Текст книги "Ведомые (ЛП)"
Автор книги: Кристен Каллихен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 22
Софи
– Мне не стоит находиться здесь, – произносит Габриэль. – Вытащи капельницу из моей руки.
Габриэль Скотт – самый худший пациент всех времен. Этого стоило ожидать. Бренна, похоже, разделяет мое мнение.
– Заткнись и лечись, Колосс.
Он предупреждающе хмурит брови.
– Колосс?
Бренна дарит ему лукавый взгляд.
– Ну, знаешь, Колосс Родосский? Одно из чудес Античного мира. Поговаривают, что он очень зрелищно падал.
– Уморительно, – бесстрастно произносит он.
Но я смеюсь, благодарная за эмоции. Когда он потерял сознание, я пришла в ужас. В моих глазах Габриэль вечен. Супермен в костюме. Он не может упасть. Видеть, как он делает шаг и внезапно валится на землю, словно нити жизни перерезаны – зрелище, повторения которого я больше не хочу.
Теперь он сидит на нашей кровати, напряженный и злой. По словам Бренны, компания строго запрещает ставить в известность прессу о попадании в больницу, если ты не умираешь. Это бесило меня, когда любимый мужчина лежал ничком на полу, но оглядываясь назад, я оценила резонность требования. Точно знаю, что Габриэль пришел бы в ярость, очнись он в больничной палате.
Сейчас он настолько разъярен, что распугал парней. Остались только мы с Бренной. Думаю, это потому что Габриэль не кричит на женщин.
В дверь тихонько стучат, и входит доктор Стерн, дежурный врач группы. Очевидно, она много лет гастролирует с «Килл-Джон». Мы встречались однажды. Она держится особняком и летает во все города вместо того, чтобы пользоваться автобусом.
Элегантная, но приземленная, доктор напоминает мне мамочек из Верхнего Вест-Сайда, которые работают полный рабочий день, но все равно по воскресеньям водят детей в Музей естественной истории.
– Как мой пациент?
– Раздражен. – Габриэль приподнимает руку. – Не могла бы ты, пожалуйста, убрать это?
У доктора иммунитет на его дьявольский взгляд.
– Когда закончится. Не мог бы ты рассказать мне, что чувствовал перед тем, как упасть в обморок?
– Будто собираюсь упасть в обморок, но очень надеюсь, что этого не произойдет.
– Упрямец, – бормочу я себе под нос.
Доктор Стерн кивает.
– У тебя бывало такое чувство прежде?
На лице Габриэля появляется упрямое выражение. Когда он не произносит ни слова, Бренна встает.
– Я выйду.
Как только она уходит, доктор Стерн повторяет вопрос.
Он со вздохом отвечает:
– Да.
– Как часто, Скотти? – настаивает она. – И как долго это длится?
Секунды тикают.
– С начала тура. Время от времени. Наверное, раз десять.
– Господи, – выпаливаю я, вставая с кресла и подходя к окну, чтобы не наброситься на него. – Какого черта, Габриэль?
Он отводит взгляд.
Доктор Стерн вздыхает.
– Я бы сказала, что ты очень напряжен и перегружен работой. Ты хорошо спал?
Легкий румянец заливает его щеки.
– В последнее время нет.
Боже, настала моя очередь краснеть.
– Тебе нужно больше, чем просто хороший ночной сон, Скотти. На самом деле я бы прописала длительный отпуск.
– По окончании тура я уеду на выходные.
Обещание звучит не очень убедительно.
Доктор Стерн думает то же самое.
– Ты игнорируешь состояние здоровья, а это не хорошо.
– Я не игнорировал, – огрызается Габриэль. – Я был готов перевернуть свою жизнь с ног на голову, чтобы нормально высыпаться ночью... – Он резко замолкает и щиплет себя за переносицу. – Дерьмо.
– Попросив меня разделить с тобой постель, – заканчиваю за него.
Его взгляд скользит к моему, и я вижу, как он вздрагивает.
– Разочарована? – спрашивает мужчина.
– С чего бы? Ты с самого начала прояснил, по какой причине хочешь, чтобы я была рядом.
Габриэль не может скрыть удивления. Но не говорит ни слова, только смотрит на меня, будто в ожидании взрыва.
Я смеюсь.
– Как я могу злиться? Ты во мне нуждался. Если честно, мне приятно. – Он начинает улыбаться. – Но я злюсь на тебя.
– О, ради бога! – восклицает он, раздраженно поднимая руки, и поворачивается к доктору. – Видишь? Lei è completamente pazza4.
Что бы он ни сказал, это заставило доктора Стерн хихикнуть.
Глядя на них, я подхожу к кровати.
– Не болтай по-итальянски. И пусть это звучит горячо, я все еще злюсь.
Габриэль качает головой.
– Почему? Я не понимаю.
– Ты никогда не говорил мне, как сильно страдаешь, упрямый осел. Ты позволил этому зайти так далеко. – Я наклоняюсь, пока мы не оказываемся нос к носу. – Я забочусь о тебе. И не хочу больше видеть тебя без сознания.
– Поверь мне, Дарлинг, я не планирую снова упасть в обморок.
– Обещание должно меня успокоить, в то время как ты, плохо себя чувствуя, отказываешься идти к врачу? Ты не можешь контролировать все.
Ответом мне служит его упрямо вздернутый подбородок и сжатые губы. Но я вижу вспышку страха в его глазах, прежде чем он скрывает ее. Я так волновалась, что пропустила знаки. Габриэль в ужасе. Я смотрю на доктора Стерн.
– Оставите нас на минутку?
– Конечно.
Как только она выходит, я сажусь рядом и беру его за руку. Холодная и липкая.
– Поговори со мной.
Он гладит пальцем костяшки моих пальцев.
– Не о чем говорить.
– Мне нужно проводить терапию обнимашками?
Мы встречаемся взглядами, и я вижу в его глазах усталость. Он явно думал, что хорошо скрывает свои чувства. И это заставляет меня грустно улыбнуться.
– Я знаю тебя, Солнышко. Прямо сейчас мы могли бы быть в самолете. – Я сжимаю его пальцы. – Ты не в порядке.
Со вздохом он откидывается на спинку. У него дергается кадык.
– Ненавижу докторов.
– Доктор Стерн очень милая.
– Нет. – Он качает головой. – Не в этом смысле. Придурок... Я не проверялся, потому что ненавижу докторов. – Габриэль смотрит на меня голубыми, наполненными болью, глазами. – Моя мама... Она переутомилась и уснула навсегда. Упав в обморок.
У меня внутри все холодеет.
– Думаешь, ты мог...
Я не произношу этого. Не могу. Не могу в это верить. Я забираюсь к нему в постель и обнимаю.
Он льнет ко мне.
– Я боюсь этого. Всегда боялся.
Я вижу, каких усилий ему стоит это признание, и прижимаюсь ближе. Он обнимает меня за плечи, губами прижимаясь к моей макушке.
– Пройди обследование, Габриэль. – Когда он напрягается, я отстраняюсь. – Происходящее беспокоит тебя и усугубляет ситуацию. Сделай это, чтобы избавиться от страха.
Он не отвечает, просто дышит мне в волосы, поглаживая плечо.
Я поднимаю голову.
– Что бы ты сказал, будь я на твоем месте?
– Пройти гребаное обследование, – ворчит Габриэль.
Я целую его в губы.
– Не брошу тебя. Никогда.
Наверное, он замечает решимость в моих глазах, потому что коротко кивает.
Когда он зовет доктора Стерн и озвучивает ей решение, та звонит в ближайшую больницу и договаривается о сдаче анализов.
Ожидание результатов занимает пару дней. Это время Габриэль проводит, топая, как разъяренный медведь в попытке скрыть свой страх. Два дня я отвлекаю его сексом и крепкими обнимашками во сне, чтобы не показывать, как сильно боюсь.
Несмотря на то, что Габриэль настаивает, чтобы все занимались своими делами, ничего не делается. На данный момент он для всех в приоритете, нравится ему это или нет.
В день, когда должен позвонить доктор, я перестаю притворяться, что все в порядке. Не вылезая из пижамы, сажусь в кресло и листаю журнал, глядя на него невидящими глазами.
Каким-то образом Бренна, Рай, Джакс, Киллиан и Либби нашли способ находиться с ним рядом. Закончилось все тем, что все собрались в нашем номере. В ожидании мы все кружим по комнате. И, как ни странно, Габриэль никого не выгнал. Он нуждается в друзьях, хоть и не признает это.
Тишина, что окутала нас, настолько густая, что лишает кислорода.
Когда наконец звонит телефон, кажется, что все мы слегка выпрыгиваем из кожи. В один миг я перестаю дышать. Не могу двигаться. Габриэль отвечает тихим голосом. А я, не имея возможности слышать разговор, иду к нему, беру за холодную руку. Мое сердце так громко стучит, что я слышу вибрацию в ушах.
Дрожь пробегает по его телу, рука дергается. У меня перехватывает дыхание.
Когда он кладет трубку, все взгляды прикованы к нему. Тишина нарастает, а потом он говорит:
– Все чисто.
Я рыдаю и бросаюсь в его объятия. Вокруг нас парни и Бренна разговаривают, смеются... не знаю. В данный момент для меня есть только Габриэль, звук его колотящегося сердца, слабая влажность его рубашки и запах одеколона, смешанного с потом.
Он обнимает меня так крепко, что становится больно ребрам. Но вскоре, разрывая объятия, он отпускает меня и подходит к окну. Габриэлю меня не обмануть. Я вижу блеск пота на лбу и то, как дрожит его рука, прежде чем он засовывает ее в карман.
Джакс заговаривает первым.
– Тогда решено. Ты берешь отпуск.
Габриэль даже не поворачивается к нам.
– Нет.
– О, да, – рявкает Киллиан. – И если ты снова откажешься, клянусь, я тебя тресну. И мне насрать, можешь ты надрать мне задницу или нет.
Габриэль фыркает и поворачивается к нам, холодная маска возвращается на место.
– Я не нуждаюсь...
– Стерн четко озвучила, что ты нуждаешься в отпуске, Скотти, – вмешивается Уип, выглядя раздраженным. – Так что перестань валять дурака.
Габриэль на грани взрыва: глаза становятся ледяными, щеки краснеют, ноздри раздуваются. Но голос остается спокойным:
– Слишком много дел.
– Джулс справится, – твердо кивает Бренна. – Ты сам говорил, что она хорошо справляется. Работа налажена, так что, если можно так сказать, все, что ей нужно делать – это поддерживать лодку на плаву.
Он хмурится.
– Да, спасибо за это замечание, Бренна.
– Пожалуйста.
Он раздраженно дергает свои манжеты.
– В отпуск. Это абсурд. Куда я поеду?
Рай безрадостно смеется.
– Ты в Италии, придурок. Бездельничай, наслаждайся вкусной едой, пей вино, трахайся...
– Не заканчивай это предложение, Райланд, – предупреждающе смотрит Габриэль.
Рай пожимает плечами.
– Ты меня понял.
– Думаю, это отличная идея, – начинаю я.
О, Габриэль смотрит на меня так, будто я ужасная предательница. Подвигаюсь и кладу руку ему на предплечье. Под его пиджаком словно скрыта скала.
– Да ладно, Солнышко. Анализы хорошие. Давай праздновать жизнь, бездельничать, как предлагает Рай и... – Я широко улыбаюсь. – Есть. Зависать в номере, только ты и я.
– Да ладно, – Джакс качает головой. – Он найдет способ улизнуть и поработать.
Уип кивает.
– Правда.
– Видишь? – Габриэль показывает на них. – Уже решено.
– Поезжай на виллу, – решительно произносит Киллиан.
– У тебя есть вилла? – Я представляю себе виноградники и холмы Тосканы.
Челюсть Габриэля сжимается.
– На побережье. В Позитано, – он смотрит на Киллиана, – но там закрыто.
– Ее могут проветрить по одному звонку. Давай, мужик, сопротивляйся сильнее.
– Говнюк.
– Там, наверное, красиво, – произношу я. Учитывая стиль жизни Габриэля, она, наверное, безупречна.
– Мы не узнаем, – с драматичным вздохом произносит Рай. – Он никогда никуда нас не приглашает.
– Потому что я работаю, идиот.
Рай играет бровями.
– Держу пари, ты возьмешь с собой Софи.
Если бы взглядом можно было убивать!
– Софи тоже нужно работать.
От боли мой голос звучит приглушенно.
– Ты не хочешь, чтобы я увидела твою виллу?
Габриэль поднимает брови.
– Что? Нет. Мой дом – твой дом, Софи. Я думал, что ты в курсе.
Я улыбаюсь нежному упреку в его голосе.
– Или возьми ее в какой-то другой из своих домов, – встревает Джакс.
– Как много у тебя домов? – спрашиваю я, потому что ну, правда.
Габриэль смотрит в сторону.
– Пять.
Каждый раз, когда думаю, что знаю все об этом мужчине, он удивляет меня еще больше.
– Где?
Со страдальческим вздохом он отвечает:
– Квартира в Нью-Йорке. Таунхаус в Лондоне. Квартира в Париже.
– Домик в Сент-Моритц, – добавляет Бренна.
– Вилла в Позитано, – напоминает Рай.
Взгляд Габриэля мечется по сторонам, сверкая, словно он не может понять, как остановить их болтовню.
– А разве ты не купил недвижимость в Ирландии в прошлом году? – спрашивает Джакс.
– Точно. – Киллиан щелкает пальцами. – Тот маленький коттедж в графстве Клэр.
– Возле меня, – с улыбкой говорит Уип. – На Скалах безумия.
– Они называются Утесы Мохер, – произносит Габриэль, кривясь. – Господи, ты наполовину ирландец. Изучи свою страну.
– Чувак, да какая разница? Скалы безумия звучит круче.
– Значит, шесть домов, – говорит Либби, молчавшая все это время.
– Святая подливка, – бормочу я.
Я арендую квартиру размером с гардеробную.
Разница между нашими положениями ошеломляет. И все же я не воспринимаю его иначе, как своим.
Габриэль наклоняет голову и пожимает плечами.
– Недвижимость – это хорошая инвестиция.
Джакс подходит и обнимает меня за плечи.
– Софи, девочка, ты и половины не знаешь. Скотти – гений касаемо денег. Парень несет полную ответственность за то, что все мы неприлично богаты. Серьезно, держись его.
Я закатываю глаза.
– Я бы застряла с ним, даже будь он нищебродом.
Габриэль поднимает голову, и резкие черты его лица смягчает слабая улыбка. Я улыбаюсь в ответ, и мое сердце слегка ускоряется. Облегчение от отсутствия у него смертельной болезни ослабляет мои колени, а в горле нарастает ком.
Я останусь рядом с ним в болезни, здравии, до конца жизни. И я все еще рада тому, что он в безопасности. Мой голос становится грубым и хриплым:
– Учитывая, что Позитано – это единственное место, куда нам не придется лететь, голосую за то, чтобы ехать туда.
Он одаривает меня долгим, изучающим взглядом.
– Ты, правда, хочешь поехать?
Я могла бы закатить скандал за попытку отвертеться, оказывая мне услугу, но тут будет уместно упомянуть о выборе собственного сражения. Так что я киваю и смотрю щенячьим взглядом.
– Сделаешь это для меня? Пожалуйста, Солнышко.
Он вздыхает и пораженно опускает плечи.
– Хорошо, Болтушка. Ты выиграла.
– Потрясающе, – говорит Джакс, поднимая руку, чтобы дать «пять». Габриэль не двигается. – Вечно ты меня подводишь, – качает парень головой.
– Только одно условие, – Киллиан поднимается со своего места, чтобы быть лицом к лицу с Габриэлем. – Свой телефон ты оставляешь Бренне.
– Что? – рычит этот трудоголик. – Абсолютно исключено.
Киллиан убирает руку.
– Подчинись, Скотт, и никто не пострадает.
– Только через мое избитое, окровавленное тело.
Ребята встают, и Рай разминает шею, издавая череду хрустящих звуков.
– Парни, – говорит он, – давайте сделаем это.
И они делают. На самом деле ребята прыгают на него.
Эта драка: громкая, наполненная проклятиями куча-мала из замахивающихся конечностей и борющихся мужчин.
Все заканчивается разбитой губой Рая, уколом в глаз Джакса, Киллианом без футболки, Уипом без ботинка и Габриэлем на полу – костюм помят, а его драгоценный телефон унесла Бренна, которая на удивление быстро бегает на каблуках.
– Подонки, – бурчит он, когда все выходят за дверь.
– Это черта твоего характера, – отзывается Киллиан.
– И мы тебя любим, Скотти-малыш, – выкрикивает Джакс.
Я опускаюсь на колени и целую царапину на лбу Габриэля.
– Бедный малыш. Я облегчу твои страдания. Обещаю.
Он не выглядит умиротворенным, но его губы искривляются.
– Ловлю на слове.
Глава 23
Софи
Габриэль должен был что-то собрать для нашего путешествия, поэтому отсутствует, когда я просыпаюсь. Он оставил записку, в которой сказано, что я должна быть готова к девяти. Курица-наседка, которой он и является, даже установил будильник на моем телефоне на семь, на что я жалуюсь в течение десяти минут, пока плетусь в горячий душ.
Ближе к восьми прибывает обслуживание номеров с капучино и маленькой мисочкой сливочного, невероятно густого йогурта, посыпанного лесными орехами и политого золотистым медом. Мне не очень хочется попробовать его, но все равно съедаю все, слегка постукивая по стеклянной миске.
Решимость заполняет меня. Предполагалось, что я буду заботиться о Габриэле, помогая ему расслабиться, а он балует меня, упорядочивая мое утро, даже без своего присутствия. Нельзя забывать, что борюсь с профессиональным менеджером, устраивающим жизни людей. Мне нужно нарастить темп игры.
Я нисколько не удивляюсь, когда в девять сорок пять приходит посыльный, чтобы забрать мои вещи и провести в лобби. Он говорит, что меня ждет мистер Скотт.
Преувеличенное веселье заставляет меня подпрыгивать, пока пересекаю лобби. Будь я на высоких каблуках, они бы стучали по мраморному полу. Но я в белых шлепанцах и красном хлопковом сарафане. Габриэль предупредил, что дорога до Позитано займет примерно четыре часа, и я намерена устроиться поудобнее.
Посыльный проводит меня к подъездной дорожке, и я замедляю шаг, когда вижу ожидающего там Габриэля.
– О, охренеть, – вырывается из меня.
Коридорный издает булькающий звук, но я слишком занята, чтобы волноваться, потому что разглядываю своего мужчину.
Он одет в накрахмаленную белую футболку поло, демонстрирующую глубокий золотистый оттенок кожи и обтягивающую его огромные бицепсы. На нем также свободные серые брюки, подчеркивающие узкие бедра и крепкие ноги. Он прислонился к красному «Феррари», засунув руки в карманы.
К черту Джейка Райана.
Когда Габриэль улыбается полноценной улыбкой, в комплекте с которой идет милая ямочка на левой щеке, а в уголках глаз появляются морщинки, я испытываю искушение оглянуться по сторонам и спросить: «Кому? Мне?»
Но я так не делаю. Просто бегу к нему как ненормальная. С легким «ух» он подхватывает меня и обнимает, пока я целую его щеки, уголок глаза, скулу. Посмеиваясь, он захватывает мой рот и дарит полноценный поцелуй.
У него легкий привкус чая. Его тело теплое и крепкое, и он – мой.
Я еще раз прикусываю его губу, прежде чем отстраниться.
– Знаешь, Сексуальное животное, однажды ты растопишь меня.
Габриэль быстро целует меня в кончик носа.
– Если принимаешь заявки, то я бы предпочел, чтобы ты растворилась у меня во рту.
– Сладкоречивый. – Я смотрю на машину, только теперь, когда заполучила своего мужчину, по-настоящему обратив на нее внимание. – Твою мать, это же «Феррари» 488GTB «Спайдер».
Он моргает, слегка покачиваясь.
– Только что ты обеспечила меня стояком.
Он не обманывает, я могу почувствовать, как его член встает, упираясь мне в живот. Я улыбаюсь, еще немного прижимаясь к нему.
– Ты будешь в состоянии вести? Или нам стоит сразу позаботиться об этом?
Его губы сжимаются, но в глазах появляется блеск, обещающий возмездие. Легким движением бедер он толкается в мой живот твердым членом, затем отодвигает от себя.
– Забирайся в машину, Болтушка, прежде чем я отменю поездку и верну тебя в постель.
– Как бы замечательно это ни звучало, машина манит меня.
И он нуждается в этом отпуске. У меня на него планы. Большая часть из них грязная, а все они разом – веселые.
Габриэль открывает для меня дверь.
– Брошен ради машины, красотка.
Я улыбаюсь.
– Не просто ради какой-то машины.
И какая же это машина. Сидения из темно-серой кожи, блестящие, мягкие. Они предназначены для того, чтобы удержать вашу задницу на месте, когда автомобиль мчит по дороге, но я не жалуюсь. Я касаюсь серо-красной панели, едва Габриэль закрывает дверь.
Когда наши вещи укладывают в передний багажник, он дает на чай посыльному и спустя мгновение скользит на свое сидение. С нажатием кнопки машина оживает.
– Так вот что ты забирал? – спрашиваю я, поглаживая кожаное сидение.
– Да. – На секунду выражение его лица становится настолько удовлетворенным, что он выглядит почти мальчишкой, но вскоре возвращается холодное высокомерие, которое он использует, когда поучает. – Если поедем по побережью вдоль города Амальфи, то сделаем поездку эффектной.
Габриэль такой Габриэль.
– Как тебе удалось заполучить эту малышку? Разве ее можно купить?
– Возможно, если ты в списке, – отвечает он, вливаясь в движение.
Боженька, есть что-то сексуальное в мужчине, который знает, как обращаться с автомобилем. Если бы руководители «Феррари» увидели, как он ведет ее, уверена, они бы пригласили его в качестве главной модели.
– Естественно, ты в списке. Почему я не удивлена?
Он поглядывает на меня.
– Кстати, откуда ты знаешь об этой машине? Из того, что я слышал, ты даже не умеешь водить.
– Эй, большинство ньюйоркцев не умеют.
– Это печальное положение вещей должно быть исправлено, как только я куплю подходящую машину, чтобы научить тебя. А теперь отвечай на вопрос.
– Однажды мне стало скучно, и я читала твои автомобильные журналы. – Я немного поворачиваюсь на сидении, чтобы быть лицом к нему. – Понимаешь, они как мужской эквивалент Vogue.
Он лукаво улыбается.
– Но гораздо сексуальнее.
Поездка проходит быстро, отчасти потому, что машина быстрая и роскошная, отчасти потому, что пейзаж так ослепительно красив, но в основном потому, что я с Габриэлем.
У нас не заканчиваются темы для разговора, будь то музыка или фильмы, или рассуждения об истории, когда мы проезжаем через область, где во время раскопок найдены части Помпеи и Геркуланума – оба места, куда он обещает взять меня в однодневные поездки на их исследование. И я понимаю, что никто другой не видит их такими, как видит человек, у которого есть тонны лакомых кусочков знаний, который часто и легко улыбается и дразнит меня шутками, такими же фиговыми, как и мои собственные.
После полудня мы приезжаем в Позитано – настолько живописный город, что у меня в горле образуется ком. Оштукатуренные красочные здания, архитектура которых похожа на мавританскую, цепляются за зеленые горы, которые погружаются в бирюзовое море. Воздух свежий с оттенками сладкого лимона и соленого океана.
Дом Габриэля стоит немного в стороне, укрытый между двумя горными утесами и скрытый за высокими воротами. С подъездной аллеи о нем мало что можно сказать, но внутри все стены оштукатурены и покрашены в белый, а открытые пространства с видом на море – с бесконечными французскими дверями, распахнутыми навстречу морскому бризу.
Нас встречает невысокая пожилая женщина. Габриэль целует ее в щеки и общается с ней на итальянском. У меня никогда не было фетиша иностранных языков, пока я не услышала, как он говорит на таком. Он представляет меня женщине. Мартина, горничная и повар, не говорит на английском, но ей и не надо. Ее приветственная улыбка выражает достаточно. Она оставляет нас, спеша укрыться в задней части дома.
– Как много языков ты знаешь? – спрашиваю я. В туре слышала, как он разговаривал на французском и испанском.
– Английский, понятное дело. Итальянский, французский, испанский, немного немецкий и немного португальский. Несколько фраз на японском.
– Ты меня убиваешь.
– Мне всегда легко давались языки. – На его лице появляется самодовольная улыбка. – Твое выражение лица, Дарлинг... Тебе это нравится.
– Я собираюсь потребовать, чтобы в постели ты говорил со мной на итальянском.
Выражение его лица становится задумчивым, он наклоняется и шепчет в мое ухо голосом, похожим на горячие сливки:
– Sei tutto per me. Baciami5.
Клянусь, мои колени превратились в желе.
– Боже, ты хоть предупреждай. Что ты сказал?
Его улыбка становится таинственной.
– Я попросил поцеловать меня.
Прозвучало как нечто большее, но я приподнимаюсь на носочки и дарю ему нежный, томительный поцелуй. Он целует меня в ответ, держа аккуратно и нежно.
– Идем, – говорит он. – Давай накормим тебя, пока ты не стала злой от голода.
– Ты так хорошо меня знаешь.
Положив руку на поясницу, он ведет меня на террасу. Она высечена в скале и настолько огромна, что огибает здание. Часть занимает сад с лимонными деревьями и шелестящими пальмами, другая часть выложена сланцем с панорамным бассейном, нависающим над скалой, а также обеденной зоной, скрытой за решеткой, заросшей бугенвиллией. Солнечный свет, пробиваясь сквозь цветы фуксии, окрашивает пространство в розовый цвет.
Габриэль наблюдает за тем, как я упиваюсь всем этим, потом подходит, становится сбоку от меня и засовывает руки в карманы.
– Ты владеешь кусочком рая, – говорю я, глазея на море.
Он трется своим плечом о мое.
– Рай – это состояние души, а не место.
– Справедливо. У тебя есть идеальное место для воссоздания рая.
Перед нами Мартина накрывает на стол. Она отмахивается от моей помощи и вскоре мы потягиваем лимончелло.
– На вкус это как солнце в бокале, – говорю я Габриэлю.
Он располагается в кресле, вытягивая перед собой длинные ноги.
– Подожди, пока попробуешь стряпню Мартины.
Когда она ставит две миски с пастой, я понимаю почему. Моллюски и мидии, смешанные с лингвини, все блестящее от оливкового масла и ароматное благодаря кусочкам чеснока, петрушке и лимонной цедре. Это лучшее, что я ела в своей жизни и я макаю сок хрустящим белым хлебом.
Некоторое время мы молчим, просто наслаждаясь едой и морским бризом, охлаждающим кожу. Приходит Мартина и забирает тарелки, и Габриэль снова что-то говорит ей.
Просто смешно, что я нахожусь в предобморочном состоянии, когда он заговаривает. Он, вероятно, произнес что-то типа «Эй, спасибо за еду». Но звучит так, будто из его рта выходит чистый секс.
Я со вздохом откидываюсь назад. Он выглядит таким же довольным, его руки сложены на плоском животе, выражение лица спокойное, когда он смотрит на море.
– Я этого не понимаю, – произношу я.
Он смотрит на меня.
– Чего не понимаешь?
– Этого. – Я указываю рукой на окружение. – У тебя есть потрясающий дом, который ты редко посещаешь, и другие дома, которые, по-видимому, одинаково великолепны, и все же никто из парней не гостил ни в одном из них. Почему?
Между его бровями образуется мрачная складка.
– Однажды отец Киллиана сказал мне, что лучшей инвестицией для мужчины может стать недвижимость. Она осязаема, истинна, вечна. Я согласен.
– Это я поняла, но зачем это имущество, если ты не собираешься им наслаждаться, никогда не приводишь сюда друзей? – Я наклоняюсь вперед. – Почему ты не впускаешь их, Габриэль? Они тебя любят, а ты держишь их на расстоянии вытянутой руки.
Его щеки заливает румянец, он вскакивает и начинает расхаживать.
– Я не общительный, Софи. Ты это знаешь.
Я смотрю, как он мечется.
– Я не говорю о том, чтобы устраивать дикие вечеринки. Я спрашиваю тебя о стенах, которые ты систематически выстраиваешь вокруг себя перед самыми близкими людьми. – Он смотрит на меня через плечо, и я смягчаю тон. – И, думаю, ты это знаешь.
Наши взгляды встречаются, но я не моргаю. Он ругается с придыханием и сжимает затылок.
– Габриэль, ты очаровательный, остроумный, внимательный мужчина... Не закатывай глаза, ты такой и есть. – Я встаю и подхожу к нему. Не слишком близко, потому что прямо сейчас он закрылся. – Ты милый. Ребята, Бренна – они все твоя семья, и ты так хорошо обращаешься с ними, заботишься о них лучше, чем кто-либо. Почему бы тебе не позволить им заботиться о тебе?
Резко выдыхая, он поворачивается ко мне.
– Я не знаю как, – рявкает он.
– В каком смысле?
– Чертов... – Он пропускает руку через волосы и хватается за них. – Моя мама, отец... они... они, нахрен бросили меня, так? Два человека, которые должны были любить меня больше всех. Оставили. Я знаю, что ребята и Бренна меня любят. Но если я впущу их, а потом...
Он отходит прежде, чем вернуться, его глаза большие и полны боли.
– Если они целиком в деле, то и я. Это будет еще больнее, Софи. Ты понимаешь? Еще больнее будет, если...
Он отводит взгляд, хмурясь так сильно, что его губы сжимаются.
– Габриэль, они не уйдут...
– Я едва могу переносить то, что впускаю тебя. Открыться – это так чуждо для меня. Я понятия не имею, какого черта творю. Но ради тебя я стараюсь, потому что ты... – Он прерывается на полуслове, выглядя так, будто паникует.
Я обнимаю его и прижимаю ближе. Ожидаю сопротивление, но он сдается, зарываясь носом в мои волосы и вдыхая глубоко, обнимая так, словно я сейчас испарюсь.
– Все в порядке. – Поглаживаю его напряженную шею. – Прости. Мне не стоило давить.
– Нет, стоило. То, как я себя защищаю, ранит их. Я это вижу. Но не знаю, как измениться.
Кончиками пальцев я провожу по ямке внизу его шеи и далее по сильной груди.
– Просто поступай с ними так, как поступал со мной.
То, как его покидает напряжение, неуловимо, но значительно. Я практически могу почувствовать его улыбку и уж точно ощущаю жар, зарождающийся между нами.
Его голос становится намеренно глубоким.
– Не думаю, что они одобрят такой подход, Дарлинг.
Рукой он скользит вниз, чтобы взять меня за задницу.
Я улыбаюсь.
– Вероятно, будет лучше, если этот особый подход ты оставишь только для меня.
– Всегда только для тебя, – обещает он, вторую руку опуская вниз. И хватает меня за попку, разминая ее с одобрительным рычанием.
Я запрыгиваю ему на руки, обхватывая его талию ногами.
– Отнеси меня в постель, Солнышко.
Он начинает идти, но не в дом. Опускает меня на большой шезлонг под тенью бугенвиллии, а потом крадется сверху, губами находя мою шею. Единственный хороший рывок сарафана – и одна грудь выскакивает наружу.
– Габриэль... – стону я, когда он втягивает сосок в свой горячий влажный рот. – Не здесь.
– Именно здесь, – отвечает он над жесткой горошинкой, щелкая по ней языком.
Я извиваюсь и пальцами нахожу путь к его волосам, крепко удерживая, пока он продолжает лизать и сосать. Еще один рывок, и обнажается другая грудь.
Я смотрю на открытую дверь, ведущую в кухню.
– Я не смогу смотреть Мартине в глаза, если она застанет нас здесь.
Он целует мою оставленную грудь, хватает зубами затвердевший сосок и тянет ровно настолько, чтобы этого хватило, и я практически сошла с ума. Я выгибаюсь, молча умоляя о большем.
В его груди зарождается мрачный смех. Покрывая сосок смачными поцелуями, он опускает руку под мое платье и проводит между ног, где я уже мокрая, и все болит.
– Я отпустил ее на остаток дня.
Стоном отвечаю на его прикосновение, вытянув голову, чтобы поцеловать в висок.
– Блять... я скажу ей, что она выходная всю неделю.
Он издает рычание, запуская пальцы под мои трусики.
– Хороший план.
После этого мы не разговариваем.
***
– Ты куда собралась? Я с тобой еще не закончил.
Его голос как песня о любви, нежная и деликатная, глубокая с собственническими нотками и обещанием сладостного греха. Он движется надо мной как ласка, и я дрожу от его прикосновения.
– Я хочу потрогать тебя, – скулю я, хотя не жалуюсь. Как я могу, когда он превратил меня в эту дрожащую, бескостную массу, теплую и вялую?
Его темный смешок выражает осознание.
– Позже. Сейчас моя очередь.
Большие горячие ладони скользят по моим ногам и берут за задницу. Я закрываю глаза и сжимаю скомканные простыни, когда эти талантливые руки пробираются между моих бедер и раскрывают их шире.
Выставленная напоказ. Опухшая и влажная. Он уже дважды брал меня. Один – на террасе, второй – на кровати, где двигался медленнее, был более основательным, неспешным, заставляя меня умолять. И я умоляла, упрашивала, задыхалась, теряя разум.
Он вознаградил меня за это, заставляя кончать, пока я не заплакала, поглаживая мою кожу, говоря, что я вела себя как хорошая девочка тем низким, строгим голосом, который я всегда буду приравнивать к сексу и удовольствию.
