355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кристофер Фаулер » Комната воды » Текст книги (страница 20)
Комната воды
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:45

Текст книги "Комната воды"


Автор книги: Кристофер Фаулер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

36
Новый взрыв

Стены коридора были увешаны маленькими серовато-коричневыми картинами. Мэй заметил их еще в прошлое посещение, но здесь было слишком темно, чтобы рассмотреть их в деталях. В настенных бра отсутствовали лампочки.

– Мы никогда не пользуемся бра, – объяснила Моника.

– Но вы же не видите картин.

– Вот именно. Сейчас, подожди минутку. – Она зажгла свечу и подняла ее повыше. – А теперь что скажешь?

Мэй увидел несколько прерафаэлитских этюдов, эскизов и карандашных набросков.

– Не понимаю, – пробормотал он, созерцая медные линии, колеблющиеся в мерцании свечи. – Они прекрасны!

– Мой муж считает их безделками. Он воспринимает прерафаэлитов с точки зрения старой школы, что не позволяет ему видеть красоту идеи под оболочкой искусной формы. Поэтому, упрекая этих художников и меня саму в избытке материализма и сентиментальности, а также в недостатке вкуса, он настаивает, чтобы работы висели в подвале. Стены становятся влажными, и на многих эскизах проступают пятна. Дом, конечно же, не стоит на сигнализации – мы ведь, понятное дело, не хотим быть узниками в собственном жилище, – так что я нашла компромиссное решение, удалив все лампочки. Теперь, если нас ограбят, воры просто не заметят лучшего, что у нас есть. Вот так очередное маленькое сражение заканчивается ничьей.

– Почему ты с ним живешь? – спросил Мэй. – Он ограничивает твою свободу и делает тебя несчастной.

– Бог его знает, но мы точно любим разные вещи. Он – Берлин, Баухаус и брутализм, я – Тернера и Тейт-Британ.[48]48
  Коллекция лондонской галереи Тейт, представляющая мастеров XVI–XX вв. (в частности, прерафаэлитов), в отличие от Тейт-Модерн, где собрано искусство XX–XXI вв.


[Закрыть]
Но все не так просто, правда? Дети в самом кошмарном возрасте, их швыряет от невинности к самонадеянности, да так, что я ежедневно трепещу за их жизнь. Коллеги Гарета фактически диктуют ему, как распоряжаться нашими деньгами. Кажется, наши жизненные пути уже ничто не изменит. Помнишь, Джон, то время, когда еще не приходилось каждую секунду быть взрослым? Когда у нас всегда было утро? – Она опустила свечу, и позолоченные рамы снова погрузились во тьму. На ее лице появились крошечные морщины, точно кракелюр на женском портрете. – Теперь кажется, что всегда поздний вечер. Тени собираются, и все самое приятное осталось позади. Гарет ищет то, чего у него никогда не будет: уважения. Я ему помочь не могу, а потому я для него просто обуза, только путаюсь у него под ногами. Он снова окажется в глупом положении или еще хуже: нарушит закон, лишится доброго имени, станет посмешищем. Это убьет его, потому что ничего другого у него в жизни нет.

Вернувшись в студию, Моника включила радиатор и налила виски в высокие бокалы.

– В последнее время он стал неосторожен – разбрасывает книги и карты по всей гостиной. Но я так и не пойму, какова цель его нелепых поисков, а убедить его отказаться от них не могу.

– Я могу рассказать тебе, что знаю сам, – сказал Мэй, – поскольку есть надежда, что сегодня с этим будет покончено. Есть нечто под названием «сосуд печалей» – египетская алебастровая ваза по типу погребальной урны, созданная, чтобы воплощать собой все горести человечества. Она занимает ключевое место в дохристианской мифологии, но в то же время может существовать и в осязаемой форме Святого Грааля.

– Что ж, Гарет из тех, кто готов в это поверить. Он всегда был страстным поклонником Атлантиды. Рассудочный интеллектуал с роковым идеалистическим изъяном – в нашем маленьком кругу такие встречаются сплошь и рядом.

– Убеда полагает, что сосуд в конце концов оказался в нашей стране – был привезен сюда римлянами и брошен в одну из рек, где покрылся илом, а потом спрятался под бетоном, но все еще ждет, чтобы его нашли. Боюсь, утрата доверия – наименьшая из проблем, ожидающих твоего мужа. Те, кто сотрудничал с Убедой в прошлом, имели свойство исчезать, когда он переставал в них нуждаться; по крайней мере, нам не удалось связаться ни с кем из них.

– И он вляпался в такую историю из-за несуществующего предмета?

– Все не так просто. Представь на минуту, что сосуд существует. Это ведь не какой-то непостижимый поиск подлинных фрагментов Креста. Ты можешь сделать углеродный анализ древесины, но при этом не докажешь, что это куски распятия. Керамику трудно копировать, потому что нужна глина из того же месторождения, что и оригинал. Литые металлы легче подделать. Каменные статуи почти все подлинные.

– Как такое может быть?

– Чтобы их подделать, надо приложить слишком много усилий. Иногда наступает момент, когда действительно искусная подделка превращается в оригинал. Но сосуд – керамику – можно датировать с помощью термосвечения, позволяющего измерить дозу природной радиации, полученную глиной со времени обжига. Эту технологию используют только для очень больших объектов, потому что она довольно разрушительна. Но независимо от того, существует интересующий Гарета артефакт или нет, причины его притягательности вполне симпатичны.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сосуд занимает ключевое место в мифологической истории, его происхождение загадочно, и он несет в себе необходимый романтический заряд. Когда эти факторы сочетаются, человеческая природа берет свое и вызывает такой предмет к жизни.

– А ты не думаешь, что Гарет попытается подсунуть Убеде подделку?

– Такого я не предполагаю, но ставки высоки. Что касается выгоды, то рынок предметов искусства удобно устроился прямо за рынком наркотиков и оружия. Трофеи из Ирака появились у европейских и американских дилеров сразу же после ввода войск. Проблема в том, что твой муж очень хочет найти такой предмет. Если бы каким-то чудом ему удалось достичь своей цели сегодня, он попытался бы спрятать это чудо света от других. Столь ценная вещь уже никогда бы не всплыла на поверхность.

– Значит, Гарет в любом случае окажется в дурацком положении, – сказала Моника, осушив бокал, – и ты не в силах его остановить.

– Боюсь, мы не сможем наблюдать за ним после сегодняшней ночи, – согласился Джон. – Но, может, в этом и не будет нужды.

– Что ж, тогда не стоит терять время даром.

Она нежно прикоснулась к его плечу, но не спешила убирать руку. Мэй хотел было ее остановить, но слишком устал поступать правильно, постоянно отдавая предпочтение долгу перед чувствами. В кои-то веки осуждающая физиономия Брайанта не маячила перед ним, чтобы укорить его. Он обвил Монику руками и стал целовать ее, ища тех запретных удовольствий, от которых они оба так силились отказаться.

Это был вопрос преданности – если не Гринвуду или его жене, то уж наверняка Джону. За все годы их совместной работы напарник ни разу не просил об услуге. Самое меньшее, что Брайант мог сделать сегодня, – это довести дело до конца.

В десять вечера Артур и Мира отправились по Паддингтонскому рукаву Гранд-Юнион-канала, дошли до «Маленькой Венеции», где он соединялся с Риджентс-каналом, и проследовали мимо ярких эмалированных ведер и просмоленных веревок на красных и синих экскурсионных судах. Будь у Брайанта побольше энергии, они могли бы, из чистого удовольствия, пойти в обход через кладбище Кенсал-Грин, но Гринвуд с Убедой шли впереди, и детективы не могли себе позволить потерять их из виду.

Мэй убедил Монику положить датчик мужу в карман, чтобы избежать осечек. Устройство принадлежало Бэнбери и размером было с монету в пять пенсов, а батарейки в нем хватало на шесть часов. Они рассчитывали, что этого будет достаточно до самого конца истории с Гринвудом, с которой пора было завязывать: на первый план вышло расследование убийств на Балаклава-стрит, оттеснив спасение репутации ученого.

– Так много внутренних садов, – заметила Мира. – Это целый тайный мир.

Они прошли мимо покатых газонов и ивовых деревьев вблизи старых викторианских вилл. Благодаря постоянному дождю тропинки стали безопаснее: уменьшилась опасность наткнуться на кровопролитное сражение алкоголиков, облюбовавших этот маршрут. Мангешкар посмотрела на крошечный красный огонек приемника, выданного ей Мэем.

– Они направляются к Риджентс-парку и зоопарку. Это ведь не обычный их путь, правда?

– Нет, – подтвердил Артур, останавливаясь возле истекающего водой зеленого моста.

Он оперся на палку, переводя дух. Брызги дождя, барабанящего по поверхности канала, отражались на изогнутом кирпичном потолке пульсирующими искаженными тенями.

– Конечно, они могут пройти и аж до самого Хэкни, но что-то я в этом сомневаюсь. Думаю, они остановятся в Кэмдене.

– Почему вы так думаете?

– Это единственное место, куда впадает любой из западных притоков Флита. С самого начала всей этой экспедиции территория их поиска сужалась. Убеда торопится, а мест для обследования все меньше. Не могла бы ты взять меня под руку? Похоже, здесь скользко.

Они продолжили путь по перекошенным булыжникам и грязным лужам.

– Значит, теперь мы уже отошли от Гранд-Юниона? – спросила Мира.

– О да. Это был главный водный путь между Лондоном и Мидлендз,[49]49
  Центральные графства Англии.


[Закрыть]
построенный больше двухсот лет назад и сливающийся с Темзой в Брентфорде. Он обеспечивал доступ к западу. Двадцать лет спустя был открыт Риджентс-канал, чтобы соединить Гранд-Юнион с доками. Этот канал протекает из Паддингтона в Лайм-хаус, прямо через зоопарк. Дюжина шлюзов, два туннеля, неплохие тропинки на всем протяжении канала и несколько забавных домиков возле шлюзных ворот, напоминающих старые железнодорожные станции, разукрашенные цветами. Правда, здесь уже не так безопасно, как раньше.

– Да, я тоже заметила, что Риджентс-канал часто фигурирует в обвинительных документах: здесь то и дело случаются убийства. Всплывшие в канале трупы, изнасилования, пьяная поножовщина. Бродя по этим неосвещенным туннелям, прямо-таки напрашиваешься на неприятности.

– Жаль, – огорчился Брайант, – ведь здесь, где каналы изгибаются и завершаются резервуарами, можно найти весьма приятные архитектурные сюрпризы. В детстве я бегал сюда куда охотнее, чем в королевские парки. Не так многолюдно, только трава и деревья, фабричные задворки и мерцающая зеленая вода. Теперь тут вовсю строят «апартаменты на берегу канала», бок о бок с муниципальными зданиями. Дешевые забегаловки, пошивочные цехи и склады-рефрижераторы должны потесниться перед хорошенькими домиками, чтобы бедняки могли поглазеть на гостиные богачей. Никогда этого не одобрял.

– А на что еще канал может сгодиться?

Миру бесило, что ее начальник тратит столько времени, рассуждая о малопонятных лондонских историях. С ее точки зрения, со славным прошлым города было покончено, все, что оставалось сделать, – это найти применение его останкам.

– Не спорю, баржи непрактичны в нынешних условиях массового производства, но Лондон растет, и, может статься, они снова понадобятся. Дороги, по которым ездили телеги, превратились в шоссе, земля и камень сменились бетоном и сталью, но эти каналы остаются там же, где и всегда.

– Они остановились. – Мира подняла приемник повыше. – Вон там, впереди.

На следующем изгибе детективы оказались среди пунктирной зелени и коричневой сырости: мертвенный свет фонарей просачивался сквозь кусты, росшие на улицах над каналом. Спрятавшись в тени туннеля, они ждали.

– С помощью этой штуки можно что-нибудь услышать?

– Вот, возьмите. – Мира протянула ему наушник.

Брайант прислушался:

– Говорят что-то о кабеле. «Хватит ли нам кабеля?» О, слышу Гринвуда. «Это слишком опасно, – объясняет он Убеде. – Сюда сбегутся люди». Ну почему же я до сих пор не понял, что они собираются делать? Думай, Артур, думай, старый дурак.

Он снова прислушался.

«Ты видишь кого-нибудь поблизости?»

«Нет, но над нами, на уровне улицы, обязательно кто-то появится…»

«И почему это ученые вечно расклеиваются, когда надо действовать?»

«Ты нанимал меня в качестве консультанта, Джексон. Здесь мне делать нечего».

«Ты получишь свои деньги, когда мы достигнем цели – вместе».

«Но я не думал, что ты имел в виду…»

Звук задрожал и сменился треском помех.

Мира прокралась вперед и с минуту понаблюдала. По возвращении она сняла со своей куртки несколько мокрых листьев.

– Идите и посмотрите сами. Они так увлечены своим занятием, что не заметят вас.

Брайант подобрался поближе. Помня совет Мэя насчет человеческой природы, он стал изучать двух мужчин, стоявших перед ним. Он сразу же понял, что один из них обладает властью над другим. Убеда держал ситуацию под контролем; Гринвуд неохотно выполнял его требования, съежившись от холода под вечерней изморосью, сетуя на команды заказчика, потому что был не на шутку испуган.

Тропинка, на которой они стояли, с внутренней стороны проходила под низкой трехцентровой аркой, образующей узкую бетонную дамбу между двумя рукавами солоноватой реки. Арка была зарешечена и только на четыре фута показывалась над уровнем воды.

Гринвуд и Убеда, одетые в водонепроницаемую одежду, склонились в свете маленького фонаря, настолько увлеченные своим занятием, что даже не замечали барочного задника, образованного поблескивающей аркой. Брайанту казалось, что он смотрит на некий архитектурный памятник Атлантиды, почти целиком погруженный в ледяной зеленый сумрак. Было нетрудно вообразить башни и шпили, скрытые под водой. Стена, в которой находился клинчатый камень арки, заканчивалась на странной высоте; должно быть, именно это навело Гринвуда на мысль о существовании еще одного забытого притока Флита. Артуру вспомнилась информация, тщательно записанная Джоном со слов Оливера Уилтона, – о том, как интенсивность стоков, вытекающих в канал, зависела от уровня подземных вод.

Убеда и Гринвуд опустились по грудь в воду. Ученому пришлось идти первым и вдобавок нести над головой моток черной проволоки. Они подошли к арке, а потом Гарет быстро проник внутрь, открыв узкую решетку и отведя ее назад. Убеда ждал снаружи, освещая туннель фонарем. Он держал короткий и толстый металлический трансмиттер, совершенно сухой, с мигающим красным огоньком сверху, и Брайант понял, что он собирается делать. На своем веку детектив видел – и устраивал – достаточно взрывов, чтобы знать, каков может быть результат. Он бросился предупреждать Миру, что любой, даже самый незначительный, взрыв в столь замкнутом пространстве неминуемо превратится в огненный столп и мельчайшие осколки будут разлетаться не менее интенсивно, чем патроны из винтовки. Но было уже слишком поздно.

Гринвуд тоже почуял недоброе и запротестовал. Он решил пойти на попятную и начал выбираться. Ученый сделал шаг навстречу своему покровителю, и на мгновение показалось, что тот не выпускает его из-за решетки. Но проблема была решена несколькими секундами спустя, когда из-под арки донеслось эхо приглушенного гула. Мира и Брайант оба видели вспышку, но смятение замедлило их реакции.

Молодой офицер как раз спешила к туннелю, когда оттуда полетели осколки кирпича, выброшенного наверх столбом сдавленного воздуха. Гринвуд с шумным плеском свалился вниз. Брайант ощутил жгучую боль в левом ухе и понял, что чем-то порезался. Пока облако пыли оседало под действием возобновившегося дождя, Мира бросилась вперед и так двинула Убеде между ног, что он сложился, как шезлонг, и ударился головой о кирпичную кладку. Когда Брайант пришел на помощь тонущему ученому, он понял, что Гринвуд получил серьезную травму. Куском кирпича ему разорвало рот с левой стороны, и оттуда хлестала кровь. Мангешкар оказалась сильнее, чем можно было предположить по виду. Подхватив ученого под мышки, она выволокла его на тропинку.

– Надо вызывать «скорую», – сказал Брайант, едва слыша собственный голос сквозь колокольный звон в барабанных перепонках.

Медицинскому персоналу придется преодолевать крутые берега и ограды, отделяющие тропу вдоль реки от верхней дороги.

– Но сюда им не добраться, – крикнул он коллеге. – Ничего не поделаешь, придется рискнуть и перетащить его наверх.

Мира стояла возле Гринвуда на коленях, пытаясь остановить поток крови, струившийся у него по шее.

– Не нужно, чтобы вы мне помогали, мистер Брайант, у меня достаточно сил, чтобы справиться самой. Просто оставайтесь там с Убедой, пока я не вернусь. Я крепко ему двинула. Кажется, у него сотрясение мозга.

Она подхватила тело Гринвуда и потащила его наверх; брызги его крови пропитывали ее рубашку и куртку. Брайант остался возле преступника.

– Я старый человек, но за мной – сила закона, так что мой вам совет – даже не пытайтесь бежать, – не очень уверенно сказал Убеде Артур, стараясь отдышаться и успокоить бешено стучащее сердце. Он проверил, не захватил ли тот свое оружие, и с облегчением вздохнул, ничего не обнаружив. – Что вы ищете, мне известно. Я хочу знать, где вы раздобыли взрывчатые вещества.

– В этом городе можно достать все, что угодно. – Авантюрист не отрывал взгляда от Брайанта. – Абсолютно все.

Пошатываясь, он встал на ноги, имея при этом наглость улыбаться. Брайант внезапно увидел эту ситуацию со стороны: довольно хилый пожилой человек, стоящий спиной к воде, оказался лицом к лицу с отчаянным и, возможно, безумным хищником. Детективу стало не по себе. Правда, закон на его стороне, да и канал не особенно глубокий, но сейчас Брайант был уже не в той форме, чтобы принять вызов.

– Стойте, где стоите, – предупредил он преступника.

– Если вы знаете, что я ищу, вам наверняка тоже захочется на это взглянуть.

Убеда стал пробираться по раздробленным кирпичам к взорванному входу в туннель. Брайант, спотыкаясь, двинулся за ним, все еще слыша перезвон в левом ухе. Убеда опустился в маслянистую воду и устремился под арку.

– Выбирайтесь оттуда, там небезопасно, – вяло окликнул его детектив, но того уже и след простыл.

Какое-то время были слышны только плеск воды и тихое позвякивание вывернутых кирпичей, но потом вдруг раздался крик, гневный и разочарованный. В ту же секунду Артур понял, что цель Убеды не была достигнута.

Когда коллекционер вернулся, вся его надменность улетучилась, уступив место признанию поражения. Он выбрался из канала, опустился на травянистую набережную и закрыл глаза.

– И вы действительно рассчитывали найти сосуд после стольких веков? – спросил Брайант.

– Вы не понимаете, – ответил Убеда. – Мой прадед знал о его местонахождении. Все свидетельствовало о том, что сосуд отнесло к концу притока. Они перекрыли реки, понаставили стен и решеток. Он говорил, что я смогу его найти именно здесь.

– Алебастровый горшок, слепленный еще до Христа? Вы думаете, он в целости и сохранности? Но как такое возможно?

Убеда открыл глаза и оперся на руку.

– Конечно нет. Вы что, держите меня за полного идиота? Анубис перенес печали из одного сосуда в другой. А иначе как, по-вашему, общество могло существовать столько лет?

Брайанту вспомнились сломанные статуи Анубиса в мансарде Убеды.

– Не понимаю, о чем вы, – признался он.

– Значит, не поймете никогда.

Убеда поднялся с гримасой боли и поковылял в направлении следующей арки, словно провоцируя Артура следовать за ним. Когда Мира подоспела с подкреплением, вода под аркадой снова была гладкой, как зеленое стекло, а Брайант в одиночестве стоял у ее края.

37
Пожар в доме

Детектив-констебль Бимсли продрог до костей.

Он топал сапогами по мостовой, стараясь вернуть ногам чувствительность, и пытался двигать большими пальцами в сырых ледяных носках, но и это не помогало. Даже соски у него онемели. Охлажденная дождевая вода отскакивала от его бритой головы и просачивалась в крошечную щель между шеей и воротником. На другой стороне реки, над пабом в Воксхолле, его приятели гуляют на вечеринке, устроенной русскими бортпроводницами, где наверняка есть девушки с холодными серыми глазами и непроизносимыми именами. Ребята отрываются по полной, хлещут водку и даже не вспоминают о своих обязанностях, а он должен бродить по улице, как самый обычный констебль.

Благодаря яркому освещению приют выглядел таким же гостеприимным, как деревенская гостиница зимой. Бимсли отказывался понимать, зачем ему приходится нести караул в такую ночь. За последние два часа меланхоличные фигуры то и дело подбирались к поцарапанному стеклу окна приемной, чтобы взять талончик в другой приют, поскольку этот был переполнен. Двое из них, пребывавшие, по мнению служащего, «в состоянии острой нужды», все-таки были сюда допущены. Каким бы подавленным Колин себя ни чувствовал, его жизненные обстоятельства не шли ни в какое сравнение с уделом этих беспомощных и, возможно, безнадежных людей. Он ломал голову, уж не наказывает ли его Брайант за какой-то проступок, давая ему такое унизительное задание, и пытался вспомнить, вся ли документация за прошлую неделю заполнена.

Чтобы немного погреться у конвектора возле входа, Бимсли то и дело заглядывал в приют, спрашивая: «Все ли в порядке?» – у скучающего человечка за конторкой. Однако, сколько бы он ни притоптывал ногами и ни хлопал руками, служащему и в голову не пришло предложить ему чаю. Тогда он решил испробовать другую тактику.

– Много народу сегодня? – спросил он.

– Бывало и больше, – процедил клерк.

– Давно вы тут? – не унимался Бимсли, готовый на все, лишь бы продлить сеанс возле обогревателя.

– Я дежурил по ночам в Хэкни, в центре беженцев на Уистон-роуд. Сплошные камбоджийцы да вьетнамцы, у себя там привыкли жить большими семьями и держать все деньги в одной большой кубышке. Приезжают сюда, а здесь дети сразу же их бросают. Семьи разваливаются, старики не могут платить за квартиру, и их вышвыривают на улицу.

– Наверно, туго приходилось? Надо же за всеми следить.

– Да они повсюду, как тут уследишь? Курды в Финсбери, албанцы в Кингз-Кроссе, ямайцы в Харлздене, колумбийцы к югу от Элефант-энд-Кастла, эфиопы в Хайбери и Тафнел-Парк – пока все бумажки заполнишь, ум за разум зайдет.

– Простите, коллега, что спрашиваю, но зачем вы здесь работаете, если вам это не нравится?

– Мой старик был настоящий расист, а в те времена сюда приезжали только с Карибских островов – маленькие чистенькие школьники, мужья на автобусах, жены в баптистской церкви по воскресеньям. Папаша не понимал, что люди просто ищут место, которое могли бы считать своим домом. Вот я и подумал: если научусь понимать, что кругом творится, то уже никогда не буду как он.

Бимсли не мог не признать справедливость этой позиции. Тут он сообразил, что держит дверь открытой, из-за чего дождь проникает в холл, и неохотно вернулся на улицу. Там он снова погрузился в полусонное состояние, глядя на здание невидящим взглядом. Колеблющийся огонь все еще трепетал в спальне Тейта; Колин предположил, что старик курит, нарушая правила, или разглядывает тени дождя на потолке, а может, читает при свете фонаря после отбоя – близилась полночь.

Если бы констебль внимательнее изучил интерьер приюта, он бы сейчас вспомнил, что на потолке каждой комнаты помещены разбрызгиватели, чтобы предотвращать инциденты, вызванные сочетанием алкоголя и пламени. Если бы он не был так оглушен дождем, он бы вспомнил, что Брайант наказал ему обходить здание каждые пятнадцать минут после того, как переднюю дверь ночлежки запрут (это произошло в одиннадцать часов).

Пламя в каморке Тейта было слишком велико для огня сигареты. Оно подпрыгивало и трепыхалось, перекидываясь на стены. Пожарная сирена не сработала. Когда к Бимсли наконец выбежал служащий, заметивший огонь на своем нечетком, древнем кабельном мониторе, пламя уже вовсю полыхало, овладев стенами из сухой штукатурки с их так называемым огнеупорным покрытием.

После холода ночи Колин сперва не почувствовал обжигающего жара на лестнице, но по мере того, как он продвигался, смолистый дым становился гуще, огонь сильнее, и констебль понял, что ему придется вернуться. Бывшее почтовое отделение было кое-как поделено на узкие каморки, которые полностью не сгорали, зато в них образовывались пузыри едкого газа. Мимо пронеслась причудливо одетая труппа: пижамы и шинели, один бездомный в неоново-желтом махровом покрывале, другой – в халате и вязаном шлеме. Кто-то ползал на четвереньках, ища сумку, где, видимо, были все его пожитки. Не будь ситуация столь отчаянной, Бимсли постыдился бы глядеть на незнакомцев, представших в столь жалком и откровенном виде. Но сейчас, в этом хаосе, он ощутил, что для любого человеческого существа нет ничего стыдного в том, чтобы бороться за жизнь.

Огонь обрабатывал пропитанное дерево и легковоспламеняющиеся покрытия, пока все это не запылало. Бимсли мгновенно почувствовал: каморка Тейта, да и весь коридор были залиты уайт-спиритом. Пластиковый контейнер расплавился и слился с сизалевым напольным ковром. Лампочки лопались, а электрические цепи выгорали. Маслянистый дым накатывал ядовитым приливом.

Семь человек со второго этажа смогли пробиться к пожарному выходу, но здесь ведь было восемь каморок, восемь обитателей. Бимсли распахнул дверь и крикнул, но угарный газ наполнил его легкие и заставил отступить. В груди жгло, из глаз хлынули слезы.

Детектив-констебль храбро выполнил свой долг и был доставлен в больницу «Юниверсити-Колледж» с отравлением угарным газом и небольшими ожогами. Служащий и пожарная бригада пересчитали бездомных по головам. Залитые водой комнаты были пусты.

Почерневший восьмой обитатель, единственный, кто не покинул здание живым, был прикрыт и убран с дороги, прежде чем очевидцы успели понять, что же все-таки произошло.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю