Текст книги "Вечная месть"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Фабель открыл ящик. Там оказалось несколько блокнотов, дневник, маленький пластиковый пакетик, фотография и гроссбух. Все в переплетах из коричневой кожи, потемневшей от долгого пребывания в сырой почве. Фабель рассмотрел фотографию. Семейный снимок: Мюльхаус, женщина с длинными светлыми волосами цвета слоновой кости – должно быть, Микаэла Швенн, – и мальчик лет девяти. Совершенно очевидно – Грубер. Но особое внимание Фабеля привлекла именно женщина.

– Черт подери, Мария! – воскликнул Фабель, протягивая ей снимок. – Микаэла Швенн… Она могла быть тобой… Сходство поразительное.

Мария уставилась на фотографию. Фабель быстро перебрал весь ящик, вынул пластмассовый пакетик и увидел в нем клок волос. Рыжих волос. Грубер на каждом месте преступления оставлял один волосок. И когда криминалисты пропустили первый в ванной комнате Хаузера, Грубер его нашел. Фабель быстро пролистал блокноты в поисках информации и нашел ее.

– Поехали! – Он направился к выходу из подвала, приказав двум патрульным оставаться там и охранять место преступления. – Ты подумала не на того политика, Мария. И я полагаю, что знаю, куда он его потащит.

Мария некоторое смотрела на фотографию женщины, выглядевшей в точности как она сама, затем бросила снимок обратно в ящик и пошла за Фабелем прочь из подвала.

ГЛАВА 16
Двадцать восьмой день после первого убийства: четверг, 15 сентября 2005 года

00.15. Железнодорожная станция Норденхам, 145 километров к западу от Гамбурга

Кое-как припарковавшись, Фабель бросил машину с включенными фарами. Они с Вернером подъехали к южной стороне станционного здания. Анна, Мария и Хэнк остановились с его северной стороны. К вящему неудовольствию Фабеля, полиция Норденхама обозначила свое прибытие, сверкая огнями и завывая сиренами в холоде ночи. Три машины подъехали к зданию по бокам и сзади, а еще три затормозили и встали в дальнем конце железнодорожных путей, их фары осветили платформу и все строения.

После воя сирен, беготни и громких команд все внезапно стихло. Фабель уже стоял на платформе и очень даже ощущал свое учащенное дыхание. Он его слышал в полной тишине и видел облачка пара в неподвижном прозрачном прохладном воздухе. Фабеля терзало предчувствие беды. Была какая-то неизбежность, сверхъестественное ощущение чего-то знакомого в том, что эта группа людей собралась в этом месте и в это время. Ощущение, что свершается предначертанное судьбой.

Но эту предопределенность заложила совсем другая группа людей. Все было весьма умно задумано. Никто не стал бы вновь копаться в деталях смерти убийцы и террориста. Гибель Мюльхауса означала, что глава, мозг и сердце группировки «Восставшие» уничтожены. Его смерть знаменовала и смерть организации. Сделка, которую Пауль Шайбе анонимно заключил со службой безопасности, предусматривала, что больше никакого следствия по «Восставшим» вестись не будет. Ну и, конечно же, были даны гарантии, что группировка «Восставшие» просто исчезнет.

Фары машин полиции Норденхама, выстроившихся вдоль дальнего конца железнодорожных путей, высвечивали фигуры на платформе, как актеров на сцене, огромные тени скользили по фасаду здания станции.

Фабель с пистолетом в руке побежал туда.

– На вашем месте я бы остановился! – крикнул Франк Грубер. Острый клинок в его руке холодно блестел в ночи. Грубер заставил стоявшего перед ним человека опуститься на колени. – Думаете, меня волнует, умру я тут или нет, Фабель? Я вечен. Смерти нет. Уходит только память… Память о том, кем ты был прежде.

В мозгу Фабеля быстро прокручивались тысячи вариантов, во что все это может вылиться. Любое его слово, любое действие приведет к определенным последствиям. Запустит цепочку событий. И наиболее вероятным итогом будет смерть не одного человека.

У него голова пухла от этих мыслей. Ночной воздух, в котором витали облачка пара от его дыхания, не имел ни вкуса, ни запаха, будто, собравшись тут, все они поднялись на большую высоту. Воздух казался слишком разреженным, чтобы передавать какие-либо звуки, кроме безнадежных всхлипываний стоявшего на коленях человека. Фабель взглянул на своих офицеров, стоявших с белыми в свете фар лицами, держа мишень на прицеле. Они застыли в стойке, готовые вот-вот принять решение убить. Особое внимание он обратил на Марию: лицо совершенно бескровное, голубые глаза-льдинки блестят, все мышцы руки, сжимающей «ЗИГ-зауэр», предельно напряжены.

Фабель мотнул головой, надеясь, что команда правильно поймет его движение как сигнал попридержать коней.

Он пристально смотрел на человека, стоявшего в центре режущего глаза света. Фабель с командой потратил месяцы на то, чтобы вычислить имя, личность убийцы, а он оказался человеком с множеством имен. Имя, которое он сам себе дал в начале извращенного «крестового похода», было Рыжий Франц, тогда как средства массовой информации в своем рвении как можно дальше и больше распространить тревогу и страх окрестили его Гамбургским Парикмахером. Но теперь Фабель знал его настоящее имя. Франк Грубер.

Грубер смотрел на него, и в свете фар его глаза казались еще ярче, еще пронзительнее и еще холоднее. Он держал коленопреклоненного человека за волосы, закинув ему голову назад и обнажив горло. На лбу искаженного ужасом лица кожа была надрезана под линией волос, и рана уже слегка разошлась. Полилась кровь – и несчастный издал тонкий животный визг.

– Ради Бога, Фабель! – Голос стоявшего на коленях мужчины звенел от ужаса. – Помогите мне… Пожалуйста… Помогите, Фабель…

Фабель проигнорировал мольбы, продолжая сверлить взглядом Грубера. Он поднял руку, словно останавливал движение транспорта.

– Спокойно… Успокойся. Я в такие игры не играю. И все остальные тут тоже. Мы не станем исполнять те роли, что ты нам отвел. Этой ночью история не повторится.

Грубер издал горький смешок. Рука с ножом дернулась, и клинок опять ярко сверкнул.

– Вы и правда думаете, что я просто так уйду? Этот ублюдок… – Он снова дернул за волосы, и залитый кровью мужчина опять заскулил. – Этот ублюдок предал меня и все то, за что мы боролись. Он думал моей смертью купить себе новую жизнь. Все они так думали.

– Но это фантазии чистой воды, – сказал Фабель. – То была не твоя смерть.

– Да ну? Тогда почему вы засомневались в том, во что верили, пока искали меня? Смерти не существует. Есть только память. Разница между мной и всеми остальными в том, что мне дозволено было вспомнить, заглянуть в прошлое, посмотреть сквозь череду окон. Я помню все. – Он помолчал, и тишину нарушил лишь отдаленный шум машины, ехавшей в ночи, позади станции – и на расстоянии целого мира. – Ну конечно, история повторится. История всегда повторяется. Она повторила меня… Вы так гордитесь тем, что в юности изучали историю, но вот понимали ли вы ее когда-нибудь на самом деле? Все мы – лишь вариации на одну и ту же тему. Все мы. То, чтобы было прежде, повторится снова. Тот, кто был прежде, появится снова. И так без конца. История описывает лишь начала. История уже сотворена, а не творится.

– Ну так сотвори свою собственную историю, – предложил Фабель. – Измени ход событий. Сегодня история не повторится. Сегодня никто не умрет.

Грубер улыбнулся. И улыбка была такая же ясная, жесткая и холодная, как нож в его руке.

– Да ну? Это мы сейчас посмотрим, герр гаупткомиссар.

Клинок сверкнул в направлении горла стоявшего на коленях мужчины.

Крик. Выстрел.

Фабель обернулся туда, откуда прозвучал выстрел, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мария стреляет снова. Первая пуля попала Груберу в бедро, и он пошатнулся. Вторая угодила в плечо, и он выпустил коленопреклоненного человека из рук. Вернер прыгнул вперед, схватил пленника Грубера и потащил в сторону.

Мария двинулась к ним, по-прежнему держа на мушке Грубера, который теперь опустился на колени. Ее лицо было мокрым от слез.

– Нет, Франк. Никто сегодня не умрет. Я не дам тебе это сделать. Брось нож. Больше некого убивать.

Грубер посмотрел на удалявшегося Вернера и человека, которого собирался убить. Последняя жертва. Потом вздохнул, бросил взгляд на Марию и улыбнулся. Это была печальная улыбка маленького мальчика. Сверкнула яркая дуга, когда он обеими руками поднял нож вверх и изо всех сил вогнал себе в грудь.

– Франк! – Мария с криком кинулась к нему.

Голова Грубера медленно поникла. Умирая, он выговорил в ночь одно-единственное слово:

– Предатели…

01.40. Везермарш-клиник, Норденхам

Когда Фабель и Вернер вошли в больничную палату на третьем этаже Везермарш-клиник, там уже находился криминальдиректор ван Хайден. Он стоял у постели главы правительства Гамбурга, первого мэра Ганса Шрайбера. Дежурная медсестра сообщила Фабелю, что Шрайберу дали слабое снотворное, но он не спит.

Лоб Шрайбера скрывала толстая медицинская повязка, но Фабель видел, что надбровья у мэра вспухшие и бесцветные в результате повреждения кожи. И вообще лицо было опухшим настолько, что Фабель при прочих обстоятельствах его с трудом бы узнал. Шрайбер повернул к Фабелю голову, но ему явно не хватало сил, чтобы сесть. Он слабо улыбнулся.

– Рад, что вы здесь, Фабель, – произнес мэр. – Я обязан вас поблагодарить. – Он помолчал и поправился: – Я обязан вам жизнью. Если бы вы не появились вовремя, если бы фрау Клее не выстрелила вовремя… – Он замолчал, паузой подчеркивая ужас возможной альтернативы.

Фабель кивнул:

– Я просто делаю свою работу.

Шрайбер указал на перевязанную голову:

– Мне сказали, что понадобится пластическая операция. И еще нервы повреждены.

Вошли двое полицейских. Фабель приказал им встать в коридоре у дверей.

– Никого сюда не впускать, кроме медицинского персонала, непосредственно задействованного в лечении герра Шрайбера, – распорядился Фабель.

– Позже приедет моя жена, – сообщил мэр.

– Никого! – повторил Фабель.

– Право, в этом нет никакой необходимости, герр Фабель! – запротестовал Шрайбер. – Опасность миновала. Грубер мертв, и он, совершенно очевидно, действовал один, по своему собственному безумному сценарию.

– Так почему он выбрал вас? – спросил Фабель. – Все остальные жертвы были непосредственно связаны с Рыжим Францем Мюльхаусом и группировкой «Восставшие». Почему он выделил вас?

– Бог его знает. – На опухшем лице Шрайбера эмоции были не видны, но в тоне явственно сквозило раздражение. Фабель ожидал, что ван Хайден, возможно, начнет возражать против допроса первого мэра, но криминальдиректор хранил молчание.

– Послушайте, Фабель, – продолжил Шрайбер, – меня мучает боль, я сильно перенервничал и слишком плохо себя чувствую, чтобы анализировать действия психа, только что пытавшегося меня убить, или гадать о его мотивах. Он был безумцем, а также называл себя террористом. Я глава города и правительства Гамбурга. Идите и сами все это выясняйте. В конце концов, именно за это я вам деньги плачу.

– О, я уже все выяснил, герр первый мэр.

Фабель повернулся к Вернеру и протянул руку. Тот передал ему прозрачную папку для улик. В ней лежал толстый блокнот в потемневшем от времени и сырости кожаном переплете.

– Рыжий Франц Мюльхаус знал, что его время истекло. Он понимал, что власти до него доберутся, однако не собирался сдаваться живым. И еще он сильно сомневался в верности своих соратников, в особенности своего заместителя, которым журналистка Ингрид Фишманн считала Бертольда Мюллер-Фойта. Заместитель Мюльхауса также вел фургон, на котором восемью годами ранее похитили Видлера, промышленника. После этого похищения все остальные члены группировки залегли на дно, но Рыжий Франц и голландец Пит ван Хоогстраат были единственными, кого могли опознать власти, и поэтому эти двое продолжали скрываться, получая финансовую и прочую поддержку от бывших сподвижников.

– Фабель… – Шрайбер вздохнул и с трудом повернул голову к ван Хайдену. – Нельзя ли обо всем этом поговорить как-нибудь в другой раз?

– Вот что произошло в тот день на платформе в Норденхаме, – продолжил Фабель, будто не слышал слов Шрайбера. – Голландец ван Хоогстраат не разделял революционного рвения Мюльхауса. Он устал от почти десятилетней жизни в бегах и хотел покончить с этим, но так, чтобы не просидеть до конца дней за решеткой. И была заключена сделка. Сделка, по которой ван Хоогстраат получал минимальный срок. Сделка, заключенная остальными членами группировки, желавшими перевернуть эту страницу своей жизни. Сделка, задуманная заместителем Мюльхауса. А переговоры с властями анонимно провел главный разработчик планов группировки Пауль Шайбе. Они знали, что Мюльхауса живым не возьмут и с его смертью исчезнет угроза их обнаружения и ареста. Они уже купили молчание ван Хоогстраата, заключив сделку с властями, но гибель ван Хоогстраата на той же платформе пошла им только в плюс. Все концы в воду. «Восставшие» больше никогда не восстанут.

Фабель помолчал, глядя на упакованный блокнот в руке.

– Забавно… – грустно улыбнулся он, – но именно Франк Грубер сказал мне однажды: «Правда – это то, что мы должны мертвым». – Фабель приблизился к кровати Шрайбера. – Загадка вот в чем: откуда Грубер добыл имена бывших членов «Восставших»? Ведь их знали только сами члены группировки. Будь убийцей Брандт, тогда и вопросов бы не возникало: его мать, сама входившая в эту группировку, могла рассказать сыну. Но тайна была настолько важной и так тщательно скрывалась, что она даже не сказала Францу Брандту, кто его отец. Так откуда же Франк Грубер узнал их имена? В конце концов, его усыновили в одиннадцать лет, богатые приемные родители увезли его в совершенно другой мир – в Бланкенезе. Раннее детство, проведенное в постоянных переездах, никакого обучения, кроме политического промывания мозгов родителями, должно быть, казалось ему полузабытым кошмаром. Но одно он помнил твердо. Как я уже сказал, Мюльхаус не доверял никому из бывших соратников, но все же существовал один-единственный человек, которому он доверял, – сын. Франц Мюльхаус был археологом и наверняка рассказывал юному Франку, как земля хранит истину для последующих поколений. Мюльхаус сообщил сыну, что закопал истину в землю, тщательно завернув и защитив ото всех. Юный Франк крепко запомнил место, чтобы, в случае если Мюльхауса предадут, остальные не смогли остаться безнаказанными.

Ганс Шрайбер лежал тихо, молча глядя в потолок из-под взъерошенных бровей и опухших век.

Фабель продолжил:

– Рыжий Франц Мюльхаус закопал этот блокнот вместе с другими документами с подробными отчетами обо всем, что произошло во время активных действий «Восставших». Он тщательно перечислил всех членов группировки и их обязанности. Есть там и дневник. Я поручил его просмотреть, пока мы тут беседуем. Уверен, мы еще многое узнаем.

Самое забавное… Одного имени, которое я ожидал увидеть в списке, там не оказалось. Бертольд Мюллер-Фойт. Он не был заместителем Мюльхауса и даже не входил в группировку. Я вообще сильно сомневаюсь, что он был активистом или их тайным помощником. Видите ли, террористические организации вроде «Восставших» – как черные дыры в космосе: маленькие, но их вес и влияние на окружение огромно. Берем, к примеру, молодого юриста и радикального журналиста, который начинает как просто сочувствующий, а потом становится членом группировки, а потом вторым по команде. Не Мюллер-Фойт. Единственное, что его связывало с «Восставшими», заключалось в том, что он, как и Мюльхаус, был любовником Беаты Брандт. И этого ни вы, ни Пауль Шайбе простить не могли, потому что оба были в нее влюблены. Вот почему вы не смогли устоять перед искушением – двадцать лет спустя подсунуть Ингрид Фишманн улики, вроде бы обличающие его. Но недостаточные, чтобы вновь разжечь интерес к «Восставшим». Это была опасная игра, особенно когда ваша жена начала подливать масла в огонь. Но правда в том, что Мюллер-Фойт никогда не переступал черты. Его действительно волнуют проблемы окружающей среды и социальной справедливости, но принципы не позволяют ему отнять у человека жизнь. Ингрид Фишманн взялась не за того политика, не так ли, герр первый мэр?

– Боже, Фабель! – воскликнул ван Хайден. – Вы точно в этом уверены?

– Никаких сомнений. Все здесь. – Фабель помахал блокнотом. – Мюльхаус зарыл и другой компромат. Мы все это достали из подвала Грубера. Вот откуда я узнал, что он пошел за Шрайбером. Самое сладкое он оставил напоследок.

Вернер шагнул вперед.

– Ганс Шрайбер, вы арестованы за похищение 14 ноября 1977 года Торстена Видлера и его убийство в тот же день или вскоре после. Уверен, что, как квалифицированному юристу, вам известны ваши права в рамках Основного Закона Федеративной Республики Германии.

ЭПИЛОГ

ГЛАВА 17
Февраль 2006 года: через шесть месяцев после первого убийства

Гамбург казался нереальным, как романтическая фантазия художника. Сильный снегопад застал власти врасплох, и потребовалось время, чтобы расчистить основные дороги и тротуары.

Затем снегопад прекратился, облака рассеялись, температура понизилась, и снежный покров, засыпавший крыши, парки и улицы, быстро застыл и теперь сверкал под ярким синим небом.

Дом престарелых, в котором жила фрау Поле, находился в Бармбеке, на дальнем конце города. Фабель созвонился с директором, фрау Амберг, и договорился о приезде.

– У фрау Поле некоторые проблемы с памятью, герр Фабель. Ей затруднительно вспомнить то, что было вчера, но она великолепно помнит то, что произошло десятилетия назад. Боюсь, это типично для формы старческой деменции, которой страдает фрау Поле. Ее очень легко расстроить, и меня беспокоит, что ваш визит выбьет ее из колеи.

Фабель объяснил, что у него хранятся вещи, давным-давно принадлежавшие ее пропавшему брату. Фрау Амберг вроде бы смягчилась, и они договорились о времени визита.

Фабель поехал в Бармбек на автобусе. Отчасти из-за погоды, а отчасти потому, что в последнее время будто искал предлог не ездить на своей машине. «БМВ» с откидным верхом шесть лет хорошо послужил ему, но с той ночи, когда три часа провел приклеенным к сиденью, пока саперы разряжали взрывное устройство, он больше не чувствовал себя в нем комфортно.

Сидя в автобусе и глядя, как мимо проплывает словно сошедший с открытки Гамбург, он размышлял о предстоящей встрече. Фабель и сам не понимал, почему для него оказалось так важно разыскать сестру Карла Хейманна и сообщить ей, что тело ее брата найдено. Ему почему-то всегда думалось, что она переживает из-за того, что не смогла похоронить брата, и, быть может, она обретет хоть какое-то утешение, получив возможность сходить на его могилу. Действительно, как утверждал Франк Грубер, правда – это то, что мы должны мертвым.

Фабеля по приезде встретила фрау Амберг и сопроводила в светлую комнату типа большой гостиной, с французским окном, выходящим в сад с фонтаном в центре. Под толстым скрипучим слоем снега очертания и сада, и фонтана лишь едва угадывались.

Фрау Поле сидела у окна в кресле с высокой спинкой. Фабелю было грустно видеть, насколько она энергична в свои восемьдесят восемь: ему казалось, такое поведение вызвано разрушением мозга. Дама нарядно оделась, и ему снова стало больно от мысли, что она, должно быть, специально выбрала все самое лучшее, поскольку у нее редко бывают гости. Когда Фабель подошел, она лучезарно ему улыбнулась. Ожидающе.

– Добрый день, фрау Поле. Меня зовут Йен Фабель. Я приехал поговорить о вашем брате Карле.

Фабель протянул старушке руку, и она схватила ее обеими руками.

– О, спасибо, что зашли, герр… – Фамилию Йена она уже забыла. – Я так рада, что вы приехали. Должно быть, вы устали, проделав столь долгий путь. Я так долго ждала новостей от Карла. Как он поживает? – Она рассмеялась. – Готова поспорить, он теперь говорит с ужасным американским акцентом. Передайте ему, когда увидите, что я ужасно на него рассержена. Уж и не припоминаю, когда он давал о себе знать в последний раз. Пожалуйста, присядьте и расскажите, как там Карл живет.

Сиделка принесла чай с печеньем, и фрау Поле продолжила рассказывать о том, что Карл постоянно твердил о своем намерении покинуть Германию и уехать в Америку до того, как нацисты призовут его в армию. Она всегда знала, что он воспользовался неразберихой после бомбежки, чтобы исчезнуть. Сбежать. Приехал ли Фабель из Америки, и все ли там у Карла хорошо?

Несмотря на переполнявшую Фабеля глубокую печаль, он улыбался, слушая фантазии старушки о том, что ее брат выжил и процветает в далекой заокеанской стране. Фантазии, поддерживавшие фрау Поле на протяжении шестидесяти лет. А теперь в ее угасающем мозгу эти фантазии превратились в твердую уверенность.

Фабель пятнадцать минут сидел и лгал старой женщине. Он придумал жизнь и семью, которые могли бы быть, но так и не состоялись. А когда он встал, чтобы откланяться, и увидел слезы на глазах фрау Поле, то понял, что это слезы горькой радости.

– До свидания, миссис Поле, – попрощался Фабель на английском и оставил ее у окна, выходящего на заснеженный сад.

Иногда правда – это совсем не то, что мы должны мертвым.