Текст книги "Брат Гримм"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Глава 9

21.30, пятница 19 марта. Национальный парк Харбургер-Берге к югу от Гамбурга

Это Бюкстехюде было сущей дырой – местом, где, как говорят добрые немцы, ничего никогда не происходит. Бегство из Бюкстехюде имело для Ханны то еще значение. Ведь это был единственный способ избавиться от унизительной клички «деревенщина» и получить возможность стать хоть кем-то. Ханна Грюнн сидела в своем стареньком «фольксвагене-гольф», стоявшем на жутковатой лесной парковке, и с горечью размышляла о том, что, убежав из Бюкстехюде, далеко от этой дыры не ушла, добравшись всего лишь до треклятой пекарни.

Лет с четырнадцати Ханна стала пользоваться повышенным вниманием у мальчиков. Она выделялась прекрасно развитыми формами, длинными золотистыми волосами и высоким ростом. Умом, надо сказать, девушка не отличалась, однако ей хватило смекалки сообразить, что для достижения успеха следует использовать не мозги, а иные отпущенные природой ресурсы. Но прежде всего следовало рвать когти из этого вонючего Бюкстехюде. Она собирала вырезки из газет и журналов, в которых повествовалось о карьере Клаудии Шиффер – о том как Клаудия вынырнула из небытия, находясь на дискотеке, о ее первых контрактах в модельном бизнесе, о феноменальных суммах, которые она зашибает, и об экзотических местах, где побывала топ-модель. Итак, по достижении восемнадцатилетнего возраста Ханна отряхнула пыль Бюкстехюде с ног своих и с непоколебимой уверенностью юности направила стопы в Гамбург, чтобы начать карьеру в модельном бизнесе. Однако Ханне не потребовалось много времени для того, чтобы усечь один простой факт – приемные агентов, где ей приходилось торчать часами, просто кишат клонами Клаудии Шиффер. Во время первого интервью девушка продемонстрировала агентам портфолио со снимками, сделанными местным фотографом перед тем, как она покинула дом. Какой-то длинный тощий урод и высокая женщина лет пятидесяти – явно бывшая модель – с трудом подавляли ухмылки, глядя на фотки Ханны. Они поинтересовались, откуда она явилась, а когда та сказала, что приехала из Бюкстехюде, подонки не смогли удержаться от смеха.

Эта картина повторялась практически во всех агентствах, и Ханна поняла, что тот образ жизни, который она рисовала в своем воображении, становится недостижимым. Вопрос о возвращении в Бюкстехюде не стоял, однако карьера модели, бывшая до этого светлой мечтой, превратилась в мрачную фантазию. Она засела за телефонную книгу и звонила до тех пор, пока не наткнулась на какое-то агентство в Санкт-Паули. Ханна, будучи девицей далеко не наивной, прекрасно понимала, что контора в лучшем случае занимается подбором кадров для стрип-клубов. Она не ошиблась. На вывеске у дверей было начертано, что агентство специализируется в «модельном бизнесе, экзотических танцах и службе эскорта», а возглавлявший агентство крепкого сложения итальянец в кожаной куртке больше смахивал на гангстера, чем на представителя индустрии моды. И парень, надо отдать ему должное, этого не скрывал. Он сказал Ханне, что она – красотка с классной фигурой и что у нее будет куча работы.

– В основном ты будешь сниматься на видео, – пояснил он и добавил: – Ты же понимаешь… придется конкретно трахаться.

Когда Ханна заявила, что этот вид деятельности ее не привлекает, итальянец пожал плечами и сказал: «О’кей». При этом он вручил ей визитную карточку, присовокупив, что если она передумает, то пусть не стесняется и звонит. Вернувшись в квартиру, которую делила с другой девушкой, Ханна уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить сотрясавшие тело рыдания. Больше всего ее угнетал деловой, лишенный всяких эмоций тон, которым итальянец сообщил, что ей «придется конкретно трахаться». В его голосе не было ни похоти, ни насмешки, Он просто-напросто говорил о характере предстоящей работы. Точно таким же тоном описывают обязанности клерка в обычном офисе. Но больше всего бесило Хану то, что беседа в агентстве показала ее истинную цену, ясно продемонстрировала, на что она может рассчитывать. После этого девушка приступила к поиску самой обычной работы, однако отсутствие школьного аттестата и полное незнание канцелярской рутины резко ограничивали выбор.

Однако довольно скоро она получила место в «Пекарне Альбертус», где в основном трудились жирные, глупые и чуждые каких-либо амбиций средних лет тетки. И вот теперь, спрятав блестящие светлые волосы под эластичной шапочкой пекаря и скрыв роскошное тело под бесформенным белым халатом, она день за днем занималась тем, что замораживала торты. С каждым днем эта работа становилась для нее все более и более невыносимой.

Но это должно скоро закончиться, думала Ханна. Маркус избавит ее от любого труда. Она станет богатой и заживет той жизнью, о которой всегда мечтала. Маркус – хозяин пекарни, и, когда потребовалось спать с боссом, чтобы добиться поставленной цели, она на это пошла. И цель уже близка. Маркус обещал бросить свою фригидную корову, именуемую его женой, чтобы сочетаться браком с Ханной.

Ханна взглянула на часы. Куда, к дьяволу, он девался? Он постоянно опаздывал, и главным образом из-за своей бабы. Она оглядела темную стену окружавших парковку деревьев. Черная масса на фоне чуть менее черного безлунного неба. Ханна ненавидела свидания в этом лесу. Здесь так жутко. Вот и сейчас ей казалось, что во тьме деревьев кто-то или что-то движется. Девушка тревожно вгляделась в темноту, но, ничего не увидев, с облегчением вздохнула.

Он выслеживал ее и раньше, но ехать за ней до лесной парковки было слишком опасно. Передвижение любого одиночного транспортного средства на изолированной дороге могло вызвать подозрение. Именно поэтому ему приходилось приезжать сюда засветло и выжидать в засаде. Этой ночью, проследив за ней достаточно долго, чтобы узнать, куда она направляется, он ее обогнал и прибыл на место первым. Проведя заранее рекогносцировку, он обнаружил узкую служебную дорогу, которой пользовались служащие природного парка, чтобы содержать в порядке растительность. Проехав по этой дороге примерно полпути, он выключил двигатель мотоцикла, вырубил свет, прокатил машину чуть дальше и спрятал ее среди деревьев. Остальную часть пути он прошел пешком, размышляя о том, не слышали ли те, кто уже находится на парковке, звука мотора мотоцикла. Выйдя без всяких помех к опушке леса, он принялся следить за тем, как шлюха ждет появления своего женатого любовника. Он тоже ждал, предвкушая момент, когда разъедающая его, словно рак, ярость выплеснется наружу. Им будет больно. Им предстоит узнать, что такое настоящая боль. Она взглянула в его направлении, но он не двинулся, не отступил назад. Глупая сучка пялилась в темноту, но его не видела. Ну ничего. Очень скоро она его увидит.

По деревьям скользнул луч автомобильных фар, и ему пришлось сделать пару шагов в глубь леса. Это был спортивный «мерседес». Машина Маркуса Шиллера. «Мерседес» остановился рядом с «гольфом». Шиллер опустил стекло и с виноватым видом развел руки. Из своего укрытия за деревьями он прекрасно видел, как Ханна вылезла из «гольфа», захлопнула за собой дверцу, подошла с сердитым видом к «мерседесу» и села на пассажирское место.

Его время пришло.

Глава 10

10.20, суббота 20 марта. Клиника Марияхильф, Хаймфельд, Гамбург

Лучи яркого весеннего солнца, проникая сквозь жалюзи, делили больничную палату на светлые и темные полосы. Сын подошел к окну и поднял шторы, позволив безжалостному солнцу светить прямо в лицо беззащитной матери.

– Ведь так будет лучше, мутти, не правда ли? – сказал он, вернулся к больной и, прежде чем сесть, придвинул стул ближе к кровати. Затем он наклонился вперед, приняв привычную позу, демонстрирующую любовь и преданность.

Сын положил ладонь на лоб матери, и этот жест, казавшийся со стороны проявлением нежной заботы, преследовал на самом деле злобные цели. Он надавил на лоб матери и сдвинул ладонь к линии волос так, что выцветшие старые глаза широко открылись, впитав в себя все солнечное сияние дня.

– Прошлым вечером я снова отправился поиграть, мутти. На этот раз двое. Я перерезал им глотки. Вначале – ему. Она умоляла меня сохранить ей жизнь. Умоляла и умоляла. Это было так смешно, мутти. Она непрерывно повторяла: «О нет, о нет…» Но я вонзил в нее нож. Тоже в горло. Затем я повернул нож, и она заткнулась.

Он негромко рассмеялся, снял руку со лба и провел кончиками пальцев по впалой щеке матери и вдоль тощей морщинистой шеи. Затем он повернул голову матери набок, задумчиво на нее посмотрел и, выпрямившись, откинулся на спинку стула.

– Помнишь, мамуля, как ты наказывала меня? В то время, когда я был маленьким мальчиком? Ты помнишь, как в качестве наказания ты заставляла меня снова и снова наизусть рассказывать одни и те же истории? А если я ошибался хотя бы в одном слове, ты колотила меня своей тростью. Той, которую привезла из Баварии. Ты обожала совершать там пешие прогулки. Помнишь, как ты испугалась, когда от твоих безжалостных побоев я потерял сознание? Ты постоянно внушала мне, что я грешник. Никчемный грешник – называла ты меня. Ты это помнишь?

Сын сделал паузу, словно ждал ответа, на который мать была не способна, а затем продолжил:

– И ты все время заставляла меня повторять вслух эти истории. Я потратил так много времени, чтобы выучить их наизусть. Я перечитывал их снова и снова. Перечитывал до тех пор, пока буквы и слова не начинали путаться в моих глазах. Я делал это, чтобы быть уверенным в том, что ничего не забыл и расставил все слова по нужным местам. Но я всегда ошибался. Хоть раз, да ошибался, давая тебе возможность меня бить. – Он тяжело вздохнул, взглянул на солнечный день за окном, перевел взгляд на старую женщину и произнес: – Скоро, очень скоро наступит час, когда ты снова будешь вместе со мной, мамочка. – Он поднялся со стула, склонился, поцеловал ее в лоб и закончил: – Да, кстати, я сохранил твою трость, мамочка…

Глава 11

9.15, воскресенье 21 марта. Национальный парк Харбургер-Берге к югу от Гамбурга

Мария прибыла на место преступления незадолго до появления там Фабеля. Это была скорее не парковка, а простая, расчищенная от подлеска поляна, служившая, по мнению Фабеля, двум целям. Днем с этого места начинали свой путь любители пеших прогулок, а по вечерам здесь тайком встречались парочки. Поставив «БМВ» рядом с бело-зеленым полицейским автомобилем, он вылез из машины. Было ясное, немного ветреное весеннее утро, и окружавшие поляну деревья, казалось, полной грудью впитывали легкий ветерок, наслаждаясь пением птиц.

– In the midst of life… – сказал он по-английски Марии и широким жестом обвел деревья.

Слова босса привели Марию в явное замешательство.

– «В середине жизни мы находим смерть»… – перевел, завершив фразу, Фабель и спросил: – Где они?

– Там. – Мария показала на небольшой разрыв между деревьями. – Это живописная тропа… излюбленный маршрут поклонников пеших прогулок. Тропа идет через лес, но метрах в трехстах отсюда есть небольшая поляна со столом для пикников. Это крайняя точка, до которой можно добраться на машине.

Фабель обратил внимание на то, что половина парковки – та, где находился выход на тропу, – была окружена широкой лентой.

– Может быть, пойдем? – сказал Фабель, жестом пригласив Марию показывать путь.

Когда они шли по неровной влажной тропе, Фабель обратил внимание на то, что технические эксперты кладут на землю через неравные интервалы защитную пленку.

– Отпечатки шин, – сказала Мария в ответ на вопросительный взгляд Фабеля, – и следы, которые нужно бы проверить.

Фабель остановился, внимательно оглядел тропу, по которой они только что прошли, и спросил:

– Любители горных велосипедов?

– Мотоцикл, – ответила Мария. – Вполне возможно, что не имеет к убийству никакого отношения. Так же как и следы ног.

Они продолжили путь. Фабель взглянул на стоявшие по обе стороны от тропы деревья. Чем дальше от тропы, тем темнее становился лес, а пространство между деревьями все сильнее начинало походить на зеленую, недоступную для света дня пещеру. Он вспомнил интервью, которое недавно слышал по радио. «Лесная тьма при свете дня» – метафора, напоминающая нам об опасности. Опасности, ни на миг не оставляющей нас в нашей повседневной жизни. Тропа сделала поворот, и они вдруг очутились на небольшой поляне, где уже трудились дюжина полицейских и несколько технических экспертов. Все их внимание было сосредоточено на стоявшем чуть в стороне от главной тропы столе для пикников и расположенных вдоль него деревянных скамьях. У одного из торцов стола в сидячем положении находились два трупа – мужской и женский. Покойники взирали на Фабеля равнодушным, ничего не выражающим взглядом. Они сидели почти рядом, вытянув руки так, будто хотели прикоснуться друг к другу. Так, собственно, и было. Их мертвые пальцы соприкасались, но за руки они не держались. Между ними находился аккуратно развернутый и даже слегка приглаженный носовой платок. В причине смерти сомневаться не приходилось, – на горле обоих трупов зияли широкие и глубокие раны. Мужчине было где-то под сорок. Его темные волосы были довольно коротко подстрижены, видимо, для того чтобы скрыть зарождающийся на макушке просвет. Рот трупа был широко открыт и выглядел страшным черно-красным провалом. В последние секунды жизни этого человека из раны в горле в его рот хлынула кровь. Фабель подошел ближе, чтобы взглянуть на одежду покойника. Для него это был один из самых неприятных моментов в расследовании. Смерть всегда устанавливает собственные порядки, словно отказываясь признавать пошлую изысканность, которой мы так любим приукрасить нашу жизнь. Светло-серый костюм и бежевые кожаные туфли были явно очень дорогими, указывая на статус, вкус и высокое положение их владельца. Теперь дорогой костюм превратился в мятое, с пятнами грязи и кровью тряпье. Рубашка под раной на горле была сплошь покрыта коркой запекшейся крови. Одна из туфель валялась в полуметре от тела. Нога трупа была обращена в сторону соскочившей туфли так, словно хотела вернуть собственность. Серый шелковый носок соскользнул со ступни, обнажив бледную пятку.

Фабель переключил внимание на женщину. На ее одежде по сравнению с одеждой мужчины крови было значительно меньше. Смерть дамы была более быстрой и более легкой. На ее джинсах чуть наискось тянулась полоса крови. Женщине на вид было чуть за двадцать. Ее длинные светлые волосы распались по плечам, а один локон под воздействием ветра упал на рану и пропитался кровью. Фабель обратил внимание на то, что ее одежда по сравнению с одеждой мужчины находится в совсем иной – значительно более дешевой – ценовой категории. При этом Фабель отметил, что покрой одежды совсем не плох, а цвета подобраны с большим вкусом. На женщине была светло-зеленая футболка с короткими рукавами и новые джинсы, имитирующие эксклюзивную и очень дорогую модель известного кутюрье. Эти люди явно не были супружеской парой. Не выглядели они и парой с хорошо устоявшимися отношениями.

Фабель наклонился, осмотрел носовой платок и увидел на нем мелкие хлебные крошки.

– Никаких следов клинка? – спросил он у Марии.

– Нет… Более того, на земле, на столе и вообще на чем-либо нет никаких следов крови.

– Привет, Йен… – произнес возникший бог весть откуда вождь команды технических экспертов Хольгер Браунер.

Фабель улыбнулся. Увидев диагональную полосу крови на джинсах женщины, он сразу понял, что убийство произошло не здесь, а в каком-то ином месте.

– Как я понял, вы появились здесь довольно быстро… – сказал Фабель.

– Нам позвонил местный комиссар. Он не стал ждать, когда это сделает их служба связи. Думаю, что это тот же самый парень, который звонил и тебе. Комиссар… – Браунер замялся, пытаясь вспомнить имя.

– Германн, – закончила за него Мария. – Вот он, – добавила она, показав на стоявшего в группе своих коллег высокого полицейского лет тридцати.

Заметив, что стал центром внимания, Германн извинился перед товарищами и подошел к офицерам из Комиссии по расследованию убийств. Шагал полицейский весьма решительно, и Фабель обратил внимание, что ничем не примечательная внешность, песочного цвета волосы и бледная кожа полицейского совершенно не гармонируют с той энергией, которой светились его серо-зеленые глаза. Германн был чем-то похож на Пауля Линдермана, убитого в прошлом году. Однако когда молодой полицейский приблизился, Фабель увидел, что сходство это весьма поверхностное.

Германн кивнул Марии и протянул руку вначале Фабелю, а затем Браунеру. Фабель обратил внимание, что на плече его короткой форменной куртки из черной кожи поблескивает лишь одна серебряная звездочка.

– Это комиссар Хенк Германн из местной полиции, – представила его Мария.

– Почему вы позвонили прямиком нам, герр комиссар? – с улыбкой спросил Фабель.

Согласно существующим правилам роль патрульно-постовой службы, к которой принадлежал Германн, ограничивалась тем, что она окружала место преступления специальной лентой и отгоняла зевак; расследование же самого преступления входило в обязанности уголовной полиции. Информировать уголовную должна была специальная служба, а проведение следствия в связи с любой внезапной смертью ложилось на плечи Комиссии, в которой служил Фабель.

Германн неуверенно улыбнулся, и его тонкие губы стали еще тоньше.

– Значит, так… – Он посмотрел на трупы. – Я знаю, что ваша команда специализируется на делах такого рода.

– Какого рода? – поинтересовалась Мария.

– Это явно не самоубийство. Кроме того, преступление произошло не здесь, а в другом месте…

– Почему вы так решили?

Германн ответил не сразу. Офицеры патрульно-постовой службы редко решаются высказать мнение по поводу места преступления, а следователи уголовной полиции и сотрудники Комиссии по расследованию убийств соглашаются их выслушивать и того реже. А начальники в чине Фабеля имеют тенденцию вообще не замечать всякую мелкую полицейскую сошку. Германн приблизился к телам на такое расстояние, чтобы не нанести ущерба возможным уликам, присел и, балансируя на пятках, показал на рассеченное горло мужчины.

– Не перемещая тело, нельзя быть полностью уверенным, но мне представляется, что мужчина был убит двумя ударами. Первый пришелся в середину шеи, и жертва начала быстро истекать кровью. Второй удар рассек дыхательное горло. Что касается второй жертвы, – Германн показал на девушку, – то она, как мне кажется, умерла от единственного удара в горло. Кровь, – он показал на широкую кровавую полосу на джинсах, – принадлежит не ей. Это почти наверняка кровь мужчины. Когда на него напали, женщина находилась с ним рядом, и струя из шейной артерии брызнула на нее. Отсутствие значительных следов крови в иных местах указывает на то, что убийство произошло не здесь. Не опасаясь ошибиться, можно предположить, что тела доставил сюда убийца, что, в свою очередь, приводит к допущению, что мы имеем дело с крупным… или по меньшей мере весьма сильным мужчиной. Кроме того, имеются следы волочения, о чем, кстати, свидетельствует и потерянная туфля. Для транспортных средств это место недоступно, и это также говорит в пользу версии о том, что убийца перенес тела.

– Еще что-нибудь? – спросил Фабель.

– Это лишь догадка, но мне кажется, что первым погиб парень. Нападение скорее всего было неожиданным, и убийца избрал наиболее простой путь. Вторая жертва была более слабой и не представляла собой серьезной угрозы для нападавшего.

– Весьма спорное допущение, – произнесла Мария с горькой улыбкой.

Германн выпрямился и пожал плечами.

– Вы описали способ и характер убийства, – сказал Фабель, – но пока я не услышал от вас, почему им должна заняться именно моя команда.

Германн отступил на шаг назад и склонил голову чуть набок, словно стоял перед картиной, которой следовало дать оценку.

– Вот почему… – сказал он. – Взгляните на это…

– На что именно?

– Дело в том, что убийца не просто бросил тела. Он мог сделать это в лесу в двадцати метрах отсюда, и на то, чтобы их найти, у нас ушли бы недели, если не месяцы. Это сигнал. Или послание, если хотите. Он нам что-то говорит… выбор места, положение тел, носовой платок, крошки хлеба на нем. Все это сделано для нас. Своего рода мизансцена.

Фабель взглянул на Хольгера Браунера, и тот понимающе улыбнулся.

– Мизансцена… – повторил Германн, и Фабелю показалось, что молодой полицейский расстроился. – Это означает, что убийства связаны с психическим расстройством, и мы, таким образом, скорее всего имеем дело с потенциальным серийным убийцей. Именно поэтому я позволил себе информировать непосредственно вас, герр криминальгаупткомиссар, и, – он повернулся лицом к Хольгеру Браунеру, – вас, герр Браунер, поскольку считал, что вы способны обнаружить здесь нечто такое, что наша команда может пропустить. Я с интересом слежу за вашей работой и даже посещал ваши семинары.

Браунер добродушно улыбнулся и, театрально потупив глаза, произнес с нарочитой скромностью:

– Сегодня я могу констатировать, что вы были очень внимательным слушателем.

Фабель в ответ на слова друга широко улыбнулся и сказал:

– Боюсь, что вы, герр Германн, не совсем правильно поняли мои слова. Я вовсе не хотел дать вам понять, что мы зря теряем время. Если это прозвучало именно так, то прошу прощения. Все ваши слова, включая вывод о том, что убийство произошло в другом месте, абсолютная истина. Мне просто хотелось познакомиться с логикой ваших рассуждений.

Маловыразительное лицо Германна стало чуть менее напряженным, однако его светло-зеленые глаза по-прежнему сверкали сталью.

– Теперь перед нами стоит вопрос, где находится подлинное место преступления… и как нам его найти, – продолжил Фабель.

– У меня на этот счет есть теория, герр криминальгаупткомиссар, – выпалил Германн, прежде чем кто-то другой успел вставить слово.

– Я в этом не сомневался.

– По моему мнению, как я уже сказал, тела сюда перенесли. На дороге имеются следы. Размер следов говорит о том, что мы имеем дело с высоким человеком. В тех местах, где земля мягкая, но нет грязи, следы очень глубокие, из чего можно сделать вывод, что преступник нес какой-то тяжелый предмет.

– Нельзя исключать, что он нес просто свой избыточный вес, – вставил Браунер. – Это вполне мог быть толстяк, который ходил по лесу, чтобы сжечь излишние калории.

– В таком случае его усилия увенчались полным успехом, – ответил Германн, – поскольку мы имеем два набора следов – входящие и исходящие. Следы, ведущие в район парковки, менее глубоки. Это позволило мне сделать вывод, что он нес что-то тяжелое до этого места (по крайней мере один раз) и возвращался к месту парковки налегке.

– Итак, вы хотите сказать, что убийство произошло в районе парковки?

– Нет. Совершенно необязательно. Он, конечно, мог убить их и здесь, но пока мы не нашли на этом месте никаких доказательств. Поэтому я принял решение выставить ограждение на ближайшей к живописной тропе стоянке. Я считаю, что жертвы были убиты где-то в другом месте, а тела доставили сюда на машине. Нельзя исключать и того, что они были убиты в автомобиле на самой парковке. Но из того, что их перенесли сюда, вытекает – убийца постарался оставить машину как можно ближе к тропе.

Фабель одобрительно кивнул. Браунер хохотнул и дружески хлопнул Германна по плечу, но Германн, судя по его виду, не очень хорошо воспринял этот жест.

– Я целиком и полностью согласен с коллегой, – сказал Браунер, – хотя и опасаюсь, что нам предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы сможем доказать, что следы оставил наш убийца. Но вы, герр комиссар, отлично поработали. Среди наших коллег очень мало нашлось бы тех, кто сообразил бы оградить парковку.

– В тот момент, когда обнаружили тела, машины на парковке были? – спросил Фабель.

– Нет, – ответил Германн. – И это позволило мне сделать вывод, что транспортное средство, которое служило местом убийства или являлось средством доставки тел, давно исчезло. Его увели подальше отсюда, бросили или даже сожгли, чтобы надежнее уничтожить все следы. – Показав на тропу в направлении, противоположном тому, по которому они пришли, Германн продолжил: – Живописная тропа ведет к еще одной автомобильной стоянке. Она находится примерно в трех километрах отсюда, и я на всякий случай направил туда патрульную машину. Обнаружить там ничего не удалось.

До Фабеля вдруг дошло, что Мария за все время разговора не открыла рта. Отойдя к телам, она внимательнейшим образом вглядывалась в мертвую женщину.

Фабель, словно извиняясь перед собеседниками, поднял руку и подошел к Марии.

– У тебя все в порядке? – спросил он.

Мария от неожиданности вздрогнула и посмотрела на него пустыми глазами. Фабелю даже показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Что? Да, да… все в порядке… – И продолжила чуть более уверенно: – Я чувствую себя превосходно. Не бойся, это не посттравматический стресс.

– Я так вовсе не думаю, Мария. Мне интересно, что ты здесь увидела.

– Пытаюсь сообразить, что он нам хочет сказать. Затем я взглянула на их руки.

– Да… они как бы держатся за руки. Убийца специально расположил их таким образом.

– Нет… дело не в этом, – сказала Мария. – Я имею в виду его правую и ее левую руки. Они сжаты в кулаки. Так быть не должно, похоже, это часть мизансцены.

– Хольгер, взгляни! – резко повернувшись, бросил Фабель.

Когда Браунер и Германн подошли, Фабель сказал им, на что обратила внимание Мария.

– Думаю, ты права… – протянул Браунер. – Похоже, это сделано после смерти, но до наступления трупного окоченения. – Браунер задумался, а затем произнес: – Великий Боже, Йен… та девушка на берегу…

С этими словами он вынул из кармана пальто запечатанный пакет с парой хирургических перчаток. Натянув перчатки, он вытащил из нагрудного кармана небольшой зонд. Действовал Браунер решительно и быстро. Подойдя к трупам, он попытался раскрыть крепко сжатые пальцы девушки. Трупное окоченение не позволило ему это сделать; он поманил пальцем Германна и протянул ему вторую пару перчаток.

– Наденьте, прежде чем прикасаться к трупу, – сказал глава технических экспертов. – Я хочу, чтобы вы придержали ладонь в открытом состоянии.

Германн сделал то, что его просили. Браунер при помощи зонда безуспешно пытался разогнуть пальцы покойницы. В конечном итоге ему пришлось использовать для этой цели собственную пятерню. Прежде чем прикоснуться к согнутой ладони хирургическим пинцетом и извлечь из нее крошечный, туго свернутый листок бумаги, он повернулся лицом к Фабелю и мрачно кивнул. Положив бумажную трубку в пластиковый пакет, Браунер осторожно ее развернул, выпрямился и отступил от тел.

– Что там сказано?

Шеф технических экспертов передал пакет Фабелю, и у Фабеля все внутри оборвалось. Он увидел прямоугольный листок все той же желтой бумаги размером десять на пять сантиметров и сразу узнал красные чернила. Знакомый ровный и на удивление мелкий почерк. Этим почерком и точно такими же чернилами была написана записка, обнаруженная в руке мертвой девушки на берегу Эльбы. На сей раз на листке было всего лишь одно слово – «Гретель». Фабель показал листок Марии.

– Ну и дерьмо! Ведь это тот же парень. – Она посмотрела на тела и на Браунера, пытавшегося открыть кулак мужского трупа.

– А здесь, как и следовало ожидать, начертано «Гензель», – сказал Браунер, опуская в пластиковый пакет желтый листок.

У Фабеля перехватило дыхание. Он посмотрел вверх – на бледно-голубое небо, а затем вниз – на идущую к парковке тропу. Затем он перевел взгляд на темно-зеленый, чем-то похожий на склеп лес и лишь после этого снова взглянул на трупы. Мужчина и женщина с рассеченными до спинного хребта шеями сидели рука об руку, а между ними лежал большой, усыпанный хлебными крошками носовой платок. «Гензель и Гретель». Мерзавец, видимо, считает, что это очень смешно.

– Вы были совершенно правы, вызвав нас, комиссар Германн. Вам таким образом, возможно, удалось сократить дистанцию между нами и серийным убийцей, который, как нам известно, уже совершил одно, а может быть, и два убийства. – Германн зарделся, улыбнулся, но Фабель не стал отвечать ему тем же. Вместо этого он сказал: – А теперь я хочу, чтобы вы собрали всю свою команду на автомобильной стоянке для брифинга. Нам надо буквально ощупать весь тот район. После этого мы займемся поисками реального места преступления. Нам надо установить, кто эти люди и где их убили.