Текст книги "Боярин Осетровский (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Да, кому-то мое желание «написать заяву ментам» покажется западлом, мол, правильный пацан должен сам разбираться, а не стучать, но мне на АУЕшные понятия параллельно. «Стучать» можно только на своих, а те, кто пытается меня убить – мне однозначно не свои.

Глава 13

Кстати, знаете, откуда пошло выражение «убрать в долгий ящик»? У меня по истории четверка была, но я слышал, на одном из уроков, что, вроде бы, у царя Алексея Михайловича на воротах дворца был прибит ящик, в который складывали жалобы и челобитные. И, мол, был этот ящик длинный, а рассматривали эти челобитные долго, отчего и пошло выражение «положить в долгий ящик». Не знаю, мне еще на уроке эта версия странной казалась – во-первых, говорят все же не «положить», а «отложить в долгий ящик», а во-вторых – это выражение означает, что кто-то откладывает принесенное ЕМУ дело на неопределенный срок, а в истории с ящиком на воротах дворца получалось, что дело откладывает ТОТ, кто принес. В общем, я сейчас примерно в том же временном периоде, и нет здесь ни Алексея Михайловича, ни ящика на воротах. А выражение – есть. И пошло оно от нас, от приказных. Приносят к нам дела разные, одни из них – либо хорошо проплаченные, либо легкие, они стопочками на столе лежат, а другие – либо заковыристые, либо заплатили за них мало. Чтоб такие «глухари» место на столе не занимали – их откладывают в ящик, который в углу палаты стоит. Типа сундука, только без крышки. Занимаются ими только тогда, когда есть свободное время, желание или нужно новичка на чем-то поднатаскать. Сами понимаете – руки до таких дел доходят нескоро, отчего этот ящик у нас в Приказе в шутку и называют «долгим». Вовсе не потому, что он там какой-то особо длинный.

Вообще, в двадцать первом веке много таких случаев, когда простое и банальное для семнадцатого века выражение объясняют каким-то странновывернутым способом. Вот, например – «гол как сокол». Да это от сокольников пошло, которые линялых соколов частенько видят, а вовсе не от какого-то там гладко оструганного бревна, которым ворота таранили! А вот еще…

Так. Викентий, успокойся. Ты с Телятевским уже встречался, у которого дочку увел. И с Морозовым, у которого увел Венец. И свой Источник, на который у него были неизвестные мне планы. И с женой его я… это самое… Ну, в смысле – раздевал ее и лапал там за всякое… В общем – с Морозовым ты почему-то такого мандража не испытывал. А тут – Дашков, который тебя хорошо знает. С чего такой нервяк бьет?

Хм.

Я задумался над собственным состоянием. Похоже… Похоже, все дело в том, что от других мне ничего не надо было – пригласить на пир, откланяться и валить. Мне, собственно, по барабану – приедут они или нет. А Дашкову мне нужно рассказать про покушения и как-то убедить его этим вопросом заняться. И при этом – намекнуть, что моя благодарность будет иметь пределы. Как там говорится? «Моя благодарность будет безграничной в разумных пределах». Вот, главное – убедиться, что наши представления о разумности совпадают.

* * *

– На пир? – Дашков откинулся на спинку резного кресла, – В терем Сисеевых?

– В МОЙ терем, – выделил я ключевое слово.

Князь задумчиво посмотрел на меня. Лицо его ничего не выражало, но его сомнения я мог пересказать чуть ли не дословно. Во-первых – я для него выскочка и потомок выскочек, чьему роду и сотни лет нет. Принимать от меня приглашения… Не то, чтобы ущерб достоинству, но близко, близко к этому. Во-вторых – я его бывший подчиненный и он попросту не может воспринимать меня, как равного. Но, с другой стороны – за меня вступился сам царь государь, и что у него в голове – никто не знает. Не посчитает ли он игнор меня за оскорбление лично ему? И – терем Сисеевых. Место, известное чем-то неизвестным, но смертельно опасным. При этом – я там живу, и приглашаю туда и его. Если он откажется, а другие придут – не будет ли это выглядеть как его личная трусость?

– Кто еще приглашен? – спросил он, наконец, погладив бороду.

– Князь Телятевский… – неторопливо ответил я, остро жалея, что не могу вот так же внушительно погладить бороду. Не растет она у меня, что ее! Вернее, растет, но такая редкая, что выглядит как у козла. Вон, у Дашкова борода солидная. Солидная в том смысле, что густая и широкая – длинные бородищи, как на картинках в учебнике, здешние бояре не носят, спокойно их стригут, а при желании – и бреют.

Все равно – хочу бороду! Эх!

– Боярин Морозов…

Я бы, конечно, с большим удовольствием пригласил Марфу Васильевну, но увы. При всем здешнем отношении к женщинам, гораздо более свободном, чем в нашей версии истории, представлять род женщина могла, только если была незамужней или вдовой. С другой стороны – она все же могла его представлять…

– Боярин Романов…

Да, тот самый глава Посольского Приказа, которй почему-то решил меня прикончить.

– Боярин Полянский…

Руководитель Приказа тайных дел. Я долго сомневался, стоит ли его приглашать – с одной стороны решение не пригласить руководителя здешней спецслужбы может быть засчитано им как оскорбление, а с другой – он может принять за оскорбление само приглашение. В конце концов я решил действовать по принципу «Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть».

– Боярин Ровнин…

Глава Чародейного Приказа, начальник тех самых судных дьяков, которые гоняют бесов, ведьм и колдунов. Приглашен по тому же принципу.

Я назвал еще несколько фамилий, всего приглашено мною было с полтора десятка человек и, что характерно, это были бояре самых разных… ммм… как бы это выразиться… партий, что ли. То есть, я не принимал ничью сторону в боярских интригах и Дашков это прекрасно понял. Пригласи я. К примеру, только Морозовых и их сторонников – и он бы ни за что не согласился.

– Я принимаю твое приглашение, боярин Осетровский.

Я встал, чуть поклонился. По положению мы равны, в таком случае первым кланяется тот, кто моложе… блин, эта система с поклонами меня вымораживает! Как будто не на Руси, а в Японии!

– Прошу прощения, князь Дашков, но есть у меня к тебе и другое дело, менее приятное…

Князь поднял брови.

– Меня убить покушались. Три раза.

– Целых три?

– Ну да, денек вчера не задался. Наемных убийц подсылали.

Лицо Дашкова начало темнеть:

– Неужели ты МЕНЯ хочешь обвинить?

Тьфу ты, Викентий. Осторожнее со словами.

– Ты – глава Разбойного Приказа, твои дьяки и подьячие преступников ловят, татей и убийц всяких…

Он не выдержал и хмыкнул. Ну да – его же бывший подьячий рассказывает ему, чем его Приказ занимается.

– Вот, хочу жалобу подать.

Князь снова поладил бороду. Посмотрел на мои руки.

– Чуть позже, – правильно понял я его реакцию, – Мой поручик в Приказ привезет.

– Поручик… – буркнул Дашков, – Расскажи сейчас, что произошло.

Я изложил произошедшее со мной. Не упуская никаких подробностей, но не озвучивая своих выводов о том, что за покушениями стоят Романовы. Впрямую обвинять их без доказательств я не могу, а Дашков – не дурак, и сам догадается, что к чему. Судя по блеснувшим глазам – он все понял.

– Я понял суть твоей жалобы, боярин Осетровский… – произнес он, наконец. Продолжение «…что я с этого иметь буду?» не озвучивалось, но явственно повисло в воздухе. Это ж Разбойный Приказ, мы бесплатно не работаем. В смысле – они.

Князь посмотрел на мое безмятежное лицо. Я посмотрел на него. Называть цену первым я не могу и не буду. Не могу – потому что мне буквально нечего предложить ему. А не буду – потому что тогда окажусь в положении просителя. Сейчас мы еще на одном уровне, типа я прошу о дружеской услуге, а он мне, по дружбе, может помочь. После чего сам может попросить уже меня о такой же «дружеской» услуге. У меня, конечно, есть несколько версий – о какой…

Хотя – нет. Судя по вновь темнеющему лицу – князь опять что-то не то подумал.

– Боярин Осетровский, – он чуть ли не выплюнул мою фамилию, – Помнишь ли ты случай, когда жену Телятевского прямо в тереме убили?

Конечно, пом… А, вон оно в чем дело… Это ж тот случай, когда жену князя убил его же собственный сын. Чтобы она не рассказала о его, сына, невинных шалостях с купчихами всякими. За это Телятевский сына от Источника навсегда отлучил. И все это – прямо у меня на глазах произошло. Я ж тогда убийцу и определил, с помощью отпечатков пальцев. Вот только тогда меня еще считали простым человеком и приказали забыть, что произошло. Потому что этот случай – явно не то, что хочешь сделать известным общественности. Я, естественно, не забыл, на меня, как на боярского сына, Повеление не подействовало. И сейчас, когда этот факт стал известен – Дашков решил, что я собираюсь шантажировать их раскрытием этой информации.

– Нет, не помню.

Брови князя дернулись в нешуточном удивлении. Он посмотрел на меня. Глаза Дашкова медленно залила чернота, он явно собирался использовать на мне Повеление… Но не стал. Глаза так же медленно вернулись к своему естественному виду. Он понял.

Дашков внимательно оглядел меня, как будто видел в первый раз. Вот тут я не мог понять, о чем он думает. Надеюсь, не о том, что я лох, который не стал пользоваться удобным моментом.

– А про венец, украденный у купца Зубака, помнишь?

– А вот это – помню, – спокойно кивнул я.

– Так и не нашли ведь его.

– Не нашли.

– А для чего он нужен – знаешь?

– Знаю.

– А как думаешь, может ли его похититель вернуть венец?

– Может, отчего ж не может. Когда он ему больше не нужен будет.

– Сдается мне, что он не нужен больше похитителю.

– Похитителю, может, и не нужен. Но я надеюсь, что в ближайшее время венец к купцу не вернется.

– Почему?

– За Источник свой беспокоюсь.

– Другие-то не беспокоятся.

– У других вотчины есть.

Дашков пристально посмотрел на меня.

Что ж. Я сказал – меня услышали.

Глава 14

Мы уже больше недели готовимся к званому пиру. Составлены списки, разосланы приглашения, составлен план рассадки, а это, знаете ли, не такое уж и простое дело. На местничестве и всяком таком «ни за что не сяду ниже Петьки Грязного, его предки гусей пасли, когда мои в Думе сидели!» здешние бояре не так сильно сдвинуты, но «не так сильно» не означает «совсем не». Плюс есть еще старые терки между родами, отчего некоторых и вправду лучше не сажать рядом друг с другом – того и гляди за ножи схватятся. Составлено меню… кстати о меню.

Помните, я как-то упоминал, что есть всякие там суши и роллы бояре не будут? Чем их тогда удивлять? Так вот – до меня, как до той утки, дошло, что главное для боярина – что? Правильно – понты! То есть, суть блюд на пиру не в том, чтобы они были как-то божественно вкусны, а в том, что они должны круто выглядеть. Какие-нибудь невнятные кусочки мяса в соусе, с точки зрения бояр, курят невзатяг в сравнении с жареным лебедем, целиком поставленным на блюдо и украшенного перьями. Они того лебедя, может, и есть-то не будут, но на столе он быть обязан! Видимо, наша традиция наготавливать кучу всего на Новый год и потом страдать «Ешь, а то испортиться!» идет аж с боярских времен. Когда я все это осознал – стало проще. Потому что, может, я ничего не понимаю в кулинарии, но уж некоторое представление о том, как презентовать банальную котлету так, чтобы она воспринималась как чудо-блюдо, все же имею. А с учетом того, что по истории у меня все же была четверка – я могу припомнить пару-тройку фишечек, чтобы приколоть моих гостей.

Итак, подготовка шла целую неделю, все просчитано, все предусмотрено. Что может пойти не так в последние часы перед приходом гостей? Правильно – ВСЁ!

* * *

– Викентий Георгиевич, смотри, кого я привел!

Да вот мне, блин, сейчас самое время смотреть, кого там притащил мой неугомонный поручик! Тут с шапкой не знаешь, что делать!

До сего момента я, хоть и будучи боярином, продолжал рассекать в обычном русском колпаке, пусть и отороченным не какой-то там белкой или лисой, а самым настоящим соболем. Но сейчас, когда на мой пир придут самые знатные люди Руси – мне нужно соответствовать! А для этого мне нужна высокая меховая шапка, без которой боярину – как лондонскому денди без цилиндра. А у меня ее нет! Вернее – есть, от Сисеевых осталась, шапка просто отличная, из шкурок с соболиных горл, бояре, несомненно, бы ее оценили. Но, к сожалению, моль оценила ее раньше и выжрала здоровенную проплешину прямо в центре. Теперь и надеть стремно и выкинуть жалко.

– Представляешь, – Ржевский воспринял мое молчание, как согласие выслушать его историю, – иду я по улице. Подходит ко мне девочка, маленькая, глазки печальные и говорит мне: «Дяденька, дяденька…».

В этом месте я поперхнулся и уронил свою несчастную шапку. Уж очень этот зачин напоминал начало ОЧЕНЬ пошлого анекдота про того самого поручика Ржевского.

–…вот я и привел ее к вам, – Ржевский наклонился и подал мне откатившуюся шапку.

– Ага, понятно… А зачем?

– Так я же сказал!

Блин. Что-то я пропустил в этом рассказе…

Я посмотрел на ту самую девочку, робко прятавшуюся за спиной поручика. Действительно – маленькая, лет десяти от силы, худенькая, до такой степени, что не то что за удочкой – за леской не увидишь. Ручки тоненькие, ножки тоненькие, из большого у приблуды только глаза на пол-лица и уши, торчащие из волос. Ха, да она же Любаву из мультика напоминает, только та побойчее будет.

– Ну и зачем ты мне? – наклонился я к ней.

Девчоночка опустила глаза и что-то прошептала.

– Что? – у меня начало закрадываться нехорошее подозрение, что поручик, от широты души, решил подарить мне этакую лоли-любовницу.

– Я Слово знаю… – прошептала «лоли».

Фух. Ржевский все же оказался вменяемым.

– Какое… как тебя зовут вообще?

– Ав… Ав… Авдошка.

– И какое слово ты знаешь, Ав-ав-авдошка?

– Золотое…

Я поднял взгляд на Ржевского. Который сиял так, как будто принес мне мешок золота, а не эту Ав-ав.

– Золотое Слово! – восторженно произнес тот.

– Что за Слово-то⁈

– Оно позволяет золото искать. Если ты, к примеру, монетку потерял или там кольцо – она Слово произнесет и сразу покажет, где пропажа.

Мда? Никогда о таком не слышал. Ну ладно, давай попробуем…

– Где здесь золото есть?

Девчонка тихонечко пробормотала что-то, потом подняла пальчик и робко указала… Прямо на мой карман. Про который в здешней бескарманной Москве никто и не знает. И в котором и вправду лежали монеты. Правда, серебряные.

– Я, когда Слово произношу, золото да серебро вижу, – прошептала Ав-ав, – Вот тут у вас серебро лежит. И вот это – она указала на крышку от чего-то, давно валяющуюся у меня на столе, – тоже серебро. Только золотом покрытое. А вон там…

Девчушка развернулась и указала на стену моего кабинета:

– Там золото лежит.

– Ну вот, – меланхолично произнесла Голос, которую никто, кроме меня, не слышал, – Я думала, никто не найдет. Кстати, она гостья?

– Гостья!

– Жаль…

– Значит, берем ее? – азартно потер ладони Ржевский.

– Что значит «берем»⁈ Это ж не котенок с улицы, ее, может, родственники ждут…

– Не ждут, – пискнула Ав-ав, – нет у меня никого. Кроме тетки. А она сказала «Иди, куда хочешь».

– Так она, может, не всерьез сказала?

– А потом кобеля спустила, чтобы я назад не вернулась, – девчонка поддернула рукав выгоревшего и драненького сарафанчика и показала здоровенный синяк, явный след от укуса.

Так. Возвращать девочку туда, где ее собаками травят, мы точно не будем. И вообще – чего это ее с таким редким и ценным талантом, из дома выгнали? Блин, что я вообще делаю! Мне на пир собраться нужно!

– Ржевский! Отведи ее… там, к кому-нибудь… к тете Анфии. Накорми, напои и спать ее уложи.

– Понял. А с девочкой что делать?

Я показал кулак и широко улыбающийся поручик свалил в туман. Нет, кулак – это несерьезно. Надо какой-нибудь посох завести, как у Ивана Грозного. Боярин без посоха – как английский джентльмен без трости… и без цилиндра. Блин, что мне с этой недоеденной молью шапкой делать⁈

Так. А если…

Я взял со стола ту самую неизвестную крышечку. Примерно в ладонь величиной, позолоченное серебро, плоская, по краю идет растительный орнамент, а в центре… Я покрутил крышечку. Что-то непонятное, но похожее на рыбу. Несколько отдаленно, примерно как лошадь из картинок «Страдающее Средневековье» похожа на лошадь. Но это – определенно рыба. Возможно даже – осетр. Я прищурил глаз и поднес это подели к проплешине на шляпе… тьфу, шапке. Все время ассоциации с цилиндром всплывают.

Как здесь и была. Теперь, когда лысина была не видна, высокая шапка стала выглядеть дорого и солидно, а невнятная крышка стала походить на некую кокарду… с типа гербом моего рода. Правда, здесь не носят ни кокард, ни гербов… да и плевать!

Я – буду носить!

* * *

– Викеша, – поймала меня в очередном пробеге по коридорам Дита, – Ты кого пригласил?

– Бояр. Всяких. А что? – как это часто у меня бывает, идея с присобачиванием «типа кокарды» на боярскую шапку перестала мне нравится сразу же после воплощения. И начала казаться глупой и стремной. И Дита еще с какими-то загадками.

– И Ровнина пригласил?

Ровнина, Ровнина… А, глава Чародейного Приказа.

– Ну да, пригласил.

– Главу Чародейного Приказа.

– Да.

– Начальника судных дьяков.

– Ну да. И что, что?

– Тех самых, что колдунов и бесов выслеживают и ловят…

– Дита.

–…а также ведьм и бесовок.

Блин. Это да. Это я затупил. Притащил главу местной инквизиции в дом, в котором разгуливают природная ведьма и бесовка.

– Так. Дита. На время этого пира…

Который у меня уже в печенках сидит… кстати, там печенку уже готовят?

–…вы с Настей куда-нибудь спрячьтесь. В покоях своих, что ли, посидите…

– Это хорошо, что я краем уха услышала про то, что он придет. А то так бы и вышла навстречу…

Ага. В тихом омуте – я вожусь, здрасьте.

– Молодец, – я чмокнул неожиданно засмущавшуюся бесовку в носик и побежал дальше.

– Викентий Гергиевич…

Да блин!!! Я доберусь сегодня до места или нет⁈

– Я выполнил ваше задание, – часовщик Козьма с поклоном протянул мне… что это, блин? А, я же давал задание – смастерить карманные часы. Это он очень вовремя, во всех смыслах, блин.

– Козьма, я потом скажу тебе свое мнение. Они хоть время показывают или только тикают?

– Разумеется.

– Отлично.

– Сейчас покажу…

Да блин!!!

* * *

Бояре не бегают. Они ходят, медленно и с достоинством. Да, пристукивая посохом. Посох нашелся в закромах Сисеевых… нет, не в том тайнике, который случайно обнаружила Ав-ав, до того я еще не добрался. Там вообще была целая посоховая кладовая, видимо, глава рода любил менять посохи и имел особый под каждый случай: один посох на утро один на вечер, один – ночью в туалет вставать, один – по городу ходить, один – по лесу…

Знатный посох я себе подобрал: костяной. Длинный стальной штырь, на который нанизаны резные костяные элементы. Между ними – медные вставки, в целом это все что-то, наверное, символизировало, но мне лично он напоминал длинный вытянутый позвоночник. Чувствую себя некромантом… Благо хоть, навершие посоха не в виде черепа, а, скорее, напоминает яйцо. В его верхней части – поясок из небольших красных самоцветов, а в нижней – из треугольных темно-синих, так, что с каждой стороны костяного яйца видны два красных шарика сверху и черный треугольник чуть ниже… блин. И вправду на череп похоже. Но менять посох уже поздно – сейчас начнут прибывать гости.

Я уже сидел в пиршественном зале своего терема. В высокой боярской шапке с кокардой, с некромантским посохом в руках, в расшитом золотом кафтане и красных сапогах, с высоким каблуком и загнутыми носками.

Чувствую себя идиотом.

– Боярин Головин!

Ну вот, началось…

Глава 15

Как всегда у меня, во время ответственных мероприятий, началась внутренняя паника.

А что, если больше никто не придет? Не слишком ли вы охренели, господин боярин Викентий, пригласив к себе не просто там каких-то бояр, а самую верхушку – князей, глав Приказов, членов Боярской Думы? По чину ли им принимать приглашения от непоймикого, вынырнувшего невесть откуда потомка скороспелого и давно уже сгинувшего рода? Буду тут сидеть вдвоем с Головиным… втроем, вон, еще кто-то идет… возле столов, забитых жратвой, на которую, между прочим, я бухнул очень большие деньги.

А что, если боярам тупо не понравится? Вот так – не понравится и все. Сейчас придут, посидят, на столы посмотрят, обязательную часть программы вежливости выполнят – и свалят. Или не понравится меню. Или то, как я выгляжу… зачем я вообще нацепил на шапку эту дурацкую кокарду? Никто не носит, зачем я выпендрился?

А что, если от всего этого пира не будет никакого толку? Ну, придут, ну посидят, ну выпьют-поедят… И всё. Между собой поболтают, а ко мне никто и подойти не подумает. Тогда – всё. Никто со мной никаких дел иметь не будет, а в таких условиях ни вотчину не найдешь, ни денег не заработаешь, а уж про Приказ Связи, о котором я раскатал губу – и мечтать нечего.

– Мяу!

Мартин, по примеру всех котов, которые искренне считают себя высшими существами, которым все дозволено, прошел вдоль палаты, за спинами рассаживавшихся бояр – кстати, приходят потихонечку, приходят! – и вспрыгнул мне на колени. Я машинально начала его поглаживать, чувствуя себя каким-то дешевым косплеером дона Корлеоне. Ага, дон, блин – в тереме, выделенном из жалости, в одежде вымершего рода – кольца, которые я нацепил на пальцы, и те не мои – и за спиной у меня четыре девчонки и два парня, весь мой могучий, мать его, боярский род. Дурак ты, Викентий, и дурость ты совершил, затеяв этот пир, и смотрят на тебя, как на шута. Ну, то есть, не Викентий, я только в теле Викентия, а зовут меня…

И тут я с ужасом понял, что не помню, как меня зовут на самом деле.

Я не помню, кто я.

Помните, я говорил, про панику? Так вот – настоящая паника началась только сейчас!

Кто я⁈ Я не Викентий, я – человек из другого мира, мира, в котором нет Слов и Повелений, нет Источников и боярских родов, мира, в котором Россия двадцать первого века, а не Русь семнадцатого! И здесь я оказался…

Помните, я только что говорил про настоящую панику? Так вот – она была еще не настоящая! А вот сейчас – ПАНИКА!

Я НЕ ПОМНЮ, как я здесь оказался!!!

Я не помню самого момента переноса, вообще не помню, никаких грузовиков-кун, ничего, ноль, зеро. Вот я учусь в институте, живу в общаге, хожу на пары – а вот я живу у тети, служу в Разбойном приказе, ловлю преступников. Но ведь, по логике, должен быть какой-то переход, первый момент в новом мире, осознание, гнев-торг-принятие, привыкание… Должен быть. Но я его не помню. Вообще.

Может, я вообще все это выдумал? Может, я на самом деле Викентий? Просто в какой-то момент сошедший с ума и выдумавший весь этот мир двадцать первого века?

Блин, самый удачный момент, чтобы вот это вот все о себе понять. Когда начинается званый пир, от которого многое зависит, и на котором мне нужно не просто сидеть с каменным лицом и гладить кота, а как-то вообще-то реагировать на происходящее.

Так. Викентий… ВИКЕНТИЙ, возьми себя в руки. Сумасшедший ты или нет, откуда взялись эти провалы в памяти, как ты здесь оказался – сейчас это все НЕВАЖНО. Сейчас ты должен сделать так, чтобы пир прошел на пять баллов. И не по стобалльной системе! Собрался! Взял себя в руки! Все рефлексии – потом!

Я набрал воздуха в грудь, медленно выдохнул и, наконец, вернулся из страны Вечной Паники в окружающую меня действительность.

В центре – я, за отдельным столиком, от которого отходят двумя буквами «Г» вправо и влево два стола для гостей.

Уф. По крайней мере, один страх оказался напрасным. Пришли почти все. Из шестнадцати мест, запланированных мною для гостей, заняты… так-так-так… одиннадцать… от двоих приглашенных пришли люди, сообщившие, что эти бояре прийти не смогут по причине их отсутствия на Москве. И нет, признать это за игнор нельзя, я изначально знал, что их может не быть. Я повел пальцем и слуги, бесшумно сновавшие по залу, шустро утащили два лишних стула.

Во избежание возможных споров, кто где сидит и кто перед кем выше, а также любимых на Руси выпендриваний в стиле «Я сяду в самый дальний угол стола, путь хозяин самолично приглашает меня сесть повыше», я провернул один трюк – на спинке каждого стула прикручена, вернее, прибита гвоздями – шурупы в здешние магазины стройматериалов почему-то не завезли – начищенная до блеска медная табличка с выгравированным именем боярина. Распорядитель – в роли распорядителя Ржевский – встречая каждого боярина у двери, с поклоном сообщал, что для него припасено особое, именное, место. Кстати, эта идея была еще одной из причин для внутренней паники, но, к счастью, боярам зашло. Никто не возмущался, все расселись и с любопытством разглядывали стол. Хотя частенько посматривали и на меня… а, нет, не на меня, на оставшиеся свободными места. Один из стульев в центре никого не интересовал, а вот два из тех, что стояли возле меня… Всем, чувствуется, было интересно, кого это там я посчитал выше их?

А еще – всем определенно некомфортно. Иногда то один боярин, то другой бросает быстрый взгляд куда-то вверх, как будто ожидая, что сейчас оттуда на него спикирует вампир. Ну да, ну да – одна из причин, по которой все приглашенные вообще пришли, это репутация терема Сисеевых. Места, где людям грозит внезапная и таинственная смерть. Никто не хотел показать, что он боится того, чего не боится этот мальчишка Осетровский. И, вроде бы, все безопасно… Но опасения никуда не делись.

– Боярин Романов…

О, а вот и последний.

–…сообщает, что не смог прибыть на пир к боярину Осетровскому и в знак своих извинений просит принять бочонок красного меда.

Оп-па. По боярам прошла волна реакции. Все явственно удивились тому, что Романов не побоялся того, что его обвинят в том, что он побоялся. Интересненько…

Я проводил взглядом вышеупомянутый бочонок. Мед, понятное дело, не пчелиный, вернее, не просто пчелиный, так называли хмельной напиток, который с медовухой соотносится примерно так, как пиво с шампанским. Да еще и красный, то есть, самый ценный, выдержанный в бочонке лет двадцать, а то и тридцать.

– Патриарх Филипп!

Слуги утащили лишний стул и вели к его месту престарелого патриарха. Старичку с длинной седой бородой было уже лет сто, наверное, так что в его случае это вот ведение под руки было не данью вежливости, а насущной необходимостью. И не побоялся же…

Так. Народ явно в недоумении – патриарха усадили слева от меня. Для кого же место справа? Кого я считаю для себя выше всех остальных гостей?

– Царевич Иван Васильевич!

Да, блин, вот так вот.

Все молча смотрели за тем, как ко мне подходит высокий юноша в кафтане царского сокольника. Прямо-таки слышался шорох шестеренок, лихорадочно заработавших у всех в головах. КАК? Как этот… Осетровский… набрался наглости пригласить самого царевича? И как тот согласился⁈ На лицах некоторых начинало проступать удовлетворение – бояре определенно понимали, что не зря приняли мое приглашение, раз уж даже сам царевич не побрезговал, то, выпендрившись и не придя, они могли круто промахнуться. Разве что боярин Полянский, глава местной спецслужбы, Приказа Тайных Дел, спокойно щурит глаза. Ну да – сокольники к этому Приказу приписаны, так что он мог и знать, что царевич здесь появится.

Все на месте. Пора начинать.

– Будьте здоровы, гости дорогие!

– Будь здоров, боярин Осетровский!

Я вынул из-за широкого, расшитого пояса круглое золотое яйцо на длинной цепочке. Щелкнул крышкой:

– На моих часах – два часа, а, значит, самое время начать наш пир.

Я прямо слышал, как на невидимом понтометре звякнуло табло, добавив на мой счет успешно кинутый понт. Карманных часов на Руси еще не существовало. Подозреваю – и в остальном мире тоже. Так что, могу поспорить, что всех заинтересовало то, что у меня они есть. Как минимум – желание узнать, где я их взял, зародилось у всех, а, значит, найдутся те, кто подойдут ко мне, чтобы спросить об этом. Игнора уже не будет. Можно еще чуть-чуть выдохнуть. Уф.

А на столы, тем временем, потекла река блюд.