Текст книги "Ведомые (ЛП)"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Знают. Мы это обсудили и все круто.
Закусив губу, я вытаскиваю ткань. Она на секунду застревает, а потом высвобождается. Какое-то время я просто пялюсь на трусики, висящие на моей руке. Белые с маленькими красными вишенками. Мои трусики.
Они слегка влажные и сильно помятые от того, что были засунуты под матрас. На стороне Габриэля. Не в состоянии сопротивляться, подношу их к носу и нюхаю. Они пахнут его гелем для душа.
Габриэль постирал мои трусики? Зачем?
В голове проносятся возбуждающие мысли: Габриэль трогает мои грязные трусики и делает с ними то, после чего их необходимо постирать.
О, да, могу я, пожалуйста, в следующий раз посмотреть?
Хотя нет, он не мог. Не крутой, собранный Габриэль Скотт. Так ведь?
Может, он нашел их на полу ванной и постирал для меня?
Но сохранил их. Спрятал, как будто смог бы... Что? Использовать снова?
Вспыхнув, я прижимаю прохладный гладкий шелк к щеке. И снова краснею.
– Софи? Алло? Ты там?
– Дерьмо, – выдыхаю я, возвращаясь к реальности. – Прости. Я... м-м-м... уронила телефон за пазуху. Ты же знаешь, как я это ненавижу?
Кэти смеется.
– Дурында.
– Прости. – Задумчиво смотрю на свои контрабандные трусики. – О чем ты говорила?
– Я сказала, что Мартин рассказал о твоем туре с «Килл-Джон».
Все мысли о трусиках улетучиваются, я сажусь прямо, сердце грохочет.
– Что?
– Ага. Как-то раз он пришел в мой офис и начал разглагольствовать о том, как гордится, что ты смогла выбраться в тур. И он не подозревал, что ты такая авантюристка. Его слова. – Ее тон сухой с примесью отвращения.
– Вот засранец. Я не пытаюсь извлечь выгоду из близости к группе. Я отвечаю за их социальные сети, черт возьми.– Даже то, что я вынуждена это говорить, сжигает меня. Может ли человек по-настоящему стряхнуть свое прошлое? Или нас всегда будут судить по былым поступкам?
– Будь у него мозги, он бы это понял, – произнесла Кэти, явно пытаясь успокоить. – Я упомянула об этом только потому, что ты знаешь, каким он бывает. Теперь он почуял историю и заинтересовался. Не знаю, попытается ли он наладить контакт, но подумала тебя предупредить.
– Спасибо, Кей.
Я сворачиваю разговор с Кэти так быстро, как могу, так как точно уверена, что меня сейчас стошнит. Мы с Мартином давно в прошлом. Он не сможет меня обидеть. Я это знаю, но даже мысль о нем возвращает чувство отвращения от того, кем я была.
Теперь я лучше, человек, который несет ответственность за свои действия. Я больше не порхаю по жизни, как современная Скарлетт, клянясь думать о последствиях завтра вместо сегодня.
Хотя другая ли я на самом деле? У меня все еще нет цели в жизни, кроме как наслаждаться ею. Моя естественная склонность – сначала смеяться и забавляться, а потом быть серьезной.
Внезапно меня перестают заботить украденные трусики или подавленные сексуальные потребности, я хочу, чтобы Габриэль был дома. Хочу прижаться к нему, оказавшись в его объятиях. И часть меня пока не хочет смотреть ему в глаза.
Габриэль недоверчив по натуре. В этом бизнесе доверию не место, но мне все равно больно и обидно, что он не хотел меня видеть в этом туре.
Глядя в глаза своему прошлому, осознаю всю значимость того, что сделал Габриэль, пригласив меня в постель, в свою жизнь. Он впустил, несмотря на мои ошибки, и ни разу не пытался использовать ни для чего другого, кроме комфорта и общения.
Он заботится обо мне. Доверяет мне.
Понимание этого будто укутывает меня в плюшевый плед. Я и раньше дразнила его тем, что была его чемпионом, желая разрядить обстановку и заставить Габриэля улыбнуться, но правда в том, что он стал моим главным приоритетом в жизни. Кем бы мы ни были, кем бы мы ни стали, это не изменится.
Глава 14
Габриэль
– Что лучше? – негромко спрашивает Софи в тишине комнаты. – «Звездные войны» или «Стар Трек»?
Мы лежим в номере на кровати лицом к лицу. Снаружи за открытыми дверями на террасу – Барселона и гавань. С соленым запахом моря доносятся смех ночных гуляк и время от времени крики чаек.
Здесь, однако, тихо и спокойно. Рассеянный свет с улицы окрашивает изгибы Софи в нежно-голубые и серые тона. В ее глазах светится спокойное счастье, о котором знаю только я. Потому что это наше время, ничье больше.
– Что лучше? – Я усмехаюсь, хотя втайне люблю ее расспросы. – Во-первых, «Звездные войны» – это космическая опера, а «Стар Трек» – космическая одиссея. У них совершенно разные подходы к повествованию.
Время приближается к трем утра, а я на ногах с пяти. Ирония в том, что Софи здесь, потому что мне нужно, чтобы она спала. Но большую часть дня я провожу с ней в постели и не хочу тратить его впустую, расходуя на сон больше, чем нужно. Особенно теперь, когда она в настроении поговорить.
Последние полтора дня Софи немного унылая и подавленная. Поскольку я избегал прямого зрительного контакта после того, как использовал ее трусики, чувство вины тяжестью осело у меня в животе. Хотя, возможно, ее настроение совсем не связано со мной. Теперь она кажется счастливой, даже довольной. Поэтому я борюсь со сном и любуюсь моей болтливой девочкой, нежащейся в плюшевом комфорте нашей кровати.
– Ты такой недотепа, – говорит она, улыбаясь. – Они оба о космосе и лазерном оружии.
– Ты издеваешься, – отвечаю я со смехом. – Отказываюсь верить, что ты не можешь отличить одно от другого.
– Я не... – Она поднимает палец и показывает воздушные кавычки. – Издеваюсь. Просто не вижу в этом большой разницы. Выбери любимый, наконец.
– Нет. Это как старая дилемма: «Битлз» или «Роллинг Стоунз». Она не может быть разрешена.
Ее упрямый носик морщится, и я испытываю непреодолимое желание поцеловать его.
– Конечно, может, – говорит она. – «Битлз» – для наслаждения и ностальгии. «Стоунз» – для пьянства и секса.
На слове «секс» мой член подпрыгивает, как бы напоминая, что я его игнорирую. Я наклоняю бедра к кровати и прижимаю его к матрасу. Похотливый ублюдок протестующе дергается. Я сочувствую своему нуждающемуся стволу. Правда. Однако некоторые вещи стоят больше.
Продолжай говорить себе это, чувак.
– Почему «Битлз» не подходит для секса?
Не могу удержаться от вопроса. Ошибка. Поворот любого разговора в сторону секса – это игра с огнем. И, очевидно, мне нравится сладкая боль от медленного сгорания.
Софи пожимает плечами, белая простыня еще ниже сползает по ее плечу.
– Назови хоть одну песню «Битлз», которая будет сексуальнее песни «Стоунз».
Я пялюсь на ее плечо. Это гребаное плечо очаровывает. И она даже не голая. Каждый вечер Софи надевает в постель футболку большого размера и коротенькие шортики. Я отдаю себе отчет в том, что она считает это самым бесполым нарядом, в котором можно спать. Я пробовал то же самое, обычно надевая свободные брюки и футболку. Но она ошибается.
Ее сиськи, не скрытые лифчиком, мягкие и округлые. Не замечать, как они раскачиваются и подпрыгивают под тонким хлопком, который любовно цепляется за ее фигуру, невозможно. Каждую ебаную ночь я воображаю, как переворачиваю Софи на спину и стягиваю футболку с ее фантастической груди.
Я столько раз представлял себе, как она держит руки над головой, выгибает спину и высоко поднимает пухлые холмики. Я бы упивался ею, просто смотрел, заставляя извиваться в ожидании первого контакта. Я бы делал это медленно, покрывая поцелуями каждый дюйм, оставляя бутоны ее сосков напоследок, когда она начнет хныкать, чтобы я уделил им внимание.
При мысли о том, чтобы пососать сиськи Софи, язык прижимается к небу. Дерьмо! Я прочищаю горло, пытаясь сосредоточиться на ее вопросе. Какой был вопрос?
– Не могу придумать ответа, – признаюсь я честно.
Она победно хмыкает.
– Видишь? Я всегда права.
– Продолжай повторять себе это, Болтушка. От этого слова не превратятся в правду.
Наши руки так близко, что пальцы почти соприкасаются. Я не двигаюсь. И это волевое решение. Упражнение, которое проделываю каждую ночь. Есть правило: я могу держать ее, но не могу исследовать. Никаких поглаживаний ее кожи, никаких движений моих рук. Я могу прижать ее к себе или прижать спиной к животу, но не позволю своему твердому члену вонзиться в ее аппетитную задницу.
А когда мы лежим вот так, общаясь поздно ночью, я никогда, совсем никогда не сосредотачиваюсь на ее губах. Этих губах, пухлых и розовых, которые все время двигаются: говорят, поджимаются, улыбаются. Хочу слизать ее улыбку, вобрать ее слова, смех.
В то же время именно ее улыбка и смех удерживают меня от того, чтобы взять желаемое. Потому что если бы речь шла только о сексе, я бы уже трахнул ее. Это более некомфортно.
У меня никогда не было интимного опыта. Я не знал, насколько приятным может быть ощущение, когда кто-то просто рядом с тобой и пусть весь мир подождет. Мир может отвалить нахер, когда я с Софи Дарлинг. Есть только мы. Мне не нужно быть никем, кроме как Габриэлем.
Если уступлю своим низменным желаниям, это все усложнит. Я не знаю, как быть парнем. Черт, ненавижу это слово. Оно звучит по-детски. Если я заявлю права на Софи, она будет моей. Я буду принадлежать ей. Но я могу все испортить.
Моя жизнь – это «Килл-Джон». Куда это приведет Софи? К холодному, эмоционально недоразвитому ублюдку, который едва ли рядом?
– Люблю Испанию, – теперь шепчет она, вырывая меня из раздумий.
Смотрю на нее в темноте.
– Почему?
– Не знаю. Что-то такое в воздухе. Мне хочется танцевать, есть тапас, пить сангрию.
– Короткий список, – бормочу я. – Танцы, да?
Она смотрит в мою сторону, взгляд вспыхивает в приглушенном свете.
– Знаю, звучит адски стереотипно, но, когда думаю об Испании, представляю себя танцующей фламенко, одетой в юбку с рюшами и с цветком в волосах.
Я издаю тихий смешок.
– Ты умеешь танцевать фламенко?
– В голове – да. И я невероятная.
– У тебя всегда было богатое воображение, Болтушка.
Она напевает что-то радостное, соглашаясь со мной, а потом откидывает подушку на другой бок, как делает, когда готова заснуть. Это прохладная гелевая подушка, которую она купила после того, как стала жертвой рекламной кампании Либби и Киллиана об этой «волшебной» подушке и о том, как она подарит ей лучший сон в жизни.
Софи купила мне такую же, потому что хотела создать и мне такие же удобства. Она и не подозревает, что такая забота вырвала мое сердце из груди и положила его на блюдо, чтобы она могла его забрать.
– Ты должен потанцевать со мной, – бормочет она.
– В твоих мечтах, милая.
В ответ я слышу довольный смешок.
Не обращая внимания на то, что я медленно выпутываюсь, она прижимается ближе, укладывая голову на изгиб моего плеча. Теперь это ее место рядом со мной. Рукой Софи легонько касается области сердца. Когда ее палец лениво рисует узоры на моей груди, я крепко зажмуриваю глаза.
Сейчас я испытываю боль, настоящую физическую боль – в яйцах, животе, груди. Все болит с пульсирующей настойчивостью, вызванной воздержанием. Я хочу эту женщину больше всего на свете. Однако я хочу, чтобы она осталась. Понятия не имею, как удержать кого-то рядом. Потому что совсем не знаю, как открыть свое сердце.
Софи продолжает рисовать на мне, и мое одинокое сердце бьется быстрее, сильнее. Мне нужно, чтобы она остановилась. Нужно ее притормозить. Я сильно прикусываю губу и пытаюсь сосредоточиться на воздухе, входящем и выходящем из легких.
– Чем планируешь заниматься, когда закончится тур? – обнаруживаю, что спрашиваю, хотя бы для того, чтобы отвлечься.
Ее голос немного охрип ото сна.
– Не уверена. Все еще буду помогать группе с соцсетями. Но, очевидно, что меня не будет рядом, чтобы делать снимки. – Она пожимает изящным плечиком. – Бренна разговаривала с агентом Харли Эндрюса. Похоже, он ищет эксперта по соцсетям.
Я резко распахиваю глаза.
– Харли Эндрюс – звезда кино? – Чертов «самый сексуальный мужчина на свете» по версии журнала People? Я убью Бренну. Брошу ее лабутены в гавани.
– Да, он. Можешь поверить в это? – ее голос звучит так чертовски счастливо, пока я борюсь с болезненными ощущениями. – Через несколько месяцев у него выходит фильм. Стартует в глуши в Австралии. Так что идея в том, что сначала он отправится на пресс-конференцию. Всегда хотела поехать в Австралию.
Сжимаю зубы, когда слышу ее мечтательный вздох. Учитывая, что в среднем перелет в Австралию занимает более двадцати часов, мои шансы побывать там равны нулю. И Софи хочет путешествовать по стране с Харли Эндрюсом и его предполагаемым неотразимым очарованием.
Под видом того, что устраиваюсь удобнее, притягиваю ее ближе, а затем прочищаю горло.
– Хорошая возможность. Однако чтобы у тебя был выбор: я знаю, что Малия тоже кого-то ищет.
Сутенер. Ты – грязный беспринципный сутенер.
Софи приподнимает голову.
– Правда? Мне нравится ее музыка!
– О? – Я всего лишь был свидетелем, как она слушала ее примерно тысячу раз. – Что ж, могу замолвить словечко.
– Ох, Солнышко, ты лучший.
Не совсем. Просто ревнивый ублюдок.
Она наклоняется, чтобы подарить мне быстрый, дружеский поцелуй. Тело реагирует прежде, чем мозг может остановить это. В мгновение ока она оказывается в моих объятиях, руки скользят в ее волосы, удерживая голову, чтобы она не отступила. И она замирает, от удивления распахиваются глаза, губы зависают в дюйме от моих.
Не могу пошевелиться. Просто в шоке глазею и не отпускаю ее.
Освободи ее, придурок.
Пытаюсь ослабить пальцы, но тело заклинило, протестуя. Мягкое тепло ее прерывистого дыхания ласкает мою кожу. Софи так близко, что я почти дотрагиваюсь до ее губ. Этих сочных, пухлых губ, которые я хочу почувствовать на себе. Где угодно, я не привередлив. Нет, сначала я хочу поцеловать их, лизать и сосать их нежные изгибы. Я хочу ощутить, как ее язык касается моего.
Живот сжимается, и я проглатываю стон, грудь вздымается. Глубоко внутри меня зарождается дрожь, а член пульсирует. Он хочет войти, устроиться глубоко и уютно.
Отпусти ее. Поцелуй ее. Отпусти ее. Поцелуй ее.
Меня переполняет ярость от того, что так взвинчен, что не могу вести себя как нормальный человек.
Не знаю, что она читает в моем взгляде, но ее губы раскрываются, с них слетает легкий вздох, который я практически могу попробовать. Господь всемогущий, дай мне сил отпустить ее или помоги поступить с ней правильно!
Софи отступает, выскальзывая из моих цепких объятий, лишая меня выбора.
– Мне нужно в туалет, – произносит она открыто.
Паника в ее голосе будто царапает кожу, и я вздрагиваю. Но она уже встала и бежит в ванную.
Когда дверь закрывается, переворачиваюсь на спину и тяжело вздыхаю. Что, черт возьми, я наделал?
Через открытые окна слышен женский смех. Я морщусь и закрываю глаза рукой. Хотел узнать, как отреагирует Софи, если сделаю шаг вперед? Бегство в туалет, кажется, и есть ответ.
В животе зарождается тошнота.
Из ванной слышен шум воды, и я понимаю, что скоро она вернется. Часть меня этого не хочет. Однако я должен извиниться.
Она молча забирается в кровать, аккуратно проскальзывая под одеяло.
Горло сдавливает.
Впервые с момента, когда мы начали вместе спать, Софи не подвигается ближе. Ее отсутствие чувствуется, словно холодная рука на моей коже. Поворачиваюсь, чтобы что-то сказать, но она меня опережает.
– Спокойной ночи, Габриэль.
Решительность в ее голосе и явное предупреждение, что она не хочет говорить, камнем ложатся на мое сердце.
Я тяжело сглатываю.
– Спокойной ночи, Софи.
Лежу молча на другой стороне, прислушиваясь к ее дыханию. Она медленно засыпает, и меня наполняет страх.
Я не могу так больше. Не могу продолжать отрицать очевидное и точно не могу удержать от нее руки. И все же мысль о том, чтобы перестать спать рядом с ней снова наполняет меня необъяснимым страхом.
С тяжелым вздохом Софи поворачивается во сне и тянется ко мне рукой. Я не шевелюсь, но всем существом концентрируюсь на прикосновении ее пальцев к моему предплечью. Такая мелочь – ее прикосновение – едва ли даже настоящий контакт, и все же ни за что на свете я не могу отстраниться.
Быть ее другом. Я смогу. Это мучительно, но лишиться ее навсегда – такое меня прикончит. Так что я отброшу свои потребности куда подальше и направлю усилия на то, чтобы Софи чувствовала себя счастливой и в безопасности.
Глава 15
Софи
– Ты в порядке, дорогая? – кричит Джулс мне в ухо.
По-другому в этот момент я бы ее не услышала. Выступление «Килл-Джон» в самом разгаре и вокруг нас пульсирует музыка.
Должно быть, я выгляжу несчастной, раз она сейчас о таком спрашивает. Широко ей улыбаюсь, чувствуя боль.
– Просто немного устала, – кричу в ответ.
Она кивает и больше ничего не говорит, но я ловлю ее быстрый взволнованный взгляд.
Я ужасная лгунья. И что мне сказать? Эй, думаю, Габриэль практически забрался на меня сегодня ночью. Только насколько это правда? Потому что я не уверена.
Боже, я, наверное, схожу с ума, если даже не могу понять, делает мужчина шаг или нет.
Я разбита. Мозг застрял на прошлой ночи, прокручивая в деталях каждый момент.
Я повернулась, чтобы поцеловать Габриэля в щеку. А он схватил меня и притянул ближе, как будто не в состоянии оторваться. Сердце подскочило к горлу, меня охватил пылающий восторг. Я хотела его поцелуя больше, чем следующего вдоха.
Однако он этого не сделал. И смотрел на меня так, будто я причинила ему боль, будто злится на меня. Этот взгляд перевернул все с ног на голову.
Я зашла слишком далеко, целуя его в щеку? Он говорил мне прекратить? Я запаниковала и так смутилась, что чуть не расплакалась.
И можете назвать меня куриным дерьмом, но я просто не смогла спросить, что означает его взгляд. Не тогда.
Я могла бы сделать это сегодня утром, но к тому времени Габриэль вернулся к своему состоянию «слегка раздражен, но всегда заботлив».
Теперь я в растерянности. Он настаивает, что дело не в сексе. Может быть, это действительно не для него. И я ни за что не скажу ему, что хочу большего. Не Габриэлю «Ледяному человеку» Скотту, вернувшему контроль.
Называйте это гордыней, инстинктом самосохранения, как хотите, но я не сдаюсь. Не важно, как сильно хочу этого.
Так что теперь я сосредоточилась на работе. И это совсем не наказание.
Сегодняшний концерт жаркий, неистовый и энергичный. Парни играют с энтузиазмом и воодушевлением. Клянусь, в воздухе витает магия. Я пробираюсь и суечусь вокруг их движущихся тел, делая захватывающие снимки. Киллиан в воздухе, с гитарой в одной руке, пинает ногами воздух. Джакс склонился над своим гибсоном, его мускулистые предплечья напряглись, обнаженная грудь блестит в красном свете ламп. Рай стоит на массивном усилителе, выпятив бедра и закусив нижнюю губу. И Уип: руки парят, мокрые от пота волосы липнут к лицу, когда он выбивает дерьмо из своих барабанов.
Я снимаю столько, сколько могу – маленькие кусочки жизни, навеки запечатленные в снимках. Чистые, честные и хорошие моменты, которые никогда не повторятся. Меня наполняет гордость за то, что я их сохранила.
И когда Киллиан поет Hombre Al Agua песня Soda Stereo, испанской рок-группы девяностых годов, толпа становится абсолютно безумной.
Вот какой властью обладает «Килл-Джон» в этот момент, удерживая тысячи людей в абсолютном плену. Это красиво. Я настолько захвачена, что опускаю объектив и просто улыбаюсь, пританцовывая. Чувствую взгляд Габриэля, что неизбежно, и поднимаю глаза.
Наши взгляды встречаются – двойной удар в сердце и живот. Он никогда не улыбается на работе, никогда не показывает эмоций. Но сегодня я почти теряю равновесие, потому что он делает это. Он еще как это делает!
Его зубы сверкают белизной на загорелом, совершенном лице, на одной стороне появляется маленькая ямочка. Черт возьми, я не могу дышать.
Габриэль спрятан в тени. Он так красиво сложен, что выглядит неприкасаемым. Скала. И эта улыбка – моя погибель. В ней вся радость толпы. Она отражает мои трепет и волнение. Он знает, что я чувствую. Он знает, потому что – невероятно – он тоже это чувствует.
Я понимаю, что он любит эту часть жизни, просто никогда не показывает. Теперь он позволяет мне это увидеть. Этот мужчина за кулисами.
Они его неправильно понимают. Габриэль не холодный и бесчувственный. Он просто прячется. Я хочу выпустить на свободу всю мощь и бурлящие эмоции, которые он скрывает.
Однажды я получу их. К черту гордость, я буду давить и дразнить. Это единственный известный мне путь, чтобы разрушить его стены. И если он, в конце концов, меня не захочет, я найду возможность пережить потерю.
Рабочий сцены встает между нами, торопясь подготовить следующую гитару Джакса. К тому времени, как он проходит, Габриэль удаляется, прогуливаясь по краю сцены, его орлиный взгляд блуждает в поисках потенциальных проблем. Его перехватывает музыкальный продюсер, и они останавливаются поговорить.
Киллиан играет жесткий рифф, и я вырываюсь из тумана, возвращаясь к концерту. Время летит в вихре звуков и красок.
К моменту окончания концерта во мне бурлит энергия. Обычно я уставшая, но не сегодня. Ребята говорят о походе в клуб, и я обеими руками за. После прохладного душа, в котором так нуждалась, переодеваюсь и рвусь в бой. Наношу красную помаду и покидаю ванную, чтобы обнаружить ждущего меня Габриэля.
Я никогда не привыкну видеть его. Этот мужчина слишком красив. Он прислонился к двери в ванную, руки в карманах отлично сидящих джинсов. Белая футболка плотно обтягивает его широкие плечи и натягивается на бицепсах.
Если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость, без костюма он выглядел бы нелепо. Однако любая одежда на нем сидит хорошо. Осматривая меня, он искривляет уголок рта.
– Я думал, что обнаружу тебя в пижаме.
Слова звучат почти расстроенно.
– Хочешь установить для меня комендантский час, Солнышко?
Взяв со столика маленький клатч, забрасываю в него помаду и ключ от комнаты.
– Ты будешь его придерживаться?
– А ты как думаешь?
Он недолго смеется низким смехом.
– Думаю, тогда мне придется спать с одним открытым глазом.
Боже, не напоминай, что мы спим вместе. Не сейчас, когда только я могу видеть его таким в уединении нашей комнаты. Когда он наблюдает за тем, как я собираюсь, как будто имеет на это право.
Мне становится все труднее и труднее не наброситься на него.
Вместо этого я долго-долго его оглядываю, и не потому что в этом есть необходимость, а потому что вид уж слишком хорош.
– Никогда бы не догадалась, что у тебя есть джинсы.
– Таскал их с десяти до двадцати одного года, – легко отвечает он.
– Пока не стал «Мужчиной в костюме».
– «Мужчина в костюме» сегодня отсутствует. – Он следит взглядом за моими движениями. – Куда собираешься?
– Парни хотят потусоваться по клубам.
– Я такое слышал.
– Думала к ним присоединиться. Ты тоже идешь?
– Нет. У меня другие планы. – Он отталкивается от двери и выпрямляется. – Пойдем со мной.
Звучит как приказ, но с мягким, словно масло, напором, скрытым за требованием.
– А куда ты собрался?
Это тактика затягивания, потому что, ну кого я обманываю? Пойду с ним, куда бы он ни направлялся. Однако я не хочу, чтобы он это знал.
Габриэль сверкает еще одной редкой полноценной улыбкой, еще сильнее разрушая мою решимость.
– Это секрет. Чтобы узнать, ты должна пойти.
Драматическим жестом я кладу руку на сердце.
– Черт с тобой, Солнышко, ты использовал против меня мою же слабость.
– Любопытство сгубило кошку. Да, я знаю. Это означает, что сопротивляться ты не можешь. – Он кивает на дверь. – Идем, Болтушка. Вся ночь впереди.
Сейчас два часа ночи, но Мадрид только разогревается. Я собираюсь застегнуть крошечные пряжки босоножек на высоких каблуках, но останавливаюсь.
– Они подходят для того места, куда ты меня ведешь, о, таинственный?
Скользнув взглядом по моим голым ногам к месту, где небесно-голубой сарафан прикрывает бедра, он слегка прикрывает веки и делает непроницаемое выражение лица.
– Ты красавица.
О, этот голос, такой рокочущий и грубый, глубокий и богатый, как горячее какао и намазанный маслом тост! Одному мужчине не стоит обладать такой властью. Два слова не должны заставлять мои бедра сжиматься, а кожу – становиться чувствительной.
Может, именно это заставляет мои ступни подняться на носочки, чтобы представить ноги в наилучшем свете?
– Уверен?
Провожу рукой по бедрам, приподнимая подол, чтобы показать немного больше кожи.
Ноздри Габриэля трепещут. Широкая мускулистая грудная клетка расширяется и медленно сужается, когда он выдыхает. Столь явная попытка успокоиться посылает через меня поток чистого тепла, а колени почти подгибаются.
– Софи, – произносит он тихо и натянуто.
– Да?
Черт, слова звучат с таким придыханием!
– Кончай валять дурака.
Я широко улыбаюсь. Попался. Пожимаю плечами и позволяю подолу опуститься на ноги прежде, чем направиться в сторону двери, немного сильнее покачивая бедрами.
Он идет следом с ворчанием, которое может означать как раздражение, так и веселье, трудно сказать. Но я знаю одно: этого человека нужно дразнить и бросать ему вызов больше, чем кому-либо из моих знакомых. Иногда я спрашиваю себя, не ждал ли он этого, не сходил ли с ума от скуки?
Или ждала только я? Теперь все ощущается странным и вовсе не таким, как было раньше. До того, как я начала двигаться по жизни. Теперь я осознаю каждый шаг. Я ощущаю его руку, зависшую над моей поясницей, когда он идет рядом, и ровное дыхание, когда мы спускаемся в лифте.
Предвкушение пронзает меня, и это не потому, что мы выходим вечером, это потому, что я с ним.
Молча мы спускаемся по лестнице и идем к арендованной машине. Не важно. Это комфортная тишина, такая, какая бывает с человеком, которого знаешь вечность. Полагаю, совместный сон сделал происходящее таким.
Он привозит нас в клуб с длинной очередью снаружи. Не удивляюсь, когда подъезжаем прямо к входу, и кто-то проводит нас внутрь к огромному негодованию людей в очереди.
Внутри клуб забит. Красивые женщины, практически раздетые, извиваются и раскачиваются в такт музыке. И с явным интересом наблюдают за передвижением Габриэля. Несколько рук протягивается, чтобы погладить, пробегая по его плечам и рукам. Одна смелая дама даже умудряется схватить его за задницу.
Я даже не осознаю, что шиплю на нее, словно кошка, пока Габриэль не берет меня за локоть и не уводит оттуда.
– Спрячь когти, Болтушка. Моя честь в безопасности.
– Я почти уверена, что называть женщин кошками – это сексизм, – отзываюсь я, не обращая внимания на то, что сама секунду назад думала о себе так же.
Он не удостаивает меня взглядом.
– Сдам свою карту феминиста по возвращении домой.
Домой. Нет, не буду слишком сильно наслаждаться этим словом. Это временно. Все это временно. И если буду повторять достаточное количество раз, в конце концов, сама в это поверю.
Габриэль прокладывает дорогу в бар, а я осматриваю сцену, пока делает заказ. Затем возвращается с двумя холодными коктейлями.
– Черный мохито, – произносит, передавая мне один. – Очевидно, фирменный.
Видеть его выпивающим – настолько редкое событие, что, когда он это делает, я замечаю:
– Ты не увлекаешься выпивкой, потому что твой отец...
– Был алкоголиком? – подсказывает он сухо. – Частично. И мне не нравится терять контроль.
– Нет. Я и не предполагала, что ты станешь.
Хотя я бы хотела это увидеть. Не в уродливом виде, а становится ли Габриэль в постели неконтролируемым? Вся эта ледяная сила, превращающаяся в пороховую бочку тепла и желания.
В этот момент своими голубыми глазами он рассматривают мое лицо.
– Почему ты зарделась?
– Не зарделась. Мне жарко, вот и все.
Делаю большой глоток напитка. Боже, он хорош. И опасен. Не могу напиться с Габриэлем. Боюсь, мой рот будет извергать всевозможные непристойные предложения.
Он с сомнением смотрит на меня, но больше ничего не говорит.
Пока мы пьем, несколько техников возятся на сцене, готовясь к концерту. Я наклоняюсь ближе к Габриэлю, чтобы быть услышанной сквозь шум музыки.
– Ты знаешь, кто играет?
Он самодовольно смотрит на меня.
– Терпение, Болтушка.
К тому времени, как мы заканчиваем с напитками, свет гаснет. Габриэль ставит наши бокалы на барную стойку и берет меня за руку. Я чувствую тепло его ладони и то, как крепко он сжимает мою, пока ведет через толпу, ближе к сцене. И не удивительно, что люди расступаются перед ним.
Он не останавливается прямо перед сценой, а идет немного в сторону, так что мы протискиваемся между людьми. Погаснувший свет резко вспыхивает красным и желтым. Группа выходит на сцену и люди приветствуют ее. Фронтмен группы – женщина. Рядом с ней три гитариста, ударник и парень за микшером.
Габриэль потихоньку движется мне за спину, как будто становится преградой между мной и остальными людьми. Я чувствую кожей тепло его тела.
А потом группа начинает играть. Это не совсем та музыка, которую я ожидала услышать. Фламенко, смешанное с современными стилями – фанком, хип-хопом, даже с нотками Болливуда, создающее звук, не похожий ни на что услышанное мной ранее. Счастье пронзает меня, словно молния. Я вздрагиваю и поворачиваю голову.
Габриэль смотрит на меня с улыбкой. Он не говорит ни слова, нет необходимости. Достает бутон розы из заднего кармана. Когда поднимает его, не успеваю уловить. Я слишком потрясена, стоя с разинутым ртом, пока он заправляет его мне за ухо.
– Вот так, Дарлинг, – говорит Габриэль. – А теперь потанцуем.
Он кладет руки на мои бедра и начинает двигать нас под музыку, подхватывая ритм. Мое тело отвечает. А я настолько шокирована тем, что он добровольно танцует, что даже не могу связно мыслить. Поэтому не делаю этого. Позволяю музыке захватить меня, отдаюсь умелым рукам и покачивающемуся телу Габриэля.
А он умеет танцевать. Не знаю, почему я удивлена. Его поступь лучше моей, и я следую его примеру, смеясь и проявляя больше энтузиазма, чем изящества. Кажется, он не возражает. Наши глаза встречаются, и танцующие люди вокруг меня отступают. Есть только он. Его бедра двигаются вместе с моими, сердце колотится в груди.
Теплые руки гладят мои бока, едва касаясь. Я дрожу, льну ближе, руками обнимая его шею. Его тело твердое и горячее. Ладони скользят по моим рукам. Переплетая пальцы, он поднимает мои руки над головой, полностью контролируя ситуацию.
Этот танец не грязный. Всегда вежливый и сдержанный Габриэль сохраняет между нами небольшую дистанцию. Не важно. Он танцует со мной, и я оживаю, наслаждаясь моментом.
Одним движением запястья он разворачивает меня так, что юбка закручивается вокруг бедер, а затем возвращает назад, опрокидывает и снова кружит.
Я смеюсь и смеюсь. Никогда так не танцевала, движения традиционные, но немного изменены. Мне нравится. Он взял мою мечту и осуществил ее. Для меня.
Наши взгляды встречаются и замирают. В его глазах улыбка и вопрос: «Ты этого хотела?»
И как сказать, что я смотрю на то, чего хочу? Бойфренды всегда давались мне легко. Они хвалили мое тело, говорили, что со мной хорошо проводить время, со мной просто. На самом деле они имели в виду, что я не та, к кому привязываются. И если честно, я тоже не привязывалась.
