Текст книги "Правила обмана"

Автор книги: Кристофер Райх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

33

Джонатан сидел на корточках, прислонившись к стене. Напротив, в углу, стояла ваза со свежими цветами. Над ней висело чугунное распятие. Из укрытия, устроенного Швейцарским альпийским клубом в каменном гроте, отлично просматривались все подходы: с востока – тропинка по склону, другая, петляя, поднималась от озера и третья – с западной стороны. Внизу, за стеной дождя, до самого горизонта раскинулся серый полумесяц озера Лаго-Маджоре.

Симона, насквозь промокшая, лежала на холодной земле.

– Что-нибудь видишь? – спросила она. – Кого-нибудь? За нами есть погоня?

– Нет, – ответил Джонатан. – Никого.

– Ты уверен?

– Да.

– Слава богу, а то это все уже чересчур. – Она села и обхватила голову руками. – Мне страшно. Этот человек… Блитц… Я никогда не видела, чтобы человека вот так вот… Что будем делать?

– Пока не знаю.

Симона резко подняла голову и сказала:

– Я знаю, что делать. Давай-ка спустимся с горы, автобусом доедем до Лугано и где-нибудь обсохнем и обогреемся. Потом купим тебе новую одежду. Костюм. Деловой. Поменяем тебе прическу и покрасим волосы. А затем сядешь в поезд и поедешь в Милан. Отличный план.

– Для начала мне нужен паспорт, – сказал Джонатан. – И желательно не на мое имя и с чужой фотографией.

Симона быстро подправила свой план:

– Хорошо, обойдемся без поезда. Немного подождем здесь, вернемся и заберем машину. Переедем границу. Кто станет останавливать банкира в «мерседесе»? Я поеду с тобой.

Она буравила его взглядом. «Господи, – подумал Джонатан, – неужели и я выгляжу таким же напуганным? Тогда дело плохо».

– А что потом? Опять в бега? – спросил он, поднимаясь и указывая в сторону виллы Блитца. – Взгляни туда. Полиции все известно про мой трюк на станции. В кабинете Блитца полно моих отпечатков. Симона, меня считают убийцей, тем самым парнем, кто вышиб из Блитца мозги. У меня нет шансов.

– Вот поэтому тебе и необходимо уехать.

– Это ничего не решит.

– Зато ты будешь жив. И в безопасности.

– Как долго? Неужели ты думаешь, что они перестанут меня искать только потому, что я пересеку границу. Да мои фотографии разошлют по всей Европе!

Джонатан лихорадочно пытался представить, что будет, если он уедет из страны, но снова и снова заходил в тупик. Ничего не получалось, может, и потому, что он не привык скрываться. На протяжении многих лет он покорял невозможные вершины в невозможных условиях и со временем стал думать, что человеку под силу все, если не сдаваться. Не надо быть великим. Надо просто не сдаваться.

Когда-то он был молодым, дерзким и самоуверенным и говорил, что он против измены принципам. Эта стойкость помогла ему за семь лет пройти полный курс медицинского образования, а впоследствии оставаться в полевой медицине, в то время как его коллеги один за другим выпадали из обоймы.

После двух глотков виски «Джек Дэниелс» Эмма любила говорить про их бывших соратников, что «у них просто кишка тонка – кроличьи душонки, не мужики, а сплошное недоразумение».

Он слышал ее голос, будто она сидела рядом. К глазам подступили слезы, захотелось сжать ее руку. Ему очень не хватало ее поддержки.

Симона посмотрела на Джонатана из-под мокрой челки.

– Какого дьявола, что здесь происходит? – спросила она.

– В каком смысле?

– В чем была замешана наша девочка?

– Не знаю.

– Она ничего не говорила тебе? Как можно долго скрывать что-то подобное? Ну хоть что-то ты же должен знать! Вот почему ты не оставишь в покое… ее призрак? Джонатан, скажи мне правду. Вы были с ней заодно? Вы были командой? Я слышала о парах, которые занимаются подобными делишками вместе.

– Какими делишками?

Симона смущенно покачала головой:

– Ну, шпионскими – кажется, так это называется. Да, Джонатан? Фальшивые водительские права. Охота за багажом. Все эти деньги. Сто тысяч франков. Ведь Блитца застрелил не вор?

– Нет, – согласился Джонатан. – Вроде не вор.

Похоже, ответ подтвердил ее наихудшие подозрения. Симона сгорбилась, словно под тяжестью собственных обвинений.

Джонатан сел рядом.

– Я честно не знаю, чем занималась Эмма, – сказал он. – Если бы я знал…

Симона пристально посмотрела на него:

– А я уже не знаю, могу ли верить тебе.

Джонатан отвернулся и провел ладонями по лицу, пытаясь сообразить, что делать дальше.

– Ну и?.. – наконец спросил он. – Какие у тебя планы?

– У меня? Я же уже сказала. Мы едем до Лугано и покупаем тебе одежду. Потом поработаем над твоей внешностью. А потом мы…

– И вот здесь поставь точку. Симона, тебе нельзя оставаться со мной. Ситуация вышла из-под контроля.

– Хочешь, чтоб я уехала?

– Когда спустимся с горы – разойдемся. Ты поедешь в Давос к Полю и навсегда забудешь обо всем, что произошло.

– А ты?

Джонатан уже принял решение:

– А я попробую выяснить, чем занималась Эмма.

– Зачем? Что это тебе даст? Лучше позаботься о себе.

– Я забочусь. Разве не видно?

Симона кивнула и полезла в сумочку за сигаретами. Прикурив, она выпустила облако дыма. Джонатан заметил, что руки у нее больше не дрожат.

– По крайней мере, позволь мне помочь тебе с одеждой, – попросила она. – Пока мы еще вместе…

Джонатан обнял Симону:

– Вот это – пожалуйста. А теперь давай-ка посмотрим бумажки, которые я прихватил.

Он открыл портфель Блитца и принялся перебирать бумаги, которые сгреб с его стола. В основном счета и прочие пустяки по ведению хозяйства. Он протянул их Симоне. Она все быстро просмотрела и засунула обратно в портфель. Ничто не проясняло, кем был Блитц или на кого он работал.

В боковом отделении Джонатан обнаружил карманный компьютер: телефон, текстовый редактор, электронная почта и Интернет – все в одном. Он нажал кнопку «вкл». Аппарат сразу заработал в режиме телефона. В верхней части появилась и замерцала звездочка, значит, пришло сообщение. Он нажал на нее. Аппарат потребовал ввода пароля. Он набрал четыре единицы, затем четыре семерки. Доступ запрещен. Он тихо выругался.

– Что? – спросила Симона и уставилась на экран.

– КПК Блитца. Доступ защищен паролем. Мне не добраться ни до электронной почты, ни до текстовых файлов, ни до Интернета. А у тебя какие пароли?

– Ну, у меня везде разные. И мамин день рождения, и адрес дома, где я выросла в Александрии. Сейчас чаще всего 1-2-3-4 или 1-23-45. Так легче запоминать.

А Джонатан? У него всегда был один пароль. День рождения Эммы – 111277.

Вдруг он вспомнил про браслет с флешкой, который нашел в Эмминой сумке. Он достал флешку и вставил ее в USB-порт. Появилась иконка с надписью «Тор». Он дважды щелкнул по ней и появился экран с запросом пароля.

– Опять неудача.

– Твоя? – спросила Симона, протягивая руку.

– Эммина. Нашел в ее рюкзаке, когда возвращался в гостиницу. Тоже под паролем.

Он попробовал Эммин день рождения, потом свой, потом их последний банковский ПИН-код, потом предыдущий, годовщину их свадьбы. Все мимо. Он сдался.

Тор.

Он показал на иконку.

– Я уже видел это название на меморандуме для Эвы Крюгер, – сказал он, показав на иконку. – Что-то не то закрывается, не то демонтируется.

– Дата есть?

– Десятое февраля. Понедельник.

– Что ты делаешь? – спросила Симона.

Порывшись в бумагах, он нашел меморандум о чем-то под названием «Проект „Тор“», на бланке «ЦИВа», адресованный Блитцу и Эве Крюгер.

– Сейчас я позвоню и спрошу.

– Кому?

– В «ЦИВ», или как там ее, эту компанию, на которую работал Блитц.

Не особо стараясь, Симона попыталась выхватить компьютер у него из рук:

– Нет, Джонатан, не надо. Только накликаешь на свою голову новые неприятности.

– Новые неприятности? – Джонатан встал и прошел к дальней стороне грота.

Он включил телефон, раздался гудок. По крайней мере здесь пароль не требовался. Сжимая в руке меморандум, он набрал номер, указанный вверху страницы. Раздалось два гудка, затем трубку сняли:

– Добрый день. «Цуг индустриверк». С кем вас соединить?

Голос был молодой, женский и в высшей степени профессиональный.

– С Эвой Крюгер, пожалуйста.

– Как вас представить?

«Вообще-то, ее мужем», – мысленно проговорил Джонатан. Он не подготовил ответ, потому что до последнего момента не верил, что компания существует на самом деле.

– Друг, – сказал он, немного замешкавшись.

– Ваше имя?

– Шмидт, – сказал Джонатан, подумав, что Шмидтов, наверное, не меньше, чем Смитов.

– Минуту.

Раздался короткий гудок – звонок перевели. Включился автоответчик: «Это Эва. Меня нет на месте. Если вы оставите ваше имя и номер телефона, я вам перезвоню. Для связи с моей помощницей Барбарой Хуг нажмите звездочку».

Свободный швейцарский немецкий, бернский диалект. Без сомнения, эта Эва Крюгер была коренной швейцаркой. Но проблема заключалась в том, что голос-то принадлежал Эмме. Той самой Эмме, которая не могла без запинки произнести «Gruezi» [30]30
  Приветствие на швейцарском диалекте немецкого языка.


[Закрыть]даже если бы от этого зависела ее жизнь. Эмме, которая, за вычетом своего «школьного французского», сама себя признавала слабоумной, когда дело касалось какого-либо языка, кроме классического английского.

Джонатан нажал звездочку. Не получилось с Эвой – поговорим с Барбарой Хуг. Он хотел спросить, настоящее ли у нее имя, или оно исключительно для работы, связанной с накладными ресницами и облегающим бельем, не говоря уж о конвертах, набитых новенькими купюрами.

Но вместо фрейлейн Хуг тоже заговорил автоответчик, и Джонатан повесил трубку.

Снова набрав тот же номер, он опять назвался Шмидтом. Теперь и у него есть псевдоним.

– Я хотел бы поговорить с начальником госпожи Крюгер, – сказал он, вспоминая обручальное кольцо с гравировкой. – Это срочно.

– Боюсь, он сейчас занят.

– Ну еще бы! – огрызнулся Джонатан.

– Простите?

Джонатан нашел конверт, в котором лежали фотографии Эммы и человека по фамилии Хоффман.

– Соедините меня с господином Хоффманом.

В трубке раздался мужской голос:

– Господин Шмидт? Говорит Ханнес Хоффман. Госпожа Крюгер сейчас в отъезде, за границей. О чем вы хотели с ней поговорить?

– О «Торе».

Тишина. Очевидно, и для Хоффмана у Джонатана пароля не было. И вдруг:

– Я вас слушаю. Что там с «Тором»?

– Мне кажется, вы можете не уложиться до десятого числа.

– Господин Шмидт, боюсь, мы не обсуждаем наши дела с незнакомцами.

– Я – не незнакомец. Я же сказал, что я – друг Эвы. К тому же я хотел предупредить, чтобы вы не рассчитывали на Готфрида Блитца. – Джонатан ждал, что его снова вежливо поставят на место, но на том конце провода стояла мертвая тишина. – Вы же знаете, о ком я? Его имя тоже значится в разосланном вами меморандуме.

– Да, знаю, – послышался нерешительный ответ. – А что не так с господином Блитцем?

– Он мертв.

– То есть?

– Они добрались до него сегодня утром. Проникли в дом и выстрелили в голову.

– С кем я говорю? – спросил Хоффман.

– Я же сказал. Меня зовут Шмидт.

– Откуда вам известно про господина Блитца?

– Я был там и видел его.

– Этого не может быть, – пренебрежительно бросил Хоффман, словно Джонатан рассказал бородатый анекдот.

– Не верите мне – пошлите кого-нибудь к нему домой. Полиция уже там. Позвоните ему и убедитесь сами.

– Я позвоню. И немедленно. А теперь скажите, кто вы на самом деле?

– Посмотрите на номер, с которого я звоню.

После паузы последовал глубокий вдох:

– Кто вы? Что вы сделали с Блитцем?

Джонатан повесил трубку. С этого момента вопросы будет задавать он.

34

Как и положено при любом убийстве, тело Теодора Ламмерса, генерального директора компании «Роботика», гражданина Голландии, подозреваемого в шпионаже в пользу неизвестной страны, и жертвы профессионального киллера, доставили в морг университетской больницы, и доктор Эрвин Роде, главный медэксперт Цюрихского кантона, произвел полное вскрытие.

Роде было лет шестьдесят – приятный мужчина с прозрачно-голубыми глазами и копной седых волос. Обследовав тело и раны в голове и в груди, он решил, что никаких сомнений в причине, по которой наступила смерть, в этом случае нет. Если выстрелы в голову и не убили жертву, то выстрел в грудь был на все сто. Круглое пулевое отверстие чернело прямо над сердцем.

И в Цюрихе, и вообще в Швейцарии убийства были относительно редким явлением. В прошлом году во всей стране произошло около шестидесяти. Меньше, чем в американском городе Сан-Диего, чье население составляет чуть больше миллиона человек – одну седьмую населения Швейцарии. Из этих шестидесяти двадцать погибли от рук преступников, и жертвы сами имели отношение к криминальным кругам. Но такого он не видел многие годы.

Роде сделал скальпелем надрез в верхней части лба и продолжил его по всей окружности головы. Отвернув кожу, он срезал электрической пилой верхушку черепа Ламмерса. Грязная работа. Пули превратили мозг в месиво.

Роде извлек несколько изуродованных кусков металла и бросил их в стоящую рядом кювету. Разрывные пули типа «дум-дум» расплющились при ударе. Странно, отметил про себя Роде, увидев, что вместо нормального, здорового, розового цвета область вокруг пули окрашена в отвратительный коричневый. Обычно подобный цвет свидетельствует о некрозе, незапланированном убийстве мозгового вещества под воздействием внешних факторов – в результате инфекции, воспаления или отравления.

Роде поместил фрагмент мозжечка в специальный контейнер. Поручив ассистенту закрывать голову, он занялся исследованием грудной раны. При ударе о сердце пуля сплющилась, но не разорвалась. Удалить ее было делом нескольких секунд. Медэксперт установил свет и тщательно осмотрел сердце. Оно было насыщенного темно-бордового цвета. Только ткани вокруг раны того же фекально-коричневого, как и зона вокруг пули, попавшей в мозг.

Роде отделил небольшой кусочек мышечной ткани и поднес его к самой лампе. Он нисколько не сомневался, что наблюдает прогрессивный некроз. Этот образец он тоже убрал в контейнер.

Сняв халат, он забрал образцы и торопливо вышел из операционной.

Через две минуты он уже был в криминалистической лаборатории.

– Мне нужен ГХ-МС, – сказал он, имея в виду аппарат газовой хроматографии и масс-спектрометрии.

В пуле было что-то такое, что убивало ткани человеческого тела.

C ₃₁H ₄₂N ₂O ₆.

Эрвин Роде смотрел на формулу, появившуюся на дисплее, и ждал, что машина переведет ее в какое-нибудь знакомое название. Но прошло десять секунд, а слово так и не появилось. Спектрометр, способный идентифицировать шестьдесят четыре тысячи субстанций, зашел в тупик. Второй запрос на анализ ткани выдал тот же результат. Роде потряс головой. За двадцать лет машина впервые не справилась со своей задачей.

Переписав формулу, он вернулся к себе в кабинет. Наверняка токсин или яд. Но какой? Роде набрал молекулярную формулу на компьютере. И снова ничего. В растерянности медэксперт откинулся на спинку кресла. Пожалуй, на свете есть только один человек, который мог бы ответить на этот вопрос.

Заглянув в записную книжку, Роде набрал длинный номер: 44 – Англия, 171 – Лондон, следующие четыре цифры – Новый Скотленд-Ярд.

– Вайкс, – сдержанно ответили по-английски.

Роде представился и напомнил Вайксу, что прошлым летом занимался у него на семинаре «Новые криминалистические технологии». Вайкс, как деловой человек, тут же покончил со светскими любезностями:

– Да, и в чем дело?

Роде вкратце дал заключение по вскрытию Ламмерса и рассказал о неудачной попытке масс-спектрометра идентифицировать состав, вызвавший некроз тканей мозга и сердечной мышцы.

– Диктуйте формулу, – прервал его Вайкс. – Остальное предоставьте мне.

Роде зачитал формулу. Когда Вайкс вернулся к телефону, тон его был уже не таким надменным:

– Где, вы говорите, обнаружены некрозные ткани?

– Вокруг пулевых отверстий в голове и в груди.

– Интересно, – произнес Вайкс.

– Хотите сказать, что вы установили вещество?

– Конечно. Это батрахотоксин.

Роде признался, что никогда о таком не слышал.

– А с чего бы вам слышать? – заметил Вайкс. – Тем более в вашей глуши, а? «Батрах» – это от греческого «батрахос» – лягушка.

– Лягушачий яд?

– Genus Dendrobates – семейство древолазов. Так называемые лягушки ядовитых стрел, если уж совсем точно. Маленькие дьяволы размером с ноготь большого пальца. Обитают в тропических лесах Центральной Америки и на западе Колумбии. В Никарагуа, Сальвадоре, Коста-Рике. Батрахотоксин – один из самых смертоносных ядов. Ста микрограммов – столько примерно весят две крупинки соли – достаточно, чтобы убить человека весом сто пятьдесят фунтов. Лягушки своим ядом защищаются, а изобретательные индейцы смазывают им наконечники стрел и дротиков.

– Значит, пуля была обработана ядом? Зачем?

Вместо ответа Вайкс задал вопрос:

– Ваши люди вышли на след киллера? Его же не арестовали, верно?

– Нет.

– Так я и думал. Уверен, что работал профессионал.

Роде подтвердил его предположение – полиция тоже считала, что убийство совершил профессиональный киллер.

Вайкс прочистил горло и заговорщицки произнес:

– Мне вспомнилась одна история, я тогда служил в Королевской морской пехоте. Году в восемьдесят первом или восемьдесят втором, в Сальвадоре. Мы как раз закончили в Белизе совместные учения с янки. Страна в огне. Все рвутся к власти – коммунисты, фашисты, даже немногочисленные демократы. Проправительственные отряды ликвидаторов прочесывают страну, уничтожают оппозицию. Но на самом деле это были самые что ни на есть хладнокровные убийства. Некоторые солдаты-индейцы не выражали восторга по поводу того, что́ их заставляли делать. Они все страшно суеверны и верят в призраков и в мир духов. Шаманы. Оборотни. Все такое. Для защиты от духов тех, кого они убивали, у них был особый ритуал: чтобы духи жертв не преследовали их, они опускали пули в яд. Вроде как чтобы убить душу еще до того, как она покинет тело.

– Жуть какая, – поморщился Роде.

– А знаете, кто обучал эти отряды? – спросил Вайкс.

– Что значит «обучал»?

– Ну, обучал их этому ремеслу. Кто заставлял их делать то, что они делали.

– Понятия не имею, – ответил Роде.

– Янки. «Компания». Так они тогда себя называли. Если хотите найти вашего убийцу, попробуйте поискать там.

– В «Компании»? В ЦРУ?

– Именно. Сборище кровожадных ублюдков.

И Вайкс тут же повесил трубку.

Эрвин Роде немного посидел, переваривая услышанное. Отравленные пули. Наемные убийцы. Такого в Швейцарии еще не случалось.

Почти с отвращением он взял трубку и набрал личный номер старшего инспектора Маркуса фон Даникена.

35

– Сбить его не получится, – сказал бригадный генерал Клод Шабер, командир третьего истребительного авиаполка швейцарских ВВС. – Турбовинтовые самолеты довольно крепкие. Скорость всего двести километров в час, но у них в хвосте реактивный двигатель. Даже не думайте.

– А если ракетой? – проворчал Альфонс Марти, придвинувшись поближе к центру стола, чтобы лучше рассмотреть чертежи дрона. – К примеру, «Стингером»? Раз двигатель реактивный, как вы говорите, у него должна быть тепловая сигнатура.

Шабер, Марти и фон Даникен стояли вокруг стола в кабинете инспектора на Нуссбаумштрассе. Было около пяти вечера. Шабера, дипломированного инженера-электрика и пилота истребителя «F/A-18» («Хорнет») с шестью тысячами часов налета, вызвали с базы в Пайерне для участия в экстренном совещании по уничтожению «беспилотных летательных аппаратов», как педантично именовал их Шабер. Худощавый голубоглазый блондин в летной форме, он выглядел как авиатор с картинки.

– Тепловой сигнатуры недостаточно, – спокойно возразил Шабер. – Не забывайте, что это маленькое устройство. Размах крыльев всего четыре метра. Фюзеляж два с половиной на пятьдесят сантиметров. Не самая простая цель, притом что движется она со скоростью пятьсот километров в час, это совсем немного. Стандартные радары службы управления воздушным движением настроены так, чтобы не фиксировать мелкие объекты вроде гусей и других птиц. А этот – вообще «невидимка». В конструкции почти нет прямых углов. Выхлопные сопла укреплены на хвостовых стабилизаторах. Я даже уверен, что он покрыт РПМ.

– Что такое РПМ? – с раздражением спросил Марти.

– Радиопоглощающий материал. А цвет металлик делает его почти неразличимым для человеческого глаза. – Шабер закончил изучать чертеж и повернулся к фон Даникену. – Простите, Маркус, но гражданские радары его не увидят. Вам не везет.

Фон Даникен сел в кресло и запустил пальцы в волосы. За последний час он узнал практически все о разработке и использовании дронов в качестве боевого оружия. В девяностых годах двадцатого века израильские ВВС стали пионерами в использовании непилотируемых летательных аппаратов для пересечения их северной границы с Ливаном. В то время дрон больше походил на радиоуправляемую игрушку с закрепленной снизу камерой для фотосъемки диспозиции врага. Современные модели достигали пятнадцати метров в размахе крыльев, несли ракеты «Хеллфайр» («Адский огонь») класса воздух-земля – и через спутник управлялись «операторами» из секретных бункеров с расстояния в тысячи миль.

– Что-нибудь известно о цели? – спросил Шабер.

– Самолет, – ответил фон Даникен. – Скорее всего, здесь, в Швейцарии.

– А точнее никак? Цюрих, Женева, Базель-Мюльхаус?

– Никак. – Фон Даникен откашлялся. За последние несколько дней он страшно вымотался. Вокруг глаз легли плотные темные круги, и даже сидеть у него, кажется, не было сил. – Скажите, генерал, какая взлетная полоса нужна для такой штуки?

– Двести метров свободной дороги, – ответил Шабер. – Дрон такого размера можно собрать и поднять в воздух за пять минут.

Фон Даникен вспомнил свой визит в «Роботику», компанию Ламмерса, и как там ему с гордостью описали сенсорную технологию, синтезирующую данные, полученные из различных источников. Пилот (или оператор) может находиться хоть в Бразилии, хоть в любой другой точке мира.

– Есть шанс заглушить сигнал?

– Лучше найти наземную станцию. Дроны работают по принципу триады: наземная станция, спутник и собственно дрон – сигналы курсируют между этими тремя точками.

– А наземная станция большая?

– По-разному. Если пилот управляет не с линии визирования, то он полагается на бортовые камеры, значит, ему нужны видеомониторы, радары, постоянный источник электроэнергии и стабильная спутниковая связь.

– Станция может быть передвижной? – спросил фон Даникен. – Например, можно устроить ее в микроавтобусе?

– Определенно нет, – ответил Шабер. – Для передачи непрерывного сигнала на большие расстояния оператор должен располагаться в фиксированном сооружении. Вы говорите, они намерены сбить самолет. У этого аппарата не тот размер, чтобы нести ракеты класса воздух-воздух. Вы полагаете, что те, кто стоит за этим, намерены столкнуть дрон с другим самолетом? Если так, им необходимо находиться в зоне видимости цели. При помощи камеры и радара управлять такими штуками невероятно трудно.

– Точно не скажу, – ответил фон Даникен, – но предполагается использование пластиковой взрывчатки.

– Это другое дело, – просиял Шабер. – Теперь, по крайней мере, понятно, для чего нужна гондола. Я-то думал – для дополнительной электроники.

– Какая гондола?

Шабер авторучкой указал на контейнер в форме слезы, которая как бы свешивалась с носа дрона.

– Максимально допустимый вес – тридцать килограммов.

Фон Даникен вздохнул. Именно столько «Семтекса» не хватало в гараже Блитца.

– Этого достаточно, чтобы сбить самолет? – спросил Марти.

– Более чем, – ответил Шабер. – Бомба, взорванная в самолете «Пан-Америкен», рейс 103, над Локерби, поместилась бы в кассетный магнитофон. Меньше чем полкилограмма Си-4 прорвало в «Боинге-747» дыру два метра на четыре. На высоте десять тысяч метров у самолета шансов не было. А теперь представьте, что в самолет врежется дрон на скорости пятьсот километров в час и с грузом в пятьдесят раз больше.

Марти, побледнев, отодвинулся от стола.

– Но это только половина проблемы, – продолжал бригадный генерал Клод Шабер.

Фон Даникен прищурился:

– То есть?

– С таким количеством взрывчатки дрон сам является, в сущности, ракетой. Не обязательно ждать, когда самолет-цель взлетит. Можно легко и просто уничтожить его на земле. От взрыва воспламенится горючее в крыльевых топливных баках. Огненные шары и обломки, которые начнут разлетаться, повлекут за собой цепную реакцию. И все самолеты в радиусе двадцати метров сами загорятся, как перегревшиеся боеприпасы. – Криво усмехнувшись, Шабер потер шею. – Джентльмены, так можно и целый аэропорт потерять.

* * *

Шабер ушел пять минут назад. Фон Даникен сидел на краю стола, скрестив руки на груди, Альфонс Марти мерил шагами кабинет.

– Следует поставить в известность компетентные органы, – наконец произнес фон Даникен. – Думаю, звонок должен исходить от вас.

Список компетентных органов был длинным и включал Федеральное управление гражданской авиации, Федеральную службу безопасности, департаменты полиции Цюриха, Берна, Базеля и Лугано, а также аналогичные структуры во Франции, Германии и Италии, то есть тех стран, в чье воздушное пространство мог вторгнуться дрон. А уж им предоставлялось самим связаться со своими авиалиниями.

– Согласен, но, по-моему, пока рано. Об атаке какого рода мы говорим?

– Гм… мы же только что обсудили это.

– Да, но детали… У нас нет ни даты, ни времени, ни места. Вся информация, которой мы располагаем, – бред террориста под страшно подумать каким принуждением.

Марти говорил спокойно и рассудительно, словно терпеливый отец, успокаивающий непослушного ребенка. Фон Даникен увещеваниям не внял:

– Гассана, может, и пытали, но информация подтвердилась. Он не лгал, что доставил пятьдесят килограммов «Семтекса» Готфриду Блитцу (он же Махмуд Китаб). Также у нас есть фотография, доказывающая, что Блитц – иранский военный офицер. Ламмерс построил дрон и доставил его Блитцу. Прибавьте сюда признание Гассана, что цель Блитца – самолет в Швейцарии. По-моему, этого более чем достаточно для обращения к властям.

– Допустим, но оба – и Ламмерс, и Блитц – мертвы. Не будет ли разумным предположить, что другие члены их группы – или, говоря на вашем языке, «ячейки» – также могут быть убиты? Я бы даже допустил, что за нас кто-то делает нашу работу.

Фон Даникен думал о белой краске на столбе у гаража Блитца, о недостающих двадцати килограммах пластиковой взрывчатки, о следах шин, совпадающих со следами «фольксвагена», который перевозил взрывчатку.

– Их может быть много, гораздо больше, чем двое.

– Возможно, Маркус. Не буду спорить – что-то происходит. Но ваших аргументов мне недостаточно. Ну, скажу я гражданской авиации, и что? Думаете, они отменят рейсы? Или изменят маршруты всех самолетов, проходящие через нас на Мюнхен, Штутгарт и Милан, и станут отправлять людей железной дорогой или автобусами? А что, если бы возникла угроза туннелю? Взять и закрыть Сен-Бернар и Сен-Готард? Конечно нет.

Фон Даникен пристально поглядел на Марти.

– Нам нужно непосредственное содействие местной полиции, – произнес он в следующее мгновение, будто не слышал ни слова из того, что говорил министр юстиции. – Мы обойдем все дома в радиусе десяти километров от аэропорта. Потом…

– Вы слышали, что сказал генерал? – прервал его Марти тем же раздражающе-рассудительным тоном. – Дрон может быть запущен откуда угодно. Он может сбить самолет во Франции, или Германии, или… в Африке. Маркус, перестаньте.

Фон Даникен вонзил ноготь в ладонь. Он даже заставил себя улыбнуться, чтобы не взорваться. «Этого не происходит, – уговаривал он себя. – Марти не смотрит сквозь пальцы на нависшую угрозу».

– Как я уже сказал, мы начнем с обхода домов. Обещаю, это будет очень тихая операция. Сначала Цюрих и Женева.

– И сколько, по-вашему, должно быть задействовано полицейских?

– Несколько сотен.

– Да-а? Несколько сотен тихих полицейских, которые ходят на цыпочках и ни слова не говорят домашним, почему это они глубокой ночью уходят от своих жен и детей и отправляются в чужие дома искать ракеты?

– Не искать ракеты, а чтобы побеседовать с жителями и расспросить их. Может, кто-нибудь заметил что-то подозрительное. И операцию мы проведем под предлогом поиска пропавшего ребенка.

–  Тихие полицейские. Непринужденные беседы.К завтрашнему утру половина страны будет знать, чем мы занимаемся, а вечером мне придется выступать в новостях, объясняя второй половине, что, по нашим данным, на территории страны орудует банда террористов, которая намерена сбить пассажирский самолет, а мы ничегошеньки не можем сделать, чтобы их остановить.

– Именно, – сказал фон Даникен. – На территории нашей страны орудует банда террористов именно с такой целью.

Он проигрывал. Аргументы уплывали как песок сквозь пальцы.

Марти окатил его презрительным взглядом.

– Вы хоть представляете, какую вы посеете панику? – спросил он. – Из-за вас могут прекратить работу многие аэропорты Центральной Европы. Это не бомба в чьем-то багаже. Одни только убытки… не говоря уже о репутации нашей страны…

– На крышах аэропортов необходимо выставить боевые расчеты со «Стингерами», а по периметру взлетных полос – противовоздушные батареи.

Фон Даникен ожидал, что Марти начнет возражать, но тот с отрешенным взглядом молча сидел, сцепив руки за головой. Потом он потряс головой, и инспектор понял, что проиграл. Хуже того, он понимал, что Марти был не так уж и не прав, призывая сохранять спокойствие.

– Простите, Маркус, – сказал Марти, – прежде чем я начну предпринимать какие-то шаги, мне необходимо подтверждение всей истории. Если у Блитца, или Китаба… или как там его… есть соратники, найдите их. Вместе с двадцатью килограммами недостающей взрывчатки и белым микроавтобусом. Если хотите, чтобы я перекрыл всю страну, дайте мне конкретные доказательства. Я не могу парализовать страну, основываясь только на признаниях, добытых вашими приятелями из ЦРУ.

– А Рэнсом?

– А что Рэнсом? – небрежно спросил Марти. – Он подозревается в убийстве. Оставьте его на попечение местной полиции.

– Я жду, когда раненый полицейский выйдет из комы. Надеюсь, он сможет пролить свет на историю с багажом, который так понадобился Рэнсому.

– Об этом не беспокойтесь. Мне доложили, что час назад полицейский умер. Теперь Рэнсом разыскивается за двойное убийство.

Такого удара в спину фон Даникен не ожидал.

– Но он – наш ключ…

У Марти дернулся глаз и вспыхнули огнем щеки. Злость, сидевшая в нем все это время, прорвалась наружу.

– Нет, старший инспектор, ключ к этому расследованию – успешный поиск микроавтобуса и злоумышленников, которые хотят сбить самолет над Швейцарией. Забудьте о Рэнсоме. Это приказ.