Текст книги "Комната воды"

Автор книги: Кристофер Фаулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Спасибо, Альма, но не поздновато ли мне вставать на путь исправления?

– Наш пастор считает, что покаяться никогда не поздно. – Она смерила его подозрительным взглядом. – Хотя в вашем лице он нашел бы достойного противника.

– Вы обязательно должны навестить меня в Чок-Фарм.

– Нет уж, благодарю покорно. – Она плотнее сложила руки на груди, стараясь не показать истинных чувств. – Я только начала привыкать обходиться без вас.

Он присел на склон Примроуз-Хилл, между круглыми светильниками, озаряющими лужайки блестящей изумрудной травы, и принялся ворожить.

– Что-то поднимается на поверхность, – сказал он Мэю, сгорбившись и засунув руки глубже в карманы. – Вредные пары. Ты знаешь, как у меня возникают эти чувства. Смерть такая сильная штука, что ее присутствие ощущает любой восприимчивый человек, оказавшийся от нее в непосредственной близости.

– Бедный ты засранец. Рождение тоже сильная штука – почему же ты не чувствуешь, как рождаются дети? Нездоровый у тебя ум. Эти твои предчувствия – пора бы уже знать, что они не всегда говорят о чем-то дурном. Мы ведь можем предотвратить злодейство.

– Не в этот раз, Джон, – возразил Брайант, плотнее закутываясь в потрепанный бурый плащ.

– Что ж, спасибо, что предупредили, мистер Оракул. И чем же это вызвано?

– Точно не знаю. Возможно, прогнозом погоды. Обещают грозы. Как водится, мрачные события в Лондоне связаны с долгими периодами низкого давления и высокой влажностью воздуха.

– Кончай заливать.

– Я и не думал.

– Ну, тогда хватит уже верить в дурные предзнаменования, – сказал Мэй, поднимаясь. – Пойдем, я куплю тебе пинту биттера в «Голове королевы и артишоке». Может, хоть сегодня не случится ничего дурного, и тебе нечем будет поживиться.

9
Вода течет

Ни один объект в Лондоне не находится там, где ожидаешь. Темза то и дело изгибается не в ту сторону. «Око Лондона»[19]19
  Знаменитое колесо обозрения.


[Закрыть] вращается, как ему заблагорассудится. Башня Кэнери-уорф[20]20
  Административное высотное здание в портовом районе Доклендс.


[Закрыть] дергается из стороны в сторону, словно стрелка компаса. Здания к северу от реки внезапно появляются на юге, и наоборот. Когда идешь по улицам Лондона, кажется, что город колеблется и меняет свою форму, подобно амебе. Калли не верила своей удаче, когда ей наконец удалось определить собственное местонахождение. Ей захотелось тут же отметить это место булавкой на карте. Примостившись на гребне крыши, она всматривалась в горизонт.

– Дом выходит на восток и на запад, – крикнула она вниз.

– А это хорошо? – спросил Пол. Стоя у окна узкой мансарды, он пытался влезть в свитер.

– Это значит, что утром освещена передняя часть дома, а на закате – задняя.

– В каком состоянии шиферные плиты?

Она посмотрела под ноги.

– Часть из них сломана. И водосточный желоб тоже.

– Такое впечатление, что дождь просачивается в дом. Верно, она лет тридцать ничего не ремонтировала. Мы могли бы провести здесь исследование, если бы ты так не спешила.

– Мало-помалу мы все приведем в порядок.

Калли было непросто объяснить Полу, почему собственный дом настолько для нее важен. Пол так часто мечтал о том, чтобы вволю попутешествовать, что ее желание пустить корни казалось странным.

– Да, здесь мы в тесном кольце окружения, – задумчиво произнесла она.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Отсюда видны бесконечные ряды викторианских домов. Глядя на них, думаешь, что жители должны многое знать друг о друге. И как это мы все умудряемся жить такими разными жизнями?

– Ладно, спускайся – машина уже здесь.

Брат Пола привез их одежду. Калли была потрясена, увидев, как легко ее мир можно упаковать в несколько ящиков. Она подозревала, что Полу это даже нравилось. Он вовсе не хотел обрастать скарбом. Раньше она не сопротивлялась, но теперь все изменилось. В этом доме было нечто, из-за чего хотелось задернуть занавески и никогда не выходить.

Калли нравилось залезать на крышу, ощущать на лице первые капли вечернего дождя, смотреть вниз на десять садов – пять возле домов на ее стороне Балаклава-стрит и еще пять со стороны соседней улицы, – вместе образующих густо засаженный парк, разделенный полосками забора и низкими кирпичными стенами. Она различала деревья – рябину, дикую вишню, мелколистный лайм, падуб, лесную яблоню, лондонский платан, граб, – несколько прудов, сараев, бельевых веревок, горстку гномов. Сады скрывали тайную жизнь окрестностей. Дети больше не играли на улицах, но сады оставались безопасными, находясь под защитой выстроенных в один ряд крепостей. Калли знала: она будет часто подниматься сюда летними ночами, как кошка, что забирается на дерево, чтобы лучше исследовать свою территорию.

– Пахнет сыростью, – принюхался Нил. – Надо будет как следует повозиться. – Он взялся за уголок обоев на стене коридора и приподнял его, а затем провел пальцем по крошащейся серой штукатурке. – Все это придется ободрать.

– Пока это нас устраивает, – сказала Калли, прилаживая обои таким жестом, словно хотела защитить их от Нила.

Брат Пола работал в Сити, в одной из компаний мобильной связи, и хотел вечно оставаться двадцатипятилетним, хотя ему было уже тридцать с небольшим. Он обращался со своими подружками в точности как с машинами, заменяя их более новыми моделями, когда они наматывали определенное количество миль.

– Ну все, последняя коробка, – объявил он Калли. – Совсем немного вещей. Чем вы собираетесь меблировать комнаты?

– Самосборной мебелью – пока не сможем позволить себе что-нибудь получше.

– Она должна быть плоско упакована, иначе не пролезет в этот коридор.

У самого Нила квартира была гигантская, но из-за открытой планировки каждый гость оказывался помехой на пути.

В благодарность за помощь Пол пригласил брата в паб, и Калли провела свой первый вечер на новом месте в одиночестве. Ковры были в ужасном состоянии. Она пропылесосила их, как только могла, а потом принялась отмывать кухонные шкафы. Пластмассовые ведра с водой и дезинфицирующим средством придали дому более жилой вид. Понятно, что старая дама вовсе не специально так запустила свое жилище, просто сама она явно не могла поддерживать чистоту. Хорошо еще, что электричество снова включилось, хотя оно и не достигало всех частей дома. Доисторическая проводка явно нуждалась в замене.

Снаружи то и дело слышался шум: то забарабанит дождь в саду, то листья ракитника шлепнутся на пожелтевшую и протекающую крышу веранды. Не было тишины и в самом доме: контрольная лампочка системы центрального отопления перегорела с таким хлопком, что Калли подпрыгнула, трубы тикали с постоянством старинных часов, а половицы скрипели, точно палуба галеона. В подвальном этаже не работали выключатели, а прибираться с фонарем было невозможно.

Дом умершей женщины: чашки и блюдца со стершимся рисунком, один ящик набит разрозненными вилками и ложками, другой – проволокой, пакетами, устаревшими штепселями, просроченными талонами на скидку и резиновыми крючками для кухонных полотенец, отвалившимися еще в семидесятых. Чужие запахи в шкафах – пакетики кардамона, можжевельника, муки для кексов, неизбежно липкие и пахучие пятна от пролитых жидкостей. Ржавые Г-образные отметины на старом линолеуме в тех местах, где стояло нечто тяжелое и железное.

В половине одиннадцатого Калли присела в холле первого этажа, чтобы распаковать белье и горстку щербатых фарфоровых безделушек, некогда принадлежавших ее бабушке. На улице было неестественно тихо, и вдруг она что-то услышала. Отложив в сторону стопку простыней, она встала и прислушалась.

Звук бегущей воды.

Несмолкающий шум дождя, потоки воды, спешащие по водосточным желобам, засасываемые в цинковые воронки, мчащиеся по пластмассовым трубам, стекающие в канализацию. Журчание неумолимо усиливалось.

Калли поднялась по лестнице на второй этаж и зашла во вторую спальню. Света здесь не было. Отсыревшее дерево оконной рамы разбухло настолько, что окно не открывалось. Здесь журчание слышалось не столь явственно, значит, дело не в сломанной водосточной трубе. Прихватив из холла фонарик, Калли включила его и отважилась спуститься в цокольный этаж. Она подумала, что нужно будет убрать перегородки и отремонтировать застекленную веранду, чтобы сделать дом более светлым.

Ванная была несуразно большой для этого дома. Калли предположила, что ее переделали из гостиной, но что за гостиная с одним-единственным крошечным окном, расположенным под самым потолком и зарешеченным? Это окно больше напоминало люк, странным образом оказавшийся на уровне мостовой.

Теперь Калли слышала звук довольно отчетливо – где-то текла, а точнее, хлестала вода. Казалось, шум доносится справа, из-за стены примыкающего дома. Она еще не встречалась с этими соседями, только знала от Хизер, что их зовут Омар и Фатима. И зачем же они подняли такой шум? По-видимому, соседи открыли даже не один кран, а все сразу. Звук был глубокий и мощный. В сочетании с барабанной дробью дождя этот водопад создавал в доме ощущение всемирного потопа.

Калли осветила фонариком ванную, о чем сразу пожалела. Сантехника оказалась дешевой, а стены выкрашены в мрачный оттенок авокадо, модный в семидесятые. Но сама ванна белая, эмалированная и, возможно, даже на ножках – «лапы с когтями» во французском стиле смотрятся неплохо, если их отчистить. Увы, вся нижняя часть ванны была обита покоробленными деревянными панелями. Калли тут же подумала о родительском доме и вспомнила, с каким маниакальным упорством этими уродливыми панелями обивали балюстрады, раковины, двери – все, что носило след викторианского стиля. Возможно, дом переделывали не меньше дюжины владельцев, причем каждый слой краски свидетельствовал не только о моде той или иной эпохи, но и об индивидуальном вкусе хозяина.

В заднем кармане у Калли все еще лежал швейцарский складной нож, которым она вскрывала коробки с вещами. По-турецки сидя на холодном паркете, она открутила шесть хромированных болтов, державших переднюю панель, а потом засунула лезвие под ее основание. Под давлением та заскрипела, треснула и отошла. Потянув панель, чтобы окончательно ее отодрать, Калли в ужасе обнаружила, что выпустила из сумрачного укрытия сотни крошечных коричневых пауков. Напуганные светом фонаря, они бросились во все стороны – побежали по ногам женщины, по полу, по стенам. Калли вскочила на ноги и стала с омерзением отряхиваться, пытаясь вытрясти пауков из одежды, чувствуя их укусы повсюду, даже там, куда насекомые не забрались.

Ей в голову пришла удачная мысль скинуть джинсы, но еще лучше было разогнать пауков ярким светом. Она бросилась под защиту голых лампочек в холле, позабыв о назойливом шуме воды. «Вот что значит иметь дом, – подумала Калли. – Потребуется время, чтобы привыкнуть».

10
Наш человек под землей

Мэю вдруг послышались странные звуки, что-то вроде «Все девчонки и мальчишки очень любят „Овалтин“…[21]21
  Фирменное название порошка компании «Уандер лимитед», из которого готовили шоколадно-молочный напиток.


[Закрыть]». Но, конечно же, ему померещилось, ведь эту радиорекламу перестали крутить еще до Второй мировой войны. Джон покосился на новый мобильник, лежащий на столе Брайанта, и тут до него дошло, что музыка доносится именно оттуда. Артур и сам мурлыкал эту песенку, суетливо расставляя книги на каминной полке. Спустя столько лет он все еще не утратил способности сводить напарника с ума. Как, черт побери, ему это удавалось? Точнее говоря, как он умудрялся заманивать на современную технику радиоволны из прошлого?

– Ты ничего такого не слышишь? – осторожно спросил Мэй.

– Я думал, – ответил Брайант, по традиции оставив без ответа простейший вопрос. – Этот тип, твой приятель, он что, продает свои услуги? – Он нетерпеливо покопался в чаше своей трубки, но, заметив над головой Джона табличку «Не курить», неохотно засунул вересковую подругу в верхний карман. – Научная информация – ценный товар, а в Музее Лондона вряд ли хорошо платят. Не стоит завидовать другу из-за того, что он подрабатывает на стороне.

– Да с чего ты взял, что я ему завидую? И в мыслях не было, – сказал Мэй. Между тем Лонгбрайт расчистила место на столе и поставила две кружки крепкого индийского чая. – Город бы просто не выжил без теневой экономики. И этот тип мне вовсе не друг. Не люблю я его – напыщенный зануда. Я просто хочу выяснить, что он задумал.

– Даже такой дурак, как Раймонд Лэнд, и то сообразит, что если какой-то музейный работник заимел кучу денег, совсем не обязательно посылать двух новых сотрудников рыться у него в помойке. Может, он выиграл на скачках или подрабатывает таксистом?

– Между прочим, Раймонд у себя в кабинете, – предупредила Лонгбрайт. – Его гольф отменился из-за дождя. Не дай бог услышит, как ты о нем отзываешься.

Мэй подождал, пока сержант вернется к себе в кабинет, и продолжил:

– Артур, ты не понял.

– Так объясни.

– Гарета Гринвуда я знаю уже много лет. Странно, что ты с ним не встречался, ведь он тоже водит экскурсии – «Поздние викторианцы» по пятницам, «Лондонский порт» в первое воскресенье месяца, утром. Вы наверняка с ним пересекались.

– Да этих гидов сотни, причем половина – неофициальные, – проворчал Брайант. – Что я, по-твоему, должен всех знать? Давай дальше.

– В общем, Гринвуд – блестящий ученый, у него степень магистра по новой истории. Моника, его жена, забила тревогу – позвонила мне пару дней назад и сказала, что он получил заказ от некоего посетителя музея. Тот платит Гринвуду приличную сумму за оказание какой-то незаконной услуги – часть авансом, часть по выполнении работы. Видимо, это еще и очень опасно: на прошлой неделе Гарет составил завещание.

– А откуда она все это знает?

– Он типичный ученый – рассеянный, не от мира сего. Когда он за работой, то его ничем не отвлечешь – хоть из пушки пали. В прошлую пятницу Моника высадила мужа у станции метро «Барбикан», а потом заметила, что он оставил в машине кое-какие бумаги. Она пошла за ним и увидела его в обществе какого-то скользкого типа. Незнакомец протянул Гарету пачки записей и начал объяснять суть его задачи. Понимаешь, Гринвуд и раньше попадал в истории. В первый раз он не был виноват, вляпался по наивности. Дело в том, что друг одного из покровителей музея предложил ему редкий образец лондонской скульптуры. Гарет явно не проверил происхождение вещи – иначе бы он знал, что она украдена. Городская скульптура никогда не была под строгим учетом, а совсем недавно на черном рынке коллекционеров как раз начали продавать крупные вещи. Статуя оказалась одной из двух граций, больше века простоявших на Хейверсток-Хилл. Представь себе, Гринвуд каждый день проходил мимо скульптуры по дороге к метро и не узнал ее, когда ее предложили музею. Его коллеги проявили сочувствие и сделали что могли. Самых благонамеренных исследователей нередко вовлекают в мошенничество, шантаж и воровство. Что бы мы ни думали о человеческих качествах Гринвуда, он был и остается одним из лучших лондонских экспертов, и будет ужасно, если он снова попадет впросак. Он наотрез отказался обсуждать новую работу с женой, вот она и забеспокоилась.

– И поэтому ты отправил Миру и Колина рыться в его мусорных баках? Пойми, Джон, ты развязываешь Раймонду Лэнду руки, чтобы он мог сдать нас министерству. Почему бы тебе просто не поговорить с Гринвудом?

– Это невозможно, – с явным смущением ответил Мэй. – Мы ведь с ним вроде как соперничали, и, знаешь, он все еще на меня сердится.

– Нет, не знаю. В чем вы соперничали?

– Ну… та дама, на которой он женился. Видишь ли, я первым начал с ней встречаться и как раз собирался с ней порвать, а тут она познакомилась с Гаретом… В общем, мы ничего ему не говорили о наших отношениях, а потом он сам обо всем узнал… в неподходящий момент.

– Погоди-ка, так весь сыр-бор из-за женщины? – Брайант с трудом сдерживал смех. – Вечно у тебя шашни с замужними дамами. И когда было дело?

– В июне семьдесят восьмого.

Тут Артур не смог больше сдерживаться и громко расхохотался:

– Больше двадцати пяти лет назад! И ты хочешь сказать, он до сих пор точит на тебя зуб?

– Ученые способны, как ты выражаешься, точить зуб до самой смерти. Они по природе своей одержимы. Ладно, Артур, не так уж мы тут и надрываемся. Я просто хотел загрузить Мангешкар и Бимсли работой. Сам понимаешь: если у нас мало дел, городская полиция повадится брать наших людей, а если это случится, отдел закроют навсегда.

– Чепуха. Зачем тогда было в рекордные сроки ремонтировать здание?

– Это произошло бы в любом случае, ведь здание – ценная собственность полиции. Ты, кстати, слышал о новомодном полицейском магазине, который хотят здесь открыть?

– О каком еще магазине?

– О, это одна из любимых идей министерства – районный клуб, где офицеры в штатском могли бы общаться с местными жителями. Тут продавались бы товары по лицензии городской полиции – например, детские игрушки. В общем, начальство хочет устроить здесь что-то вроде полицейского Диснейшопа, и они непременно добьются своего, как только вытряхнут нас отсюда.

– Раймонд был недоволен, что я взялся за дело Рут Сингх, – напомнил Брайант, – так что нам не с руки заниматься твоим исследователем…

– Артур, это отняло всего несколько минут, причем Мира кое-что нашла. Смотри. – Он разгладил скомканные чеки. – Гринвуд только что потратил несколько сотен фунтов на альпинистское снаряжение – по последнему слову техники.

– Допустим, он решил полазить по горам.

– Не будь идиотом – ему за шестьдесят, и у него хронический бронхит.

– Ну, тогда я не знаю. И зачем тебе в это впутываться?

– Повторяю для тупых: Гарет обладает узкоспециальными знаниями. Ценными знаниями, которые можно использовать в дурных целях.

– А я-то думал, он историк.

– Да, но он специалист в очень любопытной области. Сфера его интересов – реки, а точнее, подземные реки Лондона.

Наконец-то Мэю удалось заинтриговать Брайанта.

– Это другое дело. Подземные реки до сих пор пролегают в важных районах города. Например, под Букингемским дворцом и даже под зданием парламента.

– Неужели? Я думал, все они давно пересохли.

– Ничего подобного. Конечно, эта тема – идеальный повод для пересудов и ложных догадок. Тут и вправду много неясного: во-первых, у нас нет точных сведений о размерах, расположении и количестве лондонских рек, во-вторых, мы не многое можем видеть собственными глазами и у нас нет возможности сравнить то, что было раньше, с тем, что сейчас. В результате остается только отслеживать грязные ручейки воды, пробивающиеся между сточными отверстиями, и пятна жижи на пустырях.

– Так зачем вообще этим заниматься?

– Затем, что русла рек предопределили очертания наших улиц в той же степени, что и древние изгороди. Всей своей структурой Лондон обязан рекам. Они артерии, вокруг которых нарастала плоть.

– Но откуда ты все это знаешь? – спросил изумленный Мэй.

– Я разрабатывал надземную экскурсию по маршруту Каунтерс-Крик. Теперь там проходит железнодорожная ветка от Кенсал-Грин до Олимпии, Эрлз-Корта и Темзы. Мы довольно подробно изучили эту тему, но потом отказались от своего замысла – слишком уж трудно переводить группы через заграждения. Знаешь, река Вестборн выходит на поверхность как Серпентайн. Многие старые речные русла перемешались с викторианской канализационной системой. Тебе не кажется, что в невидимых частях города есть что-то непреодолимо волшебное? Все эти крыши, сточные трубы, опечатанные здания – мысль о том, что с ними карта города изменилась бы до неузнаваемости и на ней возникли бы доселе невиданные пейзажи…

– Полностью с тобой согласен. Но объясни мне, если от этих странных рек ничего не осталось, то зачем кто-то платит моему бывшему сопернику за сведения о них?

– А разве я сказал, что ничего не осталось? Многие из них были заложены кирпичом. Самая известная из них река Флит – она брала свое начало в Хэмпстед-Хите, текла к югу через Кентиш-Таун, отклонялась от нас к Сент-Панкрасу, потом к Клеркенуэллу и Холборну, а затем к Темзе через Брайдуэлл. Ее также называли Хоул-Буэн, что значит «ручей в лощине». Говорили, что Флит сперва переходит в ручей, потом в канаву и, наконец, в сточное отверстие. Смитфилдские мясники[22]22
  Смитфилд – оптовый рынок мяса и птицы.


[Закрыть] сбрасывали туда остовы коров, веками реку использовали для сброса мусора и нечистот – неудивительно, что она заилилась и стала серьезно угрожать здоровью людей. Думаю, Флит заложили кирпичом в начале девятнадцатого века, но вот в чем штука: многие реки уходили под землю в разных местах, и для них были сделаны кирпичные туннели, но это вовсе не значит, что все они пересыхали. Взять, к примеру, Тач-Брук – он до сих пор пролегает под парковками и общественными зданиями в Вестминстере. Мальчишкой я часто спускался с виадука и гулял у протока, который вытекал из-под набережной Миллбэнк и впадал в Темзу. О таких речках нельзя забывать при ведении подземных работ, ведь они могут размыть любую стройку.

Мэй достал из шкафа какие-то бумаги и бросил их на стол:

– Это я получил от Моники. Без сомнений, Гринвуд – «наш человек под землей». В свое время он составил карту всех этих рек. Смотри, это только половина списка!

Брайант пробежал глазами перечень знакомых названий. Вестборн, Парс-Крик, Родинг, Слейд, Тайберн, Мэйз-Брук, Хогзмилл, Крейн, Пек, Рейвензборн, Хэкни-Брук, Фокон, Эффра, Некинджер, Уолбрук, Уондл, десятки мелких притоков.

– Они текут из Хэмпстеда в Актон, а также в Бромли и Баркинг, – пояснил Мэй.

– А чего бы ты хотел? Город расположен в бассейне, а потому вся вода уходит вниз, – отчеканил Брайант тоном учителя, говорящего с невнимательным учеником.

Лондон, словно сеткой, испещрен руслами рек, причем зачастую они пролегают вблизи важных объектов, а иногда и прямо под ними. Некоторые из них сообщаются с канализацией и таким образом непосредственно связаны с государственными зданиями.

– Вот чеки на снаряжение, уже купленное Гринвудом. Она нашла их у него в пиджаке.

Брайант достал очки и начал изучать бумажки.

– Так, это снаряжение не для подъема, а для спуска. Смотри: фонари большой мощности, высокие сапоги, зажимы для труб, и никаких веревок. А вот чек из аптеки – на лекарство от крысиных укусов. Кажется, некто нанял Гринвуда, чтобы тот отправился к руслу подземной реки с какой-то сомнительной целью – возможно, чтобы нарушить границу частных владений.

– Думаешь, они собираются сделать подкоп под Банк Англии или что-то в этом роде? Не слишком ли устаревший способ в эпоху компьютерных систем безопасности?

– Джон, способ нельзя считать устаревшим только потому, что к нему пару лет никто не прибегал. Сам посуди: кто-то разыскивает эксперта с подмоченной репутацией и предлагает ему предприятие, для которого требуются страховочные ремни и утяжеленные сапоги. Я не утверждаю, что твой рогоносец имеет хоть какое-то представление об истинных намерениях заказчика, но раз он скрывает это от жены, значит, понимает, что затея опасная.

– Я собирался предъявить ему улики и, что ли, по-дружески предупредить… – начал было Мэй.

– Ты сам говорил, что он тебе не друг, так с чего ему следовать твоему совету? Кроме того, у меня есть предложение получше.

– Какое? – встревоженно спросил Мэй.

– Мы выясним, что он задумал, и остановим его. Это же явная угроза общественной безопасности. Раймонду придется санкционировать расследование.

– Артур, прошу тебя, не создавай проблем. Сейчас нам это ни к чему. Надо строго следовать уставу.

Слезящиеся голубые глаза Брайанта расширились от наивного возмущения.

– Ты меня удивляешь, Джон. Когда это я создавал проблемы?