Текст книги "Маргаритки"
Автор книги: Кристина Ульсон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Заставить ее сдаться властям они не могли. С другой стороны, предоставить ей защиту тоже не было возможности. Дав совет срочно связаться с местной полицией, они вышвырнули ее на улицу. Она бежала, не помня себя, без цели, лишь бы прочь от Сукхумвита. Совершенно вымотанная, без пищи и питья, при сорокаградусной жаре она обессилела, пробежав всего пару кварталов. Пришлось остановиться и оглядеться. Чувство направления больше не работало, она перестала понимать, куда бежит.
«Кто-то, – вяло думала она, – ну кто-нибудь должен подтвердить, что я – это я».
Все ее планы пошли прахом. Теперь уже не приходилось выбирать, кому из друзей или знакомых можно довериться. Сейчас ей нужна любая помощь.
Колени подогнулись, и она рухнула на тротуар. Последняя способность мыслить рационально покинула ее.
«Думай, думай, думай, – повторяла она себе. – Какая сейчас моя самая главная проблема?»
Нехватка денег была проблемой острой, но не смертельной. Невозможность связаться с близкими из-за отсутствия доступа к телефону или электронной почте – это куда серьезнее. Но номера телефонов можно выяснить, как и создать себе новый электронный адрес.
Прежде всего нужно попытаться связаться с отцом. Возможно, ему угрожает опасность. Почему он не отвечал на звонки? А мама? Куда все подевались?
Она подсчитала баты, денег должно хватить на полчаса Интернета и один или два международных звонка.
«Больше у меня ничего нет», – думала она, отгоняя подкрадывающуюся панику.
Владелец интернет-кафе, добродушный мужчина, даже налил ей кофе, когда она села за компьютер. Она работала быстро и четко. Нашла телефонные номера нескольких человек, которым доверяла, и записала их. Зашла на страницу hotmail и сделала себе новый электронный ящик. Поколебавшись немного, решила не использовать свое имя в новом адресе, указав другое, более секретное. Пальцы, быстро порхая по клавиатуре, набрали короткое и емкое сообщение отцу. Она отправила письмо на его домашний адрес, а также на адрес церкви. На друга, к которому она обращалась раньше, рассчитывать, по-видимому, нельзя. Или все же? Не ошибкой ли было исключить его из списка? Мысли кружились в ее голове, догоняя друг друга с осиной быстротой и энергией. Ему она отправила очень лаконичное сообщение:
«Крайне нуждаюсь в помощи. Свяжись со шведским посольством в Бангкоке и попроси переслать по факсу выписку с моими данными из налоговой и паспортной базы данных».
Закончив с почтой, она словно по какому-то наитию, которое и потом, по завершении всего, не могла объяснить, зашла на страницу одной из вечерних газет. Может, чтобы на мгновение ощутить себя ближе к родной стране, может, просто чтобы на миг забыть, что она в бегах.
Но не наступило ни то ни другое, потому что первое, что она увидела, когда компьютер загрузил страницу, было сообщение о том, что ее родители были найдены застреленными три дня назад и что полиция не исключает, что убийца – некое постороннее лицо.
Чисто автоматически, не допуская и мысли, что прочтенное только что – правда, она щелкала мышью по ссылкам на другие статьи. «Вероятное самоубийство», «Давнее душевное расстройство», «Шокирован известием о смерти дочери». Мозг отказывался работать. Она поспешно перешла на другой сайт, выбрала другую газету. И еще одну. Многие статьи цитировали Рагнара Винтермана. Он был потрясен и безутешен, заявляя, что церковь лишилась одного из своих самых выдающихся служителей.
Крик рванулся из груди, но застрял в горле, не желая покидать тела. Воздух закончился, комната вокруг нее закружилась. Сомнений не было. Фотографии и текст впечатались в мозг, словно решетка радиатора грузового автомобиля, который не остановился на стоп-сигнале перед выездом на проезжую часть и в лоб столкнулся с небольшой легковушкой. Страх забрался под кожу, заставляя дрожать от холода, несмотря на жару.
«Не оставь меня, – молилась она про себя в отчаянии, – вытащи меня из этого кошмара».
Разрозненные слова молитв, которые она читала ребенком вместе с родителями, вернулись к ней, и она едва не пала на колени перед компьютером.
«Не плачь, – прошептала она себе, чувствуя, как горят щеки и влажнеют. – Боже, только бы не расплакаться, иначе я никогда не закончу».
Задыхаясь, она выбежала на улицу, чтобы вдохнуть до невозможности перегретого воздуха большого города.
Она вернулась в кафе менее чем через минуту. Села за компьютер. Хозяин выглядел встревоженным, но ничего не сказал. Она прочла еще две статьи. «По нашим данным, в выходные Якобу Альбину стало известно о смерти дочери…» Она покачала головой. Невероятно. Такого не бывает. Нельзя лишиться всей семьи в один миг.
На дрожащих ногах она подошла к хозяину кафе и попросила разрешения воспользоваться телефоном. Сейчас. Срочно. Пожалуйста, поторопитесь!Он протянул ей трубку и настоятельно предложил помочь набрать номер.
Она назвала ему номер, цифру за цифрой. Номер, по которому она давно не звонила, но который не забудет никогда.
Сестра, дорогая сестра…
Последовали гудки, один за другим. Включился автоответчик и послышался голос, напомнивший о том, что теперь казалось таким далеким. И тут она не выдержала. Слез было не унять. Но из всех мыслей, кружившихся в ее голове, одна-единственная осталась без ее внимания: она невнимательно прочла газету и не поняла, кого объявили умершей. Когда послышался сигнал автоответчика, после которого нужно было оставить сообщение, она, захлебываясь, проговорила:
– Пожалуйста, пожалуйста, ответь, если ты меня слышишь.
Суббота, 1 марта 2008
СтокгольмОсознание того, что он стареет, пришло ночью и заставило рано проснуться. Раньше подобные мысли никогда не посещали его, поэтому он не знал, что с этим делать. Началось с того, что жена заметила, что тонкие линии на его лице превратились в морщины. И что седые пряди стали еще светлее. Беглый взгляд в зеркало подтвердил ее приговор. Старость давала себя знать все отчетливей, и с ней пришел страх.
Он всегда ощущал уверенность. Во всем. В выборе учебной специализации. Карьеры. А затем и жены. Или она выбрала его? Они все еще шутливо переругивались об этом, когда у них все было хорошо. Но так бывало все реже.
Мысли о жене на время заглушили страх перед старостью, и это тоже свидетельствовало о масштабе проблем их супружества. Они познакомились однажды в Иванову ночь, еще не достигнув двадцатилетнего возраста. Двое молодых, энергичных людей, едва начав земной путь, вообразили, что у них общая жизнь. Его интересы были ее интересами, ее жизненные ценности были его ценностями – солидный фундамент, что и говорить! Прожив годы, он нередко вспоминал об этом и не мог привести ни одного рационального довода, обусловившего выбор спутницы жизни.
Несмотря ни на что, порой им случалось рассмеяться одновременно. Но грань между смехом и слезами стала так тонка, что оба тут же затихали. А потом все становилось как обычно.
Проблемы начались примерно в то время, когда он познакомился со своим тестем. Пожалуй, именно тогда он по-настоящему узнал свою супругу. Вывод был в любом случае одинаков: он раскаивался, что согласился взять этот проклятый заем. Ему не следовало этого делать. Ни за что.
Поскольку хотя в молодости у них с женой было много общего, но на некоторые вещи они изначально смотрели по-разному. Часто предметом споров становились деньги. Что у него их не хватает, а она желает «прилично выглядеть» за его счет, хотя сама все время собирается выйти на работу. Денег у него не было никогда, да и стремления иметь их тоже. Ни в отрочестве, ни в молодые годы. И вот теперь отсутствие денег грозило принести ему несчастье, а женщина, которую, он казалось, любил, могла уйти к другому.
Тесть знал и о претензиях дочери, и о затруднениях зятя и нашел простое решение сложной проблемы: предложил зятю одолжить у него денег на покупку дома и таким образом все уладить.
Предложение казалось блестящей идеей. Деньги втайне перевели на его счет и так же втайне разработали схему выплат по кредиту. Жене не было сказано ни слова. Расписываясь в долговом векселе, он, как оказалось, подписался и под своим будущим. К векселю прилагался строгий брачный контракт. Когда влюбленность прошла и пришел первый кризис, у тестя с ним состоялся весьма серьезный разговор. О разводе не может быть и речи, в противном случае придется незамедлительно выплатить весь долг и отказаться от своей доли при разделе недвижимости. Когда он заявил, что готов пойти и на это, тест выдвинул последний, давно припасенный аргумент.
– Я знаю о твоей тайне, – сказал он.
– У меня их нет.
Тесть произнес одно слово:
– Юсефина.
Вопрос был исчерпан.
Тихий вздох. Почему грустные мысли всегда приходят ночью? В то время суток, когда человеку надо забыть свои плохо скрываемые тайны, чтобы спокойно уснуть?
Он посмотрел на женщину, лежащую рядом с ним, воображая, что это его жена. Но она не была ею и не станет, пока он будет продолжать цепляться за свои старые страхи. Она ждет ребенка от него, и поэтому ему нельзя ошибиться. По возможности, во всяком случае. Любовь никуда не делась, у него дыхание перехватывало от мысли, насколько сильно и давно он любит эту женщину и как редко он ей об этом говорит. Словно боится, что все разрушится, если он расскажет, как дорожит этим чувством. Если бы они не повстречались и не вступили в такие странные отношения, он бы не выдержал. И он вполне отдавал себе в этом отчет.
Но будущее? О нем невозможно говорить. Невозможно.
Кто-то однажды сказал, что нет большего одиночества, чем быть вместе с чужим тебе человеком. Мало кто знал это так же твердо, как он – мужчина, внезапно застигнутый бессонницей. Исполненный мрачных ночных мыслей, он снова лег рядом с женщиной, которую любил больше всех в своей жизни, и осторожно поцеловал ее плечо.
Все же в жизни Спенсера Лагергрена было и светлое. Была любовь. И звалась она Фредрикой Бергман.
* * *
В памяти всплывала картинка из другого времени: дополнительное обследование у психолога в связи с ходатайством Алекса о переводе его на службу за границу.
Психолог: Что самое худшее, что может с вами случиться сегодня?
Алекс: Сегодня?
Психолог: Сегодня.
Алекс:…
Психолог: Отвечайте не задумываясь.
Алекс: Лишиться моей жены Лены – это было бы самым страшным из того, что может случиться.
Психолог: Судя по вашим документам, у вас двое детей, четырнадцати и двенадцати лет.
Алекс: Верно, их я тоже не хочу лишаться.
Психолог: Но, когда я вас спросил, первым делом вы подумали не о них.
Алекс: Нет, но это не означает, что я их не люблю. Просто любовь к ним – другая.
Психолог: Постарайтесь объяснить.
Алекс: Дети – это то, что дано нам лишь на время. Мы знаем это с самого начала. Они не будут жить с тобой всегда, наоборот, смысл моего присутствия в их жизни – помочь им научиться жить самостоятельно. С Леной все не так. Она «моя» по-другому. И я ей принадлежу иначе. Мы всегда будем вместе.
Психолог: Всегда? Это ваше нынешнее ощущение?
Алекс (уверенно): Я всегда это ощущал. С тех пор, как я ее знаю. Мы всегда будем вместе.
Психолог: Эта мысль придает вам спокойствие или вызывает волнение?
Алекс: Спокойствие. Если однажды я проснусь утром и ее не будет рядом, я не смогу дальше жить. Она мой лучший друг и единственная женщина, которую я когда-либо любил по-настоящему.
Алекс тяжело сглотнул. Черт возьми, что же случилось? Снова то же самое. Она отводит глаза, когда он ищет ее взгляд, каменеет, когда он прикасается к ней. Громко и неискренне смеется, а спать ложится очень рано.
Он надеялся, что несколько часов работы смогут отвлечь его.
Коридор, в котором находились кабинеты его особой оперативной группы, встретил Алекса пустотой, когда он вышел из лифта. Тяжелыми шагами он прошел к себе и опустился за стол. Бездумно перелистал бумаги.
Первые публикации об убийстве появились в Сети уже вчера, а сегодня утром он обнаружил, что об этом написали все крупные утренние газеты. Черт бы их побрал, все эти полицейские утечки. Сколь бы тесен ни был круг посвященных, всегда кто-нибудь ухитрится услышать то, что не предназначено для его ушей.
И то, что прокурор накануне распорядился отпустить Ронни Свенссона после того, как Петер повидался с Тони Бергом и узнал о причине конфликта с Якобом Альбином, делу тоже не помогало.
– Нет ни технических доказательств, ни мотива, даже чтобы посадить его за угрозы насилия, черт меня дери, – подвел итог уставший прокурор. – Разве что вы сможете доказать, что он автор и тех писем, что пришли с другого компьютера.
– А что, если он просто воспользовался другим компьютером, чтобы замести следы? Что он сам нарочно изменил стиль последних сообщений, чтобы скрыть свое авторство?
– Очень может быть, но именно вам следовало бы это доказать. А вы этого не сделали.
Алекс с раздражением читал заключение прокурора. Увы, его группе не удалось доказать ровным счетом ничего. Но не в этом дело. Все равно тут концы с концами не сходятся.
«Что-то не то в этой версии, непосредственно связывающей смерть Якоба и Марьи Альбин с правыми, – думал Алекс. – Я просто никак не пойму, что именно».
Раздраженный, он продолжал листать бумаги. Орудие убийства в данном контексте представлялось примечательным. Оно явно было частью коллекции оружия, которую Якоб Альбин хранил в доме, записанном на дочерей уже много лет назад. Не было оснований подозревать, что охотничий пистолет почему-либо не входил в коллекцию: просто оружие в какой-то связи прихватили из дома на Экерё. Это сделал либо сам Якоб Альбин, либо убийца. В семье Альбин лицензия на оружие была только у Якоба. И оружейный шкаф имелся только в доме на Экерё.
Мог ли Якоб Альбин забрать пистолет, почувствовав опасность? Алекс так не считал. Было очевидно, что никто особо не принимал угрозы Тони Свенссона всерьез. В то же время другие вещи требовали объяснения. Алекс достал пачку фотографий, которые они сделали на Экерё.
На самом доме – никаких повреждений. Никаких следов на снегу, ни отпечатков ботинок, ни колес.
Пульс Алекса участился. Свежий снег.Снегопад начался две недели назад. После наступило длительное похолодание. А когда они с Юаром побывали там в четверг, снег был не тронут. Даже если учесть, что снег падал пару раз и после похолодания, его бы не хватило, чтобы скрыть уже имевшиеся следы обуви или колес. Значит, оружие было забрано до того, как Якоб Альбин получил известие о смерти старшей дочери, до того, как у него появились причины покончить жизнь самоубийством. Если исходить из того, что пистолет был забран с Экерё для того, чтобы убить Якоба и его жену, напрашивается вывод, что забрал пистолет не Якоб, а кто-то иной.
Значит, человек, забравший пистолет, имеет доступ к дому, точнее говоря, ключи от него, потому что ничто не указывало на взлом. Либо этот человек должен быть весьма умелым взломщиком, сумевшим запереть дверь за собой. Что, в свою очередь, снова наводит на мысль о шайке Тони Свенссона.
И вот еще дочь Юханна. Подбросившая трагическую новость отцу и смотавшаяся за границу. Исчезнувшая, как призрак, со всех семейных фотографий в доме на Экерё. Не отвечающая ни по телефону, ни по электронке.
Звуки в коридоре нарушили мысли Алекса. Неожиданно на пороге появился Петер.
– Привет, – удивленно сказал Алекс.
– Привет, – ответил Петер. – Не рассчитывал найти здесь кого-нибудь.
– Я тоже, – сухо отозвался Алекс. – Вот сижу, пытаюсь разобраться в деле Альбинов.
Петер вздохнул.
– Я тоже хотел этим заняться, – сказал он, избегая смотреть Алексу в глаза. – Дети у Ильвы, и я…
Алекс кивнул. Как тут много сломанных судеб. Как часто не хватает сил и на работу, и на семью. И как часто мужчины и женщины отдают предпочтение первому.
Он откашлялся.
– Я уверен, что нам следует снова повидаться с Рагнаром Винтерманом, – сказал он. – Пойдешь?
Петер поспешно кивнул.
– Конечно, – сказал он. – Я тут подумал о чете Юнг, которые нашли Альбинов во вторник.
– Да?
– Нам следовало бы допросить и их тоже. Расспросить о том конфликте несколько лет назад, заставившем их меньше общаться.
Алекс почувствовал облегчение. На субботу работы хватит.
– Кстати, мы нашли лечащего врача Якоба Альбина? – спросил Петер, в то время как Алекс поднимался, чтобы снова надеть куртку.
Его вопрос напомнил Алексу о сообщении, полученном им накануне вечером, о котором он уже успел забыть.
– Черт, конечно, – ответил он. – Он вчера вышел на нас, поздно вечером. Был в отъезде и вернулся лишь вчера. Правда, для начала он прислал факсом выписку из истории болезни.
Петер вышел поискать факс у Эллен и вернулся с тонкой стопкой бумаг.
– Вот, – сказал он и протянул Алексу свою находку.
Алекс быстро пролистал ее. Поверх документа психиатр написал пару строк от руки:
«Сожалею, что меня было сложно найти. Пожалуйста, свяжитесь со мной по указанному ниже мобильному номеру. Считаю важным без промедления связаться с полицией по этому поводу. С уважением, Эрик Сунделиус».
Петеру стало жарко в верхней одежде.
– Пойдем спустимся вниз, к машине, – сказал Алекс. – Я позвоню ему по дороге.
Эрик Сунделиус ответил уже на втором гудке. Алекс извинился, что звонит так рано. Не было еще и десяти, и большинство в это время, скорее всего, еще спали.
Но Эрика Сунделиуса его звонок обрадовал.
– Наконец-то! – воскликнул он. – Я пытался найти вас, как только вернулся домой и увидел заголовки газет. Я надеюсь, что мы сможем увидеться лично и все обсудить. Но одно могу сказать сразу.
Алекс ждал.
– Я пользовал Якоба Альбина более десяти лет. – Эрик Сунделиус глубоко вздохнул. – И сразу скажу: нет ни малейшей вероятности, чтобы Якоб совершил то, что приписывают ему газеты. Он никогда не убил бы ни себя, ни свою жену. Вот вам мое слово профессионала.
Фредрика Бергман выспалась впервые за многие месяцы. Ночью ей не приснился ни один кошмар. Она проснулась рано, уже в семь. Спенсер спал рядом. В футляре на полу лежала скрипка. Теперь она была настроена. Во всех отношениях благословенное утро!
Спенсер такой красивый! Даже когда он лежит, видно, какой он высокий. Седые волосы, обычно идеально уложенные, растрепались.
Она залезла под одеяло, прижалась к его теплому телу. Под ложечкой засосало, когда она подумала о предстоящем ужине с ее родителями. Спенсер согласился пойти к ним.
– Это будет испытание, – пробормотал он, прежде чем они заснули.
Словно примеривался к судьбе Иова.
Фредрика замерла. Мысли ее машинально вернулись к работе, к делу супругов Альбин. Она вспомнила последнее сообщение, которое Якоб Альбин получил за несколько дней до смерти.
«Не забывай, чем кончил Иов. Всегда есть возможность покаяться и исправиться. Кончай искать».
С облегчением, что мысли о работе вытеснили тревогу о предстоящем вечере у родителей, она легко поднялась с постели. Несмотря на поздние сроки беременности, гибкость не покидала ее, она была у нее в крови.
Ребенок вытянулся, безмолвно протестуя против неожиданных перемещений матери.
Библия стояла посреди книжной полки – заметный красный переплет и золотое тиснение на корешке. Удивившись неожиданной тяжести книги, Фредрика села и принялась ее листать. Иов, человек, удостоившийся отдельной книги в Библии.
Чтение оказалось не самым простым. Пространный текст, слова в котором допускали разную интерпретацию. Сам сюжет был незатейлив. Сатана бросил вызов Богу, который считал Иова самым праведным человеком на свете. Сатана утверждал, что быть праведником Иову несложно, раз Бог его так опекает. Бог позволил Сатане отнять у Иова все имущество и здоровье, а также всех его десятерых детей, чтобы доказать, что Иов все равно не станет роптать.
Боже, сколько же в Ветхом Завете таких вот садистских историй!
Иов достойно прошел через испытания. А за небольшое сомнение, которое он позволил себе относительно Божьего милосердия, он позже покаялся. И получил щедрое вознаграждение. Бог одарил его двойным богатством против прежнего, а также двадцатью детьми вместо десяти, отнятых Сатаной.
«Все хорошо, что хорошо кончается», – усмехнулась Фредрика.
И снова вспомнила полученное Якобом сообщение: «Всегда есть возможность покаяться и исправиться».
Она напряженно думала, что это может означать в контексте того, что она только что прочла в Книге Иова.
«Якоб Альбин был не таким, как я, – размышляла она, – он легко понимал смысл сказанного в Библии, и отправителю угрозы это было известно».
Она встала и стала ходить по комнате. Вопрос состоял в том, насколько хорошо отправитель сам был знаком с Библией. Если внимательно прочесть сообщение, то его можно понять как приглашение к переговорам. Покаяться и исправиться. Иов усомнился, но покаялся и был вознагражден.
Фредрика замерла на полушаге.
В последнем письме они предлагали ему сделку. Но Якоб Альбин отклонил предложение. Он проигнорировал их призыв прекратить поиски.
Но что же он искал? И как они поняли, что он отказывался вступить в переговоры? Расследование показало, что Якоб Альбин не посылал ответа ни на одно из полученных сообщений.
Значит, на него вышли каким-то иным способом.
Фредрика думала. И вспомнила, что на входной двери были найдены отпечатки пальцев Тони Свенссона.
Алекс решил первым делом поехать к Эрику Сунделиусу и лишь затем снова наведаться к Рагнару Винтерману.
Эрик Сунделиус, главврач и психиатр Дандерюдской больницы, принял их у себя в кабинете. Комната была небольшой, но толково обставленной. Плотно уставленный узкий книжный шкаф в торце, на стене за письменным столом – увеличенная фотография, тонированная сепией, представляющая, судя по всему, оживленный городской перекресток и пробку, выстроившуюся на красный свет.
– Мехико, – объяснил психиатр, проследив за взглядом Алекса. – Сам сделал несколько лет назад.
– Красиво. – Алекс одобрительно кивнул.
И задался вопросом, не здесь ли Эрик Сунделиус принимает своих пациентов.
– Это мой рабочий кабинет. Приемная находится в другом конце коридора, – ответил психиатр на его немой вопрос.
И сел в глубокое кресло.
– Должен, однако, сознаться, что в последние годы я, к сожалению, занимался пациентами гораздо меньше.
Алекс рассматривал его. У него был относительно небольшой опыт общения с психиатрами и психологами, поэтому его представление о том, как такого рода личности обычно выглядят, базировалось большей частью на стереотипах. Эрик Сунделиус выглядел совершенно не так, как ожидал Алекс. Он больше напоминал обычного терапевта – аккуратная стрижка и косой пробор.
– Якоб Альбин, – серьезно произнес Алекс. – Что вы можете рассказать о нем?
Мужчина по другую сторону стола печально посмотрел на Алекса, а затем на Петера.
– Что это был самый здоровый больной, каких я когда-либо встречал. – Эрик Сунделиус подался вперед, сцепив руки и, видимо, раздумывая, как поступить далее. – Порой он бывал плох, – сказал он, – и даже очень плох. Достаточно болен для лечения в стационаре и применения ЭСТ.
Петер поморщился, когда врач упомянул электросудорожную терапию, но, к облегчению Алекса, воздержался от комментария.
– За последние три года, мне казалось, я наблюдал улучшение, – продолжал психиатр. – Он казался беззаботным, что ли. Работа с беженцами всегда увлекала его, но благодаря большему числу лекций он, по моему мнению, нашел новый способ заниматься своим любимым делом. Я, кстати, однажды побывал на его докладе. Было чудно. Он сам выбирал свои битвы и выигрывал те, которые должен был выиграть.
Нахмуренное лицо Алекса осветила застенчивая улыбка.
– Вы не могли бы привести пример такой битвы? Боюсь, именно там у нас обширные пробелы.
Эрик Сунделиус вздохнул.
– Да, с чего же начать? То, что он не ладил с некоторыми слоями общества из-за своей бескомпромиссности в вопросах беженцев, было неудивительно. Но это определенным образом отражалось и на его семейных делах, и на профессиональных отношениях.
Петер сделал пометку в блокноте и поднял взгляд.
«Свен Юнг, – тут же подумал Алекс. – Тот, кто нашел Якоба с простреленной головой».
– Более всего его деятельность отягощала, конечно, отношения с младшей дочерью, Юханной.
– Юханной? – удивился Алекс.
Психиатр устало кивнул.
– Якоб сильно страдал, что так и не смог наладить отношений с ней.
Фотографии в доме на Экерё. Младшая дочь, исчезнувшая с семейных фотографий.
– Юханна Альбин отступилась от своего отца, когда он спрятал беженцев в церкви? – спросил Алекс.
– Нет, раньше, если я все правильно понял. Она вообще не разделяла взгляды отца в этом вопросе, что привело к конфликту.
– Нам стало известно, что Юханна в некоторой степени отдалилась от семьи, так как не разделяла их религиозных убеждений, – заметил Петер.
– Что также осложняло дело, – согласился Эрик Сунделиус. – Поэтому Якоб всем сердцем радовался, что старшая дочь Каролина начала принимать искреннее участие в делах беженцев, а также разделяла веру родителей, хоть и не была так же предана церкви, как они. Якоб нередко рассказывал, какую радость дарит ему Каролина.
Алекс приподнял бровь и почувствовал, как Петер замер.
– Но я полагаю, отношения с Каролиной тоже были серьезным бременем для человека с подобным заболеванием? – спросил он.
Психиатр наморщил лоб.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду ее наркозависимость.
Сперва Эрик Сунделиус был готов рассмеяться, но затем помрачнел.
– Каролина? Наркотики? – Он покачал головой. – Это невозможно.
– К сожалению, это так, – произнес Алекс. – Мы ознакомились с результатами медицинской экспертизы и свидетельством о смерти. Тело ее было истощено многолетним употреблением наркотиков.
Эрик Сунделиус перевел взгляд с Алекса и уставился на Петера:
– Простите, вы хотите сказать, что она умерла?
По всей видимости, психиатр не слишком внимательно прочитал газеты. Алекс решил вкратце рассказать ему о деле. Он поведал, как была найдена супружеская чета, о письме, якобы написанном Якобом Альбином, и об известии о смерти старшей дочери, ставшем непосредственной причиной, подвигшей его убить жену и себя самого.
Эрик Сунделиус сидел молча. Когда он наконец заговорил, голос его звучал принужденно, как у человека крайне рассерженного или расстроенного. Вид у него снова был, как будто он сейчас засмеется.
– Ладно, – сказал он коротко и положил ладони на стол. – Давайте пройдемся по всем пунктам по порядку. Во-первых, позвольте взглянуть на копию записки, которую он оставил?
Алекс кивнул и достал бумагу из сумки.
Эрик Сунделиус прочитал набранное на компьютере письмо, подписанное Якобом. После чего отбросил документ, слово обжегся.
– Подпись Якоба. Что касается остального… за содержание я гроша ломаного не дам.
Алекс открыл было рот, чтобы возразить, но Эрик Сунделиус поднял руку.
– Дайте договорить, – оборвал он. – Якоб был моим пациентом многие годы. Поверьте, автор этого письма неЯкоб. Это подделка, все это ложь, от стиля до содержания. Даже если бы ему взбрело в голову совершить то, на что намекает записка, он бы сформулировал это другим образом. Кто адресат вообще? Оно не обращено ни к кому. Ни к Юханне, ни к близкому другу. Пустые слова ко всем и ни к кому.
Он вздохнул.
– Как я уже сказал, вы должны мне поверить, когда я говорю, что Якоб не делал этого. Иначе вы допускаете серьезную ошибку.
– Вы считаете, что он не мог совершить самоубийства, даже узнав о смерти дочери?
В этот момент Эрик Сунделиус не выдержал, и смех, прежде таившийся в его лице, вырвался наружу.
– Ерунда, – воскликнул он, – все это ерунда!
Он схватил снова письмо, пытаясь собраться.
– Если бы – подчеркиваю, если бы– Якоб и получил известие о смерти дочери, он ни при каких условиях не стал бы скрывать этого от жены. И он точно пришел бы ко мне – так он поступал всегда, когда что-нибудь случалось в его окружении, что влияло на его душевное состояние. Всегда. Я смею утверждать, в этом отношении его доверие ко мне было безграничным.
– Вы говорите так, словно есть основания сомневаться, что ему вообще было известно о смерти дочери, – заметил Алекс.
Психиатр швырнул бумагу на стол.
– Да, именно так, – заявил врач. – Иногда Каролина бывала здесь, вместе с отцом. Как и ее мать.
– В качестве пациента? – удивленно произнес Алекс.
– Нет, нет же. – Эрик Сунделиус выглядел рассерженным. – Совсем нет. Лишь в качестве поддержки. Она вникала в его болезнь и лечение. Немыслимо, чтобы за десять лет я не заметил, что она была наркоманкой.
Алекс и Петер посмотрели друг на друга.
– Но, – сказал Петер, – боюсь, здесь сомневаться не приходится. Я хочу сказать, что девушка со всей очевидностью умерла. И протокол вскрытия подписан врачом, с которым разговаривал один из наших сотрудников.
– Кто ее опознал? – Эрик Сунделиус ухмыльнулся.
– Сестра Юханна, – ответил Алекс. – Она нашла Каролину без сознания и вызвала «скорую». Кстати, нам весьма желательно найти ее.
Эрик Сунделиус снова покачал головой.
– Все это уму непостижимо, – сказал он. – Чтобы Юханна поехала к Каролине?..
И снова покачал головой.
– За все годы, что Якоб был здесь, Юханну я видел практически единственный раз. Еще совсем молодой, когда у нее, можно сказать, просто не было выбора. Она была здесь поневоле, я это по ней сразу заметил. И, как я понял по словам Якоба, сестры не были особенно дружны. Что его весьма огорчало. – Он замолчал на мгновение. – Не знаю, что за впечатление о Юханне сложилось у вас, но я могу сказать, по словам Якоба, что с ней не все было в порядке.
Все умолкли. Мозг Алекса интенсивно обрабатывал всю новую информацию.
– Она также страдала депрессией?
Эрик Сунделиус сжал губы, вид у него был тоскливый.
– Нет, депрессии у нее не было. И здесь мне следует подчеркнуть, что, кроме того раза, я толком не встречался с Юханной лично. Она, по словам Якоба, не только дистанцировалась от родных, но и откровенно демонстрировала свою злобу и презрение по отношению к ним. Судя по его рассказам, это было ненормальное, болезненное поведение.
– Возможно, на то были свои причины? – предположил Алекс. – Я имею в виду, причины ее злобы.
Эрик Сунделиус пожал плечами.
– В таком случае их не знал даже Якоб. Как бы то ни было, я знаю лишь, что неуравновешенность Юханны мучила его.
Алекс уже собрался закончить разговор.
– Значит, подводя итоги, вы утверждаете, что…
– Что я ни на секунду не могу поверить, будто Якоб Альбин убил свою жену и потом застрелился сам. И что вы обязательно должны изучить обстоятельства смерти дочери. Разумеется, я не могу утверждать, что умершая живет и здравствует, но могу поклясться, что она не была наркоманкой.
– Вы говорите весьма уверенно, – заметил Алекс.
– Потому что я твердо убежден в этом, – заявил Эрик Сунделиус. – Вопрос лишь в том, насколько вы сами уверены в ваших выводах.
