Текст книги "Вечная месть"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Когда я его только увидел, то сразу заподозрил, что он мумифицировался, – продолжил объяснения Брандт. – Доктор Шевертс – главный эксперт в этой области, но я и сам очень интересуюсь мумиями. Болотные мумии, о которых вы думаете, подвергаются совсем иным процессам: кислота и танины торфяных болот окрашивают кожу попавших в них тел. Они буквально превращаются в кожаные мешки. Иногда от них остается лишь оболочка, а внутренние органы и даже кости полностью растворяются. А этот малый, – он кивнул на мертвеца, – выглядит как пустынная мумия. Истощенный вид и пергаментная кожа… Он высох почти мгновенно в среде, полностью лишенной кислорода.

– И, несмотря на его вид, умер он давно. Но, как вы можете судить по одежде, к Средним векам он также отношения не имеет. – Шевертс обвел рукой участок раскопок, где они стояли. – Окружающая тело среда наводит меня на мысль о том, что с ним произошло. Наши геофизические исследования и записи, сделанные на этих раскопках, позволяют заключить: мы стоим на месте, которое во время Второй мировой войны было грузовым причалом.

Браунер подошел к полоске блестящей почвы. Отколупнув кусочек, он покатал его в пальцах.

– Стекло?

Шевертс кивнул:

– Это был песок. Изначально тут вокруг был сплошной светлый песок. Просто некоторая часть смешалась с черным пеплом, тогда как вот это внешнее кольцо подверглось воздействию таких высоких температур, что песок превратился в стекло.

Фабель мрачно кивнул.

– Английские бомбардировки тысяча девятьсот сорок третьего?

– Таково мое предположение, – сказал Шевертс. – Оно полностью соответствует тому, что нам известно об этом месте. И такой вид мумификации – обычный результат воздействия высоких температур при огненном смерче. По-моему, этот человек укрылся на причале в каком-то импровизированном бомбоубежище из мешков с песком. Должно быть, совсем рядом с ним был мощный огненный взрыв, который его поджарил и закопал.

Фабель не отрывал взгляда от мумифицированного тела. Операция «Гоморра». Восемь тысяч триста сорок пять тонн зажигательных и фугасных бомб обрушили в тот день на Гамбург англичане и американцы. В некоторых частях города воздух на улицах раскалился больше чем до тысячи градусов. Порядка сорока пяти тысяч жителей Гамбурга задохнулись или сгорели заживо в бушующем пламени. Фабель смотрел на худое лицо, ставшее буквально костлявым из-за того, что из плоти высосало всю влагу. Ну конечно, ему доводилось и прежде видеть похожие тела: на старых черно-белых фотографиях Гамбурга и Дрездена. Многие превратились в мумии без всякого погребения: полностью иссушенные в считанные мгновения под воздействием колоссальных температур на лишенных воздуха улицах или в бомбоубежищах, в одночасье превратившихся в сушильные камеры. Но никогда Фабель не видел такую мумию во плоти.

– Трудно поверить, что этот человек мертв более шестидесяти лет, – произнес он наконец.

Браунер, ухмыльнувшись, хлопнул его широкой ладонью по плечу.

– Элементарная биология, Йен. Для разложения требуются бактерии. Бактериям нужен кислород. Нет кислорода – нет бактерий, нет бактерий – нет разложения. Когда окончательно выкопаем его, наверняка найдем небольшие следы разложения в его грудной клетке. Все мы таскаем бактерии в своих потрохах, а когда помираем, они первыми принимаются за нас. Но в любом случае я сделаю полное криминалистическое обследование, затем передам тело в Институт судебной медицины в Эппендорфе для полной аутопсии. Возможно, нам еще удастся установить причину смерти, и я готов поспорить на годовое жалованье, что это будет асфиксия. Думаю, мы также сможем хотя бы грубо установить биологический возраст жертвы.

– Хорошо. – Фабель повернулся в Шевертсу и его аспиранту Брандту. – Не вижу смысла и дальше задерживать раскопки. Но если найдете что-то, что может иметь отношение к телу, пожалуйста, сообщите мне.

Фабель протянул Шевертсу свою визитку.

– Непременно. – Шевертс кивком указал на мертвеца. Тот по-прежнему отворачивался от них, словно пытался вернуться к грубо прерванному сну. – Похоже, в конечном итоге он не жертва убийства.

– Все зависит от точки зрения, – пожал плечами Фабель.

13.50. Шанценфиртель, Гамбург

Звонок поступил, когда Фабель направлялся назад в президиум. Звонил Вернер – сообщить, что они с Марией в Шанценфиртеле. Поймали убийцу, практически буквально с поличным, – это женщина, она зачищала место преступления и собиралась избавиться от тела.

Было очевидно, что у Вернера все под контролем, но Фабель ощущал острую необходимость заняться «живым» расследованием после утреннего «висяка» без малого шестидесятилетней давности, да к тому же и не убийства вовсе. Он ответил Вернеру, что едет прямо по адресу, что тот ему дал.

– Кстати, Йен, – сказал Вернер, – думаю, тебе следует знать, что наша жертва некоторым образом знаменитость… Ганс Йохим Хаузер.

Фабель мгновенно понял, о ком речь. Хаузер был довольно известным членом радикальных левацких группировок в 1970-х. А теперь стал активистом – трибуном «зеленых», обожавшим быть в центре внимания прессы.

– Боже… Вот странно… – рассеянно проговорил Фабель.

– Что именно?

– Синхронность, полагаю. Ну, знаешь, когда что-то, с чем ты не ожидаешь сталкиваться часто, вдруг попадается тебе на пути несколько раз за короткий промежуток времени. По дороге в Полицайпрезидиум я слушал по радио Бертольда Мюллер-Фойта. Ну, того сенатора, занимающегося окружающей средой. Он давал прикурить своему боссу Шрайберу. А пару-тройку дней назад я видел его в ресторане моего брата, когда был там с Сюзанной. Если память мне не изменяет, Мюллер-Фойт и Хаузер имели весьма тесные связи в семидесятых – восьмидесятых годах. – Помолчав, Фабель раздраженно добавил: – Вот только этого нам и не хватало. Убийства публичной персоны. Пресса еще не появилась?

– Нет. Вообще-то, несмотря на все его усилия, в отличие от своего кореша Мюллер-Фойта, Хаузер на самом деле был вчерашней новостью.

– Не совсем так, – вздохнул Фабель.

В Шанценфиртеле царил полный кавардак. Эта часть Гамбурга, как и многие другие районы, переживала большие перемены. Шанценфиртель находился к северу от Санкт-Паули и не всегда славился безупречной репутацией. Тут по-прежнему имелись проблемы, но с недавних пор район стал привлекать более респектабельную и богатую публику.

И уж конечно, это был идеальный район города для проживания, если вы активист левого крыла «зеленых». Шанценфиртель обладал всеми свойствами «крутого»: это был самый мультикультурный район Гамбурга, и огромное количество модных ресторанов, работающих тут, означало, что здесь представлена кухня почти всех народов мира. Арт-хаузные кинотеатры, театры под открытым небом в Штерншанцен-парке и достаточное количество уличных кафе делали район еще более перспективным. Но хватало тут и социальных проблем, главным образом связанных с наркотиками. Это было такое место, где вы постоянно вращаетесь, где носят модные вещи из магазинов секонд-хэнд, но где, сидя за столиком уличного кафе и потягивая контрабандный мокко, вы стучите по клавиатуре своего ультрамодного, ультра-тонкого, ультрадорогого титанового ноутбука.

Жилище Ганса Йохима Хаузера находилось на нижнем этаже солидного многоквартирного дома постройки 1920-х годов в центре квартала, неподалеку от перекрестка Штреземаннштрассе и Шанценштрассе. Возле дома стояли несколько полицейских машин сине-серебряного цвета, недавно появившихся в арсенале полиции Гамбурга. Тротуар напротив входа в дом ограждала лента в красно-белую полоску, которой обычно ограничивали место преступления. Фабель приткнул свой «БМВ» позади одной из патрульных машин, и находившийся за ограждением полицейский в форме решительно двинулся ему наперехват. Фабель вылез из машины и, направляясь к дому, на ходу показал овальный жетон уголовной полиции. Полицейский тут же потерял к нему интерес.

Вернер Майер поджидал Фабеля в дверях квартиры Хаузера.

– Мы пока не можем войти, Йен. – Жестом он указал в ту сторону, где чуть дальше по коридору Мария разговаривала с молодым мужчиной мальчишеского вида в комбинезоне судмедэксперта.

Хирургическая маска болталась у него на шее, а капюшон был стянут с густой копны черных волос, полностью открывая бледное лицо в очках. Фабель узнал в нем Франка Грубера, заместителя Хольгера Браунера. Это его археологическую подготовку он обсуждал с Шевертсом и Браунером. Грубер с Марией явно беседовали о месте преступления, но Грубер при этом держался непринужденно, а вот Мария, как заметил Фабель, наоборот, напряженно прислонилась спиной к стене, скрестив руки на груди.

– Гарри Поттер и Снежная королева, – сухо заметил Вернер. – Неужели правда, что эти двое – пара?

– Понятия не имею, – соврал Фабель. Мария на работе свою личную жизнь напоказ не больно-то выставляла, как и свои эмоции. Но Фабель был там – только он один, – когда она лежала на земле практически при смерти, после того как ее пырнул ножом, пожалуй, самый опасный убийца из всех, на которых доводилось охотиться их команде. Фабель разделил с Марией тяжелые, растянувшиеся до бесконечности минуты до прибытия вертолета «скорой помощи». И разделенный страх, эта вынужденная близость, связал их некими неясными узами. И за прошедшие с тех пор два года Мария иногда посвящала шефа в некоторые мелкие события своей личной жизни. Но только в те, которые могли как-то повлиять на ее работу. И одним из таких секретов был ее роман с Франком Грубером.

Грубер закончил разговор с Марией. Коснувшись ее локтя прощальным жестом, он направился обратно в квартиру. Что-то в его жесте встревожило Фабеля, причем вовсе не непринужденность, а скорее то, что Мария еще больше напряглась при этом. Словно ее слегка ударило током.

Мария подошла к входной двери.

– Нам еще туда нельзя, – объяснила она. – Груберу и впрямь сильно усложнили работу. Убийцу – женщину – застали в тот момент, когда она уничтожала следы на месте преступления. И судя по всему, она слишком хорошо с этим справилась, так что экспертам практически невозможно отыскать что-нибудь стоящее. – Она пожала плечами. – Хотя, думаю, это несущественно в данном случае. Захваченный на месте преступления убийца – самая хорошая улика, других и не надо.

Фабель повернулся к Марии:

– Подозреваемую застали за уборкой места преступления… Кто застал?

– Приятель Хаузера… – ответила Мария. – Очень молоденький и красивый приятель Хаузера по имени Себастьян Ланг, который заметил незапертую дверь… Хотя, судя по всему, у него имеются свои ключи.

Фабель кивнул. Ганс Йохим Хаузер никогда не делал секрета из своих сексуальных предпочтений.

– Ланг пришел, чтобы забрать что-то из квартиры, прежде чем пойти в город на ленч, – продолжила Мария. – Услышал шум в ванной и, полагая, что там Хаузер, зашел и застал убийцу в процессе уборки.

– Где подозреваемая? – спросил Фабель.

– Патрульные увезли ее к нам, – ответил Вернер. – Она производит довольно странное впечатление. От нее не смогли добиться ничего путного – бормотала только, что еще не закончила уборку.

– Ясно. Коль уж нас пока не пускают на место преступления, может, нам стоит вернуться в офис и допросить подозреваемую? Но прежде я хочу, чтобы доктор Экхардт провела психиатрическую экспертизу. – Фабель достал мобильник и нажал на быстрый набор.

– Институт судебной медицины… доктор Экхардт слушает… – Голос в трубке принадлежал женщине: глубокий, теплый и с легким баварским акцентом.

– Привет, Сюзанна… Это я. Как дела?

– Хочу обратно на Зюльт, – вздохнула она. – Что стряслось?

Фабель сообщил об аресте женщины в Шанценфиртеле и объяснил, что хотел бы, чтобы Сюзанна осмотрела задержанную, прежде чем приступят к допросу.

– У меня все забито до середины дня. Четыре вечера подойдет?

Фабель посмотрел на часы. Половина второго. Если ждать экспертной оценки, то допросить подозреваемую до вечера не получится.

– Ладно. Но, думаю, предварительный допрос мы все же проведем.

– Хорошо. Встретимся в штаб-квартире в четыре. Как зовут подозреваемую? – спросила Сюзанна.

– Погоди… – Фабель повернулся к Марии: – Как звать женщину, которую задержали?

Мария раскрыла блокнот и пару секунд просматривала записи.

– Драйер, – сказал она наконец.

– Кристина Драйер?

– Да, – удивленно посмотрела на Фабеля Мария. – Ты ее знаешь?

Фабель, словно не услышав Марию, сказал Сюзанне:

– Я тебе перезвоню. – Убрав мобильник, он бросил Марии: – Давай сюда Грубера. Скажи ему, что мне наплевать, на какой там стадии его эксперты. Я хочу видеть место преступления и жертву. Немедленно.

14.10. Шанценфиртель, Гамбург

Было очевидно, что Грубер осознал тщетность попыток не допустить команду из Комиссии по расследованию убийств на место преступления, но с непререкаемым авторитетом, плохо сочетавшимся с его почти мальчишеской внешностью, потребовал, чтобы вместо обычных бахил и латексных перчаток детективы облачились в полный рабочий комбинезон криминалистов и надели маски.

– Она нам практически ничего не оставила, – пояснил Грубер. – Я сроду не видел столь тщательно выскобленного места преступления. Она прошлась почти по всем поверхностям хлоркой или хлорным раствором. А хлорка уничтожает практически все улики и необратимо портит уцелевшие образцы ДНК.

После того как все облачились в комбинезоны, Грубер повел Фабеля, Вернера и Марию по коридору. Фабель по пути заглядывал в каждую комнату, мимо которой они проходили. И в каждой работал как минимум один криминалист. Фабель отметил, насколько в квартире чисто и аккуратно. Она была большой и просторной, но вызывала чуть ли не клаустрофобию из-за того, что практически каждый квадратный метр стен занимали книжные полки. На одном стеллаже лежали аккуратные стопки газет, полки в коридоре служили для хранения не поместившихся в гостиной книг, виниловых пластинок и компакт-дисков. Фабель на минутку остановился, чтобы посмотреть музыкальные диски. Он обнаружил несколько альбомов Рейнхарда Мея, но по большей части тут были старые композиции, переписанные на компакт-диски. Хаузер явно любил слушать песни протеста предыдущего поколения, используя технологии следующего. Фабель хихикнул, обнаружив компакт-диск с «Вечностью» Корнелиуса Тамма. Тамм был кем-то вроде немецкого Боба Дилана и пользовался большим успехом в 1960-х, прежде чем кануть в безвестность. Фабель снял с полки большой книжный том в суперобложке. Это оказался альбом Дона Маккаллина с вьетнамскими фотографиями. Рядом с этим альбомом стоял путеводитель на английском и куча учебников по экологии. В общем, все как ожидалось. Там, где между полками имелось расстояние, стены были увешаны постерами в рамках. Перед одним Фабель остановился. Это была черно-белая фотография усатого молодого парня с развевающимися волосами до плеч. Обнаженный по пояс юноша сидел на грубо сколоченной скамейке и держал в руке яблоко.

– Что это за хиппи? – поинтересовался из-за плеча Фабеля Вернер.

– Посмотри на дату, когда сделано фото. Тысяча восемьсот девяносто девятый год. Этот малый был хиппи лет за семьдесят до того, как изобрели сам термин. Это, – Фабель постучал пальцем в перчатке по стеклу, – Густав Нагель, святой покровитель всех немецких воинствующих «зеленых». Сто лет назад он призывал Германию отказаться от индустриализации и милитаризации, проникнуться пацифизмом, убеждал всех стать вегетарианцами и вернуться к природе. А еще, прикинь, он хотел, чтобы мы перестали писать имена с большой буквы. Уж не знаю, какое это имеет отношение к экологии. Может, чернила экономит.

Фабель еще пару секунд смотрел в светлые глаза Нагеля, в которых светился вызов, прежде чем пойти вслед за Грубером и остальными дальше по коридору.

Основное внимание команда криминалистов сосредоточила тут, в дальнем конце коридора и непосредственно в ванной комнате.

– Мы нашли несколько пластиковых мешков для мусора, – объяснил Грубер, когда они подошли к ванной. – Парочку улик мы обнаружили позже, но мешки уже отправили в Бутенфельд. – Грубер использовал расхожее среди криминалистов название Института судебной медицины, того самого, где работала судебным психологом Сюзанна. Институт был частью университетской клиники в Бутенфельде, расположенной в северной части города. – И вот одна из наших находок…

Грубер кивнул эксперту, и тот протянул ему большой прозрачный пластиковый пакет для улик. Пакет был жестким и толстым. В нем лежал расправленный плоский кусок толстой кожи с волосами. Человеческий скальп. В уголках пакета собрались вязкие лужицы крови.

Фабель изучил содержимое пакета, не забирая его из рук Грубера, подавив на корню позыв к рвоте и словно не заметив возглас отвращения стоявшего позади Вернера. Волосы были рыжими. Грубер понял мысли Фабеля.

– Волосы окрашены. Также есть следы свежей краски на скальпе и соседних участках кожи. Не могу сказать, пользовался ли убийца краской для волос или использовал какой-то другой тип пигмента. Но что бы он ни использовал, полагаю, он сделал это сразу, как только оскальпировал тело.

– Кстати, о теле… Где оно? – Фабель с трудом отвел взгляд от скальпа. После стольких лет работы в Комиссии по расследованию убийств, после стольких трупов, он до сих пор частенько ловил себя на том, что испытывает шок и недоумение от того, что люди способны сотворить с себе подобными.

Грубер кивнул:

– Сюда… Как вы догадываетесь, это будет не самое приятное зрелище…

Едва они ступили на порог ванной, как Фабель понял: Грубер не преувеличивал, когда сказал о трудностях, с какими столкнулись криминалисты. Здесь не было абсолютно ничего, кроме лежащего возле ванны свертка, имевшего форму человеческого тела. Только это могло бы навести на мысль, что они находятся на месте преступления. Здесь пахло хлоркой и чуть-чуть улавливался аромат лимона. Все поверхности блестели.

– Может, Кристина Драйер и подозреваемая, – мрачно заметил Вернер, – но я, пожалуй, поинтересуюсь, сколько она берет за час… Может, допросим ее у меня дома?

– Забавно, что ты это сказал, – сказала Мария без малейшего намека на то, что уловила юмор Вернера. – Она действительно профессиональная уборщица. Работает сама, как частный предприниматель, и ее припаркованная у дома машина набита всякой всячиной для уборки помещений. Отсюда и тщательность, с какой она тут все прибрала.

– Ладно, давайте-ка взглянем, что тут у нас, – предложил Фабель.

Было похоже на то, что криминалисты добавили «мумии» еще один оберточный слой. Убийца уже завернул тело в душевую занавеску и обмотал клейкой лентой. А криминалисты прилепили пронумерованные полоски на каждый квадратный сантиметр наружной поверхности занавески и клейкой ленты. Тело сфотографировали со всех ракурсов, и оно было готово к перевозке в лабораторию Бутенфельда. Там липкие полоски аккуратно снимут, перенесут на плексиглас, и таким образом все имеющиеся на ней улики останутся в целости и сохранности для дальнейшего анализа. Если обнаружится, что под занавеской на теле есть одежда, то с ней проделают то же самое, чтобы собрать новые улики.

Фабель посмотрел на сверток.

– Откройте лицо. Я хочу убедиться, что это именно Хаузер.

Грубер раскрыл занавеску. Голову и плечи под ней скрывал черный пластиковый мешок. Фабель нетерпеливо кивнул Груберу, и тот осторожно разрезал пластик, открывая лицо и голову покойника. Ганс Йохим Хаузер уставился на них остекленевшими глазами из-под нахмуренных бровей. Фабель ожидал, что его опять замутит, но почему-то ничего не ощутил. Перед ним была вещь. Скульптура. Обезображенная голова, обнаженная кость черепа мертвеца и восковое обескровленное лицо мешали воспринимать Хаузера как некогда живого человека.

Фабель также полагал, что увидит более или менее знакомое лицо: Ганс Йохим Хаузер когда-то весьма активно участвовал в радикальном движении. Его фотографировали вместе с лидерами левацких группировок разных лет: Даниэлем Кон-Бендитом, Петрой Келли, Йошкой Фишером, Бертольдом Мюллер-Фойтом, – но, несмотря на все усилия, он постоянно оставался где-то в стороне от внимания прессы. Фабель подумал, что людям свойственно попадать в ловушку времени и некоторым так и не удается вырваться из нее и двигаться вперед. В воспоминаниях Фабеля Хаузер был худеньким, похожим на девушку юношей с длинными густыми волосами. Он поносил в 1980-х сенат Гамбурга. Но ничто в этом сером, восковом и слегка опухшем мертвом лице не напоминало того молодого Ганса Йохима Хаузера. Фабель даже попытался представить его с волосами. Не помогло.

– Класс! – изрек Вернер так, словно проглотил какую-то дрянь. – Просто класс! Уборщица, снимающая скальпы. Сомневаюсь, что она случайно окажется индианкой.

– Скальпирование – древняя европейская традиция, – сообщил Фабель. – Мы этим занимались за тысячу лет до американских аборигенов. Скорее всего они это переняли у европейских поселенцев.

Грубер стянул душевую занавеску чуть ниже, обнажая шею Хаузера.

– Посмотрите-ка на это…

Горло пересекал широкий разрез. Края ровные и чистые, почти как хирургический надрез, и Фабель видел мраморно-серый слой плоти под кожей. Крови не было. Кристина Драйер вымыла тело, и Фабель сейчас лицезрел обмытый труп, вызывающий ассоциацию с моргом.

Фабель повернулся к Вернеру с Марией, собираясь что-то сказать, но тут заметил, что Мария пристально смотрит на изуродованные голову и шею Хаузера. И смотрит не с ужасом, не с обычной для нее холодной заинтересованностью, а совершенно пустым, лишенным всякого выражения взглядом, словно при виде того, что осталось от Ганса Йохима Хаузера, впала в транс.

– Мария! – окликнул ее Фабель.

– Оно было очень острое… – чуть вздрогнув, вяло пробормотала она. – Лезвие, я имею в виду. Чтобы получился такой чистый разрез, клинок должен быть очень острым.

– Конечно, – согласился Грубер, по-прежнему сидевший на корточках возле тела. Фабель мысленно отметил, что хотя Грубер и дал сугубо профессиональный ответ, в его брошенном при этом на Марию взгляде было что-то глубоко личное. – Это мог быть скальпель или опасная бритва.

Фабель выпрямился. Он подумал о задержанной женщине. Ее лицо почти стерлось из его памяти, ведь прошло уже больше десяти лет после их первой встречи.

– Уж больно все методично, – сказал он наконец. – Ты уверен, что подозреваемую, Кристину Драйер, действительно застали тут за уборкой? – уточнил он у Вернера. – Мы точно знаем, что это все именно она проделала?

– Никаких сомнений, – ответил Вернер. – Вообще-то патрульным пришлось ее удерживать. Она никак не хотела прекращать уборку, даже после их прибытия.

Фабель еще разок пристально осмотрел помещение. Практически полная стерильность, как в операционной.

– Ерунда какая-то, – буркнул он наконец.

– Почему? – спросила Мария.

– Зачем было его уродовать? Снимать скальп, так резать горло… Все это сделано с каким-то смыслом… если он тут вообще есть.

– Как правило, есть. – Грубер, уже выпрямившийся во весь свой немалый рост, встал рядом с тремя детективами. Все они, стоя полукругом, смотрели вниз, на куклу из плоти и костей, некогда бывшую человеком. И когда говорили, то казалось, они обращаются к телу: молчаливому модератору, при посредстве которого они могли лучше передавать свои мысли. – Основная идея скальпирования в том, что ты забираешь себе скальп. Я не понимаю, почему эта ваша убийца оскальпировала жертву, а затем положила скальп в пакетик, собираясь выбросить.

– О том и речь, – кивнул Фабель. – Тут все указывает на какое-то послание. Эдакий извращенный символизм. Но почти всегда так убивают для того, чтобы сообщить что-то живым. Жертва, как правило, уже мертва, когда ее тело увечат.

Мария кивнула.

– Но тогда зачем все портить? Зачем надо было проделывать все это, а потом тратить силы на то, чтобы вычистить место преступления и спрятать тело? И просто выбрасывать трофей?

– Именно. Мы возвращаемся в штаб-квартиру. Мне надо поговорить с Кристиной Драйер. Что-то тут, на мой взгляд, не сходится.

И тут один из криминалистов позвал Грубера. Фабель, Вернер и Мария сгрудились позади Грубера, который, наклонившись, что-то изучал на указанном экспертом участке, на стыке между облицовывающим боковину ванны кафелем и полом. Но что бы они там ни обнаружили, Фабель ничего рассмотреть не мог.

– Но что мы смотрим?

Эксперт взял хирургический пинцет, подцепил им что-то и протянул Фабелю. Это был волос.

– Ничего не понимаю… – озадаченно пробормотал эксперт. – Я тут уже смотрел, но каким-то образом его пропустил.

– Не переживай, такое возможно, – успокоил его Грубер. – Я сам тут лазил и тоже его не заметил. Главное, что ты его все же нашел.

Фабель наклонился, чтобы рассмотреть волосок.

– Я удивляюсь, что вы вообще его отыскали.

Грубер забрал пинцет у эксперта и поднес волос к свету. Достал увеличительное стекло и принялся рассматривать улику, как ювелир драгоценный камень.

– Странно…

– В чем дело? – поинтересовался Фабель.

– Волос рыжий. Настоящий рыжий, не крашеный, как на скальпе. И в любом случае слишком длинный, чтобы принадлежать жертве. У подозреваемой волосы рыжие?

– Нет, – ответил Фабель, и Мария с Вернером переглянулись. Кристину Драйер увезли отсюда еще до прибытия их шефа.

15.15. Полицайпрезидиум, Альстердорф, Гамбург

Когда Фабель вошел в комнату для допросов, на лице Кристины Драйер отразилось чуть ли не облегчение. Она сидела, маленькая и одинокая, одетая в слишком большой комбинезон, который ей выдали взамен взятой на экспертизу одежды.

– Привет, Кристина, – поздоровался Фабель и, подтащив стул, уселся рядом с Марией и Вернером. Он протянул Вернеру досье.

– Здравствуйте, герр Фабель. – На печальные голубые глаза Кристины навернулись слезы, одна слезинка скатилась по щеке. Ее голос слегка дрожал. – Я надеялась, что это будете вы. Опять у меня все кувырком, герр Фабель… Все пошло… наперекосяк… снова.

– Почему ты это сделала, Кристина? – спросил Фабель.

– Пришлось. Мне пришлось все там убрать. Я не могла дать этому снова победить.

– Чему дать победить? – уточнила Мария.

– Сумасшествию. Беспорядку… всей этой крови.

Вернер, листавший досье, захлопнул его и откинулся на спинку стула с таким выражением, будто для него все вдруг встало на свои места.

– Прошу прощения, Кристина, – произнес он. – Я не сразу сообразил, что это вы. Вы ведь здесь уже бывали, верно?

Кристина с ужасом умоляюще посмотрела на Фабеля. Тот заметил, что ее начало трясти, а дыхание участилось и стало тяжелым. Фабелю доводилось видеть перепуганных подозреваемых, но во внезапно охватившем Кристину ужасе было что-то такое, отчего у него в мозгу зазвенел тревожный колокольчик.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Кристина? – спросил он. Та кивнула.

– Это не то же самое. Совсем не то же самое… – сказала она Вернеру. – В прошлый раз…

Она замолчала, а Фабель заметил, что ее уже буквально колотит.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – снова спросил он.

Дальше все произошло так быстро, что Фабель не успел среагировать. Дыхание Кристины резко участилось, лицо лихорадочно вспыхнуло, а потом резко побелело. Приподнявшись на стуле, она вцепилась в край стола так, что ее красные от моющих средств пальцы побелели. Каждый вдох теперь напоминал судорожный спазм, сотрясавший все ее тело, она хватала воздух ртом – так человек, внезапно очутившийся в вакууме, отчаянно пытается наполнить кислородом разрывающиеся легкие. Кристина буквально сложилась пополам, перегнувшись, резко и сильно ударилась головой о столешницу, а затем, словно ее тянул невидимый канат, начала медленно заваливаться на бок. Фабель кинулся вперед, чтобы ее подхватить.

Мария двигалась так быстро, что Фабель не заметил, как ее стул грохнулся на пол. Неожиданно оттолкнув его плечом, она схватила Кристину за руки и мягко опустила на пол. Затем расстегнула молнию комбинезона.

– Пакет! – рявкнула Мария Фабелю с Вернером. Те с недоумением на нее вытаращились. – Дайте мне пакет! Бумажный, пластиковый – любой!

Вернер пулей вылетел из комнаты, а Фабель опустился на колено рядом с Марией. Та взяла в ладони лицо Кристины и пристально посмотрела ей в глаза.

– Слушай меня, Кристина! С тобой все будет хорошо. Это всего лишь приступ паники. Постарайся справиться с дыханием. – Мария повернулась к Фабелю: – Она в состоянии тяжелейшей паники. У нее гипервентиляция. Позови врача.

В комнату вбежал Вернер с коричневым бумажным пакетом в руке. Мария пристроила пакет, приложив к носу и губам Кристины, плотно прижав его края к коже. При каждом судорожном вздохе пакет сжимался. Постепенно дыхание Кристины начало выравниваться. В комнату для допросов вошли два врача «скорой помощи». Мария встала и отошла в сторону, позволяя им заняться своей работой.

– Теперь с ней все будет в порядке, – сказала она. – Но, думаю, тебе лучше все же дождаться экспертной оценки доктора Экхардт, прежде чем возобновлять допрос.

– Весьма впечатляюще, – изрек Вернер. – Откуда ты знаешь, что нужно делать?

– Базовые навыки оказания первой помощи, – пожала плечами Мария без улыбки.

Но уже второй раз задень что-то в поведении Марии снова вызвало у Фабеля смутную тревогу.

Фабель с Марией и Вернером пили кофе в столовой Полицайпрезидиума, сидя за столиком возле широкого окна. Оно выходило на казармы подразделения по борьбе с массовыми беспорядками, расположенные за автомобильной стоянкой внизу.

– Значит, ты вел это дело? – спросил Вернер.

– Одно из моих первых в Комиссии по расследованию убийств, – кивнул Фабель. – Дело Эрнста Раухе. Он был сексуальным садистом, серийным насильником и убийцей, на его счету в восьмидесятых годах было шесть жертв. Его признали невменяемым и отправили в больничный корпус с усиленной охраной в Кранкенхаус-Оксенцолль. Он там сидел уже несколько лет, когда я пришел на службу в Комиссию по расследованию убийств.

– Он сбежал? – спросила Мария.

– Уж конечно… – ответил Вернер. – Я тогда еще ходил в мундире и принимал участие в охоте… тихая нудная прогулка по болотам в поисках психа. Но ему помогли.

– Кристина?

– Да. – Фабель уставился на кофе, медленно вращая ложечкой, словно перемешивал в чашке свои воспоминания. – Она работала в больнице медсестрой. Эрнст Раухе умом не особенно блистал, но манипулировать людьми умел блестяще. И, как ты видишь, у Кристины не больно-то твердый характер. Раухе сумел убедить Кристину, что она любовь всей его жизни, его спасение. Кристина была им совершенно покорена и в конечном счете приобрела твердую уверенность, что он абсолютно невиновен в том, в чем его обвиняют. Но поскольку его поместили в психушку, ему никто не поверит, если он попытается доказать свою невиновность. Ну, по крайней мере он так говорил. – Фабель помолчал, отхлебнув кофе. – Позже выяснилось, что Кристина собиралась начать кампанию за его освобождение. Однако он убедил ее, что это бесполезно и ей надо скрывать от всех, что она его поддерживает, пока они не будут готовы исправить положение наилучшим способом.