Текст книги "Предательство"
Автор книги: Кристина Хегган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
– Ничего, – попытался улыбнуться дворецкий, обернувшись и встретившись с озабоченным взглядом жены. – Я немного расстроен из-за похорон, вот и все. Когда все это кончится, я опять буду в полном порядке.
Смерть Уоррена Фаррела не была важным событием для истории страны, но многие газеты штата, включая «Трейнтон таймс», напечатали известие о его кончине на первых страницах.
Майк Чендлер сидел в двухместной камере в исправительной колонии штата Нью-Джерси, где он провел последние десять месяцев, и в очередной раз перечитывал некролог, как бы желая убедиться, что этот подонок, мистер Фаррел, действительно умер. Он так и не смог доказать, что именно Уоррен отправил его за решетку. Но выражение лица Фаррела в зале суда в день вынесения приговора рассеяло последние сомнения юноши. Уоррен Фаррел сидел в конце зала, скрестив руки на широкой груди и не отрывая взгляда от судьи. Когда все кончилось и охранник повел Майка обратно в камеру, юноша обернулся посмотреть, был ли отец Стефани все еще в зале суда. Да, Уоррен не ушел. На какой-то момент Майк встретился взглядом с Фаррелом: тот встал и подмигнул Майку. Это холодное, самодовольное подмигивание расставило все точки над «i».
Майк поклялся отомстить Уоррену, но для этого нужно оставаться здравомыслящим. А это оказалось совсем нелегко, ибо все представления Чендлера о тюрьме не шли ни в какое сравнение с тем, с чем ему пришлось сталкиваться в колонии округа день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Майк вставал на рассвете и в шесть часов уже докладывал караульному о своем прибытии на завод, где он собирал электронные части для военной промышленности. Эта работа считалась одной из самых престижных в колонии, так как хорошо оплачивалась, но ее утомительная рутинность сводила Майка с ума. В половине четвертого для него, как и для других заключенных, начинался часовой перерыв, во время которого он мог заниматься в спортзале, писать письма или смотреть телевизор. Майк очень скучал по воле, поэтому все свободное от работы время проводил в спортзале. Упражнения избавляли его от напряжения в шее и спине и немного утоляли жажду активной деятельности. Единственное, что связывало Майка с внешним миром, это свидания с отцом, который дважды в неделю приходил к сыну, и с Эмили, которая раз в месяц звонила брату из Калифорнии, где жила вместе с мужем Беном.
Майк читал книги и писал сценарии. Это помогало ему «убивать» время, но все-таки он постоянно думал о том, кто упрятал его в эту тюрьму. Иногда по ночам, когда сокамерник храпел на нижних нарах, Майк лежал с широко открытыми глазами, положив руки под голову, и думал. Он размышлял, что будет делать, когда выйдет из тюрьмы, и как отомстить Фаррелу. Порой, против своего желания, он начинал мечтать о Стефани. Майк никак не мог избавиться от мучительных воспоминаний. Перед глазами Майка всплывал тот вечер, когда они занимались любовью, он чувствовал Стефани в своих объятиях и слышал нежные слова любви и обещания, которые девушка шептала ему в ухо. Ложь. Все это было неправдой. Майк удивлялся, что все еще чувствует боль. Иногда его ненависть и боль так смешивались, что он не мог определить точно свои эмоции.
А теперь Фаррел умер. Майк должен бы испытывать радость или по крайней мере торжество отмщения, но ничего этого не было.
Пока округ Бурлингтон оплакивал одного из своих наиболее известных жителей, Уоррена Фаррела, Майк Чендлер испытывал только облегчение. Месть перестала быть единственной целью его жизни. Теперь он сможет начать все сначала, строить планы на будущее, думать о том, чем займется, когда выйдет из тюрьмы.
Майк стал свободным.
Глава 14
Этим же вечером в историческом городке Маунт-Холли, штат Нью-Джерси, тридцатичетырехлетняя Джейн Джилмор сидела за кухонным столом и тихо плакала, читая в газете «Бурлингтон таймс» известие о смерти Уоррена Фаррела.
«Уоррен Дж. Фаррел, президент компании «Фаррел девелопмент», умер во вторник от сердечного приступа. Ему было шестьдесят девять лет. Он жил в Винсентауне. У него остались дочь Стефани и брат Сесил. Согласно завещанию, тело мистера Фаррела будет кремировано, а прах развеян на территории его поместья на шоссе Рэд-Лайон. Панихида состоится в Объединенной методистской церкви при кладбище в Винсентауне».
Джейн сумела подавить рыдания, подступившие к горлу. В комнате в конце коридора спала ее дочь Люси, и Джейн не хотелось будить ее. Вытерев слезы, она встала и подошла к плите поставить чайник. Все что угодно, лишь бы не сидеть с чувством опустошенности в сердце.
Приложив немного усилий, Джейн Джилмор могла бы стать привлекательной, даже красивой, но многолетняя печаль погасила задорный молодой огонек в ее больших карих глазах. Даже ее светлые волосы, которые она когда-то носила в соблазнительном стиле «Ку-ку», теперь потускнели и были собраны сзади в хвостик, что старило ее еще больше. Джейн работала портнихой и шила для клиентов красивые наряды. Сама же одевалась слишком просто, в темную, неброскую одежду, которая скрывала все достоинства ее стройной, даже хрупкой фигуры.
Джейн так и не вышла замуж. Не потому, что никто не предлагал, просто сердце ее было безнадежно разбито. Когда ей исполнилось двадцать три года и она уже жила совершенно самостоятельно, Джейн встретила недавно овдовевшего Уоррена Фаррела. Новичок в сердечных делах, она с первого взгляда влюбилась в богатого бизнесмена, когда он вошел в небольшой ресторанчик, где Джейн подрабатывала официанткой. В конце своей смены она удивилась, увидев, что Уоррен ждет ее в огромном черном автомобиле, и поразилась еще больше, когда он пригласил ее в бар по соседству. Они сидели в интимной обстановке и разговаривали почти два часа. Уоррен Фаррел был самым красивым, самым очаровательным мужчиной, которого когда-либо встречала Джейн. Она понимала, что он старше ее, более опытный и, несомненно, более искушенный, но Джейн скорее бы умерла, чем отказала ему, когда Уоррен предложил поехать в мотель, чтобы познакомиться поближе.
После этого свидания они стали встречаться дважды в неделю в одно и то же время и в том же самом мотеле, где Уоррен снимал номер под вымышленным именем.
Для Джейн эти свидания украдкой стали самыми лучшими часами жизни. Уоррен Фаррел никогда не признавался ей в любви, но та страсть, с которой он занимался любовью с Джейн, давала девушке надежду, что его чувства гораздо глубже, чем он показывает. Спустя месяц после их знакомства Джейн поняла, что забеременела, и сообщила Уоррену эту новость. Как она ошиблась в этом человеке! Сухим безжалостным тоном он сказал, что не будет иметь ничего общего с этим ребенком. С чувством безысходности она смотрела, как Уоррен вытащил из бумажника две банкноты по сто долларов и сунул их в ее сумочку.
– Сделай аборт, – произнес мистер Фаррел, не обращая внимания на слезы Джейн. – После этого мы возобновим наши отношения, но не раньше.
Целую неделю девушка плакала и днем и ночью. Она звонила Уоррену на работу, уверяла, что очень любит его, и умоляла передумать, но он даже слушать ее не хотел. Мысль о воспитании ребенка одной пугала Джейн. Но аборт был против всех ее моральных принципов. Джейн никогда не сможет убить зарождающуюся внутри нее жизнь.
Она обещала никогда не беспокоить Уоррена, но не сдержала слова и послала ему фотографию Люси, когда малышке исполнился один год. Джейн надеялась, что Фаррел увидит, как похожа на него дочка, и изменит свое решение, захочет хотя бы повидаться с ней. Но ответа на свое письмо Джейн так и не получила.
Когда Люси исполнилось четыре года, она стала расспрашивать о своем отце. Джейн не хотела говорить дочери, что Уоррен не признает ее, и выдумала воображаемого папу-героя, красивого и отважного, погибшего во Вьетнаме. Он, конечно, не мог заменить девочке живого и любящего отца, но все-таки Люси была счастлива.
– Мама?
Прикосновение теплых пальцев к руке Джейн отвлекло ее от грустных мыслей. Она поспешно вытерла слезы.
– Почему ты встала? – стараясь казаться строгой, спросила Джейн. – Уже почти десять часов.
– Я проснулась и услышала, что ты плачешь. – Красивые глаза Люси цвета морской волны выражали печаль. – Почему ты плакала, мама?
– Я просто думала о старом друге, дорогая, – ответила Джейн, усаживая одиннадцатилетнюю дочку себе на колени.
– Он умер?
– Почему ты так решила? – удивилась Джейн и посмотрела в наблюдательные глаза Люси.
– Лучший друг соседки умер на прошлой неделе, и теперь она все время плачет.
– Мне очень жаль, дорогая. – Джейн провела рукой по ярко-рыжим волосам дочери, унаследованным от Уоррена Фаррела. – Да, мой друг умер.
– Поэтому ты такая грустная?
Джейн кивнула.
– Тогда почему бы тебе не поступить так, как я, когда мне грустно?
– Как же, детка?
– Я разговариваю с папой. – Вскочив с колен матери, Люси побежала обратно в свою комнату. Вернувшись, она протянула Джейн фотографию мужчины в военной форме. – Вот. Возьми ее на ночь.
Сердце Джейн заныло от стыда. Эта фотография была таким же вымыслом, как и ее история о Томасе Джилморе, капитане вооруженных сил США. Джейн вырезала из старого журнала эту картинку с изображением актера Джона Лунда, известного во времена Второй мировой войны, и вставила ее в рамку. Она и представить себе не могла, что эта фотография станет такой важной для Люси.
– Ты все еще разговариваешь с папой, Люси? – спросила Джейн, взяв портрет и взглянув на него.
– Каждый раз, когда чем-то расстроена.
– А ты часто грустишь? – спросила Джейн, улыбнувшись и забыв на время о своем горе.
– Нет. Только когда сделаю какую-нибудь глупость на занятиях балетом.
– О, Люси! – воскликнула Джейн и обняла дочку. – Ты преувеличиваешь свои оплошности на уроках танца, ведь ты возлагаешь слишком большие надежды на себя. А теперь возвращайся в кровать, юная леди, – добавила Джейн, шутливо шлепнув дочку по попке. – У тебя завтра утром репетиция, помнишь? А ты знаешь мнение мадам Тарасовой насчет хорошего отдыха.
Как только Люси ушла к себе в комнату, Джейн опять взяла газету и посмотрела на фотографию Уоррена. Ей нужно сходить на панихиду. Не важно, сколько боли он причинил ей. Джейн все еще любила Фаррела и хотела попрощаться с ним. В последний раз.
Сильный ветер дул с залива, когда Джейн приехала в Объединенную методистскую церковь в Винсентауне. Таксист высадил ее у входа. В церкви было полно народу, но Джейн удалось найти место в четвертом ряду.
Около алтаря стояли урна с прахом Уоррена и его большая фотография в рамке. На кафедре священник говорил о всепрощении и вечном мире.
– Какой скандал с его дочерью! – прошептала какая-то женщина в ухо Джейн.
– Мне очень жаль, – с удивлением произнесла она, не ожидая, что кто-то обратится к ней, и посмотрела на сидевшую рядом женщину лет сорока с лишним, одетую во все черное.
– После всего, что он сделал для нее, – продолжала женщина. – Он вырастил ее один, давал ей все самое лучшее. Уж по крайней мере могла бы прийти на похороны отца. – Она с осуждением покачала головой. – С моей точки зрения, это самое худшее оскорбление.
Теперь Джейн узнала эту женщину. Она из тех сплетниц в Маленьких городках, кто распускает слухи вне зависимости от того, правдивы они или нет. Обычно Джейн не одобряла сплетниц, но женщина говорила об Уоррене, а она так мало знала о нем и о его семье.
– Почему его дочь не приехала? – не удержавшись, спросила Джейн.
Женщина пожала плечами, давая понять, что не знает или просто это ее не интересует.
– А кто здесь присутствует? – поинтересовалась Джейн. – Я имею в виду членов семьи Фаррелов.
– Его брат Сесил с женой, – женщина указала рукой в перчатке на элегантную пару в первом ряду. Хотя мужчина и не был похож на Уоррена, у него была такая же гордая осанка и тот же выразительный властный взгляд, как и у Уоррена.
– Думаю, брат и дочь унаследуют состояние старика, – продолжала женщина. – У него не осталось других родственников.
«Нет других родственников». Джейн не сводила глаз с брата Уоррена, а слова женщины эхом звучали в ее голове. «Нет других родственников». Женщина ошибалась. У Уоррена есть по крайней мере еще один родственник – это Люси. Джейн прикрыла рот руками, сразу же забыв о своем горе, когда неожиданная мысль осенила ее: а если Уоррен оставил что-то и Люси в своем завещании? Разве это невозможно? Он мог чувствовать вину, что покинул ребенка, и, вполне возможно, решил исправить свою ошибку. Но скоро воодушевление Джейн испарилось. Когда она последний раз встречалась с Уорреном Фаррелом, Джейн жила в другой квартирке. С тех пор прошло столько лет. А если адвокаты Уоррена пытались связаться с ней и не нашли ее?
Когда проповедь закончилась и люди стали покидать церковь, Джейн стала раздумывать, не будет ли слишком неделикатно подойти к кому-нибудь прямо здесь, в церкви, и дать знать, где они с Люси живут, просто на всякий случай, если… Джейн снова посмотрела на Сесила Фаррела, который принимал соболезнования пришедших на панихиду. Несмотря на его внушительную фигуру, в нем чувствовались интеллигентность и порядочность. Он поймет и поможет Джейн. Она вся дрожала. Еще никогда в жизни она не отваживалась на такой смелый поступок. Джейн подождала, когда толпа разойдется, и приблизилась к брату Уоррена.
– Мистер Фаррел?
– Да? – Он повернулся и взглянул на Джейн. Сесил был красивым мужчиной с квадратным подбородком, проницательными темными глазами и усами, седыми, как и вся его голова.
– Я… – замялась Джейн. – Мне хотелось узнать, могу ли я переговорить с вами, мистер Фаррел. Это… очень важно.
– Может, ты пока пойдешь, дорогая? Я не задержусь, – наклонившись к жене, сказал Сесил и внимательно посмотрел на Джейн. Итак, юная леди, чем могу помочь вам? – спросил Сесил, повернувшись к молодой женщине и ласково улыбнувшись ей.
– Мне трудно… – Приободренная дружелюбной улыбкой мистера Фаррела, Джейн посмотрела ему в глаза. Она старалась не обращать внимания на хмурую складку между седых бровей Сесила. – Я хотела просто узнать, Уоррен… Я имею в виду, адвокаты мистера Фаррела не пытались связаться со мной? Меня зовут Джейн Джилмор.
– С вами?! Зачем?
– Я…
– Вы были знакомы с моим братом, мисс Джилмор? Вы работали у него?
– Нет… То есть, да… я знала его. Много лет назад.
– Что такое? Кто вы? – Его тон стал более холодным, а из карих глаз испарилась мягкость. От внезапной резкости в его голосе Джейн захотелось спрятаться куда-нибудь, но отступать было слишком поздно, и так много поставлено на карту. Она старалась не для себя, Джейн не интересовали деньги Уоррена, но Люси имела право на них от рождения.
– Несколько лет назад, – собравшись с силами, сказала мисс Джилмор, – у нас с Уорреном родился ребенок, девочка, которую я назвала Люси. Уоррен не признавал ее, но я подумала… Я хочу сказать… он мог передумать и…
– Ты, шлюха, – прошипел Сесил. Его голос сейчас прозвучал в точности так, как голос Уоррена, и Джейн чуть не упала в обморок от страха. – Какого черта ты приперлась сюда в такой момент? Оскорблять память моего брата своими грязными историями? Что ты ждешь? Подачку?
– Нет! – От страха и унижения Джейн дрожала, как осиновый лист на ветру. Как она ошиблась в этом человеке! Как она смогла поверить, что кто-то по фамилии Фаррел в состоянии испытать сострадание? – Я не прошу денег. Мне просто хотелось оставить информацию, как со мной связаться, на случай если Уоррен упомянул свою дочь в завещании.
– Если ты так думаешь, то, значит, совершенно не знала моего брата, – произнес Сесил, сменив холодный тон на саркастическую улыбку. – А теперь предлагаю тебе уйти, не поднимая шума, мисс Джилмор. И сделай одолжение, оставь эту выдуманную историю про ребенка при себе. Если я услышу, что кто-нибудь говорит об этом, я сделаю твою жизнь и жизнь твоего отпрыска просто невыносимой. Тебе понятно?
Сильная женщина, возможно, стала бы настаивать на своем и дальше, но Джейн никогда не отличалась агрессивностью. Она ненавидела скандалы, физическая сила пугала ее, а могущественность, которой обладали Фаррелы, тем более. Джейн кивнула головой, испугавшись того, как Сесил мог бы навредить ей или Люси.
– Вот и прекрасно. – Вспомнив о своих хороших манерах, Сесил немного наклонил голову в знак прощания и направился по проходу к выходу из церкви.
Несколько минут Джейн не могла сойти с места, ожидая, пока пройдет дрожь и исчезнет слабость. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой униженной. Даже когда Уоррен отказался от нее и от ребенка, ей не было так плохо.
Не будет никакого наследства, никакого неожиданного богатства для ее маленькой девочки. Нельзя верить в несбыточные мечты. Джейн вытащила из сумки носовой платок, вытерла слезы и еще раз взглянула на фотографию Уоррена.
Даже сейчас в ее сердце не нашлось места для ненависти к нему.
Глава 15
Эти слова произноси громче, Стефани, – сказала Ева Марлоу глубоким, театральным голосом, благодаря которому она стала известной еще много лет назад. – Помни, ты должна донести свой голос до зрителей. Пусть в театре хорошая акустика, на балконе тебя все равно не услышат, если не будешь четко произносить слова.
Стефани вздохнула. Мисс Марлоу – талантливый, прекрасный педагог. Ее девиз студенты теперь знали на память: «Это недостаточно хорошо, пока не отлично».
Благодаря занятиям с мисс Марлоу талант Стефани расцвел. Мало-помалу девушка избавилась от скованности и страха перед аудиторией. Стефани знала, что голос был ее слабым местом, поэтому она каждый вечер прилежно делала дыхательные упражнения и училась произносить каждое слово так, чтобы оно звучало прямо из груди. Но как бы она ни старалась, ей так и не удалось добиться того уровня дикции, которая, по мнению мисс Марлоу, необходима для театральной актрисы.
Голос Стефани стал причиной ее провала на первом прослушивании. Ей пришлось выслушать ужасные слова: «Спасибо, мисс Фаррел. Мы позвоним вам, когда понадобится». Они так и не позвонили.
– Стефани, ты слышишь меня, дорогая?
– Да, мисс Марлоу, – ответила она, сделав глубокий вдох и высоко подняв голову. – Я готова.
Спустя три часа Стефани вышла на улицу, радуясь, что занятия закончились. Стоял холодный декабрьский день, четвертый пасмурный день подряд. Как всегда в это время года, в городе царила суматоха. Все еще воодушевленные недавним парадом в День Благодарения, который официально закрывал празднования, жители Нью-Йорка находились в необычайно хорошем настроении, несмотря на скверную погоду. По всей Пятой авеню, широкой артерии, соединявшей западную часть города с восточной, висели гирлянды с зелеными лампочками, а на перекрестках веселые санта-клаусы звонили в свои колокольчики и собирали пожертвования для Армии Спасения. Вся эта обстановка вернула приподнятое настроение Стефани, пребывавшей не в духе.
Она прошла здание, на фасаде которого красовалась красная лента с бантом, и увидела Перри Кешмана. Он стоял, наклонившись к витрине магазина, и ждал ее. В начале каждого месяца Перри складывал образцы своих моделей в сумку и обходил бутики в Манхэттене в надежде, что кто-нибудь сделает заказ. Когда у него оставалось свободное время, Перри часто встречал Стефани, и они вместе шли до Центра Рокфеллера, где в кафе «Фестиваль» выпивали по чашечке кофе «каппучино».
– Как прошли занятия? – спросил Перри, увидев Стефани.
– Не спрашивай, – ответила девушка, взяв друга под руку.
– Тяжелый день?
– Хуже не бывает. Это все из-за моего голоса. Мисс Марлоу говорит, что он слишком тихий, – вздохнула Стефани. – Иногда я сомневаюсь, смогу ли стать театральной актрисой.
– Неужели это будет так ужасно, если ты не сможешь работать в театре?
– Перри, и ты еще спрашиваешь?! – с изумлением произнесла Стефани. – Ты же знаешь, как сильно я хочу стать актрисой. Неужели ты думаешь, я вертелась последние девять месяцев как белка в колесе только для того, чтобы спасовать перед первой же неудачей?
– Никто и не говорит, что ты должна бросить актерскую профессию, – загадочно произнес Перри. – Я хочу сказать, ты когда-нибудь думала о том, чтобы играть, но не на сцене?
– А где?
– Например… на телевидении.
– Мисс Марлоу считает, что телевидение – это не искусство, – с презрением сказала Стефани.
– Ну, может, мисс Марлоу ошибается?
В Центре Рокфеллера Перри и Стефани спустились на эскалаторе к подземному входу в кафе «Фестиваль». Оно было переполнено уставшими покупателями. Им пришлось немного подождать, прежде чем официант проводил их к столику у окна с видом на каток. Перри заказал два кофе «каппучино» и откинулся на спинку стула.
– Ты слышала когда-нибудь о шоу под названием «Тайная жизнь»?
– «Мыльная» опера? Как можно не слышать о ней. Все официантки из ресторана «У Фрэнки» смотрят ее. Дня не проходит без обсуждения, кто кому что сделал и сказал: Клиффорд – крыса, потому что изменяет Монике, признается ли Симон Джону, что беременна от его брата, и тому подобное. – Стефани посмотрела, как официант поставил перед ней кружку с горячим кофе. – А почему ты спросил?
– Костюмер этого шоу иногда покупает у меня модели одежды, и я часто захожу к нему. – Бровь Стефани поднялась от удивления. – Он сообщил, что актриса, исполнявшая в «Тайной жизни» роль Пэтти Мак-Кей, была уволена в связи с возникшими разногласиями, как говорят деловые люди.
– Ну и что?
– Поэтому им нужна замена, очень срочно. – Перри откинулся назад и ждал, какая реакция последует со стороны Стефани. Глаза ее Стали круглыми от удивления.
– Ты предлагаешь мне попробовать сыграть в «мыльной» опере?
– А почему бы нет? У тебя есть все, что они ищут – талант, молодость, красота.
– Перри Кешман, ты совсем выжил из ума?! Что мне известно о телевидении?
– Артист и есть артист, – пожал плечами Перри. – А на телевидении тебе не надо беспокоиться о своем голосе. Твое исполнение будут смотреть дома, и при желании зрители смогут сделать громкость телевизора больше или меньше. В конце концов речь идет только о прослушивании, а не о контракте. Попробуй. Если тебе не понравится, тогда уже ты скажешь им: «Не звоните мне, я сама с вами свяжусь».
Стефани отхлебнула «каппучино» и посмотрела на катающихся по льду под звуки мелодии, льющейся из громкоговорителя. «Мыльная» опера. Ее мать перевернется в гробу. Однако это может быть забавно. Вполне вероятно, она не пройдет пробы, показав себя полной дурой. Ну и что из этого?
– А когда пробы?
– В среду утром. Я договорился за тебя на семь утра.
– Даже не спросив меня сначала?
– Нельзя терять время, дорогая. Эти роли нарасхват. – Перри вытащил из кармана свернутый в трубочку сценарий. – Сцена для прослушивания отмечена на шестой странице.
Стефани рассмеялась и, взяв сценарий, начала читать. Через две минуты ей уже стало интересно.
* * *
Около семи утра в среду Стефани пришла в большую студию, где проходили съемки сериала «Тайная жизнь». Она ожидала увидеть огромные декорации, администраторов в костюмах и при галстуках, попивающих кофе, пока артисты спокойно репетируют свои роли, камеры, готовые к съемкам. Никогда еще Стефани не была так далека от истины! Когда она открыла дверь в студию, то сразу же очутилась среди бешеной суматохи, напомнившей ей Центральный вокзал в часы пик. Десятки рабочих крутились вокруг, устанавливая рождественские елки и другие декорации маленьких размеров, выкрикивая указания и обмениваясь остротами. Километры электрических проводов лежали на сером бетонном полу, затрудняя передвижение по студии. Прожекторы всех форм и размеров были повсюду – свисали с потолка, стояли на высоких шестах и на уровне пола. Артисты и артистки поодиночке или небольшими группами репетировали свои роли, задавая иногда вопросы, в основном насчет мотивировки (еще одно важное слово, выученное Стефани в актерской школе).
Наверху располагалась контрольная кабина, где стояли человек десять, наблюдая за происходящим внизу. Кабина была отделена от остального помещения тремя стеклянными стенками.
У Стефани захватило дух. Она почувствовала воодушевление. Все ее представления о телевидении менялись с каждой минутой.
«Артист есть артист», – сказал Перри. Он прав. Любая роль все-таки лучше, чем отсутствие работы вообще. Стефани не спала до двух часов ночи, повторяя свою роль. Ей понравился характер Пэтти Мак-Кей. Эта героиня сначала отличалась язвительностью, и вдруг энергичная двадцатилетняя девушка узнает, что ее мать – самая богатая женщина в городе, роль которой исполняла суперталантливая дива «мыльных» опер – Вирджиния Уэзерфилд.
– Извините, мисс. Вы Стефани Фаррел? – спросил молодой человек с блокнотом в руках.
– Да.
– Нашел, – улыбнулся он, поставив галочку против ее имени в списке. – Почему бы вам не посидеть здесь, пока вас не сбили с ног? – предложил он, указав на скамейку, стоящую в стороне. – Я вызову вас через несколько минут.
Стефани поблагодарила незнакомца и уселась на скамейку, прижав к груди сценарий. Неожиданно для себя ей захотелось получить эту роль больше всего на свете.
Устроившись на скамейке, Грант Рафферти перевел взгляд со сценария в руках на девушку, сидевшую в нескольких шагах от него. Он заметил ее в тот момент, когда она вошла в студию – высокая, гибкая, с каштановой копной волос и с такой внешностью, что все в комнате обернулись и посмотрели на нее. Грант понял, что незнакомка пришла на пробы. Он сразу же уловил ее неуверенный, немного испуганный взгляд. Судя по тому, как она уставилась на артистов и рабочих, снующих мимо нее, эта девушка никогда раньше не была в телестудии. Бросив сценарий на скамейку, Грант подошел к незнакомке.
– Здравствуйте. Вы пришли на прослушивание?
Услышав приятный баритон, Стефани обернулась и увидела рядом такого красивого мужчину, что, несомненно, он мог быть голливудским сердцеедом. Перед ней стоял блондин чуть старше тридцати лет, с умными синими глазами и обезоруживающей улыбкой. Он был в джинсах, спортивном свитере и теннисных тапочках. Казалось, это его обычная форма одежды.
– Да, я пришла на пробы, – улыбнулась в ответ Стефани. – А вы артист или из съемочный группы?
– Я один из сценаристов.
– Ого!
– Мне послышался благоговейный страх в вашем голосе, – рассмеялся мужчина. – Но это зря. Я не такая важная фигура.
– Кажется, я немного нервничаю и боюсь.
– Не стоит. Мы кусаемся только во время недели присуждения премии «Эмми». – Он протянул руку. – Кстати, меня зовут Грант Рафферти.
– Стефани Фаррел. – Мужчина крепко пожал руку Стефани.
– Первый раз на прослушивании?
– Впервые на телевидении.
– У вас должно все хорошо получиться, – произнес Грант, отступив в сторону, чтобы пропустить светотехника. – Весь секрет заключается в следующем: представьте себе, что никаких камер нет. – Он посмотрел на сценарий в руках Стефани, открытый на шестой странице. – Это очень важная сцена, зрители ее давно ждут.
– Да, мне сказали.
– Вы смотрели наше шоу?
– Вообще-то нет, – покраснев, честно ответила Стефани. – Но мои коллеги по работе смотрят эту постановку, поэтому я в курсе событий.
– Вы очень быстро все поймете, – сказал Грант, будто бы Стефани уже получила эту роль. – Вы разобрались с характером вашей героини? Что собой представляет Пэтти?
– Думаю, разобралась. Она злится на мать за то, что та бросила ее когда-то, но вместе с тем Пэтти счастлива, что наконец нашла свою маму. Конечно, она не положительный герой в буквальном смысле этого слова. Но в ней есть сентиментальность, которую она скрывает от других.
– Почему?
– Потому что она боится казаться слабой, как ее отец. Пэтти ненавидит своего отца.
Грант посмотрел на девушку с восхищением. Она хорошо поработала дома. Он с удовольствием бы еще поговорил о ее роли, помог ей расслабиться, но режиссер уже освободился и позвал Стефани.
– Ни пуха ни пера. Срази их наповал, – пожелал Грант.
В студии, такой шумной всего мгновение назад, наступила тишина. Когда Стефани подошла к ожидавшей ее группе людей, ей показалось, что камеры стали больше и загородили все вокруг.
Режиссер, небольшого роста, жилистый, с бородкой, представил Стефани Вирджинии Уэзерфилд, с которой ей предстояло исполнить сцену, затем отвел мисс Фаррел к камину.
При слове «Снимаем!» ассистент режиссера щелкнул перед Стефани черно-белым нумератором и выкрикнул: «Тайная жизнь – сцена вторая – дубль первый».
– Я всегда верила, что когда-нибудь найду тебя, – произнесла Вирджиния, входя в комнату. Хриплый голос актрисы прозвучал достаточно эмоционально.
Стефани замерла. Она старалась не обращать внимания на звуки вокруг нее. Девушка открыла рот, чтобы произнести свои слова, которые она выучила наизусть, но к ее ужасу не смогла выдавить из себя ни звука.
– Стефани? – позвал режиссер. – С вами все в порядке?
Страх перед аудиторией она впервые испытала много лет назад во время школьного спектакля. И еще раз – в начале этого года на пробах у мисс Марлоу. Потом Стефани казалось, что она справилась с этим страхом, но, очевидно, ошибалась. Сейчас она чувствовала, как вся вспотела, а сердце в груди стучало громче барабана. Стефани ощущала какое-то движение вокруг. Вирджиния Уэзерфилд смотрела на нее с любопытством, а съемочная группа терпеливо ждала, когда девушка придет в себя. Стефани попыталась что-то сказать, но в горле у нее пересохло, а губы онемели от страха.
– Можно я поговорю с ней минутку? – раздался голос Гранта. Он отвел Стефани в сторону. – Ты справишься, – убеждал девушку Грант мягким голосом. – Сделай глубокий вдох. Посмотри на меня.
Стефани молча выполняла указания, как робот. Ей никогда не дадут эту роль. Она никогда не станет актрисой. У нее слишком тихий голос для театра и недостаточно мужества для телевидения. На актерской карьере можно ставить крест.
– Еще не все пропало, – произнес Грант, легонько встряхнув девушку и давая ей понять, что она высказала свои опасения вслух. – Вот и хорошо, ты уже говоришь. Нам кое-что удалось.
Грант продолжал разговаривать со Стефани, рассказывая ей невероятную историю об одном из артистов в шоу, исполняющем роли героя-любовника, у которого слетел с головы парик при съемках страстной сексуальной сцены. Этот актер чувствовал себя таким униженным! Он поклялся, что ноги его больше не будет в студии, раз раскрылся его секрет. Но, конечно, он вернулся, потому что, несмотря ни на что, съемки шоу не останавливаются. При звуках мягкого, ласкового голоса Гранта Стефани расслабилась. Она сделала вдох, потом еще один.
– Теперь со мной все в порядке, – с благодарностью улыбнулась Стефани, обращаясь к Гранту. – Спасибо.
– Не за что. – Грант махнул рукой режиссеру. – Она готова.
Когда Рафферти подошел к режиссеру и ободряюще улыбнулся Стефани, она почувствовала, как исчез ее страх.
