355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кристиан Мерк » Дорогой Джим » Текст книги (страница 15)
Дорогой Джим
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 22:38

Текст книги "Дорогой Джим"


Автор книги: Кристиан Мерк


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Это ты, Шимус? Снова явился, чтобы воровать наши священные дары, да? Учти, на этот раз предупреждать не буду, так что пеняй на себя!

Интересно, сколько ей лет, гадал про себя Найалл, с трудом пытаясь втиснуться между двумя завалившимся надгробиями, и решил, что вряд ли больше шестнадцати. Чистый голосок незнакомки звучал твердо – в нем не чувствовалось ни сомнений, ни колебаний, а такая уверенность присуща только истинно верующим. Место, где он стоял, оказалось слишком низко, чтобы он мог различить в темноте черты ее лица. Между тем девушка вернулась к могиле, усевшись на надгробную плиту в позе лотоса.

Минутой позже клубившееся над кладбищем багровое облако прорезал какой-то странный, напоминающий пение, звук. Встрепенувшись, Найалл осторожно выбрался из-за надгробия и на цыпочках подкрался поближе. Подобравшись достаточно, чтобы почувствовать в воздухе аромат пачулей, который исходил от неизвестной певицы, он присел на корточки. Теперь он мог не только видеть, но и слышать ее. Но едва парень разобрал первые слова, как по спине у него поползли мурашки.

Это были песнопения, восхваляющие добродетели того, на чьей могиле сидела девушка.

– Да будут благословенны твои глаза… самые красивые во всем мире! Добрее тебя нет никого на свете… благословенно будь твое сердце! Благороднее тебя нет – благословенно будь все, что ты делал! Ты – самый…

– …самый страшный чокнутый маньяк во всем Корке, гореть тебе вечно в аду за это!

Звук голоса Найалла заставил девушку взвиться в воздух. Подскочив, она обернулась и оказалась нос к носу с длинноволосым незнакомцем, который поднялся из-под земли, – точь-в-точь воскресший Лазарь из могилы.

– Кто… Вы не имеете права быть здесь! – взвизгнула она.

– Имею – как вы и любой другой, думается мне.

– Вы кто – турист? Явились сюда, поливаете грязью имя порядочного человека, который и ответить вам не может! – Девушка наполовину была скрыта темнотой, но Найалл слышал, как она часто и неровно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Ему внезапно стало неуютно.

Обойдя ее, он уставился на надпись, высеченную на могильном камне.

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ДЖИМ КВИК,

РОЖДЕННЫЙ ЖЕНЩИНОЙ,

УБИТЫЙ ЖЕНЩИНОЙ.

ПОКОЙСЯ С МИРОМ

Ни упоминания Господа – ничего. Легко было представить, что даже сама мысль о том, чтобы устроить этому ублюдку более-менее достойное погребение, вызвала в городке небольшую революцию. Но то, что Найалл увидел здесь, ошеломило его. Море свечей, резные деревянные четки и еще что-то, весьма смахивающее на человеческий череп с вырезанным на лбу изображением сердца, сплошным ковром устилали землю вокруг могилы. Огрызки гниющих фруктов, полупустые бутылки виски и сотни… нет, тысячи написанных от руки записок, говоривших о благоговении, которое кто-то до сих пор испытывал к этому месту. Девушка припала к холодной плите. Ай да старина Джим! Даже мертвый, с изумлением подумал Найалл, подонок притягивает их к себе.

– Не думаю, что женщины, имевшие несчастье столкнуться с ним, согласятся с вами, – проговорил Найалл, не отрывая взгляда от опущенных рук девушки. Ему вдруг вспомнилась картинка, промелькнувшая в его мозгу, когда он трясся в поезде, – залитое кровью тело волка, в ярости искромсанное ножами, – и он на всякий случай осторожно отодвинулся в сторону.

– Это вы о тех, кто убил его, чтобы выглядеть героинями в глазах всего города? – злобно выплюнула девушка. – Заманили его подальше, чтобы никто не видел, как они сделают свое черное дело! А после оставили истекать кровью… словно какую-то собаку! – Все ее худенькое тело содрогалось от гнева.

– Так им в конце концов удалось это сделать? Я имею в виду – сестрам Уэлш?

Скрестив руки на груди, девушка какое-то время разглядывала Найалла. Пара свечей, испустив тихое шипение, потухла. Найаллу показалось, что в ее глазах блеснула искорка интереса.

– Так это вы – тот самый тип, что вломился сегодня в школу, верно? Ну конечно, как это я сразу не догадалась? – Отступив на пару шагов, она оказалась в самом центре круга света, отбрасываемого расставленными поверх надгробия свечами, – только сейчас Найалл, разглядев ее, сообразил, что девушке не больше четырнадцати. Глаза, смотревшие на него с мужеподобного лица, казалось, искали ответа – вот и хорошо, решил Найалл, слегка приободрившись. Пару минут назад он готов был поклясться, что она вцепится ему в горло. – Выходит, вы отыскали первый дневник, да? Так это правда? Можно его посмотреть? Пожалуйста!

Найалл опасливо отодвинулся – и внезапно оказался на самом краю верхнего уступа. Внизу, под ногами, была кромешная темнота. Трудно было понять, высоко ли ему придется падать, если он сорвется. А уж что с ним будет потом, оставалось только гадать.

– Тогда, получается, вы видели дневник Рошин? – в свою очередь спросил он. – Значит, он существует?

Девчушка протянула руку – словно хотела коснуться Найалла, чтобы убедиться, что он действительно существо из плоти и крови, а не какой-то призрак из кошмара, вызванный ее воображением, который вот-вот растворится в воздухе.

– Сама я его не видела, – прошептала девушка. Тоненькую шейку ее обвивало ожерелье из сухих цветов ириса. Почему-то это напугало Найалла больше, чем все остальное. – Но старая миссис Кейн говорит, отец Мэллой получил его незадолго до смерти. Никто не знает, где сейчас этот дневник. Он пропал! – Глаза ее блеснули. – Пропал, – сдавленно повторила она. – Все пропало…

– А твои… э-э-э… родители знают, что ты здесь, совсем одна… и все такое? – спросил Найалл, краем глаза поймав какой-то отблеск, скользнувший по вершинам деревьев и скрывшийся в темноте. Это было похоже на вспышку фар. – Думаю, они волнуются.

Девчушка не ответила – ее взгляд был устремлен куда-то в пустоту поверх плеча Найалла. Потом лицо ее вдруг стало сконфуженным – наверное, «кавалерия» прибыла чуть раньше, чем она рассчитывала, решил Найалл. Или вообще неожиданно.

– Им тут тоже нечего делать! – запальчиво бросила она, сжав кулаки, словно уже заранее приготовилась кинуться в драку.

Найалл, обернувшись, заметил несколько лучей света, плясавших на дороге как раз под каменной стеной – лучи метались из стороны в сторону. Глухое бормотание мужских голосов заставило его похолодеть. Кровь ударила Найаллу в голову. Путь к отступлению был отрезан. Найалл растерянно уставился в темноту под ногами, сознавая, что выхода у него нет, особенно если там, среди его преследователей, отец Мэри Кэтрин вместе с доброй половиной родительско-попечительского совета.

– Берегись, детка, – бросил он. А потом повернулся и шагнул в темноту.

Найалл прыгнул что было сил. Зажмурившись, он летел вниз, каждую минуту ожидая удара.

Ба-бах! Миновав несколько террас, Найалл с размаху приземлился на мягкую землю. Правда, при ударе он сильно расшиб лодыжку, но перелома, похоже, не было, во всяком случае, он мог по-прежнему двигать ногой. Втянув носом воздух, Найалл почувствовал запах свежей глины и от души возблагодарил Небеса за непрекращающийся дождь. Прямо над ним смутно выступали из темноты какие-то фигуры – его преследователи, топчась на выступе, водили фонариками из стороны в сторону – видимо, еще не потеряли надежду его отыскать. Черные силуэты, подсвеченные сзади багрово-красным светом свечей, смахивающих на адское пламя, выглядели как живое воплощение чьего-то кошмара.

– Вон он! – вдруг оглушительно заорал один из мужчин. – Во-он там!

Найалл поскользнулся, но страх прибавил ему прыти, и он, не оглядываясь, дунул во все лопатки. Несмотря на боль в лодыжке, он мчался так, что ему позавидовал бы олимпийский чемпион. Нога, которую он подвернул, с каждым шагом болела все сильнее, казалось, ее режут тупым ножом, но Найалл не останавливался. Последнее, что парень успел услышать, прежде чем исчез за холмом и сияние свечей скрылось в темноте, был умоляющий, истерический плач девушки. Он пронесся над кладбищем, словно вой издыхающей собаки.

– Вернись! – кричала она. – Отдай мне дневник! Слышишь? Верни-и-и-и-и-и-ись!

Еще не успев проснуться, Найалл услышал, как кто-то настойчиво шепчет ему в ухо. Детский голосок разорвал беспокойный сон, в котором Найалла преследовала девушка с внешностью хиппи, – бормоча какие-то заклинания, она возвращала мертвых к жизни.

– Проснитесь, мистер почтальон.

Найалл рывком сел и, помотав головой, проснулся окончательно. Было по-прежнему темно, и все, что он мог различить, – его же собственные насквозь мокрые ботинки. Он даже сам не помнил, как провалился в сон. Господи… сколько же он провалялся здесь, под спасительным козырьком поросшей мхом скалы? Его снова захлестнула паника – Найалл испуганно шарил глазами по сторонам, каждую минуту ожидая увидеть толпу рассвирепевших родителей с фонарями, готовых линчевать его на месте. Наверняка уже и веревку намылили, чтобы вздернуть его, с тоской подумал он. Но все было тихо, только где-то в кустах шуршала невидимая зверушка. Непонятно по какой причине снова вспомнив предостережение мистера Райчудури, Найалл неожиданно разозлился – проклятье, старый ворчун снова оказался прав! Интересно, сколько лет протянул тот учитель, о котором он ему рассказывал – тот самый, что, сидя на рыночной площади, год за годом пытался передать великолепие увиденной им картины.

– Сюда!

От ужаса Найалл взвился, словно подброшенный пружиной. Так это был не сон! Лодыжка, которую он подвернул, мигом напомнила о себе острой болью, и Найалл, мучительно взвыв, рухнул, вновь приземлившись на свой многострадальный зад. Этот голос, который ему послышался, он…

– Расслабьтесь, – хихикнул возле его уха ехидный детский голосок. – Они сейчас рыщут вдоль берега, это далеко отсюда. Но скоро они вернутся.

– Кто?!

Из-за дерева выскользнула детская фигурка. Это оказалась девочка. Черный прорезиненный плащ и сапоги, в которые она была одета, были размера на два больше, чем ей нужно, – наверное, стащила у матери, решил Найалл. Капюшон она натянула до подбородка, но Найаллу хватило одного взгляда, чтобы узнать честолюбивую шестиклассницу, одну из учениц Фионы.

Мэри Кэтрин с улыбкой присела возле него на корточки.

– Явилась помочь охотникам настичь жертву, да? – с горькой насмешкой выдавил он.

– Нет. Просто у вас есть кое-что такое, что мне нужно. Может, сторгуемся? Только не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю. – Вытащив из кармана плаща чудовищно огромный старый фонарь, она демонстративно положила палец на кнопку «Вкл.» и усмехнулась. – И учтите: мой папаша и остальные среагируют на него быстрее, чем на телефонный звонок! Они там все глаза проглядели, разыскивая вас. Уж очень им хочется глянуть на незнакомого парня, который долго-долго пробыл наедине с единственной дочкой мистера Кремина. Держу пари, горячая будет встреча!

Найалл затравленно оглянулся – узенькие лучики света, шарившие по дороге, явно были значительно ближе, чем минуту назад. Судя по всему, преследователи совещались, в какой стороне искать. Достаточно вспышки фонарика Мэри Кэтрин, и через мгновение они будут здесь.

Девочка, не обращая на него внимания, порылась в школьном рюкзаке, который висел у нее на груди. В ее руке оказался простой конверт из коричневой бумаги – выглядел он так, словно долгое время валялся в сточной канаве.

– Ну, что, по рукам? – спросила она. Странички записной книжки, которую она вытащила из конверта, заскорузли и покоробились, казалось, она вот-вот рассыплется на глазах. – Я уже сняла с него копию, так что он мне больше не нужен. Но зато мне нужна первая часть. Дневник мисс Уэлш. Покажите мне его.

Девочка наклонилась так низко, что Найалл машинально заглянул в широко раскрытые голубые глаза – ни жалости, ни даже намека на сомнение, ничего – одно ледяное упорство! Вздохнув, он сунул руку в задний карман брюк, нащупал шершавую обложку и покорно сунул его в руки Мэри Кэтрин.

– А кто была та девушка возле могилы? – не утерпел он.

Ужасное дитя невозмутимо пожало плечами.

– Кто ее знает? Они все время таскаются на кладбище – а смотритель гоняет их оттуда. Иной раз так обкурятся, что дым из ушей идет! – По губам ее скользнула хитрая улыбка. – Но мой папаша твердит, чтобы я опасалась незнакомых мужчин вроде тебя, а не каких-то полудохлых хиппи!

– И что, по мнению твоего отца, я пытался сделать с тобой в классе?

– Включите воображение! – коварно хихикнула Мэри Кэтрин. – После Джима родители теперь глаз с нас не спускают. Только сунься – мало не покажется.

– Маленькая ведьма.

Свободной рукой девочка сделала небрежный жест.

– Лучше бы спасибо сказали, что вообще отдала вам дневник Рошин. Могла бы этого не делать – загнала бы кому-то из журналистов. Их в городе до сих пор полным-полно.

– Как он к тебе-то попал?

Мэри Кэтрин улыбнулась.

Слева от Найалла снова замелькали огоньки, только теперь его преследователи явно чувствовали себя увереннее. Медленно, но неотвратимо они карабкались вверх по склону холма… к нему.

– После того как умер отец Мэллой, я помогала убираться у него, в доме священника, я имею в виду, – объяснила она. – А конверт… он просто лежал там, и все. Его экономка, миссис Кейн, даже не заметила, как я его взяла. Некоторые страницы отсутствуют. Должно быть, он какое-то время провалялся в мусорном баке под дождем. – Она вытянула шею, и луч фонаря задел ее макушку. – Все! Времени больше нет. Так что скажете – по рукам?

Найалл со вздохом протянул ей дневник Фионы. Она отдала ему тот, что держала в руке.

– И не вздумайте сидеть здесь, – предупредила Мэри Кэтрин, похоже, искренне озабоченная его безопасностью. Привстав, девочка указала на север, туда, где длинная гряда холмов тянулась к Эйрису. – Только не идите по дороге. Держитесь от нее в стороне. Пройдете полчаса – увидите брошенный коттедж. И не бойтесь. Я никому про вас не скажу. Обещаю.

Лодыжка болела адски, но страх, добавив адреналина, гнал Найалла вперед. Парень машинально провел ладонью по дневнику Рошин – на ощупь он мало чем отличался от дневника Фионы, разве что пострадал сильнее, вероятно, от непогоды. Первая страница превратилась в какую-то бесформенную массу, так что разобрать, что там написано, было уже невозможно.

– Но почему ты мне его отдаешь?

Девочка нахмурилась, словно ничего глупее в жизни не слышала.

– Потому что мисс Уэлш всегда говорила, что с незнакомыми людьми нужно вести себя по-хорошему, – наставительно проговорила она и через мгновение растаяла в темноте, оставив Найалла одного под дождем с новым сокровищем в руках.

Он прошагал через поля не меньше часа, прежде чем уперся в каменную стену.

Что там, за ней, разобрать было невозможно – набухшие дождем тучи провисли до самой земли, укрыв собой близлежащие холмы, серый туман извивался между ними, словно кольца каких-то омерзительных змей. Спотыкаясь в темноте, Найалл побрел вперед, направляясь туда, где, как ему казалось, виднелась дверь. Легкий толчок, слабый скрип – и он внутри. Пальцы Найалла нащупали выключатель, – увы, тот не работал. Потом он наткнулся на что-то мягкое и застыл, давая глазам привыкнуть к темноте. Что это – диван… стул? Нагнувшись, Найалл провел рукой – что бы это ни было, оно оказалось сухим. Где-то над головой капала вода – наверное, прохудилась крыша. Ногу Найалла жгло, как огнем. Однако любопытство было сильнее боли.

Включив мобильник, он поднес светящийся экран к лежащей на коленях тетради. Не увидят ли слабый синеватый свет его преследователи? Опустив телефон к самому полу, Найалл разглядел высохший крысиный помет и клочки изгрызенной бумаги. Похоже, тут уже довольно давно никто не жил. Сунув телефон обратно в карман, Найалл повернул голову туда, где, как ему казалось, должно было быть окно. Там царила кромешная тьма. Кажется, от погони удалось оторваться. Может, Мэри Кэтрин направила отца в противоположную сторону, к вершине холма? Как бы там ни было, какой-никакой свет у него был – значит, есть возможность заглянуть в дневник. На экране мобильника оставались еще три деления, а ждать рассвета было недолго.

– Ну же, поведай мне свою тайну, Рошин, – прошептал Найалл, открывая первую страницу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДНЕВНИК РОШИН

XVI

Впервые я стала слышать голоса, когда мне стукнуло шесть.

Ну да… знаю, о чем вы сразу подумали. Бедная девочка, живет затворницей, вот и не может никак повзрослеть. Такое асоциальное поведение – прямой путь к алкоголизму. Ничего удивительного, что бедняжка предпочитает общаться с радиоприемником, а не с живыми людьми. Конец в таких случаях, увы, предсказуем – натянет черные джинсы и будет подрабатывать на улице, став жертвой очередного сутенера. Правильно? В общем и целом да – но это не для меня. Видите ли, всю свою жизнь я витала в облаках. Из дешевеньких транзисторов лились голоса, благодаря им я взмывала ввысь – качалась на облаках, закрыв глаза, путешествовала по Калахари или рыскала по семи морям. И все это не выходя из дома. Понимаете, комнатушка, которую я еще девочкой делила с сестрами, была крохотной и очень тесной. Мы с Ифе спали в одной постели – до того самого дня, когда из-за взрыва в доме остались сиротами. И все те годы, пока я жила на «полупансионе» у тетушки Мойры, только благодаря невидимым глазу радиоволнам унылые воскресенья становились сносными, а скучные до зубной боли будни так и вовсе великолепными.

С тех пор я храню верность голосам. Потому что они никогда не покидали меня.

Комната, где я пишу сейчас этот дневник, который ты станешь читать, настолько тесная, что ее и комнатой-то трудно назвать. Это просто узкая ниша в стене дома тетушки Мойры в Дублине – дома, из которого, как говорит Фиона, нам не суждено выйти живыми. Возможно, она права. Я уже ничего не знаю. Теперь я обычно чувствую себя слишком усталой, чтобы думать о чем-то, кроме сосущей боли в груди. А вот Фиона трещит без умолку, ну не странно ли? Впрочем, она всегда была такая. Я обожаю Фиону, но иногда то, что она говорит, приходится делить на два, на четыре, на шесть, на восемь – только так можно понять, что она в действительности хотела сказать. О ее ненормальной любви к этим чертовым фараонам вообще молчу.

Я догадываюсь, что сил у нее осталось не больше, чем у меня, – я сама, кстати, выгляжу, как кикимора болотная, – но в этом, по крайней мере, мы равны: я мучаюсь от той же постоянной ноющей боли внутри, от которой Фиона стонет во сне каждую ночь. Такое ощущение, что чьи-то когти рвут мои внутренности. Наверняка она что-то добавляет в еду, говорит Фиона. Ну да, конечно – только у кого повернется язык назвать это едой?! Попробовал бы кто-нибудь это сделать! Клянусь, я бы собрала последние силы, которые у меня еще остались, и хорошенько огрела бы его по голове чем-то тяжелым – вот хоть бы лопатой, которую где-то отыскала Фиона.

Спасение.

Я мечтаю о нем – и не во сне, а наяву… стараюсь сморгнуть пелену, которая теперь почти постоянно застилает мне глаза. Устав, я закрываю их и принимаюсь думать о бескрайних горизонтах. Пытаюсь представить себе, как сорвавшиеся в пропасть альпинисты, уже потеряв всякую надежду на спасение, вдруг видят, как из-за облаков спешит им на выручку вертолет. А иногда мне видятся подводники, последним отчаянным усилием выстукивающие SOS в надежде, что кто-то услышит их и явится на помощь до того, как у них кончится кислород.

Вот сейчас, например, закрыв глаза, я вижу одинокую фигуру матроса, единственного, кто уцелел после кораблекрушения… вижу, как он карабкается на спасательный плот, когда корабль идет ко дну, как он день за днем пытается подать сигнал пролетающим над головой самолетам – а они не замечают его. Он протянул так долго лишь благодаря морским птицам, которых ловит и пожирает вместе с костями, оставляя лишь перья. Дождя нет уже долго, и его язык распух так, что уже с трудом помещается во рту. И вот, когда, измученный жаждой, уже не надеясь на спасение, бедняга готов сдаться, он вдруг слышит рев пропеллеров и поднимает голову вверх. И… О, радость! Это гидросамолет, огромный, белый и прекрасный – покачивая крыльями, он величаво опускается на воду – так близко, что матрос видит буквы, сверкающие на серебряном фюзеляже. Он дрожит… он пытается вспомнить собственное имя. Он почти месяц не разговаривал с людьми…

Впрочем, я тоже – но это так, к слову. Кроме «спасибо» и «я тебя люблю», которыми мы обмениваемся с сестрой, но это, конечно, не считается.

Я постоянно вижу такие сны… часто даже днем. Вижу картины чьего-то спасения… чьего-то освобождения. А иногда мне кажется, что я тоже вырвалась отсюда… я вдыхаю свежий, пьянящий воздух, аромат свежескошенной травы. Я охраняю Фиону… стою на страже, когда она спит – вернее, пытается спать. Я часами слушаю по ночам, как наша жуткая тетушка скребется там у себя внизу, точно таракан… или, вернее, как те бездомные бродяги, которые рылись в наших контейнерах с мусором. Почему-то при мысли об этом мне становится тошно.

Но чаще всего мне является Джим.

И тогда я снова мечтаю, как убью его…

XVII

В последний раз, когда я видела Джима живым, он помогал каким-то девушкам, нагруженным пакетами с покупками, перейти на другую сторону улицы.

Вежливо взял под локоток, вежливо кивнул водителям, прося немного подождать, – словом, Джим в своем репертуаре. На нем была одна из старых гавайских рубах, оставшихся в наследство от Гарольда, – зеленые ананасы, ярко выделяющиеся на фоне красного шелка. Как ни противно, но приходится признать – ему она чертовски шла.

Я ехала на велосипеде вниз по дороге, спускающейся к основанию холма – собиралась подкупить продуктов для Ифе, которая по-прежнему отказывалась выходить из дома. С того самого дня, как этот ублюдок, стараясь заткнуть нам рот, зверски избил ее, прошла почти неделя. Задумавшись, я едва не сбила их, его и этих девчонок, только в самый последний момент успела нажать на тормоз. Джим, выпорхнув из-под моего переднего колеса, отпустил какую-то шутку, обе девчонки захохотали. А потом он, ухватившись за руль моего велосипеда, шутливо встряхнул его. Нож, который я стащила у сестры, лежал на дне моей сумки. Стиснув зубы, я дала страшную клятву, что выпущу мерзавцу кишки – прямо тут, на улице.

И тут он вдруг улыбнулся. Не насмешливо, нет. И не призывно. Просто легкая улыбка скользнула у него по губам… тень того, что скрывалось в глубине его души, невидимое под этой гладкой загорелой кожей.

И если до этого у меня еще и были сомнения – ведь я примерно представляла, через что мне придется пройти, прежде чем эта загорелая кожа станет пепельно-серой – то они мгновенно исчезли… развеялись как дым, пока я смотрела, как он идет в сторону парковки. Я мечтала, чтобы он умер… знала, что он заслуживает смерти – даже больше, чем Иуда Искариот. Но сдержалась. Я сделала то, что делала всегда, когда мне хотелось, чтобы очередной вонючий ублюдок имел возможность почувствовать себя настоящим мужчиной, – я кокетливо наклонила голову, зажмурилась – только что не замурлыкала от счастья, что он соизволил обратить на меня внимание, и послала ему ослепительную улыбку. И клянусь: все то время, пока ехала в супермаркет, я чувствовала, как его липкий взгляд ощупывает мою задницу. Скука какая, думала я, крутя педали, – все мужики одинаковы, даже такие великолепные экземпляры, как наш «сказочник». Наверное, ты спрашиваешь себя, за каким чертом мне это понадобилось, да? Можешь поверить мне на слово – все это время я вынашивала свой собственный план, прикидывала, как очень скоро воткну нож Ифе в его черное сердце. А пока пусть считает меня обычной пустоголовой дурочкой – и чувствует себя в безопасности.

Когда десятью минутами позже, нагруженная пакетами, я вышла из супермаркета, его уже и след простыл. Две девчушки, которым он помогал тащить сумки, сидели в стареньком «рено», курили и чему-то смеялись – о чем они говорят, я не слышала. Рыболовецкий траулер у пристани разводил пары – облачко белого дыма, отдающего пивными парами, поплыло над дорогой, почему-то заставив меня вспомнить покойного отца. Когда-то много лет он именно тут покупал нам с сестрами рожки с клубничным и ванильным мороженым, а себе брал пинту пива и медленно потягивал ее, дожидаясь, пока мы доедим. Сейчас торговля мороженым шла бойко, окружившие тележку мальчишки толкались локтями, стараясь пропихнуться поближе к продавцу. Словом, для любого – кроме меня – это был совсем обычный летний день. Самый что ни на есть подходящий, чтобы прогуляться на площади.

Но для меня сейчас лето мало чем отличалась от зимы. Крутя педали велосипеда, я не чувствовала ничего, кроме ледяного холода, сковавшего мое сердце.

Ифе по-прежнему не ела ничего, кроме моркови.

Я пыталась подсунуть ей хлеб, лососину, пыталась соблазнить ее тонким ломтиком ветчины или овощами, но все было бесполезно. Она отворачивалась даже от черного шоколада, который до этого постоянно таскала из холодильника. День за днем моя сестра-близняшка сидела в постели, отказываясь от всего, кроме этих крохотных очищенных морковок с улыбающимся кроликом на целлофановой этикетке. Сказать по правде, я, дура такая, считала, что после всего случившегося Ифе тоже начнет строить планы убийства, кинется разыскивать старый отцовский карабин и станет каждые несколько минут выглядывать из окна, подкарауливая своего обидчика. Но сколько мы с Фионой ни твердили ей, что пора наконец обратиться в полицию или вызвать доктора, все было бесполезно – Ифе только мотала головой. Иногда она сползала с постели и, босая, выходила из дома – дойдя до опушки леса, долго стояла там молча, прислушиваясь к шуму ветра над головой. Ифе могла торчать там часами – а вернувшись, только кивала нам и снова забиралась под одеяло, открывала очередной пакет с дурацким кроликом на упаковке и принималась грызть морковку.

По ночам мы с Фионой по очереди караулили снаружи.

До этого я в жизни столько времени не проводила на воздухе, первые несколько дней у меня постоянно кружилась голова – наверное, от переизбытка кислорода. Я любовалась сверху нашим городом, а заодно пыталась вспомнить, как мы жили тут раньше – до того, как у всех из-за заезжего seanchai до такой степени снесло крышу, что люди как будто напрочь разучились соображать. Туристический сезон начался, как обычно, и голоса парней, фланирующих по главной улице и распивающих на ходу последнюю пинту, кружили над холмом, точно вороны, вылетевшие на охоту.

Фиона обложилась своими книжками и удобно свернулась калачиком на диване.

Я привезла свой приемник.

В одну особенно чудесную ночь, когда высыпавшие на небо звезды висели над вершинами холмов, напоминая сверкающие в луче света стеклянные шарики, я вдруг ни с того ни с сего завелась с пол-оборота. Фиона уже спала на диване, прижав к груди очередную дурацкую книжонку про Аменхотепа, а звуки, доносившиеся из комнаты старушки Ифе, подсказали мне, что она смотрит какое-то дурацкое шоу – одно из тех, что ставят целью выяснить, кто в этой стране танцует хуже всех.

Взявшись за рукоятку настройки, я принялась рыскать по эфиру в поисках какого-нибудь нового голоса. Эвви отправилась погостить к родителям в Россию, пообещала, что вернется через месяц. Я ненавидела одно это название – Сочи – город, из которого она когда-то отправила мне первую эсэмэску, – ненавидела, поскольку не могла поехать туда за ней. Я чувствовала себя одинокой, брошенной, а потому была зла, как черт. Мне хотелось поговорить еще с кем-то, не только с родственниками – так, просто разнообразия ради. И вот как раз в эту самую ночь мое желание исполнилось. Голоса выплывали ко мне, поднимались из глубины эфира – а я, как рыбак, забросив сеть, вылавливала их один за другим.

Мне встречались рыбаки, промышлявшие в Ирландском море и сейчас как раз возвращавшиеся домой с полным грузом лосося, и легкомысленные женщины, которым нечем было заняться. Поприветствовав их, я принималась снова крутить ручку настройки, оставив их тоскливо махать вслед невидимому кораблю, на котором я бороздила эфир. Потом из пустоты возник еще один голос – очень старой, давно растерявшей все иллюзии женщины. Назвавшись Общественным Сознанием, она стала с пеной у рта требовать, чтобы мы ради блага своей страны отказались от любой общественной собственности, какая только есть. Потом она растаяла вдали точно так же, как рыбаки с траулера. Из наушников понесся треск и шорох помех. И как раз когда я уже решила было выключить приемник – так меня достали сопливые парнишки, пристававшие с вопросами, во что я одета, – после того, как я, в сотый раз отстучав ключом свои позывные, в сотый уже раз нарвалась на какого-то идиота, которому постеснялась бы даже кивнуть на улице, я вдруг услышала его.

– Говорит Ночная Ведьма. Кружу над крышами ваших домов, над деревьями и над вашими головами, – раз за разом повторяла я, пока окончательно не впала в уныние. – Кто-нибудь меня слышит?

Раздался оглушительный треск, словно кто-то вдалеке слишком энергично включил приемник. А потом я вновь услышала знакомый завораживающий голос.

– Я так рад, что снова слышу тебя, – ответил мужчина. Это прозвучало так мягко, словно он поглаживал радиоволны. – Я скучал по тебе. И по твоей подруге тоже. Как у вас дела?

Сердце, подпрыгнув, застряло у меня в горле. Лицо горело огнем… Я знала, кому принадлежит этот голос. И все же должна была спросить… на всякий случай.

– Прежде чем мы продолжим, назови себя.

Я уставилась на отсвечивающую зеленым шкалу настройки… на стрелку, замершую возле 3101.3 МГц, – и дождалась. Голос сказал мне то, что я и без того уже знала. Потому что и сумасшедшие, и прорицатели проникают в человеческое сердце через одну и ту же дверь, верно? А потом, ухватив за хвост надежду, которую ты лелеешь в душе, принимаются вертеть ручку настройки, пока она не поддается – хочешь ты этого или нет.

– Я – Страж Ворот… так, кажется, в прошлый раз окрестила меня твоя подруга, – проговорил он. Потом я услышала мягкий смешок – так когда-то посмеивался мой отец. – Мы, кажется, говорили о любителях рассказывать разные истории. Насколько я помню, вы тогда мне не поверили. – Он шумно выдохнул – словно набрал в грудь слишком много воздуха. Мне показалось, он расстроен. – Расскажи мне что-нибудь, дорогая. Вспомни все, что произошло в Западном Корке за последние несколько месяцев. А потом ответь мне, чему ты теперь склонна верить.

Я не сразу ответила – повернула голову в сторону гостиной, откуда доносилось мирное посапывание Фионы, и какое-то время прислушивалась. Оно да еще дурацкие вальсы, пробивавшиеся из спальни Ифе, убедили меня, что будет лучше, если я не стану звать сестер, а проделаю все это одна.

– Откуда ты так хорошо его знаешь? Я имею в виду – нашего сказочника? – шепотом спросила я.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю