355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кристофер Фаулер » Комната воды » Текст книги (страница 14)
Комната воды
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:45

Текст книги "Комната воды"


Автор книги: Кристофер Фаулер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

23
Лонгбрайт выходит в свет

– Я узнала его в лицо, – сказала Калли. – У него глубоко запавшие глаза, и в них видна такая боль! Мне стало его жалко. – Она показала Лонгбрайт, как незваный гость выбрался из ее сада. – Это местный бродяга. Раньше он спал на пустыре, но, похоже, теперь, когда там все перекопано, он больше не может там оставаться. Даже не знаю, где он сейчас.

Лонгбрайт пришлось урезать время шопинга, когда Калли позвонила в отдел. Поскольку молодая женщина была явно расстроена, сержант согласилась заехать на Балаклава-стрит вместо Мэя.

– В округе есть пара ночлежек. Я могу туда обратиться. Вы не знаете ни имени, ни прозвища?

– Нет, но Тамсин Уилтон из дома сорок три должна знать. Она предупреждала меня о нем – сказала, что он безобиден. Он и вправду всего лишь смотрел на меня в окно, но от неожиданности я испугалась.

– Что ж, он был на вашей частной территории, где не имеет права находиться, так что я его проверю. Трудность с большинством ночлежек в том, что они пускают постояльцев только на ночь. Таким образом они выталкивают бездомных обратно на улицу, и те снова попадают в беду.

– Поверьте, я вовсе не хочу навлечь на него беду, – поспешно сказала Калли. – Этот человек давно оказался на улице. Теперь, как я понимаю, он лишился своего места из-за того, что магазин расширяет свои владения. Но он ничего плохого не сделал.

– К сожалению, все не так просто. В среднем бездомные доживают только до сорока двух лет. Каждые пять дней на улицах Лондона прерывается чья-то жизнь.

– И что, их никто не лечит?

– Терапевты не могут их регистрировать. После месяца такой жизни у людей начинаются большие проблемы. А ведь нередко бездомные начинают с того, что ночуют у друзей – на диванах или просто на полу.

– Господи, я сама через это прошла, пока не оказалась здесь, – призналась Калли.

– Тогда вы тем более знаете, как легко можно лишиться крова. Статистика ужасная. Сорок процентов бездомных женщин становятся жертвами сексуального или физического насилия. Нередко достаточно развода, чтобы человек оказался выброшен на улицу. Так что давайте я попробую что-то выяснить об этом типе. Должно быть, он довольно шустрый, если сумел перебраться через стену.

– Вообще-то он калека: мне кажется, у него плохо работает правая сторона – и рука, и нога. Так что я не знаю, как ему это удалось.

Лонгбрайт поняла, о чем идет речь: стена была почти пять футов высотой и покрыта густой темной растительностью. Внутренние сады образовывали оазис из прудов и кустов, разделенных кирпичными стенами и шаткими деревянными заборами. Войти в один из садов можно было только через несколько соседних. Школьная площадка в конце улицы находилась за высокой стеной, за которой начиналась заросшая аллея, куда с улицы было не попасть.

Дженис положила записную книжку в карман. У нее еще оставалось время, чтобы пробежаться по магазинам на Оксфорд-стрит. Она твердо решила заставить Брайанта раскошелиться, раз уж он послал ее в стриптиз-бар.

– У меня для вас есть кое-что еще, – сказала Калли. – Говорили, что миссис Сингх получала угрозы – на расовой почве. Я тут разбирала шкаф под лестницей и вот что нашла. – Порывшись в кармане, она извлекла старую аудиокассету. – Это из ее автоответчика. Я послушала. Там только одно послание, но довольно гнусное. Я подумала, вам это может пригодиться.

«Сегодня, – подумала Дженис Лонгбрайт, – ты будешь Грейс Келли». Повернувшись к зеркалу боком, она втянула живот. «Ладно, пышной сестренкой Грейс Келли». Лонгбрайт было пятьдесят с небольшим, и она унаследовала от матери любовь к кинозвездам прошлого. Вне службы она одевалась нарядно, в качестве образца для подражания выбрав нечто среднее между Авой Гарднер и Джейн Рассел, и была еще чертовски хороша. Когда в свое время она задумалась об актерской профессии, поезд уже ушел, и тогда она по следам матери подалась в полицию. Внутри у Дженис жила актриса, которая могла бы стать звездой, если бы времена были не такие тяжелые.

Лонгбрайт снова покосилась на свой живот и вздохнула.

Она терпеть не могла, когда ее использовали в качестве наживки, и уж тем паче в деле, явно отсутствующем в официальных планах, но сейчас внезапно начала получать от этого извращенное удовольствие. Она купила черное платье – весьма бледную копию оригинального фасона, – раз уж отдел согласился заплатить. Высокие каблуки делали Дженис настоящей каланчой и мешали сколько-нибудь нормально ходить, а потому она решила надеть туфли на низком каблуке. Мэй снабдил ее фотографией Джексона Убеды. Ему нельзя было отказать в определенном городском шарме – смуглая кожа, голова гладко выбрита, чтобы скрыть следы облысения. Возможно, такой мужчина носит запонки.

Лонгбрайт чувствовала себя неуютно, придя в клуб в одиночестве, ведь мужчины находились здесь с одной только целью – приставать к женщинам. Во времена ее матери считалось хорошим тоном, чтобы мужчина возносил женщину на пьедестал; впрочем, истинные намерения никогда не менялись… Фойе клуба было пестрым, как детский рисунок, – ультрафиолет, зебра и розовый неон, – суррогатные изыски для мужчин, не знающих, что такое самоограничение. «Парни, которые сюда приходят, наверняка мечтают работать в небоскребах и водить шикарные машины», – подумала Дженис, незаметно улыбнувшись.

На стальном помосте индустриального вида – он выдавался в зал и чем-то напоминал видеомагнитофон конца восьмидесятых – две зловеще бодрые девицы в латексных трусиках выгибались и извивались перед посетителями. Тут предпочитали женщин определенного толка: пышные волосы, длинные ноги, твердые соски, откровенная сексуальность. Лонгбрайт ожидала увидеть здесь публику, охрипшую от вожделения, опасно-игривую, обрюзгших школьников, скрывающих свои комплексы за напускной бравадой, но с удивлением обнаружила, что многие, в сущности, игнорируют танцовщиц. Офисные работяги сидели тесными компаниями, сняв пиджаки и споря о работе, – пламя их напряженных, но зачастую абсурдных дискуссий разгоралось под воздействием химических стимуляторов. Агрессивное поведение было выведено из главного зала в отдельные кабинеты, где проходили частные мужские вечеринки. Дженис не спешила винить клиентов – девиз «Кто не рискует, тот не пьет шампанского» воцарился повсеместно.

Лонгбрайт сразу поняла, что Убеду не стоит искать возле сцены. Она обратилась к официантке по поводу столика, и та сопроводила ее в отдельный бар на втором этаже. Он сидел в одиночестве и пил нечто с большим количеством листьев. Нужен был предлог, чтобы подойти к нему, не вызывая подозрений, но, устав ломать голову и так ничего оригинального и не придумав, Дженис решила действовать проверенным методом:

– Можно у вас прикурить?

Убеда вынул узкую серебряную зажигалку «Картье» и зажег ее, но тут же удивленно взглянул на Лонгбрайт:

– У вас же нет сигареты.

– А я не курю.

Похоже, он был не очень рад, что она прервала его размышления.

– Тогда что вам нужно?

– Я уже вас видела.

– Неудивительно – я обычно здесь бываю. – Теперь Убеда ее оценил. Она надеялась, что в мягком освещении смотрится неплохо. – А я вас раньше не видел.

– Но я-то вас точно заметила. У нас есть нечто общее – нечто особенное. Позвольте, я куплю вам выпить. – Дженис окликнула барменшу и указала на бокал Убеды. – Повторите, пожалуйста; и мне то же самое. Ого, да тут, кажется, целые заросли.

– Два «золотых мохито».

«Здесь работают только женщины, – отметила про себя Лонгбрайт. – Вероятно, и триста лет назад тут было подобное заведение».

– Кстати, а что это за коктейль?

– Ром, мята, меласса, но вместо содовой вам лучше добавить шампанского.

«Любопытный акцент, – подумала она. – Похож на александрийский. Мертвые глаза. Такой не дрогнет, глядя на чужие страдания».

– Я точно вас знаю, – настойчиво повторила она. – На днях вы были в Британском музее, в египетских залах.

Еще одна подсказка жены Гринвуда. Дженис надеялась, что это сработает.

– Интересно, почему среди стольких посетителей вы выделили меня?

Улыбнувшись, Убеда сверкнул золотыми зубами, словно какой-то пират из Монте-Карло.

– Вас нетрудно выделить. К тому же все остальные мирно пасущиеся туристы. Я за милю вижу того, кто действительно интересуется артефактами.

– Да, я интересуюсь – время от времени, – признал он. – А что вы там делали?

Принесли напитки. Лонгбрайт сделала глоток, затем еще один. Будучи женщиной крупной, она могла перепить многих мужчин, но сейчас помнила об осторожности: все-таки ее собеседник вооружен.

– У меня есть друг, Гарет Гринвуд, он работает в музее, – как бы между делом бросила она. – Мы с ним обедали в ресторане Британского музея, там я вас и увидела.

Теперь он смотрел на нее с осторожностью, обдумывая каждое слово.

– Значит, у нас и вправду есть что-то общее. Он и мой знакомый. Впрочем, вам это наверняка известно.

– Вообще-то нет.

Убеда придвинулся ближе, а потом еще ближе, уже не соблюдая культурное расстояние между ними.

– Что конкретно интересует вас в моих делах, хотел бы я знать… гм… очень бы хотел…

Дженис прочитала в его глазах явное обвинение. Он знал, что кто-то побывал в его конторе, и уже связал ее с этим вторжением.

– Мистер Убеда, буду с вами откровенна. Я знаю, кто вы, потому что вы – фигура известная в кругах торговцев древностями. О вашем интересе к изваяниям Анубиса знают все.

Он пригубил коктейль и улыбнулся:

– Я знаком со всеми дилерами Лондона, Парижа, Нью-Йорка и Каира. Вас я не знаю.

– А вы и не должны. Моя работа – находить потенциальных клиентов, прежде чем они найдут меня.

Нетерпение Убеды грозило перерасти в гнев.

– Вы утверждаете, что у вас есть что-то на продажу. Видно, вы держите меня за простака, которому можно втюхать паршивый обломок камня с иероглифами, контрабандой вывезенный из Долины Царей. В наши дни на черном рынке крутится больше надгробий, чем осталось среди этих известняковых холмов. Мои друзья поддерживают связь с каждой экспедицией, а вы пытаетесь меня убедить, что у вас есть то, чего никто не видел.

Убеда сделал паузу, чтобы закурить. Дженис молча и внимательно наблюдала за ним, зная, что он возобновит свой монолог, – он ведь коллекционер, а представителям этой братии необходимо делиться своей страстью с другими.

– Некрополь Нового царства постоянно разграбляли в течение последних трех с половиной тысяч лет, – продолжил он, – с момента погребения Тутмоса Первого до прибытия Говарда Картера, – шестьдесят две гробницы, и ничего не осталось. Картер был таким же лгуном и жуликом, как все остальные. И что мы теперь имеем? Мернептах, Аменхотеп, Сиптах, Сетнахт, несколько залов с мелкими барельефами, чтобы развлекать праздношатающихся туристов. Древности хорошо продаются, потому что каждый хочет прикоснуться к прошлому, но прошлое теряет всякий смысл, если его растаскивают, стараясь побыстрее продать. Оно лишается цели и жизни. Смысл сохраняется только тогда, когда мифическая сила остается нетронутой. Так что в Фивах нет уже ничего интересного.

– А как насчет пятого участка? – тихо спросила Дженис.

От Брайанта она знала о последних событиях в мире египтологии. В 1994 году американский археолог по имени Кент Уикс обнаружил самую крупную на сегодняшний день гробницу – место захоронения пятидесяти двух сыновей Рамзеса II. Раскопки продолжались по сей день.

– Прошло уже больше десяти лет. Никаких сокровищ там не найдено.

– Но ведь тысячи артефактов, имеющих большую ценность, были извлечены из-под обломков.

Черные глаза сохраняли застывшее выражение.

– Знаете… мне кажется, вы переигрываете.

Лонгбрайт собиралась немного отодвинуть свой стул, но Убеда ее опередил. Молниеносно обвив ее шею рукой, он поддел указательным пальцем золотую цепочку. Дженис почувствовала, как цепочка натянулась. Со стороны могло показаться, что он ее обнимает.

– Забудьте о Фивах, лучше расскажите мне об этом.

Повесить медальон от сандалового браслета на цепочку придумал Артур – он надеялся, что Убеда клюнет на приманку.

– Эта вещь имеет особый смысл для тех из нас, кто готов продолжать поиски, – промолвила Дженис, подумав, что за такую игру заслуживает «Оскара».

Он ослабил хватку и выпустил медальон.

– Семена обновления являются из древних вод. Как быстро мы забываем собственные мифы о мироздании! Взгляните туда. – Он указал на извивающихся в голубоватом сиянии блудниц. – Искусственные удовольствия цивилизации, пришедшей в упадок.

– Так зачем вы сюда приходите?

– Я владелец этого заведения.

«Мне должны были это сказать», – подумала она, внутренне вздрогнув. Неудивительно, что он увяз в долгах. Сколько тысяч квадратных футов приходится ему содержать?

– Значит, вы хотите продать мне Анубиса. Вы интересуетесь этой темой или только ищете выгоду?

– Меня притягивает миф.

– Интересно, чем именно?

– Ритуалами – в особенности такими, как отверзание уст, озеро приношений, взвешивание сердца.

Дженис порадовалась, что запомнила суть священных церемоний, сопровождавших переход умерших к загробной жизни. Отверзание уст возвращало покойнику душу. Анубис взвешивал его сердце на одной чаше весов, положив на другую перо Истины. Если сердце оказывалось тяжелее или легче пера, значит, покойный был грешником, и его сердце отдавали на съедение чудовищу Амт.

– Ну, эти обряды всегда пользовались популярностью у определенной группы покупателей, – презрительно сказал Убеда. – Есть бесчисленное множество других ритуалов, куда менее известных.

– Несомненно. Полагаю, многие из них совершаются до сих пор, и, конечно же, для них нужны подлинные предметы культа.

Это было как поиск нефтяных месторождений, когда исследуют каждый участок, ожидая, что источник вот-вот забьет. Дженис заметила, что в глазах Убеды мелькнул слабый интерес.

– Люди ищут не в тех местах, – уверенно продолжала она. – Вы сами сказали, что главные сокровища Фив рассеяны по свету. Значит, их можно найти где угодно – даже здесь.

Теперь он смотрел на нее не отрываясь. У коллекционеров есть чудесное свойство – к их сердцу всегда можно найти путь.

– Само собой, их должны были хорошенько спрятать. Возможно, где-то под землей. Или под водой.

Она открыла последнюю карту – теперь оставалось ждать его хода.

– Итак, – начал он после паузы, – вы знаете о пяти реках.

– Думаю, мне известно, где находится то, что вы ищете.

Дженис отклонилась от первоначального сценария, но рыба проглотила наживку, а значит, можно было сматывать леску и снимать улов. Убеда открыл рот, чтобы сообщить ей нечто важное, но вдруг увидел кого-то за ее правым плечом и начал вставать.

Она проследила за его взглядом и наткнулась на мсье Эдуарда Ассада, управляющего «Компании финансовых услуг Верхнего Нила». «Только не сейчас, – подумала она. – Только не он». Но младенчески гладкое лицо Ассада уже расплылось в улыбке, и он сказал:

– C'est merveilleux de vous revoir, chère Madame. Je vous croyais repartie en Egypte.[30]30
  Как приятно снова видеть вас, дорогая мадам. Я думал, вы уже вернулись в Египет (фр.).


[Закрыть]
Он протянул к ней руки в знак приветствия.

Лонгбрайт хватило беглого взгляда на Убеду, чтобы вскочить со стула, но он снова опередил ее, с удивительным проворством взяв за руку.

– Вы знаете мистера Ассада, – одобрительно заметил он. – Вероятно, у вас неплохо идут дела.

Пока мужчины беседовали по-французски, Дженис сообразила, что появление менеджера может служить подтверждением ее репутации. Она снова села на стул, ожидая паузы в их разговоре.

Спустя четверть часа она шла к выходу из клуба, не решаясь оглянуться. Выйдя за порог, она тут же сняла тесные туфли и понесла их в руке. Таксист, подъехавший на ее сигнал, по-видимому, жаждал общения. Лонгбрайт захотелось выдернуть его из машины через пассажирскую дверь и самой сесть за руль, прежде чем Убеда появится на пороге клуба.

Такси присоединилось к потоку машин, и водитель выключил сигнал, означавший, что он свободен. Дженис пыталась удержать блокнот на колене и делала записи, стараясь не упустить ничего из сказанного, расшифровывая разговор Убеды с Ассадом с помощью своего школьного французского. Позади зажегся зеленый свет, и стая машин нагнала их такси, но паника Лонгбрайт прошла, только когда клуб скрылся из виду.

24
Снимая верхний слой

Джайлз Кершо догнал Артура по дороге к автостоянке отдела.

– О, мистер Брайант, – окликнул он коллегу, перепрыгивая через лужи, длинноногий, в вельветовых брюках в обтяжку. – Хорошо, что я вас поймал. Я звонил, но ваш мобильник не отвечал.

– Это правда, – подтвердил Брайант, возясь с зонтиком. – Что тебе нужно?

– Я по поводу смерти Эллиота Коупленда. Хотел разобрать на части кабину его грузовика, чтобы воссоздать последовательность событий, но полиция Кентиш-Тауна эвакуировала машину с места происшествия, и я не смог затребовать ее обратно… Вы меня слушаете?

– Сегодня четверг, – сказал Артур. – Я опаздываю на вечерние занятия. Ты можешь рассказать мне об этом по дороге?

– Тогда я сделал уменьшенную модель грузовика, следуя вашему совету работать с тем, что под рукой, и, в общем, моя гипотеза оказалась неверной. Дело в том, что я считал все это несчастным случаем. Из-за кирпичей в кабине, понимаете?

– Нет, не понимаю, – ответил Брайант, сражаясь с заржавленной дверью «мини-кулера». – Садись, а то промокнешь до нитки.

Джайлз с благодарностью утрамбовался в крошечную машину, после чего взъерошил свою белокурую шевелюру.

– Коупленд достал из ямы хорошие кирпичи, больше тридцати штук, и сложил их на полу кабины. Он положил кусок полиэтилена на пассажирское сиденье, чтобы оно не запачкалось. Но он знал, что стопка кирпичей может обрушиться, если он внезапно затормозит (это вполне могло произойти в дождь), а потому зафиксировал кирпичи с помощью двух деревянных досок. В общем, он смастерил что-то вроде лотка. Строители часто делают подобные вещи, и те нередко приводят к несчастным случаям. Увидев доски на полу, я сразу представил себе, что могло случиться. Коупленд сложил кирпичи, вышел из кабины и вернулся к работе. После этого грузовик сдвинулся с места из-за потоков грязи, доски сместились и упали, обрушившись под грузом кирпичей. По моим расчетам, они должны были приземлиться на доску управления, нажать злополучную кнопку и удерживать ее. Я считал, что это несчастный случай – из тех, что случаются на стройках по всему миру. Нет таких случаев, которые были бы нормой, – каждый из них является особым стечением обстоятельств.

– Надеюсь, ты не собираешься читать мне лекцию по теории хаоса? – спросил Артур. – Я написал об этом книгу.

– Не сомневаюсь, что вы сведущи в этом вопросе, мистер Брайант…

– Нет, я хочу сказать, что действительно написал об этом книгу. Она, рядом с моим столом, если вдруг захочешь почитать.

– Понимаете, интуиция меня подвела, – признался Кершо. – Я сделал кронштейн, пропорционально его нагрузил и расположил под углом в соответствии с цифровыми фотоснимками, сделанными после происшествия. Даже в уменьшенном масштабе кирпичи не могли бы надавить на кнопку, потому что грузовик уже кренился назад, в сторону ямы, а потому я вполне уверен, что сила притяжения должна была сохранить груз на месте, даже если бы доски были убраны.

– Как сильно надо было толкнуть груз, чтобы он упал вперед?

– Именно этот вопрос я себе и задавал. Ответ – опять же на основании моей модели, – достаточно одного движения указательного пальца. С очень большой долей вероятности можно сказать, что кирпичи обрушил некто, забравшийся в кабину грузовика.

– Такой человек должен знать принципы работы гидравлической системы, не так ли?

– Насколько мне известно, это вовсе не обязательно. Мотор был включен, а на большой красной кнопке светилась белая пиктограмма, изображающая поднятый кузов грузовика. Следовательно, даже ребенок мог бы понять значение этой кнопки и нажать ее. В сущности, это могла быть проделка местных детей, решивших напугать Коупленда. Я переговорил с Дэном, – в конце концов, он отвечает за место преступления, и я наступаю на его больную мозоль, досаждая ему своими гипотезами, – и он согласен со мной в отношении наиболее вероятной последовательности событий.

– Мистер Кершо, чтобы доказать, что преступление умышленное, нужно найти мотив и восстановить ситуацию. Похоже, теперь у нас есть и то и другое.

– Значит, вы увязываете это со смертью Рут Сингх?

– Я бы сказал, что это часть большого плана, но пока я «буду терпеливей терпеливых; молчать буду».[31]31
  Шекспир, «Король Лир», акт III, сц. 2 (перевод О. Сороки).


[Закрыть]
Это Лир.

– Король?

– Да уж конечно не Эдвард.[32]32
  Эдвард Лир (1812–1888) – поэт, наиболее известный автор британского нонсенса.


[Закрыть]
Впрочем, слишком много теории и слишком мало доказательств. Необходимы улики, чтобы укрепить эту связь.

– Я не уверен, что понял вас…

– Вода, мой мальчик, вода! Она поднимается из проклятой земли, чтобы поглотить невинных!

Кершо еле успел вывалиться из машины, когда Брайант с треском завел ее и рванул с автостоянки прочь, в дождливую городскую темноту.

Некоторые из жителей Балаклава-стрит явно знали больше, чем соглашались рассказать.

Шторы, двери и толстые кирпичные стены, ставни и жалюзи, чтобы прятаться от света, дождя и других людей, чтобы не впускать к себе тепло, доброту и суровую, холодную правду. Все, что позволяет оставаться в тени. Есть ли что-нибудь более изысканно-злобное, нежели низинная ментальность жителей холодных краев? Англия в дождь, мокрые сады, прохладные комнаты, лондонские обеденные разговоры за пудингом, поданным в желтоватом освещении, приглушенные споры при свечах – янтарных, тихо источающих яд здравомыслия.

«Так не пойдет, – подумала Калли. – Тут и спятить недолго».

Услышав, как хлопнула дверца почтового ящика, молодая женщина подняла открытку с коврика и перевернула ее. Фотография ночного Каира. Снимок выглядел старым и раскрашенным. Высокие здания отелей отражались в широкой речной глади; полоска темного свечения, прошитая светящимися неоновыми блестками. С таким же успехом Калли могла бы рассматривать фотографию ночного Лондона, – правда, кораблей здесь было больше. На обратной стороне она увидела несколько строк, в которых говорилось что-то об изменении планов. Полу хватило наглости добавить, что он по ней скучает. «Так возвращайся домой», – почти вслух сказала она, но тут же подавила свой порыв.

Почему со всеми знакомыми мужчинами такие проблемы? У Пола не хватило духу преодолеть вместе с Калли первые трудности, вероятно, потому, что от него требовалась ответственность. Его брат разговаривал со своей подругой только в тех случаях, когда хотел секса. Муж Хизер променял ее на кого-то помоложе. Хороши были и соседи по улице: Марк Гаррет пребывал в состоянии воинственного опьянения, Рэндалла Эйсона жена обвиняла в неверности (по словам Джейка, жившего за стеной от супругов), Оливер общался с женой только через угрюмого сына, Эллиот, одинокий и замкнутый, нашел свою смерть, унизительную, но, вероятно, неизбежную, в яме с грязной жижей. Все это не делало чести мужчинам двадцать первого века. Правда, оставались еще Омар и Фатима из соседнего дома… Калли слишком мало их знала, чтобы критиковать, но достаточно было встретить Фатиму на улице – сгорбленную, в платке, покорно семенящую в тени мужа, – чтобы посочувствовать ее доле.

Необъятное темное небо превращало Калли в мечтательную школьницу. Ей хотелось, чтобы стены, разделявшие жителей улицы, вмиг растаяли и открыли на всеобщее обозрение их жизни. Было бы здорово, если бы вся эта масса кирпича, гипса, фанеры, штукатурки, бумаги вдруг растворилась в воздухе. Десять домов, по крайней мере двадцать пять человек, по подсчетам Калли, чаще имели дело со своими компьютерами и телевизорами, нежели с соседями, потому что времени было слишком мало, а уверенности в себе – еще меньше.

А что думали о Калли другие? Новенькая, переехавшая в дом номер пять, у нее почти нет мебели, ее кавалер лишился работы и, похоже, слинял, и теперь она смотрит через запотевшее окно гостиной, как жизнь проносится мимо. «Этому надо положить конец», – сказала она себе и бросила открытку в мусорное ведро, зная, что позже достанет ее. Взяв с кровати одеяло, она завернулась в него и, открыв заднюю дверь, уселась на пороге, созерцая потоп. Она всегда любила сияющие облака, пузырьки дождя в клокочущих лужах, молодые листья с капельками воды, корни, пробивающиеся сквозь густые сорняки в поисках пищи. В Лондоне постоянный избыток воды позволяет выжить и вырасти. Солнце только припекает и сушит, из-за него тротуары плавятся, а люди потеют.

Казалось, все воспоминания Калли наполнены водой: магазины с отсыревшими тентами; прохожие – под защитой полиэтиленовых накидок или вымокшие до нитки; школьники, сбившиеся в стаю на автобусной остановке и поглядывающие на ливень из-под навеса; дети, шлепающие по лужам; автобусы, поднимающие фонтаны воды; торговцы рыбой, тянущие свои лотки с грудами камбалы, палтуса и макрели в дождевом рассоле; водовороты на развилках канализации; треснувшие водосточные трубы со мхом, свисающим, точно водоросли; маслянистый блеск каналов; давшие течь железнодорожные арки; грохот воды, под высоким давлением мчащейся сквозь шлюзные ворота в Кэмдене; крупные капли, падающие с огромных дубов в Гринвич-парке; дождь, бомбардирующий переливчатые поверхности заброшенных бассейнов в Брокуэлле и на Парламент-Хилл; лебеди, ищущие укрытия в Клиссолд-парке. А в домах – серо-зеленые пятна протечек, разрастающиеся на обоях, словно опухоли; мокрые спортивные костюмы, висящие на батареях; запотевшие окна; вода, подтекающая под задние двери; бледно-рыжие пятна на потолке – следы от протекающих труб, а еще дождевая канонада на чердаке, отдаленная, но регулярная, как стук часов.

Калли посмотрела сквозь пелену дождя и увидела его – горбатого старика с обезьяньими глазами, карими и внимательными. По словам сержанта Лонгбрайт, бродягу зовут Тейт, – по крайней мере, так его всегда называли. Теперь он снова был здесь, пребывая в ожидании, неся вахту, приближая нечто неизбежное.

«Позвоните, если он появится снова». Она не хотела беспокоить их понапрасну, но они настаивали на том, чтобы она держала с ними связь. И вот Калли снова набрала номер горячей линии, указанный на визитке Отдела аномальных преступлений.

Услышав звонок, Мира Мангешкар оторвалась от шестидесятистраничного текста. Последние два часа она пыталась освоить полицейскую статистику, но домашнее задание давалось ей с трудом. «43 полицейских подразделения. Около 130 000 офицеров в Великобритании, по одному на каждые 400 граждан. 20 000 женщин, только 2500 представляют нацменьшинства». Каждый из пяти участков полиции Лондона был размером с целое подразделение в любом другом городе, но сотрудничество между ними шло туго. «Более 6 миллионов звонков по номеру 999 в год. В Лондоне угоняют по 5000 машин в месяц, причем цифры растут. В Кэмдене самый большой процент самоубийств по Лондону».

Какой смысл заучивать эти цифры, если ничего не можешь с ними поделать? Действовать на опережение, бросать детей в пасть уголовного судопроизводства, смотреть, как они становятся рецидивистами, собирать осколки, утешать новых жертв… Накануне перевода в Отдел аномальных преступлений Мира едва не ушла из полиции и теперь надеялась, что новая работа принесет ей удовлетворение. Старые сотрудники встретили ее радушно – особенно Джон Мэй, неожиданно согласившийся потратить на нее свое драгоценное время, чтобы объяснить нетрадиционную структуру отдела, – но где же интересные расследования? Когда позвонила Калли, Мира сняла трубку и позвала Колина Бимсли – он как раз собирался уходить.

– Ты справишься, Мира. Она уже видела бродягу – надо просто сделать ему предупреждение, узнать, где он живет, и отвести его туда.

– Сынок, не учи меня жить, – крикнула Мангешкар. – Я тут подумала: может, хочешь поехать со мной?

В соседней комнате Бимсли застегнул рубашку и бросил рабочие сапоги в свой шкафчик.

– Ты что, приглашаешь меня на свидание?

– Никаких свиданий, просто подвези меня на своем мотороллере.

– Только если мы потом поужинаем. Я умираю с голоду. Смотри, какая погода, – с неба так и хлещет. Я мог бы тебя подождать, мы бы купили готовую еду и поужинали бы у меня дома…

Мира поняла, к чему он клонит.

– Брось, Колин, ты совсем не в моем вкусе.

«Не в твоем вкусе?» – удивленно повторил он про себя, а потом выглянул из-за двери:

– Я чист, как младенец, добродушен и трогательно одинок. Если ты сама упускаешь такой редкий шанс, может, хотя бы подыщешь мне кого-то?

– Вот это другой разговор. Моей сестре ты понравишься. Она симпатичная и, возможно, согласилась бы с тобой встретиться. Только скажи, и я все устрою. Но должна тебя предупредить: она мусульманка.

– Думаешь, она согласится? Ну и что с того, что она мусульманка?

– А то, что она будет встречаться только с мусульманином, а значит, тебе надо завязывать с пивом, – напутствовала его Мира. – К тому же мусульмане обрезаны, так что тебе, возможно, потребуется небольшая операция.

– Господи, Мира, у тебя какое-то нездоровое чувство юмора.

– А что такое, Колин? Не нравится? Надеюсь, теперь ты понял, как я себя чувствую, когда ты ко мне пристаешь.

– Мне кажется, на тебя дурно повлияли трущобы Южного Лондона. – Колин захлопнул дверцу шкафчика. – Ладно уж, подвезу тебя. Не волнуйся, я ни на что не претендую.

– Это Тейт, он снова в саду, – сказала Калли, открывая входную дверь.

– Он знает, что вы его видели? – переступая порог, спросила Мира.

– Не знаю… не думаю. Он сидит там уже полтора часа, несмотря на дождь. – (Свет в коридоре не горел.) – Мне было легче наблюдать за ним в темноте, – пояснила Калли, проведя Миру к задней двери.

Мангешкар выглянула в сад. Для офицера полиции она была слишком мала ростом, но могла справиться с мужчиной, в два раза ее крупнее.

– Ага, вижу.

Фигуру Тейта можно было различить за большим кустом бузины. Мира сошла по трем ступенькам на маленькую сырую лужайку. Трудно было что-нибудь разглядеть под сенью разросшейся сирени. Сад оказался настолько тесным и густым, что с таким же успехом она могла спуститься в мутную зеленую глубь пруда.

– Мне нужно поговорить с вами, мистер Тейт, – живо сказала она, подняв руки в приветственном жесте. – Пожалуйста, выйдите сюда.

Движение Тейта было таким внезапным, что Мира вздрогнула. Бродяга засуетился, из-за чего куст бузины затрясся, разбрызгивая дождевую воду. Мангешкар меньше всего хотелось пробираться в полутьме сквозь мокрую растительность, но она стала инстинктивно расчищать себе дорогу среди листвы.

Вдруг бездомный стал быстро удаляться, раздвигая и ломая ветки. Мира слышала сильный удар – это его ботинки стукнулись о забор, увидела, как он легко преодолевает преграду, хотя было ясно, что пользуется он только левой рукой и ногой. Либо он родился с этим изъяном, либо получил эту травму давно: он двигался умело и проворно. Она вспомнила о юном наркомане из Северного Пекама: парень лишился ноги после того, как заснул, скорчившись под унитазом в ночном клубе и перекрыв поступление крови. Впоследствии он двигался так, словно нога у него была, – синдром фантома конечности. Ум работает, даже если тело отказывает.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю