Текст книги "Ведомые (ЛП)"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– Я не параноик.
Сопляк.
– Конечно. Понимаю. Я могла бы оказаться международным хакером популярных навыков, который только и ждет возможности влезть в твои личные дела. И всё, что мне нужно для начала операции, – это твое имя.
– Я ожидал чего-то вроде беженца, – говорит он перед тем, как выпить остатки напитка из стакана и сердито уставиться на него.
– Просто попроси ее принести тебе коктейль, – предлагаю я.
Но вместо этого парень берет одну из бесплатных бутылок с водой, что стоят перед нами в маленьком персональном баре. Резкий поворот крышечки, и вот он уже пьет воду так, будто только что выполз на четвереньках из пустыни. А я вообще не глазею. Ну, совсем чуток. Это горло. Как вообще чье-то горло может казаться сексуальным? Должно быть, он принимает какие-то волшебные таблетки или что-то типа того.
Я сую в рот тост с жареными томатами и энергично жую.
– Габриэль, – вдруг отвечает он, пока я смотрю на него в ответ. Его лицо прямо передо мной, и, хоть парень молчит, он глазеет на меня так же, как и я на него. – Мое имя. Габриэль Скотт.
Никогда в жизни не видела, чтобы человеку было так неудобно называть своё имя. Может, он шпион. Я только наполовину шучу.
– Габриэль, – повторяю, не упуская того, как при этом вздрагивает парень.
Не знаю, ему неудобно или что-то вроде того, но лично у меня такое ощущение, будто он поведал мне какой-то грязный секрет.
Может, это шампанское так на меня действует. Я ставлю его в сторону и тянусь за водой.
– Я Софи, – говорю я, почему-то не в силах взглянуть парню в глаза. – Софи Дарлинг1.
Он моргает, и напряженное, сильное тело передвигается на капельку ближе ко мне, но затем мужчина явно осознает свои действия и замирает.
– Дарлинг?
Я встречала бесчисленное количество мужчин, которые пытались произнести мое имя в духе фразы «Да не может быть». Но Габриэль так не делает. На самом деле его тон скорее скептичен, но почему-то кажется отчасти нежным. Нет, не нежным. Он произносит это не мило. Скорее как что-то греховное, будто мое собственное имя ласкает мою кожу, как чьи-то руки.
Дерьмо на палочке. Я ж не могу втюриться в этого чувака. Он мудак. Сексуальный, но всё же мудак. Даже если бы я могла с этим смириться, Солнышко уйдет из моей жизни так же быстро, как и появился в ней. Я представляю версию развития событий, в которой всё было бы иначе. Приличную версию, конечно.
– Это я, – говорю ему притворно весело. – Софи Дарлинг.
Еще один звук вырывается из его горла. Что-то вроде: «Боже, помоги мне».
Хотя, может, я неправильно интерпретирую.
– Ладно, мисс Дарлинг, – говорит он, возвращаясь к хриплому, суровому тону, который, думаю, использует, чтобы разорвать на куски новенького подчиненного, – отвечаю на твой предыдущий вопрос: ты права в целом, я не расслабляюсь.
– Вау, ты не стал изворачиваться и признал, что увяз в грязи.
– «Увяз в грязи» не вписывается по смыслу. Кто вообще использует подобные нелепые идиомы? – парень крадет тост с томатами с моей тарелки. – И, думаю, ты способна на большее.
Я наблюдаю, как парень сует тост в рот и запивает его. В уголках его глаз появляются морщинки. Сомневаюсь, что многие заметили бы это. Но прямо сейчас для меня они кажутся полноценной самодовольной ухмылкой.
– Хочешь, чтобы я тебя оскорбила? – удается произнести мне.
– По крайней мере, прояви больше творчества. – Он снова достает свой ноутбук, отмахиваясь от меня. – Скажи что-то, чего я еще не слышал.
Что-то в этом парне активизирует мой извращенный разум не с лучшей стороны, потому что я невольно наклоняюсь вперед и шепчу ему на ухо:
– Думаю, ты яркий пример Неистового Роджера. Но однажды твоей руки будет мало для удовлетворения.
Голова Габриэля дергается так, будто я его толкнула. Я слышу тихий вдох и отказываюсь возбуждаться от этого звука. Даже несмотря на то, что его отчетливый аромат накатывает на меня волной. Кожа подлокотника скрипит под моей рукой, когда я отодвигаюсь.
Парень долго смотрит на меня искоса.
– Неистовый Роджер?
– Ты же знаешь, как пользоваться интернетом. Так погугли, Солнышко.
Теперь моя очередь самодовольно усмехаться и прятать лицо за журналом.
Звуки шума двигателей заполняют тишину между нами, и мне четко слышны щелчки его компьютерной мышки, а затем сдавленный гортанный звук.
Моя усмешка становится шире. Знаю, он читает определение парня, который так много и так отчаянно дрочит, что стер себе член до ран. К сожалению, этот образ далёк от сексуального, поэтому мне немного неудобно.
Голос Габриэля раздается рядом: тихий, напряженный и слегка хриплый.
– Хорошо сыграно, мисс Дарлинг.
Перед тем, как наступит время спать, нас приглашают посетить лаунж первого класса – да, у этих ублюдков есть свой лаунж в самолете. То есть я знала о барах в самолетах... как все мы знаем о единорогах и смурфиках. Но испытать это на себе? Черт возьми.
Я поднимаюсь по спиральной лестнице на верх семьсот сорок седьмого и сажусь в баре, чтобы выпить коктейль вместе с другими людьми из первого класса. Даже Солнышко поднимается сюда, хотя держится в сторонке и заказывает стакан воды со льдом.
– Они готовят салон, – говорит мне пожилой мужчина в слегка помятом костюме, пока мы пьем напитки.
– К чему? – я забрасываю в рот орешек в сахаре и отпиваю Космополитен.
Если вам посчастливилось сидеть в баре-лаунже на высоте тридцати пяти футов над землей, то не грех воплотить сюжет «Секса в большом городе» по полной программе.
Он наклоняется ближе, на краткий миг опуская взгляд к югу от моей шеи.
– Ко сну.
– О, верно, – признаю я. – Я буду наслаждаться этим.
– Комфорт и интим никогда не надоедают, – говорит он, кивая и наклоняясь ещё ближе. – Знаете, у меня кабинка на одно место. Но её размера хватило бы для двоих.
С секунду я просто смотрю на него.
– Вы на самом деле предлагаете мне это в баре самолета?
Он пожимает плечами.
– Слышал, твой сосед поднял шумиху. Он кажется настоящим придурком. Так что, думаю, ты бы не отказалась от компании получше.
Я собираюсь извиниться за то, что подумала о мужчине плохо, когда он выгибает бровь и добавляет:
– Но если посчитаешь мои слова предложением, я не стану возражать.
– Я предпочитаю остаться сидеть рядом со своим соседом, – заявляю я.
Он фыркает.
– Не может быть.
Я, было, собираюсь спросить у него, какого черта, когда между нами появляется чье-то мускулистое плечо. Я знаю эту руку, этот запах, дорогой и надменный. Габриэль пристально смотрит на мужчину в возрасте. Удивительно, сколько презрения и отвращения он вкладывает в свой взгляд.
– На самом деле, – произносит он, – я скорее мудак, чем придурок,– Габриэль натянуто улыбается, обнажая зубы, но при этом использует свой обычный скучающий тон. – А это значит, что я отличный эксперт по борьбе с надоедливыми засранцами.
Я чуть ли не давлюсь.
Мистер Костюмчик удерживает взгляд Габриэля, но, в конце концов, сдается. Он ускользает, бормоча: «Мудак».
– Я думал, мы уже поладили, – говорит мне Габриэль.
– Я так горжусь твоими методами истинного мудака. – Я толкаю его в плечо. – И всё же ты здесь, спасаешь меня от распутников.
– Едва ли, – бормочет он в свой стакан. – Я защитил свою собственную честь. И это было довольно скучно. Я думал, что он хотя бы завяжет со мной спор.
– Зачем? – вынуждена спросить я, хотя на самом деле удивлена тем, что он говорит со мной сейчас, тогда как это наш единственный шанс разбежаться по разным углам.
Габриэль отпивает воды до того, как ответить.
– Он генеральный директор компании из списка «Фортуна 500» с репутацией безжалостного барсука, – его губы изгибает усмешка. – Хотя, как по мне, больше похож на хорька.
Я гляжу на него.
– Откуда ты это знаешь?
Наконец Габриэль обращает на меня взгляд, снова поражая этими ярко-голубыми глазами.
– Только что читал о нем статью в «Форбс».
С моих уст срывается тихий смешок. Я больше не в Канзасе.
– Ну, – говорю, – возможно, немного позже тебе удастся найти, с кем скрестить члены.
Теперь его очередь подавиться выпивкой, хотя парню отлично удается это скрыть. Одним точным движением он ставит стакан на стол и поправляет идеально выглаженные манжеты.
– Абсолютно уверен, что теперь могу с тобой справиться.
– Ой, комплимент.
Он опускает на меня взгляд, медленно кивает, и темная дуга его ресниц почти касается щеки. Но затем парень шокирует меня, молча наклоняясь так близко, что его губы почти касаются моего уха.
– Да, Болтушка, это комплимент.
Я всё ещё прихожу в себя от низкого рокота его голоса, который щекочет мой позвоночник и разжигает пламя между моих бедер, когда Габриэль отстраняется.
– Не пей слишком много, а то голова будет болеть, – советует он перед тем, как направиться к лестнице вниз.
Ненавижу признавать, что вместе с ним из бара исчезает вся шумиха. Теперь это место пахнет устаревающей новизной. Я отодвигаю полупустой бокал и спрыгиваю с барного стула.
Внизу, в салоне самолета, маленькие кабинки реально превратили в спальни с кроватями. Я сдерживаю визг радости. Потому как передо мной настоящая кровать с полноценной подушкой и идеальным белым одеялом в пододеяльнике с алой окантовкой. А на каждой подушке лежит по одной красной розе. Клянусь, я почти начинаю прыгать вверх-вниз, но замечаю мистера Счастье, который стоит возле нашей кабинки, уперев руки в боки и хмурясь так, что брови почти касаются друг друга.
– Что не так? – спрашиваю я. – Тебе не откинули уголок в знак приглашения?
Он бросает на меня долгий косой взгляд, а после возвращает свое внимание к кроватям.
– Я просил не преобразовывать мое место. И стюардесса, очевидно, неверно поняла мою просьбу.
Заглядывая в кабинку, я наконец понимаю, о чем он говорит. Я так радовалась наличию кровати, что даже не осознала – два наших кресла превратили в одну большую двуспальную кровать. На ней даже стоит ведерко со льдом и шампанским.
Из меня вырывается смешок до того, как я могу его сдержать.
– Специально для молодоженов?
– Ты находишь это забавным? – его ноздри раздуваются, хотя парень даже не смотрит на меня, а лишь мысленно разрушает эту кровать своим лазерным взглядом.
– Честно? Да, нахожу. – Я сбрасываю обувь и забираюсь на кровать. Она твердая и даже на грани жесткой, а посередине есть небольшой хребет. Но я не собираюсь жаловаться. Сев со скрещенными ногами на свою сторону, поднимаю взгляд на его нависающую надо мной фигуру – парень всё никак не зайдет в кабинку. – Давай же. Ты должен признать, что это немного забавно.
– Ничего я не признаю, – сердится он. Но затем его плечи поникают, Габриэль входит в кабинку и закрывает дверцу, так что та издает финальный щелчок. – А эта женщина ещё и флиртовала со мной.
В его голосе столько отвращения, что мне снова приходится рассмеяться.
– Я не понимаю.
Он садится на свою сторону кровати и сбрасывает туфли, всё ещё хмурясь.
– Очевидно, стюардесса предположила, что мы вместе, и всё равно всего несколько минут назад... – он слегка краснеет, что мило, кажется даже, что парень почти смущен. И всё же.
– Она клеилась к тебе в холле? – моя злость нарастает быстро и сильно – не ревность. Это дело принципа.
Он ворчит, смотрит на кровать, недовольно морщит нос и снова разворачивается ко мне и кровати спиной.
– Вот же маленькая шлюшка, – говорю я, глядя на двери.
Габриэль оглядывается на меня через плечо. В его глазах мерцает блеск.
– Ревнуешь, мисс Дарлинг?
– Эй, ты указал на то, насколько это было неправильно!
– Оскорбительно, – поправляет он. – Она предположила, что я отношусь к тому типу, который не прочь дважды сунуть свой стручок. И очевидно, такому скользкому, чтобы сделать это на виду у моей нынешней дамы сердца.
– Уверен, что ты не герцог?
Я почти вижу, как он закатывает глаза, хоть парень и отвернулся от меня.
– Я её сейчас позову.
– Нет, не надо,– я становлюсь на колени.
Он наполовину поворачивается, закидывая одно бедро и колено на кровать. У него озадаченное выражение лица.
– Почему?
– Потому что кровать – самая клевая вещь в этом рейсе, и я не хочу её терять.
Уголок его губ слегка приподнимается.
– Они устроят тебе односпальную кровать.
Ага, и хитрожопая стюардесса будет всё время усмехаться.
– Если ты попросишь ее убрать кровать – откроешь двери для ещё больших приставаний.
Его глаза прищуриваются.
– Если, конечно, ты не этого хочешь, – говорю я легкомысленно. Не-а. Совсем не ревную.
– Она не в моем вкусе, – говорит он, фыркая.
– А у тебя есть вкус в женщинах? – эта фраза срывается с губ до того, как я могу себя остановить.
– Да, – он растягивает слово. – Тихая, достойная и сдержанная. Вот мой типаж.
– Ложь.
Он поворачивается, чтобы встретиться со мной лицом к лицу.
– Прошу прощения?
Я забираюсь под одеяло. Идеальный вес и мягкость. Миленько.
– Прости себя сам. Ты сказал, что поставишь меня на место. Но я не кусаюсь.
– Ты надумываешь, – ворчит он, откидываясь на спинку и с явным нежеланием поднимая ноги на кровать. – И это раздражает.
– Ты просто не можешь мной управлять. И это тебя раздражает.
Я достаю маленькую маску для сна из выданного комплекта мелочей и натягиваю ее на голову, счастливо вздыхая. Просто буду игнорировать его до конца полета. Без проблем. Тишина звенит в ушах, а звуки работы двигателя лишь дополняют ее.
Но его хриплый голос берет и всё портит:
– Ты собираешься пить шампанское?
– Нет. На меня наехали за то, что я слишком много пью, помнишь?
Следует тихое ворчание. А затем кровать прогибается, когда он наклоняется ближе и убирает поднос. Звон стекла, кровать еще раз прогибается, а затем всё замирает.
– Я никогда не встречал кого-то, с кем не мог бы управиться, – через несколько секунд следует его резкий ответ.
Не утруждая себя тем, чтобы снять маску, я протягиваю руку в его сторону.
– Софи Элизабет Дарлинг.
И в следующее мгновение край моей руки кусают его зубы. Я так потрясена, что вскрикиваю и отдергиваю руку. Отстраняясь, стягиваю маску и обнаруживаю, что Габриэль смотрит на меня совершенно невозмутимо.
– Ты только что меня укусил? – данная фраза выходит как один возмущенный писк. Не то чтобы мне было больно. Он просто прикусил кожу, играя с ней. Но тем не менее. Серьезно?
– Звучит как описание некоего незрелого поведения, – отвечает он, ложась на подушку.
– Вопрос был риторическим, – восклицаю я. – Ты меня укусил!
Его губы изгибаются так, будто парень изо всех сил пытается не рассмеяться.
– Тогда на будущее: тебе лучше не совать руки людям в лицо.
Я сердито гляжу на него почти в течение минуты.
– И ты ещё называл меня сумасшедшей.
Его голубые глаза встречаются с моими.
– Ты не согласна? Я пытаюсь тут отдохнуть.
– Ты мне не нравишься, – бормочу, натягивая маску.
– Ложь, – указывает он, имитируя мой же тон голоса. – Ты неоднократно говорила, что находишь меня ослепительно привлекательным.
– И это не значит, что ты мне нравишься. Кроме того, твоя фирменная красота будто оружие. Нападаешь ею на жертву, как делает вампир. Не удивлюсь, если ты вспыхнешь от солнечных лучей.
– Не могу поверить, что спорю с женщиной, которая ссылается на «Сумерки»,
– А то, что ты понял мои отсылки на «Сумерки», выдает в тебе тайного поклонника Эдварда.
Он громко и отчетливо фыркает.
– Команда Джейкоба вперед.
Не могу сдержаться и открываю глаза, приподнимая уголок маски и глазея на Габриэля.
– Ну вот. Теперь нам никогда не стать друзьями.
Он делает вид, будто ранен в самое сердце, но невероятно фальшиво.
– Слова ранят, Болтушка.
Бормоча что-то о мудаках-британцах, отворачиваюсь от парня и игнорирую его плохо замаскированные смешки. Но я предаю саму себя, потому как очень хочу посмеяться вместе с ним. Вот только боюсь, что, как только сделаю это, он снова возведет свои стены и вызовет у меня чувство неловкости.
Габриэль Скотт может и не понимает, как справиться со мной, но я до чертиков уверена, что когда дело касается него, от меня тоже мало толку.
Понимая это, я решаю сосредоточиться на дыхании и тихом гуле самолета, так что вскоре отключаюсь.
Глава 3
Софи
Думаю, меня разбудил звук сигнала «пристегните ремень». Сперва я так растеряна, что даже с трудом понимаю, где нахожусь, чувствуя лишь вибрацию и слыша шум. А еще здесь очень темно. Затем я вспоминаю, что сплю в маске. Приподнимаю ее и несколько раз моргаю, чтобы проснуться.
Самолет трясется, будто кулак, которым размахивает в воздухе злой великан, отчего моему желудку не по себе. А тот факт, что я лежу, лишь усугубляет странное ощущение, создавая иллюзию, будто вот-вот достигну невесомости.
Но я слышала звук сигнала или нет? Вот только где на этой кровати ремни безопасности? Я ощупываю всё рядом с собой и натыкаюсь на нечто твердое. Бедро. Вспоминаю о Габриэле и том, что он очень плохо переносит полеты. Бросаю взгляд в его сторону и понимаю: дело – дрянь. Он лежит, замерев, будто доска, прижав кулаки к бокам и не выражая ни эмоции. Вы бы подумали, что парень помер. Вот только он еще и задыхается, а его кожу покрывает заметный слой пота.
Я не виню его, в таких-то условиях. Ужасная турбулентность. Самолет так сильно бросает, что моя задница рискует слететь с кровати.
– Солнышко, – шепчу я.
Он меня не узнает. Уверена, его челюсть заклинило.
Подвинувшись ближе, я осторожно касаюсь его плеча и обнаруживаю, что парень дрожит.
– Эй, – говорю успокаивающим голосом. – Всё в порядке.
В этот момент самолет бросает на несколько футов вниз, словно насмехаясь над моим заявлением, так что в результате его голова откидывается от меня чуть дальше. Кожа Габриэля абсолютно бледная, а его дыхание учащенное.
– Отвали. Блин.
– Не могу, – я придвигаюсь ближе. – Послушай, знаю, ты не хочешь, чтобы я это видела. Но я уже здесь. Позволь мне помочь.
Он втягивает воздух через стиснутые зубы.
– Отвлечение в виде шуток о минете сейчас не сработает.
– Знаю. – Я и правда переживаю о нем. Похоже, парень действительно на грани серьезной панической атаки. – Вот что мы сделаем.
Я отодвигаю одеяло и ползу к нему.
Глаза Габриэля округляются, когда он резко спрашивает:
– Что ты делаешь?
– Обнимашки, – говорю я ему.
Можно сказать, что он становится даже более взволнованным, и, уверена, если бы мог двигаться, то уже отстранился бы.
– Что? Нет.
– Да.
Я устраиваюсь рядом с ним. Боже, а он холодный. Я сажусь. Парень вздыхает с заметным облегчением, но я просто укрываю его ноги и себя одеялом и снова ложусь рядом.
Он ерзает, без толку пытаясь отстраниться, но уже лежит на краю. Дальше двигаться некуда.
– Это очень против правил...
– Ага. Но мы это делаем.
В нормальной ситуации я бы не осмелилась принуждать кого-нибудь к подобному. Но он уже сосредоточился на мне вместо турбулентности, а это шаг в верном направлении. Я опускаюсь щекой ему на бицепс. Мышца твердая, но прямо сейчас вздрагивает.
Он откашливается.
– Я не...
– Ты в шаге от полной потери самоконтроля. Прими истязания телесной неги.
Его руки вздрагивают, когда Габриэль пытается не поднять их, хоть и на самом деле хочет. А затем он сдается и поднимает руку, давая мне возможность устроиться поближе. Победа. Я опускаю голову ему на плечо, оборачивая свое тело вокруг его бока.
Контакт кажется таким приятным. Даже слишком. Потому что, черт побери, от прикосновения к нему – настоящего прикосновения – меня накрывает прилив тепла и удовольствия. Все нервные окончания в моем теле, кажется, воспаляются и требуют внимания. И это столь неправильно в данной ситуации. Я же тут ради помощи бедному мужчине, а не для того, чтобы трахнуть его.
Не представляю даже, о чем он думает. На секунду Габриэль обнимает меня. Или, скорее, держится за меня, будто за спасательный круг. Дрожь пронзает его тело, но, очевидно, он борется с ней.
– Ш-ш-ш, – бормочу я, гладя его по груди. Такой красивой груди под всей этой одеждой – широкой и рельефной. Его сердце бьется под моей ладонью, и я чувствую, как парень глубоко вдыхает. – Просто подумай обо мне, как о твоей дружелюбной соседке.
Он снова смолкает, прежде чем из него вырывается очередной вопрос.
– То есть ты утверждаешь, что сделала бы подобное для кого угодно?
Я устраиваюсь поудобнее.
– Нет. То, что ты безумно сексуален, безусловно, сыграло свою весомую роль. Мне повезло облапать тебя, прикрываясь гражданским долгом.
– О, да ради бога.
Улыбка растягивает мои губы.
– Повтори это с ноткой возмущения. – Знаю, большинство людей с удовольствием прижались бы к горячему парнишке. Мне не сложно в этом признаться.
Он фыркает, даже когда его ладонь накрывает мою руку. Длинные пальцы поглаживают мою кожу, пока не замирают.
– Твоя честность поражает.
– Знаю. А теперь цыц, я наслаждаюсь процессом облапывания, – я провожу рукой немного вниз, ощущая твердый пресс и влюбляясь в то, как напрягаются его кубики, когда Габриэль задерживает дыхание.
Я дразню его, но, черт, у него отличное телосложение. Вынуждаю себя остановиться. И только когда я так делаю, он напрягается, а дрожь возвращается. Я осознаю, что мои поглаживания всё же успокаивали его.
Так что воспринимаю это в роли зеленого света. Устраиваясь в его объятиях, я глажу парня по груди и напеваю себе под нос. Он медленно расслабляется, его тело чуть сильнее поворачивается к моему, а моя грудь прижимается к его ребрам. Самолет продолжает прыгать и трястись, и приходится постараться, чтобы сохранить его спокойствие. Каждый выигранный мною дюйм турбулентность крадет прямо у меня из рук.
– Думаю, нам стоит назвать наших детей цифрами, – говорю я Габриэлю.
Его мышцы бугрятся и двигаются у меня под щекой. Мне почти слышно его размышление насчет ответа.
– Осмелюсь спросить, почему? – наконец-то говорит он.
– Потому что у нас их будет столько, что так проще. Мы сможем сделать, как король в «Звездной пыли». Уна, Секундус, Септимус...
– Это кажется чересчур жестоким. Подумай о том дерьме, которое ждет их в начальной школе.
– Они будут слишком суровыми, чтобы над ними осмелились издеваться. И вижу, ты воодушевился данной идеей.
Я усмехаюсь, когда парень ворчит. Но его слова скорее похожи не на «нет», а на «да ты сумасшедшая». С этим можно работать.
– Ненавижу это, – говорит он.
– Обнимашки? – но я и так понимаю, о чем он.
Его смех ироничен и недолог.
– Слабость.
– Все чего-то боятся.
– А чего боишься ты? – переводит он тему, выглядя сомневающимся.
Никогда не стать лучшей в чем-либо. Быть использованной и брошенной.
Я напряженно сглатываю.
– Прилива. Меня преследуют кошмары, что всё сносит приливом. Я виню в этом фильмы о катастрофах.
– Почему-то подозреваю, что ты окажешься в числе выживших.
На это я улыбаюсь.
Тепло на моей макушке вынуждает меня осознать, что Габриэль прижался губами к моей голове и вдыхает мой запах.
– Какой у тебя натуральный цвет волос? – спрашивает он почти бездумно.
– Ужасный вопрос, мистер Скотт.
Если отбросить турбулентность, наша маленькая кабинка довольно уютна, благодаря кремовым цветам салона и приглушенному свету.
– Предположим, я – отец, по крайней мере, семерых твоих детей. И тогда данный вопрос становится довольно справедливым.
Самолет очень отвратительно подбрасывает, и Габриэль резко втягивает воздух через нос. Я придвигаюсь ближе, мой нос наполняет запах одеколона, а под ним – пота и страха.
Закрыв глаза, я протягиваю руку и прижимаю ладонь к его животу, мышцы которого вздрагивают прямо сейчас.
– Я блондинка.
– Это я вижу, – заявляет он.
– В смысле натуральная блондинка. В этот раз я выбрала цвет на пару тонов светлее. На прошлой неделе у меня были голубые волосы, – я слегка улыбаюсь, представляя его реакцию на это.
– По крайней мере, я не удивлен.
– М-м-м... – кончиками пальцев касаюсь кашемирового свитера, и меня всё еще возмущает тот факт, что парень столь хорош собой. Подол его свитера задрался, обнажая рубашку под ним. Мои пальцы перемещаются к одной из пуговок.
И как только касаются маленького кружочка, воздух вокруг нас, кажется, сгущается. Мое тело наливается тяжестью, будто одно намерение каким-то образом возбуждает и заводит его. Потому что я ощущаю под рубашкой его твердые кубики пресса и теперь знаю, как могу к ним прикоснуться. Из-за чего мне становится еще жарче? И я осознаю, что он отлично это понимает. Кажется, мы оба задержали дыхание.
Я расстегиваю пуговку.
Но, кажется, будто вместо этого я дернула струну. Вибрация между нами настолько сильная, что мне практически слышен ее звук. Габриэль замирает, его пресс напрягается, а пальцы у меня в волосах прекращают двигаться.
Какого хрена ты делаешь, Софи? Прекрати сейчас же.
Но сообщение, похоже, не доходит до моих пальцев. Они проскальзывают в появившуюся прорезь рубашки и касаются горячей, гладкой кожи под ней.
Вот черт. Потому что парень реально горяч, его тело крепкое и упругое, и мне хочется большего. Мои пальцы едва двигаются. Как будто хитря, он не замечает, что я его лапаю. Размечталась.
Откашливаясь, я пытаюсь вернуть себе возможность говорить. Но голос выходит хриплым.
– Рыжие волосы – это всегда весело. Существует так много оттенков рыжего.
Да, болтай и не попадаешься, как чертова извращенка. Отличная идея.
Кажется, я не могу заткнуться:
– Ярко-рыжие. Каштановые. Рыжие с розовым отливом.
Отлично, ты болтаешь, словно Птица-Говорун в сфере окрашивания.
Он фыркает, его тело замирает, будто превращаясь в камень, но Габриэль не протестует против действия моих любознательных пальчиков. Не говорит ни одного чертового словечка. А это весомее множества слов. Правда. Потому что этот парень не относится к тому типу людей, которые хранят молчание против собственного желания.
Кольца жара сжимают мой живот от осознания, что он позволяет мне продолжать это исследование.
Я нежно поглаживаю небольшой участок кожи, до которого могу дотянуться. Кончик пальца скользит по гладкой коже и натыкается на грубые волоски.
Иисус Христос верхом на мотоцикле, у Габриэля есть блядская дорожка.
Желание проследовать вниз по ней пальцами настолько сильное, что я почти испускаю стон. Но сжимаю зубы и втягиваю воздух.
– Еще у меня были фиолетовые волосы. Хотя зеленый меня никогда не привлекал.
Без моего ведома пальцы скользят ниже, туда, где находится следующая пуговица, та, что ожидает, когда же ее расстегнут. Всё его тело напрягается, будто парень приказывает себе не шевелиться. Но когда я начинаю расстегивать маленькую пуговку, он выдыхает, и его рука ложится поверх моей.
Она такая теплая, крепкая и очевидно заявляет «не двигайся».
Ничто другое не могло бы привести меня в чувство от этого безумия столь же эффективно. Потому что, правда, какого хрена я делаю? Мне же даже не нравится этот парень. Ну или типа нравится. Хотя в следующую секунду это отходит на второй план. С таким же успехом слово Безысходность могло быть напечатано на лбу Габриэля Скотта.
Самолет снова начало сильно подбрасывать. Габриэль вздрагивает, наша неловкая пауза уходит в прошлое, и он снова крепко цепляется за меня, прерывисто дыша.
Поддержка. А не облапывание. Лишь поддержка.
Я могу с этим справиться. Или так думаю.
Габриэль
О, как же нас бросает. Если бы кто-нибудь запечатлел мои нынешние перипетии, то моя репутация бесстрашного ублюдка канула бы в лету. Сейчас мне практически слышен звук злорадного смеха – великий, безжалостный Скотти прижимает к себе женщину, будто малыш своего пушистого кролика.
Киллиан бы никогда не забыл этой истории. А реакцию Бренны я даже представлять не хочу.
В некотором роде скорая кончина была бы лучшим исходом.
Глупо было об этом думать. Так как дрожь проносится через мое тело, вызывая покалывание в грудине и конечностях. И я понимаю, что еще чуть крепче сжимаю странную женщину с красивыми округлостями, лежащую рядом со мной. Возможно, это и правда кошмарный сон – всё кажется нереальным и бессмысленным.
Я не веду бесед с незнакомцами, особенно неконтролируемо болтливыми, дерзкими дамочками. И уж точно не обнимаюсь с ними. Не могу вообще вспомнить, когда в последний раз обнимал женщину. Ощущение такое незнакомое, но всё же приятное.
Всё мое тело, кажется, напряжено от этого приятного соприкосновения, кожа чувствительная и горячая под всеми слоями одежды. Я так сильно хочу ее снять. Хочу, чтобы кожа соприкасалась с кожей, теплом и бархатистой плотью Софи.
Не стану думать о том факте, что ее чертовы пальцы проникли под рубашку и гладили мой живот. Призрак этого прикосновения всё еще обжигает, словно клеймо на моей коже.
Как только она начала играть с пуговками моей рубашки, я стал чувствительным и болезненно твердым. И сейчас на грани того, чтобы позволить ей обнаружить данный факт. И что же тогда случится? Я бы стал умолять ее сжать мой член и по-дружески погладить его вверх-вниз. Вероятно, я бы пообещал ей всё что угодно, лишь бы она продолжила ко мне прикасаться.
По крайней мере, я не решаюсь сказать всё это вслух. Не имею ни малейшего понятия, что эта женщина скажет или сделает в следующую секунду. И для человека, чья жизнь вращается вокруг контроля всех и всего, это странное влечение кажется нежелательным и вызывающим беспокойство.
Хотя всё это намного лучше, чем безумный страх, что одолевал меня до того, как Софи Дарлинг приклеилась к моему телу, словно пиявка.
Я пользуюсь нашей близостью, чтобы хорошенько разглядеть ее. Сперва я думал, что она симпатичная, и ничего особенного в ее внешности нет. Как же я ошибался.
Ее четкий профиль на фоне моей серой жилетки представляет собой изящные кривые, мягкие дуги и тонкие линии – не просто симпатичное лицо, а прелестно красивое. Однако меня захватывает вид ее кожи.
Я бывал с женщинами различного цвета кожи – от насыщенно шоколадного до бледно-молочного – и это никогда не служило фактором общей основы женской красоты. Короче говоря, кожа, ее цвет и фактура никогда не значили для меня ничего особенного.
Но кожа Софи Дарлинг прекрасна. Потому что она сияющая, невероятно гладкая и красивая, далеко не просто приятная на вид. Золотой оттенок напоминает мне о песочном печенье. И опять же, всё в Софи напоминает мне о каких-то сладких лакомствах. Заманчивых, но по итогу негативно сказывающихся на вашем здоровье.
Хотя не важно. Чем дольше я смотрю на ее кожу, тем больше хочу коснуться ее и понять, и на ощупь ли она, как атлас. Думаю о Мэрилин Монро, о том, как она выглядела на экране – мерцающая и безупречная. Но ее красота была основана на макияже и хорошем освещении. Я же почти с уверенностью могу сказать, что Софи не использует тональный крем или пудру.
Без моего на то разрешения, моя собственная ладонь движется вдоль ее руки к изгибу плеча, явно направляясь к обнаженной коже девушки. Софи замирает и не двигается, будто концентрируясь на моем действии. Я тоже не шевелюсь, мое сердце бьется о ребра. Я почти могу слышать его крик: «Остановись, стоп, стоп». Но не прислушиваюсь.
