Текст книги "История любви одного парня (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

интерпретироваться каким– то образом угрожающим. Один из них, Илай, смеряет меня хмурым

взглядом, прежде чем перевести взгляд на Отэм, как будто хочет скрутить ее в кусок пиццы и

съесть. Он мускулистый сомнительного характера с толстой шеей и усыпанным пятнами прыщей

лицом.

Она прижимается ко мне, разыгрывая роль девушки. Поэтому я сразу же принимаю роль

парня, обнимая ее рукой и встречаясь с ним взглядом. Илай отводит взгляд.

– Ты же не хочешь поэкспериментировать? – шучу я.

Отти крякает в ответ:

– Нет.

После того как наш разговор сегодня был прерван приездом Отэм, Себастиан уехал на

какую– то работу в парк в Саус– Джордан. Я знаю, что он не приедет домой до шести, но это не

останавливает меня от навязчивой проверки моего текстового окна на предмет любых загадочных,

наводящих смайликов.

Нет.

Мне не нравится то, на чем мы остановились – с обычным «поговорим позже» – и

особенно мне не нравится, что он похоже совсем не осознает, как его слова в четверг повлияли на

меня. Нечто похожее я читал в буклетах, которые оставляла мама – как подростки– геи иногда

ощущают нависающее над ними чувство сомнения, понимание, что кто– то может отвергнуть их

не только из– за того, кто они конкретно, но и из– за того кто они в более глубоком смысле – но я

сам никогда не испытывал подобного прежде. Если Себастиан не считает себя геем, тогда какого

черта он делает со мной?

Я притягиваю Отэм ближе, успокаиваясь под ее надежным весом напротив меня.

Мэнни набирает нескольких парней для помощи в построении огромного

радиоуправляемого Хамви17, и когда они заканчивают, то по очереди забрасывают его на

неровную землю, дорожку к озеру, небольшим валунам, окаймляющим парковку.

Наше внимание отвлекает потасовка в стороне рядом с моей машиной. Друзья Коула

борются, смеются, и мы все следим, как большой парень, думаю его зовут Майки, заваливает

Илая. Илай под ним взбрыкивает и толкается, но не может встать. Не знаю, что он сделал, раз его

завалили на землю, даже если очевидно, что это добродушно, но ничего не могу поделать с

наслаждением от его поверженного вида. Мы не обменялись ни словом, вокруг него просто аура

козла.

– Слезь с меня, педик! – орет он, замечая, как много внимания они уже привлекли.

Абсолютный ноль: все внутри меня останавливает свое движение. Каждая частица энергии

сосредотачивается на удерживании выражения своего лица.

Отти рядом со мной тоже застывает. Слово «педик», кажется, раздается эхом над

поверхностью озера, единственные люди, кого это видимо болезненно задело – это мы двое.

Майки встает, смеясь еще сильнее, и помогает Илайе встать на ноги.

– Не сомневайся, что ты только что совершил свою самую большую ошибку, долбанный

педик, – Илай отряхивает свои джинсы. Его лицо еще краснее, чем было раньше.

Я отворачиваюсь, притворяясь, что искоса слежу за горизонтом и красивыми горами

вдалеке, но когда я мельком сморю на Отти, она выглядит так, будто хочет оторвать яйца Илая

голыми руками. Я, на самом деле, не могу ее винить – я в ужасе от того, что люди все еще так

разговаривают… везде.

17 Хамви – американский, армейский вседорожник.

Возвращаясь назад, Майки кажется невозмутимым. Остальная часть группы возвращается

туда, где Майки поднимает свой уроненный пуль управления, и момент проходит, похоже, так же

легко, как волна разбивается о скалистый берег.

– Ужас, – шепчет Отти. Она поднимает на меня взгляд, и я пытаюсь улыбнуться сквозь

сдерживаемую ярость. Я пытаюсь переключиться на Себастиана, и впервые в жизни понимаю его

удивительную, фальшивую улыбку. У него было так много практики.

Она встает, смахивая сухую траву со своих джинсов.

– Думаю, нам стоит возвращаться.

Я следую за ней.

– Ты в порядке?

– Да, – отвечает она. – Просто это не моя компания. Почему Коул общается с этими

придурками?

И не моя компания тоже. Мне становится легче.

– Понятия не имею.

Мэнни следует за нами, протестуя.

– Ребята, вы же только пришли. Разве вы не хотите погонять этими машинками?

– Я ее водитель, – отвечаю я, пожимая плечами, как будто она притащила меня сюда

против воли. Но машинки на радиоуправлении и гомофобия – явно не мое, полагаю.

Он провожает нас до машины, останавливая меня у водительской стороны.

– Таннер, то, что сказал Илай там…

Жар покалывает заднюю часть моей шеи.

– А что он сказал?

– Ой, старик, да ладно, – Мэнни смеется, бросая взгляд в сторону жестом не– вынуждай–

меня– говорить– это. – Не важно, Илай – идиот.

Я собираюсь забраться в машину.

Это все очень странно.

Это все очень плохо.

Как будто он знает обо мне. Откуда он знает?

Не отвлекаясь, Мэнни поднимает свои очки на голову, растерянно щурясь на меня.

– Тан, подожди. Просто чтобы ты знал, все круто. Да? Я никогда не позволю никому

сказать подобного дерьма о тебе.

Я не возражаю, когда он притягивает меня в объятия, и ощущаю себя мелким рядом с ним.

Кадры за кадрами воспоминаний пролетают мимо. Где– то в моей голове бедный,

низкооплачиваемый ботаник пытается отыскать пленку, где Мэнни понимает, что я по парням. Я

не могу найти воспоминание, никакой возможности.

– Мэнни, старик. Все круто. Я даже не понимаю к чему все это.

Он отстраняется, а затем смотрит на Отэм, которая стоит очень, очень молчаливая. Мэнни

снова переводит взгляд на меня.

– Эй, нет, боже. Прости. Я не знал.

Он пятится назад и разворачивается, оставляя меня и Отти в облаке тишины и ветра.

– Это что такое? – спрашивает Отти, наблюдая за тем, как он уходит.

– Откуда мне знать? – я смотрю на нее, подготавливая какое– нибудь простое объяснение

в своей голове. В смысле, этим я и занимаюсь. Я быстро ориентируюсь. Я обычно очень быстро

ориентируюсь. Но сегодня, не знаю, может, я просто устал. Может, меня уже тошнит от

необходимости защищать себя. Может, я поднялся до уровня отрицания Себастиана. Может

ураган моих чувств, лжи и полуправды просто сорвал ставни с моих окон, и Отти видит меня

насквозь.

– Таннер, что происходит?

Таким же голосом Себастиан говорил на горе. Я не понимаю, почему ты расстроен.

Как и Себастиан, она понимает. Она просто хочет, чтобы это сказал я.

– Я… – смотрю вверх, на небо. Самолет пролетает над нашими головами, и мне

становится интересно, куда он направляется. – Кажется, я влюблен в Себастиана.

Глава 15.

Отти улыбается, но странной, яркой механической улыбкой. Я едва ли не смеюсь от этого,

потому что первая мысль в моей голове: насколько Себастиан лучше, чем Отэм в фальшивых

улыбках, и насколько ужасно будет, если эта мысль соскользнет с моих губ прямо сейчас.

– Поговорим в машине? – предлагаю я.

Она разворачивается и обходит машину к пассажирской стороне также механически. Я в

странном шоковом состоянии, где слова и выражение лица Мэнни циркулируют в моей голове, и я

понимаю, что разговор с Отэм вот– вот случиться, а я ждал этого так давно и больше всего на

свете, что испытываю безумное облегчение.

Она хлопает дверью. Я забираюсь вслед за ней, вставляя ключ в замок зажигания, только

чтобы включить обогрев.

– И.

Она поворачивается лицом ко мне, подпихивая под себя ногу.

– Ладненько. Что это только что было?

– Ну, видимо Мэнни решил, что я по парням.

Она моргает. Я знаю, что Отэм за права геев – она обожает Эмили и Шивани, ругает

политику мормонов насчет их голубых представителей и помогала раздавать листовки на

вечеринку Альянса Геев и Натуралов старшей школы Прово прошлой весной. Но одно дело

поддерживать это в теории. И совсем другое – столкнуться с этим сейчас, в ее жизни. С ее

лучшим другом.

– Технически, я – би. Я знал об этом, наверное, всегда, но убедился только с тринадцати

лет.

Она указывает на собственное лицо.

– Если я не выражаю ничего, кроме нормального отношения к этому, тогда, пожалуйста,

пойми, насколько я расстроена, что ты не рассказал мне сразу.

Я пожимаю плечами. Мне нет нужды указывать на то, что сроки, в которые я поделился с

ней этой информацией, не зависят от нее.

– Хорошо. Ну, вот.

– Это похоже на важную новость.

На это я смеюсь.

– Это и есть важная новость. Я описываю, что испытывает мое сердце.

Она растерянно моргает.

– Но ты целовался с Джен Райли в десятом классе. Я сама видела тебя, – произносит она.

– И что насчет Джессы, Кейли и Трин? У тебя был секс. С девушками.

– Я и с тобой целовался, – напоминаю я. Она вспыхивает, а я тыкаю себя пальцем в

грудь. – Би.

– Было бы странным, если бы в школе была девушка – которую мы обсуждали, и оба

считали безумно сексуальной, милой и идеальной – и я была бы влюблена в нее и разбиралась бы

с этим самостоятельно, и ничего тебе бы не рассказывала?

Я, на самом деле, не думал об этом в таком плане, и даже гипотетически это вызывает

крошечный укол обиды, как будто все это время я был рядом, доступен и предан, а Отти не шла ко

мне потому что, не доверяла.

– Да, ладно, я понял. Но в свою защиту могу сказать, это Прово. И ты знаешь мою мать.

Она, вроде как, воинственно настроена на этот счет. Не может быть ничего, кроме сто процентной

уверенности в моей поддержке. Я не хотел рисковать тем, что у тебя мог возникнуть любой

конфликт или проблемы со мной.

– Боже мой. Теперь все приобрело так много смысла, – она выдыхает, медленно и

протяжно, повернувшись лицом к окну. Появляется облачко конденсата, и Отэм рисует сердечко

внутри него, а затем фоткает и выкладывает с огромной красной надписью «ВАУ».

– Так значит, Себастиан, – произносит она.

– Да. И Себастиан знает, – отвечаю я, намеренно недопонимая ее. – Хотя узнал об этом

случайно. В аннотации к своей книге…я забыл удалить слово «голубой», и было довольно

очевидно, что она автобиографична.

У нее расширяются глаза от того, как легко соскальзывают с моих губ слова, а я забываю,

что не все живут в семье, где родители спят в пижаме с надписью «ПРАВИЛА МОЕГО

РЕБЕНКА– ГЕЯ».

– Твоя книга о нем?

– Я начал о том, кто я, в этом городе. И затем появился Себастиан и…да. Она про

влюбленность в него.

– А он…?

– Он ни разу не говорил мне, что гей, – отвечаю я. Технически, я не вру. Я не имею права

выдавать его, не смотря ни на что. – И он все еще собирается на свою миссию, так что, я

полагаю…

Она улыбается и берет меня за руку.

– Это не значит, что он не гей, Тан. Много мормонов – геи. Много миссионеров, много

даже женатых мужчин.

– Наверное. Я просто…расстроен.

Отэм сжимает мои пальцы. Ее щеки вспыхивают прямо перед вопросом:

– Ты уже занимался сексом с парнем?

Я качаю головой.

– Целовался. И несколько месяцев встречался с парнем там, дома.

– Вау, – она прикусывает губу. – Сама мысль о тебе и Себастиане, целующихся…

Смех взрывается в моем горле и становится похож на звук облегчения.

– И вот она. Отэм вернулась.

Она засыпает меня вопросами, и мы решаем поехать в торговый центр.

Как отреагировали мои родители?

Что Хейли думает насчет этого?

Есть ли в школе еще парни, которые мне нравились?

Со сколькими парнями я уже целовался?

Отличается ли это от поцелуев с девочками?

Что я предпочитаю больше?

Я думаю о том, чтобы открыться полностью когда– нибудь?

Я отвечаю на все – почти. Я понятное дело не могу сказать ей, что целоваться с

Себастианом – самое лучшее занятие в моей жизни.

И, конечно, я говорю ей, что как только уеду в колледж, то буду вести себя открыто. Я

ничего не скрывал в Пало– Альто. Как только мои колеса пересекут границу штата, я опущу

стекло и начну размахивать своим флагом.

Не высказанное мнение в разговоре невозможно игнорировать, – острая боль от того, что я

не рассказал ей раньше. К счастью, Отэм легко отвлечь обнимашками, шутками и мороженным.

Кажется, внутри расцветает весна.

Отэм знает.

Все в порядке.

Проведя остаток дня под теплотой ее аккуратного допроса добавляет своего

преимущества, не позволяя мне мучится о том, что Себастиан уедет, что Себастиан не гей, и

наверное особенно – о том, что Мэнни сказал там, у озера. Классно, что он поддерживает, я

думаю, но это все равно раздражает меня, что я наверняка проведу большую часть жизни, разделяя

людей, которых знаю на группы: на тех, кто поддерживают, и на тех, кто должен. Я рад, что

Мэнни, в итоге, оказался на правильной стороне, но не могу себе позволить бросится в омут

раздумий откуда он узнал. Я скачу между чувствами свободы, что, похоже, это очевидно для кто–

то, и по– прежнему считается не таким уж большим делом, и беспокойством, что это очевидно для

большинства людей…и станет большим делом. Умоляю, дайте мне просто убраться из Прово, до

того как все полетит к чертям.

Мы облизываем наши рожки с мороженным и блуждаем по плотной вечерней, субботней

толпе. Все ходят по магазинам по субботам; воскресенья для службы и отдыха. Мормоны не

должны ничем заниматься по воскресеньям, что требует участия в работе, поэтому большую часть

времени они сидят по домам, после церковной службы. Что означает сегодняшняя толпа плотная и

неудержимая.

Легко заметить и другое, что на горизонте маячит выпускной: витрины всех магазинов

одежды заявляют, что у них есть платья, смокинги, обувь, украшения и цветы. Распродажи.

Распродажи. Распродажи. Выпускной, выпускной, выпускной.

После Эрика, подошедшего и пригласившего Отэм на выпускной, у меня снова появилась

Лучшая– Поддерживающая– Подруга, что, явно, означает терпеливое ожидание, пока она меряет

платье за платьем в ярко– освещенной примерочной.

Первое – черное, длиной до пола, обтягивающее, с короткими рукавами и подозрительно

низким вырезом. У него еще есть заметный разрез, который сбегает по ее бедру.

– Это немного…– я резко морщусь, удерживая взгляд строго на уровне ее лица. –

Вообще– то, всего слишком.

– Слишком в хорошем смысле?

– Разве ты можешь надеть это на школьные танцы в Юте? Это… – я замолкаю, качая

головой. – Не знаю… – показываю на нижнюю половину ее тела, и Отэм наклоняется, чтобы

посмотреть на что я показываю. – Я практически вижу твою вагину, Отти.

– Таннер, нет. Не говори слово «вагина».

– Ты вообще сесть в этом можешь?

Отэм уходит к пушистому, розовому креслу и скрещивает ноги, в качестве демонстрации.

Я отвожу взгляд.

– Спасибо, что доказала мою правоту.

– Какого цвета мое нижнее белье? – спрашивает она, ухмыляясь, будто считает, что я вру.

– Голубое.

Отэм встает, натягивает платье вниз.

– Проклятье. Но оно нравится мне, – она подходит к зеркалу, и крошечная искра

защитной реакции жужжит в моей груди, когда я представляю Эрика, его руки и гормоны

восемнадцатилетнего подростка на ней. Она встречается с моим взглядом в отражении. – Значит,

тебе не нравится?

Я чувствую себя уродом за то, что вынуждаю ее считать себя несовершенной и не

имеющей право надевать то, что она хочет, но это прямой конфликт с братским инстинктом

связать руки Эрика за спиной.

– Я хотел сказать, что ты выглядишь сексуально. Просто… слишком много кожи.

– Я выгляжу сексуально? – переспрашивает она с надеждой, и я чувствую, как хмурятся

мои брови.

– Ты же знаешь это

Она что– то мычит, обдумывая свое отражение.

– Я отложу это к куче «возможно».

Отэм снова исчезает в примерочной, и из– под шторки я вижу, как черная ткань падает

лужицей вокруг ее ног, перед тем как ее откидывают в сторону.

– Как дела с книгой, кстати? Теперь, когда я знаю чуточку больше, мне еще больше

любопытно.

Я стону, пролистывая свой Instagram.

– Она мне нравится, но я не могу ее сдать.

Она выглядывает из– за шторы.

– Почему нет?

Я не вдаюсь в подробности:

– Потому что она явно о моей влюбленности в Себастиана, и я не думаю, что сын

епископа оценит то, что стал главной звездой в однополой истории любви.

Ее голос сразу же становится приглушенным, когда она скрывается за новым платьем.

– Не могу поверить, что она про него. Я могу вычитать ее для тебя?

Это предложение вызывает паническую дрожь в моем теле. Я буду чувствовать себя менее

обнаженным, отправив свои голые селфи на сервер школы Прово прямо сейчас, чем отдав свою

книгу кому– то. Даже Отэм…

Шторка снова отодвигается, и она выходит в платье, которое в три раза короче, чем

предыдущее, и у меня такое ощущение, что я что– то упустил. Отэм переодевалась передо мной

раньше, но это было каким– то спешным типа: мои– сиськи– сейчас– будет– видно– и– если– ты–

не– хочешь– увидеть– их– то– тебе– лучше– смытья– прямо– сейчас. Но сейчас все кажется иначе.

Немного…показушно.

Боже, я ощущаю себя придурком за подобные мысли.

– Похоже на купальник, – сообщаю я.

Ее это не останавливает, она смахивает волосы с плеча и поправляет свою крошечную

юбку.

– Так я могу почитать или как?

– Она еще не готова. Скоро, – наблюдаю, как она качает бедрами в этом платье, и не

радуюсь ни одному направлению, которое приобретает этот разговор, но понимаю, что платье –

безопасный вариант. – Мне нравится. За него тебя накажут до выпускного, но я считаю, что это

самая забавная часть.

Она снова сморится в зеркало, оборачивается, чтобы посмотреть со спины.

– Оно, наверное, слишком короткое, – отвечает она, рассматривая себя. Ее задница едва

прикрыта тканью. Если она наклониться поправить туфли, платье целиком задерется до ее спины.

– Но я ничего не буду покупать сегодня. Просто поищу, чтобы начать составлять журнал с идеями.

– Как для свадебного платья?

Она показывает мне палец прежде, чем вернуться в примерочную.

– Ты уверен, что не пойдешь на выпускной? Там все будет не так без тебя.

Когда она выглядывает из– за шторы, я одариваю ее категоричным, терпеливым

выражением лица.

– Да– да. Знаю, – говорит она, снова исчезая из поля зрения. – Я хотела сказать, что ты

мог бы позвать его.

Странно, какой становится реальность сейчас: обсуждать мою ориентацию с кем– то

помимо родителей. Обсуждать его.

– Я определенно уверен, что это будет жесткий отказ.

Я слежу за ее ногами, пока она забирается в джинсы.

– Отстойно.

Я волнуюсь, что она начнет предполагать, что между мной и Себастианом что– то

происходит, даже несмотря на то, что я никак не выражал этого.

– Давай составим список причин, почему это нереально: я не знаю, гей он или нет. Он –

мормон. Он выпустился в прошлом году. Скоро он уезжает в тур по книге, а потом на миссию.

Клянусь, последнее, что он захочет сделать, пойти на выпускной со мной.

Где– то посреди моего монолога Отэм выходит из примерочной, но теперь с выпученными

глазами смотрит поверх моего плеча. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как Джули

и Маккена покидают магазин, что– то безумно печатая в своих телефонах.

***

Отэм считает, что они ничего не слышали, но откуда, черт возьми, ей знать? Она провела

все время в примерочной. Я пытаюсь не сходить с ума, и как бы это ни было мило, что я решил

донести до Отэм, насколько сомнительно живется здесь голубому, ее милая болтовня на заднем

плане не помогала моему перемалывающему мозгу успокоиться.

Не смотря на то, что разрываю его телефон чуть ли не постоянно, я ничего не слышал от

Себастиана. И сейчас, впервые в жизни, я испытываю облегчение, что он вне зоны доступа, и я не

попытаюсь вывалить события сегодняшнего дня про Мэнни, Отэм, Джули и Маккену. Мне нужно

как– то минимизировать ущерб или он Сойдет. С. Ума.

– Как ты думаешь, я должен написать Мэнни и узнать, что он имел ввиду? – спрашиваю у

Отэм, поворачивая на ее улицу.

Она мычит.

– Или может мне?

– Нет, серьезно, я сделаю это, но…как думаешь, лучше оставить все как есть?

Притвориться, что ничего не было.

Я паркуюсь у тротуара и ставлю машину в режим парковки.

– А как Мэнни узнал? – спрашивает она.

Это именно то, что я не могу понять. И если знает Мэнни, может, и все остальные тоже

знают. А если все знают и видели меня с Себастианом…они и о нем узнают тоже.

***

Я подавляю стресс просмотром серий « Милые Обманщицы», когда приходит первое

сообщение от Себастиана. Я практически сваливаюсь с дивана.

«Только что вернулся домой. Нормально, если я заеду?»

Я оглядываю пустой дом. Хейли у подруги, а родители наслаждаются редким вечером

вместе. Почти девять, но никого не будет дома еще несколько часов. Я знаю, что говорил отец об

использовании дома для тайных встреч, но он, по крайней мере, может просто приехать, да? Мы

позависаем на диване, посмотрим телик. В этом нет ничего плохого.

«Да. Я один дома. Приезжай в любое время»

Его ответ приходит сразу же.

«Круто. Скоро увидимся»

Я взлетаю по лестнице и переодеваю футболку. Хватаю мусор на кухне, убираю банки от

газировки, крошки от чипсов и выбрасываю остатки пиццы в коробке. Я только возвращаюсь из

гаража, когда звонит дверной звонок, и мне приходится остановиться, сделать несколько

успокаивающий вдохов, прежде чем пересечь комнату и открыть дверь.

Он стоит за дверью, в черной футболке, поношенных джинсах с дыркой на колене и

бледно–

красных

кедах.

Даже

при

отсутствии

его

обычного

блеска

он

выглядит…умопомрачительно. Его волосы падают на глаза, но не скрывают мерцание, которое я

замечаю в них.

Я так широко улыбаюсь, что лицу больно.

– Привет.

Я отступаю назад, чтобы он мог последовать за мной. Оказавшись внутри он ждет

достаточно для того, чтобы я отошел от двери, и вжимает меня в стену. Его губы такие же теплые,

как и его ладони на моих бедрах, а большие пальцы надавливают на полоску кожи над моими

джинсами. Это крошечное прикосновение, как стартовый выстрел для моей крови, и я толкаюсь

вперед, взбудораженный самой мыслью о его руке и его общей близости к остальным моим

частям, что даже не могу вспомнить, почему он не должен здесь находиться. Я хочу, чтобы он

стянул джинсы вниз. Я хочу увести его в свою комнату и узнать, краснеет ли он везде?

Еще несколько поцелуев спустя Себастиан втягивает воздух, смещаясь, чтобы царапнуть

зубами вдоль моей челюсти. Моя голова запрокидывается назад с тихим стуком, и только тогда я

замечаю, что так и не удосужился закрыть дверь.

– Дай мне только… – начинаю я, и Себастиан отступает на шаг назад. Он оглядывается

вокруг впервые, в легкой панике, как будто только что понял, где он.

Следуя за ходом его мысли, я сообщаю ему:

– Здесь только мы.

Могу сказать, что его шокирует то, как он просто зашел сюда и начал целовать меня, не

обращая внимания на то, что могло происходить в глубине комнаты. Я не буду притворяться, что

меня это тоже не удивляет. Это своего рода импульсивность, с которой я знаком, но он всегда

казался сдержанным. Но мне нравится, что я могу разрушить возведенные им границы. От этого я

чувствую себя могущественным, полным надежды.

Потянув его к дивану, я наблюдаю, как он падает рядом со мной. И это правильно. Готов

поспорить, что он надрывался весь день на строительстве домов, или выкапывал котлованы или

делал что– то в той же степени полезное.

– Как прошел твой день? – спрашиваю я.

Он закидывает свою руку на мое плечо и притягивает ближе.

– Нормально, – я откидываю голову назад достаточно для того, чтобы заметить

пятнистый румянец, расцветающий под его кожей. – Я скучал по тебе.

Звук, который вы слышите, – это мое сердце, несущееся на всех скоростях и

выпрыгивающее из самолета. Оно парит. Не думаю, что я знал об этом, пока он не сказал это,

насколько сильно мне было необходимо услышать это. От этого поднимается воображаемый

ластик и стирает между: Не… такой.

– Я тоже скучал по тебе, на случай если ты не понял это по бесконечным сообщениям.

Проходит несколько минут уютной тишины.

– Тан?

Я мычу, поднимая глаза, чтобы увидеть, как он растерянно косится на экран.

– Что это такое?

– О. «Милые обманщицы». Это подростковый эквивалент мыльной опере с тупиковыми

поворотами сюжета и демагогией, но Боже, я не могу отвести от него глаз. «Сколько людей умрет

перед тем, как ты вызовешь полицию?» – поднимаю пакет с чипсами и предлагаю ему. – Я в

шоке, что ты не смотрел его, Брат Бразер, в свое свободное время.

Он смеется.

– Чем ты занимался сегодня?

Мое сердце болезненно ударяет меня изнутри.

– Проводил время с Отэм.

– Мне нравится Отэм. Она кажется милой.

Мой желудок сжимается, и я задаюсь вопросом, должен ли я рассказать ему, что она

теперь знает обо мне? И сразу же отметаю эту идею. Она же не знает про это, так ведь? Было бы

классно, если бы мы смогли как– нибудь позависать вместе, но не думаю, что он даже близко

готов к подобному.

– Отэм – лучшая.

Остальное произошедшее за день тянется крадущейся тенью: Мэнни, Джули, Маккена.

Но и Мэнни о нас тоже не знает. И если Джули и Маккена подслушивали меня в магазине,

все, что они услышали – Себастиан не гей и не пойдет со мной на выпускной. С ним же все будет

нормально, да?

Телефон Себастиана загорается на столе, и он тянется за ним. Когда он устраивается

обратно, он притягивает меня ближе. Если я поверну голову, то смогу поцеловать его снова.

Он вводит пароль на своем телефоне и хмурится.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да. Просто…моя мама, – он швыряет телефон на другой конец дивана. Я сажусь прямо,

создавая небольшую дистанцию впервые, как он вошел в дом. Его глаза припухшие и налитые

кровью. Не похоже, чтобы он плакал, но выглядит так будто он тер их ужасно часто, то, что он

делает, когда переживает.

– О, боже. Что еще? – в придачу к учебе, репетиторству и разработке второй книги, он

совмещает фигню, касающуюся предстоящей миссии.

– Нет– нет, все в порядке, – отмахивается он. – Она хочет поговорить о том, что

произошло в лагере.

Это запускает тревожные звоночки в моей голове.

– А что произошло в лагере?

– Мы были на одном мероприятии и до меня кое– что дошло.

Я оглядываюсь на него.

– Что за мероприятие?

Я вижу мерцание телевизора, отражающееся в его глазах, но знаю, что он не смотрит его;

его мысли где– то далеко.

– Мы занимаемся такой штукой, как «Идти на Свет». Слышал об этом?

Видимо, выражение моего лица настолько растерянное, потому что он смеется и не

дожидается моего ответа.

– Они завязывают глаза нашей группе, выстраивают нас в линию и просят положить руку

на плечо человека перед нами.

Завязывают глаза в лесу? Больше похоже на фильм ужасов, чем на церковное мероприятие.

– Главный нашей группы дает указания. «Идите налево», «идите направо» и в этом нет

ничего такого, потому что ты ощущаешь человека перед собой, чувствуешь тяжесть ладони на

своем собственном плече, – он делает вдох, взгляд опускается в пол и обратно на экран. – Пока не

перестаешь. В одно мгновение ты ощущаешь ладонь на своем плече, а затем она исчезает. И

приходит твоя очередь отпустить и следовать наставлениям.

– Ужасно звучит, – говорю я.

Себастиан берет меня за руку, выравнивая наши пальцы вместе.

– Это не настолько плохо. Большинство из нас тренируются перед этим и знают, чего

ожидать, но…на этот раз все было иначе.

– Иначе – более странно? – потому что, честное слово, звучит просто ужасно.

– Я не знаю, как это описать. Человек, который уводит тебя с тропы, приводит в место,

куда говорит сесть и усердно искать Святой Дух, как и бывает обычно. Но все было по– другому.

Я чувствовал иначе.

Я сажусь прямее, полностью поворачиваясь лицом к нему.

– Они оставили тебя одного в лесу?

– Я понимаю, как неправильно это звучит, но уверен, что если бы мы могли видеть, то

поняли бы, что находимся не так далеко друг от друга, и едва сошли с тропы. Но мы не можем

видеть, поэтому тихо сидим с закрытыми глазами, ждем и молимся.

Я опускаю взгляд на наши ладони и переплетаю наши с ним пальцы.

– И чему ты молился?

– Обо всем, что мне нужно, – он смотрит вниз на наши руки. Я замечаю слабую дрожь его

подбородка. – Итак, я сидел там, на земле, и ничего не видел, и спустя некоторое время, я

услышал что– то среди деревьев. Кто– то звал меня по имени – мой отец. Сначала он звал тихо, но

потом все громче, чем ближе он становился. Он звал меня по имени и просил идти домой.

Слеза катится по его лицу.

– Я делал это и раньше и всегда было немного страшно. То есть, ты ничего не видишь, так

что естественно, но ощущения иные – для меня. Такая срочность, которой никогда не было

прежде. Поэтому я поднялся и последовал на голос. Мои глаза были по– прежнему закрыты, и я

спотыкался по дороге, надеясь, что не свалюсь с обрыва или не врежусь в дерево. Но продолжал

идти, зная, что отец не причинит мне боли, но ощущение было таким, что нужно поспешить.

Когда я наконец– то добрался до него, он обнял меня так крепко и сказал «Добро пожаловать

домой», и что он любит меня и гордится тем, каким человеком я вырос. И все, о чем я мог думать,

– ты серьезно? Оставалось бы это так же, если бы ты узнал о Таннере?

Мою грудь стягивает.

– Себастиан…

Он качает головой, стирая слезы тыльной стороной ладони.

– Знаешь, мне снятся сны, где я рассказываю им обо всем, о том, что влюбился в мальчика

в восьмом классе, и о парочке парней после этого, и об этом никто не знал. Во снах, я рассказываю

им, что никогда не хотел целовать девушек – ни разу – и не могу пообещать, что хоть когда– то

захочу жениться. А потом я жду в лесу, и никто не приходит. Все поднимаются, направляясь к

своим семьям, но я сижу там с закрытыми глазами и просто жду, – он поднимает глаза к потолку.

– Я испытал такое облегчение, когда отец был на этих выходных там, что практически пообещал

себе, что никогда не сделаю ничего, что могло бы угрожать этому. Но, что если я никогда не

захочу того, что он хочет для меня? Что если я не смогу сделать это?

В горло, будто песка сырого насыпали. Я даже не знаю, что сказать. Вместо этого, я

притягиваю его к себе и прижимаю его лицо к изгибу моей шеи.

– Просто я много думаю об этом в последнее время, – произносит он, его голос

приглушен из– за моей кожи. – И пытаюсь понять, что это значит, но нигде нет на это ответов.

Есть множество статей, написанных для нас, о влюбленности, женитьбе и детях. Даже о потере

ребенка или сомнениях в своей вере. Но ничего об этом, ничего полезного, по крайней мере.

Всюду нечто наподобие: «Однополая любовь – всего лишь технический термин; а не тот, кто ты

есть. Ты можешь быть не в состоянии контролировать свои чувства, но можешь контролировать,

как реагируешь на них», и это такая чушь. Нас учат посвящать свои жизни Господу, и он укажет

нам путь. А когда я молюсь? Отец Небесный говорит «да», – он трет глаза основанием своих

ладоней. – Он говорит, что гордится мной и любит меня. Когда я целую тебя, это кажется

правильным, даже несмотря на то, что все, что я читал, говорит об обратном. И это сводит меня с

ума.

Он поворачивается, и я целую его в висок, стараясь не сорваться вместе с ним прямо

сейчас. Не удивительно, что он «нет… такой» – ярлык, который заберет у него все, что он имеет.

Я хочу быть сильным. Мне намного проще. У меня так много поддержки. Больно видеть, что у

него ничего из этого нет.

– Детка, мне так жаль, – шепчу я.

– Мы должны молиться и слушать – поэтому я так и делаю. Но потом, когда я

поворачиваюсь к другим, это похоже…. – он качает головой. – Такое ощущение, что я пробираюсь