Текст книги "Дорогой Джим"

Автор книги: Кристиан Мерк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Похоже, ты меня не слушаешь, – перебила я, окончательно выведенная из себя. Меня переполняла злость. Как-то раньше я не замечала за своей младшей сестрицей упорного нежелания смотреть в лицо фактам. – Он приставил мне нож к горлу, верно? Это он убил Сару и ту несчастную женщину в… черт, не помню, где это… впрочем, неважно. И ты прекрасно знаешь, что я права. Джим тоже во всем этом участвует – похоже, они действуют сообща. У них своего рода разделение обязанностей. Черт, Томо практически сам мне в этом признался.

Ифе не спеша взялась подсоединять к насосу садовый шланг, потом включила насос и начала как ни в чем не бывало мыть «мерс». Все это было сделано настолько демонстративно, что я сразу догадалась – она уже все для себя решила.

– Да неужели? Стало быть, ты предполагаешь… – Господи, как же я ненавидела это словечко! А Ифе, как на грех, никогда не упускала случая меня подколоть. – Что этот парень… как его… Джим и его приятель-уголовник договорились заканчивать каждое шоу ритуальным убийством? По-твоему, здесь есть какая-то логика? – Капли грязной воды попали мне на щеку… конечно, по чистой случайности, нисколько в этом не сомневаюсь. – Кроме того, помнится, в ту ночь, когда была убита Сара, Джим грел яйца в твоей постели, или я ошибаюсь? Кстати, ты ведь ничего не знаешь о том, где он провел ночь, когда произошло первое убийство, верно? Так что выкинь это из головы. Думаю, ты делаешь из мухи слона.

Я уже открыла было рот, чтобы возразить, когда вдруг заметила выражение ее глаз в тот момент, когда она сворачивала шланг…

В них читалась неприкрытая ревность – та же самая, что накануне вечером была написана на лице тетушки Мойры, лишь на губах играла легкая улыбка, словно говорившая: «Только не вздумай рыдать мне в жилетку теперь, когда Джим дал деру и нашел себе кого получше! Ты сама этого хотела – вот и получай!» Бросив на землю свернутый шланг, Ифе направилась к дому, даже не предложив мне вместе выпить чаю.

Сестринская любовь… мать твою…

– Я потом тебе позвоню, хорошо? – буркнула я Ифе в спину. В ответ послышалось какое-то неразборчивое бормотание. Какое-то время я молча стояла, слишком ошеломленная, чтобы уйти. Потом вдруг спохватилась, что, по крайней мере, один повод радоваться у меня все-таки есть.

Потому что оставшийся после смерти отца карабин теперь мирно покоился в моем чемодане. В эту ночь я спала, предварительно сунув его под подушку, и молила Бога только о том, чтобы этот ублюдок явился ко мне в дом еще раз попытать счастья.

Я отнюдь не трусиха – что бы ты обо мне ни думал.

Именно поэтому незадолго до рассвета, сообразив, что вряд ли снова смогу уснуть, я выбралась из постели и отправилась на поиски Финбара. Поток его эсэмэсок понемногу иссяк, но те, которые я еще не успела стереть, сами говорили за себя. Перечитывая их, любой мог без труда догадаться, как развивались события. От «Где ты?» и «Позвони, плиз!» до нетерпеливого «До меня доходят слухи, которые мне не нравятся. Все еще любящий тебя Ф.» и разъяренного «Какого дьявола?! Ты хоть понимаешь, что делаешь?! Ф.».

Угрызения совести вытолкали меня из дома и погнали на поиски Финбара. Сказать по правде, я посмеивалась над ним, когда положила глаз на Джима, – правда, потом, когда Джим, в свою очередь, наложил на меня руки, мне стало уже не до смеха. Я пешком прошла через весь город – но, добравшись до дома Финбара и уже взявшись за ручку двери, почувствовала, как вся моя решимость вдруг разом покинула меня. Я огляделась – Тэллон-роуд взбиралась по склону холма к тому месту, где из окон домов открывался, наверное, самый лучший вид на залив – можно было не сомневаться, что мой приятель поселится именно здесь. Дом он выбрал на славу – с дверными панелями из двойного стекла и навороченной системой сигнализации, которую я видела только в кино. Ну, ты знаешь, что я имею в виду – когда хорошо поставленный актерский голос за кадром сообщает, что «сигнализация включена», как будто рассчитывает, что грабители в ответ рассыплются в комплиментах или примутся поздравлять его с удачным приобретением – короче, что-то вроде этого.

Свет уличного фонаря выхватывал из темноты машину Финбара, скромно спрятавшуюся за двумя другими, которые выглядели так, словно их только что выудили из грязного болота. Сквозь кухонное окно мне был виден силуэт Финбара – он мыл посуду и аккуратно вытирал ее полотенцем, и это после того, как потратил целое состояние на немецкую посудомоечную машину. Не помню, во сколько она ему обошлась – но уж точно побольше, чем наш отдых на Мальорке, куда мы ездили с сестрами. По тому, как Финбар это делал, можно было не сомневаться – он страшно зол на меня, зол до такой степени, что готов мчаться ко мне и барабанить в дверь ногами, – и только такие обыденные дела, как мытье посуды, мешают ему немедленно привести свой план в исполнение. Мне этот способ всегда напоминал медитацию. Руки Финбара двигались автоматически, он мыл посуду, как делал все – без особой радости, но и без раздражения. Как будто у него в жилах не кровь, а слегка тепловатая водичка из-под крана. Я смотрела на него, и у меня руки чесались схватить булыжник и швырнуть ему в окно… просто посмотреть, как он отреагирует.

Вместо этого я тщательно вытерла ноги, сделала парочку глубоких вдохов и позвонила в дверь.

– Фиона.

Вот и все, что он сказал… Можно было подумать, я вдруг забыла собственное имя. Похоже, за последние несколько дней он только и занимался тем, что скреб лицо бритвой – во всяком случае, мне удалось насчитать три свежих пореза, которые даже еще не успели подсохнуть. Я почувствовала висевший в воздухе аромат жидкого мыла с лимоном, почему-то это напомнило мне больницу, где все моют с дезинфектантами, и у меня моментально зачесались глаза.

– Можно мне войти? – робко спросила я. И улыбнулась ему заискивающей улыбкой – точно так же, как всегда улыбаюсь отцу Мэллоу, столкнувшись с ним на улице. Все зубы наружу, в глаза не смотреть, велела я себе. Наверное, потому, что я и без того знала, какие у Финбара глаза и что я в них увижу. Кучу вопросов, упреков и обвинений – мало радости, верно? Кроме всего прочего, я могла сорваться. Потому что меньше всего мне хотелось отвечать на вопрос, где все это время пропадала «старушка Фиона»?

– Я как раз мыл посуду, – продолжал он голосом, настолько непохожим на свой, что я удивленно покосилась на него. Голос Финбара казался каким-то густым… будто он только что ел мед, но забыл его проглотить.

Я устроилась на одном из белых диванов, купленных в ИКЕА – пару месяцев назад Финбар заплатил кучу денег, чтобы их доставили из Лондона, – в свое время, когда их привезли, он заставил меня усесться на пол и помогать ему их собирать, чем мы и занимались добрых два дня подряд. С тех пор я видеть не могу все эти угловые скандинавские диваны, в разобранном виде напоминающие китайские головоломки, собирая которые начинаешь чувствовать себя полной идиоткой. Финбар вытер руки о белоснежный фартук и уселся на точно такой же диван напротив. Хрустальная статуэтка русалочки в обнимку с какой-то рогатой рыбиной в руках, стоявшая на мраморном кофейном столике между нами, должна была играть роль рефери – судя по всему, бедняга от этой перспективы не в восторге, потому что вид у нее был самый несчастный. В отличие от русалочки, рыбе, похоже, все было до лампочки.

– Мне нет оправдания, Финбар… Прости, мне очень жаль, – кротко проблеяла я, стараясь еще и дышать при этом. Оказавшись в его доме, я вдруг почувствовала себя очень странно… как будто накануне Джим опоил меня какой-то дрянью, которая сейчас начала потихоньку выветриваться. Меня охватило хорошо знакомое мне неприятное чувство – будто мягкая кошачья лапка робко царапнула изнутри… это означало, что стыд, проснувшись в моей душе, очень скоро вонзит в меня свои когти.

Финбар ничего не ответил – сначала не ответил, – просто продолжал молча вытирать свои и без того уже сухие руки. Только тогда мне бросилось в глаза, что он уже успел изрядно приложиться к бутылке. За все время, что мы были знакомы, мне всего лишь дважды случалось видеть, как он вышел из себя. Первый раз это случилось, когда его повысили в должности, доверив представлять интересы фирмы во всем нашем графстве, и его изнывающие от зависти коллеги, чтобы отпраздновать это событие, затащили нас в самый модный ресторан в Корке – не помню, как он назывался, какой-то итальянский. Финбар тогда в одиночку выпил чуть ли не две бутылки шампанского, а когда я везла его домой, всю дорогу заботливо стряхивал со своего костюма грязь, которой на нем и в помине не было. Что же касается другого, то это произошло в тот день, когда мы с ним в первый раз занимались любовью – он тогда признался, что любит меня, еще до того, как кончил. Мне стало понятно, почему весь дом пропах этими чертовыми лимонами, – только так можно было заглушить исходивший от хозяина крепкий пивной перегар. Глаза у Финбара были красные – но от слез или от доброй порции виски, трудно сказать.

– Ты забыла, что дала слово пообедать со мной, – вот и все, что он смог выдавить из себя.

Я молчала, терпеливо дожидаясь продолжения, но Финбар, положив руки на колени, сидел с таким видом, будто все самое главное уже сказано.

– О чем это ты?

– В следующую субботу. В ресторане Рабенга в Глендарриффе. Корпоративный обед. Все ждут, что мы придем вместе. – Финбар говорил короткими, рублеными фразами, как будто более длинные предложения давались ему с трудом.

Он по-прежнему не пытался улыбнуться – и это единственное, что меня порадовало.

– Может быть… Послушай, сейчас это не очень хорошая идея. Я имею в виду, в этой ситуации… ну и все такое.

Финбар, прежде чем ответить, на мгновение прикрыл ладонью рот.

– В какой ситуации? И в чем эта самая ситуация состоит? Может, ты будешь так любезна объяснить мне, Фиона, потому как я лично ничего не понимаю, – прошелестел он. Все это выглядело так, будто губы его живут отдельной жизнью… двигаются сами собой, выговаривая слова, о которых он не имеет никакого понятия. Даже смотрел Финбар не на меня, а на хрустальную статуэтку на столе – и, судя по тому, какой это был взгляд, бедную русалку ожидала жестокая взбучка.

– Я этого не планировала, – быстро сказала я. – Мне очень жаль, что я соврала тебе насчет того, что никогда не видела его. На самом деле мы знакомы, и тут уж ничего не поделаешь. Я не могу это изменить. – Я невольно бросила взгляд на руки Финбара, вспоминая, как он деловито мял мою грудь с таким видом, будто месил тесто… и я даже что-то при этом чувствовала, хотя и не сразу. А вот Джиму достаточно было только посмотреть на меня, чтобы мои ноги стали ватными.

– Я так понимаю, что на обед ты не придешь? – тупо спросил Финбар.

Встав с дивана, я подошла к нему и обняла за шею. Конечно, ничто не мешало мне остаться и переспать с ним, тем более что я искренне жалела его… Но, думаю, ничего хорошего из этого бы не вышло, тогда у бедняги точно поехала бы крыша. Поэтому я просто молча гладила его по голове, вспоминая любовь, которой никогда между нами не было, – до тех пор, пока он с проклятием не сбросил мою руку.

– Пока, Финбар. Увидимся позже, – поспешно бросила я, открывая дверь и уже заранее зная, что этого никогда не будет.

Утром я позвонила директрисе, сообщить, что не приду – заболела. Держу пари, она не поверила ни единому слову из того, что я ей наговорила.

– Что ж, ладно… лечитесь, Фиона, и… хм… выздоравливайте поскорее, – промямлила миссис Гэйтли, только что выслушавшая мои сбивчивые объяснения насчет воспаления легких, свалившего меня с ног.

Это означало, что банду малолетних головорезов, которую почему-то принято было называть шестым классом, сдадут с рук на руки другой учительнице. Спаси Господи ее ни в чем не повинную душу, благочестиво пробормотала я про себя, вешая трубку, – эта шайка разорвет ее в клочья еще до того, как прозвенит звонок на перемену.

– Спасибо, миссис, – умирающим голосом прошептала я в трубку, стараясь лишний раз не кашлянуть, чтобы не переборщить. – Думаю, на следующей неделе мне уже станет лучше. – По правде сказать, встреча с Джимом и сознание того, что он потерян для меня навсегда, лишили меня последних сил. Чувствовала я себя как выжатый лимон. Встав перед зеркалом, увидела черные круги у себя под глазами – со щек моих сбежал румянец, даже губы стали пепельными.

– Хорошая работа, Фиона, – одобрительно кивнула я своему отражению в зеркале. А потом, натянув куртку, направилась к двери. Как ты уже, наверное, догадался, я постаралась избавиться от своих монстров из шестого класса не просто так. При одном только воспоминании о ноже, который Томо приставил к моему горлу, а также при мысли о бедняжке Келли, которая, вполне возможно, так до сих пор и лежит в своей постели одна-одинешенька, кровь стыла у меня в жилах.

Наверное, именно поэтому я и решила потолковать с Броной, отважной защитницей правды и справедливости.

– Для человека, который из-за воспаления легких, можно сказать, уже одной ногой в могиле, ты выглядишь на удивление бодрой, – кислым тоном проговорила она, сверля меня взглядом из-за письменного стола. Было раннее утро, самое время завтракать – и все ее коллеги, устроившись в кафе напротив, угощались яичницей и тостами, великодушно предоставив младшей по названию в одиночку бороться с преступностью.

– Ну, мы, Уэлши, знаешь ли, люди крепкие, нас не так-то просто уморить, – бодрым тоном объявила я, подсаживаясь к столу. И протянула ей стаканчик с кофе, куда щедро добавила сливок и сахара. Брона разделалась с ним в мгновение ока. Уж такая она была – кабы нашелся умелец, додумавшийся сварить пиво с ароматом кофе, сладкоежка Брона, радостно захлопав в ладоши, щедро добавила бы туда сливок, после чего выпила бы сразу две пинты вместо одной.

Предложение заключить мир было принято без особого энтузиазма – во взгляде, которым она оглядела меня с головы до ног, сквозило откровенное презрение, сродни тому, которое только накануне вечером продемонстрировала мне младшая сестра. Я уже открыла было рот, чтобы сообщить, с какой горечью воспринял мое появление Финбар, но тут же захлопнула его, сообразив, что рассчитывать на сочувствие нет смысла.

– Ну и чего тебя к нам принесло? – не слишком любезно поинтересовалась Брона и принялась с хлюпаньем потягивать кофе, одним глазом поглядывая в сторону сержанта Мерфи, того самого, что на кладбище пытался ревом призвать ее к порядку. Фотография живой и кокетливой Сары Мак-Доннел была приколота кнопкой на доске объявлений, прямо под подписью ПОИСК СВИДЕТЕЛЕЙ. Фотографии той несчастной, о которой я читала в газетах, тут не было, но я нисколько не сомневалась, что Джим и его узкоглазый друг, как добропорядочные граждане, просто горят нетерпением внести свою лепту в расследование этого дела.

– Я кое-что видела, – сообщила я, прекрасно понимая, как это прозвучит. Можно было не сомневаться, что в ее глазах я выгляжу законченной идиоткой. – Прошлой ночью. Там, в горах, неподалеку от Глендарриффа. – Тут мне вспомнились стоны Келли наверху, и снова подступила злость. Самое странное, ее вопли взбесили меня куда больше, чем свистящий шепот Томо мне на ухо, когда он грозился меня прикончить.

– Да неужто? Кое-что видела, говоришь? Ну и что это было? Уж не о том ли армяшке речь, которому удалось улизнуть из рук моих глубокоуважаемых коллег прошлым вечером? Знаешь, тот щипач, который одевается в черный костюм в белую полоску, в точности как уличный музыкант – держу пари, он опять был в нем, верно? – хмыкнула она.

– Прекрати нести вздор, Брона, и слушай, что я скажу. Я не шучу.

Перемирие было забыто – Брона наклонилась ко мне, лицо ее вспыхнуло. Нахмурившись, она ткнула пальцем в огромную груду бумаг, скопившуюся на столе возле нее.

– А чем я, по-твоему, тут занимаюсь – шутки шучу?! Ты за кого меня принимаешь? Думаешь, как ты, сопли лью? Мы открываемся всего на четыре часа в день – а нужно еще успеть разгрести всю эту кучу! Мама вечно приносит Аву домой грязную до ушей и облопавшуюся конфетами до того, что у малышки живот на глаза давит… а Гэри, похоже, уже созрел для того, чтобы бросить меня… Вот-вот даст деру из дому и переберется под бочок к той брюнетке из супермаркета. Так что у меня нет времени слушать про твои глюки, Фиона Уэлш, ни времени, ни желания. Во всяком случае, не сегодня. – Подбородок с ямочкой уткнулся в форменный галстук – то ли Брона вообразила себя участвующей в параде, то ли просто изо всех сил старалась не разреветься.

– Помнишь того типа… японца? – не отставала я. – Ну, помнишь или нет? Того самого, который обходил с шапкой толпу после того, как Джим закончил рассказывать? Мне кажется, прошлой ночью он кого-то убил.

В лице Броны ничего не дрогнуло – вместо того, чтобы хоть как-то отреагировать на мои слова, она просто уставилась на меня с таким видом, что я моментально вспомнила, почему она так стремилась пойти на службу в полицию.

Взгляд Броны, точно острый буравчик, просверлил меня насквозь, и не только меня, а и стену, прошел сквозь Каслтаунбир, как сквозь масло, добрался до крайней точки Ирландии и только потом наконец сфокусировался на убийстве, которое ей пока что не удалось раскрыть.

– Прошлой ночью? – переспросила она. В горле у нее что-то булькнуло, как будто она попыталась проглотить какую-то тайну. Во взгляде вновь вспыхнула уверенность.

Я закивала, уже приготовившись к тому, что сейчас меня наконец-то выслушают.

– Да. За Эдригойлом, чуть восточнее, если точнее. Я ехала вслед за Джимом… следила за ним. Так вот, этот тип, Томо, он тоже там был. И эта девушка – фамилии ее я не знаю, но все зовут ее Келли, она живет в каменном коттедже, одна. Джим поднялся с ней наверх, а Томо в это время обчистил ее дом, вынес оттуда все, что только можно было. Когда он заметил меня, то едва не перерезал мне горло – к счастью, мне удалось удрать. Брона, ты должна сейчас же кого-то туда послать.

Какое-то время она переваривала эту информацию.

Потом на ее губах появилась снисходительная улыбка – так люди обычно стараются дать понять, насколько они умнее всяких идиотов вроде вас. Наверное, это профессиональное – держу пари, полицейским положено каждый день еще до завтрака отрабатывать эту улыбку перед зеркалом. Встав из-за стола, она потянула меня за собой к лестнице.

– Ты хоть слышала, что я сказала? – спросила я, кивком поздоровавшись с двумя входившими полицейскими. Один, буркнув что-то неразборчивое вроде «воспаления легких», неодобрительно скривился.

– Ясно, как божий день! – самоуверенно объявила Брона, затащив меня под пыльную лестницу. Мы оказались перед изъеденной ржавчиной металлической дверью. Брона повернула ручку, и дверь открылась.

– Ты действительно уверена, что все было так, как ты мне рассказала?

– Кончай валять дурака, Брона! – рассердилась я. – Я тебе все сказала. Готова поспорить на что угодно, что если ты возьмешь на себя труд заехать в тот коттедж, то обнаружишь, что с той девушкой, Келли, что-то не так – возможно, она убита точно так же, как Сара и та женщина из Дримлига, миссис Холланд… Мне кажется, их обеих прикончил тот же самый китаец или японец.

– Просто какой-то всплеск преступности, честное слово! – пробормотала Брона. С этими словами она отперла дверцу металлического шкафа, рывком потянула ее на себя и та выкатилась, едва не сбив меня с ног.

Раздалось громкое лязганье, и Брона эффектным жестом сдернула прорезиненную простыню с того, что лежало там.

Я вытаращила глаза.

Прямо перед моим носом, на металлическом столе, лежало распростертое тело моего «китайца». Томо был мертв – мертвее не бывает.

Плоское, с тонкими чертами лицо распухло так, что увеличилось чуть ли не вдвое, а выглядело оно… меня едва не стошнило – можно было подумать, его придавило каменной плитой, потому как все кости были всмятку. Словно сам Господь Бог уселся на него сверху, промелькнуло у меня в голове. Либо… либо Джим, взяв в руки бейсбольную биту, хорошенько обработал это смуглое, цвета табачного листа, лицо. Ни на какой наезд пьяного водителя списать это нельзя – тело Томо было похоже на тряпичную куклу, – ну… разве что кто-то швырнул его на дорогу и для верности проехался по нему несколько раз.

– Хочешь сказать, что он выглядел вот так, когда угрожал перерезать тебе горло? – хмыкнула Брона.

– Господи помилуй! – ахнула я, резко отпрянув назад и стукнувшись головой о холодильник, в котором, судя по всему, хранились и другие покойники.

– Во-во! То же самое сказала и я, когда сегодня чуть свет позвонила старая миссис Монахэн – сказала, что ее внучок, мол, нашел у берега что-то очень странное, – сказала Брона, откровенно наслаждаясь видом моей перекошенной физиономии. – Правда, вскрытия еще не было, но, сдается мне, кто-то здорово обработал этого типа прежде, чем он оказался в воде.

– Согласна. Но прошлой ночью он был еще жив. Потому что я была там и разговаривала с ним. – Повернувшись к Броне, я запрокинула голову, чтобы она могла увидеть свежую царапину у меня на горле. – Видишь это?

– Ну и что? Нужно быть осторожнее, когда бреешься, – буркнула она. Пожав плечами, поправила простыню, потом вернула Томо на прежнее место и невозмутимо вытолкала меня из комнаты.

Мы снова оказались под лестницей. Выйдя из здания, Брона покровительственно положила руку мне на плечо – держу пари, она видела такое в кино. Двое рыбаков, перемывавших косточки какой-то девушке, сделали вид, что им нет до нас никакого дела, но тут же замолчали и навострили уши, стараясь не пропустить ни единого слова.

– А теперь послушай меня, – терпеливо проговорила она. – Одно дело – разбить сердце бедняге Финбару, вешаясь на шею какому-то заезжему бабнику. И другое – путаться под ногами у полиции, когда ведется расследование. Так что на будущее заруби себе на носу – занимайся лучше своими пирамидами и мумиями, а покойников оставь нам, договорились?

– Я готова подписаться под каждым словом из того, что я сказала, – буркнула я, стараясь не вспылить. Вездесущий сержант Мерфи, высунувшись из окна, бросил на нас недовольный взгляд.

– Ступай домой, – велела Брона голосом «взрослой девочки» – видимо, чтобы доставить удовольствие начальству. – И лечи свою… пневмонию, кажется? Может, тебе послушать очередную легенду, на которые так горазд твой новый дружок, и тебе станет легче? – С этими словами она вернулась обратно в участок. Бедняжка Брона… если она рассчитывает таким немудреным способом заработать авторитет среди своих коллег, то может хоть до посинения полировать свой полицейский значок, потому что из этого ничего не выйдет.

Итак, моя собственная сестра мне не поверила, а старая подруга вообще решила, что у меня окончательно съехала крыша.

Впервые за всю свою жизнь я на своей шкуре почувствовала, что такое одиночество.

Ветер, закусив удила, с такой яростью дергал кусты в Каха-Маунтинз, будто намеревался выдрать их с корнем.

Битых два часа подряд я упрямо крутила педали велосипеда, стараясь не обращать внимания на ветер, хлеставший меня по лицу, чтобы добраться до укрывшейся меж скал долины. И вот я уже лежу, зарывшись носом в траву, и пытаюсь понять, есть ли кто в коттедже – живой, я имею в виду.

Можешь смеяться сколько угодно, но посмотрела бы я, как бы ты изображал из себя какого-нибудь хренова Пуаро, когда нахальные чайки гадят тебе на голову, а пасущиеся повсюду овцы так и норовят вместо травы ухватить тебя за волосы. В слишком теплой куртке я жарилась на солнце, словно блинчик на сковородке, и, скрежеща зубами от злости, слушала, как овечьи хвосты бодро хлопают на ветру, словно оборванные знамена всеми давно позабытой и похороненной армии.

Дом казался вымершим. «Ауди», которую я заприметила раньше, так и стояла на прежнем месте, только теперь возле нее появился еще и старый-престарый «лендровер», выглядевший так, словно сошел со страниц каталога для охотников – грязный, поцарапанный, весь в ржавчине и все такое. Я уже собралась было подойти поближе, но в последнюю минуту что-то меня удержало. Возможно, страх, хотя в то время я сочла это обычной осторожностью.

Немного привыкнув к птичьим крикам и шороху травы вокруг, я перестала обращать на них внимание – и тут до моего слуха донесся еле уловимый глухой стук. Как будто кто-то негромко похлопывал ладонями по столу, потом, замолкая ненадолго, вслушивался, не слышит ли кто, и снова возвращался к прерванному занятию.

Мне пришлось, раздвигая траву и оставляя зеленые отметины на цветастом желтом платье, которое я позаимствовала в гардеробе Ифе, подползти поближе к дому, прежде чем я смогла разглядеть, что там происходит.

Входная дверь, открытая настежь – в точности как я оставила ее накануне, – ударяясь о косяк, хлопала на ветру. От этого зрелища кровь словно разом застыла у меня в жилах. Сделав над собой усилие, я наконец осмелилась встать. Если Келли лежит сейчас наверху и по ее мертвому телу ползают мухи, я не хочу этого видеть. Но если бравый шериф считает, что я чокнутая, то выбора у меня нет.

– Эй! Есть кто живой? – робко окликнула я, но ветер отнес мои слова в сторону прежде, чем они долетели до двери. Я сейчас стояла почти в том же месте, что и накануне, – в жидкой грязи еще даже сохранились отпечатки моих подошв.

Бам!

Снова грохнула дверь, заставив меня подскочить от испуга. Я прижалась носом к стеклу, но не увидела ничего подозрительного: ни чашки на полу, ни пакета из-под молока, что позволило бы предположить, что в спальне наверху имеется парочка свежих трупов – с приветом от «дорогого Джима». Сейчас я проклинала свое любопытство, погнавшее меня сюда – но куда сильнее проклинала свое желание во что бы то ни стало снова увидеть его. Потому что это была чистая правда: да, конечно, мне хотелось распутать убийство, следы которого вели к Джиму, но это было лишь средством вновь заглянуть в его янтарные глаза, выведать тайны, которые прячутся в их глубине. Можешь осуждать меня, если хочешь, но так оно и было. Чувство солидарности с убитыми женщинами слегка потеснилось, уступив место другому чувству. Несмотря на все, что я уже знала о нем, Джим прочно занял место в моей душе.

Сделав глубокий вдох, я свернула за угол дома и вошла внутрь.

В гостиной стояла тишина, если не считать слабого позвякивания оконных стекол под напором ветра. Паруса над заливом трепетали на ветру, словно крылья чаек. Какое-то время я стояла молча, ужасаясь мысли о том, что мне предстоит, потом осторожно направилась к лестнице.

– Интересно, что это вы тут делаете?! – услышала я возмущенный женский голос.

Вскинув голову, я уставилась на Келли – завернувшись в огромное банное полотенце, она одной рукой прижимала его к груди, в другой у нее была тяжелая деревянная миска.

Я так обрадовалась, что мне не угрожает опасность споткнуться об очередной труп, что поймала себя на том, что улыбаюсь.

– Я… э-э-э… понимаете, дверь была открыта, поэтому…

– Ну и что? Я открыла ее, чтобы проветрить дом! Или это запрещено? – Голос девушки звучал твердо, но краем глаза я заметила, что ноги у нее чуть заметно дрожат. Келли решительно шагнула ко мне. – А теперь отвечайте на вопрос, или я врежу вам вот этой штукой!

Я попятилась к выходу.

– Меня зовут Фиона Уэлш, – объяснила я, изо всех сил стараясь сдержать предательскую дрожь. – Я учительница из Каслтаунбира. – Судя по всему, на Келли это не произвело никакого впечатления. Я все еще радовалась, что вижу ее живой, однако эта радость начала понемногу сменяться страхом. Такого страха я не испытывала с того самого дня, когда вытаскивала младших сестер из горящего дома. – Знаете эту школу? Прямо рядом с церковью.

– Знаю. Неужели вам там платят такие гроши, что вы решили грабить честных людей?! – Она сделала выпад в мою сторону. Отпрянув в сторону, я врезалась в буфет – чашки жалобно задребезжали, – потом резко пригнулась, но не удержалась на ногах и упала, ударившись головой об отполированный до зеркального блеска паркет.

– Нет! – прохрипела я. – Это недоразумение…

– Да вы сами – сплошное недоразумение! – рявкнула Келли, свирепея. Она принялась кружить вокруг меня, явно намереваясь прикончить, пока я еще валяюсь на полу. – Или вы, нелегальные иммигранты, обнаглели до такой степени, что решили, что можете смело и дальше доить законопослушных граждан, да? Кстати, как тебя на самом деле зовут? Света? Валерия? О нет, не нужно, не говори – держу пари, ты просто бродяжка из какого-нибудь табора. А я уж надеялась, что такие, как ты, давно вымерли.

– Я просто зашла посмотреть, все ли с вами в порядке, – перебила я, сидя на полу и потирая ушибленную голову. – Честное слово, клянусь! Можете позвонить в полицейский участок Каслтаунбира, если не верите. Спросите Брону – она подтвердит.

Келли растерянно заморгала, потом принялась подтягивать все время сползающее полотенце. Она и впрямь была очаровательна. Что ж, надо отдать Джиму должное, у него отличный вкус. И снова ревность удушливой волной накрыла меня. Я вдруг поймала себя на том, что теперь сама с удовольствием придушила бы ее голыми руками.

– Все ли со мной в порядке? – запинаясь, переспросила она.

– Да. После всего того, что произошло прошлым вечером. Я видела, как кто-то поднялся с вами наверх. И подумала… – Я вдруг вспомнила ее стоны, когда Джим толчками вонзался в ее тело, и почувствовала, как у меня горит лицо. В этот момент я чувствовала себя полной дурой. К тому же мне было нестерпимо стыдно. Эх, нужно было все-таки послушаться Брону, с запоздалым раскаянием подумала я.

Выразительно вскинув брови, Келли уселась, пристроив на коленях миску. Какое-то время мы обе молчали, словно гадали, не лучше ли оставить все, как есть? Но вдруг я заметила, как брови ее взлетели вверх и Келли снова схватилась за миску.

– Так это была ты?! – завопила она, налетев на меня и размахивая ею, как бешеная. – То-то мне показалось, я уже где-то видела твое лицо! Да, точно – это ведь ты была в пабе, верно? Значит, притащилась за нами сюда, шлюха?! – Лицо у нее побелело от злости. – И обчистила меня?! Кольцо, которое мне досталось от матери. Паспорт, наличные, ключи от «ауди», даже мобильником не побрезговала! Ах ты, сука!

Деревянная миска просвистела в каком-нибудь сантиметре от моей головы. Стараясь увернуться, я потеряла туфлю. Мне повезло – ударившись спиной о дверь, я вывалилась наружу.

– А ну, вернись, сука! – вопила мне вслед Келли.

– Я тут ни при чем! Помнишь того косоглазого парня, который тоже был в тот вечер в пабе? Это его работа! – крикнула я в ответ, улепетывая со всех ног.

– Врунья! – верещала она, хватая меня за пятки, точно сторожевая собака. Проезжавшая по дороге машина даже притормозила, чтобы полюбоваться этим шоу – водитель так боялся что-то пропустить, что даже опустил стекло.