Текст книги "Берег тысячи зеркал (СИ)"
Автор книги: Кристина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Но не уеду…
Знаю, что не сделаю этого, пока не увижу ее. Могу сколько угодно заниматься самообманом. Это не поможет.
Выгрузив все ящики, отправляю бойцов заправить моторы водонапорной станции. Она находится рядом с небольшим тропическим лиманом, и обеспечивает деревню чистой водой. Когда парни скрываются в густых пальмовых чащах, из своей хижины выходит старик Юмай. В этой деревне его считают шаманом и провидцем. Старик действительно производит такое впечатление. Он произвел и на меня именно такое впечатление, когда я его встретил впервые.
Мужчина примерно того же возраста, что и моя старушка, но выглядит, как сухая ветвь бамбука. Его смуглая кожа настолько плотно обтягивает кости и череп, что особенно заметна отличительная черта некоторых островитян – причудливый и местами пугающий подкожный пирсинг. Это похоже на узор из выростов на коже. Но на самом деле, в тело этого мужчины вшили золото и серебро, а сверху с годами кожа наросла так, что образовала бугристый орнамент.
– Вождь Сан быть сегодня слишком холоден. Темные тучи над голова, делают его сердце больным? Будет шторм, но он обойдет вождь Сан сторона. Не быть так взволнован. Крылья вождь Сан скоро принесут на себе свет луны.
– И вам добрый день, Юмай. Как ваше плечо? – я игнорирую привычный треп мужчины.
Указывая на его плечо, больше интересует, зажили ли его порезы. Неделю назад он пытался провести какой-то обряд, и забрался на плато у подножия вулкана. Беда в том, что старик не считает диких животных опасными. Потому его беспечность едва не привела к трагедии.
– Черная кошка быть мертва. Вождь Сан убить священное животное ради такого глупца, как Юмай. Это быть плохо.
– Да. Наверное, нужно было позволить, чтобы вы стали ее священным ужином, – достаю из ящика с медикаментами необходимую мазь и лекарства, но старик снова начинает воротить носом. – Юмай. Вы нужны деревне и этим людям. Они верят вам, а значит, верят мне, пока мы с вами сотрудничаем. Потому вам нужно следить за своим плечом.
– Красная луна вылечит Юмай. Скоро рядом быть и луна вождь Сан, – старик вдруг хватается за мою руку, а следом тихо шепчет что-то на своем языке.
Он быстро говорит, а смотря на меня, не моргает совсем. Я честно устал от причуд Юмая.
Едва я делаю попытку убрать руку, как он продолжает странным голосом:
– Вождь Сан хотеть украсть то, что и так предназначено ему. Вождь Сан глупец. Он быть не вор. Он быть хозяин.
Старик отпускает руку, а забрав мазь и лекарства, демонстративно уходит в свою полуразвалившуюся хижину. Уходит, а место, которое только что сжимали его пальцы, странно покалывает. Настолько, что это приносит явный дискомфорт. Какого черта сегодня творится с этим стариком? Встряхнув рукой, закрываю кузов хама, но замираю.
"Он быть не вор. Он быть хозяин"
Снова повернувшись к хижине старика, даже не замечаю мальчика, который энергично тянет мою штанину. Он пытается привлечь внимание как угодно, но я не могу отвести взгляда от дверей, за которыми скрылся Юмай.
– Снова, – чеканю сквозь зубы, понимая, что она снова пробралась в мысли.
Мальчик отскакивает от меня на шаг, и это приводит в чувство. Я испугал ребенка. Еще с утра все было в порядке. Что же происходит сейчас? Почему я просто не могу забыть?
– Прости, что испугал. Что случилось? – аккуратно приседаю на корточки, и заглядываю в глаза мальчишки.
Он смотрит до сих пор с опаской, но все же решается ответить:
– Там. Там плохо, – он машет в сторону деревни, а я хмурюсь.
– Где это "там"? – спокойно спрашиваю.
– Идти со мной. Быстрее. Умар погибнуть.
Расслышав слова мальчика, я немедленно поднимаюсь, а он хватается за руку и тянет в сторону тропического леса.
– Там. Это быть недалеко. Там.
Я быстро осматриваю высокие кроны деревьев и лианы на них, пытаясь понять, куда парнишка энергично меня тащит. В той стороне находится только небольшое озеро, а за ним начинается подъем к подножию вулкана. Следуя за ребенком, вскоре вижу, что он уводит меня все дальше вглубь тропического леса. Густая поросль лиан не дает двигаться так же быстро, как мальчишка. Он легко пролазит между ветками, а мне приходится достать нож, и расчищать путь, чтобы пройти. Мальчик нетерпеливо машет руками, и чем ближе мы подходим к озеру, тем быстрее он бежит.
В попытке догнать ребенка, я едва замечаю, как прямо на его пути начинает бугрится почва. Схватив парнишку за шиворот, в последний момент, откидываю его в сторону, и закрываю собой. Спустя секунду, за спиной взрывается почва, а из ее недр в воздух поднимается гейзер. Подобное происходит не так часто, и за тот год, что я живу на Когте, видел выбросы нагретых грунтовых вод всего несколько раз. Однако подобной высоты гейзер, встречаю впервые.
– Ты цел? – наклонившись к мальчику, осматриваю его, а он кивает, и снова указывает на озеро.
Отсюда до него примерно двести метров, и даже на таком расстоянии я отчетливо вижу еще три гейзера. Именно между ними, у самой кромки воды, лежит другой мальчишка.
– Сиди здесь, и не подходи ближе, – строго чеканю, а уловив послушный кивок ребенка, достаю рацию. – Командир расположения штабу. Нужна медицинская помощь в квадрате северной деревни. Доложите на вышки, и вызовите так же научгруппу. Здесь аномальное образование гейзеров. И, похоже, выброс сероводорода.
– Вас понял, командир. Передаю информацию в штаб наблюдателей.
Быстро вернув рацию на пояс, достаю платок, а повязав его на рот, еще раз указываю мальчику, чтобы не смел двигаться с места. Он прижимается к широкому стволу дерева, и снова послушно кивает. Не теряя времени, оббегаю образовавшийся гейзер, все отчетливее ощущая запах серы. Он настолько насыщенный, что пройдя всего половину пути, замедляюсь. Глаза нещадно слезятся, а гортань обжигает сладковатой горечью, побуждая к тошноте.
Здесь что-то не так.
И мои опасения не беспочвенны. Как только я наклоняюсь над лежащим у воды ребенком и поворачиваю его, чтобы осмотреть, замираю. Половина его лица, и вся левая сторона тела обожжены, а кожа покрылась огромными волдырями. Однако, если это можно списать на ожог от горячего гейзера, то пену у рта можно объяснить только отравлением сероводородом.
– Проклятье, – проверив его пульс, и нащупав едва уловимый ритм, выхватываю рацию, и отрывисто произношу, пытаясь дышать через нос. – Командир Кан штабу. Готовьте реанимобиль. Срочно. Направьте машину в северную деревню. Есть серьезно пострадавший.
– Вас понял, командир. Выполняю.
Подняв мальчика, я еще раз осматриваю территорию вокруг озера. Все выглядит, как и раньше, но смрад не дает дышать настолько, будто сероводород сочится отовсюду. Когда приезжает реанимация, я ухожу к хаму, чтобы связаться со смотровой вышкой своих парней.
– Это командир Кан. Готовьте вертушку для научгруппы. Надо осмотреть область у озера возле северной деревни. Командиру Пак обстановку штаб доложил?
– Так точно, командир Кан. Готовим вертолет и ждем дальнейших приказов. Командир Пак в курсе произошедшего.
Отключив основной канал, возвращаю рацию на место, и сажусь за руль. Бойцы, кое-как успокоив местных, следуют за машиной реанимации к муниципальной больнице. Они уезжают первыми, тогда, как прямо перед моей машиной встает Юмай. Осмотрев старика, я раздраженно качаю головой и сжимаю челюсти.
– Юмай, отойдите в сторону. Мне нужно проехать.
– Юмай ехать с вождь Сан, – он уверено отвечает, и сразу направляется к дверце со стороны пассажира. – Вождь Сан поднять в небо птица опять. Юмай слышать. Юмай должен видеть гнев его бога, – заканчивает старик, садясь на сидение, и захлопывая дверцы.
– Юмай это невозможно, – пытаясь смягчить голос, все равно слышу, насколько холоден.
– Возможно. Сан быть вождь эта люди. Вождь Сан может все, – он указывает на машины бойцов, которые скрываются за поворотом. – Вождь Сан показать Юмай гнев его бога. Он не принять жертва Юмай уже третью луну под ряд. Это быть опасно. Показать Юмай то, что видеть только птица вождь Сан.
Выругавшись про себя, я завожу мотор, зная, что шаман не отвяжется. Если ему не дать то, чего он хочет, нам больше никто не станет доверять в этой деревне. Она слишком близко к расположению, потому я не могу потерять доверие местных. Без них, мы не сможем охранять казармы и периметр от хищников, которых здесь больше, чем змей во Вьетнамских топях.
Только эти люди знают места, из которых приходят звери. Коготь Дьявола не крохотный остров. На самом деле, это достаточно большой кусок суши, недалеко от архипелага Кирибати. Порой становится странно, почему они не взяли его в состав своего государства раньше? Однако ответ, очевидно, в местном населении. Оно бедное, малообразованное, и плохо идет на контакт. Земли не пригодны для ведения сельского хозяйства, поскольку состоят в большей степени из вулканической и слишком кислой почвы. Усугубляет все и вера островитян в некое божество, которое спит в горе. Божества, естественно, нет, а гора – обычный вулкан, который спит, но периодически дает о себе знать вот такими происшествиями, как с бедным мальчиком.
Я много раз видел обожженных местных, со шрамами по всему телу, и даже без волос. Всему виной, что мужчины на острове не только рыбу ловят, но и занимаются тем, что добывают вулканическое стекло в непосредственной близости от кальдеры. Его они продают на Кирибати, в качестве сырья, и это приносит, куда больший доход, чем ловля рыбы, или змей.
Юмай довольно улыбается, когда я трогаю с места, и всю дорогу пытается изучить панель хама. Он не нажимает на кнопки, ничего не вертит, но это мешает. Я не могу сосредоточиться, а присутствие старика, странным образом давит.
– Красные камни, – вдруг произносит с восхищением, а я хмурюсь. – Юмай видеть их. Вождь Сан носить их на грудь. Юмай видеть их, когда он помогать крыша Юмай. Вождь Сан снять одежда, и Юмай увидеть красные камни. Где они?
Я вскидываю брови, силясь понять, о чем он. Однако, как только вспоминаю день, когда чинил крышу старика, понимаю, что Юмай говорит о крестике Веры.
Том самом крестике, который я действительно так и не отдал, и своровал.
– Юмай видеть сегодня их во сне, а потом встать луна. Бог Юмай ждать красные камни. Это нехорошо.
Старик кивает на мою грудь. Он про крестик? Что за ересь? Какой к черту бог? В его деревне парнишка серой надышался, и может инвалидом остаться, а старик все туда же. Бог, красные камни, гнев… Бред, который за год так надоел, что порой хочется вразумить Юмая, включив ему канал Диссоверу, и усадив перед плазмой на несколько суток. Может тогда он поймет, что за пределами этого куска суши есть настоящая жизнь. И в ней нет богов уснувших в вулканах.
Последующий час, я пытаюсь игнорировать старика, как могу. Как только оказываюсь за штурвалом вертушки, становится легче. Весь год мы живем здесь, как на иголках. Все силы брошены на постройку вышек, а наша задача – охрана рабочих. Эти люди не островитяне. Они мои земляки, и живут прямо на объектах. Дважды в месяц рабочие могут сойти на берег Когтя и отдохнуть несколько дней у нас в расположении. В это время, одна из тактических групп "Лютого" проводит учения. Так гласит официальная версия, но на самом деле, все это прикрытие. Никто не должен узнать насколько ценен Коготь Дьявола. Потому, как только я поднимаюсь в воздух за штурвалом истребителя – это значит, что в воздушное пространство пытается попасть разведчик из военной базы на Кирибати.
Странно, но сейчас подобное не вызывает волнения. Я взвинчен из-за увиденного у озера. Такого сильного выброса не застал ни разу, пока здесь. Потому облетая кальдеру вулкана, стараюсь маневрировать, и позволить спецам увидеть кратер. Подлетать ближе и снижаться не могу. Температура над кратером хоть спящего, но вулкана, достаточно высокая, и если не рассчитать высоту, машина из-за перегрева может лишиться движков. А тогда, это неминуемая гибель.
Джеха нервно косится на старика шамана. Юмай не нравится другу еще с первой встречи. Он в принципе, не любит суеверий, но Юмай особенно не приятен Джеха и тем, как однажды убеждал его, что тому лучше не заходить в море. Ровно через три дня, Джеха напоролся на медузу, и впоследствии провел двое суток в лазарете расположения. С тех пор, при виде старика, Джеха превращается в глухого, немого и слепого. Как сейчас, когда сидит рядом за штурвалом, и хмуро осматривает территорию вокруг вулкана.
Мы возвращаемся на землю в закатных лучах. Научгруппа одной из вышек оживленно обсуждает увиденное, и отправляется с несколькими бойцами к озеру. Они скрываются в салонах хамов, а мой взгляд встречается с острым прищуром старика. Не проронив не слова, Юмай садится в хам, и уезжает обратно в деревню.
– Что этот чокнутый опять тебе наплел? – спрашивает Джеха, и трясет головой, чтобы привести растрепанные волосы в порядок.
– Ничего нового, – отмахиваясь, снимаю верх комбинезона, оставляя болтаться его на бедрах. – Надо узнать, что с мальчиком.
– В реанимации, – отвечает Джеха, и отдает шлем одному из младших солдат. Они как раз выходят на вечернее построение. – В стабильно тяжелом. Хорошо, что на этом богом забытом клочке суши есть хотя бы реанимация. Если бы не мы, парень мог умереть через несколько часов.
– Очевидно, – опускаю взгляд на грудь, замечая, как из-за движения, по ткани белой майки скачет крестик. – Красные камни.
– Звонили из штаба на "Лютом", – Джеха нагоняет меня.
Наблюдая за тем, как проходит построение личного состава перед ужином, друг всем видом показывает, что подбирает слова.
– Дай угадаю, – тихо и басотвито бросаю. – На Филиппины лечу я.
– Да, – так же глухо отвечает Джеха. – Ты полетишь за ней и ее людьми. Утром они вылетели из Франции, а значит, надо готовить наш транспортник к вылету уже завтра.
– Унмъен…*(судьба) безжалостна, – холодно шепчу, и прячу крестик под ткань майки.
– Сан, – друг окликает меня слишком странным голосом.
Поворачиваюсь, чтобы спросить, в чем дело, но смотря в глаза Джеха, понимаю сразу.
– Она родила? – с улыбкой осматриваю идиота, который едва не плачет. – Забирай парней с плаца. У меня для тебя подарок.
Хлопая друга по плечу, чувствую облегчение.
Я тоже волновался, Джеха. Тоже.
* * *
Я стою у окон опять. Мне нравится вставать рядом с ними и смотреть на террасу гостиницы. Потому вернулась и живу в той же квартире. Не хочу менять обстановку. Знаю, это глупость. Однако я позволила себе только эту глупость – воспоминания, и не более.
Терраса его номера не изменилась за эти годы. Чего не скажешь обо мне. Ее окна до сих пор скрывает белый тюль, а ветер то и дело колышет легкую ткань. Вещи, предметы, дома, улицы и даже атмосфера Парижа не стала другой, потому что в ней нет Сана и Веры. Она осталась такой же.
Это Сан и Вера стали другими.
Цепляю рукой стопку бумаг. Какой он теперь? Как его Ханна? Смог ли он простить меня? В моей жизни было двое мужчин, и они, словно издевка судьбы, – оба родом с небес. Первый разбил сердце, а второй собрал его по осколкам, так же, как Ханна свою мозаику. И если тысячи осколков на берегу – маяк для ее отца, то ее отец – мой маяк.
Был им когда-то. На короткий миг. Как подарок судьбы.
– Мадам? – за спиной раздается голос Франко.
Он мой ассистент. Когда ты кандидат наук в таком университете, как Сорбонна, ты больше не чувствуешь, что у тебя нет места. Оно четко прописано в регламентных документах научной коллегии, а твое слово – веское и емкое.
– Да, Франко. Мы можем ехать, – взяв с дивана серый плащ, надеваю его, и поправляю высокий хвост. – Вы получили бумаги по выгрузке оснащения на Филиппинах?
– Все готово, мадам. Остались некоторые нюансы. Это… – молодой человек заметно тушуется. Странно, ведь еще неделю назад все было готово. А сейчас "нюансы". Я этого не люблю. – Дело в том, что не все так просто с перелетом. Филиппины наотрез отказались принимать груз без предварительного осмотра их стороной.
– Таможня все осмотрит. В чем проблема? – поправив воротник, хватаюсь за ручку чемодана. Франко немедленно отнимает ее, и открывает входную дверь. – Что с документами, Франко?
– Патрисия, – стоит ему начать, как все становится предельно ясно. Опять она. И ведь я же предупреждала Женю и Вадима Геннадьевича, что нельзя закрывать глаза на ее ошибки. А все попусту. Они все равно допустили ее до подготовки экспедиции. Могли же дать задачи проще, – Она не указала в документах на отгрузку наименования датчиков сейсмоактивности, некоторых реагентов в блоке для лабораторных исследований. В общем…
– В общем, Франко, это не нюансы, – сухо отвечаю, а закрыв квартиру, отдаю ключи парню. Понурив голову, он кивает. Смешной и приятный юноша. Я вспоминаю себя на его месте. Это было почти три года назад. – Франко, я делаю это только из уважения к вам двоим. Отстраняют и за меньшее. Ты сам знаешь. Пришли документы мне на почту. Личную. Я пробуду в Тоскане еще неделю. Думаю, успею все уладить тихо и так, чтобы это не дошло до ректората.
– Вы, правда, поможете? – Франко в шоке поднимает взгляд.
Реакция парня обескураживает. Он смотрит на меня, как кролик на удава.
– Да. Но, почему ты так удивлен? – в недоумении спрашиваю.
– Просто… вас боится весь поток аспирантов. Я думал, вы отстраните мою Патрисию сразу. Простите, мадам. Я, кажется, ляпнул лишнего.
Последнее он добавляет, заметив мой застывший взгляд. Так меня боятся? Почему? Это странно, учитывая, что я никому не грубила. Просто требую то, что положено от молодого научного сотрудника: дисциплина, собранность и усердие. Это вызывает страх? Мои требования? Какая-то чушь. Тогда как они собираются лететь на Коготь?
– Франко, ты понимаешь, куда мы летим? – уже в такси спрашиваю парня.
Он тут же оживляется, а в глазах зажигается интерес.
– Тогда ты должен знать, какую ответственность несет каждый, за то, чтобы подобная экспедиция состоялась. От каждого из вас тоже многое зависит. Патрисия рассеяна, и ведет себя очень странно в последнее время. Это опасно. Мы летим не на Мальдивы.
– Это моя вина, мадам, – Франко отвечает прямо. – Дело в том, что я предложил ей… В общем, мы условились пожениться, как только вернемся из экспедиции. Она взволновала, мадам. Вернее, она в шоке. Мы с ребятами тусили два дня подряд. Ну, там… Тусовка. Вы понимаете.
Тусовка… Я приподнимаю бровь, в недоумении. Кажется, я старею. В свои то тридцать три, действительно не могу вспомнить, когда последний раз бывала в баре, или выпивала с друзьями до утра "тусуясь". Я загорелась идеей добиться всего, что не смогла, и не заметила, как даже слово "тусовка" стало вызывать укол недоумения.
– Так вы праздновали помолвку, выпивали, и потому Патрисия не правильно составила документы? – возможно, мой тон слишком холодный, но Франко отвечает правдиво:
– Мадам, – он бросает взгляд на таксиста, аккуратно наклоняется ближе, и пристыжено шепчет: – Мы непристойно нажрались. В хлам. Я понимаю, что после такого, вы можете и меня отстранить…
– Черта с два. Где я найду другого ассистента за неделю? – фыркнув, видимо вызываю еще большее недоумение у парня. Он смотрит на меня, как на пришельца. – Спасибо, что сказал правду. Теперь, я буду внимательнее следить за тем, чем заняты мои ассистенты вне стен корпуса. Иначе, в следующий раз, если еще куда-то отправимся, наше оборудование может угодить за полярный круг.
Под впечатлением от внезапного близкого разговора, Франко на радостях провожает меня так, будто я лечу за тот самый полярный круг. Парень без устали клянется, что присмотрит за квартирой, и вещами, которые надо собрать. В придачу божится, что наймет работников из толковой фирмы, чтобы отключить коммуникации. Я конечно, после услышанного, мало верю, в то, что он исполнит прямо вот все свои обещания. Потому, на всякий случай, сама звоню в компанию, которая обслуживает дом.
Несколько часов перелета, а потом еще столько же пути в автобусе, не проходят даром. Всю дорогу до Тосканы, я рассматриваю не пейзажи за окнами, а сверяю расчеты Женьки. Периодически сам виновник отсутствия моего отпуска, звонит с вопросом, за каким лешим я не могу угомониться. Лена, преисполненная намерениями поддержать мужа, энергично науськивает его, с требованием вразумить трудоголика в моем лице.
Они стали близки мне, как раньше.
Снимая очки, я откидываюсь на спинку сидения, и наконец, обращаю внимание на пейзаж за окном. Уже успевшие пожелтеть холмы, красиво контрастируют с нависающими сверху серыми тучами. Я помню, как ехала по этой дороге полтора года назад, и смотрела на цветущие вересковые поля. Настолько завораживающая картина не трогала совсем.
Я думала о маяке на далеком берегу. Он сверкал так невозможно ярко, как улыбка маленькой девочки, которая его создала. Она похожа на отца. Она могла быть моей дочерью. Моей…
До того, как узнала об обмане папы, и решилась полететь в Сеул, размышляла о том, какой он – мир Сана. Когда увидела, возможно, в силу своей прошлой инфантильности, упустила самые важные детали. Это сейчас, вспоминая каждую минуту, проведенную там, я возрождаю в памяти мудрый взгляд старой женщины, и безграничную любовь в ее глазах. Любовь к человеку, которого она назвала сыном, и к своей внучке. Я знала, что, несмотря на пропасть непонимания между нами, хотела бы остаться на том берегу. Мне понравилось выходить в море, я получала удовольствие от шума прибоя и пения чаек.
Я не забыла ни секунды на лимане.
Но та Вера не могла нести ответственность. Она постоянно соглашалась с решениями других. Она жила ведомой, серой и ничего не стоящей жизнью. Она была пустышкой. Слабой, разбитой и загнанной в угол. Такая женщина не могла принять волевого решения остаться с ним. Она не могла этого сделать из-за комка боли, страхов и предрассудков. Она трусиха, застрявшая в себе и в своем горе. Настолько глупая, что не заметила манипуляций со стороны собственного отца.
Такой я была. Чтобы изменить все, потребовался титанический труд, и усердные усилия в стремлении принимать быстрые решения. Без оглядки на страхи и предрассудки. Сказки о том, что можно перевернуть жизнь, убрав квартиру и выбросив хлам – сказками остаются. Не поможет ни пылесос, ни швабра, пока порядок не придет в сознание. Пока не начнет меняться оно, а с ним перестраиваться все приоритеты. Когда этот процесс завершится, может случиться так, что самый лютый враг, станет самым близким другом.
– Нет, ну глянь. Ну, я же сказала, что попрошу Сильвио тебя забрать. Но нет же. Уперлась мадам, и все. Опять три часа в консервной банке, – не успев выйти из автобуса, слышу, как со стороны остановки доносится привычное ворчание Надежды Викторовны.
Свекровь быстро отбирает мой скудный чемодан, а передав его своему мужу Сильвио, немедленно прижимает к себе. К слову, муж свекрови отнюдь не напоминает усатого добродушного Марио. Наоборот, мне открыто улыбается подтянутый мужчина в возрасте, который хоть и ниже свекрови, но выглядит весьма внушительно.
– Здравствуйте.
– Добро пожаловать домой, деточка. Пойдем, я наготовила для тебя кучу вкусного. Сильвио бочонок с вином прикупил в магазине Фабиачи. Какое винишко. Ты просто обалдеешь. Пойдем-пойдем. Лешка уже заждался, наверное.
– Не сомневаюсь, – закатив глаза, я устало улыбаюсь. – Его побрякушки для съемки, весят больше, чем весь мой багаж.
– Ты достала для него эти штуковины? – восхищенно удивляется свекровь, открывая мне дверцу Порше. – Господи, он снова не даст покоя с проклятыми дронами. Эти штуки так назойливо жужжат.
– Согласитесь, что его ролики на Ютюб достаточно популярны. Он снимает хорошо, и понимает в этом многое. Огромная удача, что он в состоянии делать такие сложные вещи. Кроме того, для него это полезно, – продолжаю, и меня тут же поддерживает Сильвио.
– Си. Вера права. Алексей увлекать себя с головой. Это очень хорошо, дорогая, – жестикулируя рукой в воздухе, Сильвио вызывает новую улыбку. – У него много фанатов. Молодые мальчики смотреть его канал. Он так увлекательно рассказывать о самолетах. Это талант.
На последних словах Сильвио, в груди разливается тепло. Итальянцы весьма открытые и добрые люди. Они похожи на праздник, который никогда не заканчивается. Однажды в гостях у свекрови, мы провели целую ночь на пъяццо во время карнавала. Тогда, я попала в настоящий калейдоскоп из красок, впечатлений, эмоций и вкуса.
Но и здесь не было такой насыщенной яркости. Вскоре я заметила, что куда бы не приезжала, всюду искала отблеск черного сверкающего взгляда. Искала покой, который шумит, как море у его дома. Но так и не нашла. Подобное я ощутила только с ним… Во всех смыслах.
У дома свекрови всегда тихо. Слышно только пение птиц, и работу радиостанции вдалеке. Видимо, соседи обустраивают теплицы на зиму. Виллы итальянцев – отдельная Италия в Италии. С виду это обычные дома, которых множество всюду. Но стоит переступить порог, как срабатывает магия. За забором любого дома может скрываться свой собственный мир. Город в городе, и дом похожий на целый город. Потому меня не удивляет, что двор Сильвио забит людьми. Как и всегда, здесь либо близкие друзья, проезжавшие мимо, либо сеньор Альберто Фабиачи. Тот самый винодел, в магазине которого Сильвио покупает вино. Все эти люди работяги, и фермеры. Потому их мир – дом соседа, с которым можно поделиться урожаем, и парочку раз построить новую Италию по время сиесты, спасаясь от жары.
Алексей тоже здесь. Как только я прохожу вдоль лужайки, он замечает меня сразу. Поворачивает коляску прямо, цепко наблюдая за тем, как я подхожу. Сеньор Альберто в этот момент светится, не хуже, чем вывеска на его магазине. Мужчина не теряет надежды, что я перееду жить в Тоскану к Леше.
Этого не будет никогда.
Сколько бы не задумывалась о поступке отца, ничего не способно его оправдать. Даже то, что Алексей пройдя новую реабилитацию частично вернул чувствительность правой стороны тела, избавился от аппаратов вентиляции, и смог, наконец, полноценно говорить, не изменит прошлого. Этому предшествовали долгие месяцы работы. Но результат того стоил. Только жаль, что наказания для Евгения Владимировича так и не последовало. Конечно же, я не оставила лечащего врача Алексея без должного внимания правоохранительных органов. Но он все списал на то, что в таком состоянии сложно делать прогнозы, лечение слишком трудное и он, вообще, безгрешный, и не взявший у моего отца ни копейки, праведник.
Реальность оказалась суровее. Он, конечно, вышел сухим из воды, и продолжает работать.
Как и мой отец.
О том, что совершил папа, я стараюсь не думать. Слишком трудно признавать, что родители, которые всю жизнь казались элитой и примером для подражания, способны на подобное. Всего раз, после моего возвращения из Сеула, я встретилась с отцом. Это случилось, когда я достигла первых успехов, работая с Вадимом Геннадьевичем над проектом Когтя. Я действительно взялась за работу серьезно, ушла в нее с головой, написала несколько научных статей, и смогла защититься.
Во время вручения научной степени, среди толпы выпускников аспирантуры, я заметила отца. Он стоял вдалеке, почти у выхода из зала, и смотрел. Я видела, что его глаза заволокло пеленой слез, чувствовала, как невозможно больно сжимается сердце, но не изменила решения. Возможно, мне удастся простить его. Со временем. Хотя бы понять, почему какой-то клочок суши посреди океана стал важнее горя дочери, жизней людей, и мечты его лучшего друга.
Папа действительно не мог взять в толк, как я сумела, как нашла в себе силы так поступить. Когда подошла к нему, он не сказал ни слова. Только оказавшись наедине, стал уверять, как горд мной. Говорил, что хотел мне только успеха и добра, но не знал, как подтолкнуть к этому.
Подтолкнуть в его понимании – скрыть реальное состояние мужа, и подать на развод вместо меня. Еще и свекровь настроив против собственной дочери.
Слушая его, смотрела в глаза родного человека, и пыталась найти в них ответы на все вопросы. Не нашла. Так горела обида, а отец обвинял Сана в том, что он вскружил голову глупой дурочке намеренно. Его даже не тронули слова о том, что Сан едва не погиб из-за действий Платини. Отцу казалось вообще наплевать на "какого-то там корейца".
Жаль, он не понимал, насколько уже тогда я любила "какого-то там корейца". Ведь именно появление в моей жизни Сана, позволило выбраться наружу из такого болота, где я бы утонула навсегда, и никто бы не заметил.
– Итак, ты уезжаешь на Коготь, – голос Лешки звучит все еще глухо, но это лучше, чем едва шелестящий свист.
Мы расположились на открытой площадке, с которой открывается вид на тосканские поля на холмах. Алексей любит это место. О нем он снял первый видео материал и поделился своей историей. Сказал, что так ему легче, и что он нашел в сети множество таких же людей, как он – с особенными проблемами.
– Да, – киваю, устраиваясь удобнее в плетеном кресле. – Вылет через полторы недели. Потому я приехала к тебе. Чтобы…
– Попрощаться, – он медленно и аккуратно поворачивает голову, стараясь не отрывать шею от специальной спинки кресла.
– Нет. Я ведь вернусь, – улыбка появляется на лице намеренно, и Леша это замечает сразу.
– Ты летишь к нему, Вера, – услышав сказанное, замираю, так и не сделав глоток вина. Даже себе я боялась признаться, а он так просто сказал в лицо. – Все, что ты делала два года, ты делала для него.
– Я до сих пор жалею, что рассказала тебе о нем, – шепчу.
У меня не было выхода. Правда должна быть правдой, а не половиной лжи.
– Тебе нечего стыдиться, – он отвечает прямо, смотрит перед собой, и делает это с легкостью. Видимо, наступило время и для нашего разговора. – Когда я пришел в себя после крушения, первое, что увидел – твои глаза полные отчаяния. Я подумал, что попал в ад, Вера. Несколько месяцев считал так, пока не осознал себя. Пока не понял, что стал живым трупом. Но потом, когда ты приехала обратно из Парижа… Я увидел в твоих глазах свою Веру. Она вернулась, стала почти такой же, как раньше. Это не моя заслуга. Его.
Я зажмуриваюсь снова. Не радует ни запах свежего воздуха, ни вкус вина. Время не лечит. Не такую боль, которую мы пережили с ним совместно.
– Ты и сам знаешь, что я не должна была уезжать в Париж. Если бы не это, возможно, я бы распознала обман раньше, – голос дрожит, а уверенность испаряется.
Так происходит всегда, когда я вспоминаю прошлое. В такие моменты, оно – такой же калека, как мой бывший муж.
– Ты поступила правильно, Вера. Я сам прогонял тебя. Ты не представляешь, насколько я ненавидел минуты, часы и дни, когда ты сидела рядом со мной, а я не мог даже прикоснуться к тебе и успокоить. Вера, я горел в пекле, наблюдая, как ты превращаешься в тень. Мне казалось, что я умираю снова и снова, когда заглядываю тебе в глаза.
