Текст книги "Берег тысячи зеркал (СИ)"
Автор книги: Кристина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
– Почему… – начинаю, но Сан отстраняется и чеканит:
– Джеха. Спускай второй трос. Сколько ждать?
– Уже, – сверху доносится голос майора Пака.
– Так меня все руководство спасать явилось? – зло цежу сквозь зубы, пока Сан закрепляет на себе страховку.
– Так точно, профессор. А теперь прекратите истерить, и сосредоточьтесь на спасении. Мы не на прогулке… по Монмартру. Здесь опасно.
– Из вас сегодня остроумие прямо хлещет, майор.
– Рад угодить, – слышу не менее злой и холодный ответ, но замечаю, что блеск в глазах Сана вспыхивает опять.
Какая прелесть. Значит, мы играем все это время? Что ж, придется принять эти правила. Выхода нет. Это даже заводит.
– Тогда спасайте уже. Чего встали, майор спасатель? – парирую.
– Как вам будет угодно, профессор, – он резко, но все же бережно поднимает меня снова.
– Угодно-угодно, майор, – продолжаю холодно, а сама намеренно сдавливаю его шею рукой сильнее, а в плечо вонзаю ногти.
Это превентивная мера. Чтобы больше не игрался.
Сан сжимает губы в тонкую линию, а как только тросы натягиваются, холодно и отрывисто приказывает:
– Тяните.
Говорить о том, что у водопада развернули целую спасательную операцию нет смысла. Еще меньше его в том, чтобы сопротивляться Сану. Не успев встать на твердую почву, он кивает бойцам и Джеха, и меня кладут на носилки. Есть некая прелесть в том, что тебя несут двое мужчин, пока ты рассматриваешь пейзаж тропического леса. Даже боль не чувствуется так явно.
Только злость. Я его поцеловала. Сама потянулась и сделала первый шаг. А он встал столбом и приказал не устраивать истерик. Я разве это делала? Кажется, истерия в своем проявлении немного иная.
Осматривая спину Сана, замечаю, как крепко сжимаются его ладони вокруг ручек носилок.
Он злится? За что? За поцелуй? Господи, да как понять его?
– Майор Пак, – произношу, прищуриваясь. Сан замедляет шаг всего на мгновение. Видимо, чего-то боится. Прямого вопроса, но не ему? Какая прелесть. – Могу я вас спросить о личном?
Поднимаю лицо, и встречаюсь с хмурым взглядом Джеха. Он быстро осматривает спину Сана, но все же кивает и соглашается.
– У майора Кана есть девушка? Может быть, жена появилась? – приподнимаю бровь, устраиваясь удобнее.
Все-таки колено саднит нещадно, как и спину и плечо. Однако весь дискомфорт сглаживает реакция мужчин. Всех. Ведь я задаю вопрос хоть и на ломанном, но корейском. В таком случае, все бойцы, которые следуют за нами, прекрасно понимают его смысл. Они замирают, как только Сан останавливается, а Джеха каменеет от моей наглости.
– Майор спасатель? Что-то на дороге? Чего мы встали? – язвлю и дальше, играя на том, что любой кореец ненавидит – на своем высоком статусе, и высокомерии.
Как тебе такой ответ на твой холод?
Сан молча продолжает движение, а Джеха тактично кашляет, пытаясь смолчать.
Нет, голубчик. Мы завершим начатое.
– Вы не поймите меня неправильно, майор Пак. Я женщина слишком занятая, и так случилось, что одинока… – Сан снова замедляет шаг, а я замечаю, как Джеха приподнимает уголок губ в полуулыбке.
Ну же, майор, подыграй. Мне плевать с кем он спал эти два года. Я сама его бросила. Имел право. Но сейчас… Я вижу, что он все еще может быть со мной. Вижу и не хочу отпускать. Вы сложные люди. Я знаю, майор. Но он мне нужен. Нужен любым.
Пытаюсь передать все через взгляд. Верю и надеюсь, что Джеха не глуп. Я ему не нравилась раньше, но он все равно позвонил мне, чтобы спасти друга. Он знал, что я примчусь к Сану на помощь. Знал, еще тогда.
Слава богу, он не разочаровывает:
– Это очень личный вопрос, госпожа. Я могу дать только расплывчатый ответ.
– Джеха, – Сан осекает его, а повернувшись, чеканит: – Прекратите этот цирк. Оба.
Я не обращаю на его "истерику" внимания. Это не интересно, и мало впечатляет. А вот затеянная мной шалость намного эпичней.
– Прошу вас, майор. Дело в том, что я не привыкла себя так вести. Но майор Кан вынуждает меня намеренно. Я его поцеловала, и боюсь как бы…
На этот раз замирает, наверное, даже ветер. Я вижу очертания пропускного пункта в расположение, и думаю, что если продолжу, придется бежать даже хромая. Ведь Сан так резко и цепко заглядывает в мои глаза, что я немею.
– Даже так? – Джеха тихо спрашивает, и мысленно, наверное, благодарит, что это я сказала на английском.
– Да, и теперь меня мучают угрызения совести, – киваю, и тяжко вздыхаю.
– Ужасно… – начинает Джеха и медленно поднимает взгляд на вставшего столбом Сана. – Это ужасное отношение к такой женщине, как вы. Учитывая, что просто так его да-а-авно никто не целовал.
– Серьезно? – я продолжаю строить дурочку, и поворачиваюсь к Сану.
– Наигралась? – он холодно шепчет, а Джеха строгим тоном отправляет прочь бойцов.
– А ты? – спрашиваю так же тихо, и так же горько.
Он отводит взгляд, и молча, продолжает идти к медицинскому блоку. Минует пропускной пункт, а свернув, ускоряется. У входа в два, явно привезенных, модуля медпомощи стоят мои ребята. Патрисия и Фелис держаться за руки, а парни просто подпирают собой стенки металлического сооружения.
– Мадам, – Патрисия вся в слезах, походит первой. – Мадам, нам запретили покидать периметр, пока вас не найдут. Простите. Мы ждали вас здесь.
– Все хорошо, – я улыбаюсь, а подмигнув Фелис, продолжаю: – Видимо, пройти боевое крещение должна была и я. Все обошлось. Не нервничайте.
Увы, это легче сказать, чем сделать. Девочки не отходят от меня ни на минуту, а я упускаю из виду Сана. Он исчезает, как только начинается осмотр. Немолодой военный медик, кажется, незнакомым. Позже, я узнаю, что он работает здесь только по утрам, и в экстренных случаях. Все время доктор Чен находится в больнице для островитян.
Травмы оказываются настолько пустяковыми, что даже доктор удивляется моей везучести. Вот только место, по которому больно ударил трос, к вечеру саднит хуже. Я остаюсь в блоке для больных на всю ночь одна. Ребята не хотят уходить, но я заставляю их отправиться работать и отдыхать. Нечего меня обхаживать, я не калека.
Ведь хорошо знаю, что мои травмы ничто в сравнении с тем, каково быть действительно калекой. Ушиб, ссадина, царапина и даже порез – чушь, если ты прикован к инвалидному креслу, а твое тело тебе не принадлежит. Этой силе я научилась у другого мужчины. Как только мы перевезли Алексея в Италию, а я серьезно и не без истерики поставила его перед фактом, что останусь, Леша начал меняться.
Алексей стал жить.
Вот почему я не могла поступить иначе. Не могла. А Сан не понимает.
– Проклятье, – откидываю простынку и поднимаюсь.
Негодование снова накрывает яркой волной. Что мне делать? Я не могу отпустить его теперь, но и не могу заставить быть рядом. Все стало еще хуже. А на что я надеялась? В сотый раз задаю себе этот вопрос, а ответ один – на его любовь. На те слова, которые услышала в аэропорту, и которые помогали не сойти с ума. Не рухнуть в бездну, пока я карабкалась обратно наверх из ямы с вязкой тиной. Так выглядела моя жизнь – полной горя, и безысходности. Но я сумела, и даже прилетела сюда, зная), что он здесь. О да, я знала, и не просто чувствовала, а была уверена, что он тут. Я и сейчас уверена, что не было у него никого. Не могло. Иначе не носил бы мою вещь на шее. Зачем? Если бы хотел забыть, он бы выбросил крестик.
Я тянусь к окну, и не без труда поднимаю решетки вверх. Немного душный из-за жары, но свежий ночной воздух врывается в палату, но спустя секунду на него становится плевать. Я замираю, когда бросаю взгляд вниз. Бесстыжее сердце, как предатель, пропускает удар. Мне не справиться с тем, как реагирую на него. Так было всегда.
Сан сидит под моим окном. Привалившись спиной к стене, он курит и смотрит на залив и ночное небо. На нем черная футболка и штаны хаки. Сейчас он не похож на майора. Сейчас он просто Сан.
Но мой ли это Сан? Хотела бы я увидеть его опять в белой рубашке.
– Караул несете, майор спасатель? Не переживайте, от пары царапин не умирают. Идите спать.
Моей глупости нет предела, но гордость я еще не растеряла.
– Я рад, что ты цела, – он выдыхает дым, и умолкает. Мне бы начать дышать, но не могу. – Я действительно… испугался. Наверное, едва не сдох, пока бежал к тому проклятому водопаду. Хочу, чтобы ты это знала. И да, у меня нет ни девушки, ни жены. Была жена, но я ее не уберег и потерял. Появилась девушка, но я не смог ее удержать, и она исчезла. Такой я… неудачник. Надеюсь, я утолил твое любопытство.
Он поднимается, хочет уйти, но внезапно поворачивается и делает два уверенных шага ко мне. Я задерживаю дыхание, когда Сан оказывается в сантиметре от моего лица. Он почти касается его своим, а я тону в сверкающих тьмой глазах. Руками сжимаю раму окна, и сглатываю комок в горле.
Господи, я как школьница. Я опять превращаюсь рядом с ним в малолетку. Дрожу, а он медлит. Почему он медлит? Черт.
Не выдержав, привстаю на носочки. Наплевав на боль в колене, приподнимаюсь, и наклоняюсь ближе. Возникает чувство, что воздух между нами искрит электричеством. Еще секунда, и случится, наверное, взрыв. И виновата буду я, ведь дыхание Сана бьет по лицу, вызывая приятный зуд на коже.
Еще сантиметр… Ну же. Сделай это, как когда-то. Сделай и покажи, что мы, наконец, готовы действительно говорить.
– Спокойной ночи, профессор, – едва касаясь губами моих, Сан хрипло шепчет, а по мне бежит табун мурашек.
Озноб сковывает с такой силой, что я рвано выдыхаю в его приоткрытый рот, но остаюсь ни с чем.
Он издевается?
Я прищуриваюсь, и зло поджимаю губы. Он ведь уходит. В этот раз действительно спокойненько чеканит шаг в сторону казарм.
Уходит после такого? Где его совесть?
– С ума сойти. Да, чтобы ты кислого рамена наелся, майор.
Хватаю раму, и тяну вниз со всей силы. Пальцы дрожат, руки вспотели, сердце стучит, как отбойный молоток, а в горле влажный комок. И ладно бы эти симптомы, но ведь в голове проходят процессы и хуже. У меня действительно истерика. И причина – доблестный майор корейских воздушных сил.
Закрываю глаза и делаю глубокий выдох. Воздух уходит, а с ним озноб от возбуждения. Как стереть память, и не вспоминать, что со мной вытворял этот мужчина? Может тогда легче стану воспринимать вот такие игры?
Увы, нет. Ведь на утро, все усугубляет появление у больничной койки огромного букета цветов. Настолько большого, что я просыпаюсь от запаха тропических растений. Аромат насыщенный, как и цвет ярко-желтых огромных бутонов.
– Мадам? – в блок входит Бернард и Шон. Парни неуверенно мнутся у порога, а когда замечают цветы, в недоумении переглядываются. – Доброе утро. Мы тут… с результатами. Датчики считали сейсмоактивность. И еще…
Я скрещиваю руки на груди и киваю.
– Доброе утро. Проходите, – протягиваю руку к папке, и Шон быстро подходит к койке.
– Спасибо, – забираю бумаги, и сразу начинаю просматривать.
– Да, ну. Да не может быть такого.
– А я тебе говорю, это он. Я своими глазами видел.
Парни перешептываются на французском, думая, что я его плохо понимаю. Это в принципе так. Я и корейский "слегка" понимаю. За два года языки не выучишь, но вот французский, как то дался неплохо.
– Вы знаете, кто принес этот букет? – задаю вопрос, не отрываясь от данных.
В них замечаю странность, и она слишком бросается в глаза. Скачки колебаний усиливаются амплитудно, а эпицентром является северная деревня. Место, которое я еще не успела посетить. Датчики там установили военные. Местные боятся чужаков, и Джеха настоятельно просил повременить со знакомством.
– И? – приподнимаю бровь, и поднимаю взгляд. Парни молчат, как воды в рот набрали. – Шон? Ты сказал, что видел его? Это кого?
– Мадам… – парень виновато тушуется. – Это не наше дело.
– И все же, вы его обсуждали при мне, – парирую холодным тоном, который подкрепляю красноречивой улыбкой.
– Это майор Кан, мадам, – закатывает глаза Бернард, а Шон качает головой.
– И зачем? – пеняет один на другого.
Я опускаю взгляд, едва сдерживая порыв улыбнуться. Как могу, прячу свои чувства, потому перевожу тему:
– Надо установить термодатчики в квадрате северной деревни. Еще необходимо узнать температуру грунтовых вод, и выяснить причину, почему сейсмическая активность нестабильна. Мы не сможем попасть к кратеру, пока не убедимся, что это безопасно. Готовьте аппаратуру. В ближайшее время мы навестим деревню.
– Хорошо, мадам, – Шон забирает бумаги, и виновато косится на букет.
– Тему закрыли. Вам ясно, надеюсь? – строго повышаю голос, и парни немедленно кивают. – Как только меня выпишут, я сразу проверю подготовку. Имейте ввиду.
– Да, мадам. Выздоравливайте. Патрисия и Фелис скоро тоже придут вас навестить.
Я улыбаюсь и киваю. Сидеть здесь и ждать девушек не намерена. Зачем, если чувствую себя хорошо. Как только парни уходят, это же озвучиваю доктору Чену. Он к слову, так же косится на букет, а поджав недовольно губы, все же соглашается на выписку.
С большой и явной неохотой.
Ее причины, я начинаю замечать, как только вернувшись к себе в дом, ставлю букет в глиняный кувшин и отправляюсь на завтрак.
Войдя в столовую, улавливаю боковым зрением, как солдаты, то и дело провожают меня странными взглядами. Взяв завтрак, прихрамываю, пока иду к столу, но когда хочу сесть, Ю Чоль внезапно вскакивает со своего места и отодвигает мой стул. Его друг старшина Ю бережно отбирает поднос и помогает поставить его на стол.
– Эм… Спасибо, конечно, – растерянно тяну, а парни тут же кивают.
– Приятная аппетит, агашши *(госпожа), – улыбается Ю Чоль.
Вместе со старшиной они возвращаются на свои места, а мне кусок в горло не лезет.
Что происходит?
Однако следом, я и вовсе теряю дар речи. В столовую входит Сан. Все немедленно встают по стойке смирно и приветствуют командира. Как только гул слаженных голосов стихает, я неуверенно берусь за палочки, и сглатываю.
Не может быть. Это ведь дикость. Мы даже толком не поговорили. Как можно вот так трепать мои нервы?
Но реальность такова, что Сан спокойно ставит свой поднос напротив моего, и садится за мой стол. Осматриваю собранное выражение его лица, цепляюсь за то, как он поправляет воротник форменной рубашки, а берет кладет рядом с подносом.
– Сан, что происходит? – спрашиваю, как дура, а сердце колотится, что бешеное.
– Доброе утро, профессор, – продолжая разделять отварную баранину на куски, он сухо отвечает.
– Сан? – я приподнимаю бровь.
– Ешь, – звучит почти что приказ, после которого Сан меняет наши тарелки местами.
Передо мной оказывается совсем не то, что я собиралась есть.
Бобы в сочетании с мясом утром? Он спятил?
– Я не ем мяса с утра, – убито шепчу.
– А я не люблю баранину. Спаси меня от голодной смерти. Мне больше нравится твой диетический супчик, а тебе нужен белок после таких травм, – он отвечает таким же шепотом. – Приятного аппетита, профессор.
Если я надеюсь что на этом странности закончились, то глубоко ошибаюсь. Дальнейшие дни проходят в полном диссонансе. Во-первых, холод Сана никуда не делся. Он по-прежнему не пытается сделать шаг навстречу. Во-вторых, и это противоречит первому, он больше не избегает меня. Напротив, на следующее утро за наш стол садится не только Сан, но и Джеха.
Ребята такой компании явно не рады. Это создает напряженную обстановку. Я согласна с тем, что есть рядом с двумя руководителями военного объекта в полном молчании – не самая спокойная обстановка. Парни даже рот раскрыть боятся при мужчинах, что уже говорить о девушках.
Я даже не подозреваю, что все вскоре зайдет настолько далеко.
Закончив работу этим вечером, я последний раз прихожу на осмотр к доктору Чену. Услышав от него приятные новости, что ему разрешили освободить меня от ежедневного осмотра, я застываю.
Мне нужно злиться, или радоваться, что он подошел к моему лечению настолько тщательно, что даже доктора запугал?
В сумятице из чувств, вхожу в дом, замечая, что он пуст. В широкой импровизированной гостиной разбросаны вещи и не распакованные коробки с оснащением. Всюду валяется одежда Патрисии. Девушке вообще плевать, где и как лежат ее футболки, белье и штаны. Угол, где обычно сидит Фелис ярко кричит о своей хозяйке, но радует, что там нашлось место для набросков.
Пройдя дальше, толкаю легкую дверь в свою комнату. Слово "дом" здесь имеет иное значение. Я бы скорее назвала его хижиной из шатких блоков, с элементами островного декора. Всюду лежат плетеные из листьев пальм коврики, а окна напоминают деревянные решетки без стекла. Зачем оно, когда духота давит каждую ночь, и можно раскрыв ставни спать на небольшом балконе?
В воздухе витает аромат противомоскитных спиралей. Они помогают плохо. Каждую ночь я то и дело вздрагиваю от жужжания насекомых, по размерам напоминающих майских жуков. Вот и сейчас один такой потерпевший лежит трупом прямо на дотлевающей спирали.
Сняв с себя одежду, переодеваюсь в легкую белую майку и темные свободные штаны. Освобождаю волосы из пучка, и устало массирую кожу головы.
Закрываю глаза, а передо мной сегодняшний ужин. Он специально испытывает мое терпение? Зачем заявляться в общую столовую в таком виде? Приземлил своего монстра? Иди, переоденься. Но нет же. Он вваливается ужинать в одной белой майке, а этот проклятый комбинезон свисает на его бедрах. И ладно бы это только я видела? Это бесспорно прекрасно. Ведь я еле жевала пищу, пока пыталась не изойти слюной. Аппетит появился мгновенно, но не к еде.
Черт. Он играет со мной, как с кошкой? Специально провоцирует, но продолжает холодно отвечать, и делать вид, что между нами ничего нет, и быть не может. И что это за игры такие?
Кое-как успокоившись, особенно после слов доктора, я беру бутылку с водой, и размещаюсь с планшетом на небольшом крыльце гостиной. Удобный гамак позволяет расслабиться и обработать данные с вышки и наших датчиков для Вадима Геннадьевича. Сперва, мы изучали ландшафт, состав почвы, и только следом приступили к размещению датчиков. Теперь я моделирую "3Д" карту острова, с нанесенными первоначальными точками для изучения минералогической составляющей.
Коготь действительно уникальное место, умеющее влюблять в себя. Настолько красивой природы я не видела нигде.
Наверное, нигде.
Ведь смотря на сумерки и очертания тропического леса, вспоминаю берег у серого моря.
Он, однозначно, лучше даже этого острова.
– Мадам? Мадам, вы вернулись? – из глубины дома доносится голос Патрисии.
Я снимаю очки, и поворачиваюсь. Девушка явно чем-то довольна, ведь смотрит хитро, и с заискиванием.
– Что? Ты хочешь сказать, что вы опять ничего не сделали, а трещали с личным составом? – расплываюсь в холодном оскале.
– Нет. Мы все закончили, – тут же заверяет, а я бросаю взгляд на ящики за ее спиной. – Ну, почти, мадам.
– Вижу, – кивнув, сажусь удобнее и складываю руки на груди. – И? – Спрашиваю прямо, и Патрисия тут же загорается такой открытой улыбкой, что я приподнимаю брови.
– В общем, только не злитесь. Хорошо?
– Не хорошо, – отрицаю с холодной ухмылкой. – Выкладывай. Что вы успели натворить, пока меня не было?
– Будет тусовка в расположении. Сегодня. Сейчас. Руководство дало разрешение на один вечер. Старшина Сон и крепыш Ю Чоль договорились с майором.
Кажется, мои брови сейчас достигнут макушки. Это Сан дал добро? Так значит он заметил нездоровую обстановку за нашим столом? И решение нашел в попойке? Корейцы.
Я незаметно закатываю глаза, но быстро переспрашиваю:
– Крепыш Ю Чоль? – как-то по-дурацки издаю смешок в недоумении.
– Да. Это мы с Франко придумали. Парнишка отпадный. Такой общительный, и так помогает. Он свой взвод в полном составе привел ставить тенты и палатки для лаборатории. Так как, мадам? Я же не просто так пришла.
– И зачем же? – мой тон меняется сразу. – И где… Фелис?
Уверена, ей эта идея не нравится. Хотя она и перестала геройствовать.
– Так все уже у казарм. Там парни барбекю вынесли, у них много припасов. Будет отлично, если вы присоединитесь, мадам.
– Нет, Патрисия, – я отрицательно машу головой.
Не хочу никуда идти. Даже не подумаю, после его выходки с доктором Ченом. Разрешил он. Это что конфуцианский патриархат в ярком проявлении?
– Работы очень много, – продолжаю отнекиваться. – И, пожалуй, я должна позволить вам отдохнуть спокойно без надзора.
– Мадам, – девушка надувает губы, и неожиданно выпаливает: – Даже Фелис не понадобилось уламывать. Мадам.
– Нет, Патрисия. Я лучше закончу все расчеты и дам вам завтра выходной, – услышав последнее, девушка замирает, а я заканчиваю, прищуриваясь: – Вы же не думали, что я не знаю, что вы привезли с собой из Филиппин. Вам крупно повезло, что солдаты не проверили личные вещи. Так что, у меня одна просьба – не покидать периметр расположения. Ясно, Патрисия?
– Конечно, мадам, – девушка радостно кивает и снова улыбаясь, спрашивает: – Может все-таки…
– Нет. Отдыхайте. Все же после стольких приключений здесь, нам всем требуется моральная разрядка.
Патрисия не зная себя от счастья, уходит. Видимо, приглашение – формальная вежливость. Они моложе на лет семь. Юны, еще так беспечны, но тем и очаровательно то время, которое в моей жизни почернело. Эти годы, этот отрезок выжжен из моей судьбы, из моего времени.
На мне.
Я работаю до глубокой ночи. Ожидая возвращения ребят, несколько раз проверяю издалека, как проходит "тусовка". Конечно, они не совсем понимают особенности отдыха корейцев. И тем более, их военных. В последний раз, сходив к казармам, наблюдаю, как Ю Чоль помогает Шону и Бернарду подняться и идти в свой дом. Подобное не фигура речи, а факт. Патрисия спит на плече Франко, а Фелис положила голову ей на колени.
Ждать их у нас в доме нет смысла. Франко точно заберет Патрисию с собой, а Фелис они не оставят пьяной одну. Тем более дом парней ближе всего к казармам.
– Видимо, я позволила им слишком многое сегодня, – бормочу на родном.
– Ложитесь спать, профессор.
Слова звучат из темноты резко и неожиданно. Я подскакиваю на месте, и хватаюсь за грудь, в таком ярком испуге, что подкашиваются колени.
– Ты не мог бы сперва обозначить свое присутствие хоть как-то, майор.
Чеканя каждое слово, перевожу дыхание. Услышать голос среди кромешной темноты, и в окружении тропических растений ростом с высотки – то еще удовольствие.
– Зачем? Вы так мило наблюдали за своими детишками всю ночь, профессор, что я решил не мешать.
Не мешать он решил. Какое благородство. Тогда, зачем сейчас проявил себя?
Я снова злюсь. Природу этого чувства распознать не сложно. Я люблю этого мужчину, а он в дурака играет вторую неделю.
Голос Сана звучит слишком сексуально. Впрочем, как и всегда. Можно не удивляться этому факту, вспомнив что было между нами в прошлом.
– Вы, майор, вижу, тоже времени попусту не теряете. Несете караул? Или просто решили прогуляться под луной?
– Вообще-то, я здесь пытался спать. Но мне постоянно мешает сердобольный профессор.
В ступоре, я не могу найти слов для ответа. Упустим, что до сих пор говорю с темнотой. Это ведь мелочи. Так, пустяк. Но откровение о ночлежке в лесу, в условиях, когда еще вчера среди ночи я едва не завизжала, обнаружив на себе ползущее насекомое, – вводят в когнитивный диссонанс.
– Ты шутишь, Сан? Здесь же полно дряни всякой. Ты спятил? Поднимайся.
С намерением вразумить человека не знакомого с основами энтомологии, делаю несколько шагов, и падаю. Вернее, я сперва думаю, что падаю. И это логично, когда человек оступается о тело другого человека. Он же понимает, что будет больно? Но мне не больно.
– Аккуратнее, чаги*(милая), – слышу хриплый шепот рядом с ухом, чувствую крепкое кольцо рук вокруг талии, и стальные мышцы под ладонями.
А еще замираю от обращения ко мне. Неужели? Неужели, ты намеренно вел себя, как осел? Сглатываю влажный комок, и прикусываю до боли щеку. Делаю это специально, с мыслью, что сплю, и надо проснуться. Все тщетно. Я не сплю, и действительно упала на него, еще и нагло улеглась сверху. Опуская взгляд, обшариваю им по телу Сана, как руками. Он в майке. Той самой белой майке. Лежит в спальном мешке, и действительно спит прямо под деревом, которому чертова туча лет.
Замечая продолжительность молчания, Сан крепче обхватывает меня и тянет выше. Тело взрывается буйством ощущений, а сердце стучит в горле от возбуждения.
– Ты не шутил? – ошарашено спрашиваю, а сама жадно цепляюсь за крепкое мужское тело. – Ты действительно здесь…
– Иногда, – коротко отвечая, он медленно перемещает руки вдоль моей спины вверх. – Мне так проще уснуть.
Прикосновение плавное настолько, будто по мне двигается холод. Всегда хотела спросить, почему он такой холодный. Но спрашиваю другое, и мне бы на произношении сосредоточиться, но не могу. Я в капкане, и не понимаю, почему попала в него вот так. Сбегать не хочу. К черту, наши перебранки. Сейчас они пусты. Он обнимает, прижимает к себе, потому мне так хорошо, что впору растекаться лужицей. Сан пахнет так же соблазнительно, его рука обхватывает затылок слишком знакомо, как и взгляд возвращается не на скудное мгновение, а обжигает, как прежде. Он блестит даже в темноте. Блестит, пока смотрит на мои губы.
– Зачем ты прикидывался ослом? – спрашиваю сухо, но дыхание горит и подводит.
Думала, сойду с ума, если окажусь в его руках снова. Знала, что сдамся опять, захочу раствориться в нем по капле, чтобы кожей впитал, и не отпустил больше. Не дал уйти, не позволил выбрать не его. Так я скучала, обманывая себя тем, что должна забыть. Его забыть невозможно. Я жила в безумии два года, и настолько привыкла к нему, что происходящий интим среди джунглей, побуждает плюнуть на энтомологию, а с ней и на наши "милые" игры в "кто кого".
Просто забери меня, как когда-то. Заслони собой реальность. Позволь забыться опять, стать слабой, но в этот раз не сломанной, как кукла. В этот раз я хочу ощутить правильную слабость. Настоящую, женскую, которая приходит, когда ночь опускается со всех сторон, как сейчас.
– Зачем ты приехала? Ответь, честно, Вера.
– Я первая задала вопрос, – ощетиниваюсь только для проформы.
Я уже удобнее устроилась на нем, хотя чертовски зла, раздражена, и по-хорошему, взыскать бы плату с него за хамоватый холод. Взыскать за всю тоску, которую заставил чувствовать без него.
Ведь хотела поговорить. Хотела извиниться и все объяснить.
Хотела сказать, что не могла поступить иначе. Не хотела рушить его берег, усыпанный зеркалами, своей болью и никчемной жизнью.
Но взамен получила то, чего не ожидала.
– Ответь, Вера, – мягко требует, прижимая к себе теснее.
– К тебе приехала, Сан. Я вернулась к тебе.
Вторю хрипловатому шепоту, а голос предательски дрожит, намекая, что я сейчас расплачусь. А может уже плачу. Все ближе, по миллиметру, чтобы не разрушить притяжение, которое лишает рассудка, наклоняюсь к его губам. Он снова сотрет меня, вычеркнет все прошлое, чтобы не было причин остановиться.
Я бы позвонила все равно. Даже если бы ты не ждал. Я бы позвонила. Ты остался и остаешься единственной слабостью, которую я себе позволила. Которую допустила, чтобы сохранить чувство к тебе настоящим. Таким, какое оно ворвалось в мою жизнь. Таким, которое меня спасло от пустоты.
Сан дрожит, и я дрожу. Мы вибрируем, как перед вспышкой, или взрывом. Он сжимает мой затылок, собирает пальцами длинные пряди, стягивает их в кулак, а второй рукой хватает под ягодицы, и закидывает выше на себя. Рывком перемещает так, чтобы я уперлась ладонью в его грудь и оседала, всем телом ощутив, что он не забыл меня. Что до сих пор хочет, как безумный, что ничего не изменят и десятки лет на расстоянии. Ничего, пока мы дышим, как марафонцы, а наши тела сходят с ума от простого предвкушения поцелуя.
Я нетерпеливо приподнимаюсь, но внезапно, оказываюсь прижатой к земле за считанные секунды.
– Тихо, чаги *(милая). Лежи спокойно.
В недоумении, я свожу брови, а решив возразить, проглатываю собственный вдох. Сан жадно накрывает губы своими, а я закрываю глаза, и сразу окунаю пальцы в его загривок на затылке. Лащусь к нему, извиваюсь и приподнимаюсь в его руках, потому что схожу с ума от ласки, с которой Сан играет языком во рту.
Подобные авторитарные замашки, и способ заткнуть меня быстро и эффективно, к счастью, остались неизменны.
– Маннифик. *(Чудесно) Это чудесно.
– Нэ. Нэ. Только идти аккуратнее, мой друг.
Кажется, я слышу пьяный голос Шона, и совершенно трезвый ответ Ю Чоля.
Ну, и прекрасно. Значит, ребята в надежных руках.
Размышления даются с трудом, когда все, чем занята – горячий мужской язык во рту. Язык, который умопомрачительно искусен, и так же безжалостен, как и его владелец. Он, к слову, не теряет времени, как и я. Наши тела жадно сплетаются. Сан требовательно обхватывает талию, спину, затылок, и наконец, опускается одной рукой на ягодицы. Сжав их в пальцах, густо выдыхает в мой рот, и вжимается пахом в промежность. Плоть немедленно отзывается болезненно-сладким спазмом. Она сжимается, а я издаю надтреснутый всхлип. Я действительно плачу. Рыдаю, не замечая слез, потому что абсолютно счастлива.
Господи, да. Как же я скучала за тобой. Умирала каждый день. Выла от тоски, и снова приказывала себе терпеть. Ждать и верить, что все делаю правильно…
И наконец, дождалась.
– Стой… Стой… Стой, Сан, – шепчу, как безумная, и обхватываю его лицо.
Он отрывает губы от моей шеи, а прислонившись лбом к моему, тяжело выдыхает и кивает.
– Девочки до обеда не вернутся. Лучше…
– Помолчи, – он вдруг крепко обнимает, а я замираю, ведь чувствую, насколько сильно и гулко бьется его сердце.
В ознобе, выравниваю дыхание, почти насильно приказывая себе опомниться. Отпустив меня, Сан поднимается и тянет за собой. На миг, кажется, что он опять решил остановиться. Но все иначе. Сан вжимает меня в дерево, цепко проводит руками вдоль тела и шепчет:
– В этот раз, мы должны выяснить все до того, как оно сведет меня с ума.
Его голос звучит дико возбуждающе, и я решительно не понимаю, о чем здесь говорить.
Сейчас, по крайней мере.
– А мы не можем поговорить? – я веду руками вдоль его груди. Цепляюсь ногтями за ткань майки, в желании снять ее. – Мы не можем поговорить не посреди леса, а к примеру в…
Он остро заглядывает в глаза, и отрицательно качает головой.
– Нет, Вера. Хватит. Сперва я должен прояснить несколько моментов. К тому же, – Сан останавливается, но притягивая к себе за талию, заканчивает у губ: – В постели я не намерен трепаться языком. Он мне нужен для иных целей.
Я сглатываю влажный комок, и превращаюсь в натянутый, голый и пульсирующий нерв.
– И после такой угрозы, ты хочешь говорить? – я прищуриваюсь, а в коленях появляется знакомая легкость.
– Да. Несколько вопросов, и мы продолжим начатое, или не продолжим. Все зависит от того, что я услышу. Обманывать себя я больше не могу. Я ждал два года, Вера. Два проклятых года сходил с ума, как псих. Действительно ждал. Думаю, у меня есть право получить парочку ответов.
