Текст книги "Вечная месть"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 9
Двенадцать дней после первого убийства: вторник, 30 августа 2005 года

10.30. Полицайпрезидиум, Гамбург

Фабель из своего кабинета в убойном отделе позвонил Маркусу Ульриху из БКА. Ульрих явно удивился звонку Фабеля, но у последнего не создалось впечатления, что федерал насторожился.

– Чем могу помочь, гаупткомиссар? Это насчет фрау Клее?

– Нет, герр Ульрих. – На самом деле Фабель намеревался обсудить эту тему с Ульрихом, но сейчас был не самый подходящий момент. Он хотел попросить об услуге. – Помните, криминальдиректор ван Хайден спрашивал меня насчет того дела, которым я занимаюсь? Так называемого Гамбургского Парикмахера?

– Да, помню.

– Так вот, кое-кто посоветовал мне покопаться в прошлом жертв. Намекнув, что у них могут оказаться скелеты в шкафах еще со времен их студенческой деятельности. Или позже, в бурные годы занятия политикой. Оба были в той или иной степени политическими активистами. И я подумал, что если они находились под «присмотром»…

– То у нас в БКА наверняка есть на них досье, так?

– Была такая мысль… – Фабель выложил имеющиеся у них сведения об обеих жертвах.

– Ладно, – сказал Ульрих, – я посмотрю, что можно сделать.

Повесив трубку, Фабель пошел в основное помещение Комиссии по расследованию убийств, чтобы поговорить с Анной Вольф. Он передал ей сведения об удостоверении личности времен Второй мировой, найденном в Хафенсити при мумии.

– Поройся в государственном архиве. Может, удастся что-нибудь найти? Я хочу выяснить, остались ли в живых родственники погибшего, которых нам надо поставить в известность.

Анна посмотрела на врученный Фабелем листок.

– Хорошо, шеф.

Фабель обошел всех подчиненных, чтобы выяснить, как продвигается расследование. Два убийства со скальпированием затмили все остальное, и Фабель порадовался, что убийство в пьяной драке – единственное еще не расследованное, поскольку оно особой сложности не представляло. Фабель часто ловил себя на том, что думает именно так: он доволен, когда чья-то насильственная смерть не представляет сложности, и, следовательно, его команда не потратит много сил на такое дело. Он ненавидел свою вынужденную черствость профессионального детектива.

– По телефонным переговорам обеих жертв по-прежнему ничего, – опередил Хэнк Герман вопрос Фабеля. – Мы не обнаружили никаких подозрительных номеров.

Фабель поблагодарил Хэнка и вернулся к себе в кабинет. И все же одна мысль его постоянно тревожила – он нутром чуял, что обе жертвы знали своего убийцу.

11.45. Шанценфиртель, Гамбург

В комнате висел густой сладкий запах благовоний. Шторы были задернуты, и помещение заливал мягкий колеблющийся свет двух дюжин свечей.

Беата Брандт сидела, прикрыв глаза и положив одну руку на лоб, а другую – на грудь клиента. Длинные волосы женщины спадали на плечи, как в восемнадцать лет. Но их яркий блеск, некогда вызывавший трепет мужских сердец, исчез уже добрый десяток лет назад. Теперь они стали скорее седыми, чем черными, а блеск сменился тусклостью. Темная красота Беаты, унаследованная от матери-итальянки, тоже словно потухла. Изящество и четкость черт сохранились, но кожа стала морщинистой и вялой, как холст хранившейся в плохих условиях картины.

– Дышите глубже… – сказала она лежащему на спине с плотно закрытыми глазами клиенту, который был примерно ровесником ее сына. – Мы идем назад. Назад во времени, по ту сторону жизни, но до смерти. Только познав прежнюю жизнь, мы можем пройти возрождение.

Она надавила пациенту на лоб. Ее пальцы были унизаны массивными кольцами с астрологической символикой. Кожа клиента была бледной и гладкой, и она сравнивала ее мягкое совершенство со своей морщинистой рукой. «Почему наши тела стареют, – думала она, – когда внутри мы остаемся точно такими, как и много лет назад?»

– Возвращайтесь… – Она почти шептала. – Возвращайтесь в детство. Вы помните? А потом идите дальше, еще дальше…

Беата всю жизнь едва сводила концы с концами. Точнее, она едва сводила концы с концами, пока скромничала. Ей была ненавистна мысль становиться мелким буржуа, но идея работать на кого-то другого ее прельщала еще меньше. А еще Беате требовалось заботиться о сыне. Она из кожи вон лезла, чтобы мальчик ни в чем не нуждался. А это непросто для матери-одиночки. Ну и, конечно, она опасалась, что потенциальный работодатель решит покопаться в ее прошлом. Она начала с небольшого модного бутика в Фиртеле, но со временем стало ясно, что ее представления о шике сильно отстают – примерно лет на десять – оттого, что ищут покупатели. Закрыв магазин, она принялась искать иной способ заработать и вдруг узнала о концепции реинкарнации. Беата знала, что это полная чушь. Конечно, где-то в глубине души идея реинкарнации казалась ей привлекательной. Даже правдоподобной. Но сам по себе «Путь реинкарнации» – полная туфта. Кому об этом знать, как не ей. Ведь, в конце концов, сама Беата его и придумала.

Она поглядела на лежавшего на полу парня. Он был постоянным клиентом и приходил к ней уже месяца три. После убийства Ганса Йохима и Гюнтера она решила не брать новых клиентов. Никаких чужаков. Смерть обоих ее потрясла. Испугала. Хоть их пути и не пересекались вот уже примерно двадцать лет, Ганс Йохим все же проживал буквально через пару улиц от нее.

И теперь Беата принимала только тех клиентов, с которыми уже какое-то время общалась. Она даже попыталась запустить новую линию – «групповую терапию», – чтобы не принимать клиентов один на один. Но поскольку ее «терапия» изначально была ориентирована на глубоко личные посылы, клиенты не восприняли идею групповых сеансов. Голубой мечтой Беаты было создание веб-сайта, чтобы вести консультации онлайн. Она даже закупила кое-какие программы, позволяющие посетителям сайта вводить дату и место рождения и получать через Интернет ответ, кем они, вероятнее всего, были в прошлой жизни. И оплата при этом шла через защищенный веб-кошелек. Никакого риска, никаких затрат, одна сплошная прибыль.

В основе бизнеса Беаты лежала простая, как апельсин, идея: каждый человек прежде уже жил на этом свете, причем неоднократно, значит, должен быть ключ, отпирающий двери в эти прошлые жизни. Конечно, поскольку население планеты росло по экспоненте, статистика отрицала, что у всех и каждого была прошлая жизнь. Беата, изучавшая прикладную математику в университете, отлично это знала. Но когда-то, давным-давно, она готова была отринуть свое неверие в пользу чего-то более значительного. Более того, сейчас в мире полно людей, ищущих хоть что-то способное придать смысл их существованию. Или ищущих успокоение и гармонию в каких-то иных истинах. Что угодно, лишь бы не их банальная рутина. И поэтому Беата, атеистка, рационалистка и математик, стала очередным гуру эпохи «Нью эйдж». Она помогала людям узнать об их прошлых жизнях. Беата изучила основные принципы гипноза, но сильно сомневалась, что ей хоть раз удалось ввести клиента в транс. Куда вероятнее, они сами себе внушали, будто находятся под гипнозом, и охотно поверили во всю ту чушь, что представлялась им их прошлой жизнью. Убеждали себя, что эта «информация» приходит откуда-то из глубин подсознания, а не является плодом их собственного воображения, скрытых желаний и чего-то когда-то где-то прочитанного. Но для пущей убедительности она рассуждала о «направленной медитации», возлагая бремя самогипноза на самих клиентов.

Увы, изначальный подход оказался с изъяном. Беата очень быстро обнаружила, что, стоит ей помочь клиенту открыть одну «прошлую жизнь», как он уходит навсегда, счастливый и довольный, а вместе с ним и пропадает источник дохода.

Беата поняла, что нужно каким-то образом усовершенствовать «метод», добавить что-то позволяющее продлить курс. И вот тогда-то ее озарила мысль создания веб-сайта и концепции «Всей череды возрождений». Основным постулатом этой самой концепции была идея, что человеку, для того чтобы стать «цельным», нужно открыть все свои прошлые жизни, объединить их с нынешней, после этого пройти «новое рождение» и начать все заново. Начать истинно новую жизнь.

С чувством юмора у Беаты все было в порядке. Здесь, в своей квартире, она изобрела «методику» на базе всякой ахинеи в стиле «Нью эйдж» и психотерапевтической болтовни о реинкарнации и новом рождении. Как и остальные члены группы, она полностью изменилась, максимально удалившись от прошлого. Однако в отличие от других Беата предпочла держаться как можно более незаметно, ушла в безвестность. Но, похоже, и от этой тактики проку оказалось мало. Ганс Йохим Хаузер всегда был обожающим саморекламу самовлюбленным эгоистом. Но вот Гюнтер Грибель, как и Беата, предпочел такую жизнь. И все же кто-то его заметил.

Беата посмотрела на настенные часы. Казалось, этот сеанс длился бесконечно. Юный пациент пребывал в уверенности, что прожил много жизней, хоть и утверждал, что вернуться к ним ему мешает препятствие, которое он никак не может обойти. Беата терпеливо вздохнула и попыталась протащить его в прошлое сквозь годы и сквозь века, чтобы он узнал, кем и когда был прежде.

Иногда ей ужасно хотелось крикнуть прямо в лицо своим клиентам, что все это чушь и обман. Что лучше всего им было бы признать собственную неадекватность и то, что этот мир, здесь и сейчас, и есть их единственная жизнь, другой не было и не будет. Беату всегда веселило, что все клиенты, узнавая о своей «прошлой жизни», страдали тем же отсутствием точности в хронологии и деталях, как любой средний автор исторических романов. Основную массу клиентуры Беаты составляли женщины средних лет, которые воспроизводили свои фантазии, «вспоминая», что в прошлой жизни были прекрасными куртизанками, чувственными деревенскими барышнями или принцессами из сказки. И редко у кого в «прошлой жизни» встречались болезни, голод и чудовищная нищета, повсеместно распространенные в давние века.

Но этот юноша был другим. Он очень вдумчиво относился к процессу. С самого начала он весьма убежденно говорил, что ему необходимо вернуться в свою прошлую жизнь. Создавалось впечатление, будто он ищет какую-то истину. Подлинное прошлое. Подлинную жизнь.

Однако Беата никак не могла ему помочь.

– Видите что-нибудь? – спросила она.

Молодой человек сосредоточенно нахмурил широкие светлые брови. Беата с первой встречи обратила внимание на его красоту, и у нее возникло странное чувство, будто юноша ей смутно знаком. Были времена, когда она могла его заполучить. Были времена, когда она могла заполучить любого мужчину. И вообще все, что угодно. Весь мир простирался перед ней, широкий, светлый и чистый, жаждущий пасть к ее ногам. А потом все обратилось в прах.

– Я что-то вижу, – неуверенно ответил молодой человек. – Да, я что-то вижу. Место. Я стою напротив большого здания и жду чего-то или кого-то.

– Это происходит в нынешней жизни или в прошлой?

– В прошлой.

– Опишите здание.

– Оно большое. Трехэтажное. Широкий фасад с несколькими дверями. Я стою снаружи. – Глаза молодого человека оставались закрытыми, но голос вдруг стал очень напряженным. – Я вижу. Вижу совершенно отчетливо…

– Что вы видите? – Беата снова посмотрела на настенные часы. Если он и впрямь видит прошлую жизнь, то лучше пусть она будет короткой, иначе ему придется платить за дополнительный час.

– Две жизни. Точнее, три, с учетом нынешней. Все так ясно, я вижу каждую, словно это было буквально вчера.

– Три жизни, говорите?

– Три существования, но одна жизнь. Континуум. Смерть – это не конец. И всего лишь краткий перерыв. Пауза.

А вот это следует взять на вооружение, подумала Беата. Континуум, где смерть лишь краткий перерыв. Блестяще. Пригодится.

– Продолжайте, – подтолкнула она клиента. – Расскажите о вашей первой жизни. Это в ней вы стоите перед большим зданием?

– Нет… Нет, это вторая. Перед нынешней.

– Расскажите о вашей первой жизни. Где вы? Кто вы? – Беата постаралась скрыть нетерпение.

– Это не важно. Моя первая жизнь была лишь подготовкой… Меня готовили…

– Когда это было?

– Тысячу лет назад. Даже больше. Меня принесли в жертву и погрузили в болото. В мутную воду. А потом положили поверх меня березовые и ореховые ветки и придавили их камнями. Там было так холодно. Так темно… Десять сотен лет во тьме и холоде. А потом я возродился.

– Кем вы возродились?

– Кем-то… – Клиент нахмурился сильнее. – Кем-то… кого вы знали.

– Я вас знала? – Беата внимательно всмотрелась в лицо клиента. Глаза юноши оставались закрытыми. По какой-то причине его заявление встревожило ее. Конечно, все это полная чушь, но она припомнила их первый сеанс. Ей сразу показалось, что она его узнала, что откуда-то он ей знаком, но потом сообразила, что он просто-напросто кого-то ей напоминает. Только она не могла тогда сообразить, кого именно.

– Теперь я тут… Здание. Я его четко вижу… – Молодой человек не отреагировал на ее вопрос. Он открыл глаза и уставился в потолок, но его взгляд был явно сосредоточен на чем-то другом, он словно находился в другом месте. – Это железнодорожная станция. Теперь я все четко вижу. Я стою на железнодорожной станции. Станция маленькая, а здание позади меня большое и старое. Передо мной, за противоположной платформой, простирается ровная и пустынная земля. А еще широкая река… – Он помолчал, и на его лице появилось сосредоточенное выражение. – Извините… – Он впервые с начала сеанса прямо посмотрел на Беату и виновато улыбнулся. – Все исчезло…

– Вы сказали, что в прошлой жизни были со мной знакомы.

Парень опустил ноги на пол и сел на край кушетки.

– Не знаю… Просто возникло такое ощущение. Я не могу объяснить.

Беата некоторое время переваривала его слова, затем бросила взгляд на часы – его время вышло.

– Что ж, возможно, нам удастся узнать побольше на следующем сеансе. – Она сверилась с ежедневником, чтобы определить дату и время. Клиент встал и натянул куртку. – По-моему, на этой неделе сеанс пошел вам на пользу. Вы выглядите куда менее напряженным, чем в начале нашей терапии.

– Так и есть. – Он улыбнулся, направляясь к дверям. – Я чувствую, что подхожу к весьма специфическому, очень спокойному состоянию души. У японцев есть этому название…

– Вот как? – Беата открыла ему дверь. Назначенный на полдень клиент должен был подойти вот-вот.

– Да, – сказал молодой человек на прощание. – Они называют это «дзаншин».

12.40. Причал Винтерхудер, Гамбург

Кафе на паромном причале Винтерхудер находилось относительно недалеко от Полицайпрезидиума. Фабель частенько заглядывал туда, чтобы обсудить какое-нибудь дело со своей командой в менее формальной обстановке, чем рабочий кабинет. И когда этим утром Фабелю позвонил Маркус Ульрих, он предложил встретиться именно в этом кафе.

Он пришел пораньше и заказал кофе официанту, который знал его как постоянного клиента, но представления не имел, что Фабель – детектив из убойного отдела. Фабелю нравилось, что большинство людей ни за что бы не догадались о том, кто он, а сам Фабель вовсе не стремился афишировать род своей деятельности. В нем будто уживались две разные личности. Две отдельные жизни обретались в двух разных Гамбургах: в городе, где Фабель жил – этот город он любил, – и другом городе, где он нес полицейскую службу. Он частенько размышлял, хоть и прослужил уже много лет, действительно ли подходит ему эта профессия. Фабель знал, что он истинный профессионал, но всякий раз, когда сталкивался с очередной жестокостью, проявленной одним человеком по отношению к другому, у него словно откалывался кусочек души. И далеко не в первый раз Фабель погрузился в размышления, что было бы, кем бы он мог стать, не прими решение пойти на службу в полицию Гамбурга. И он постоянно помнил о хранящейся в бумажнике визитке Роланда Бартца – это был обратный билет в нормальную жизнь.

Он отвлекся от своих мыслей, увидев спускающегося по лестнице к кафе Ульриха. Приземистый федерал, одетый в черный деловой костюм, темную рубашку с галстуком, нес небольшой кейс. Ульрих смахивал на страхового агента, явившегося, чтобы продать Фабелю страховку. Фабель припомнил встречу с профессором фон Халеном – генетиком в деловом костюме. Такое впечатление, что весь мир становится «корпоративным».

– Спасибо, что сделали это, – поблагодарил Фабель, пожимая Ульриху руку. – Я лишь подумал: может существовать мизерный шанс, что в ваших досье окажется что-то на кого-нибудь из них или на обоих, учитывая их общее прошлое.

Дальнейшая беседа прервалась на время, пока официант брал у них заказ.

– У меня есть для вас кое-что интересное, герр Фабель. – Ульрих положил кейс на колени и постучал по нему с таким видом, будто там лежали сокровища. Затем с нарочитой неторопливостью он поставил кейс на пол рядом с собой, явно демонстрируя желание вернуться к этому «попозже». – Нам с вами есть о чем поговорить, но прежде чем начнем, я хотел бы прояснить ситуацию с Марией Клее… Надеюсь, вы не подумали, что я слишком уж на нее давил. Но она действительно сорвала крупную операцию.

– Я бы предпочел, чтобы вы сначала обсудили ситуацию со мной, а не шли напрямую к криминальдиректору ван Хайдену.

– У меня не было такой возможности, – пожал плечами Ульрих. – Руководители этой операции пришли в ярость, что фрау Клее все время путалась у них под ногами. Операция была очень сложной.

– Черт побери, Ульрих, вы же отлично знали, насколько моя команда плотно задействована в деле Витренко!

– В предыдущем деле. Извините, Фабель, но жизнь не стоит на месте. И мы пытаемся противостоять опасности, которую Витренко представляет собой сейчас. Это дело настолько крупное, что полиции Гамбурга не по зубам. В операции задействованы люди из БКА и других структур – из Федеральной пограничной полиции, из отдела по борьбе с организованной преступностью полиции Кёльна… чертова уйма человеко-часов ушла на это дело. Мне жаль, что я не мог поговорить с вами лично, но я хочу, чтобы вы знали: я не намеренно действовал через вашу голову…

– Ладно, принято, – кивнул Фабель.

– Ну, как бы то ни было… – Ульрих поднял кейс. – Я выполнил вашу просьбу и слегка покопался в прошлом обеих жертв.

– И?..

– И хотя связь довольно неопределенная, уж больно много совпадений – на мой взгляд, во всяком случае, – позволяющих сделать вывод, что ваш так называемый Гамбургский Парикмахер выбирает жертвы вовсе не случайно. Как вы и подозревали, в ЛКА Гамбурга и Федеральной БКА есть досье на Ганса Йохима Хаузера. Он был весьма активным деятелем в восьмидесятые годы. Я подумал, вам это будет интересно. Просто чтобы иметь более полное представление о жертве. Я сделал копии… – Ульрих достал из кейса толстую папку и положил на окрашенную в белый цвет металлическую столешницу. Ничто на обложке папки не намекало на ее содержимое. Фабель потянулся было за ней, но Ульрих прикрыл ее ладонью. – Пожалуйста, не оставляйте документы где попало. Хоть это и копии, могут возникнуть неприятности. Тут мало что вас удивит, герр Фабель, но есть и кое-что весьма любопытное… – Он положил поверх первой папки еще одну. – На вашу вторую жертву тоже есть досье в БКА.

Фабель подался вперед:

– Грибель тоже был под колпаком?

– Так и думал, что вас это заинтересует, – улыбнулся Ульрих. – Сначала я не увидел никакой явной связи между Грибелем и Хаузером, кроме, как вы и говорили, того, что оба учились в Гамбургском университете примерно в одно время и оба занимались политикой, хотя и в разной степени. Но штука в том, что позже обоих крепко подозревали в том, что они были членами так называемого окружения РАФ.

– И Грибель тоже? – Фабелю термин был знаком. Окружением РАФ называли людей, оказывающих поддержку, часто финансовую и материально-техническую, группировке «Фракция Красной армии/группа Баадер-Майнхоф» [8]8
  «Фракция Красной армии» – немецкая леворадикальная террористическая организация городских партизан, действовавшая в ФРГ и Западном Берлине и получившая в газетах прозвище «Группы Баадер-Майнхоф». Основана в 1968 г. Андреасом Баадером, Ульрикой Майнхоф и др. Названа в честь революционных армий России, Китая и Кубы. Ответственна за совершение 34 убийств, серии банковских налетов, взрывов военных и гражданских учреждений и покушений на высокопоставленных лиц.


[Закрыть]и другим террористическим организациям.

– И Грибель тоже, – кивнул Ульрих. – Как вы знаете, в семидесятых – восьмидесятых годах в Германии эти разветвленные сети оказывали поддержку анархистским террористическим группировкам. В первую очередь это «шили», или «шико» – «модные леваки», – главным образом либералы из среднего класса, которые финансировали деятельность анархистов. «Шили» – это придерживающиеся левых взглядов юристы, журналисты, университетская профессура и тому подобные люди, дававшие деньги на «прямые действия» анархистов… Пока эти самые «прямые действия» не сменились с громких лозунгов на правительственных зданиях, выходок в шикарных ресторанах и позирования голышом для прессы на похищение людей, убийства и взрывы. Активисты стали террористами, а это был уже перебор для «модных леваков». Тут и произошло реальное отделение зерен от плевел, и в конечном итоге террористические группировки стало поддерживать ядро помощников, которые оказывали содействие, не преступая при этом закон.

– Знаю, – кивнул Фабель, – так называемые легальные.

– Верно. Но, помимо «легальных», была по всей стране и обширная сеть «спящих». Эти люди могли пойти на нарушение закона, чтобы профинансировать или поддержать деятельность основной террористической группировки; возможно, даже привлекались для убийства высокопоставленных лиц… Но для окружающих они вели обычную незаметную жизнь. Террористические группировки частенько привлекали к своей деятельности людей, которые никогда официально не принимали участия в акциях протеста или какой-либо политической деятельности вообще. – Ульрих подтолкнул досье к Фабелю. – Вот здесь вы прочтете, что Ганса Йохима Хаузера подозревали в том, что он «легальный». Он открыто поддерживал «дело», но закона не нарушал. Доктор Грибель же считался потенциальным «спящим» агентом…

– Их подозревали в связях с «Фракцией Красной армии»?

– Именно. Как вы знаете, группировки эти плодились, подобно грибам после дождя – «Социалистический коллектив пациентов» [9]9
  «Социалистический коллектив пациентов» – экспериментальный психотерапевтический коллектив, созданный доктором Вольфгангом Губером. Основным принципом СКП была гуманная психиатрия. Основная концепция – психические заболевания у отдельного индивида развиваются из-за болезненного состояния общества в целом. Организация была закрыта по доносу коллег Губера.


[Закрыть], «Революционные ячейки» [10]10
  «Революционные ячейки» – немецкая леворадикальная сетевая организация, действовавшая с 1970-х по 1990-е гг.


[Закрыть], «Красная Зора» [11]11
  «Красная Зора» – немецкая леворадикальная феминистская организация, действовавшая совместно с революционными ячейками, однако больше внимания уделявшая борьбе с эксплуатацией женщин.


[Закрыть], «Группа Баадер-Майнхоф»… А еще некоторое количество, так сказать, вольных стрелков – за неимением лучшего определения. И я знаю, что вам довелось повстречаться с одной из таких мелких групп на заре вашей полицейской карьеры.

Фабель резко кивнул. Ульрих явно намекал на вооруженное ограбление банка в 1983 году, осуществленное радикальной группировкой Хендрика Свессона, во время которого застрелили Франца Веберна, а Фабель получил ранение и был вынужден отнять у человека жизнь, чтобы спасти свою. Фабелю не понравилось, что федерал, видимо, когда-то копался и в его прошлом. Впрочем, одернул себя Фабель, в этом и заключается работа Маркуса Ульриха.

– Как вы помните, после самоубийства в тюрьме «Штаммхайм» Баадера, Майнхоф и других в семьдесят шестом – семьдесят седьмом годах доморощенный терроризм в Германии утратил свое ядро и распался на мелкие группировки. Что вообще-то существенно усложнило нам работу. Ну и круто возросли уровень и степень насилия. По правде говоря, Хаузер и Грибель давно держались в тени, и никогда не возникало предположений о связи между ними. Конечно, у них были общие знакомые, но это можно сказать обо всех, кто хотя бы мало-мальски участвовал в тех событиях. Однако насчет Грибеля есть еще кое-что.

– О!

– Я заметил, что досье недавно обновляли. За Грибелем снова начали присматривать пару лет назад. Думается мне, это связано с его исследованиями. Почему именно его сфера деятельности вызвала интерес, сказать не могу, но наши спецы по борьбе с терроризмом сочли нужным проверить его еще разок. Опять же низко приоритетное дело. Короче… Приятного прочтения.

– Я действительно очень вам признателен, – сказал Фабель, когда им подали ленч.

– Не за что. Единственное, о чем я вас попрошу: если вдруг политическое прошлое ваших жертв окажется верной ниточкой, пожалуйста, сообщите мне. И еще, герр Фабель… – Ульрих явно колебался, не зная, стоит ли ему продолжать.

– Да?

– Будьте осторожны. Как вы сами увидите, ознакомившись с этими досье, некоторые фигуранты, являвшиеся в прошлом объектами нашего внимания, сейчас стали важными людьми. Достаточно взглянуть на состав правительства Герхарда Шредера. Министр иностранных дел, участвовавший в уличных погромах, министр внутренних дел – прежде адвокат членов «Группы Баадер-Майнхоф». – Ульрих имел в виду Йошку Фишера, которого убрал и после того, как Беттина Рол, дочь Ульрики Майнхоф, продала журналистам фотографию, где Фишер нападает на полицейского. И Отто Шили, выступавшего адвокатом террористов на заре своей карьеры. – Есть и другие – с немалыми амбициями и куда ближе, как говорится, к дому…

– Как Мюллер-Фойт?

– Точно. Если вы вдруг обнаружите, что идете именно в этом направлении, будьте осторожны.

Фабель мрачно рассмеялся:

– Разносы со стороны политиков меня мало волнуют. Давно уже привык.

– Вам вовсе не насчет подобных разносов надо беспокоиться… – возразил Ульрих. – Я не верю, что так называемые спящие, которых в те времена оставили без внимания, сейчас по-прежнему верят во всю эту левацкую чушь, ведь они вот уже двадцать лет ведут обычную жизнь. И я нисколько не сомневаюсь, что многие из них пойдут на что угодно, лишь бы защититься. Так что, как я уже сказал, будьте крайне осторожны.

19.30. Позельдорф, Гамбург

Всю вторую половину дня Фабель провел за чтением досье. Там все в точности было так, как и сказал Ульрих. Хаузер и Грибель болтались в одних и тех же местах, ходили одними тропами, у них имелись общие знакомые, но ничто не указывало на пересечение их путей. И все же логика подсказывала: вполне вероятно, эти двое слышали друг о друге. И из того факта, что службе безопасности не удалось установить существование каких-либо контактов между ними, вовсе не вытекало, что они и впрямь никогда не встречались.

Сюзанна допоздна работала в Институте судебной медицины, так что Фабель вернулся домой один. После ленча с Ульрихом есть ему не хотелось, так что он соорудил себе бутерброд, прихватил бутылку пива и поставил все это в гостиной на кофейный столик рядом с ноутбуком и досье. Некоторое время он просто сидел, потягивая пиво, и смотрел в окно на парк и слегка мерцавшие в вечернем свете воды Альстера. Обычно этот пейзаж оказывал на Фабеля успокаивающее воздействие, но сейчас что-то его исподволь тревожило. Он был очень организованным человеком. Ему требовалось, чтобы в его мире царило равновесие, чтобы жизнь подчинялась логике. И, как большинство организованных людей, он боялся хаоса, частенько бушевавшего у него в душе. Фабель испугался, увидев, каких размеров достигла паранойя Кристины Драйер. Неуловимая связь между обеими жертвами и множество совпадений в их прошлом тревожили его. Когда Фабель анализировал биографии обоих мужчин, то словно видел сеть пересекающихся линий, но как только пытался рассмотреть их в деталях, все рассыпалось подобно паутине на ветру.

Фабель услышал, как хлопнула входная дверь – голос Сюзанны известил, что она дома. Войдя в комнату, она изобразила жуткую усталость и плюхнулась на софу подле Фабеля, бросив ключи, сумочку и мобильник рядом.

– Тяжелый день? – спросил он, поцеловав ее.

Сюзанна устало кивнула и, в свою очередь, задала вопрос:

– У тебя тоже?

– Скорее странный… Давай налью тебе вина.

Вернувшись из кухни, Фабель рассказал ей о встрече с Ульрихом и о почерпнутых из досье сведениях.

– Как считаешь, может, я не там рою? Я имею в виду прошлое жертв?

– Ну, если честно… да. – В голосе Сюзанны прозвучала нотка раздражения – Фабель нарушил молчаливый уговор не вспоминать дома о работе. – Ты все усложняешь. Подумай сам. Посмотри на то, как изуродованы тела. На ритуалы убийцы, включая пришпиливание скальпов на видном месте. Это дело рук психопата. Ты ищешь зацепки в прошлом жертв, но оно у них схожее, потому что они практически ровесники. Может, этот твой убийца попросту ненавидит мужчин средних лет. Ну а то, что он увечит своих жертв, – явный психоз. Как выглядят убийства по политическим мотивам? В девяти случаях из десяти мы имеем дело с заложенной на улице бомбой, с пулей в голову…

Фабель отхлебнул пива.

– Наверное, ты права. – Он поднялся с софы. – Ладно, пойду приготовлю тебе что-нибудь поесть.

19.40. Шанценфиртель, Гамбург

Штефан Шрайнер любил Шанценфиртель. Лично для него это был самый живой, самый яркий и активный район Гамбурга. Здесь была его квартира.

Шрайнер вот уже семь лет служил комиссаром в патрульной службе полиции Гамбурга и четыре года из этих семи патрулировал Шанценфиртель. Шрайнер гордился тем, что хорошо вписался в этот район. Тут и хозяева магазинов, и жители, даже те, кто промышлял продажей наркоты, знали его как спокойного и добродушного полицейского. Но всем тут отлично было известно: несмотря на то что Штефан Шрайнер мог иногда закрыть глаза на какой-то довольно безобидный проступок, но оставался честным, надежным и опытным полицейским.

Увы, этого нельзя было сказать о человеке, который в эту смену был его напарником: Петер Рейнхард носил синие нашивки полицеймейстера и являлся подчиненным Шрайнера. И Шрайнер отлично понимал, что выше чина полицеймейстера Рейнхарду в полиции Гамбурга ничего не светило. Он смотрел, как тот идет к машине от забегаловки, держа в каждой руке по пластиковому стаканчику кофе. Рейнхард был здоровенным мужиком, постоянно поднимал тяжести в спортивном зале, а его походка была весьма развязной. Не самая лучшая идея – держаться развязно в Шанценфиртеле, если ты коп, подумал Шрайнер. Сам он уйму времени убил на то, чтобы навести тут мосты, и ему вовсе не хотелось, чтобы его видели вместе с таким напарником, как Рейнхард.

Рейнхард залез на пассажирское сиденье серебристо-синего патрульного «мерседеса» и протянул Шрайнеру стаканчик кофе. При этом он покосился на свой синий галстук и рубашку, желая убедиться, что ничего не заляпал.

– Новая форма клевая, да? – спросил он.

– Наверное. – Шрайнера данный вопрос мало волновал. Форма полиции Гамбурга в прошлом году сменилась с традиционной горчично-зеленой на темно-синюю.

– Смахивает на американскую. – Рейнхард помолчал. – Прежняя была полный отстой. В ней мы смахивали на каких-нибудь лесничих.

– Хм-м…

Шрайнер слушал напарника вполуха. Потягивая кофе, он наблюдал за приближающимся по узкой улочке велосипедистом. Шрайнеру вдруг пришло в голову, насколько было бы удобнее патрулировать район на велике.

– Я просто считаю, что это куда больше похоже на полицейский мундир… – Рейнхард вроде бы вполне довольствовался беседой с самим собой. – В смысле синий как бы международный цвет полиции…

Велосипедист миновал полицейскую машину, и Шрайнер кивнул ему, но тот проигнорировал. Обитатели Шанценфиртеля частенько были недружелюбно или даже враждебно настроены в отношении полицейских. Последствия тех радикальных деньков, когда они считали полицейских фашистами.