Текст книги "Мерценарий (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Его новое зрение было настолько глубоким и четким, что это доставляло едва переносимую боль, все, чего касался взгляд, проливалось кипящим белым огнем прямо на мозг. И в этом прекрасном огненном хаосе, более сумасшедшим, чем картина любого безумного абстрациониста, Маадэр вдруг увидел Макарова. Тот все также сидел на прежнем месте и, казалось, смотрел только в свою тарелку. Но одна рука у него была под столом, в ней угадывался очень небольшой, размером с авторучку, предмет.

«Вурм!» – крикнул Маадэр и прыгнул в сторону лестницы.

12

Собственное тело двигалось непозволительно медленно. И еще он видел тончайшую белую нить, которая неслась к нему. Похожую на крошечную молнию. Маадэр еще не успел понять, что это, но вложил все силу в этот прыжок. Кажется, он успел. Рядом с его щекой что-то треснуло, но оборачиваться он не стал – перепрыгивая через несколько ступенек, помчался вверх по лестнице. Вурм сделал кровь такой горячей, что она трещала в жилах, разгоняя тело до того предела химических реакций, когда ткань не начинает уничтожать саму себя. Сзади что-то взвизгнуло, раздался треск пластика. Макаров быстро сообразил, но второй выстрел слишком запоздал – Маадэр уже выскакивал на улицу.

Снаружи была ночь, зябкая, резкая и сырая, как все ночи Пасифе. Сейчас она была настолько ярка, словно Юпитер превратился в сверхновую. Вурму пришлось действовать без деликатностей и он не сразу поймал нужную длину волны. Маадэр успел подумать, что с такими трюками надо быть поосторожнее, не хотелось бы сжечь сетчатку или повредить зрительный нерв...

Его ждали. У дверного проема стояли двое, но спиной к нему. То ли не ожидали, что он так быстро поднимется, то ли рассчитывали на шефа. Они были не новички, начали разворачиваться на звук шагов, но у Маадэра оставалось преимущество в скорости. Скорости, далеко превосходящей основанные на несовершенных химических реакциях возможности человека.

Правого он ударил локтем в подбородок и сразу же рванул из кармана револьвер. Верный «Корсо» маленькой металлической бабочкой вынырнул из-под ткани. Но второй успел среагировать – из его предплечья мгновенно вынырнула полоса ртутно-мерцающего металла, покрытая по краю мелкой насечкой. Хороший имплант. Уродливое лезвие не блестело, лишь матово светилась. Маадэр не стал ждать, пока оно потянется к его шее. Ударил его хозяина рукоятью пистолета по зубам, с мимолетным удовольствием ощутив на ребре ладони что-то липкое и теплое.

«В сторону!..»

Он бросился бежать, и почти тотчас же рядом что-то просвистело и рассыпалось яркими желтыми искрами по стене. Запахло паленым пластиком. Маадэр прошипел что-то неразборчивое и, не оборачиваясь, выпустил две пули в ту сторону, откуда слышал выстрелы, рассчитывая не столько вывести из строя стрелка, сколько сбить ему прицел. Едва ли стрелок был один – ответные выстрелы мгновенно выбили из стены, вдоль которой бежал, пригнувшись, Маадэр, уродливые цветы из каменной пыли и штукатурки. Как минимум двое, прикинул он. А может, трое. И судя по тому, как кладут пули почти в кромешной темноте, обладают зрением немногим худшим, чем его собственное. Нет смысла вступать в перестрелку, изрешетят как крысу. Значит, бежать.

Маадэр бежал, сдерживая клокочущие в груди дыхание. Он не сомневался, что Вурм впрыснул ему в кровь огромную порцию эритроцитов, позволяющих снабжать дополнительным кислородом мышцы, но даже их сейчас не хватало. Он мчался изо всех сил, испытывая мерзостное до дрожания желудка ощущение того, что его спина сейчас мелькает в черном кольце чьего-то прицела.

Вурм молчал. Сейчас он и без того делал все, что мог и, пожалуй, был занят не меньше своего хозяина. Его работа была куда более сложной и тонкой. С помощью сотен разнообразных химических реакций он превращал тело Маадэра в единый слаженно работающий механизм, причем работающий на пределе прочности. Достаточно ему не уследить за уровнем гормонов в крови или за функционированием сложнейшей системы нейро-медиаторов, забыть какую-нибудь сложную аминокислоту или секрецию, как тело Маадэра превратится в один огромный ком бесполезной агонизирующей плоти. Сколь ни были бы сильны резервы человеческого организма, есть черта, из-зз которой уже нет возврата.

Угол здания был совсем рядом, Маадэр отчетливо видел его на фоне иссиня-огненного неба, пугающего как раскрывшаяся над городом космическая бездна. Свернуть за него – и он в безопасности. Там будет забор, перемахнуть через него, потом через корпус бывшего университета, там много узких тоннелей воздуховодов, в которых его уже никто не настигнет...

Он нырнул за автомобиль и почти тотчас услышал тревожный, похожий на птичий крик, звон– сразу несколько пуль вышибли из ветровых стекол осколки, загудел потревоженный металл. Пригнувшись за машиной, Маадэр сделал вслепую еще два выстрела, не рассчитывая в кого-нибудь попасть. Револьвер трясся так, что не прицелиться – гремучий коктейль из гормонов в его крови сбивал дыхание и заставлял дрожать руки.

У самого угла он резко обернулся и выпустил оставшиеся три пули. За ним бежали четверо или пятеро – кажущиеся одинаковыми темные силуэты, беззвучные и гибкие как щупальца. Не профессионалы, понял Маадэр с облегчением, ребята грамотные, но без особого опыта. Наверно, Макаров не успел еще как следует поднатаскать своих щенков. Тем более – на сопротивляющуюся дичь, которую не стоит загонять в угол. Маадэр ни в кого не попал, но он и не целился, ему просто нужна была передышка чтоб выиграть несколько секунд.

Преследователи попадали, но тут же ответили выстрелами, сразу две или три пули с противным звуком проскрежетали над самой головой Маадэра, на него посыпались мелкие осколки пластика и кирпичная крошка. Но он не собирался вступать в затяжную перестрелку. Мелкие хищники никогда не меряются силой с преследователем, особенно когда сила не на их стороне. Они просто ускользают, чтобы пропасть в темноте.

Краем глаза он успел заметить самого Макарова – русский прилично отстал, но все равно бежал с пугающей скоростью, кажущейся невероятной для его большого плотного тела. Он словно плыл над землей. И Маадэр понял – надо убираться отсюда. Если за него возьмется сам Макаров, у него не останется и тени шанса, в какой бы узкий тоннель он не забился. Маадэр не удержался, навел револьвер на приближающуюся фигуру, но курок лишь сухо щелкнул. Времени лезть за патронами не было, тем более остальные преследователи, убедившись, что он прекратил огрызаться, уже готовы были подняться и накрыть его свинцовым шквалом.

– Мы еще встретимся, Андрей Михайлович, – пробормотал Маадэр и, коротко разбежавшись, перемахнул через забор.

13

«Я голоден».

– Замолчи. Я тоже.

«Мне нужна пища. И ты мне ее дашь, если не хочешь прямо здесь свалиться в эпилептическом припадке».

– Я дам тебе пищу. Потерпи. Надо убедиться, что нет хвоста.

«Они давно отстали».

– Очень надеюсь.

После бешенной гонки Маадэра сильно трясло, резервы организма были почти полностью исчерпаны. Почти сутки не евший Вурм, выложившийся в ночной погоне не меньше его самого, сам походил на умирающую крысу, скребущуюся внутри черепа. Чтобы спасти их обоих ему пришлось потратить оставшиеся крохи. Теперь он ядовито ворчал и ворочался.

Но Маадэр сам слишком устал, чтоб злорадствовать. Шатаясь на подламывающихся ногах и щурясь из-за расфокусировавшегося зрения, он ковылял по улице, похожий на конечного нарко в пост-эффекте. Его отражение в уличных окнах выглядело как дьявольская маска – неестественная бледность, лопнувшие сосуды в глазах, отвисшая челюсть. Жуткая картина. Повезло еще, дотянул до Восьмого с его относительно приличными улицами. В Девятом он не прошел бы в таком виде и двух кварталов – обитатели Девятого обладают превосходным нюхом на чужую слабость. Такие же крысы, как и он сам.

Идущие навстречу люди старались на него не смотреть, иные даже спешили отойти в сторону. Перепачканный во многих местах и зияющий свежими прорехами плащ походил на рванину и тоже не вызывал у встречных доверия.

Маадэр петлял, перебираясь с крупных улиц на переулки, несколько раз внезапно менял направление или надолго застывал в тени карнизов. Загонщики Макарова сплоховали, но его следопыты могут взять реванш. В каменных джунглях города не так-то просто оторваться от целой своры обученных грамотных ищеек. А в том, что у «РосХима» такие есть, Маадэр не сомневался. Возможно, в скором времени громада Восьмого станет для него самого очень ненадежным укрытием.

Наконец он окончательно выдохся и привалился плечом к ржавой противопожарной лестнице в каком-то бетонном тупике.

«Дилетанты, – проворчал Маадэр, подкуривая сигарету трясущимися пальцами, – Я ожидал от старика большего. Если он так дрессирует своих ребят, неудивительно, что ему пришлось бросить службу в Конторе…»

«Заткнись, – голос Вурма сочился усталостью и презрением, – Если бы не я, ты свалился бы еще в «Целлиере» и сейчас катался по полу в то время, как нано-пуля растворяла бы твои кости».

– Не думай, что я этого не ценю, – пробормотал он, ощупывая воротник плаща, – Вот же дьявол… Близко прошла.

В плотной ткани он нащупал разлохмаченную дырку. Совсем небольшого размера, такую можно заработать, наткнувшись в темноте переулка на выпирающий из стены гвоздь. Но Маадэр знал, что эта штука была отметиной несопоставимо более опасного оружия, чем самый большой и заточенный гвоздь. Коснувшись ее, он ощутил в подкладке плаща что-то небольшое, но твердое, размером с горошину. Вытащить эту горошину наружу в темноте непослушными пальцами было непросто, но Маадэр справился за полминуты.

– Смотри, какая красавица, Вурм.

На его ладони лежала нано-пуля, та самая, что чуть не угодила ему в затылок на лестнице «Целлиера». Дружеский подарок от господина Макарова, выглядящий совершенно безобидно и даже невзрачно – просто тусклая металлическая сфера немногим больше человеческого зрачка. Маадэр знал, что это не более чем маскировка, и на его ладони лежит то, по сравнению с чем любое ядовитое насекомое покажется безобидной букашкой.

Прочная металлическая оболочка требовалась только лишь для того, чтоб разогнать пулю до нужной скорости в стволе и придать необходимую кинетическую энергию. То, что находилось внутри, можно было рассмотреть разве что под электронным микроскопом и, возможно, на первый взгляд оно тоже выглядело вполне безопасно. Всего лишь комок сложных молекул аминокислот. Который, скорее всего, превратит человека в пропитанный энзимами ком разлагающейся ткани.

На Пасифе нано-пули все еще оставались дорогим и непривычным новшеством, но быстро приобретали популярность. На то ыли свои причины. Когда стреляешь нано-пулей, нет нужды целиться, едва заметная царапина уложит противника так же надежно, как и сквозная дыра в сердце. От попавшего в кровь химического реагента не спасет ни бронежилет, ни усиленные подпольными вивисекторами кости. Кроме того, нано-пули, в зависимости от начинки, обладали избирательным воздействием. Они могли стать причиной кратковременного паралича жертвы или же дезориентации, опьянения или мучительной смерти.

Маадэр задумчиво крутил в пальцах крошечную горошину, которая едва не оборвала в его теле те химические реакции, которые называются жизнью.

Он почти не сомневался в том, что эта пуля, предназначенная ему Макаровым, содержала тот же разлагающий яд, который достался Зигана. Профессионалы не убивают на виду у других. Скорее всего, под стальной оболочкой был заключен какой-нибудь мощный нейро-токсин, который в несколько секунд парализовал бы жизненно важные центры в коре его головного мозга. Едва ли кто-то из посетителей «Целлиера» удивился бы тому, что неопрятно одетый человек в плаще рухнул мешком на лестнице. Что вы хотите от мерценариев, господа? Всем известно, они поголовно сидят на кустарной дряни, которую добывают в подпольных лабораториях, в крови каждого из них – дьявольская смесь из всех разрешенных и неразрешенных наркотиков, а тут еще преклонный для мерценария возраст, стресс, хронические болезни… Жандармы не стали бы задавать неудобных вопросов, на их долю каждый день приходится по нескольку десятков куда более неприятных мертвецов – с размозженными головами или простреленной грудью.

«Мой бывший сослуживец, – должно быть, печально пояснил бы Макаров жандармам, – Всегда отличался неважным здоровьем, да и на шань-си налегал изрядно. Извольте видеть, к чему это привело беднягу…»

Постепенно, катая в пальцах невзрачный шарик, Маадэр приходил в себя. Сердцебиение унялось, артериальное давление снизилось, даже пульсирующие зеленые пятна перед глазами понемногу исчезали. Неприятные ощущения доставляла только тупая ноющая боль в затылке, но Вурм заверял, что она продлится не очень долго. Было еще что-то странное, какое-то очень знакомое и столь же тонкое ощущение – как будто тончайшая золотая иголочка прошла сквозь лобные доли мозга и теперь едва заметно вибрировала. Ощущение не было неприятным, оно что-то означало, но Маадэр не мог вспомнить, что. Думать было тяжело, мысли лезли плотными густыми комками, даже память подводила. Неизбежное следствие сильнейшего нервного перенапряжения.

– Не понимаю, – пробормотал он, пряча бесполезную нано-пулю в карман, – Все равно не понимаю.

«О чем ты?»

Вурм походил на уставшего пса, сжавшегося в свое конуре. Тоже безмерно изможденный и вымотанный, он спрятался где-то в затылочной боли и говорил неохотно, через силу.

– «РосХим». Я не понимаю. И это очень плохо, – пошатнувшись, Мааэдэр опустился на мусорный бак. Грязь и запах сейчас беспокоили его меньше всего, – Нас этому учили в Конторе. Хуже всего не то, когда ты проигрываешь противнику. Это нормально. Он может превосходить тебя во многом, может подавлять, рано или поздно ты сможешь создать ситуацию, в которой окажешься сильнее него. Гораздо хуже, когда ты не понимаешь противника. Это говорит о том, что ты выбит из колеи. Дезориентирован. Не видишь вещей, которые должен был видеть и не понимаешь вещей, которые должен был понять. Я не понимаю «РосХим».

«Только за последний год тебя пытались убить не меньше дюжины раз, – проворчал Вурм, – И, насколько я помню, это ни разу тебя не удивляло».

«Это было крайне опрометчиво с их стороны, – Маадэр перешел на мысленный голос, говорить из-за сухости во рту было слишком тяжело, – Более того, это было глупо. Они решили устранить меня, зная, что я где-то спрятал чемодан с их нелегальным био-софтом?

Они готовы были потерять его – только чтоб заткнуть рот мне? Но я сам был готов притащить его к ним в зубах! Это странно. И я не понимаю. Если с человеком ведут хитрую игру, его не убивают до того, как он сделает нужный ход. Или убивают сразу. Если они считали, что я лазутчик этого... как его... «

«Чимико-Вита».

«Точно, «Чимико-Вита». Макарову ничего не стоило застрелить меня сразу же за столом. Но он этого не сделал. Мы провели полчаса за славной беседой, успели договориться к обоюдной выгоде, поладили, и только после этого он решил, что я зажился на этом свете. Как глупо».

«Он щупал тебя, вытягивал информацию, проверял. Потом пошел на соглашение, чтоб тебя успокоить. И выстрелил в спину. Хорошо разыграно».

«Полагаешь, он принял меня за двойного агента? За человека, которого ему намеренно подсовывают конкуренты?»

«Не знаю, – помедлив, сказал Вурм, – Возможно, он напротив пришел к выводу, что ты не имеешь отношения к конкурентам, случайный человек, который попал в историю по ошибке».

Маадэр выбил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой.

«То есть, или меня убивают как агента конкурентов или меня убивают как случайного человека? – уточнил он, затягиваясь, – Отличный выбор».

«Шань-си давно разъел твой мозг, – проворчал Вурм, – В любом качестве ты представляешь собой опасность для «РосХима». Причем в качестве случайного человека даже больше».

«Поясни».

«Ты сам говорил, что Пасифе – это болото, в котором между собой воюют большие и опасные хищники. «РосХим» и «Чимико-Вита» – как раз и есть такие хищники. Судя по всему, они давно уже конкурируют друг с другом за позиции на рынке био-софта. Включая и черные рынки, на которые они поставляют совсем не тот био-софт, который описывают их красочные рекламные буклеты…»

«Конкуренция среди торговцев смертью, – Маадэр сплюнул, – Звучит как заголовок дешевой газеты».

«Возможно, их война длится не первый год. «Чимико-Вита» крадет перспективные разработки «РосХима», люди Макарова отвечают диверсиями и промышленным шпионажем… У их игры должны быть негласные правила, которых они придерживаются. Но ты – человек, который попал в игру случайно. И может здорово спутать карты обеим сторонам. В конце концов, ты можешь с умыслом или нет выложить информацию жандармам – и тогда на Пасифе обрушится вся ярость Земли, а рынок нелегального нейро-софта на долгое время окажется парализован».

«Ты имеешь в виду…»

«Им проще списать четыре пробирки дорого перспективного био-софта, чем подвергать себя опасности. Их и списали – с незначительным материальным довеском вроде тебя. Ты просто стал частью статьи расходов в бюджете одной большой транс-национальной корпорации».

Маадэр сделал очередную затяжку и с отвращением выпустил дым через нос.

Вурм прав. Старый мудрый червь редко ошибается. Макаров не собирался идти на сделку, не собирался договариваться с одним не в меру жадным мерценарием, который, к тому же, возомнил себя самым хитрым. Макаров попросту выбил из него все, что было интересно, а после хладнокровно попытался устранить. Потеря четырех пробирок?.. Возможно, лаборатории «РосХима» на Пасифе способны синтезировать четыреста в день. Они найдут своих покупателей. Рынок спроса раскинулся на все планеты Солнечной системы. Где-то все еще идет грызня между Землей и внешними планетами. Где-то соседи ожесточенно делят между собой орбиты и спутники. Где-то затеваются революции, свергаются планетарные правительства и совершаются террористические акты. Солнечная система всегда будет бурлящим котлом. Не таким, чье содержимое похоже на грязное варево, вроде Пасифе, но кому какое дело…

Маадэр докурил сигарету до пальцев и зашипел от боли.

Эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что жгла его изнутри. Особенной болью, нейтрализовать которую не в силах был даже всемогущий Вурм.

Он самоуверенно мнил себя игроком в сложной игре. Но был лишь мухой, севшей на чужую фишку. И ликвидировать его собирались так же безразлично, как муху. Не с уважением, не с опаской, а с обычной корпоративной брезгливостью. Они даже не посчитали его противником, как не считают противником перегоревшую лампочку, которую списывают в утиль. Досадным обстоятельством, которое может обернуться разве что короткой невыразительной строкой в чьем-то квартальном отчете.

Все верно. Мелкие хищники не должны виться там, где ступают большие. Те, кто об этом забывает, быстро идет на корм. Корпоративные правила игры не сильно отличаются от тех, что царят среди простейших организмов.

«Если ты уже закончил с самоуничижением, – голос Вурма от голода и усталости скрежетал, как соприкасающиеся кости в лишившимся синовиальной жидкости суставе, – я бы обратил твое внимание на аптеку на другой стороне улицы».

«Извини. Сейчас».

Аптекарь смотрел на Маадэра с тем высокомерным презрением, с которым человеку, облаченному в белоснежный халат, позволительно смотреть на грязного и потрепанного бродягу. На какой-то миг Маадэру захотелось сгрести его за шею и проломить аптекарским лицом все зеркальные шкафы, которые здесь найдутся. Должно быть, какая-то тень этого чувства, не сдерживаемого Вурмом, отразилась на его лице, потому что аптекарь вздрогнул и поспешил спросить:

– Что-то угодно?

Маадэр вынул пачку ассигнаций, помнящих его прикосновение Зигана. Отсчитал несколько купюр и шлепнул их на стерильно-чистый прилавок:

– Десятипроцентный раствор глюкозы. Три грамма нуклеопротеинов, лучше всего производства «Албумет». Грамм фосфатидилхолина. Две ампулы пролина, если есть. Тирозин. И что-нибудь из алколоидов... Мускарин есть?

– Нет.

– Тогда физостигмин, пять тысячных грамма. И еще пару вещей...

Аптекарь запаковал все и с опасливым выражением на тщательно выбритом лице принял не очень чистую купюру. Сдачи Маадэр ждать не стал. Вышел из аптеки, завернул в ближайшую подворотню и проглотил все купленное, с трудом сдерживая рвотные спазмы.

Вурм не любил подобное питание – слишком несбалансированное, к тому же подвергает дополнительной нагрузке печень. Подобная смесь для него была подобием армейского концентрата, которым когда-то давно давился сам Маадэр. Но сегодня Вурм не возражал. Некоторое время он молчал, впитывая этот жуткий коктейль и на ходу синтезируя недостающие элементы из полученных химических веществ. Маадэр давно привык к этому процессу и даже не находил его неприятным, ощущая лишь мимолетное головокружение.

Ешь сам – и дай есть другим, вот основной принцип жизни в любой среде, будь это среда простейших микроорганизмов или огромных многоклеточных корпоративных монстров. Были и другие, которые никогда не фигурировали в письменном виде, но, тем не менее, давно были усвоены всеми участниками рынка. Не хватай больше, чем ты можешь унести. Не спорь с тем, кто сильнее. Не рискуй там, где нет необходимости. Нарушитель этих правил чаще всего идет на корм прочим. Бесхитростная корпоративная биология.

«Я пополнил силы, – сказал Вурм через несколько минут, когда Маадэр, подкурив очередную сигарету, прятался от ветра в грязной подворотне, – Тебе тоже не мешало бы поесть».

«Не сейчас».

«Хорошо. Я позабочусь, чтоб желудок тебя не беспокоил. А ты пока можешь принять немного эндоморфа».

«Тебе это нужно?»

"Тебе. Ты принимал его последний раз четыре часа назад, действие скоро закончится. А электромагнитных полей здесь не счесть. Не хочу спасать тебя от очередного приступа эпилепсии".

«Спасибо, что напомнил», – Маадэр вынул привычный контейнер, похожий на узкий пистолетный магазин, выщелкнул на ладонь невесомую капсулу и вдруг замер.

«В чем дело?»

«Это ощущение... Я чувствую его с тех пор, как сбежал из «Целлиера». Сперва я думал, мне это мерещится. Слишком устал, чувствительность обострилась… Но нет, сейчас я ощущаю его отчетливо. Точно так же фонил Зигана. Что-то очень маленькое, на определенной длине волны».

«Клоп».

«Дьявол! – Маадэр сорвал с себя плащ и принялся яростно его прощупывать, – Макаров успел посадить на меня клопа. Видно, из осторожности. На тот случай, если все-таки сбегу от его волкодавов…»

Попытки нащупать «клопа» оказались напрасными. Слишком миниатюрное устройство, чтоб его могли обнаружить грубые человеческие пальцы. К тому же, оно не обязательно должно было быть в его одежде. Хороший современной разработки «клоп» сродни нано-пуле, всего несколько микрон в длину, ничего не стоит засадить под кожу жертве. Такому «клопу» не нужны громоздкие аккумуляторы, он получает энергию, используя окислительные процессы в теле своего носителя. Впрочем, Маадэр надеялся, что «РосХим» использует более старые и проверенные модели.

– Жирный ублюдок, – процедил Маадэр сквозь зубы, – Успел, значит…

Он переложил револьвер в карман брюк, плащ сорвал и бросил в открытый подъезд ближайшего дома. Ощущение воткнутой в мозг золотой иголочки пропало. Маадэр ощутил облегчение.

«Что это, перестраховка? – спросил он, миновав быстрым шагом еще несколько кварталов, – Макаров не был верен в том, что уберет меня и решил повесить на всякий случай клопа? Или он успел повесить его еще раньше?..»

Если б у Вурма было тело, он бы пожал плечами.

«Не знаю. Но сейчас это не важно. Куда теперь?»

«Сколько мне осталось?»

«Шестнадцать часов».

Маадэра бросило в холодный пот. Точно каждую пору его кожи пронзили тончайшей ледяной булавкой.

«Шестнадцать? – только и смог выдавить он, – Почему?»

«Софт оказался настойчивее, чем я думал, – неохотно сказал Вурм, – Он очень быстро прокладывает дорогу к твоим центрам дыхания и сердцебиения. А мне пришлось ослабить осаду, чтоб высвободить ресурсы и спасти твою голову в «Целлиере». Наш с тобой запас – шестнадцать часов. Да и тех я не гарантирую».

«Отлично», – Маадэр зло рассмеялся. Несколько редких прохожих посмотрели на него с настороженностью и испугом.

Шестнадцать часов жизни. Меньше суток.

Он стиснул кулаки, не замечая того, как порывы ледяного ветра впиваются в его беззащитное тело, вырывая из него крохи тепла.

Шестнадцать часов до того момента, когда пирующее в его мозгах чудовище в последний раз протянет щупальце – и сожмет сердце в удушающей хватке, заставив лопнуть и истечь теплой кровью. Меньше тысячи минут.

Маадэр едва не взвыл.

Умирать мучительно, тошно, отчаянно не хотелось. Дьявольски хотелось идти и чувствовать себя живым. Дышать. Слышать удары собственного сердца. Чувствовать лицом вечно сырой и резкий ветер Пасифе. Ощущать вонь свалок. Касаться подошвами твердой земли.

«Выхода нет, – Маадэр остановился посреди улицы, забыв про холод, не обращая внимания на прохожих, – Что ж, любая игра имеет эндшпиль. Моя партия удалась. Это будет не больно?»

«Я обещаю», – тихо ответил Вурм.

«Не хочу тянуть время. Шестнадцать часов – это слишком много. Мне приходилось расстреливать людей, я знаю, как они мучаются в преддверии казни. Надо разобраться с этим по-мужски. Сразу».

«Похвальная решительность, – проворчал Вурм, – Но не спеши распоряжаться нашим телом единолично. Я не хочу, чтоб ты вышиб свой мозг вперемешку со мной на грязный тротуар».

«Не хочу использовать пистолет. Слишком напыщенно и глупо».

«Прими большую дозу физостигмина. Или, если хочешь, я синтезирую его самостоятельно…»

«Не самая красивая смерть, – Маадэр поморщился, – По крайней мере, для меня».

Он подумал, каково сейчас Вурму, его невольному компаньону. Едва ли лучше. Должно быть, это чертовски неуютно – быть запертым, как в камере, в содержимом чужой головы, внутри чужого мозга, который совсем скоро станет комком посеревшей от некроза плоти. Без собственных глаз, без ушей, без рук...

«Судить тебе, – Вурм издал нечто похожее на вздох, – Но, если ты не очень спешишь, возможно, я подскажу тебе что-то, чем ты мог бы заняться в течение следующих шестнадцати часов».

«О чем ты говоришь, Вурм?»

«О тебе, безмозглый идиот. Возможно, у тебя еще есть шанс».

Маадэр недоверчиво уставился на собственное отражение в грязном оконном стекле. Так пристально, словно рассчитывал рассмотреть в отражении глаз сидящего где-то глубоко внутри Вурма.

– Что ты хочешь сказать?

«Думаю, ты уже догадался».

14

Вино оказалось самым настоящим, не чета той бурде, что варили на гидропонических фермах Восьмого из бурых водорослей и дрожжевых культур. На вкус оно было необычайно мягким, точно во рту у Маадэра оказался жидкий шелк, а еще пахло чем-то нездешним, не имеющим отношения к гнилой неплодородной земле Пасифе. Этот вкус мог быть рожден где-то очень далеко отсюда, может быть, даже под светом иных звезд.

Маадэр сделал еще несколько осторожных глотков. Сейчас, после того, как он закончил длинный утомительный рассказ, вино было лучшим средством для пересохшего горла. И для утомленного мозга. От вина мысли текли легче и спокойнее, а еще Маадэра очаровывало то, как багровое море, заключенное в прозрачном хрустале, наступает и отступает, стоит лишь немного наклонить бокал.

– Вот и все, – сказал он, с сожалением отрываясь от этого зрелища, – Надеюсь мой рассказ не показался вам затянутым.

– Ничуть, – заверил его мужчина, сидящий в кресле напротив, – Я считаю себя деловым человеком и высоко ценю свое время, но ваш рассказ, безусловно, стоил каждой потраченной минуты.

– Я тоже начал ценить время, – Маадэр искривил губы в полуулыбке, – Ведь у меня его осталось немногим более десяти часов.

– Этот... это существо у вас в голове, действительно способно подавлять био-софт?

– Отчасти. Но лишь до какого-то предела.

– У всего существует предел, так уж устроены все вещи в этом мире, – его собеседник поднялся из своего кресла и подошел к окну, бесшумно ступая по толстому ковру, сотканному, кажется, из натуральной шерсти, – Единственная вещь, которой предел не начертан – человеческая жадность, господин Маадэр.

Ему было немногим более сорока, но тонкие черты лица, бледная кожа и острые, будто вырезанные отточенной бритвой, морщины на лбу, заставляли его казаться старше. Из-под тонких бровей с изящным изгибом внимательно и цепко смотрели умные голубые глаза, которые, казалось, никогда не моргали. В его глазницы словно залили расплавленное стекло, настолько чистое и прозрачное, что Маадэру всякий раз требовалось значительное усилие, чтоб не отвести от них взгляда.

– Кажется, вам не впервой сталкиваться с человеческой жадностью, – усмехнулся он, покачивая в руке бокал.

– Верно, – отозвался тот. Его глаза мелькнули двумя голубыми газовыми гигантами в отражении оконного стекла. За этим стеклом были и другие огни, контрастирующие с ними по цвету – желтые, красные, белые, зеленые. Тысячи мерцающих разноцветных глаз Восьмого, полные похоти, страха, насмешки и неонового безразличия, – За последние годы мне пришлось слышать много историй вроде вашей, господин Маадэр. И почти в каждой из них корнем всех бед является человеческая жадность. О, это удивительное чувство. Вы даже не представляете, сколько у него оттенков и вкусов. Я повидал достаточно много из них, впору создавать коллекцию и хранить, как хорошее вино… Жадность трусливая, липкая, или жадность гордая, презрительная. Жадность коварная, как сложный нейро-токсин, или жадность простодушная. Иногда мне кажется, что жадность разъедает этот город, как смертоносный энзим. Иногда, напротив, что именно жадность является тем, что соединяет всех нас, сохраняя подобие мира. Ваша история – еще несколько щедрых мазков на полотне человеческой жадности, которое я вынужден разглядывать на протяжении последних лет.

Человек говорил напевно и почти мелодично, но Маадэр едва сдерживался, чтоб не прервать его. Легко философствовать, попивая отличное вино и рассматривая город сквозь стеклянные стены с высоты огромного небоскреба. Наверно, обитая в этих роскошных чертогах на высоте нескольких сотен метров, ощущаешь себя едва ли не небожителем, существом, высоко взмывшим над поверхностью Пасифе, совершенно не похожим на копошащихся у подножья корпоративной башни насекомых.

Маадэр повел плечами. Обстановка кабинета раздражала его. Все здесь было оформлено в новомодном деловом стиле Восьмого, который он про себя именовал «индустриальным ампиром». Слишком много плавных линий, мраморных панелей холодных оттенков, изящных стеклянных миниатюр и серых пастельных цветов. Все здесь идеально гармонировало с обликом и вкусом хозяина кабинета, настолько, словно он сам был элементом обстановки наряду с изгибающимися кушетками и письменным столами красного дерева, элементом, с которого только недавно сняли защитную пленку, тщательно пропылесосили и сбрызнули антистатическим аэрозолем.