Текст книги "Маргаритки"

Автор книги: Кристина Ульсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Стокгольм

Петер Рюд пытался побороть свою злость, когда Юар и Алекс уехали из отделения на Экерё осмотреть дом сестер Альбин. Алекс усадил его просматривать скачанные письма и поручил вместе с криминалистическим отделом постараться выяснить, кто был их отправителем. Заданием Фредрики было собрать возможно больше информации о деятельности Якоба Альбина, связанной с делами беженцев. Все веселее, чем сидеть на месте и ковыряться в этой гребаной почте.

Петер достал мобильный и решил позвонить своему брату Джимми. Тот не отвечал, и Петер небрежно швырнул телефон на стол. Еще бы он ответил – раз уж все покатилось к чертовой матери, то здесь ничего хорошего не предвидится.

Тут заговорила совесть. Ему следовало бы радоваться, что Джимми не отвечает: значит, у брата есть дела поинтересней.

– Джимми очень повезло, что у него такой заботливый старший брат, – говорили сотрудники интерната, когда Петер туда приходил.

Иногда казалось, что интернат – единственное место на земле, где Петера все еще ценят и где ему рады. Джимми живет там с тех пор, как ему исполнилось двадцать, и вроде бы счастлив. Мирок интерната как раз такой, с каким брату под силу управиться, а вокруг люди вроде него, не способные о себе сами позаботиться.

– Помни, что, даже когда все против тебя, твоя жизнь все равно во много раз легче, чем у многих, – часто повторяла ему мама.

Петер понимал, что она права, хоть и раздражался. У Фредрики Бергман, например, брат не получил в пятилетнем возрасте травму мозга из-за дурацкой игры, которая обернулась катастрофой, так ей ведь тоже все равно самой разбираться приходится с собственной жизнью.

Иногда, усадив кого-нибудь из своих мальчишек себе на колени, он размышлял о невероятной хрупкости человеческой жизни. Картинки из детства, навсегда застрявшие в памяти, напоминали ему о несчастном случае на качелях, сломавшем жизнь его брату, и предостерегали – все может быть безвозвратно потеряно, если не соблюдать осторожность.

Осторожность. Ответственность. Осознанность.

Давненько он уже не мог сказать ничего подобного про себя.

Мама, буквально ставшая нянькой его детям, с тревогой смотрела на него, когда он в третий раз поздним вечером возвращался, благоухая пивом, с посиделок после работы. С ним что-то произошло, сделало его менее заботливым и более расхлябанным. Все случилось, когда родились мальчики, а у Ильвы началась бесконечная и тяжелейшая послеродовая депрессия.

А сейчас, казалось, все было наоборот: это он никак не мог выздороветь, а не Ильва. Поначалу, когда они только-только разошлись, он чувствовал себя сильным и осознавал свою ответственность. Он вырвался из невыносимой семейной ситуации, сделал решительный шаг, чтобы улучшить свою жизнь.

Но все пошло к чертям.

Петер, как обычно, стиснул зубы. На работе, по крайней мере, есть возможность думать о других вещах.

Он прошелся по схеме, которую составил, проанализировав сообщения с угрозами, поступившими на церковный электронный адрес Якоба Альбина за последние три недели. Тон писем постепенно становился все более угрожающим, началом всему, видимо, явилось то, что священник вмешался в конфликт, который его, по мнению отправителя, не касался. Все письма были подписаны не именем, а инициалами СН. Те же буквы присутствовали и в электронном адресе отправителя.

Петер наморщил лоб. Он понятия не имел, что может означать «СН».

Он снова прочел сообщения. Первое было датировано 20 января:

«Уважаемый поп, черт тебя побери! Советуем тебе прекратить лезть куда не надо, пока еще не поздно. СН».

«Куда лезть?» – недоумевал Петер.

Следующее пришло через несколько дней, 24 января:

«Поп, мы не шутим. Держись подальше от нашего круга, ныне и присно. СН».

«Стало быть, СН – это некий круг лиц, – решил Петер. – А дальше?» Остальные письма не добавляли никаких новых деталей, кроме того, что тон с каждым мейлом становился жестче. В последний день января пришло еще одно:

«Отвяжешься от наших друзей – мы отвяжемся от твоих. Если нет, будет тебе ад. Око за око, чертов поп. СН».

Изложено не то чтобы особенно элегантно, но вполне понятно. Петер попытался представить себе, как рассуждал Якоб Альбин. Во всяком случае, священник не подал заявления в полицию. Означало ли это, что он не воспринял угрозы всерьез? Или у него были другие причины не сообщать об этих посланиях?

Два последних письма Якоб Альбин получил меньше чем за неделю до смерти. 20 февраля кто-то написал:

«Тебе следует прислушаться к нам, поп. У тебя будут проблемы, как у Иова, если ты незамедлительно не прекратишь свою деятельность».

И последнее, от 22 февраля:

«Не забывай, чем кончил Иов. Всегда есть возможность покаяться и исправиться. Кончай искать».

Петер задумался. Искать что? Имя Иов показалось знакомым, но он не мог вспомнить откуда. Предположил, что из Библии, глянул в Интернете и убедился, что так оно и есть.

Иовом на самом деле звали человека, которого Бог испытывал больше других, чтобы доказать Сатане, насколько верны ему праведники.

«Иов лишился всех, – мрачно заметил Петер. – Но сам-то выжил».

Он поднял телефонную трубку и позвонил в криминалистический отдел узнать, не удалось ли найти этого анонимного автора писем.

Вся дорога от Стокгольма до Экерё заняла от силы полчаса: в разгар рабочего дня шоссе было практически свободным, время вечерних пробок еще не наступило.

– А вы что считаете? – поинтересовался Юар.

– Я ничего не считаю, – твердо сказал Алекс. – Я предпочитаю знать. И в этом случае я знаю слишком мало, чтобы говорить что-то конкретное. Но то, что Якобу Альбину серьезно угрожали перед смертью, не может не настораживать.

Алекс не стал уточнять, в каком смысле это вызывает у него настороженность. Но все и так было очевидно. Если выявятся веские доказательства того, что убийца не Якоб Альбин, – это провал всего расследования. Техники-криминалисты прочесали всю квартиру, не найдя ни малейших улик, указывавших, что смертельные выстрелы мог произвести кто-то другой. В глубине души Алекс надеялся, что убийцей окажется Якоб. В противном случае все чертовски осложнится.

Они припарковались на въездной дорожке и вышли из машины. Небо было безоблачным, снег превратился в крепкий наст. Отличная зимняя погода, меньше всего ассоциирующаяся со смертью и горем.

Снег перед домом и вокруг лежал нетронутый – ни единого следа.

– Здесь давно уже никого не было, – констатировал Юар.

Алекс ничего не сказал. И вдруг ни с того ни с сего вспомнил про Петера. Может, не надо было с ним так жестко, это дело-то ведь изначально Петера? С другой стороны, таким спуску давать нельзя. Мало ли что у него дома – нельзя же тащить на работу ворох личных проблем. Особенно полицейскому.

– Мы войдем, как только прибудут криминалисты, – громко заявил Алекс, чтобы отвязаться от этих неприятных мыслей. – Они вроде бы все время за нами ехали.

Ордер на обыск прокурор им выдал, поскольку есть основания подозревать преступление. Сложнее оказалось найти ключи от дома. У Элси и Свена Юнг, имевших запасные ключи от квартиры Якоба и Марьи Альбин на Оденплан, ключа от загородного дома не оказалось, от дочерей же, по понятным причинам, получить ключи также было невозможно. В конце концов они запросили разрешение войти в квартиры супругов Альбин и дочери Каролины, рассчитывая найти ключи там, но и это ничего не дало. Поэтому на место были вызваны техники, чтобы открыть входную дверь с минимальным ущербом.

– А как там дома у Каролины? – поинтересовался Алекс у Юара, принимавшего участие в обыске ее квартиры.

Юар словно бы затруднялся с ответом.

– Не похоже на квартиру наркоманки, – произнес наконец он. – Мы сделали фотографии, можете их потом посмотреть.

– У тебя не сложилось впечатления, что кто-то побывал там и успел все вычистить? – спросил Алекс, думая прежде всего о Юханне, которая могла бы сделать нечто подобное после смерти сестры.

– Трудно сказать, – признался Юар. – Все выглядело скорее так, словно там давно никого не было. Словно кто-то хорошенько там прибрался, а потом уехал.

– Гм… – задумчиво отозвался Алекс.

Снег заскрипел под колесами машины – прибыли техники. Менее чем через десять минут полицейские уже вошли в дом.

Первое, что отметил Алекс, – что в доме натоплено. Второе – что вид у него уютный и обжитой, в отличие от того, что рассказывали Юар и Петер о квартире Якоба и Марьи Альбин. Тут было чисто и красиво. Стены украшали многочисленные семейные фотографии, сделанные в разное время. На столах лежали старинные домотканые скатерти, занавески на окнах выглядели более современно.

Полицейские молча ходили по дому, не зная, что им искать. Алекс вышел на кухню, открыл шкафы и ящики. В холодильнике стоял литровый пакет молока. Упаковка была не вскрыта, срок годности закончился две недели назад. Значит, кто-то здесь побывал не так уж давно.

Дом был двухэтажный. На верхнем этаже находились две спальни, в каждой по двухъярусной кровати. В комнате между ними помещался большой телевизор. На нижнем этаже располагалась кухня со столовой, а также вместительная гостиная. Туалеты имелись на обоих этажах.

– Две двухъярусные кровати, – заметил Алекс. – Не странно ли? Можно предположить, что до того, как дом перешел сестрам, здесь жила вся их семья. Но удивительно, что муж и жена тоже спали в разных кроватях.

Юар думал.

– Может, так тут было не всегда? – предположил он.

Алекс вздохнул.

– Ну, будем надеяться, – сказал он и снова спустился вниз.

Он прошелся по комнатам, разглядывая фотографии. Что-то выбивалось из ряда вон, но он не мог понять, что именно. Он начал заново. Мама, папа, дочери в креслах в саду. Снимок должен быть старым, девочки еще маленькие. Снова фотографии сада, но с подросшими девочками. Каролина с родителями, Каролина на лошади.

Наконец Алекс сообразил.

– Юар, поди-ка сюда! – крикнул он.

Шаги Юара загрохотали по лестнице.

– Взгляни на снимки, – сказал Алекс и рукой показал на стену гостиной. – Посмотри и скажи мне, что думаешь.

Юар молча разглядывал фотографии, расхаживая туда-сюда.

– У вас есть какие-то соображения? – неуверенно спросил он.

– Юханна, – уверенно сказал Алекс. – Не видишь? Внезапно Юханна исчезает со снимков, и остается только Каролина. Вид у которой, кстати, – здоровее не бывает.

– Но ведь снимкам уже не первый год? – усомнился Юар.

– Да, конечно, – согласился Алекс. – Но самые последние сделаны максимум пять лет назад.

Они еще раз обошли дом. Каролина была и на фотографиях на втором этаже. Одна из них, крупноформатная, запечатлевшая ее вместе с родителями, стояла на почетном месте на телевизоре. А фотографий Юханны не было вовсе.

«Может, они невзлюбили ее? – размышлял Алекс. – Может, они поссорились из-за чего-то для них важного?»

Но эта версия ни с чем не стыковалась. Ведь Юханна тоже тут жила. Почему же ее тогда нет на фотографиях в ее родном доме?

В дверь просунулась голова техника.

– Тут, кажется, есть вход в подвал, позади дома, – хотите, чтобы мы там тоже открыли?

Подвальный замок не поддавался. Техникам пришлось повозиться с ним почти двадцать минут, прежде чем дверь со скрипом открылась. Алекс заглянул вниз и увидел короткую, но крутую лестницу в подвал. Он хотел уже попросить фонарь, но, начав спускаться, заметил выключатель на стене и нажал на кнопку. Лампа мигнула и загорелась.

И осветила полностью оборудованный подвал, которым, видимо, давно не пользовались. Воздух был плотным от пыли и грязи. Тем не менее всю обстановку было хорошо видно. Кухонный гарнитур начала восьмидесятых годов, диван-кровать в углу с креслами и столиком. Три двухэтажные кровати вдоль стен. Скромная ванная комната, откуда кисло тянуло плесенью. Еще одна комната поменьше, без окон, тоже с двухэтажной кроватью. На кроватях не было постельного белья, но на всех без исключения лежали подушки и пледы.

Алекс рассмеялся.

– Черт побери, – пробормотал он, – очевидно, слухи были правдой. Если Якоб Альбин не прятал здесь беженцев, то хотел бы я знать, для чего предназначался этот вот подвал.

Юар осмотрелся.

– Лагерь для подростков, готовящихся к конфирмации?

Алекс улыбнулся.

И снова сделался серьезным.

– Оружейный шкаф, – сказал он и кивнул в сторону металлического ящика, стоявшего в углу комнаты.

Они вместе подошли к шкафу и попробовали его открыть. Шкаф был не заперт.

– Нам нужно проверить, у кого еще в семье кроме Якоба была лицензия на оружие, – сказал Алекс.

Местоположение шкафа заставило его задуматься. Почему он стоял в подвале, а не наверху, если подвал использовался для укрытия беженцев? Алекс решил, что, возможно, раньше шкаф стоял в другом месте, а нынешнее его место – еще одно свидетельство, что подвалом перестали пользоваться.

– Он его отсюда забрал? – тихо спросил Юар.

– Что?

– Орудие убийства, – пояснил Юар. – Охотничий пистолет, из которого он застрелил себя и жену?

– Он или кто-то другой, – задумчиво произнес Алекс.

Спустя всего час после того, как полицейские покинули дом на Экерё, на участок свернул другой автомобиль. Он остановился на следах, оставленных полицейской машиной. Двое мужчин вышли из машины и замерли на снегу.

– Проклятие, – сказал один из них, – им удалось опередить нас.

Другой, моложе, отреагировал спокойно.

– Наверняка ничего страшного не случилось, – хрипло произнес он.

– Да, но они успели побывать тут буквально у нас под носом, – прошипел первый и пнул слежавшийся снег.

Молодой положил руку ему на плечо.

– Все идет по плану, – произнес он, подчеркивая слова.

– Не сказал бы. – Первый фыркнул. – Некоторые из нас даже уехали из страны. Когда она вообще возвращается?

– Скоро, – ответил второй. – Очень скоро. И тогда все закончится.

* * *

Фредрика Бергман напряженно сопоставляла имеющиеся сведения об участии Якоба Альбина в судьбах беженцев. Это оказалось непростой задачей: большая часть материалов в электронном виде отсутствовала, и ей пришлось обратиться к старым архивам библиотеки.

Деятельность Якоба Альбина длилась десятилетия и порой вызывала острые споры даже в церковных кругах. Особенно скандальным стал случай, когда Якоб занял активную позицию в одном весьма деликатном деле, позволив беженцу с семьей поселиться в церкви, чтобы избежать депортации.

«В тот день, когда полиция переступит порог моей церкви с оружием в руках, моя страна будет для меня потеряна», – приводила его слова одна из газетных статей.

Тогда семья беженцев несколько месяцев оставалась в церкви, пока наконец не получила вид на жительство.

Собственно говоря, размышляла Фредрика, внимание на себя обращают не столько убеждения Якоба Альбина, сколько его поступки. Священник не ограничивался написанием статей и заметок, но выходил на улицы и площади городов, проповедуя свои взгляды. Он даже принимал участие в дебатах, где полемизировал с убежденными нацистами и другими правыми экстремистами.

В сущности, Якоб Альбин был одним из немногих, кто имел мужество вести спор с ксенофобскими группами внутри страны; он даже, по непроверенным источникам, вошел в группу поддержки «Стокгольм для парней» – проблемы в связи с правыми взглядами затрагивают ведь в основном молодых людей, – помогавшую ребятам выбраться из шаек или групп, членами которых они состояли. Пожалуй, эта информация хорошо стыкуется с угрожающими мейлами, решила Фредрика, – ведь в них Якобу как раз советовали не вмешиваться в дела, которые его не касаются. Она распечатала материал и об этом тоже. Петер наверняка обрадуется, когда увидит, что она раздобыла.

Сразу же после обеда ей позвонил судмедэксперт, проводивший вскрытие погибшего под машиной мужчины. Врач изъяснялся кратко и, как водится, в непонятных Фредрике терминах. Она надеялась, он не станет слишком углубляться в детали. Забеременев, она стала болезненней реагировать на рассказы о травмах и увечьях.

«Ну и неженка я стала», – растерянно усмехнулась она про себя.

– Он скончался в результате сильного активного воздействия извне, возникшего, по всей видимости, в результате наезда легкового автомобиля, – заключил врач. – Тип полученных травм указывает на то, что удар был большой мощности, так что пострадавшего отбросило на несколько метров.

– Его сбили спереди или сзади? – спросила Фредрика.

– Спереди, – ответил врач. – Но это может означать всего лишь то, что он услышал шум приближающегося автомобиля и повернулся к нему лицом. Но вот что должно быть вам интересно: его не просто сбили, его переехали.

Фредрика замерла.

– Во-первых, у него имеются травмы, ставшие непосредственной причиной смерти и полученные вследствие первого удара. Однако мы зафиксировали также повреждения в области спины, брюшной полости и шеи, нанесенные непосредственно за первым ударом, а именно сдавление тканей. Я бы предположил, что злоумышленник просто переехал потерпевшего задним ходом, пока тот лежал на дороге.

К горлу подступила тошнота: Фредрике пришлось напрячься, это было именно то, чего она не хотела слышать.

Она глубоко задышала.

– То есть вы хотите сказать, это не было несчастным случаем?

– Именно это я и хочу сказать, – ответил судмедэксперт.

Фредрика напряглась. На них свалилось расследование еще одного убийства. Что за черт.

Алекс и Юар вернулись ранним вечером. Петера разозлило, что Юар прошел к себе в кабинет, ни слова не сказав о том, как прошла поездка. Он решительно встал из-за стола и вошел к Юару.

– Как все прошло на Экерё? – спросил он, не поздоровавшись.

Он скрестил руки на груди, стараясь выглядеть равнодушным.

– Хорошо прошло, – отозвался Юар, на мгновение задержав взгляд на Петере, стоявшем в дверях.

– Нашли что-нибудь?

– Да так… – Юар начал перебирать бумаги. – Не знаю, что мы вообще искали. Хотя… да, можно утверждать, что кое-что мы нашли.

Щеки у Петера загорелись.

– Например? – спросил он сквозь зубы.

– Например, подвал, подтверждающий слухи о том, что Якоб Альбин был причастен к укрывательству беженцев.

Петер растерянно кивнул.

– Мы с Фредрикой тоже раскопали пару важных деталей.

Юар улыбнулся, но не посмотрел на Петера и не спросил, что же они нашли.

– Вот и хорошо, – только и сказал он. – Тогда вы, наверное, познакомите нас с вашими новостями на следующем совещании в «Логове льва»?

Петер молча вышел из кабинета.

Такого заносчивого напарника у него еще не бывало. Этот тип даже высокомернее Фредрики – Петер до сих пор помнил, с каким скрипом они притирались друг к другу. Если бы она держалась чуть естественней и без этих понтов, но нет. Она, конечно, хорошенькая, что есть, то есть, а толку-то?

Теперь Петеру пришлось еще труднее. В отличие от Фредрики Юар настоящий полицейский и отличный следователь. По идее они должны были бы сработаться. По какой-то неизвестной причине пару лет назад было принято решение, что в полиции теперь нужны штатские следователи. Петер считал это пощечиной профессиональным полицейским, поэтому сильно удивился, когда, придя в группу Алекса, узнал, что в ее составе есть гражданский специалист. С тех пор прошло некоторое время, и Фредрика больше уже не поднимала такого шуму, как поначалу. Сначала она возникала по каждому поводу, и кроме того, ей отводилась несоразмерно большая роль в некоторых расследованиях. Петер уже собрался напрямую обсудить это с Алексом – что у нее не всегда хватает компетентности, – но потом она забеременела и сильно переменилась.

Он не мог сдержать улыбки при мысли о том, что она ждет ребенка: в Управлении ходили кое-какие слухи о том, кто был его отцом. Женатый мужик, гораздо старше ее. Впервые услышав это, он заржал и заявил, что готов биться об заклад, что это не так. Да никогда не будет правильная фрекен Бергман таскаться за чужим мужем. Никогда. Но впоследствии Петеру пришлось признать свою ошибку. «В тихом омуте черти водятся», – как говаривал его дед, любивший порассуждать вслух о сущности таких вот тихонь, как Фредрика.

– Есть минутка? – спросил он, постучав в открытую дверь кабинета Фредрики.

Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев его, не сдержала улыбки.

– Заходи, – пригласила она.

Ее особенная улыбка и длинные темные волосы не раз возбуждали бурные фантазии Петера. То, что она сейчас беременна, дела не меняло.

Он проскользнул в кабинет и сел напротив Фредрики.

– Нашла что-нибудь? – небрежно спросил он.

– О да, – ответила она и с довольным видом вытащила стопку бумаг из пластиковой папки. – Я накопала довольно много об участии Якоба Альбина в делах беженцев. Кроме того, есть данные о том, что он был членом группы помощи молодым праворадикалам, вышедшим из своих организаций. Группа до сих пор существует и состоит из полицейских, социальных работников, а также представителей различных диаспор.

Она подвинула документы Петеру.

– Круто, – произнес он безразличным тоном, досадуя, что сам не знал об этой группе помощи, – ему ведь нравилось работать с делами такого рода.

– Я уже связалась с ними, – продолжала Фредрика, – и они подтвердили: Якоб Альбин активно участвовал в их работе. Более того, он был одним из организаторов проекта, которому сейчас уже около двух лет.

Петер присвистнул:

– И некоего господина по имени Тони Свенссон это настолько возмутило, что он принялся рассылать письма с угрозами.

– Тони Свенссон? – удивилась Фредрика. – Так его зовут? Того, кто посылал эти мейлы?

Петер кивнул, довольный:

– Да, по информации криминалистического отдела и интернет-провайдера «Комхем», отправителя зовут именно так. Нам удалось выяснить IP-адрес, с которого ушло большинство сообщений, он принадлежит ему.

– То есть там замешан не только он? – переспросила Фредрика. – Я правильно понимаю, что угрозы приходили и с других сетевых адресов?

– Другие зарегистрированы на библиотеку в Фарсте и на магазинчик «Севен-Элевен» на Сёдермальме, а не на частное лицо. Вполне логично, что этот Тони рассылал письма из разных мест. Содержание-то их одинаковое, стало быть, и отправитель тот же самый.

Фредрика задумчиво кивнула.

– Я еще не читала всех сообщений, не дашь мне экземплярчик распечаток?

– Разумеется.

– Что мы знаем о Тони Свенссоне? На него есть что-нибудь в полиции?

Лицо Петера расплылось в широкой улыбке.

– Вот уж не ждал от тебя такого вопроса! – Он торжествующе выпрямился на стуле. – Тебе что, неизвестна организация под названием СН?

Вернувшись с Экерё вместе с Юаром, Алекс собрал всех на совещание в «Логове». У него потеплело в груди, когда Петер стал докладывать о человеке, отправлявшем угрозы Якобу Альбину. Нет, Петер все-таки отличный следователь, когда не валяет дурака.

– Тони Свенссон родился и вырос в Фарсте, – рассказывал тот. – Сейчас ему двадцать семь, и в первый раз он познакомился с полицией в двенадцатилетнем возрасте. Магазинные кражи и порча имущества. Полиция Южного округа вела его вместе с социальными службами до совершеннолетия. Две отсидки, первая в семнадцать лет, когда парень чуть не забил до смерти отчима.

– Ага, – уныло отозвался Алекс. – Погоди, попробую догадаться: отчим избивал мать?

– Нет, – ответил Петер. – Отчим отказался дать ему три тысячи для поездки на Ивису.

– Ух ты, – удивился Алекс. – Крутой, значит?

– Да, – подтвердил Петер. – Второй раз его судили за групповое избиение парня. Когда от его побоев на парне не осталось живого места, Тони завершил веселье, разбив ему о голову бутылку из-под вина. Осколком бутылки он отрезал…

– Пожалуйста, – прервала его Фредрика, побледнев. – Давай ты такие подробности потом как-нибудь расскажешь.

Смущенная, она прикрывала рукой живот, словно ждала, что вот-вот кто-то ворвется в дверь с разбитой бутылкой и нападет на нее или ребенка.

Петер торопливо продолжил, немного досадуя, что не может перечислить все детали.

– Хорошо, – сказал он. – Кроме того, ему было предъявлено обвинение в изнасиловании с отягчающими обстоятельствами, но прокурор был вынужден закрыть дело за недостатком доказательств, поскольку девушка отказалась давать показания. Как всегда, – добавил он.

– Возможно, ее запугали, – вставил Юар вполголоса, как бы боясь помешать, но понимая, что все равно помешал.

Петер сжал кулак под столом и продолжал говорить, будто бы не услышав реплики Юара.

– Кроме того, Тони Свенссон был причастен к ряду краж и взломов, а также подозревался в ограблении. И на закуску вот что: он известен как правый экстремист и много лет состоит в неонацистской организации «Сыны народа». СН – та самая аббревиатура, которой подписаны угрожающие мейлы Якобу Альбину.

Петер положил на стол ручку, которую все это время держал в руках, давая понять, что доклад закончен.

– Хорошо, Петер, – машинально похвалил Алекс, – теперь у нас бесспорно есть с чем работать. Что известно о конфликте Якоба Альбина с этой группой?

– Мы работаем над этим, – отозвался Петер. – Фредрика, может, расскажешь, что мы нашли?

Фредрика выпрямилась, услышав свое имя, и, как обычно, открыла свой блокнот. Алекс подавил улыбку, боясь, что ее примут за насмешливую ухмылку: следователь Бергман, как всегда, подготовилась образцово.

– Якобу Альбину принесли известность прежде всего два дела. – Она начала с рассказа о том, как Якоб позволил семье беженцев поселиться в церкви, где те прятались от чиновников из Миграционного управления. – Кроме того, нужно упомянуть его участие в группе помощи. Я связалась с ее руководителем, Агне Нильссоном. Он очень переживает из-за смерти Якоба и хотел бы прийти к нам сюда потолковать завтра утром. Я обещала это устроить.

– Вы говорили об угрозах, которые получил Якоб? Он знал о них? – спросил Алекс.

– Да, знал, – ответила Фредрика. – Но никто из группы не принял их всерьез, они знали, что их активность вызывает раздражение у многих. Кроме того, Агне полагал, что угрозы прекратились.

Алекс выглядел удивленным.

– Почему он так решил? – спросил Петер.

– Потому что они обсуждали это на прошлой неделе и Якоб упомянул, что ничего не получал уже больше недели.

Петер полистал свои бумаги.

– Неправда, – заявил он. – В течение последних двух недель ему пришло еще три сообщения.

– Странно, – заметил Алекс. – Обсудим это с ним завтра. – Он пометил у себя в блокноте. – Странно еще то, – продолжал он, – что больше никто не знал об угрозах. Ни Свен Юнг, нашедший его, ни Рагнар Винтерман. Почему Якоб никому не доверился?

Юар склонил голову набок.

– В этом нет ничего странного, – спокойно объяснил он, – в случае, если Якоб сам не расценивал их как угрозу. Возможно, с ним такое случалось и раньше, когда он работал с другими делами.

– В его почтовом ящике были другие письма? – спросил Алекс.

Петер покачал головой:

– Нет. Но это не означает, что он никогда не получал таких мейлов. Просто не сохранил их.

Алекс бросил взгляд на часы и решил, что совещание пора заканчивать.

– Хорошо, – подытожил он. – Нам до сих пор неизвестна роль угроз в этом деле, но мы совершенно точно не можем сбрасывать их со счетов, пока не поговорим с группой помощи и, разумеется, с Тони Свенссоном. Мне нужна распечатка всех входящих и исходящих звонков со всех номеров, которыми пользовался Якоб Альбин, посмотрим, может, этот Тони Свенссон ему звонил. После пойдем к прокурору и попросим разрешения взять его за угрозу насилием – для начала. Есть у нас еще что-нибудь по этому делу?

Петер, поколебавшись, поднял руку:

– Иов, библейский персонаж, упомянутый в одном из последних посланий, – произнес он и изложил свои соображения.

И вдруг он почувствовал себя идиотом.

Но Алекс смотрел на него очень внимательно.

– Интересно, – сказал он. – Что думают другие?

Юар пошевелился.

– Может, и интересно, но не заслуживает большого внимания. Очевидно, Тони Свенссону было небезызвестно, что он пишет священнику, – произнес он, и Петера бросило в жар.

– Вряд ли можно ожидать от персонажа с биографией Тони Свенссона знаний о том, кто такой Иов, – заметила Фредрика. – Может, стоило бы поразмыслить над этим?

– Что ты имеешь в виду? – удивился Алекс.

– Только то, что я говорю. Удивительно, что такой человек, как Тони Свенссон, свободно оперирует библейскими именами и превосходно вставляет их в контекст ситуации.

Алекс смутился.

– Должен признаться, я не знал, кто такой этот Иов, пока Петер не рассказал.

Фредрика улыбнулась, но промолчала.

– Кстати, у кого-нибудь есть новости про дочь Юханну? – переменил тему Алекс. – Найти ее становится делом все более и более срочным. Особенно после визита к ним домой на Экерё сегодня.

Никто не ответил, ни у кого никаких новостей не было.

Алекс прошелся взглядом по собравшимся у стола.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

Фредрика подняла руку.

– Да?

– У меня есть новые данные по делу неопознанного сбитого мужчины, – сказала она.

– Ага, говори!

– Похоже, это убийство, – сказала Фредрика. – Его не просто сбили машиной, по нему потом намеренно проехались.

– Да иди ты! – простонал Алекс. – Только этого нам еще не хватало, еще одного убийства!

Обострившееся чутье Алекса подсказывало ему: эти два случая наверняка связаны и потянут за собой много чего еще.

Фредрика позвонила Спенсеру по пути с работы. Он не отвечал, и она забеспокоилась. Ее потребность регулярно слышать его голос росла с каждым днем, особенно вечером, с приближением ночи, которой она так боялась.

«Как же я дошла до такой жизни? – в тысячный раз спрашивала она себя. – Как случилось, что мои мечты и планы привели меня на эту жуткую развилку?»

Ответ был всегда одинаков, и сегодня вечером тоже. Она уже десятилетиями не позволяла своим сокровенным мечтам вести ее по жизни. Вместо этого она предпочитала решать сиюминутные проблемы, а в личной жизни довольствовалась тем суррогатом, который предлагала жизнь.

«Вот кем становишься, когда лишен возможности выбора, – устало думала она. – Остаточным продуктом с печатью той проклятой Катастрофы».

И снова она завладела ее мыслями. Катастрофа, главный и роковой момент ее жизни.

С ранней юности она мечтала стать скрипачкой. Музыка была естественной средой в ее семье, Фредрика вместе с братом фактически выросли за кулисами больших сцен, где вместе с отцом поджидали маму после концерта или выступления.

– Видишь, как мама играет? – шептал папа с затуманенным от гордости взглядом. – Видишь, она живет ради этого?

Тогда Фредрика была еще слишком маленькой, чтобы понимать, о чем толковал отец, но с годами ее все больше одолевали сомнения: жить только ради того, что делаешь, – правильно ли это?

И что за мечты и стремления были у самого отца? В испуге она поняла, что ничего о нем не знает. Может, он не имел иных амбиций, кроме как следовать за женой по всему миру, любуясь, как она блистает то перед одним залом, то перед другим? Положение вещей, конечно, изменилось, когда дети пошли в школу. Мама реже соглашалась на предложения из-за границы, и дети наконец осознали, что у папы тоже есть работа. Папа уходил туда в костюме и что-то продавал. Вроде бы успешно. Потому что они жили в достатке.