Текст книги "Дорогой Джим"

Автор книги: Кристиан Мерк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Послышался слабый треск горящей бумаги – судя по всему, Страж Ворот прикуривал сигарету. Потом он шумно затянулся.

– Потому что… видишь ли, он шлет мне кое-что. Годами это делает.

– Что он шлет? О чем ты говоришь? – спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности равнодушно, и чувствуя, как ледяной ужас, волной прокатившийся по всему телу, сковал меня до самых кончиков пальцев.

– Сувениры, – ответил Страж Ворот, с удовольствием покатав на языке это слово, как будто оно показалось ему слишком мягким по сравнению с тем, что он собирался сказать. – Сувениры из своих странствий. Они прибывают – в коробках и в конвертах, в зависимости от того, что, как он считает, мне пригодится больше. – Страж Ворот выпустил дым в микрофон и со вздохом добавил: – Только на этой неделе почтальон приносил их дважды.

Какое-то время я молча таращилась в окно, за которым стояла ночь.

– И что было внутри? – сделав над собой усилие, пробормотала я.

– Подарок. Подарок, который ты вряд ли захочешь увидеть, – с подчеркнутой грустью в голосе проговорил Страж Ворот. Прежний отеческий тон, так раздражавший меня, исчез, теперь в его голосе слышалось только сожаление. – Или даже представить себе.

– Не знаю… А ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? – севшим голосом спросила я. Теплый бриз с залива стал вдруг казаться ледяным и промозглым. – Тот, о котором думаю я, просто насильник и убийца – и к гадалке не ходи.

– Разъезжает повсюду на том же красном «винсент-комет» – это он? – настаивал Страж Ворот.

Могла ли я забыть об этой детали? Джим даже договорился, что трое мальчишек из местной школы будут по очереди приглядывать за его драгоценной игрушкой, чтобы быть уверенным, что ни неуклюжий турист, ни какой-нибудь выпивоха не поцарапают его сокровище. Джим всегда платил наличными, и ребята были просто счастливы.

– Единственное, что он любит больше мотоцикла, так это самого себя, – буркнула я.

– Но убийства ведь прекратились, не так ли? Я имею в виду молодых женщин, с которыми он проводил время. Ни статей в местных газетах, ни кричащих заголовков, верно? И для этого есть причина.

Я знала, что это за причина. Я видела, как Джим болтается в баре Мак-Сорди, угощая пивом всех, кому придет в голову одарить его улыбкой. А каждую пятницу вечером он дулся в покер с парнями из местного полицейского участка. Не говоря уже о том, что он очаровал и отца Мэллоя и теперь по воскресеньям исправно пел в церковном хоре. Но мне хотелось, чтобы Страж Ворот сказал об этом сам.

– Ну и что за причина? – поинтересовалась я.

– Думаю, ты знаешь это не хуже меня, – произнес голос, в котором вновь слышались заботливые отеческие нотки. – Ему удобно в вашем городе. Как кукушонку, который вышвырнул остальных птенцов из гнезда и теперь с комфортом устраивается на новом месте. Он ни за что не уедет из города. Держу пари на что угодно, он уже подготовил почву для чего-то… ммм… постоянного. Ну как – я прав?

Мне вспомнился бриллиант, который он преподнес тетушке Мойре, и вдруг безумно захотелось ворваться в их спальню и вонзить этому ублюдку нож в сердце.

– Кто ты, наконец? – спросила я, сгорая от желания разбить эту чертову металлическую коробку и вытащить моего мучителя оттуда за уши. – Гадаешь на хрустальном шаре, да? Почему бы тебе тогда не приехать сюда и не уладить это дело, раз ты такой проницательный?

– Потому что я боюсь его. И тебе советую.

– Есть у него слабые места? Как его можно остановить?

Я уже заранее знала ответ. Зачем я спрашивала? Думаю, просто чтобы услышать, как этот дружеский голос подтвердит, что есть еще кто-то, кому это известно.

– Ты ведь видела, как он смотрит на женщин, верно? – проговорил Страж Ворот, швырнув окурок сигареты куда-то – судя по звуку, пепельница была размером с кратер вулкана. – Вот в чем твое слабое место, Ночная Ведьма. Это правда, чистая правда и ничего, кроме правды…

– А ты сам-то когда-нибудь пытался его остановить? – спросила я. Но в наушниках не было ничего – только шумел океан мегагерц, волны его вздымались и опадали, и плевать им было на то, слышит их кто-то или нет.

Потом вдруг за моей спиной послышался негромкий шорох.

Я обернулась.

На пороге стояла Ифе, бледное лицо ее на фоне розовеющего предрассветного неба казалось пепельным. Поверх ночной рубашки она натянула мою мотоциклетную куртку, на ногах у нее были эти жуткие цветастые ботинки на толстой рубчатой подошве. Подойдя ко мне, близняшка обеими руками взъерошила мне волосы – я едва удержалась, чтобы не расплакаться. Я была так счастлива, что она наконец на ногах. Фиона, выйдя на крыльцо, присоединилась к нам – сунув в рот три сигареты сразу, она молча прикурила их, после чего с торжественным видом вручила нам, словно бесценные дары. Я окинула взглядом свою семью, ощутив при этом прилив гордости, которую, наверное, испытывает только мать, когда ее чадо, шлепнувшись на землю, самостоятельно встает на ноги и топает дальше.

Я широко улыбнулась девочкам. Они только старались казаться бодрыми – моя свихнувшаяся на своих сфинксах старшая сестра и светловолосая близняшка. А я… я уже знала, что нам теперь делать.

– Знаете, мне только что в голову пришла классная идея! – объявила я.

Подвенечное платье моей матери сверкало и переливалось на солнце – шелковый призрак моего детства.

Вначале я уставилась на нее, ошеломленно хлопая глазами… решила, уж не мираж ли это, скрывавшийся в самой глубине ателье, мимо которого я проходила каждый день. Я стояла на дороге с огромным пакетом продуктов для Ифе – слава Всевышнему, моя сестренка наконец соизволила добавить к своей диете хлеб и яблоки. Затащив свой раздолбанный велосипед на тротуар, я приклеилась носом к витрине ателье. Собственно говоря, я не так уж ошиблась, когда говорила о призраке из прошлого. Вернее, мне казалось, что я разглядываю очень старое фото… только вот лицо на снимке не было лицом моей матери.

Тетушка Мойра, лучась, словно юная новобрачная, поманила меня внутрь.

– Вот тут, слева, немножко подбери, – прошептала она, обращаясь к швее, тихой веснушчатой девушке, имени которой почему-то ни одна из нас так и не смогла запомнить. Подняв глаза, тетушка молча ждала, пока та забирала в шов лишнюю ткань, чтобы подчеркнуть ее новоприобретенные узкие, словно у топ-модели, бедра. Потом Мойра обернулась ко мне – ее сияющие глаза и нежный румянец на щеках говорили о том, что она вглядывается в будущее, о котором мне было тошно даже думать. Господи… на что она надеется, со страхом подумала я. Мечтает о доме, где «с утра до ночи будут звенеть детские голоса», как однажды выразился незабвенный Имон де Валера? Я спрашивала себя, приходило ли старине Вельзевулу в голову, что тип вроде Джима может обзавестись семьей… И не его ли это шуточки?

– Выглядишь просто потрясающе, тетя, – пробормотала я, борясь с желанием чиркнуть зажигалкой и подпалить ей подол.

– Спасибо, дорогая, – улыбнулась она, однако в ее глазах мелькнула настороженность, и я догадалась, что фальшь в моем тоне не осталась незамеченной. – Подожди, не убегай. Мне нужно с тобой поговорить.

– Конечно, – кивнула я, присаживаясь на обтянутый красным бархатом стул, пока девушка, имени которой я так и не смогла припомнить, откинулась назад, одергивая подол. И невольно разинула рот, перехватив на лету взгляд, который она украдкой бросила на будущую счастливую невесту, – наверное, так могла смотреть кутающаяся в лохмотья нищенка на ослепительную королеву, проезжающую в золоченой карете. Сейчас тетушка Мойра, как никто в Каслтаунбире, была близка к тому, чтобы превратиться в настоящую знаменитость, – заметив восхищенный взгляд девушки, она царственно наклонила голову, увенчанную прической, явно позаимствованной у одной из кинозвезд сороковых годов.

Однако когда она, убедившись, что мы наконец остались одни, повернулась ко мне, от «звезды экрана» не осталось и следа.

– Вы пропустили обед в пятницу.

– Да, это так, – буркнула я. А чего она, собственно, ожидала?! Особенно после того, что сделал ее дорогой Джим! Что мы станем распевать псалмы над зажаренным ею ростбифом? А на десерт по-семейному перекинемся в картишки?

Мойра наклонилась ко мне – должно быть, догадывалась, что ее веснушчатая поклонница наверняка подслушивает, сгорая от желания узнать, что будет угодно сказать «ее величеству». Проклятье… В ушах тетки матово поблескивали жемчужные сережки моей покойной матери, те самые, которые отец как-то подарил ей на годовщину их свадьбы! Я помнила эти серьги – потому что тем же вечером мы отправились в кино, и мама постоянно щупала их, словно опасалась, что Том Круз, протянув руку с экрана, стащит ее сокровище и сбежит, прежде чем она успеет опомниться.

– До меня тоже дошли эти разговоры, – проговорила тетушка Мойра, устремив взгляд поверх моего плеча, словно что-то на улице привлекло ее внимание. – О моем дорогом Джиме, знаешь ли, рассказывают ужасные вещи. Но так было всегда – он с самого начала меня предупреждал. Я, кстати, тоже не слепая – что бы вы там обо мне ни думали, мои драгоценные. – Она коснулась моей руки. – Милый Джим… В свое время он был довольно необузданным – ничуть в этом не сомневаюсь. Вечно валял дурака, возможно, даже пил больше, чем следует, – материнским тоном проворковала она. – Но теперь со всем этим покончено. Он дал мне слово. А те слухи… я имею в виду то, что, говорят, он сделал с Ифе… Я просто не могу поверить… – Она замолчала, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.

– А я могу, – отрезала я. И высвободила руку – даже не пытаясь притвориться, что это вышло случайно.

Что-то промелькнуло в этих светлых, словно позаимствованных у Бетти Дэвис, ^[25]глазах, и стыдливо краснеющая невеста снова укрылась за мрачными стенами донжона, ^[26]куда она пряталась, когда приходило время делать черную работу. Разом окостенев, тетушка Мойра вытянула шею и покачала головой с таким видом, точно на нее вдруг снизошло озарение. Когда она снова взглянула на меня, лицо у нее было такое, словно я только что имела неосторожность брякнуть, что ее пластмассовый Христос есть не что иное, как воплощение зла. Будь у нее иголка, она, не задумываясь, воткнула бы ее в меня.

– Понятно… – поджав губы, протянула она. – Стало быть, ты своими глазами видела, как он это делал?

– Нет, – ответила я. Из-за занавески высунулся веснушчатый нос – видимо, наш разговор на повышенных тонах привлек внимание портнихи и любопытство оказалось сильнее ее. – Не видела.

Мойра укоризненно покачала головой. Сережки в ее ушах мелодично звякнули.

– Тогда как ты можешь так уверенно говорить об этом? Вы ведь совсем его не знаете… Как же у вас поворачивается язык обвинять его в таких чудовищных вещах? – Лицо ее покрылось красными пятнами, пышная грудь заходила ходуном. Она стиснула руки с безукоризненно наманикюренными ногтями… блеснул алый лак… мне вдруг показалось, что кончики пальцев у нее в крови…

Чудовищные вещи? Так они начали происходить здесь задолго до того, как Джим протянул свои лапы к моей сестре, подумала я, с содроганием вспомнив, что осталось от лица Сары Мак-Доннел. Я бы не удивилась, если бы тетушку Мойру ждала та же участь… ну, не сразу, конечно, а через пару недель после свадьбы.

– Я ничего не знаю, тетя Мойра, – произнесла я самым невозмутимым и покорным тоном, на какой только была способна. – А сейчас прости, но мне действительно пора. Дома меня ждут сестры.

Она вдруг улыбнулась – наверное, кое-какие воспоминания бессильна вытравить даже любовная магия – или чем там ее околдовал Джим. Возможно, Мойра вспомнила, как мы втроем были еще маленькими… один-единственный незамутненный кадр ее жизни, когда в нее еще не вошел «дорогой Джим». А может… может, она мысленно пожелала мне оказаться на шесть футов под землей и сама же устыдилась этого – впрочем, этого я не знаю и, наверное, не узнаю уже никогда. Потом глаза ее вновь превратились в щелочки.

– Свадьба в эту субботу, – проговорила она мечтательно. – В церкви Пресвятого Сердца, в два часа дня. Праздничный торт уже заказан. Со свежей клубникой и засахаренными фиалками. – Ее лицо снова озарилось голливудской улыбкой. Радостное ожидание счастливого события пересилило даже гнев, который охватывал Мойру, стоило только кому-то сказать дурное о «ее дорогом Джиме».

Во всяком случае, так я считала…

Не прошло и двух секунд, как я поняла, что ошибалась.

– Мы будем так счастливы вместе, – продолжала тетя, улыбаясь, как добрая фея-крестная из волшебной сказки, которую никогда не станет рассказывать Джим. – Надеюсь, вы, девочки, не собираетесь испортить нам праздник? Например, прилюдно дать Джиму пощечину? – Она осторожно расправила складку на платье – взгляд ее стал чужим, колючим. – Потому что тогда ни отец Мэллой, ни сам Господь Бог не спасут вас от меня.

Я, спотыкаясь, как слепая, вывалилась из ателье на улицу – и тут же нос к носу столкнулась с женщиной в форме, пуговицы на которой сияли еще ярче, чем фары ее патрульной машины. К этому времени мы с сестрами превратились для нее в невидимок. Вот уже больше недели, как она перестала даже здороваться с нами обеими – со мной и с Фионой. Похоже, лояльность многих наших знакомых в этом городе подверглась серьезному испытанию – впрочем, мы догадывались, что так будет. И верно – ну как можно верить «чокнутым сестрам Уэлш»? Но вот от нашей бывшей лучшей подруги мы такого не ожидали…

– Как поживаешь, Брона? – машинально пробормотала я, углядев свой велосипед. На самом деле ее дела меня сейчас интересовали меньше всего.

– Живо в машину! – уткнув подбородок в воротник форменной рубашки, гаркнула она. Господи, сморщилась я, назвать машиной этот дерьмовый «форд-мондео»! Грязная мыльница на колесах!

– «Живо в машину» – это вместо «привет», да? Первый раз за всю неделю ты соизволила заговорить со мной – и тут же начинаешь корчить из себя крутого копа! А акцент… Боже! Где прошло твое детств? В Бронксе? Значит, я арестована, да? А за что? За то, что меня в упор никто не видит?

– Пожалуйста, – сбавив тон, проговорила Брона. Двое мальчишек, тайком куривших за углом школы, с удивлением уставились на нее.

– Мне некогда.

– Знаю. Я видела, как ты покупала продукты для… – она поспешно моргнула, – для Ифе.

– Ну и ну! Просто ушам своим не верю! Неужто ты еще помнишь, как зовут мою сестру?!

Я шла по дорожке, сердито толкая перед собой велосипед. Брона, вскочив в машину, тащилась за мной со скоростью два километра в час, попутно перекрыв дорогу всем остальным машинам. Прохожие, поглядывая в нашу сторону, многозначительно перешептывались. Причем достаточно громко – я без труда могла слышать, что говорят о нас даже на другой стороне улицы. Какая-то девчушка, кивнув в сторону белой патрульной машины, прыснула, прикрыв ладошкой рот. Что ж, возликовала я про себя, мнение местных жителей о сержанте Броне Далтри – пусть и ненадолго – явно изменилось к худшему.

– Ради всего святого, Рози, – прошипела Брона. – Садись в машину!

– Только если ты привяжешь мой велосипед к багажнику, – заартачилась я. – И прекрати кривляться – ты не на экране!

Брона, не ответив, молча выхватила у меня из рук велосипед. Лицо ее стало заметно бледнее. Пока она возилась, я, усевшись в машину, крутила ручку настройки ее приемника.

Сзади слышался грохот – это Брона неловко привязывала к заднему бамперу мою старушку Бесси. Признаюсь, я втайне злорадствовала. Когда наконец Брона, забравшись в машину, повернула ключ в замке зажигания, губы ее были сжаты так, что напоминали «молнию» на мешке для перевозки трупов.

– Довольна? – с кислой улыбкой бросила она, кивнув в сторону мальчишек, которые как раз в этот момент сделали в ее сторону неприличный жест.

– Есть немного, – созналась я, продолжая сражаться с ее приемником и не находя ничего, кроме обычных передач.

Выключив двигатель, Брона принялась копаться в бардачке в поисках леденцов, которые, как я знала, она обычно держала там, но так ничего и не нашла.

– Не хочешь поговорить об одном человеке… по имени Джим? – спросила она.

– Как насчет того, чтобы сразу надеть на него наручники, а не чесать языком, как ты собираешься это сделать? – парировала я.

– О, это было бы классно! – оглушительно рявкнула Брона. Она была до того зла на нас обеих, что уже перестала сдерживаться. На этом разговор оборвался. Мы обе молчали до тех пор, пока Брона не припарковала машину в самом конце пирса – когда-то еще детьми мы тут играли. Взад-вперед сновали рыболовецкие шхуны, вслед за каждой шлейфом тянулись голодные чайки, мужчины в грубых свитерах с суровыми обветренными лицами молча ждали, когда отдадут швартовы.

Брона, держа что-то на коленях, молча смотрела в сторону. Будь я проклята, если спрошу, что это такое, поклялась я про себя.

– Думаешь, я не пыталась? Богом клянусь, с радостью бы засадила его в тюрьму Ратмор Род еще до двух часов в субботу, можешь мне поверить.

– Рада это слышать, – буркнула я, поймав себя на том, что, сама того не желая, начинаю сочувствовать ей. Мне почему-то до сих пор не верилось, что сержант Далтри рассчитывает оказаться в числе тех счастливчиков, кого будущий мистер Уэлш пригласит к себе перекинуться в картишки. – Тогда чего мы сидим тут, вместо того чтобы двинуть прямо к нему?

Уголки губ Броны Далтри печально опустились, из груди вырвался сдавленный вздох – вид у нее был такой, будто она вот-вот расплачется. Зная ее, я догадывалась, что дело тут даже не в жалости к моей сестре, а скорее уж в ее собственной несостоятельности в роли городского блюстителя порядка, которую она только что с блеском продемонстрировала. Мне стало даже немного жалко ее – десять месяцев, глотая обиду, покорно лизать задницу сержанту Мерфи – и в награду за свое усердие видеть, что даже сопливые мальчишки-шестиклассники плевать на тебя хотели.

– Можешь мне поверить, я землю носом рыла, стараясь отыскать хоть что-нибудь, что позволит мне упрятать этого типа за решетку. За что угодно. Но нет – парень слишком умен, чтобы оставить против себя улики. Впрочем, я с самого начала это знала. Да и не только я – все знали.

– И все-таки ты согласилась прийти на свадьбу? – спросила я, отыскав у себя в кармане сломанную сигарету и пытаясь прикурить то, что от нее осталось. – Ну как, лейтенант Коломбо, я угадала?

– Приглашение пришло сегодня. Не представляю, под каким предлогом можно было бы… – Брона бросила на меня умоляющий взгляд. – Тебя тоже небось пригласили?

– Только что. Причем лично.

Брона наконец убрала руку, и я увидела у нее на коленях тонкую пластиковую папку.

– Девушку звали Лаура Хилльярд, она родом из Англии, из какого-то местечка под названием Стоук-он-Трент. Та самая, которую нашли убитой в Кенмаре в прошлом месяце. – Брона уставилась на двух мужчин в прорезиненных плащах – балансируя на скользкой палубе, они вывалили сеть, и серебристый поток еще трепещущей рыбы хлынул на доски. – Убийца не оставил следов. Точно так же, как и в случае с Сарой Мак-Доннел… и с миссис Холланд из Дримлига – говорю сразу, потому как знаю, что ты все равно спросишь. Понимаешь, что я имею в виду? Ни единой зацепки – ни потожировых выделений, ни спермы, ни даже капельки крови – ничего! Выходит, этот тип либо постоянно в перчатках и всякий раз пользуется презервативом, либо… либо жертвы даже не думали сопротивляться.

Я смотрела на умирающую рыбу – и мне вдруг почему-то вспомнилось выражение глаз тех двух девчушек, которым Джим накануне помог отнести покупки к машине. Обе дурочки смотрели на него с собачьей преданностью в глазах. Таким хоть из пушки над ухом пали – все равно ничего не услышат.

– А что, ты знаешь кого-то в городе, кто бы пытался сопротивляться? – хмыкнула я.

Она вытащила из папки еще один листок.

– До сегодняшнего дня – нет. Но на одной из чашек в доме миссис Холланд обнаружены следы слюны. Нашли их только сейчас – сразу, при осмотре места преступления почему-то не заметили. Не соответствует никому из тех, кого мы знаем, но она принадлежит мужчине, в этом можно не сомневаться. Судмедэксперты говорят, что жертва имела половое сношение перед тем, как ей проломили голову, но секс был защищенным. Никаких следов спермы, естественно.

– Да, негусто.

– Уговори Ифе подписать официальное заявление. Как только оно будет у меня в руках, я тут же надену на эту тварь наручники, а когда проведем соответствующие анализы, мы сможем сравнить их…

– Ты же знаешь, она не станет ничего писать, – перебила я. – С того самого дня я только и делаю, что уговариваю ее пойти к тебе. А она вместо этого идет в лес и стоит там часами – слушает, как шумят деревья над головой.

– Может, если мы возьмем образцы у нее…

– Боюсь, поздновато спохватились, сержант, – криво усмехнулась я. – Она уже раз двадцать после этого приняла душ.

Брона, сунув лист в пластиковую папку, убрала ее под водительское сиденье. Какое-то время мы просто сидели, молча слушая, как за окном шлепает хвостами по доскам засыпающая рыба. Мне вдруг вспомнилось, как когда-то, много лет назад, мы с Броной выкурили свою первую сигарету – это было в нескольких метрах от того места, где мы сидели сейчас. Когда я повернулась к ней, она плакала.

– Ну-ну, тише, Брона, – всполошилась я, чувствуя себя последней дрянью, потому что не знала, что делать и что сказать, чтобы успокоить ее. – Все будет хорошо, вот увидишь.

Шмыгнув носом, она вытерла его рукавом форменной рубашки и бросила на меня взгляд, ясно говоривший: она прекрасно знает, что я мечтаю сделать.

– Ты-то сама в это веришь? – буркнула она. – Вот то-то…

– Пожалуйста, еще один «Мерфи», ^[27]Джонно.

Кроткий голос принадлежал мне. Я бы в жизни не догадалась об этом, если бы не почувствовала, как шевелятся мои губы, когда я произнесла эти слова. Двигались только губы – сама я как будто застыла. Понимаешь, в этот момент я играла роль таинственной Распутницы, Красы и Гордости Нашего Города, легенду о которой передавали из уст в уста все местные сплетники. Особенно их занимала та ее часть, где говорилось, что я до сих пор не подпустила к себе ни одного мужчину. Что ж, если разрушить раз и навсегда сложившийся имидж уже не в моих силах, надо по крайней мере извлечь из него хоть какую-то пользу, решила я. Убедившись, что Брона наконец перестала лить слезы, я отправилась домой, отыскала самую короткую черную юбку из всех имеющихся в моем распоряжении, после чего укоротила ее еще на пару дюймов. Потом, отыскав среди оставленных Эвви пожитков что-то дорогущее и наверняка французское, попшикала себе на шею и, встав перед зеркалом, принялась репетировать роль сексуально озабоченной стервы, уделяя особенное внимание взгляду – ведь именно он должен был стать тем крючком, на который я намеревалась подцепить Джима Шустрика.

Была среда – иначе говоря, именно тот день, когда в баре Мак-Сорли был аншлаг, потому что любителей промочить горло и послушать очередную сказку, которую по средам рассказывал Джим, было хоть отбавляй. И все они мгновенно лишались последних мозгов, стоило ему только открыть рот.

Стало быть, это был мой последний шанс привести в исполнение свой план – пока чертова свадьба не спутала все карты.

Джонно, благослови Боже его фальшивую челюсть, встал за стойку бара еще до того, как я родилась. Подмигнув, он прошелся вдоль нее своей неподражаемой походочкой бывалого боцмана, привыкшего ступать по качающейся палубе, и молча поставил передо мной кружку. Милый, старый Джонно! Бросив взгляд на мою размалеванную физиономию, он уже открыл было рот, собираясь спросить, какого черта я веду себя подобным образом, но потом благоразумно передумал. До сих пор благодарна ему за то, что тогда у него хватило ума промолчать. Потому что один вопрос мог бы все испортить. Видишь ли, волк очень не любит, когда добыча, вместо того чтобы убегать, сама начинает охоту, только теперь уже за ним: стоит ему что-то заподозрить – пиши пропало.

Поэтому, усевшись в кабинке, которая давно уже по молчаливому согласию была закреплена за мной и сестрами, я не спеша потягивала свое пиво. Битый час я сидела со скучающим видом домохозяйки, которой все до смерти надоело, пока не почувствовала у себя на спине взгляд, от которого по всему моему телу разбежались мурашки. Поежившись, я сунула в рот еще одну «Мальборо», предварительно отломав фильтр, чтобы дело пошло быстрее. Я бы еще долго тряслась, кожей чувствуя присутствие Джима, как вдруг он чуть ли не хлопнулся мне на колени.

– Пить в одиночку вредно – чувство юмора пропадет. Во всяком случае, так утверждал мой папаша, – наставительно проговорил он.

– Неужели? – пробормотала я, упорно не отрывая взгляда от желтоватых бумажных обоев. – Умный, видно, был человек.

– А еще он говорил…

– Послушай, по-моему, я не вешала на кабинке объявление «Заходите поболтать все кому не лень»?! – рявкнула я, слегка повернув голову и напомнив себе о том, чтобы ни в коем случае не переборщить. Джим за версту почует плохую игру – в конце концов, он ведь сам актер. Однако кое-какие козыри в рукаве у меня были. В конце концов, я играю с мужчинами в эти игры, сколько помню себя. И – скажу не хвалясь – ни один еще не сорвался с крючка.

– Да уж, это точно. Я бы наверняка заметил, – усмехнулся он. И с глубокомысленным видом кивнул.

– Тогда, выходит, мы друг друга поняли, – буркнула я, снова предоставив ему возможность любоваться моим затылком.

Комната между тем наполнилась людьми. Однако я прекрасно знала, что все сейчас вытягивают уши, чтобы не пропустить, что ответит на это их драгоценный seanchai. До того дня, как ему вздумалось осчастливить своим присутствием наш город, ни один человек не мог похвастаться, что видел, какого цвета у меня трусики. Кроме того, добрую половину из тех, кто сейчас таращился на нас, я сразу послала далеко и надолго – даже теперь, занимаясь любовью со своими женами, бедняги истекали слюной, вспоминая меня… хоть и ненавидели при этом до дрожи в коленках.

– А я, кажется, догадываюсь, почему ты злишься, – медовым голосом начал Джим. Ну просто не человек, а крем с торта, честное слово! Даже мне стоило немалых трудов удержаться, чтобы не замурлыкать от удовольствия.

Я с притворным равнодушием обвела взглядом комнату.

– Да ты, никак, в одиночестве? Глазам своим не верю – как это мамочка отпустила тебя одного?! Наверное, строго-настрого велела вернуться к ужину, угадала?

Даже у деревянного якоря на стене от такой наглости, по-моему, захватило дух. В наступившей тишине слышно было, как слабо звякнуло стекло, и вновь стало тихо – а я, глубоко затянувшись, выпустила кольцо синеватого дыма и демонстративно пошевелила пальцами на ногах, ногти на которых покрасила в омерзительно-зеленый цвет. Голыми руками меня не возьмешь, было написано у меня на лице. А первый раунд я уже выиграла.

– Ну, на меня тебе не стоит злиться, – примирительно прожурчал Джим голосом Оби Ван Кеноби, пустив в ход самое мощное оружие из всего своего арсенала. – Догадываюсь, что тебе понаговорила твоя сестра, но, уверяю тебя, я не имею к этому никако…

– Для чего тогда тебе вообще говорить со мной? – перебила я, тяжелым взглядом уставившись ему в переносицу.

Если бы взгляд мог убивать, этот подонок пал бы сейчас мертвым на месте.

– Ифе и я… ну да, я с ней переспал, это верно. Что было, то было, – вскинув руки, словно давая понять, что сдается, уповая лишь на мое милосердие, воскликнул Джим. – Не могу сказать, что я этим горжусь. Просто… ну, так уж случилось. Но, Бог свидетель, когда я ушел от нее, с ней все было в порядке. Не сойти мне живым с этого места, если я вру. Честное слово, Рошин, она еще махала мне вслед, когда я отъехал от дома.

Мне вдруг вспомнилось покрытое кровоподтеками лицо Ифе и ее мертвый взгляд… Пальцы мои так стиснули стакан, что я только каким-то чудом не раздавила его. Перед глазами у меня все поплыло – я с трудом удержалась, чтобы не швырнуть стакан ему в голову. Но вместо этого набрала полную грудь воздуха и сделала большие глаза.

– Я… Слушай, моя сестрица с кем только не спит, – пробормотала я. – Кое-кто из этих парней еще грязнее тебя. Но, вообще-то, это не мое дело, даже если…

И тут он протянул руку и дотронулся до меня.

Святители небесные, спасите… Он положил руку мне на колено и слегка погладил его, словно я была одной из тех глупышек, которую он уже наметил себе в жертву – только пока еще не догадывалась об этом. Господи, неужели все так просто, – обомлела я. Через минуту Джим убрал руку так же незаметно, как и положил. Неужели никто, кроме меня, не замечает, что все это – всего лишь игра, фальшь, обман чистой воды? Почему никто, кроме меня, не видит зверя, который прячется в его душе… не понимает, что он попросту морочит всем голову? У меня вдруг мелькнуло в голове, что, похоже, ни одна живая душа, кроме Стража Ворот, даже не подозревает, что представляет собой Джим.

– Твоя тетка и так устроила мне изрядную головомойку, когда узнала обо всех моих прошлых похождениях, – продолжал он с видом провинившегося школьника, пойманного за руку, когда он стащил несколько медяков из кружки для церковных пожертвований, чтобы купить себе шоколадку. – Видит Бог, я это заслужил. Но сплетни, которые распускают за моей спиной… вот что огорчает меня сильнее всего. Будь добра, передай своей сестре, что мне страшно жаль. Надеюсь, она простит меня…

– Простит? За что? – Теперь я уже больше не играла. – За что ей простить тебя? Ведь ты только что сказал, что не виноват?

– Послушай, может, она просто выдумала всю эту историю? Ну, пожалела о том, что произошло, разозлилась – вот и наговорила черт-те чего? Она ведь была уверена, что вы с Фионой ринетесь защищать ее.

– Это ты верно сказал, – сунув руку в сумочку, я нащупала рукоятку ножа. Потом закрыла глаза, мысленно представив себе его окровавленное тело, распростертое передо мной на столе…

Брови Джима сошлись на переносице, полные, невероятно чувственные губы изогнулись – на лице его сейчас было написано неподдельное страдание.

– Ну, вот я и подумал, что, может быть… может, мы с тобой могли бы встретиться… Ну, я имею в виду, до свадьбы – ты и я. Поговорили бы по душам, спокойно бы обсудили все, что произошло между мной и Ифе… Я хочу сказать, мы ведь теперь будем вроде как одна семья и все такое… Понимаешь, мне очень не хочется, чтобы кто-то страдал.

Я едва не расхохоталась ему в лицо – только в самый последний момент прикусила губу и сдержалась. А ты чертовски умен, ублюдок, думала я, наморщив лоб и делая вид, что задумалась над его предложением. При этом успела заметить, как его взгляд, остановившись на моей груди, задержался там чуточку дольше, чем полагается будущему «родственнику». Значит, только ты и я, да? Вдвоем. Интересно, чем закончится это «свидание»? Вариантов два: ободранные костяшки пальцев (у меня), либо… либо проломленный череп. Но скорее всего, и то и другое.