские права. Господин, приятный во всех отношениях. Ему сразу же выдали новый паспорт. Спустя две недели в совершенно безлюдной местности обнаружили два трупа – мужчины-европейца и женщины. Местная полиция решила, что пару убили бандиты, но утверждать что-либо наверняка было сложно. С момента убийства прошло много времени. Несколько недель. Может, даже месяцев. Представляешь, в каком состоянии были трупы, пролежав столько на жаре, да и шакалы с мухами тоже постарались. Все личные вещи забрали воры. В общем, идентификация была невозможна. В конце концов полиция по арендованной машине вышла на небольшую гостиницу. Управляющего доставили в морг, и он опознал в убитых постояльцев своей гостиницы – узнал рубашку мужчины. Это был Гайе.

– Но это так и не было подтверждено…

– Было. Его семья попросила провести ДНК-анализ. Проверка заняла три месяца, но управляющий оказался прав. Тест подтвердил, что это был Гайе.

– Вы хотите сказать, что новый паспорт получил Ламмерс?

– Это я хочу выяснить у вас. Как выглядел Ламмерс? Рост – метр восемьдесят, вес – восемьдесят пять килограммов, светлые седеющие волосы, голубые глаза?

Фон Даникен мысленно прикинул, вспомнив распростертое на снегу тело.

– Близко.

– Знаете, Маркус, что я думаю? Там в пустыне… тоже работал профессионал.

Теперь фон Даникена интересовало только одно.

– Это ведь случилось год назад. Вы же заблокировали паспорт?

– Разумеется. Как только – так сразу.

– Почему тогда сейчас вы звоните из автомата?

– Потому что месяц назад его кто-то разблокировал.

– Кто? – спросил фон Даникен.

На том конце телефонного провода на минуту воцарилась тишина. Где-то там, на брюссельской улице, громко сигналил грузовик.

– Какая-то шишка, Маркус. Очень важная шишка.

15

– Сволочи! Espece de salopards! [11]11
  Ублюдки! (фр.).


[Закрыть]– возмущалась Симона Нуаре. – Он же пытался тебя убить! Зачем?!

– Не знаю, – рассеянно ответил Джонатан.

Несмотря на включенную печку, он продолжал дрожать. Жуткая картина – полицейский, который безрезультатно пытается ухватить антенну, торчащую у него из головы, – по-прежнему стояла перед глазами.

– А должен бы, – не сдавалась Симона.

– Им нужны были вещи. Это все, что я могу предположить. Парень сорвался, когда я стал сопротивляться.

– Вещи? И только? Нет, должно быть что-то еще. Точно…

– Что ты хочешь этим сказать? – Джонатан повернулся к ней. – Я никогда раньше не видел их. И страху натерпелся не меньше тебя. Что толку препираться? Давай лучше думать, что дальше делать.

Симона испуганно пошла на попятную.

– Прости, – сказала она, устраиваясь поудобнее. – Ты прав. Мы оба натерпелись. Я не имела в виду…

– Я понимаю. Давай просто посидим немного, придем в себя и решим, какой у нас план на ближайшее будущее.

Они остановились под соснами на поляне в горах. Под ними, не далее чем в двух милях, к вокзалу слетался рой мигающих огоньков. Джонатан насчитал десять полицейских машин и две машины «скорой помощи».

Он указал на аккуратное круглое отверстие, которое пуля проделала в приборной доске.

– Эти двое… один мертв, второй, в лучшем случае, тяжело ранен. Я не могу сидеть сложа руки. Я должен объяснить, что произошло. Я скажу им, что все это чудовищная ошибка. Они пришли не за тем человеком – шли по ложному следу…

– Джон, ты на пулевое отверстие посмотри. Его оставила твоя полиция. И после этого ты хочешь пойти и сдаться? – Симона раздраженно махнула рукой.

– А у меня что, есть выбор? Сейчас каждый коп в кантоне, а может, и по всей стране держит в руках ориентировку на поиск преступников: высокий седой американец и темноволосая женщина на серебристом «БМВ» пятой серии. Через час у них будут наши имена… во всяком случае мое. Нас найдут в два счета.

– Ну допустим, а что ты им скажешь? Что ты защищал свою жизнь? Они не поверят ни единому твоему слову. – Симона порылась в сумочке в поисках сигареты. – Они pourri,Джон. Знаешь, что это значит? Гнилые. Продажные. Та еще полиция! – Прикуривая, она держала дрожащую зажигалку двумя руками.

Джонатан достал бумажник и вытащил из него удостоверение Оскара Штудера, унтер-офицера полиции кантона Граубюнден. Только тут ему пришло в голову, что машина-то не похожа на другие полицейские автомобили – ни рации, ни бортового компьютера, ни отделения для оружия, идеально чистые коврики и никаких стаканчиков из-под кофе. Пробег – две тысячи километров. Из бокового отделения торчали какие-то бумаги. Оказалось, документы на аренду автомобиля. Оформлены на Оскара Штудера. В десять утра машину взяли на сутки в прокат.

Pourri.Он кому угодно объяснил бы, что означает это слово.

Всякое желание пойти в полицию тут же испарилось.

Джонатан засунул бумаги обратно.

– Они знали, что я американец, – проговорил он. – И ждали меня.

Симона кивнула, их взгляды встретились, и она прочитала в его глазах растерянность.

Джонатан посмотрел на кожаный чемодан и аккуратный бумажный пакет.

– Открывай, – сказал она. – В конце концов, надо выяснить, в чем тут дело.

Джонатан решил начать с пакета и складным ножом перерезал бечевку. Под бумагой оказалась блестящая черная коробка. В правом верхнем углу сияла золотая пластина с именем дизайнера.

– Богнер, – прочитала Симона. – Должно быть, это подарок.

– Похоже на то, – ответил Джонатан и разрезал ленточку.

Богнер – производитель эксклюзивной одежды, позволяющей завсегдатаям модных швейцарских курортов в тепле и с шиком проводить время в Альпах. В прошлом году, в октябре, по дороге в Шамони они с Эммой как-то заглянули ради шутки в один из бутиков Богнера. День был солнечный, этакий уик-энд между осенью и зимой, когда воздух уже становился колючим и кусачим.

– Что бы ты здесь себе выбрал? – спросила Эмма, пока они бродили между полками, чувствуя себя шпионами в тылу врага. «Врагами» были богатые снобы.

Джонатан показал на темно-серый свитер с вырезом лодочкой:

– Я бы взял вот этот.

– Считай, он твой.

– Правда? – Джонатан продолжал играть.

– Он тебе идет. Мы возьмем этот свитер, – сказала Эмма оказавшейся поблизости продавщице.

– Возьмем? – довольно громко переспросил Джонатан, рискуя быть разоблаченным.

Эмма кивнула и взяла его под руку.

– У меня есть заначка, – шепнула она ему на ухо и игриво куснула его.

– Мадам хранит заначку в коробке из-под обуви?

Эмма не ответила. Она уже серьезно разговаривала с продавщицей, не обращая внимания на Джонатана:

– Размер XL, пожалуйста. Упакуйте в подарочную коробку.

Ее голос уже не звучал ни таинственно, ни приглушенно. И взгляд тоже уже не был загадочным.

– Эмма, перестань, – вмешался Джонатан. – Хватит. Идем отсюда.

– Подожди, – настаивала она. – Ты заслужил подарок. А с меня причитается.

– За что?

– Не скажу.

Взглянув на ценник, Джонатан чуть не потерял сознание. Он буквально вытащил Эмму из магазина. Оказавшись на улице, они посмеялись над ее шалостью. Но при этом она метнула в него холодный взгляд, говоривший, что муж провинился и впал в немилость вплоть до особого уведомления.

Открыв коробку, Джонатан вспомнил выражение ее лица и медленно развернул тончайшую бумагу. В коробке лежало что-то темное.

– Красивый, – сказала Симона.

Он уже забыл, каким мягким был тот свитер из Шамони. Простой темно-серый свитер с вырезом лодочкой. Очень качественный и очень элегантный, хотя на первый взгляд ничего особенного, что, собственно, и делало его стильным. Джонатан провел рукой по горловине. Четырехслойный кашемир. Ничего мягче его нет на свете. Стоил он тысячу шестьсот долларов. Половину его месячной зарплаты.

«У меня есть заначка».

Это и был тот подарок на день рождения, о котором она говорила управляющему «Белльвю»?

Джонатан убрал свитер обратно в коробку. На счете у доктора Рэнсома и его жены было всего каких-то пятнадцать тысяч швейцарских франков. Около двенадцати тысяч долларов. И это притом, что за гостиницу еще не заплачено.

Отложив коробку, он взялся за чемодан. Где-то в глубине души Джонатан чувствовал, что содержимое чемодана не предназначалось для посторонних глаз. «Тот, кто подслушивает у закрытой двери, вряд ли услышит о себе что-то хорошее», – говорила ему в детстве мать. Но Джонатан больше не верил в хорошее и плохое. Теперь для него существовали только правда и ложь. Он уже не мог остановиться и не заглянуть в чемодан, так же как раньше не смог просто взять и выбросить багажные квитанции. Он словно открывал расписную русскую матрешку, а в ней оказывалась другая – поменьше, а в той – еще одна…

Молния запиралась на золотой замочек. Джонатан взглянул на Симону, и она молча кивнула. Он вонзил лезвие в кожу чемодана и сделал надрез по всей длине.

Первое, что он увидел, – папка на молнии, в которой лежали ключи от автомобиля «мерседес-бенц» и нарисованная от руки карта. На ней квадратиком был помечен вокзал, а прямоугольником – парковка с меткой «X». Ландквартский вокзал? Хотя мало ли в Швейцарии железнодорожных вокзалов!

Ниже в чемодане обнаружился темно-синий брючный костюм из крепа и светлая кремовая блузка. В стиле подтянутых офисных работников Франкфурта и Лондона. Дамочек, деловито спешащих через залы аэропорта на каблуках высотой двенадцать сантиметров. На плече сумка с ноутбуком, к уху прижат мобильный телефон… Под костюмом лежало шикарное черное кружевное белье, которое могло бы завести кого угодно.

Следующим шел набор косметики. Джонатан покопался и в нем. Тушь. Подводка для глаз. Помада. Тональный крем, румяна и, прости господи, накладные ресницы. И конечно, духи: «Tender Poison» [12]12
  «Нежный яд» (англ.).


[Закрыть]от «Диор».

«А какими пользовалась Эмма?» – задал он себе вопрос. Она всегда была верна «Devon Dawn» [13]13
  «Девонский рассвет» (англ.).


[Закрыть]от «Эспри». Эмма Роуз. Английская роза по имени и по сути.

Под всякими там тюбиками, баночками и пудреницами он обнаружил атласный мешочек, перевязанный изысканной золотой тесьмой. Не церемонясь, Джонатан открыл мешочек. Внутри лежали прямо-таки пиратские трофеи – браслет от «Картье», часики с изумрудами, бриллиантовые серьги и золотое колье-сетка. У него было не много опыта по части ювелирных изделий, но определить, что это не бижутерия, он был вполне в состоянии.

Джонатан поднял взгляд и увидел, что Симона смотрит на него во все глаза. Он чувствовал, что думают они об одном и том же. Их Эмма не носила деловые костюмы. Их Эмма не красила губы ярко-красной помадой. Она не пользовалась накладными ресницами и не душилась за ушком «Tender Poison». И у нее не было драгоценностей, доставшихся ей по наследству.Ему казалось, он держит в руках вещи какой-то другой женщины.

Симона рассматривала кольцо из мешочка.

– Э.А.К., – прочитала она. – Знаешь кого-нибудь с такими инициалами?

– Нет. А что?

– Вот, смотри, здесь на внутренней стороне. – На обручальном кольце было выгравировано «Э.А.К. 8-2-00». – Вот кому оно принадлежит, – сказала Симона. – Госпоже Э.А.К., которая вышла замуж второго августа двухтысячного года. Может, какая-нибудь Эммина подруга?

Джонатан попытался вспомнить всех известных ему обладателей имени на букву «Э». В голову лезли Эд, Эрни и Этьен, но им бельишко в чемодане явно не по размеру. Женский список оказался гораздо короче: в нем значилось только одно имя – Эвангелина Ларсен, датский врач, с которой он работал четыре года назад.

В ювелирном мешочке оставался еще один – последний – предмет. Женские наручные золотые часы «Ролекс», инкрустированные бриллиантами. Теперь Джонатан был абсолютно уверен, что его жена не имеет никакого отношения к содержимому этого чемодана. «Ролекс» – пять тысяч баксов за штуку – для них всегда был символом того, что они считали в этом мире неправильным. А какие часы носила Эмма? Простые и прочные «Касио» – любимые часы хоккеистов, моряков и всех, кто работает в горячих точках и кому «до всего есть дело».

Больше в чемодане ничего не было, кроме обуви. Размер пять с половиной – Эммин размер. Он это знал, потому что она часто ворчала, что на ее маленькую ножку трудно подобрать обувь. Чулки. Коробка ментоловых пастилок. И футляр для очков, а в нем – моднейшие очки в черепаховой оправе.

Ощупав стенки чемодана, Джонатан наткнулся на что-то плотное и прямоугольное. Бумажник, догадался он. Но одна мысль не давала ему покоя, даже когда он, расстегнув молнию на кармане, извлек небольшой бумажник из крокодиловой кожи. Кольцо. Замужняя женщина не станет снимать обручальное кольцо. Разве что когда принимает ванну или купается, да и то вряд ли. А мысль, что она доверит его не очень-то надежному чемодану, отправленному обычным багажом… уму непостижимо.

В бумажнике лежали кредитные карты «Еврокард», «Кредит суисс», «Американ экспресс» и «Рейнбоу кард», дающая право годового проезда в общественном транспорте Цуга.

– Эва Крюгер, – прочел он в строке «Имя владельца» на картах. Э.А.К. – Ты когда-нибудь слышала о такой?

Симона помотала головой, что означало «нет».

– Наверное, Эммина коллега. Хорошо, что не мне, а тебе придется позвонить ей и рассказать, что ты сотворил с ее замечательным чемоданом.

Джонатан ничего не ответил. Ни на слова, ни на ее насмешливый тон. Он изучал содержимое бумажника. Тысяча швейцарских франков и пятьсот евро. В отделении для мелочи он нашел четыре франка и пятьдесят сантимов.

Внезапно он понял, что не хватает одной вещицы, без которой госпожа Эва Крюгер, законопослушная владелица автомобиля «мерседес-бенц», ни за что не сядет за руль. Джонатан снова открыл бумажник. Чувствительные пальцы хирурга еще раз перебрали все кредитные карты и банкноты и прощупали каждый миллиметр.

Наконец в отделении под кредитками он нашел водительское удостоверение Эвы Крюгер. С фотографии сквозь шикарные очки в черепаховой оправе на него смотрела красивая женщина с прямыми каштановыми волосами, гладко зачесанными назад.

– Что случилось? – спросила Симона. – На тебе лица нет.

Джонатан потерял дар речи. Грудь сдавило так, что он почти перестал дышать. Он снова взглянул на водительское удостоверение. Спрятанная за первоклассным гримом, на него смотрела Эмма.

Джонатан рывком распахнул дверь и выбрался из машины. Отойдя на несколько шагов, он прислонился к дереву. Земля уходила из-под ног. Пересилив себя, он еще раз посмотрел на фотографию строгой женщины с гладкими волосами и в модных очках, уверенно глядевшей в камеру.

Эва Крюгер.

Один взгляд на фото – и мысль о том, что у Эммы был роман на стороне, показалась досадной мелочью. Как муха, севшая на лошадиный круп. Но это… поддельное водительское удостоверение, фальшивое имя, двойная жизнь – это уже настоящая черная дыра.

Симона вышла из машины и встала рядом с ним.

– Я уверена, что всему есть какое-то объяснение. Давай подождем, пока не вернемся в Женеву. Там все и выясним.

– Такие часы стоят десять тысяч франков. А остальное? Одежда? Косметика? Скажи мне, Симона, что, по-твоему, мы там выясним?

Она задумалась:

– Не… не знаю.

Джонатан заметил на своей куртке кровавое пятно. Он не знал, его это кровь или одного из полицейских. Не важно, все равно противно. Сбросив куртку, он швырнул ее на капот и тут же почувствовал пронзительный холод.

– Достань мне, пожалуйста, свитер.

Симона принесла из машины кашемировый подарок:

– Держи…

Из свитера на снег выпал конверт. Взглянув на Симону, Джонатан поднял его. Обычный белый конверт, но тяжелый. Он сразу догадался, что в нем. Джонатан вскрыл конверт. Деньги. Куча денег. Тысячефранковые банкноты. Совсем новенькие, еще хрустящие.

– Боже! – Симона затаила дыхание. – Сколько же здесь?

– Сто, – сказал он, пересчитав деньги.

– Сто чего?

– Сто тысяч швейцарских франков.

«У меня есть заначка». – говорила Эмма.

– Ты шутишь. – Симона нервно рассмеялась.

– Теперь понятно, – произнес Джонатан.

– Что понятно? – спросила Симона.

– Зачем полиции понадобился этот чемодан.

Убрав банкноты обратно в конверт, Джонатан сунул его в карман. Оставалось выяснить, откуда полицейские узнали, что за багаж прибыл в Ландкварт, и еще важнее – по крайней мере для Джонатана, – с какой стати Эмма ждала прибытия такой огромной суммы.

Налетевший порыв ветра стряхнул с веток снег. Дрожа от холода, Джонатан натянул свитер. Роскошный кашемир плотно облегал грудь и плечи, но рукава оказались коротки.

Свитер предназначался другому.

16

– Нет, вы видели? – возмущался министр юстиции Альфонс Марти, когда фон Даникен вошел в его кабинет. – «Нойе цюрхер цайтунг»! «Трибюн де Женев»! «Тагес-анцайгер»! – Он вырывал сообщения, приходившие по телетайпу, и мял их в кулаке. – Ну прямо все газеты в стране хотят знать, что вчера случилось в аэропорту.

Фон Даникен снял плащ и перекинул его через руку.

– Что вы им сказали?

Марти бросил скомканную бумагу в мусорную корзину.

– Без комментариев. Что еще я мог сказать!

Кабинет на четвертом этаже Бундесхауса был ни много ни мало роскошным. Высокие своды с золоченой лепниной украшала роспись на сюжет Вознесения Христова. Восточные ковры оттеняли полированный паркет, а письменный стол из красного дерева размерами был под стать алтарю в соборе Святого Петра. Зато старинное деревянное распятие на стене свидетельствовало о том, что, вообще-то, Марти простой смертный, как все.

– Так когда они улетели? – никак не мог успокоиться министр.

– Сразу, как только починили двигатель, – ответил фон Даникен. – В семь утра с минутами. В качестве порта назначения пилот указал Афины.

– Очередная куча дерьма, которую американцы хотят заставить нас с улыбкой проглотить. «Решительное нет американской практике чрезвычайной экстрадиции на европейской почве» – я же провозгласил это незыблемым принципом работы нашего министерства. Рано или поздно кто-нибудь проболтается прессе, и меня забросают тухлыми яйцами. – Марти печально покачал головой. – На борту был заключенный. Я уверен. «Оникс» не мог ошибиться.

Трехсотфазные антенны «Оникса», установленные на горном склоне над городком Лойк в долине Роны, перехватывают все сигналы по гражданским и военным каналам связи, проходящие через спутники на геосинхронной орбите Земли. Программа автоматически «фильтрует» полученные данные, выискивая по ключевым словам информацию первостепенного значения. В данном случае к ключевым словам относились «Федеральное бюро расследований», «разведка» и «заключенный». И вот вчера в четыре пятьдесят пять утра «Ониксу» повезло.

– Прошлой ночью я просматривал данные перехвата, – продолжил Марти. – Имена. Маршруты. Всё здесь. – Он бросил на стол кожаную папку.

Фон Даникен открыл ее и принялся изучать содержимое. В папке лежала копия факса, посланного из сирийского консульства в Стокгольме в сирийское разведуправление в Дамаске: «Пассажирская ведомость: транспортировка заключенного № 767». В списке значились имена первого и второго пилота и еще два имени, уже знакомые ему, – Филип Паламбо и Валид Гассан.

– Маркус, обратите внимание на время. Факс передали после того, как самолет взлетел. Гассан находился на борту. Ни на секунду не поверю, что Паламбо выбросил его над Альпами. Знаете, что я думаю? Кто-то предупредил господина Паламбо, что мы собираемся обыскать самолет. Я бы хотел, чтобы вы занялись этим вопросом.

– Тех, кто имел доступ к перехваченной информации, можно по пальцам пересчитать: вы, я, наши замы и техники в Лойке.

– Вот именно.

– Мы обыскали самолет снизу доверху, – сказал фон Даникен, возвращая папку обратно на стол, – и не обнаружили никаких следов пребывания заключенного на борту.

– Вы хотите сказать, что выобыскали самолет. – Два выпученных глаза сверлили инспектора взглядом.

– Насколько я помню, вы там тоже присутствовали.

– Итак, нас можно из списка вычеркнуть, – с улыбкой, обнажившей плохие зубы, подвел итог Марти. – Это значительно облегчает ваше расследование. Я рассчитываю на ежедневный отчет. – Он дважды стукнул по столу, что означало: вопрос закрыт. – А теперь вернемся к вашему визиту. Ваш секретарь сообщил мне, что у вас есть информация по вчерашнему убийству в Эрленбахе. И вам будто бы нужен ордер на обыск?

Фон Даникен помолчал, ожидая, что Марти предложит ему сесть. Когда стало ясно, что подобного приглашения не последует, он вкратце рассказал, что ему удалось узнать о Ламмерсе, в том числе и о его прошлом, связанном с разработкой артиллерийского оружия, и о настоящем, касающемся ЛМА. Под конец он высказал свое предположение, что голландец действовал не один, и попросил ордер на обыск производственных помещений компании «Роботика».

– И это все? – спросил Марти. – Я не могу написать в ордере «подозрительный мини-самолет». Это официальный документ, и мне необходимо веское основание.

– По моему мнению, Ламмерс представлял собой угрозу национальной безопасности.

– Каким образом? Он же мертв. Только потому, что вы увидели модель самолета, да и не модель даже… а пару крыльев с бог знает чем еще.

Фон Даникен старался за улыбкой скрыть растущие раздражение и злость:

– Это не просто модель самолета. Это полноценный летательный аппарат. Ламмерс давно в деле. У него прочные связи с плохими ребятами, и вот теперь его ни с того ни с сего расстреливают на ступеньках его же собственного дома. Я уверен, что-то происходит – назревает или, наоборот, разваливается на части. Возможно, улики мы обнаружим в его кабинете.

– Домыслы, – отрезал Марти.

– Этот человек в своей домашней лаборатории прятал «Узи» и пачку очень качественных поддельных паспортов, которые были украдены у законных владельцев во время их пребывания на Ближнем Востоке. И это уже не домыслы.

Когда фон Даникен направлялся к Марти, из новозеландского посольства во Франции ему сообщили, что паспорт, найденный в машине Ламмерса, похитили из больницы в Стамбуле. Настоящий владелец паспорта парализован и уже три года нуждается в специализированной медицинской помощи и услугах сиделки. Он даже не подозревал, что у него пропали документы. Ламмерс провернул ту же схему, что и в Иордании, – представился бизнесменом, потерявшим паспорт.

– Бельгийские или новозеландские паспорта крадут лишь с одной целью, – продолжал фон Даникен. – Легкий доступ в арабские страны. Особенно туда, где въезд ограничен, – Йемен, Иран, Ирак. Подобные операции требуют не только финансирования, но инфраструктуры и колоссальных усилий. Ламмерс был напуган. Он предполагал подобный исход. Операция перешла в активную фазу.

– Домысел, – повторил Марти. – Напуган – не основание для выдачи ордера на обыск швейцарской компании. Мы говорим о корпорации, а не о частном лице.

Фон Даникен отвел взгляд и, сделав усилие, сосчитал до пяти.

– Кстати, официальное название прибора – «летательный микроаппарат». Его еще называют «дрон». [14]14
  Drone (англ.) – трутень.


[Закрыть]

– Да хоть комар на стероидах, – парировал Марти. – Я не подпишу ордер. Если вам так уж приспичило обыскать компанию, возбуждайте уголовное дело – и вперед. Будут основания для получения ордера на обыск, моя санкция вам не понадобится.

– На это уйдет не меньше недели.

– И что?

– А если безопасность Швейцарии действительно под угрозой?

– Ой, только не надо впадать в истерику.

На стене за спиной Марти висела фотография, где он буквально вползает на стадион в конце своего злополучного марафона. Казалось, он шатается даже в неподвижной рамке. Во время бега его вырвало, это было заметно по его внешнему виду. Фон Даникену стало любопытно, что же это должен быть за человек, если он выставляет на всеобщее обозрение фотографию, сделанную в один из самых унизительных моментов его жизни.

– Если вы так уверены, что существует непосредственная угроза безопасности Швейцарии, то дайте мне хоть какие-то приемлемые доказательства, – сказал Марти. – Вы говорите, Ламмерс разрабатывал артиллерийское оружие. Прекрасно. Покажите мне его. Этот ордер – не просто бумажка в деле. Считайте, что это моя голова, если я выступаю вашим гарантом. И не дождетесь, что я позволю мобилизовать все ресурсы для проверки ваших сумасбродных домыслов.

Сумасбродные домыслы?И это все, что он заслужил за тридцать лет безупречной работы? Фон Даникен окинул Марти изучающим взглядом. Впалые щеки. Слишком модные длинные волосы, подкрашенные слишком модной хной. Если захочет, может скрутить закон в бараний рог. Сейчас Марти специально строил из себя непреклонного стража закона, чтобы отыграться за фиаско с самолетом ЦРУ.

– А «Узи»? – спрашивал фон Даникен. – А паспорта? Они в расчет не принимаются?

– Вы же сами говорите – напуган, в бегах. Сами по себе эти факты еще не дают права вторгаться в его частную жизнь.

– Он мертвец. У него больше нет частной жизни.

– Не надо придираться к словам.

«Господь не разрешает нам презирать ближнего своего». Фон Даникен уважал не только своего ближнего, но и конституцию. За всю свою карьеру он ни разу не позволил себе отойти от буквы или духа закона. Но за последние десять лет работа полицейского коренным образом изменилась. Как сотруднику контртеррористической службы, ему необходимо было предотвратить преступление. Роскошь собирать улики постфактум и представлять их в магистрат на рассмотрение городского суда отошла в прошлое. Теперь все чаще улики приходится подменять опытом и интуицией, обострившейся за тридцать лет работы.

Фон Даникен подошел к окну и посмотрел на реку. Сумерки превратили небо в палитру оттенков серого цвета, воюющих между собой над городскими крышами. Снегопад, который еще несколько минут назад почти утих, снова не на шутку разошелся. Порывы ветра кружили в злом вихре снежные хлопья.

– Не хотите выдавать ордер – не надо, – наконец произнес он.

Марти встал и, обойдя стол, пожал ему руку:

– Рад, что вы восприняли все правильно.

Фон Даникен повернулся и пошел к двери:

– Мне нужно идти.

– Подождите минуту…

– Я вас слушаю.

– Что вы собираетесь делать с этим мини-самолетом? С ЛМА?

Фон Даникен пожал плечами, словно этот вопрос его больше не касался:

– Ничего.

Он солгал.