Текст книги "Берег тысячи зеркал (СИ)"
Автор книги: Кристина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
– Мне пора. Мы не можем терять столько времени на болтовню.
– Знаю, – Вера накрывает мои руки на ее лице своими, и продолжает: – Я пойду помогу своим ребятам. Успокою их. Они очень напуганы.
– Хорошо, – нехотя отпускаю ее, а Вера пятится к выходу.
В ее глазах появляется решительность, в них поднимается холод и спокойствие. Она больше не дрожит, а значит, я могу дышать свободно. Могу, наконец, быть спокоен, хотя бы сейчас.
После ее ухода проходит почти час, а штаб превращается в пункт оказания психологической помощи. Рабочих привозят стихийно, прямо в расположение. Люди взволнованы, напуганы, и с ужасом смотрят на густой шлейф дыма и пепла над кратером. Ситуация накаляется и тем, что местных жителей становится все больше. Наши рабочие то и дело, вступают в перепалки со своим руководством, требуя объяснить, кто и в какой очереди пропадет на единственный самолет.
Каждый раз, направляя новую группу в безопасное место, ищу взглядом Веру. Она и ее молодняк, в полном составе, помогают координировать местных жителей. Берег, куда спускаются люди, действительно выглядит наиболее безопасным, в условиях, когда из-за лесного пожара и дыма начинает ухудшаться видимость.
Я знаю, как справляться с испуганными гражданскими. Но, увы, не готов терпеть истерику мужчин. Как только после разговора с полковником и министром, в модуль штаба врывается новая группа разъяренных рабочих, терпению приходит конец.
– Как вы собираетесь нас эвакуировать?
– Почему самолет не готов?
– В каком порядке будет проходить посадка? Я здесь не останусь из-за местных жителей.
– Да. У нас страховка. Вы отвечаете за наши жизни. Мы хотим домой. К семьям.
Я осматриваю шестерых рослых мужчин цепким взглядом. Он не выдает эмоций. Вернее, я их настолько сдерживаю, что держу зубы стиснутыми в замок. В то время, когда весь личный состав, едва справляется с наплывом испуганных островитян, а доктор Чен, всего с тремя военными хирургами, оказывает медпомощь раненым фактически в полевых условиях, эти… мужчины, не нашли ничего умнее, чем вести себя хуже женщин "еге".
– Почему вы не отвечаете? Вы ведь руководитель штаба? Вы солдат.
– Всем молчать, – сурово осекаю мужчин, а в дверях застывает Джеха.
Присутствующие стихают, а я чеканю:
– Первое. Эвакуация и посадка на борт состоится через час. Второе. Если еще хоть один ваш коллега ворвется в штаб командования с целью устроить скандал, этот час он проведет в обезьяннике. За решеткой. Третье. Да. Мы несем за вас ответственность. А потому с этого момента, принимая во внимание все риски, я объявляю в периметре расположения военное положение. Это значит, что с настоящей минуты и до момента взлета борта, все без исключения обязаны выполнять приказы военных вне зависимости от их ранга. За невыполнение приказа – админпротокол, и арест. Если не хотите просидеть час в камере в наручниках, вы прекратите мешать нашей работе. Ваша задача спокойно дождаться начала посадки на борт, и так же спокойно содействовать спасательной операции. Разговор исчерпан. Следуйте в казармы и не выходите на открытую местность. Не снимайте защитных масок и касок. Следуйте указаниям военных. Свободны.
Все шестеро явно внимают моим словам. Мужчины, хоть и со злостью во взглядах, но молча покидают штаб.
– Что с гражданскими бортами? – Джеха становится напротив стола, и заглядывает мне в глаза. – Сан?
– Пока что, согласился только один. Второй… запросил компенсацию за срыв рейса и дополнительную оплату из-за рисков. Полковник решает этот вопрос, – я с горечью закрываю глаза, и с силой выдыхаю.
– Понятно, – Джеха поправляет болтающийся респиратор на шее, и хмурясь продолжает: – Островитян все больше. Я приказал привести всех, но проблема с северной деревней. Оттуда доставили только раненых. Местные во главе с этим чокнутым шаманом заявили, что должны "дождаться белую луну".
Я вскидываю нахмуренный взгляд на друга, а он кивает.
– Так и сказали дословно. Чтобы зашла красная луна, и всех спас бог в горе, они ждут белую луну. Говорят она на острове, и пока не придет за ними, они не станут уходить из деревни.
– Щибаль. *(Проклятье) – цежу сквозь зубы.
– Ты же понимаешь, что их можешь привести только ты. Шаман доверяет только тебе, Сан.
– Знаю, – киваю, и тут же перевожу взгляд на двери.
В них входит Вера, и с совершенно безумным видом подходит к столу:
– Прорыв, – глухо шепчет, чтобы это слышали только мы с Джеха. – Пять минут назад сработали шесть термических датчиков на севере острова, у подножия. Мы их установили, чтобы подготовиться к подъему на гору ближе к кратеру. Потому данные достоверные. Я сама контролировала установку. Там случился прорыв магмы, и началось извержение. Лава движется вниз по склону прямо на серверную деревню. Вы увезли оттуда людей?
– Ты уверена? – переспрашиваю, обмениваясь встревоженным взглядом с Джеха.
– Да, Сан. Полностью. Скачек температуры был резко-амплитудным, показал тысячу по Цельсию, а следом сигнал пропал. Значит, датчики уничтожены магмой. Учитывая рельеф местности, растительность и породу на пути магмы, лавообразующий процесс не так быстр. Надеюсь, там нет никого? Я спрашивала у медиков, но доктор Чен просто молчит и прячет взгляд. Их не привезли с остальными жителями?
Я упираюсь руками в стол и опускаю голову. С самого начала, что-то так и подсказывало, что со стариком Юмаем будут проблемы.
– Сан? – Вера мягко обхватывает мою ладонь, и нежно сжимает в руке.
Смотрю на эту картину всего несколько секунд, и сразу, будто по частям собираюсь. Кажется, минуту назад я был полностью разбит, но ее прикосновения достаточно, чтобы снова собрать себя в кучу.
– Там живет старый шаман. Все из-за него, – поясняет вместо меня Джеха.
– Шаман? Он-то здесь причем? Так людей действительно еще не привезли? – Вера повышает голос, а мне приходится выпрямиться и отпустить ее руку.
– Сколько у нас времени? Хотя бы примерно? – спрашиваю, опуская пустой треп.
– Час, Сан. Это наиболее достоверный максимум, судя из того, что я вижу, – Вера едва шепчет. – Кроме того, как только лава достигнет леса, начнется верховой пожар. Молниеносно все будет охвачено огнем, а у поверхности земли ляжет едкий дым.
На ее лице шок.
Я впервые вижу, как в ее глазах застывают все эмоции разом.
– Джеха, я еду в деревню. Тебе придется закончить погрузку рабочих и наших солдат с Вон Хо. Увози всех. С собой я забираю только десять человек добровольцев, чтобы привести людей из деревни.
– Их там около двухсот. Примерно пять десятков уже здесь. Тебе не хватит десять грузовиков, – Джеха хмурится, а Вера продолжает молчать в ступоре.
Она знает это, но боится сказать.
– Уже поздно, Вера? – переспрашиваю сухо и спокойным голосом.
Мне не в первый раз видеть смерть.
Вера закрывает глаза и только нервно кивает.
– Ты же сказала час или полтора? – удивляется Джеха.
– Это, если движение лавы действительно соответствует моим расчетам, майор Пак. Но их мог убить и сероводород. Гейзеры, которые образовались, прямой его источник, – она так тихо говорит, будто в ее горле стоит тугой комок. Вера смотрит мне в глаза и едва сдерживает слезы. – Я думала, они все уже здесь…
– Нет, Вера. Они все еще там.
Отвечая, я беру со стола респиратор и поворачиваюсь к Джеха:
– Мы ждем тебя.
– Не геройствуй там, пупсик, – он подмигивает мне и кивает Вере, а следом быстро уходит.
– Спорить с тобой о том, что ты не поедешь в деревню со мной, скорее всего, бесполезно, – озвучиваю очевидный для себя факт, и встречаю решительный взгляд Веры.
– С женщинами вообще спорить чревато, майор Кан.
– Это бесспорно, – я киваю и протягиваю ей другой респиратор. – Особенно с моим профессором.
– Так точно, майор спасатель, – Вера пытается шутить, мы пытаемся не думать о том, куда едем, и что увидим, но все тщетно.
Невозможно разрядить обстановку, в которой на кону человеческая жизнь.
Никак. Если ты, конечно, не бесчеловечный зверь.
– Будет сложно, чаги*(милая).
– Знаю, – Вера уверено и собрано отвечает, и надевает респиратор.
– И будет, возможно, очень страшно, – едва шепчу грубым голосом, ведь не хочу, чтобы она видела смерть.
Однако эта Вера удивляет меня вновь.
– Ты со мной. Это главное, Сан. Главное… что мы вместе.
Осматриваю ее лицо слишком открыто. Делаю это точно так же, как в первый раз, когда увидел.
Прости, Вера. Но в этот раз, тем, кто уйдет, могу стать я…
* * *
Я пытаюсь держать эмоции под контролем, но это чертовски сложно. Невозможно вести себя рационально, когда переживаешь подобное впервые. Читать об этом и смотреть документалки – не все равно, что видеть страх в глазах людей. Это как попасть в его абсолютный водоворот.
Чей взгляд не поймаешь – в каждом страх.
Я в последний раз, едва добираюсь до нашего с девушками дома. Задымленность становится плотнее. Это логично, когда горит лес. И не просто лес, а тропический и очень старый лес.
Хаотично разбирая вещи, выкидываю прочь ненужный сейчас хлам, пока не нахожу необходимое: документы, накопители с данными по острову, и крестик, который забыл утром Сан.
Вспоминаю, как это произошло, и закрываю глаза всего на секунду.
Поднявшись, осматриваюсь в последний раз, в поисках более прочных вещей. На то, чтобы переодеться уходят считанные минуты.
А время сейчас слишком ценно.
Оказывается время не просто разное, в понимании своего предназначения. Оно абсолютно разное. И если прошлая секунда была пустой, то следующая быстро наполняется смыслом. Время не отрезок на циферблате, и не количество секунд в минуте. Время – реальность вокруг. Она меняется, мы меняемся, а с ней разным становится время.
Время, когда-то, стало для меня судьбоносным. Как и сейчас, оно снова решает мою судьбу.
Вернувшись к транспортнику, бегу сквозь поток людей, которые спешно спускаются к заливу. С облегчением замечаю, что посадка работников и солдат на борт начинается, и немедленно нахожу ребят. Они стоят в общей толпе, и явно ждут меня.
– Мадам. Мадам, но как же вы? – Патрисия хватает мою руку, а Фелис едва не плачет.
Лица девочек в саже, в глазах застыл ужас, а голоса звучат, как писк. Парни держатся лучше. Особенно Франко, которого явно интересует только Патрисия. Он будто приклеен к ней взглядом, и боится упустить из виду хоть на секунду.
Осматриваясь, нахожу глазами Сана. Он бежит через взлетную полосу к шеренге солдат, которые стоят у ряда грузовиков.
– У меня мало времени, – быстро говорю, сдерживая слезы и дрожь. – Франко, – обращаюсь к парню и достаю флешку и документы.
Парни хмурятся, а Патрисия с Фелис бледнеют. Нельзя терять ни минуты. Сан ждет. Я быстро и строго говорю, как можно громче.
– На накопителе все наши исследования. Все, что мы успели сделать. Это поможет вам закончить свои диссертации. Не потеряй. А еще…
Дыхание дрожит, но я продолжаю:
– Я прошу тебя, кое-что сделать для меня, – цепко смотрю ему в глаза.
– Мадам, что вы удумали.
Патрисия едва не рыдая, жмется к Франко. Я поднимаю взгляд от крестика в пакете, и осматриваю лица каждого, кто передо мной.
Бернард… Светловолосый и улыбчивый мальчишка, опоздавший на мою первую лекцию. Прекрасный молодой человек, умеющий слушать вдумчиво и молча, но поступать, искренне и открыто.
Шон… Высокий брюнет с настолько ярким взглядом зеленых глаз, что порой я его замечала даже на самом последнем ряду в лекционной. Парень, ворвавшийся в наш с Женькой кабинет со словами: "Мадам, я хочу, что вы были куратором моей научной работы".
Фелис… Педантичная, строгая к себе, исполнительная, и дотошная, как всезнайка. С ней нельзя забыть ни о чем. Но я влюбилась в ее рисунки, в ее талант. Она напомнила мою мать. Жаль, наверное, я могу и не выставить ультиматум ее отцу. Я бы его знатно поколотила.
Патрисия… Моя улыбчивая и неуклюжая катастрофа. Расхлябанная, живущая в хаосе, но в согласии со своим сердцем. Честная со всеми и в первую очередь, с собой. Я бы хотела побывать на их свадьбе с Франко.
И наконец… Франко. Друг, хотя и младше на чертову кучу лет. Так бывает, когда человек становится тебе близок.
Хотя он и выглядит порой, как юный и еще наивный мальчишка, Франко умеет брать на себя ответственность.
Только он знает, куда и к кому я все эти годы ездила в Тоскану.
– Отвези, и передай ему это лично, Франко, – схватив руку парня, и вложив в нее пакет, замечаю, как Джеха начинает подгонять людей.
– Мадам, это же… Вы можете сделать это сами. Вы должны лететь с нами. Не дурите, мадам, – Франко хмурится, ища взглядом поддержки у друзей.
– Нет, Франко. Я не сяду с вами на самолет, – отвечаю, а горло вяжет от осознания, что сама, возможно, подписываю себе смертный приговор. – Я останусь здесь.
– Мадам, основное извержение уже началось… – Фелис, как и всегда, припечатывает правдой. – Оно усиливается. Весь остров будет объят огнем. А пепел…
– Не даст взлететь. Я знаю, Фелис. Знаю, ты умница, – я прикасаюсь к щеке девушки, выдавливая улыбку сквозь слезы.
Она бросается ко мне в объятия, а за ней и остальные.
Да, у нас может не быть и тех двенадцати часов, о которых я сказала Сану.
Вернее, их уже нет.
В спешке пробираюсь сквозь толпу, и стараюсь не оборачиваться. Знаю, что они смотрят вслед, понимаю, что ждут, что я передумаю, но решение принято.
Я нужна здесь. И причина не только в Сане.
Садясь в кабину грузовика, я застегиваю куртку, и надеваю респиратор. Сан заводит мотор и трогается с места, быстро вырываясь вперед по грунтовой и ухабистой дороге.
Какое-то время, мы едем в полном молчании, пока я не хватаю его за руку со словами:
– Медленнее, – осматриваю склоны, вдоль которых возвышается уже объятый дымом лес. – Здесь надо быть предельно аккуратным. Мы можем угодить в поток лавы, потому что поднялись достаточно высоко вдоль подножия.
– Деревня уже рядом. Ты права.
Сан высовывает руку из окна и показывает водителям позади ехать аккуратнее.
– Ты говорил они суеверные? – спрашиваю не из любопытства, а чтобы понять, как попытаться их уговорить.
Если деревня не уничтожена полностью.
– Старик Юмай их местный шаман. Что-то вроде вождя, – поясняет тихо Сан, и сворачивает на шаткий мост.
Он ведет через небольшое ущелье. Это выглядит красиво до того, как я замечаю, что по скалам вниз стекает вязкая лава. Она выжигает на своем пути все, а территория над участком, где она прошла, объята огнем.
– Это плохо. Ты это хочешь сказать? – Сан спрашивает сухо, а я слово выдавить не могу.
– Будем надеяться, что люди отошли хотя бы подальше от потока. Но… это очень плохо, Сан. Нам не будет, чем дышать в таких условиях. Температура экстремально высокая, и подходить ближе, чем на десять метров к потоку категорически нельзя. Тепловой ожог обеспечен.
– Придется забрать только выживших. Раненых не успеем. Знаю, Вера.
Продолжая двигаться не спеша, мы наконец, въезжаем на территорию довольно просторного плато, на котором находится деревня.
Вернее, находилась.
Открыв дверцы салона, все, что могу разглядеть за густой завесой дыма, – очертания хижин. Людей не видно, а глаза выедают пары серы и угарный газ.
– Господи… – осмотрев почву под ногами, ступаю в толстый слой пепла.
Прошло всего три часа…
Солдаты быстро покидают кабины грузовиков. В их числе замечаю старшину Ю. Парень на миг показывает удивление во взгляде, но следом бежит за сослуживцами, исполняя приказ Сана.
Я аккуратно двигаюсь вперед, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Иду, как можно медленнее, чтобы хорошо слышать каждый шорох. Но кроме гула камнепада, и треска горящего леса у подножия, не различить ничего.
– Шистиати а Сун. Белая луна. Белая луна, – внезапно мое плечо кто-то хватает, а я отшатываюсь и оказываюсь в руках Сана.
– Юмай, – его утробный рык, вызывает яркую вспышку дрожи.
Сан отпускает меня, и притягивает за хламиду из невообразимых грязных тряпок, старика. Действительно шамана. Передо мной стоит мужчина преклонных лет, и выглядит, как вождь племени какого-то дикого народа.
В принципе, почему какого-то? Это и есть дикое поселение.
Сан снимает с плеча кислородный баллон и быстро протягивает старику трубку с маской. Юмай хватается за нее, и делает настоящий глубокий вдох.
– Где все, Юмай? Где люди? – Сан настойчиво напирает на него, а шаман, закатывая глаза от облегчения, тычет в сторону леса.
– В пещера, – наконец, произносит увереннее. – Юмай отвести их в пещера, и ждать белая луна. Там бог защищать людей много-много лун. Этот гнев не первый. Но он быть беспощаден в этот раз. Бог быть зол. Вождь Сан убить его жертва. Большая кошка быть жертва бога Юмай.
От потока ереси, которую несет мужчина, становится дурно. Какой, к черту, бог? В горе? Что за глупость.
Я бросаю взгляд на Сана, и прислушиваюсь к тому, что он передает по связи солдатам.
– Послушайте, – обращаюсь к шаману. – Мы приехали вас забрать. Немедленно. Иначе вы погибнете. Вы понимаете меня?
Однако старик хватает мою руку и быстро тараторит так, что едва разобрать:
– Белая луна отдать красная камни? Отдать их. Они не амулет белая луна. Они приносить беды белая луна и вождь Сан. Юмай видеть сон. Это не камень белая луна. Чужая. Надо вернуть его хозяин. Вернуть, белая луна. Вернуть хозяин. Они должны защищать хозяин.
О чем, ради всего святого, он говорит?
– Идти за Юмай, – старик начинает тянуть нас в сторону леса.
Сан кивает мне, а следом я слышу, как старшина Ю измучено шипит по рации, что местные в огромной пещере и отказываются ее покидать.
– Не переживать. Они увидеть Белая луна и пойти за ней. Они пойти за женщина вождь Сан.
Я торопею, а, едва не раскрыв рот, замечаю, как Сан обреченно качает головой. Видимо, он подобное не первый раз слышит, если реагирует вот так спокойно.
Мы достигаем пещеры слишком медленно. Радует, что я облажалась в предположениях. Поток обошел деревню. Более того, войдя через несколько камер глубокой пещеры, мы попадаем в огромный грот, в котором нет и намека на дым. Внутри, конечно душно, дышать очень тяжело из-за того, что мы стоим, словно в сауне, но это действительно убежище. Отличное убежище, если упустить, что на улице не война. Там не бомбы падают, а этим люди в печке, которая с каждым часом нагревается все сильнее.
Их десятки. Здесь и старики, и женщины. С ними очень много детей. Все собраны, но напуганы. Страх виден и в их взглядах. Как только мы появляемся на небольшом островке, островитяне оживают. Они громко переговариваются, а некоторые прямо тычут пальцами в нас с Саном.
Шаман произносит новый набор звуков, после которых, все без исключения, кивают.
– Они пойти с белая луна и вождь Сан. Пойти. Они быть согласны.
– Юмай, здесь все? – строго спрашивает Сан.
Старик грустно опускает голову и отрицательно кивает.
– Нет. Мужчина почти вся пойти искать выход для своя семья. Они погибнуть от гнева бога. Юмай видеть своя глаза. Мужчина задохнуться едкая дым.
– Пары сероводорода, – убито шепчу. – Сан, быстрее. Нет времени.
Он резко поднимает на меня взгляд и чеканит:
– Надеть тепловизоры. К потоку лавы дистанция десять метров. Передвигаться в три цепи друг за другом. Цепи замкнуть, и следить, чтобы люди не отступали ни на шаг из шеренги. Главная задача – вывести первыми женщин и детей. Выполнять.
– Есть, – солдаты быстро выполняют приказ, а Сан хватает Юмая за плечо и быстро чеканит:
– Юмай. Скажи, чтобы каждый прикрыл рот любой тряпкой, лоскутом одежды, хоть чем-то. Объясни им, что нужно ступать след в след друг за другом, и держать руку на плече впереди идущего. Идти нужно медленно и спокойно, Юмай. Особенно дети. Они должны быть на руках родителей, а кто старше впереди матери, или отца. Не выпускать из виду детей. Передай им, что паника – это неминуемая смерть. Они должны быть собраны и спокойны. Мы выведем их.
Юмай кивает и немедленно объясняет все людям. Некоторые быстро пересаживают детей на спину. Даже достаточно взрослых детей они собираются нести сами. Подобное восхищает, и выглядит впечатляюще. Эти люди, будучи необразованными, живущими в условиях почти полной изоляции, сами выстраиваются в три длинные цепи, которые замыкают старики. Они быстро пропускают вперед всех молодых людей, буквально с криком толкая их в спину.
– Пора, – Сан, указывает себе за спину.
Длинными цепочками, мы достаточно быстро движемся к выходу из пещеры. Наверное, в такие моменты следует молиться, просить о милости, но в моей голове пусто. В ней только тревога и страх. Сердце колотится в груди, руки вспотели, а дыма снаружи стало только больше.
Делаю вдох с дрожью, а все, что слышу – движение воздуха внутри респиратора. Как только, позади слышится сигнал от солдат, что последний человек покинул пещеру, начинается самое трудное. Мы движемся буквально шаг в шаг и с такой осторожностью, будто ступаем по тонкому стеклу. Все, что способно успокоить в такой ситуации – крепкая спина идущего впереди мужчины.
Сан двигается плавно и не спеша. Для чего он достал оружие – оказывается загадкой. И надо бы мне голову действительно пеплом посыпать, ведь я – человек, который в первую очередь должен хотя бы в теории просчитывать все риски, даже не задумываюсь о подобном.
К тому моменту, когда Сан производит оглушительный выстрел, а за ним слышатся еще три, я понимаю, что не учла. Дикие животные в подобных условиях еще опаснее. Они не просто охотятся, а находятся в состоянии полной защиты, и стремления к выживанию.
А мы для них – пища. Еда, которой может потом и не остаться.
Потому, когда я слышу невозможно ужасный звук воя, понимаю, что мы едва не подверглись нападению диких животных. Но даже тот факт, что для них мы просто мясо, не умаляет того, как глаза щиплет от слез, вызванных мучением зверя.
– Чисто. Продолжаем движение, – Сан хватает мою руку, и закидывает обратно на свое плечо.
Я не вижу его глаз. Они скрыты прибором, а лицо респиратором. Это страшная картина. Хочется поскорее снять с него все это, и оказаться на берегу у серого моря, где невозможно ярко сверкают осколки зеркал.
Да. Именно туда я хочу. Именно туда мы уедем после этого ужаса.
Мысли внезапно занимает совершенно иное. На миг тревога в груди утихает, а перед глазами появляется нежная улыбка маленькой девочки. Какая она теперь – его Ханна? Наверное, выросла. Стала еще красивее, а на берегу уже не одна мозаика, а несколько. Я хочу узнать ее. Поговорить опять, и стать ближе. Мысль о том, что ступая среди покрытых пеплом и объятых дымом хижин, думаю о его дочери, ошарашивает. Странное чувство тревоги, что Сан должен быть не здесь, а рядом с ней, толкает собрать всю волю в кулак.
Вот же я дура. Едва не похоронила нас. Франко и ребят испугала.
– Сан, еще далеко? – быстро задаю вопрос, решая, что надо все же поторопиться.
– Мы почти у грузовиков. Моторы еще не успели остыть. Я вижу все десять машин в ста метрах от нас. Еще немного.
– Хорошо, – отвечаю, и оборачиваюсь к старику.
Шаман цепко держится рукой за мое плечо, и хмуро осматривает последние постройки у заезда. Они объяты дымом, а видимость почти нулевая.
– Вы вернетесь домой, Юмай. Вернетесь, – решаю подбодрить его, а он поднимает на меня взгляд и кивает.
– Юмай и не улетать на птица. Юмай отправить своя людей. Это долг Юмай, и отца Юмай, и деда Юмай, и деда деда Юмай. Долг Юмай защищать люди эта деревня.
Спорить с таким человеком бесполезно. Не сядет? Заставим.
Через несколько метров, наконец, и я замечаю машины. Мы останавливаемся, а солдаты немедленно начинают направлять людей к кузовам грузовиков.
Помогая им, я улавливаю, как Сан замирает, повернувшись в сторону ущелья.
– Что там? – спрашиваю, ведь из-за дыма не разглядеть ничего.
Нам крупно повезло, что мы в тропическом лесу. Будь это широколиственный, или того хуже хвойный лес, мы бы задохнулись за считанные минуты.
Сан не отвечает на вопрос, а снимает тепловизор и передает мне. Я хмурюсь, а надев прибор, замираю всем телом. Широкий поток лавы вот-вот достигнет моста. Хлипкого и шаткого моста, который будет уничтожен за секунды, как спичка.
– Юмай. Подгоняйте людей. Пусть садятся в машины быстрее, – Сан отравляет старика к людям.
Наши взгляды встречаются молниеносно. Мы дышим глубоко, а Сан качает головой, чтобы я молчала.
– Ты сядешь в первую машину.
– Нет, я поеду с тобой, – парирую.
– Ты сядешь в первую машину, Вера, – он настаивает, и кивает старшине Ю.
Я знаю, что ты собрался делать.
– Сан.
Я пячусь к его грузовику, но он хватает меня под руку, и быстро сажает в салон к старшине Ю. Сопротивляться бесполезно, дверцы защелкиваются.
Я слышу только холодную команду:
– Трогай.
Хватаюсь за ручку, оборачиваюсь, и пытаюсь найти понимание в глазах Сана. Однако, поздно. Старшина так резко срывается с места, что вскоре все перед глазами превращается в размытые силуэты среди дыма.
Заставлять его остановить грузовик, и подвергнуть опасности столько жизней – чистый эгоизм.
Когда мы пересекаем мост, по телу бежит леденящий озноб. Он уже трещит по швам, что говорить, когда по нему решит проехать последний грузовик.
И за его рулем будет этот самоотверженный дурак. Мне бы злиться, но это дикость. Я должна понимать, почему он так поступает.
Я боюсь за него. Так боюсь, что ступор накрывает все тело.
Внутри поднимается алчность, эгоизм, злость и упрямство. Я не хочу, чтобы он рисковал своей жизнью ради других.
Не хочу. Хватит. Этого я уже не переживу.
Я не хотела, чтобы это делал Алексей. Не желала, чтобы он подвергал себя опасности, не воспринимала его стремления "исполнить долг".
Однако, сейчас все намного хуже. И мне, увы, не стыдно ни капли. После того, что я пережила, после того, что потеряла, и какую боль перенесла, плевать хотела на весь мир.
Сан не должен рисковать собой. Его жизнь бесценна для многих людей. Для его дочери. Для меня, в конце концов. Она бесценна для меня.
Однако же, проблема не в том, чего хочу я. Невозможно изменить отношение человека к тому, что он привык видеть, как данность. Сан живет подобной жизнью годами.
Он не Алексей. Сан, вероятно, видел намного большее, если привычно спит в тропических зарослях, а ночью не может подолгу уснуть.
Я до сих пор так мало о нем знаю. Не о том, что было между нами, а о нем. Подобная мысль, снова приводит в сознание. Ранит, задевает душу, прошивает ее острыми иглами, будто рубцы оставляет.
Заметив, как я дрожу в ознобе, старшина Ю на миг переводит взгляд на боковое зеркало, и басовито произносит:
– Он миновал мост. Командир едет за нами, профессор. Будьте спокойны. Он всегда выполняет то, что обещал. Всегда.
Я раздраженно закатываю глаза, и качаю головой со словами:
– Как можно быть уверенным в подобном на острове, который накрывает лава? Старшина Ю, вы мне казались сознательным человеком.
– Он спас мне жизнь во Вьетнаме и Афганистане, профессор. Дважды. Сказал, что я буду жить, и я выжил.
Парень резко меня осекает. В его голосе сквозит сталь, а лицо по-прежнему выражает холодную решительность. Кровь застывает в жилах, пальцы немеют, а по телу бежит дрожь.
– Как ты… Сколько тебе лет? – выдавливаю сиплым голосом.
– Двадцать семь, агашши *(госпожа).
– Как ты попал в Афганистан? – я едва шепчу, а старшина немедля отвечает:
– В составе одного из последних миротворческих контингентов ООН "Рассветный пик". Сейчас база ликвидирована. Как вы знаете, США вывели свой континент из Афганистана, а с ними ушли все дипмиссии. Тогда все было иначе. Тогда "Рассветный пик" был огромным военным объектом, на котором жили тысячи солдат со всего мира. И не только солдат. Я встречал там медиков из Комитета Красного Креста, волонтеров и спасателей. Сотни людей, посвятивших свою жизнь другим людям.
Я ошарашено сажусь удобнее.
Сан был в Афганистане? А где еще? Сумятица из мыслей становится ярким последствием испуга. Сердце, наконец, прекращает колотиться, а взгляд постоянно возвращается к боковым зеркалам. Вид грузовиков приносит ненадолго покой.
Он действительно успел.
– Ты сказал, что он спас тебя, старшина. Расскажи…
– Это не то, что должен вам я говорить, – парень искоса заглядывает в мои глаза.
– Ты бы не стал начинать просто так. Значит, знаешь, что он мне не захочет рассказывать сам.
– Не захочет. Вы правы, профессор. Подобное, вряд ли хочется вспоминать, а тем более рассказывать близким, – парень аккуратно сворачивает в сторону грунтовой дороги.
Видимость становится в разы лучше, и есть возможность снять респиратор. Я стягиваю его, а сделав глубокий вдох, тихо произношу:
– Расскажи. Я хочу знать, старшина. Слово даю, он никогда не узнает, что мне все известно. Просто расскажи, – я устремляю взгляд на парня.
Старшина осматривает мое лицо так, будто ищет на нем подтверждение сказанному. Вероятно, отыскав нужное, он снова возвращается к дороге. Сосредоточенно следит за ней, но все же начинает говорить.
– Нам поступил приказ от командования сопроводить до места переговоров одного из главарей группировки Талибан. Сафран считался одним из опаснейших террористов. Но он оказался единственным, с кем еще можно было вести переговоры. Было принято решение устроить встречу с ним, чтобы обменять наших и американских пленных парней, на его двух "братьев по вере". Да только с настоящим шириатом их садизм связан не был никак. Хаял и Шемиль не афганцы. Они из Туркменистана, и были пойманы нашей стороной во время побега во Вьетнаме. И Хаял, и Шемиль – звери, агашши. На их счету пять сотен невинных жизней и три теракта. Американцы удерживали их в одной из Вьетнамских тюрем.
С каждым словом старшины, досада и грусть все крепче сдавливают в тисках грудь. Я, и правда, не знаю, что на самом деле пережил мужчина, в которого влюблена без памяти. Не знаю, и даже не представляю.
– Встреча была назначена во Вьетнаме. Но нас обвели вокруг пальца. Наша тактическая группа спецназовцев прибыла с американцами не для того, чтобы отдать Сафрану его дружков. Оказывается, у американцев были свои планы на него и его подельников. Они выдали их Сафрану сами. До встречи с тактической группой из Кореи. Как только мы сели во Вьетнаме, этих подонков подняли на наш борт сразу. Говоря – мы, – я имею ввиду такую же тактическую группу, но из "Рассветного пика". В ее состав входило двое летчиков, и пять бойцов специального назначения. Среди пилотировавших борт Сафрана был майор Кан, агашши. Когда мы поняли, что все переиграла сторона американцев, которая собралась ликвидировать и Сафрана, и его дружков, выхода не осталось. Нас бросили, и защитить нас было некому. Понимая это, командир Кан отказался лететь дальше на встречу для якобы передачи этих тварей. Мы не были готовы, к тому, что у Сафрана такая поддержка во Вьетнаме. И, конечно же, нас взяли в плен. Пять месяцев, мы провели в таком месте, агашши… – его голос звучит совсем глухо и сипло. Я вижу, как ему трудно, понимаю это, и благодарна, что старшина продолжает: – Вам лучше не знать, что нам приходилось делать, чтобы выжить. Именно тогда, майор Кан сказал мне, что вытащит нас любой ценой. И он сдержал слово, агашши. Он помог нам бежать в тот день, когда Сафран решил продать своих же дружков обратно американцам. Нас приготовили для устрашения, и как рычаг давления на наших сослуживцев. Американцы снова запросили помощи у Кореи. Однако командир знатно смешал им карты. Я не знаю, где мы взяли силы, но ночью перед переброской к заброшенным деревням, сумели выбраться из десятиметровой ямы, и сбежать.
