Текст книги "Сладкий развратный мальчик (др. перевод) (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Она – хорошая. Я имею в виду, конечно же, она невероятна. – Останавливается, и смеется. – Я знаю, что ты так думаешь. Ты будешь думать также, даже спустя тринадцать лет нашего брака.

Мой желудок делает приятный кульбит, но он опускается неприятно, когда Ансель говорит:

– Нет, я еще не говорил с ней об этом. – Еще пауза, и затем еще тише. – Конечно, с Перри еще не все кончено. Не хочу, чтобы хоть что-то из этого беспорядка угрожало Миа. – Я замираю, наклоняясь ближе, чтобы лучше слышать. Почему он не сказал Оливеру о том, что Перри долбился в дверь прошлой ночью?

Слышу нотки разочарования в голосе, когда он произносит:

– Буду. Буду, Оливер, только заткнись на хрен. – Но затем, он смеется, развеивая напряжение от разговора, который я подслушала. Моргаю, полностью запутавшись. Что случилось с Перри? Что за неизвестный беспорядок от него, оставшееся без ответа вопросы, почему он не в Штатах, и как такое, возможно, что он может угрожать мне?

Качая головой, пытаюсь очистить ее от мыслей, осознаю, что мне нужно либо выйти туда и показать то, что я слышала его, или же уйти. А может и оба варианта. У нас уже достаточно тайн... по крайней мере, у него. Открываю дверь, выходя в гостиную и ложу руку на его плечо. Он слегка вздрагивает при контакте, разворачивается ко мне, и поднимает мою руку, целуя ее.

– Я слышу тебя, – говорю я ему, морщусь из-за раскаяния, как будто это моя вина. – Поэтому схожу в магазинчик на углу и куплю что-нибудь для ужина.

Он кивает, в глазах благодарность за уединенность, а затем указывает на его кошелек, на столе. Игнорирую это, и проскальзываю в дверь, понимая, что снова могу дышать, как только двери крошечного лифта закрываются.

Глава 14

Ансель работает, делая все возможное, чтобы выкроить время для меня, пока я притворяюсь, будто провожу с ним время. Эта новинка, открывшаяся для меня совсем недавно, называется «свободное время» и совсем скоро она останется в прошлом. Отрицание – мой друг.

Независимо от того, что беспокоило его, кажется, это разрешилось; Теперь он более счастливый, менее беспокойный, а наша сексуальная жизнь стала определенно ярче и менее неловкой. Отныне ни Перри, ни его последний ночной визит более не упоминаются.

Как-то одним утром, Ансель просыпается до восхода солнца, и начинает греметь на кухне. Вместо того, чтобы поцеловать меня на прощание перед уходом на работу, он выдергивает меня из постели, вручает в одну руку яблоко, а в другую чашечку эспрессо, при этом сообщая, что у нас есть целый день, который мы можем провести вдвоем. Все время воскресения – только наше. Острые ощущения подогревают мою кровь и пробуждают меня даже быстрее, чем резкий запах кофе, витающий по всей квартире.

Откусываю кусочек фрукта, улыбаюсь и наблюдаю за ним, пока он пакует пикник для нас. Затем следую за ним обратно в спальню, чтобы посмотреть как он одевается. Меня завораживает то, в каком ладу он со своим телом, когда натягивает боксеры, джинсы, как пальцы скользят по каждой кнопке на рубашке. Хочу снять с него одежду, только для того, чтобы снова посмотреть на это зрелище.

Он поднимает глаза, ловит меня за моим наблюдением, и вместо того, чтобы сделать то, что я желаю, я отворачиваюсь к окну, выпивая эспрессо одним обжигающим глотком.

– Почему ты всегда со мной такая застенчивая? – спрашивает он, подходя ко мне сзади. – Это из-за того, что мы вытворяли прошлой ночью?

Вчерашней ночью, мы выпили много вина, почти на пустой желудок, это снесло мне крышу, и я притворилась известной актрисой, приехавшей в город только на одну ночь. Он был моим охранником, якобы впустившим меня в свою квартиру, ради защиты... а затем соблазнил.

Так странно, что на такой простой вопрос невозможно ответить. Я – застенчивая. Эта черта не проявляется у меня при определенных обстоятельствах, она постоянно со мной. Но волшебство не в том, почему она появляется наружу именно с ним, а в том, как быстро она исчезает.

Но я представляю, что он ответит на это. В его присутствие я становлюсь непредсказуемой. Бывают ночи, как та, вначале этой неделе, когда с ним легко разговаривать на протяжении долгих часов – как будто являясь незнакомцами, мы знаем друг друга годами. А бывают моменты, как сейчас, когда это должно быть проще простого, но я отворачиваюсь, позволяя энергии между нами сбиваться.

Интересно, каковы его мысли по поводу того, что он женился на двуличной девушке. Одна – милая, умная, застенчивая девчушка, которую никто не знает. И другая – сексуальная, роскошная, безбашенная девушка, любящая вечеринки. Но, прежде чем, я позволяю развиться этой мысли в моей голове, ощущаю прикосновение его губ к моей шее.

– Сегодня, мы притворимся, будто у нас первое свидание, моя стеснительная. Попытаюсь произвести на тебя впечатление, и возможно потом, если у меня это получится, ты позволишь мне украсть у тебя поцелуй на ночь.

Если он продолжит своими руками поглаживать меня, и посасывать чувствительное местечко чуть ниже ушка, то я буду вынуждена наброситься на него, прежде, чем мы выйдем за пределы квартиры.

Но он устал торчать взаперти. Теперь его черед смотреть, как я одеваюсь, и он, по сравнению со мной, не скрывает своего восхищения, когда я натягиваю трусики, бюстгальтер, белую майку, и длинную трикотажную юбку лазурного цвета. Как только я готова, он мягко присвистывает, подходит ко мне очень близко, захватывая мое лицо в свои руки. Двумя пальцами смахивает мою темную челку, чтобы лучше было видно мои глаза. Пальцем водит туда-сюда, рассматривая мое лицо.

– Ты – самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. – Целуя меня в уголок губ, он добавляет. – И это все еще кажется нереальным, не так ли?

Но затем он улыбается, как будто правда – что мне осталось пару недель до того, как я уеду отсюда – не волнует его вообще.

Как ты делаешь это? Хочу спросить я. Как делаешь так, чтобы над тобой не висел этот надвигающийся конец нашего веселья?

***

Я чувствую себя обожаемой и обернутой, словно в кокон, пока он обнимает меня одной рукой, когда мы проходим мимо его мотоцикла, припаркованного на тротуаре, и направляемся к метро. В его свободной руке болтается сумка с нашим ланчем. Он напевает песню, здоровается с соседями, наклоняется, чтобы погладить собаку на поводке. Щенок смотрит на него своими большими шоколадными глазами, разворачиваясь в нашу сторону, будто хочет последовать домой к Анселю. Ко мне и Анселю, напоминаю я себе. Просто непостижимо, что он выбрал профессию адвоката, а затем вытворял что-то дикое, с легкостью помогал старым леди или кричал и вскакивал на столы.

– Куда мы направляемся? – спрашиваю я, когда мы садимся на поезд, направляющийся в сторону Шатильен.

– В мое любимое место.

Толкаю его плечом, игриво ругая за то, что ничего не говорит, но в душе я люблю это. Люблю, что он спланировал поездку, даже если придумал ее, только когда взошло солнце этим утром. Мы пересаживаемся на другой поезд у Дома Инвалидов и все это так знакомо – уклонение от чужих тел в туннелях, указатели, пересадки без каких-либо раздумий – до боли, и независимо от того, каким бы родным не ощущалось это место, это – не мой дом.

Впервые, с тех пор как я прибыла сюда месяц назад, знала абсолютно точно, что не захочу уезжать.

Голос Анселя привлекает мое внимание к двери.

– Ici. – Бормочет он, беря мою руку и провожая через двойные двери, распахивающиеся со свистом.

Выходим из метро и проходим пару кварталов, пока не доходим до места, и мои ноги приковываются к тротуару из-за вида.

Я читала о Ботаническом саде в путеводителях, которые оставил для меня Ансель, или в крошечных картах Парижа, которые я обнаружила в своей сумке. Но за все мои дни, что я ходила и изучала Париж, я не побыла здесь, ни разу. Должно быть, он знал это, так как мы стоим напротив самого красивого сада, который я когда-либо видела.

Ici.Здесь

Кажется, он простирается на многие километры с настолько зелеными газонами, что они будто флуоресцентные, и с оттенками цветов, которых я еще ни разу не встречала в природе.

Мы идем по извилистым дорожкам, окунаясь во все это. Каждый цветок, который растет на французской земле, представлен в этом саду, сообщает он мне с гордостью, а вдалеке красуются музеи об эволюции, минералогии, палеонтологии, энтомологии. Такие честные и простые науки выражены в сводах из мрамора и в стенах из стекла, напоминая всем нам, насколько благородны они.

Повсюду, в поле моего зрения земля и почва, но она такая красочная, что кажется, мои глаза не перестанут рассматривать все это. Даже сейчас, когда я смотрю на клумбы с фиолетовыми и лавандовыми анютиными глазками, мое внимание привлекают находящиеся вдалеке ослепляющие пятна ноготков и цинний.

– Ты обязана увидеть... – Ансель останавливается, и хмыкает, прижимая два пальца к губам, пока думает, как слово будет на английском. Хоть у него и редко бывают проблемы с переводом чего-то, но я все равно не могу не быть влюбленнно-одержимой в это. Он может цыкать языком, или, как правило, сдается и говорит слово на мягком, звучном французском. – Coquelicots? – говорит он. – Нежные весенние цветы. Краснеет, иногда бывают оранжевыми и желтыми?

Качаю головой, не понимая, что за цветок.

– Прежде чем он зацветает, бутоны выглядят как яички.

Смеюсь и предполагаю.

– Маки?

Coquelicots? Маки

Он кивает, щелкает пальцами и выглядит таким радостным, как будто я сама посадила их здесь.

– Маки. Ты обязана посмотреть на маки весной.

Но идея распадается в воздухе между нами и без нашего признания. Он снова берет меня за руку, мы продолжаем идти.

Он указывает на все перед нами: на цветы, деревья, тротуар, воду, здания, камни – и говорит эти слова на французском, заставляя меня повторять их, как будто это важно, как будто если он наполнит меня знаниями, то я не смогу подняться в самолет и улететь через несколько недель.

Внутрь холщевой сумки Ансель положил хлеб, сыр, яблоки, и крошечные маленькие печенюшки. Мы находим скамейку в тени, так как не можем усесться на траву и устроить пикник. Едим так, будто не ели днями. Рядом с ним у меня разгорается другого вида голод, более томительный, и когда я наблюдаю за ним, как он вынимает хлеб из сумки, отрывает немного, а мышцы его рук напрягаются и натягиваются при движении. Мне интересно, когда мы вернемся в квартиру, как он прикоснется сперва.

Руками? Губами и зубами, подразнивая и покусывая? Или же будет таким нетерпеливым, что ему достаточно отодвинуть ткань в сторону и войти в меня, двигаясь как можно быстрее? Закрываю глаза, наслаждаясь солнцем и ощущением его пальцев, скользящих по моей спине, обнимающих меня за плечо. Он рассказывает о том, что любит в этом парке – архитектуру и историю – и наконец, затихает, когда птицы садятся над нами, хлопая крыльями и щебеча на дереве. В эту идеальную минуту, я могу вообразить, что эта жизнь бесконечна: солнечный воскресный день в парке с Анселем и обещание того, что его тело окажется над моим, когда зайдет солнце.

***

Это первый раз, когда мы проводим вместе весь день, и после этого, мы не в состоянии раздеться, прикасаться друг к другу или же заняться сексом – которым мы только и занимались. После почти одиннадцатичасовой прогулки и просмотра всего, что смогли днем. Я наблюдала за тем, как его губы надувались, когда он произносил свои идеальные слова и еще за его широкими, умелыми руками, которые указывали на важные здания. А его озорные зеленые глаза постоянно фокусировались на моих губах и моем теле, что от этого все, что мне хотелось – это только ощущать его вес на мне.

Я цепляюсь за мысль о простых дружеских отношениях, которых мы сегодня достигли, были лишь мы – Миа и Ансель. Но, как только мы возвращаемся в квартиру, он целует меня в макушку, наливает мне вина в бокал, прежде чем включить свой лэптоп, чтобы проверить его рабочую электронную почту с обещанием сделать все по-быстрому. Он садится за маленький столик спиной ко мне, а я устраиваюсь на диване, подогнув под себя ноги, потягивая вино и наблюдая, как напряжение снова начинает сковывать его плечи. Он отвечает на письмо со скоростью света, которое должно быть горит, потому что его пальцы стучат как молоток по клавиатуре. Затем он отсылает ответ, прежде чем откидывается на спинку стула и проводит разочарованно рукой по волосам.

– Putain, – ругается он, огорченно выдыхая.

– Ансель?

– Ммм? – Он наклоняется вперед, потирая лицо ладонями.

– Подойди сюда, пожалуйста?

Putain.Блядь

Он снова глубоко вдыхает, перед тем как встать, идет ко мне, но как только я вижу его лицо – его глаза – пустые, его рот – прямая линия от усталости – я понимаю, что чары рассеялись, и спать я лягу одна. Мы вернулись к реальной жизни, где его жизнь – это таинственная, изнурительная работа, и я мелькающая в ее промежутках.

Мы снова играем в домик.

– Больше работы, не так ли? – спрашиваю я. – За сегодняшний отгул?

Он пожимает плечами, и тянется ко мне, аккуратно потянув вниз мою нижнюю губу большим и указательным пальцем.

– Плевать. – Он наклоняется, целуя меня в губы, посасывая их, прежде чем отстраниться. – Но да. Я должен отправиться в офис завтра пораньше.

Завтра понедельник, а он уже отстал на этой неделе.

– Зачем ты занимаешься этим? – Слова ощущаются как-то неудобно на языке. Наши разговоры о его работе, в основном, состояли из его извинений за то, что он так много работает и из моих слов о том, что я понимаю его. Но я абсолютно не понимаю, и в этот момент мне действительно становится жаль, что я не расспрашивала его о ней. Я не знаю ничего, кроме того, что его босс – леди-дракон, и что эта работа предоставит ему когда-нибудь выбор из разных должностей, но я действительно понятия не имею, что он делает там.

– Потому что я не буду в состоянии найти другую хорошую работу так скоро, если я оставлю эту. Она очень престижная, ты же знаешь. Я должен пережить это дело.

Он чуть-чуть рассказывает мне об этом – неопределенные сведения о корпорациях, которые находятся в состоянии войны и о деле, об интеллектуальной собственности и тактике продаж в самом центре разбирательства – прежде чем я отстраняюсь, чтобы взглянуть на него с удивлением.

Я слышала об этом деле. Мне известны названия этих двух корпораций, они конкурируют между собой. Это огромное дело, которое постоянно крутят по новостям и обсуждают в газетах. Не удивительно, что он работает сутками.

– Я понятия не имела, – говорю ему. – Как тебе удалось вырваться в Вегас?

Он впивается пальцами в свои волосы, и пожимает плечами.

– Это всего лишь было на три недели, и я был не нужен. Они давали показания и я смог взять небольшой перерыв. В Европе нормально брать длительный отпуск, по сравнению с США.

Тяну его к себе на диван и он подчиняется, но его поза говорит мне, что он здесь ненадолго. Он встанет и вернется к своему компьютеру, вместо того, чтобы отправится со мной в постель. Пробегаю руками по его футболке и понимаю, что с нетерпением ожидаю увидеть его снова в рабочей одежде, но сразу же ощущаю узел вины в животе за это.

– Ты надеваешь костюм и галстук на заседания?

Смеясь, он наклоняется и шепчет в кожу моей шеи.

– Я не хожу в суд. Но нет, на заседания они надевают традиционную робу. Я эквивалент младшего юриста. Корпоративное право во Франции может немного отличатся от США, хотя оба отличаются от уголовного права. Здесь, возможно, больше слушаний происходит за столом.

– Если они различаются между собой, и ты получал лицензию в Штатах... зачем тогда вернулся сюда?

Он мычит, качая головой немного, и целует меня в челюсть, и впервые за все время он не отвечает на вопрос. Не могу сказать, разочарована я или же очарованна.

– Надеюсь, ты закончишь с этим скоро. – Говорю я ему, прижав руку к его лицу, неспособная сопротивляться, поглаживаю его нижнюю губу подушечкой большого пальца, как делает он, успокаивая. – Надеюсь, что так будет не всегда. Мне нравится, когда ты со мной.

Он закрывает глаза, медленно выдыхая, и затем улыбается.

– Сейчас, ты звучишь как истинная жена.

Глава 15

Я почти рада, что в понедельник ему на работу, таким образом, я могу снова посетить тот крошечный магазинчик в переулке, затаив дыхание в надежде на то, что он открыт. Думаю, ролевые игры – это развлечение для Анселя. По крайней меня, я надеюсь, что для него это так же весело, как и для меня. Мы узнаем друг друга в этих крошечных проблесках, раскрывая себя, в то время как притворяемся наоборот.

И сегодня, я хочу, чтобы он заговорил.

Магазинчик открыт, и продавщица с прошлого раза тут, приветствует меня своей теплой улыбкой и знакомым ароматом ирисов. Она берет меня за руку, утягивая к белью.

– Кем ты будешь сегодня? – спрашивает она.

У меня занимает пару длинных секунд, чтобы подобрать слова, и даже после этого я не отвечаю на ее вопрос прямо.

– Мне нужно что-то, что поможет спасти его.

Она изучает меня момент, прежде чем выбирает сексуальный наряд военной, но это не то, что я имела в виду. Вместо этого, мои глаза останавливаются на неглиже, такого ярко красного оттенка, и он выглядит так, будто он может обжечь мои пальцы.

По помещению разносится ее громкий и гортанный смех.

– Да, сегодня ты по любому спасешь его в этом. В этот раз, когда ты появишься перед ним, твой подбородок гордо приподнят, а глаза будут сиять, словно у маленькой грешницы. – Затем она направляется к полке, и передает мне единственный аксессуар, который вибрирует в моей руке.

Сама бы я никогда не купила бы такое, но это именно то, что нужно.

– Повеселись, chérie[32]32
  Дорогая


[Закрыть].

***

Я предостаточно раз делала макияж для своих выступлений, поэтому без каких либо затруднений я накладываю и сейчас. Темные смоки айс. Губы алые, и более пухлые. Достаточно румян на щечках, которые говорят, что тебе не светит ничего хорошего.

Отступив назад, рассматриваю себя в удлиненное зеркало, закрепленное на двери спальни. Мои волосы спадают до подбородка, черные и гладкие. В моих глазах больше желтых крапинок, чем зеленых в последнее время. Мою челку стоит подстричь, так как она уже касается ресниц, во время моргания, но женщине, которая смотрит на меня из зеркала, нравится тень, создаваемая ею. Она знает, как флиртовать, смотря из под ресниц, особенно с едва торчащими из-под волос красными рожками приделанные к тонкой, черной повязке, спрятанной под волосами.

Неглиже выполнен из кружева и наслоенного, мягкого тюля с вышивкой. Слои ткани создают иллюзию невидимости, но даже с приглушенным светом свечей, мои соски просвечивают из-под нее. Единственная весомая вещь на мне – это крошечные, красные стринги подходящие под неглиже.

В этот раз, я не нервничаю, когда слышу звук открытия дверей лифта в коридоре и твердые шаги Анселя до нашей двери.

Он входит, бросает ключи в миску, засовывает шлем под стол, и уже после, поворачивается туда, где сижу я в трех метрах от входной двери на кухонном стуле.

– Христос, Cerise. – Медленно, он снимает свою сумку-планшетку через голову, аккуратно ставя ее на пол. Чувственная улыбка растягивает от одного уголка его губ и ползет вверх, когда он замечает рожки. – У меня проблемы?

Качаю головой, дрожа от того, как он с акцентом произносит проблема. Теперь это мое любимое слово. Встаю со стула и подхожу к нему. Позволяя ему осмотреть весь наряд.

– Нет, – говорю я, – но пташки нащебетали мне, что у тебя ситуация, которую ты бы хотел изменить.

Он замирает, его брови медленно поднимаются вверх.

– Ситуация?

– Угу, – отвечаю я. – С твоей работой.

В его глазах вспыхивает игривая искорка.

– Понял.

– Я помогу. – Делаю шаг ближе, и провожу вверх ладонями по его груди до галстука. Расслабляю его, говоря ему. – Я была послана тебе ради заключения сделки.

– И кем же?

– Моим босом. – Подмигиваю ему.

Он разглядывает меня какое-то время и тянется к моей нижней губе, проводя подушечкой большого пальца по ней. Такое знакомое прикосновение, но вместо этого я открываю рот и облизываю его, кусая.

Он отстраняет палец со вздохом, и смеется.

– Ты – неотразима.

– Я – могущественна. – Поправляю я его. – Если сегодня все пройдет хорошо, то лишь щелчком пальца я прекращу это ужасное, занимающее-все-время судебное разбирательство.

Развязываю галстук и вижу, как его веселое выражение лица превращается во что-то более серьезное, умоляющее.

– Сможешь ли?

– Ты продаешь мне свою душу, а я заставлю все твои проблемы испариться.

Его улыбка возвращается, а его руки скользят по моим бедрам, обхватывая их.

– Когда ты так выглядишь, думаю, душа мне не к чему. – Он наклоняется и проводит носом по моей шее, вдыхая. – Она твоя. Как мы заключим эту сделку?

Отталкиваю его руки, снимаю с него галстук, затягивая его на своей шее.

– Рада, что ты спросил про это. – Расстегивая его рубашку, объясняю. – Я задам пару вопросов, по ним определю цену твоей души. Если ты нетронут злом, закончу это сегодня и будешь выглядеть как герой, который сломался и перешел на другую сторону. Если же ты нечист, ну... – Пожимаю плечами. – Значит она – опорочена, но судебное дело все равно будет закрыто. И затем, я возьму свою плату.

Его ямочки появляются, словно яркая комета.

– И на какие вопросы я должен ответить?

– Мне нужно узнать, каким плохим ты был. – Понижая голос, я добавляю. – Надеюсь, ты был очень плохим. Мой босс не любит платить слишком много, и выставить тебя героем, довольно дорогое удовольствие в этом бизнесе.

Он выглядит по-настоящему смущенным.

– Разве моя душа не ценнее для тебя, когда я более испорчен?

Качая головой, отвечаю ему.

– Я заключаю сделку, только чтобы переманить тебя у ангелов. Я получу за тебя высокую цену, если они откажутся от тебя.

– Понятно, – говорит он, натягивая веселую улыбку.

Тишина струится между нами, а напряжение клубится вне нашего маленького круга из наших, так близко стоящих, тел. На этот раз, будем играть по моим правилам, игра – моя, я ощущаю силу в этом. Мои пальцы подрагивают на его груди с осознанием того, что круг замкнут. Мы – равны. Я – его жена, желающая спасти его.

– Полагаю, теперь я в твоей власти, – тихо шепчет он. – Если ты выполнишь обещанное, то я в деле.

Наклонив голову, приказываю:

– Раздевайся.

– Полностью? – Веселье вновь появляется на его лице.

– Полностью.

Он сбрасывает голубую рубашку с плеч. И я пытаюсь смотреть только на его лицо, зная, что кожа, которую он медленно обнажает, вполне возможно, моя самая любимая вещь во Франции.

– Как ты попала на такую работу? – спрашивает он, расстегивая ремень.

– Мой босс столкнулся со мной, в то время как я бродила по улицам в одиночестве. – Говорю ему, не способная устоять, тянусь к его груди и провожу вниз по ней рукой. Люблю то, как сбивается его дыхание, кажется, будто его кожа натягивается под моими пальцами. – Он подумал, я стану не плохим посредником. Когда я узнала, что моя задача состоит в том, чтобы играть с такими симпатичными мальчиками вроде тебя, как бы я смогла отказаться?

Его руки вытягивают ремень из брюк так быстро, что гладкая кожа щелкает о натянутую часть ремня, все еще вдетую в хлястик брюк. Затем он бросает его на пол, а следом отправляются его штаны.

Когда его пальцы медлят на резинке его боксеров, я с уверенностью могу сказать, он дразнит меня, ожидая, когда я посмотрю на его лицо.

Но я не делаю этого.

– Снимай. – Командую я. – Мне нужно знать, с чем я работаю.

Он спускает последнюю вещь с тела и медленно – с уверенностью – выступает из них. Я никогда не смогу привыкнуть к виду обнаженного Анселя. Он загорелый, сильный, и выглядит так, будто и на вкус восхитителен. И Боже, я знаю, как он восхитителен. Это все что я могу, чтобы не сползти на колени и не провести языком влажную дорожку от основания члена до его набухшей головки.

Но как-то мне удается устоять, даже когда он опускает руку, оборачивая основание большим и средним пальцем, держа так, будто предлагает его мне. Стягиваю с шеи галстук, завожу ему руки за спину и связываю их вместе на запястьях. Достаточно туго, но не так сильно, чтобы он не смог распутаться, если бы захотел. Разворачиваю его лицом к себе, и толкаю легко в грудь.

– Иди и сядь на диван. Время допроса.

– Я немного нервничаю. – Признается он, подмигнув, но все равно уверенно идет к дивану и аккуратно садится, руки скованны за спиной.

– Мужчины всегда нервничают в этой части, – говорю я, следую за ним и немного колеблюсь у его бедер. Затем тянусь рукой и провожу по его головке указательным пальцем. – Никто не любит признавать все грешки, которые они совершили.

– И со сколькими мужчинами ты проделала уже это? – В этот раз, в его голосе что-то проскальзывает – возможно, ревность. Или, возможно, глубокие острые ощущения из-за представления того, что я делаю это с кем-то другим.

Эти вещи мне предстоит узнать у человека, за которого я вышла замуж.

– С тысячами, – шепчу я, смакуя то, как его взгляд ужесточается. Затем, в них вспыхивает ревность. – Я лучший посредник. Если ты хочешь, чтобы я запомнила тебя, тебе следует впечатлить меня позже.

Сажусь задницей на его бедра, и затем толкаюсь вперед, создавая небольшое трение, до того как скольжу назад. Под моими ладонями его плечи напрягаются, в то время как он натягивает свои оковы.

– Контроль делает тебя влажной, Cerise? – шепчет он, будто разрываясь меж двух огней. Он перестал играть, но, кажется, ничего не может поделать с этим. – Хотел бы я рассказать, что ты делаешь со мной, видя тебя такой.

Но ему не нужно мне рассказывать об этом. Я вижу, что это делает с ним. И в один удар сердца, я понимаю, чего он хочет. Так же как и в нашу первую ночь игры в горничную и хозяина: дай мне попробовать это.

Просто делает он это другим способом.

Просовываю руку между ног, проталкивая пальчики под атлас, и решаю устроить ему небольшое шоу: закрываю глаза и поглаживаю себя, при этом постанываю, раскачивая бедрами. Но когда я убираю руку, вместо того, чтобы поднести пальцы к его рту, я хватаю его за подбородок и провожу влажную линию над его верхней губой, чуть ниже носа.

Он стонет, и этот удивительный, хриплый звук, смешанный с болью я хочу записать на диктофон и поставить на повтор, пока я объезжаю его. Он настолько тверд, его толстый член возвышается до пупка, почти прижимаясь к нему. Бусина смазки выступает и скатывается вниз по его длине.

Мой рот наполняется слюной, а грудь сжимается. Я не думала, что моя игра начнется так быстро. Мне никогда не узнать, правду ли он скажет, но его твердость кажется не очень комфортной, чтобы лгать мне.

– Хочешь, чтобы мой рот побывал на твоем члене, до вопросов? – шепчу я, немного отступая от сценария. Сухожилия на шее напряжены, а на лице такое уязвленное выражение лица, что мне хочется просто дать ему кончить.

– Non, – быстро говорит он, быстрее, чем я ожидала. Его глаза широко распахнуты, губы влажные, в том месте, где он только что пытался слизать со своей кожи мой вкус. – Подразни меня.

Поднимаюсь с его коленей, бросая ему:

– Очень хорошо, – и наклоняюсь к журнальному столику за клипбордом и ручкой. Позволяю ему насладиться видом моей задницы, бедер и красных шелковых стринг. Позади меня он резко и глубоко дышит.

Поворачиваюсь к нему, глядя на мой коротенький список. Я чиркнула пару вещей, чтобы напомнить себе о чем хотела его спросить, потому что из-за такой накаленной обстановки и из-за того, что он обнажен и смотрит на меня так, будто ели сдерживает себя, я могу легко забыть.

Обратно забираюсь на него, провожу ручкой по его гладкой коже груди и спускаюсь ниже к его мускулистым бедрам.

– Мы начнем с легких.

Он кивает, пялясь на мою грудь.

– D’accord. – Окей.

– Если ты когда-нибудь убивал, то твоя душа будет стоить гроши, но мы в любом случае ее заберем.

Он улыбается, немного расслабляясь, когда выясняется, что за игра предстоит.

– Пытал?

Он смеется.

– Боюсь – это меня сейчас пытают, но нет, ничего такого я не делал.

Переведя взгляд на мой список, я говорю.

– Мы можем быстро проштудировать список смертных грехов. – Смотрю на него и облизываю губы. – Именно на этих вопросах мужчины теряют свою стоимость.

Он кивает, уставившись на меня так, будто у меня реально есть шанс изменить его судьбу этим вечером.

– Жадный? – спрашиваю я.

Ансель тихо смеется.

– Я – адвокат.

Кивнув, я делаю вид, будто записываю это.

– Фирма, которую ты ненавидишь, но которая платит тебе смешные деньги за то, чтобы ты выставил в другом свете одну огромную корпорацию, предъявляющую иск другой. Полагаю из-за этого, я могу отнести тебя к чревоугодию, тоже?

На его щеках появляются ямочки, когда он смеется.

– Думаю, да.

– Гордый?

– Я? – спрашивает он с обаятельной улыбкой. – Я скромный, по мере возможностей.

– Точно, – борюсь с улыбкой, смотрю снова в свой список. – Похоть?

Он приподнимает свои бедра, и его член между нами, но я смотрю упорно на его лицо, ожидая ответа, но он не отвечает вслух.

Горячая волна пробегает по моей коже от его проникновенного взгляда, и наконец, я отрываю свои глаза от него.

– Зависть?

Проходит достаточно времени, прежде чем он отвечает на вопрос, мои глаза сканируют его лицо. Он выглядит как ни странно задумчивым, будто это серьезная физическая нагрузка. И впервые, я понимаю, что возможно так оно и есть. Я просто не могу спросить его об этом, будучи Мией, сидя за столом с Анселем, хотя хотела бы того. Никто не может быть таким идеальным, каким он кажется, и часть меня должна понять, где он испорчен, а где уродлив. Но проделать это намного легче в образе служителя Сатаны.

– Да, я ощущаю зависть. – Тихо признается он.

– Мне нужно больше, чем это. – Наклоняюсь вперед, целуя его в подбородок. – Завидуешь чему?

– Я никогда не должен завидовать. Во всяком случае, я, как правило, смотрю на все позитивно. Финн и Оливер... они злятся иногда на меня, говоря, что я – импульсивный, или не постоянный. – Он разрывает наш контакт глазами, смотря на что-то позади меня. – Но сейчас, вспоминаю лучших друзей, и вижу их свободу... я тоже хочу этого. Думаю, именно это – зависть.

Его слова словно укусы. Укусы превращаются в агонию, которая ползет по моему горлу, обволакивая трахею. Сглатываю несколько раз, прежде чем восстанавливаю контроль над собой.

– Понимаю.

Внезапно, Ансель понимает, что сказал, и наклоняет голову, чтобы я смотрела на него.

– Хочу свободы не, потому что я женат, а они нет, – Быстро исправляется он. Его глаза мечутся, ища моего понимания. – Речь не об аннулировании. Я не хочу этого. Мы не аннулировали брак, только потому, что я пообещал.

– Хорошо.

– Я завидую им не по той причине, по которой ты думаешь. – Делает паузу, ожидая, когда мое выражение смягчится, прежде чем он спокойно признается. – Я не хотел возвращаться в Париж. Не для работы.