Текст книги "Боярин Осетровский (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 16

Рождественский пост еще через несколько дней, так что мясо на пиру присутствовало.

На столах уже стояли холодные закуски: икра лососевая соленая, грузди под хреном, икра осетровая свежая, щука свежесоленая, икра осетровая, вареная в молоке, заливное из стерляди, икра белужья, рыжики с луком и маслом, балыки осетровые, головы щучьи с чесноком, схаб белужий, вареный на пару – плоская часть рыбы между брюшком и спинкой, из которой тщательно извлечены все косточки, цыплята в рассоле, капуста квашеная серая – то есть, из внешних, зеленых листьев кочана, капуста квашеная белая – из внутренних, белых листьев, огурцы соленые с дубовой корой, чтобы хрустели на зубах, сливы соленые – не знаю, зачем, но здесь такие любят, печень налима, вязига – рыбный хрящ, тоже не понимаю, но здесь любят, горох-зобанец, вареный прямо в стручках – слишком простое блюдо для пира, но, по слухам, его любит патриарх, порадуем старика, солонина с хреном, ветчина копченая,

Между ними – миски со зварами, так здесь называют соусы. Только, в отличие от соусов, зварами готовое блюдо не поливают и в салаты не добавляют, каждый сам макает в выбранный звар кусочек мяса или там рыбы. Тут я вообще не знаю, из чего они – их готовит отдельный мастер-зварщик. В каких-то из них есть чеснок, где-то лук, добавляются и другие пряности, от перца до шафрана, но где, в каких и что – не ко мне. Потом попробую сам, может, пойму.

Ну, раз все расселись – пора и выносить горячее. По регламенту каждое блюдо проносят, торжественно объявляя его, а потом ставят на отдельный стол в углу – хочешь кусочек, скажи слуге – тот отрежет и принесет.

– Гуси бескостные!

На блюдах поплыли расставившие крылья гуси, покрытые перьями. Нет, их не запекают «прям так» – как минимум, перья бы обгорели – тут сложная технология, когда с гуся снимают шкуру целиком, а из того, что осталось, полностью ынимают все кости, запекают, а шкуру натягивают обратно. И нет, лебедей, которые шаблонно изображаются на боярских пирах, у меня не будет. В здешней Руси лебедь – царское блюдо и кроме царских пиров его позволено использовать только на свадебных. А так как я еще ни на ком не женюсь, то выносить царского лебедя для меня – слишком нагло.

– Свинья троянская!

Ага, так и называется. Запеченная свинья, внутри которой – молодой барашек, внутри барашка – гусь, внутри гуся – курица, внутри курицы – перепелка, внутри перепелки – жаворонок, внутри жаворонка – крохотное яичко. Такая вот матрешка. Еще здесь есть популярное на пирах блюдо, свинья вареная с одного боку и жареная – с другого. Но как ее делать – мои повара не знают.

– Белуга, запеченная в дракона!

А вот это – моя фишечка. Нет, здесь любят, к примеру, запечь рыбу, присобачив к ней крылья, но вот полностью изобразить из нее дракона, с крыльями, гривой и лапами до меня никто не додумался. Судя по легкому гулу – понравилось. Уф.

– Заяц в лапше!

Ну, это, в принципе, ничего необычного. Заяц, вокруг него – лапша.

– Курица рафленая!

Курица, как по названию понятно, фаршированная рисом с изюмом.

– Перепела рожновые!

Слышали когда-нибудь про запекание курицы на бутылке? Вот, та же технология, только вместо бутылки – рожон, острый колышек, торчащий вверх.

– Гуси шестные в гречневой крупе!

Шестные – это не с шестью лапами или там головами. Это гуси, вяленые на шестах, а-ля хамон. Получаются они жесткие, как дерево, поэтому, вместо того, чтобы нарезать их тоненькими листочками, как тот хамон, иначе не прожуешь, их варят вместе с гарниром.

– Вепрь запеченный!

Самый натуральный кабан, запеченный целиком, прошел на блюде в окружении картошки… а, нет, репа это.

– Слон запеченный!

Самый натуральный слон, ну, если судить по размерам – слоненок, с ушами, хоботом и даже с короткими бивнями. Бояре несколько поразились… обидно, что всего лишь «несколько» – знаете, как трудно было послать экспедицию в Африку, притащить слона, запечь его… ладно, шучу. Вы, наверное, тоже, как и я полагали, что на Руси мясных блюд сложнее «кинуть на сковородку и зажарить» не делали? Не делали, все верно, вот только одно маленькое замечание – так не делали при приготовлении обычных блюд, ежедневных. А вот на пирах повара зачастую, ради все тех же понтов, заморачивались так, что куда там тем китайцам. Специально из обычного мяса, баранины там или свинины, готовили фальшивого зайца или тетерева, так, что по вкусу и не отличишь. Не оттого, что зайца сложно было достать – от выпендрежа. Вот так и мой «слон» сделан, на слонятину он, конечно, не похож, но повара поклялись, что никто не поймет, из чего он там.

– Курица в щах!

Супы всякие на пирах подают в самом конце, так что если кто-то представил котелок с торчащей из него курячьей лапой – тот ошибся. Такую курицу варили, вынимали, а на отваре потом тушили капусту, на горке из которой она теперь и возлегает.

– Пупочки куриные верченые!

Небольшие шашлыки из куриных потрошков, на тонких вертелах. Собственно, «верченые» и означает, что блюдо готовилось на вертеле на углях, как шашлык.

– Каша куриная с шафраном!

Вот зачем добавлять тот самый шафран, если каша пшенная, то есть, по определению – желтая? Ну, наверное, только для понта, мол, потому что могу. А «куриная» она, кстати, потому что с курицей. В пропорции один к одному.

– Петух жареный!

Хорошо, что здесь уголовные понятия еще и не думали зарождаться, а то от такого названия блюда могло и поплохеть.

– Тетерева надергованные!

Ну, то есть – нашпигованные салом.

– Судаки паровые!

У меня была мыслишка изобразить паровых сундуков, то бишь – вареных на пару.в виде паровозов, но, боюсь, шутку не поняли бы.

– Тетерева окрошеванные!

Обложенные для украшения теми самыми солеными сливами.

– Косуля запеченная!

Да, как и кабан – целиком.

– Голова свиная!

Голова, глядящая на гостей солеными сливами вместо глаз, заняла свое место на столе.

– Перепела рыбные!

Фарша здесь не знают, по причине отсутствия мясорубок, но это никого не обламывает – рыбу режут мелкими кусочками и толкут в ступе до однородной массы, такое рыбное тесто получается. После чего добавляют соль, приправы, укладывают в специальные формочки – и запекают типа таких котлеток в форме, вон, перепелов.

– Осетр мясной!

А вот с мясом такое почему-то не практикуется. «Почему?» – подумал я и вот – результат, здоровенный типа осетр из толченого мяса.

– Чай горячий!

Бояре удивленно обернулись – напитки и так стояли на столе в многочисленных кувшинах, как хмельные, вроде тех же медов, так и безалкогольные, квасы, морсы и взвары. Чай на пирах обычно не пили, просто потому, что пили его горячим, чуть ли не кипятком, а пиры продолжались долго. Ха! Смотрите!

Что входит в стереотипы о Матушке-России? Водка, балалайка, ушанка, самовар. Поняли уже, да? Совершенно верно – на столах появились начищенные до блеска, пузатые самовары, исходящие паром, с краниками и заварочными чайниками сверху. Стереотип, так стереотип. Где я их взял, если самоваров на Руси нет? Самоваров – нет, а медники – есть. Правда, получилось только три новинки, потому что, как не торопились, но больше сделать не успели. Надеюсь, хватит, иначе придется подливать кипяток, что уже не то.

Так. После мясных блюд должны пойти супы – да, они на Руси не первое блюдо, а третье, после закусок и мяса-рыбы. Там тоже не одно наименование.

Уха черная из живых щук. Нет, щук живьем не варили, это означает, что на уху пошла свежая рыба… нет, альтернатива – не тухлая! Если не свежая – значит, соленая! А черная – значит, с приправами, перцем, корицей и гвоздикой.

Уха желтая куриная. Здесь в уху положили перец – без него уха не уха, а также пшено и… правильно, шафран!

Уха белая налимья. Ну, вот здесь из приправ только перец.

Тавранчук бараний. Типа супа, только в горшочке, где смешаны рыба, мясо, грибы. Густое получается – у моего отца иногда тушеная капуста жиже получалась.

Щи белые с соком. «Белые», значит, из белой квашеной капусты, а «сок» – это, внезапно маковое молочко. Нет, наркоманов тут нет – мак, что растет на Руси, опиум если и содержит, т в следовых количествах. Но мне, ребенку двадцать первого века, напуганного наркотой, есть такое все равно стремно.

Щи борщевые со снетками. Борщей здесь нет, а борщевые щи – есть. Это щи со свеклой. То ли борщом здесь свеклу называют, то ли что – не знаю, не выяснял. Мне этот вопрос не близок.

Уха с осетровыми огнёвами. Огнёвы – это мясо вокруг плавника, считающееся самым смаком.

Калья с солеными огурцами. Типа рассольника, хотя на вкус похоже и на солянку.

За супами ждут своего часа пироги и сладкое.

Пироги подовые. Подовые – значит, печеные в печи на противне, потому что «под» – это пол русской печи. И каждый пирог – не просто так, а в виде барашка, если с бараниной, в виде рыбы – если с рыбой, ну или просто круглые, если, скажем, с творогом или яйцами.

Пироги пряженые. «Пряженые» – это уже жареные в масле, и там с формой не выделывались, просто уложены аккуратными горками.

Редька в патоке. Очень популярна.

Рогули пряженые. Калачи с торчащими углами-рогами, жареные в масле.

Хворосты пряженые. Почти такой же хворост, как готовят в наше время бабушки, только заплетен гораздо более прихотливо, чуть ли не кружево вывязано.

Перепечи. Тестяные шарики, уложенные пирамидкой и политые медом. Похоже на чак-чак немного.

Орешки медовые. Знаете такие орешки, со сгущенкой? Вот, я хотел подкинуть эту идею, но выяснилось, что их тут и без меня знают, только вместо сгущенки – ее не знают, но как ее делать не знаю и я – кладут мед.

Яблоки, печеные в меду.

Яблоки свежие, украшенные вырезанными узорами. Тоже моя фишечка, здесь фрукты, как в турецких отелях, не украшают.

Яблоки золотые. Целиком и полностью мое изобретение – сахарные шарики, величиной с некрупный мандарин, собственно, из сахара – только тонкая корка, а внутри у ей – варенье. Как на мой вкус – слишком сладко, но для местных сахар – это уже дорого-богато, а для пущего выпендрежа я предложил покрыть эти «фрукты» сусальным золотом. Может, есть это бояре и постремаются, но понт будет засчитан.

Ну и, по русской традиции, гостям перед уходом раздают «разгонные пряники». Я и тут выпендрился, и на каждом прянике отпечатано имя-фамилия того, кому он достанется.

Так. Что-то я опять ушел в собственные мысли, как бы мои гости не заскучали. Да и есть теперь захотелось по-страшному.

Глава 17

До того, как оказаться в Руси семнадцатого века – как, мать его, это произошло⁈ – я в грибах вообще не ориентировался. Ну, шампиньоны, ну, лисички… Трюфеля еще. И мухоморы, их все знают. Сейчас же я навскидку могу назвать с пару десятков грибных сортов и даже назвать некоторые, любимые лично мною.

Я наколол на вилку небольшой рыжик. Натурально – рыжий, похожий на небольшую воронку, где-то с пятирублевую монету. Соленый. Много разных способов засола грибов есть, и с укропом и с чесноком, и с листьями дуба, но я люблю вот такие – только рыжики и соль. В таком виде они, на мой взгляд, гораздо вкуснее.

Кстати, если вы подумали, что вилка, на которой красуется оранжевый грибок – ам, в смысле, красовался – это та самая, которая чернеет при контакте с ядами, то блина с два вы угадали. Просто вилка, самая обычная. С той самой вилкой мой начальник контрразведки, то есть Клавочка, стояла у двери, проверяя каждое блюдо. А то, знаете ли, если траванут не меня, а моих гостей, или, упаси Боже – царевича, то мне можно сразу пихать в рот то, что не доел отравленный…

Тут мне пришла в голову неприятная мысль, что какой-нибудь ловкач мог подкинуть отраву уже ПОСЛЕ того, как еду проверила Клава. Например, кто-нибудь из слуг на раздаче мог оказаться тварью вербованной. От этих размышлений аппетит совершенно пропал, и даже проглоченный рыжик как-то неприятно шевельнулся в желудке… Так. Викентий, отставить панику! Я на сто процентов уверен, что за всеми попытками убийства меня стояли Романовы, которым отчего-то – хотя есть у меня версия… – не хотелось приходить на мой званый пир, вот они и пытались отменить его. Вместе со мной. А раз пир уже идет, то и травить меня смысла нет.

Но бочонок с красным медом от Романовых я, на всякий случай, все же разливать не велел.

– Неужели и вправду слон? – запросто обратился ко мне царевич. Он с интересом рассматривал кусок «хобота», отрезанный от запеченного «слона». На самом деле сделанного из отбитой говядины, с добавкой свинины, сала и специй.

– Да, – кивнул я – Сибирский.

Царевич Иван – хех, только сейчас понял, что он натурально Иван-царевич -усмехнулся краем рта, явно вспомнив мою мангазейскую легенду «английского охотника на сибирских слонов». Потом перестал улыбаться, с сомнением посмотрел на меня. Потом на мясо в своей миске.

Сидевший сбоку от меня патриарх Филипп, аккуратно лущивший стручки с вареным горохом-зобанцом, причмокнул, доедая горошины, вытер руки о скатерть – это не патриарх свинья, это традиции здесь такие, салфеток нет, поэтому к краю скатерти пришивают длинную полосу полотна, специально для вытирания рук – и непринужденно обратился ко мне:

– Что это ты, боярин Викентий, такое на шапку прицепил?

– Знак моего рода, – веско ответил я, предчувствовавший такой вопрос и успевший мысленно отрепетировать ответ.

– Что-то не похож он на осетра, – проскрипел старик-патриарх, – На крокодила похож. Только без лап. Выдумываете вы, юнцы, всякое, чего от роду на Руси не велось. Знаки всякие на шапки цепляете, часы, вон, за поясом носите… Часы должны на башне быть, а не за поясом. Не чтит молодежь нынешняя старину, совсем не чтит… И кафтан у тебя по-новомодному сшит, не так, как отцы и деды носили…

В этом месте я чуть не подавился. Потому что кафтан на мне, как вы помните, был извлечен из кладовых рода Сисевых и, значит, было ему никак не меньше ста лет. Видимо, патриарх, за старостью, начал забывать, что там его отец носил. Не говоря уж о деде. Впрочем, такие разговоры – это любимое занятие стариков во все времена, мол, в мою молодость и трава была зеленее и девки мокрее и вода кра… то есть, наоборот – вода мокрее, а девки – красивее.

–…а вот, боярин Викентий, знаешь, что тебе нужно?

Я внезапно осознал, что вопрос не риторический и Филипп натурально ждет ответа, глядя выцветшими глазами из-под седых бровей. Эм… ну, мне много чего нужно. Только что из этого «много чего» имеет в виду патриарх?

– Священник тебе нужен! – ткнул он в меня узловатым пальцем.

На… в смысле – зачем⁈

– Зачем Осетровскому священник? – хмыкнул из-за моего плеча царевич, – Для любых надобностей рановато, ни жениться, ни креститься, ни отпевать не надо.

– А вот понадобись ему кого-то отпеть или жениться – и куда он без священника? – скрипнул из-за другого плеча Филипп, – Что это за род боярский без своего священника? Но ничего, боярин… – патриарх хлопнул меня по плечу. Наверное, он думал, что изо всех сил, но сил у него уже маловато осталось. Так, легкий хлопок получился, —…я тебе вскорости пришлю. Есть у меня один на примете…

Ну вот, проблема решена, скоро у меня будет свой родовой священник… нафига мне он⁈

Патриарх удовлетворенно вернулся к гороху – не забывая отпивать из кубка – царевич куда-то свинтил, я поддел вилкой кусок чего-то мясного с тарелки, макнул с чесночный звар и, жуя, обвел взглядом палату.

Бояре уже приняли на грудь, расслабились, уже не ждали, что на их головы вотпрямщас упадет внезапная смерть, начались застольные разговоры, отчего в палате стоял гул голосом. А я, наоборот, снова начал напрягаться. По сравнении с любым среднестатистическим боярином я выглядел несколько бледно. Все бояре были здоровенными амбалами, ростом под два метра, широкоплечие, не смешные пузаны, а накачанные здоровяки, с солидными – пусть и не до пупа – бородами, в кафтанах, на которых под золотом и самоцветами и ткани-то не видно. Они с рождения привыкли быть над всеми остальными, повелевать и Повелевать… а я? Куда я влез?

А я – боярин Осетровский! И мне плевать, что я моложе любого боярина вдвое, что я ростом ниже – правда, ненамного – а в плечах уже в два раза, что кафтан на мне одолженный, а боярином я стал пару месяцев назад. Плевать!

Хотя напряг, конечно, сохраняется…

Чтобы не грузить себя мыслями о собственной неполноценности, я приосанился, отпил из кубка – а хороший мед, кстати – и тихонько прошептал Долгое Слово. Чтобы прислушаться к тому, что там бояре говорят.

Правда, тут же выяснилось, что бояре таких слухачей, как я, видали… в голове пронесся ряд вариантов того, где они таких, как я, видели, один неприятнее другого. Видели, в общем, и давным-давно придумали способы противодействия. Вон, к примеру, два боярина отошли к стене и разговаривают между собой. Вроде и губы шевелятся, и руками один из них водит, явно что-то показывая – а ни звука не слышно. Наверняка, какое-то Тихое Слово, позволяющее говорить хоть в толпе, не боясь, что тебя подслушают. А вон – еще два. Положили между собой на стол пластину, не пластинку, иконку, не иконку – и теперь и соседи, и я с Долгими Словами, слышу только невразумительное лопотание, и ни одного членораздельного слова. Амулет какой-то, явно.

Но некоторые то ли не считали свои разговоры секретными, то ли не заморачивались.

– «Тарские казаки доносят, что из Омского острога давно вестей нет». «Так отправить туда разведчиков, пусть посмотрят, что случилось – джунгары ли безобразят или джунгары подошли». «Так отправляли». «И что?» «Никто не вернулся. Кто до острога доходил, говорил – стоит и все в окрестностях спокойно. А кто в сам острог уходил – уже его не покидал»…

– «С Алтая джунгары ушли, кузнецких татар от дани освободили. От царя же никого там еще нет, остроги не поставлены. А места благодатные, что дли пашни, что для пастбищ, пушнина в лесах опять же…»

– «На Волге разбойник Степашка появился. На Хвалынском море персов пограбил, так теперь за русских купцов взялся». «Вот негодяй. Собрать полки, да разогнать, пока силу не набрал»…

– А подайте-ка мне кусок вон того осетра! Очень я осетров люблю! Когда они запечены до корочки!

Так, а это уже не Долгое Слово. Голос любителя осетров разнесся по палате и без него. Понятно – Морозов. И также понятно – на кого намек. Ну-ну, отведай. Нет на столах ничего осетрового, кроме икры, а тот, от которого ты кусочек жаждешь – из мясного фарша сделан. Мог бы и догадаться, но… Это же Морозов. У него извилин в мозгу много, да все они – в голове его жены.

– Морозов… – произнес голос сбоку.

Я неторопливо обернулся. Потому что я – боярин и я не могу подпрыгивать от неожиданности и взвизгивать, как школьница. Даже если очень хочется!

– Буд здоров, боярин Викентий, – коротко поклонился Дашков, когда я встал со своего стула.

– Будь здоров, князь Дашков, – поклонился я в ответ. Еле удержался от того, чтобы в пояс по привычке не поклониться. Уронил бы лицо, как пить дать. Проклятый русский этикет, прямо как у японцев…

– Что это ты на шапку нацепил? – с интересом спросил глава Разбойного Приказа.

– Знак моего рода.

– Что-то не похож он на осетра. На крокодила похож. Только без лап. Впрочем, тебе виднее. Что про Морозова думаешь?

Дашков кивнул в сторону стола, за которым упомянутый Морозов недовольно жевал «осетра». Вот так-то – думаешь отхватить себе кусочек осетра, а получаешь не то, что ожидал. Хоть и вкусно, но не то, не то, что хотел. Вкусно и грустно.

– Не думаю я про него. Я, если мне придет желание про Морозовых подумать, лучше о его жене подумаю.

– Это да, жена у него – дай Бог каждому… Каждому, кому нужна такая жена. Помню, упоминал ты, боярин Викентий, что-то про вотчину, которой у тебя вроде как нет.

– Да, было такое.

– Есть у меня земля. Которую я могу тебе в вотчину передать.

Глава 18

Внезапно. Нет, я ожидал, что Дашков, для того, чтобы получить Изумрудный Венец, постарается помочь мне с решением моей «маленькой» проблемы. Но я не думал, что он обернется так быстро. Да и…

– Насколько я знаю, – начал я, – вотчины не делятся и не отчуждаются…

– Это не моя вотчина и не часть ее, – нетерпеливо произнес князь, – Это земли у меня во владении, которые я могу передать тебе, а ты объявишь своей вотчиной.

Так. Я неожиданно обнаружил у себя пробел в знаниях. Я понятия не имею, как, собственно, оформляется переход земли в вотчину. Маловероятно, что для этого достаточно выйти в чисто поле, взмахнуть рукой и сказать: «Все, что по правую сторону – мое! А все, что по левую… Тоже мое!». Наверняка там есть специальная процедура. И не менее наверняка – она завязана на Источнике. То есть, бросаться на первое же предложение, как собака на кость, все же не стоит. Скорее всего – отказаться от неосмотрительно полученной вотчины просто так не получится.

А еще у меня нет сомнений в том, что Дашков хочет меня как-то напарить. Просто так, в качестве небольшой мсти.

– Где эти земли расположены?

– Неподалеку от Смоленска. Осиновские земли.

– Большие?

Не уверен, что пары квадратных метров достаточно для вотчины. Хватит ли…

– Шесть тысяч десятин.

Десятина, насколько я помню, это примерно гектар… Шестьдесят квадратных километров⁈ Нехилый кусочек… Ощущение, что меня хотят обмануть, только усилилось. В чем, интересно, подвох?

– Люди, деревни?

– Есть и люди, и деревни.

Ну да, откуда б взяться безлюдному куску земли в… Тааак…

Я мысленно представил карту. Рядом со Смоленском, говоришь…

– В какую сторону от Смоленска?

– На западе.

На западе… По географии у меня была четверка, но я отчетливо помню, что к западу от Смоленска – Белоруссия. Это в наше время, в двадцать первом веке. А в мое нынешнее время, в семнадцатом веке, там проходит граница с Польшей. Большим и совершенно не мирным государством. То есть мне предлагают приграничные земли, которые в любой момент могут оказаться за границей. Если эта сама граница вдруг переползет восточнее. Или окажутся зоной военных действий.

– А не окажется ли так, что МОИ земли перейдут под Польшу? – хмыкнул я, намекая, что просек подвох.

Князь улыбнулся:

– В таких случаях ты можешь или в польское подданство перейти…

Сразу нет.

–…или прийти к царю государю, он выделяет новые земли под вотчину тем, кто от поляков своих земель лишился.

Хреновый вариант. Сейчас я хоть выбирать могу, а там – что царь даст, то и бери. Получу какие-нибудь неудобья на Чукотке и буду пасти оленей за тридевять земель… С другой стороны – глупо харчами перебирать. Так у меня будет вотчина, подтвержденный статус боярина, а откажись – нужно что-то самому искать. И царь тут как раз не поможет и от щедрот земельки не выделит.

– Село Дубровно рядом, можешь там себе терем выстроить, – продолжал соблазнять меня Дашков, – Можешь – терем, можешь – завод какой-нибудь. Часовой, например, будут ремесленники часы делать, как вон те, что у тебя есть. Откуда такие?

– Мой часовщик сделал, – машинально ответил я.

– Амулетчик.

– Нет, просто часовщик.

Даже не знаю, как я умудрился сохранить такой же спокойный и скучающий тон, как и в первой фразе. Только после нарочито безразличного «Амулетчик?» до меня дошло, что Дашков, как и Морозовы, подозревает меня в том, что я укрывают Тувалкаина. И этим вопросиком он меня осторожно прощупал.

Чтобы скрыть легкую дрожь пальцев и показать, что я ничего не скрываю, я достал часы и щелкнул крышкой.

На самом деле – это не часы. Нет, на вид, конечно, они как настоящие – круглые, с циферблатом и стрелкой, даже тикают. Но в часах, как вы понимаете, стрелки и тиктаканье – не главное. Главное, чтобы стрелка двигалась по кругу и указывала на нужные цифры и при этом, что характерно, в нужное время. То есть, в два часа дня она должна указывать на двойку. А не тройку или там семерку. И вот это, как раз, у моего старика-часовщика и не получилось. Он все же привык работать с большими механизмами и добиться надежной точности от маленьких колесиков… Нет, рано или поздно добился бы, но время поджимало. Поэтому я, если честно, попросту сжульничал и перед пиром подвел свои тиктакалки на нужное время.

А так – да, как настоящие.

Князь с откровенным любопытством осмотрел их, приложил к уху – благо я успел цепочку отстегнуть – одобрительно покивал головой. Я уж думал, попросит себе такие же, но не угадал.

– Так что, боярин Викентий, мы договорились? Я тебе – Осиновские земли, ты мне – Венец. По рукам?

Я посмотрел на широченную ладонь, протянутую мне. Мозоли, надо признать, знатные. С саблей князь тренируется, не шутя.

– Нет, не договорились.

– Против слова своего идешь, боярин, – голос Дашкова понизился чуть ли не до шипения, – Ты обещал, что отдашь Венец, если я тебе земли найду под вотчину…

– Нет, не обещал.

Верно, не обещал. Слово боярина – тверже гороху, так что я, в разговоре с Дашковым, тщательно следил за своим языком, чтобы и вправду не пообещать лишнего.

По скулам князя прокатились тяжелые желваки.

– Значит, не договорились…

– Тоже неверно.

На секунду мне показалось, что князь сейчас плюнет на все и прибьет меня.

– Я, – примиряющее поднял я ладонь, – время на раздумье беру. Если сам найду что-то подходящее – тогда твои земли мне, князь, не надо. А если не найду – тогда уж к тебе приду.

– Если ты мои земли себе берешь – Венец мой. А если ты сам себе земли найдешь…

– Венец тоже твой.

Не нужна мне эта игрушка. Честно. Свой Источник я уже нашел, а за чужими охотиться не собираюсь. Сейчас мне Венец только и нужен для того, чтобы за него что-то выгадать. Земли под вотчину – как вариант.

Князь непонятно хмыкнул и протянул руку еще раз:

– Уговор.

– Уговор.

Он подкинул на ладони левой руки амулет, вырезанный из розового турмалина – а вы думали, мы так просто болтаем о серьезных вещах, чтобы любой мог подслушать? – и отправился на свое место, явно собираясь плотно подзакусить.

* * *

Ох-хо-хо…

Чувствую себя питоном. Питоном, который съел слона… кстати, моего фальшивого слона умяли целиком, только бивни из березы оставили. Всем было интересно, что ж это за слон такой. Но и другим блюдам бояре тоже воздали должное. А так как хозяин пира отставать от гостей никак не мог – мне приходилось мести со стола все, что на нем находилось, на равных. Иначе получалось, что я не вместе со всеми остальными боярами участвую в пиру, а как бы кормлю их. А так как кормит их царь, то… то мне вести себя по-царски не полагается. Иначе царь государь может решить, что я мечу на его место – и всё. Был боярин Осетровский и… где боярин Осетровский? Кто такой боярин Осетровский? Никто не знает, никто не слышал, никто не помнит. Если следующим оказаться не хочет.

Сколько ж я съел-то? Кстати, странно, но я чувствую себя объевшимся, но не переевшим. Нет такого, знаете, болезненного ощущения, что живот сейчас лопнет или меня просто стошнит. Особенности боярской физиологии, что ли?

– Будь здоров, боярин Викентий.

– Будь здоров, князь Василий.

Телятевский. Подошел ко мне, вроде как поздороваться, но смотрит что-то недобро, как собака на блоху.

– Что это ты на шапку нацепил?

– Знак моего рода.

– Что-то не похож он на осетра. На крокодила похож. Только без лап.

Дался вам этот несчастный рыб! Я и сам знаю, что он на осетра не похож!

– Я хотел сказать тебе, боярин Викентий, – сразу же взял быка за рога Телятевский, – что от дочери отрекся. Нет у меня больше дочери Клавдии.

– Я знаю.

Клава что-то такое упоминала.

– Поэтому, если на Москве заговорят, что моя Клавдия в твоем тереме живет…

– Не живет.

Брови Телятевского взлетели.

– Нет в моем тереме твоей дочери.

– Как нет?

– Так ведь и дочери Клавдии у тебя, князь Василий, нет. Сам только что сказал. А что до той Клавдии, что у меня живет, так то не дочь твоя, а сестра моя, Клавочка.

– Сестра? – ошарашено переспросил князь.

– Сестра.

Вдаваться в подробности я не стал. Умный, сам догадается, что к чему. Ну а не догадается – я не виноват.

Телятевский, глубоко о чем-то задумавшийся, отошел в сторону. Я же вернулся на свой стул и вздохнул. Вон, уже разгонные пряники разносят, и сыту разливают, воду с медом, чтобы на ход ноги размочить набитое в желудки.

Пир заканчивается.

– Будь здоров, боярин Викентий.

– Будь здоров, царевич Иван.

Мы оба подняли бокалы с медом. Я посмотрел на развеселившихся к концу пира бояр, некоторые из них поглядывали на меня вполне дружелюбно. Даже глава Приказа тайных дел, хотя лично меня дружелюбие спецслужбиста, скорее, напрягало. Интересно, что бояре обо мне думают? Кто б мне сказал… Хотя…

– Царевич Иван, не знаешь ли ты, что обо мне на Москве говорят?

Царевич посмотрел на меня своим фирменным взглядом каменнолицего василиска:

– Говорят, что тебя какой-то боярский род двадцать лет скрывал, а сейчас на свет выпустил, чтобы…

– Чтобы? – спросил я, не дождавшись продолжения.

– А вот для чего – этого никто не знает. И даже предположений ни у кого нет. Но все сходятся на том, что ты, боярин Викентий, человек непонятный и опасный. Уж в очень многие важные дела ты влез. И не просто влез, а еще и с прибытком из них вышел.

Хех. Даже не знаешь, радоваться ли такой вот репутации или расстраиваться. Не ощущаю я себя как-то опасным человеком, а образ, который не соответствует твоему внутреннему самоощущению, таскать тяжело. Все равно, что айфон в кредит брать, чтоб все думали, что ты богатый.

– Кстати, боярин Викентий, раз уж я на твой вопрос ответил – ответь и ты на мой.

Я напрягся.

– На какой?

– Что это ты на шапку нацепил?

Рррр! Мне вспомнился анекдот про человека, который пой мал краба, засушил, покрыл лаком и вез жене в подарок.

– Это – знак моего рода.

– Что-то не похож он на осетра. На крокодила похож. Только без лап.

Да блин!

* * *

Я вышел из опустевшей палаты и, отдуваясь, привалился к стене. Алилуйф, все закончилось. Нет, так-то пир прошел неплохо – я отметился среди московских бояр как свой пацан, проставился за назначение, так сказать, приход их ко мне показал всем что я – свой, я получил лишнее подтверждение, что за покушениями на меня стоят Романовы, я получил предложение взять земли в вотчину, так что можно не рвать когти и не бояться, что истечет выделенный мне царем срок – правда, и расслаблять булки тоже рано – я получил много ценной информации, которую еще надо переварить и обдумать… И остался один вопрос, который мучил меня все время, что шел пир.

Я сорвал шапку и со злостью уставился на кокарду.

Да не похож он на крокодила!!!