Текст книги "Вечная месть"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Но все это было до того, как Леонард повзрослел. Мать, как единственный родитель, растила его одна и испытывала из-за этого старомодное чувство стыда. В какой-то момент в годы детства Леонарда мать стала «новообращенной» христианкой, воплощая собой ханжескую праведность и воздержание. Леонард ненавидел материнскую набожность столько, сколько помнил себя. Она его смущала. Она его раздражала. Он бы куда меньше стыдился матери, если бы она по-прежнему делала клиентам минет. Леонард часто думал, что потому и стал вором: хотел выставить материнский позор напоказ.

«“Не укради”… – талдычила она снова и снова, качая головой, когда полиция впервые привела его домой. – «Не укради». Знаешь, что с тобой будет, Леонард? За тобой придет дьявол. Дьявол придет за тобой и утащит прямиком в ад».

Именно эти слова звучали в голове Леонарда, когда старший детектив с ним разговаривал. Когда описывал, что с ним сделает тот псих, если узнает о его существовании. Если найдет его.

Шулер знал, что он не дурак, и не питал никаких иллюзий насчет того, каким образом был зачат. Быстрый грязный трах за несколько немецких марок. Но он всегда воображал, что его биологический отец был богатым удачливым бизнесменом или высококлассным специалистом, который, возможно, по пьянке, стал случайным клиентом матери. Кто-то с хорошими мозгами. Личность более высокого полета. Иначе как еще объяснить весьма неплохие способности Леонарда? Он закончил полную среднюю школу, и если бы приложил немного усилий, то сдал бы экзамены на аттестат, что гарантировало бы ему место в университете. Только вот он усилий прилагать не стал. Он сообразил, что в жизни есть два способа получить желаемое: заработать или украсть. А чтобы заработать, следовало прилагать усилия.

Ну и вот куда это его привело. Безработный, двадцать шесть лет, вор. Может, еще не поздно все изменить? Начать все заново? Построить новую жизнь?

Он ввалился в дверь подъезда. Каждый шаг по лестнице требовал неимоверных усилий. Отперев квартиру, Леонард швырнул ключи на старую тумбу у входа. Постоял некоторое время, прислонившись к притолоке, затем шагнул с освещенной лестничной клетки в темноту квартиры. Щелкнув, датчик движения выключил свет в подъезде, и Шулер погрузился в кромешную тьму. Он немного постоял, привыкая к темноте. Во рту ощущался терпкий привкус пива.

Внезапно в гостиной зажегся свет. Шулер заморгал, пытаясь сообразить, не нажал ли случайно выключатель, и тут увидел его. Он сидел на стуле у телевизора. Тот самый человек. Тот, что смотрел на него из окна квартиры Хаузера. Убийца.

Дьявол пришел за Леонардом, чтобы утащить его в ад.

ГЛАВА 11
Четырнадцатый день после первого убийства: четверг, 1 сентября 2005 года

12.02. Гриндельфиртель, Гамбург

Едва увидев мужчину с пистолетом в углу у телевизора, Леонард мгновенно понял, что умрет. Так или иначе.

Первое, что бросилось Леонарду в глаза, – насколько темные волосы у молодого человека. Слишком темные для такой светлой кожи. Он держал черный пистолет, и Леонард заметил на его руках хирургические перчатки. Человек с пистолетом встал. Он оказался высоким и худым. Леонард прикинул, что легко бы с ним справился, не будь у парня пушки в руке. Надо броситься на него, подумал Леонард. Даже если он и успеет выстрелить разок, во всяком случае, смерть тогда будет быстрой. А может, он промажет. Леонард вспомнил показанные ему в полиции снимки, на которых было видно, что уже сотворил этот высокий темноволосый бледный парень с бесстрастным лицом. Мысли Леонарда мчались так стремительно, что даже голова заболела. Почему бы просто не кинуться на него? Чего терять-то? Пуля куда предпочтительнее того, что этот малый сделает, если предоставить ему возможность.

– Успокойся, Леонард. – Темноволосый парень словно прочитал его мысли. – Не дергайся, и ничего с тобой не случится. Я хочу с тобой просто поговорить, и все.

Леонард знал, что парень лжет, успокаивает его. Но ему так хотелось верить.

– Пожалуйста, Леонард… Пожалуйста, сядь, чтобы мы могли поговорить.

Парень указал на стул, с которого только что встал.

Ну же, сейчас самое время отнять у него пушку… Леонард сел. Парень безмятежно наблюдал за ним. Лицо, как и тогда, совершенно бесстрастное, никаких эмоций.

– Я им не сказал. Я ничего им не сказал, – твердо заявил Леонард.

– Ну, Леонард, – тоном, будто выговаривал ребенку, произнес парень, – мы оба знаем, что это неправда. Ты не рассказал им всего. Тем не менее сообщил достаточно. И будет весьма некстати, если ты расскажешь им что-то еще.

– Слушай, я не хочу иметь к этому никакого отношения. Чтобы ты знал. Я уеду… И больше никогда не вернусь в Гамбург.

– Успокойся, Леонард. Я не причиню тебе боли. Если не сделаешь какую-нибудь глупость. Я просто хочу обсудить с тобой… сложившееся положение.

Темноволосый парень прислонился к стенке и положил пушку на тумбу рядом с ключами Леонарда. Все инстинкты Леонарда просто вопили: «Ну давай же! Напади на него!» Однако он остался сидеть словно приклеенный к стулу. Темноволосый парень залез в карман куртки, достал оттуда наручники и кинул их Леонарду, прежде чем снова взять пушку.

– Не паникуй, Леонард. Это просто для моей безопасности, ты же понимаешь. Пожалуйста, надень их…

«Ну давай. Давай же! Если ты наденешь эти штуки, он получит над тобой полный контроль. И сможет делать все, что захочет. Ну давай же!»

Леонард застегнул наручники сначала на одном запястье, затем на другом.

– Отлично, теперь мы можем расслабиться. – С этими словами парень прошел в спальню и вернулся с большим кожаным вещевым мешком. – Только не вздумай пугаться, Леонард. Мне просто нужно тебя привязать.

Парень вытащил из вещмешка толстую черную изоленту и начал приматывать Леонарда к спинке стула. Крепко-накрепко. Затем он оторвал кусок ленты и заклеил Леонарду рот. Теперь тот мог только громко мычать. Кляп и изолента на груди затрудняли дыхание, и сердце отчаянно заколотилось. Довольный, что Леонард больше не представляет никакой угрозы, парень снова положил пистолет на тумбу. Он приволок второй из имеющихся в доме двух стульев и поставил напротив Леонарда. Усевшись, он уперся локтями в колени и подпер подбородок ладонями. Довольно долго он словно изучал Леонарда. А потом заговорил:

– Ты веришь в реинкарнацию, Леонард?

Связанный парень с недоумением таращился на убийцу.

– Ты веришь в реинкарнацию? Это не такой уж и сложный вопрос.

Леонард отчаянно замотал головой. В его вытаращенных, совершенно диких глазах плескался ужас. Он пытался увидеть на лице убийцы какие-нибудь признаки сочувствия, сострадания или вообще хоть что-то похожее на человеческие эмоции.

– Нет? Ну, значит, ты в меньшинстве, Леонард. Подавляющее большинство населения Земли включает реинкарнацию в свою систему верований. Индуизм, буддизм, даосизм… Во многих культурах считается вполне естественным и логичным верить в возвращение души. В деревнях Нигерии частенько можно встретить огбандже – ребенка, который является реинкарнацией другого ребенка, умершего в детстве. Извини… Не возражаешь, если я буду одновременно говорить и все подготавливать?

Темноволосый парень встал и достал из вещмешка большой квадратный кусок полиуретана. Леонард с кляпом во рту издал невнятный звук, который убийца счел за знак согласия, и продолжил лекцию:

– Ну, как бы то ни было, даже Платон считал, что мы существовали как высшие существа и возродились в этой жизни в наказание за то, что стали падшими. Вообще-то этот элемент имелся и в раннем христианстве, пока его не выкинули и не запретили как ересь. Если подумать, то в реинкарнацию легко поверить, поскольку всем нам доводилось испытать что-то такое, что иначе и не объяснишь.

Убийца расстелил пластик на полу и встал на него. Затем снял куртку и рубашку, аккуратно сложил и убрал в черный мешок.

– Это случается со всеми нами… мы встречаем кого-то, кого никогда не видели, но при этом у нас возникает странное ощущение узнавания или чувство, будто мы знакомы с этим человеком всю жизнь. – Парень снял обувь. – Или мы отправляемся в какое-то место, где прежде не бывали, и вдруг это место почему-то кажется нам знакомым.

Расстегнув ремень, он снял брюки, сложил их вместе с ботинками в мешок и теперь стоял на пластиковой подстилке в одних носках и трусах. Его тело было белым, тощим и угловатым, почти мальчишеским, хрупким. Из вещмешка он вынул белый комбинезон, похожий на те, что надевают судмедэксперты, изучающие место преступления, только этот, казалось, покрывала пластмассовая пленка. Леонарду стало дурно, когда он сообразил, что такую защитную одежду носят работники скотобойни.

– Видишь ли, Леонард, все мы уже жили прежде. В том или ином виде. И иногда мы возвращаемся – или нас возвращают, – чтобы мы завершили нечто значительное, то, что не успели доделать в прошлой жизни. Меня вот вернули.

Парень достал из вещмешка сеточку для волос, спрятал под нее свою густую темную шевелюру, а затем натянул капюшон комбинезона и плотно закрепил завязки. Он обул пластиковые бахилы и принялся освобождать центр комнаты, очень осторожно сдвигая в углы мебель и немногочисленные личные вещи Леонарда, будто боялся что-нибудь сломать.

– Не волнуйся, Леонард, я все верну на место, в точности как было… – Он холодно и равнодушно улыбнулся. – Когда мы закончим.

Он помолчал, оглядывая комнату, словно проверяя ее готовность к тому, что должно было свершиться, затем аккуратно сложил черную пластиковую подстилку и убрал в вещмешок.

Леонард почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он подумал о матери. О том, как огорчал ее. О том, что он стал вором, желая причинить ей боль.

Убийца развернул другой плотный кусок черного пластика, намного больше первого, и положил на освобожденное для этого место. Затем обошел вокруг Леонарда, схватился за спинку стула, откинул стул назад и начал передвигать его на двух задних ножках на черный пластик. К этому времени Леонард уже чувствовал и слышал собственный пульс, кровь стучала в ушах, губы под клейкой лентой дрожали.

– Короче, – продолжил убийца, – дело не просто в том, что я верю в реинкарнацию. Я точно знаю, что она существует. Закон природы, столь же непреложный и верный, как закон тяготения. – Он достал из вещмешка бархатную скатку и положил на черный пластик рядом со стулом. – Видишь ли, Леонард, у меня есть дар. Дар памяти о том, что было до рождения, что было до смерти. Памяти о моих прошлых жизнях. Я должен выполнить определенную миссию. И миссия эта – отомстить за предательство в моей прошлой жизни. Потому я и был в ту ночь там, где ты меня увидел, ошиваясь возле дома Хаузера. Это стало началом моего похода. А на следующую ночь я убил Грибеля. Но и это еще не все, Леонард. Далеко не все. И я не могу позволить тебе мне помешать.

Темноволосый парень отошел на пару шагов и осмотрел жертву, крепко привязанную к стулу. Затем поправил пластиковую подстилку, разровняв ее. Бросил внимательный взгляд на стены, будто оценивая. Подошел к одной и сорвал плакат с изображением американской рок-группы, обнажив пятно, которое Леонард, в несвойственном ему приступе чистоплотности, постарался прикрыть. С удовлетворенным видом убийца отошел назад и еще раз оглядел стену.

– Отлично подойдет. – Повернувшись к Леонарду, он широко улыбнулся, продемонстрировав великолепные зубы. – А ты знаешь, Леонард, что скальпирование – часть европейской культурной традиции с незапамятных времен?

Леонард заорал, но изолента свела его крики к отчаянному пронзительному мычанию.

– Все, чья кровь течет в наших жилах, это делали: кельты, франки, саксы, готы, ну и, конечно же, древние скифы в бескрайних пустынных степях, бывших колыбелью Европы. Снять скальп с тех, кого убил в битве, или просто с личного врага, убитого в поединке, чтобы разрешить спор или ссору, – это один из ключевых моментов нашего культурного самосознания. Мы были охотниками за скальпами и гордились этим. Ты слышал когда-нибудь о древнегреческом историке Геродоте?

Единственным ответом Леонарда были отчаянные, сотрясающие тело всхлипы. Убийца не обратил на них ни малейшего внимания и продолжил говорить в спокойной непринужденной манере, как на званом обеде. Его спокойствие, его беззаботность и пугали Леонарда больше всего. Было бы проще понять, смириться с происходящим, если бы человек, намеревавшийся отнять у него жизнь, пребывал в ярости или страхе или проявил хоть какие-то яркие эмоции.

– Геродота называют отцом истории. Он путешествовал по миру и описывал людей, которые ему встречались. Кроме высокоразвитых по тем временам стран Геродот также посетил и неизвестные земли, дикие земли, находившиеся за пределами цивилизованного мира. Он побывал на территории нынешней Украины, которая была сердцем скифского царства, и описал тамошнюю жизнь.

Убийца снова внимательно осмотрел стену, откуда сорвал плакат. Убрал обрывки бумаги и погладил заляпанную поверхность рукой в латексной перчатке.

– По словам Геродота, скифские воины очищали скальп от плоти с внутренней стороны, а потом долго мяли в руках, пока он не становился мягким и гибким. Затем они использовали скальпы вместо салфеток на пирах, а иногда вешали на поводья своих коней. И чем больше скальпов-салфеток было у воина, тем выше был его статус. Согласно Геродоту, многие из наиболее удачливых воинов даже сшивали собранные скальпы и делали из них себе плащи. – На бесстрастном лице убийцы промелькнуло нечто вроде благоговения. – И речь идет вовсе не о каких-то дальних странах. Это была наша культура. Это оттуда наши корни. – Он помолчал, словно задумавшись. – Ты только представь… Представь комнату, в которой находятся девяносто человек. Ну, может, сто… Это не так много. И каждый человек в этой комнате – близкий родственник. Отец и сын, мать и дочь. Представь себе это, Леонард. Но при этом вообрази также, что все они одного возраста. Представители девяноста поколений, собранные вместе на одном и том же этапе жизни. Ты увидишь фамильное сходство. И в шестом, седьмом или восьмом поколении до тебя ты увидишь лицо, в точности такое же, как твое. Вот и все, что отделяет нас с тобой от тех скифских воинов, Леонард. Девяносто поколений прямых предков. И истина в том – истина, которую мне довелось познать, – что мы наследуем от предков не только черты, жесты, склонности к некоторым навыкам или определенный талант. Мы повторяем сами себя, Леонард. Мы вечны. Мы возвращаемся снова и снова. Иногда наши жизни даже перехлестываются. Как моя. Я был моим собственным отцом, Леонард. И видел одно и то же время с двух ракурсов. И все это помню…

Темноволосый парень взял темно-синюю бархатную скатку и развернул ее на черном пластике. Немного постоял, рассматривая свои приготовления. Леонард взглянул вниз – там лежал большой нож с рукояткой и лезвием из нержавеющей стали. Всхлипы усилились. Леонард отчаянно, но тщетно забился, стараясь разорвать путы.

Убийца ласково положил руку ему на плечо, словно хотел утешить:

– Успокойся, Леонард. Ты сам это выбрал. Помнишь, ты размышлял, не вырвать ли тебе у меня пистолет? О да, Леонард, я могу читать тебя как открытую книгу. Но ты предпочел этого не делать. Предпочел цепляться за каждое мгновение жизни, не важно, насколько оно будет ужасным. Хочешь посмеяться, Леонард? – Убийца взял пистолет и протянул пленнику. – Он даже не настоящий. Игрушка. Точная копия. Ты сам обрек себя на смерть из-за мысли о пистолете. А это лишь бесполезная железяка.

Леонард под кляпом взвыл. Лицо его было мокрым от слез.

– Что ж, Леонард, – без малейшего злорадства произнес убийца. – Я знаю, ты не очень счастлив в этой жизни. Так что сейчас я отправлю тебя к следующей. Но прежде посмотри на стену, что я очистил. Именно сюда я и пришпилю твой скальп. – Он замолчал, не обращая внимания на приглушенные отчаянные вопли жертвы, словно обдумывая что-то важное. Затем на его лице появилась улыбка. Холодная жестокая улыбка, настолько выразительная, что казалась чужой на этой доселе бесстрастной маске. – Нет… Не сюда… По зрелом размышлении я нашел для него куда более подходящее место…

22.00. Позельдорф, Гамбург

Фабель был на ногах уже двадцать четыре часа.

Все средства массовой информации и мало-мальски влиятельные жители Гамбурга словно с цепи сорвались. Фабелю вновь пришлось планировать следствие, маневрируя между вниманием прессы и давлением политиков. Еще один аспект работы, который его выводил из себя. Бывали же прежде времена, когда полицейским работалось куда проще, когда на следователя давила лишь необходимость вычислить и поймать преступника.

Проведя почти весь день на месте преступления, Фабель вернулся наконец в Полицайпрезидиум, чтобы провести совещание. Внезапно проблема кадрового голода перестала быть таковой: Фабель обнаружил, что ему откомандировал и детективов со всего Гамбурга. Под оперативный штаб Фабель забрал главный конференц-зал, приказав перенести туда досье и информационные доски из Комиссии по расследованию убийств. Выжатый как лимон Фабель предстал перед пятьюдесятью с хвостиком детективами, командирами патрульных подразделений и полицейскими «шишками». Он также заметил, что Маркус Ульрих с парочкой коллег тоже почтил шоу своим присутствием. Теперь Фабель не мог отрицать, что в деле имеется политическая подоплека и даже, возможно, террористическая.

Сюзанна села за руль, когда они отправились домой. Она заявила, что он слишком устал, чтобы вести машину, и ему нужно поспать. Он возразил, что если ему что-то и нужно, так это выпить. Анна, Хэнк и Вернер хором заявили, что тоже поедут. Было совершенно очевидно: им всем необходим перерыв, чтобы отдышаться после прошедших суток. Мария тоже согласилась прийти в любимый паб Фабеля в Позельдорфе, но хотела дождаться Франка Грубера и вместе с ним приехать на такси.

Когда они приехали, было уже почти десять вечера. Бруно, старший бармен, радостно приветствовал Фабеля. Тот пожал ему руку и устало улыбнулся. На его лице явственно читалось: «Денек выдался тяжеленный». Фабель, Сюзанна и остальные уселись за барной стойкой и заказали выпивку. В пабе звучал диск с песней футбольных болельщиков местной команды, и группа молодых ребят на другом конце барной стойки с большим энтузиазмом подпевала этому неофициальному гамбургскому гимну. Их энтузиазм возрос еще больше, когда они добрались до строчки, в которой берлинцам сообщалось: «Насрать нам на вас и вашу песню». Ребята пели громко, хрипло и весело. Фабель наслаждался. Это было вульгарное, искрящееся бурление жизни, энергии. Полная противоположность царству смерти, где он и его подчиненные провели последние тридцать с чем-то часов. Фабелю просто необходимо было услышать нечто подобное.

Ему хотелось напиться. И после шести кружек пива он почувствовал эффект. Язык стал неповоротливым, движения замедлились. Так бывало, когда он слегка перебирал. Фабель обычно на этом пить заканчивал, никогда не переступая черты. «Но сегодня, – подумал он, – я просто напьюсь». По правде говоря, Фабелю всегда было неуютно, если он перебирал с алкоголем. Он ни разу в жизни по-настоящему серьезно не напивался, даже в студенческие годы. Неизменно наступал такой момент в процессе распития, когда он начинал бояться потерять контроль над собой и выставить себя на посмешище.

Появились Мария и Грубер, и компания переместилась от барной стойки и хриплоголосого хора за столик в дальней части паба. Фабель почему-то затронул в разговоре поле деятельности Гюнтера Грибеля и рассказал, что поведал Дирк о своем личном опыте.

– Может, все мы возвращаемся, – буркнула Анна. Судя по мрачному выражению лица, сия концепция ее не очень вдохновляла. – Может, все мы лишь вариации на одну и ту же тему и воспринимаем каждое свое осознание как единственное.

– Есть прекрасная итальянская драма «Другой сын» Луиджи Пираделло, – сказала Сюзанна. – Она о сицилийской матери, которая сует письма всем, кто собирается эмигрировать в Америку, чтобы те передали их ее двум сыновьям, уехавшим туда много лет назад и с тех пор ни разу не подавшим о себе весточки. Она очень страдает от разлуки. Хотя эти сыновья за многие годы ни разу о ней и не вспомнили. А у нее между тем есть и третий сын, который остался дома. Преданный и любящий сын. Но она видеть его не может, не говоря уж о том, чтобы питать к нему малейшую любовь или привязанность. Выясняется, что много лет назад, когда эта женщина была молодой, на деревню напал известный бандит со своей бандой. Он жестоко изнасиловал ее, в результате она забеременела и родила сына. Когда мальчик вырос, то оказалось, что, несмотря на свой прекрасный характер, он унаследовал могучее сложение отца и внешне стал полной копией того бандита. А мать, каждый раз, когда смотрела на своего преданного любящего сына, испытывала к нему отвращение и презрение. Это был другой человек, но все, что она видела, – это живое воплощение бандита, который изнасиловал ее. Это замечательно написанная драма. Но она еще и созвучна каждому из нас, ведь мы все так и делаем – видим в людях непрерывность связи с прошлым.

– Но это и рассказ о видимости. О физическом сходстве отца и сына. Как личность же сын был совсем другим, – добавил Фабель.

– Да, – кивнула Сюзанна, – но мать подозревала, что за той же внешностью скрывалась та же личность, вариация на ту же тему.

– Помню, когда я был ребенком, – задумчиво сказал Хэнк, – мне до смерти надоедали постоянные комментарии мамы и бабушки насчет того, как я похож на деда. Внешне, манерами, личными качествами – весь набор. Я то и дело слышал: «Ой, в точности как его дед!» Или: «Ну разве он не копия деда?» Для меня же дед был кем-то из древней истории. Буквально. Он погиб на войне. Его фотографии были повсюду, и я не видел никакого сходства. А потом, когда бабушка уже умерла, а я вырос, то снова нашел фотографии деда. И на них был я. Есть даже снимок, где он в форме вермахта. Должен вам сказать, жутковатое ощущение – видеть свое лицо на подобном снимке. Такое невольно заставляет задуматься. Ну, в смысле, что кто-то, в точности похожий на меня, жил в те времена…

Они перешли к другим темам, однако Фабель заметил, что Хэнк весь остаток вечера был необычно тихим, и пожалел, что поднял этот вопрос.

Пивная находилась буквально за углом от квартиры Фабеля, и они с Сюзанной пошли домой пешком. Когда они добрались, Фабель распахнул дверь и преувеличенно галантным жестом предложил Сюзанне зайти в квартиру первой.

– Ты в порядке? – спросила Сюзанна. – Должно быть, совсем выдохся.

– Переживу… – Он поцеловал ее. – Спасибо за заботу.

Фабель включил свет.

Они оба увидели это одновременно.

Фабель услышал визг Сюзанны и с изумлением обнаружил, что моментально протрезвел. Весь алкоголь словно вымыло из него приливной волной ужаса, обрушившейся на них обоих.

Фабель бегом влетел в комнату, на ходу доставая табельный пистолет и передергивая затвор. Он обвел комнату взглядом и повернулся к Сюзанне. Она стояла неподвижно, зажав ладонями рот, глаза ее были широко раскрыты от испуга. Фабель жестом велел ей оставаться на месте. Он прошел к спальне, распахнул дверь и шагнул внутрь с пистолетом на изготовку. Ничего. Он включил в спальне свет и еще раз обвел комнату взглядом, затем проверил ванную.

В квартире никого не было.

Фабель вернулся к Сюзанне, по пути положив пистолет на кофейный столик. Обняв за плечи, он провел ее в спальню.

– Оставайся здесь, Сюзанна. Я вызову помощь.

– Боже, Йен… в твоем доме… – Ее лицо побелело, и размазавшаяся от слез тушь резко выделялась на фоне бледной кожи.

Фабель закрыл за собой дверь спальни и снова пересек гостиную, сознательно не глядя на панорамное окно, доставлявшее ему столько удовольствия переменчивым видом на Альстер. Схватив телефон, он вдавил кнопку быстрого набора Полицайпрезидиума. Дежурному комиссару он сообщил, что Анна Вольф, Хэнк Герман, Мария Клее и Вернер Мейер в данный момент направляются по домам и что он сейчас же свяжется с ними по мобильнику и прикажет немедленно ехать к нему домой.

– Но в первую очередь пришлите сюда полную бригаду экспертов. – Голос Фабеля звучал глухо и ровно в тишине его квартиры. – У меня тут вторичное место преступления.

Закончив разговор, он пару мгновений держал трубку в руке, сознательно стоя спиной к окну. А потом повернулся.

В самом центре окна, распластанный по стеклу, приклеенный за счет собственной липкости и полосками изоленты, висел человеческий скальп. Вязкие ручейки крови и рыжей краски заляпали стекло. Фабелю стало тошно, и он отвернулся, однако жуткая картина стояла перед глазами. Он подошел к дверям спальни и услышал всхлипывания Сюзанны. Издалека донесся вой сирены. Полицейские машины мчались к нему.

01.45. Позельдорф, Гамбург

Фабель договорился, чтобы женщина-полицейский отвезла Сюзанну домой, в ее квартиру, и там побыла с ней. Сюзанна уже практически оправилась от потрясения и сумела вернуть себе профессиональную бесстрастность эксперта-психолога. Но правда состояла в том, что убийца сумел вторгнуться в их с Фабелем личную жизнь. Совершить такое, что никому прежде не удавалось. Йен старался подавить клокотавшую в нем ярость. Ублюдок был здесь, на его, Фабеля, личной территории. И это означало, что он знает о Йене куда больше, чем тот о нем. А еще это означало, что за Сюзанной нужно присматривать. Охранять.

Появилась команда в полном составе. Потрясение и гнев, который они испытывали, явственно читались на их лицах. Даже на лице Марии Клее. Ее любовник, Франк Грубер, возглавлял приехавшую команду криминалистов. Но, сообразив, что у его собственного босса очень тесные как профессиональные, так и личные отношения с Фабелем, Грубер позвонил Хольгеру Браунеру домой. Браунер приехал буквально через считанные минуты и, хотя позволил Груберу вести обработку места преступления, очень тщательно изучил каждый образец и каждый участок лично.

Фабеля мутило. Потрясение и тревога, вызванные представшим перед ним и Сюзанной зрелищем, выпитый алкоголь, накопившаяся усталость после двух суток без сна, вторжение в его личное пространство – все это привело к приступу дурноты. Квартира была слишком маленькой, чтобы вместить всех, и его команда осталась на лестничной клетке. Фабелю уже приходилось разбираться с соседями, проявлявшими хорошо известное ему встревоженное любопытство, но сейчас это были его соседи, а место преступления – его домом.

Фабель видел, что команда на лестничной площадке что-то живо обсуждает. Затем Мария Клее направилась к нему, прихватив по пути Грубера.

– Слушай, шеф, – сказала Мария, – я тут потолковала с остальными. Ты не можешь оставаться тут, и, по-моему, доктору Экхардт требуется какое-то время, чтобы прийти в себя после всего этого. Тебе придется пожить у кого-то из нас как минимум пару дней. На обработку места преступления уйдут часы, да и потом… Ну, ты же вряд ли захочешь тут оставаться. Вернер сказал, ты можешь пожить у них с женой, но будет чуть тесновато. Так что я поговорила с Франком.

– У меня большой дом в Осдорфе, – произнес Грубер. – Много комнат. Почему бы вам не прихватить с собой какие-нибудь вещи? И тогда вы сможете оставаться у меня столько, сколько понадобится.

– Спасибо. Большое спасибо, но я переберусь в какой-нибудь отель…

– Полагаю, вам следует принять предложение герра Грубера, – прозвучал голос позади Фабеля. Криминальдиректор Хорст ван Хайден стоял на верху лестницы.

Фабель несколько изумился, но ему польстило, что босс нашел время заявиться сюда посреди ночи. А затем до него дошло, что это означает.

– Вас беспокоят накладные расходы? – Фабель слабо улыбнулся собственной шутке.

– Я просто думаю, дом герра Грубера более надежное место, чем отель. Пока мы не поймаем этого маньяка, вы будете находиться под личной охраной, Фабель. Мы разместим нескольких полицейских у герра Грубера.

Ван Хайден посмотрел на Грубера, ожидая официального согласия. Тот кивнул.

– Ладно, сказал Фабель. – Спасибо. Вещи соберу потом.

– Значит, решено, – тоже кивнул ван Хайден.

Грубер взял у Фабеля ключи от машины со словами, что Мария отвезет комиссара к Груберу домой, а он приедет на машине шефа, как только закончат обрабатывать место преступления.

– Спасибо, Франк, но мне прежде надо заехать в Полицайпрезидиум, – проговорил Фабель. – Нужно обдумать, что все это значит.

Ван Хайден подхватил Фабеля за локоть и отвел в угол. Несмотря на то что от усталости мозги ворочались совсем туго, Фабель все же невольно задался вопросом, как это ван Хайдену удается выглядеть столь безупречно в два часа ночи.

– Дрянь дело, Фабель. Мне совершенно не нравится, что этот тип выбрал мишенью вас. Уже известно, как он проник?

– На данный момент криминалистам не удалось найти ни малейших следов взлома. Ну и, как обычно с этим парнем, он практически не оставил следов своего присутствия на месте преступления.

Фабеля внутренне передернуло оттого, что он свой собственный дом назвал местом преступления.

– Выходит, как он проник в дом, неизвестно, – подытожил ван Хайден. – Бог знает, как он выяснил, где вы живете.

– У нас есть куда более актуальный вопрос, требующий ответа… – Фабель кивком указал на ярко-рыжий клок волос и кожи, по-прежнему прилепленный к оконному стеклу. – А именно: чей это скальп?

02.00. Полицайпрезидиум, Гамбург

Собралась вся команда Комиссии по расследованию убийств. Фабеля нервировало, что ван Хайден по какой-то причине счел, что должен тоже присутствовать. У всех на лицах было то самое неестественное выражение, которое бывает у очень усталых людей в состоянии нервного возбуждения. Фабель обнаружил, что ему тоже трудно собраться.

– Криминалисты еще работают, – сообщил он. – Но все мы знаем: найдут они только то, что этот малый решил для нас оставить. Это место преступления отличается от остальных по двум параметрам. Во-первых, мы имеем скальп, но не имеем тела. А тело где-то быть должно. Во-вторых, мы теперь знаем наверняка, что убийца оставляет скальпы как своего рода послание. В данном случае конкретно для меня. Это угроза или предупреждение. Так что, по логике, скальпы, выставленные напоказ в других местах, тоже предназначались, чтобы передать послание. Только вот кому?

– Нам? – Анна Вольф расслабленно сидела на стуле. Ее лицо, без косметики и губной помады, казалось бледным на фоне копны черных волос. – Может, он думает, что таким образом демонстрирует превосходство над полицией? В конце концов, мы уже с таким сталкивались. И то, что он использовал дом одного из нас как демонстрационный зал, вполне этому соответствует.

– Не знаю… – ответил Фабель. – Будь это только скальпы, то возможно. Но вот что он красит их в рыжий цвет… Если он ведет с нами диалог, то использует неизвестный нам язык. Может, этот парень разговаривает не с нами, а посредством нас? У меня стойкое ощущение, что его основная аудитория – кто-то другой, а не мы.