Текст книги "Боярин Осетровский (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 42

В первую секунду у меня, уже накрученного размышлениями об опасности отражающих поверхностей, всё упало. Мне показалось, что кто-то что-то где-то напутал и бесы все же могут прорваться через зеркало.

Во вторую секунду у меня упало сердце.

В третью до меня дошло, что эта страшная рожа – всего лишь маска, не очень-то и реалистичная. По крайней мере – для меня, как для человека двадцать первого века, избалованного цифровой графикой.

Ну и потом маска исчезла, открыв мне смеющееся лицо моей любимой скоморошки.

– Аа, испугался!

– Вовсе и нет, – незаметно перевел дух я, – Как твои дела? Что делаешь?

Следующим типовым вопросом сетевого пикапера должно было быть «Что на тебе сейчас?», но я, во-первых, пикапером и не был, это, между прочим, моя девушка, а во-вторых – мы не переписывались, а… даже не знаю, как это назвать? Перезеркаливались? В общем, я и так прекрасно видел, что на Аглашке сейчас только длинная белая рубашка, что для нынешней Руси – считай, что нижнее белье.

– С тобой разговариваю, – моя девочка хихикнула и, все так же лежа на животе, заболтала босыми ногами. Потом подняла их вверх, пошевелила ступнями – и я не смогу удержать от улыбки, розовые ступни торчали из-за ее головы как заячьи ушки, ми-ми-ми…

–…ты меня вообще слушаешь? – донеслось до меня сквозь розовый туман няшности.

– Слушаю! – я быстро-быстро заморгал глазами.

– Что я сейчас сказала?

– Ты спросила, слушаю ли я тебя. Вот, видишь, слушаю же!

– А до этого? – Аглашка сощурилась, как дьяк на допросе.

– Э…

– Никакого «э» я не говорила!

– Ну… я на тебя засмотрелся.

– Что там смотреть, ты меня уже сто раз видел… – она засмущалась и положила подбородок на сцепленные пальцы.

– Я тебя уже давно не видел.

– Вчера видел!

– Это не то!

– Ах, не то! Тогда я больше тебе ничего не покажу!

Почти после первого же сеанса зеркальной связи мы обнаружили, что можем прекрасно дразнить друг друга… ну… всяким…

– Жестокая Аглая!

– Да! И мое имя означает «жестокая»!

– Ты же говорила – «красивая»!

– Раз ты не хочешь на меня смотреть, значит, не красивая! Тогда я буду жестокая! И покажу тебе только… вот!

«Жестокая Аглая» приспустила рубашку, обнажив круглое белое плечико. Моему сердцу хватило, чтобы застучать чаще.

– Будешь меня слушать? – строго спросила она.

– Буду, буду, рассказывай!

– Ну, тогда не отвлекайся, – а плечо не прикрыла, жестокая!

* * *

Моя Аглашка, хотя и была вредной, проказливой, жестокой и дразнильной, все равно была внутренне намного взрослее, чем большинство знакомых мне в прошлой жизни девушек ее возраста… да что там – чем большинство моих знакомых в принципе. Она мысленно уже примерила на себя роль хозяйки боярского рода, и, в отличие от вышеупомянутого большинства, осознала, что хозяйка – это не та, что ходит в коже и с плеткой… воображение, прекрати! Прекрати, я сказал! Фу! Лежать!

Так. О чем это я? А, ну да.

Для большинства звание хозяйки – это одни привилегии. Мол, можешь сидеть в кресле и, щелкая плеткой… фу, я сказал!… раздавать указания слугам и холопам. Никому не приходит в голову, что для того, чтобы раздавать указания слугам, нужно, во-вторых – знать, что именно приказывать, чтобы все не пошло по бороде, а вот во-первых – иметь тех самых холопов и слуг. Каковые – вот ведь удивительно – не заводятся просто так, от сырости и твоего желания покомандовать.

Аглашка сразу уловила основную проблему рода Осетровских – полнейшее отсутствие тех самых холопов, крестьян, которые будут работать на моей земле, преумножая богатства рода. Вернее, основная проблема сейчас – это отсутствие вотчины, той самой земли, но моя скоморошка знает, что ее уже решаю я, а вот сразу за ней придется что-то думать насчет крестьян и прочего люда. И она сейчас эту проблему решает по мере своих сил и возможностей.

Ватага скоморохов, к которым она села на хвост, медленно ползет по северо-западу Руси, новгородским землям, останавливаясь в деревнях, селах и городах. И в каждом из них Аглашка ищет тех, кто готов бросить все и уехать хоть куда, лишь бы подальше отсюда.

Почему крестьяне, даже если они недовольны жизнью под рукой какого-либо боярина, не горят желанием уйти от него, хотя раз в год, на Юрьев день, и имеют такую возможность? Да потому что уйти-то можно, только вот – куда? Ты – крестьянин, ты живешь с земли и ты не сможешь ее сложить в мешки и утащить за собой. Тем более что и земля-то, на которой ты живешь, тебе не принадлежит, боярская она. И тут вот приходит к тебе девчонка-скоморошка и говорит, что есть другой боярин, который готов выделить тебе землю, при условии, что ты перейдешь под его руку… Нет, большинство крестьян – никуда не пойдет. Просто потому, что здесь вроде как все привычно, а там, в том далеком Алтае – бог весть, что творится. Но, во-первых, новгородцы, они по своей натуре более привычны к переезду на новые, неосвоенные земли, потому что вся история Новгородской земли, собственно, состоит из двух частей – «новгородцы двигаются осваивать новые земли» и «новгородцы отгоняют от освоенной земли тех, кто считает, что ее у них как-то несправедливо много и надо бы поделиться». Во-вторых же – всегда найдется тот, кто готов сорваться с места, движимый тем, что по-научному называется «shilus in popus». И в-третьих – если предыдущая категория может отправиться в мою будущую вотчину только через год, в следующий Юрьев день, когда выплатит все причитающиеся за год подати и налоги, то мне нужны люди, готовые уехать вотпрямщас. Кто это? Да сыновья, третьи-пятые-седьмые, те, в семье уже не столько трудовое подспорье, сколько помеха, те, кто отгребает и от отца – а то и от деда, и от старших братовьев и кто готов уехать хоть на край света, лишь бы почувствовать себя полноправных хозяином самому себе.

Вот среди таких вот людей Аглашка и вела свою агитацию. И каждый вечер отчитывалась мне, сколько людей ее выслушали, и со сколькими удалось заключить ряд, договор о намерениях, так сказать. Ну, чтобы потом не выяснилось, что они подумали и передумали.

А после этой отчетности от моего выездного хэдхантера, мы еще немножко… поболтали… Потом моя скоморошенька натянула рубашку обратно, чмокнула стекло зеркала и мы разошлись спать. В общем, намечающийся у меня разговор я отложил на завтра.

* * *

Завтрашнее утро началось с нежданного визита.

– Викешенька! – влетела в мою спальню Клава, – Там… Там…

Я, быстро, накрывшись одеялом – никакого представления о личном пространстве! – и смущенно покосившись на зеркало – хотя это и не смартфон и картинки в нем не сохраняются… а жаль… – сел на кровати.

– Кто там-там?

– Мой отец.

Князь Телятевский? Какого рожна ему надо? Кстати, если вы вдруг не в курсе, «рожон» на Руси – это длинная острая палка, так что сами понимаете, эвфемизмом чего это слово является.

– Клава, он что, тебя забрать хочет?

– Вот еще! – гордо задрала она свой носик, – Я теперь – Осетровская, не может он меня никуда забрать, сам отказался! Только вот – зачем он приехал, не говорит, но при этом страшно злой и недовольный.

Так. Интересно. Непонятно. Надо разбираться.

* * *

Телятевский, ожидающий меня в сенях, ходил туда-сюда, как тигр в клетке, или, вернее, если учесть его габариты – как медведь. Хотя настолько раззолоченных медведей я никогда не встречал. Тигров, впрочем, тоже.

Увидев меня, Телятевский вскинул голову с высокой горлатной шапкой и пристукнул о пол посохом:

– Будь здоров, боярин Викентий! – рявкнул он, хотя по тону больше подошло бы «Чтоб ты сдох, падла!».

– Будь здоров, князь Василий, – вежливо наклонил голову я. И тоже стукнул посохом, только не так грозно, – С чем пожаловал? С добром или с худом?

– Неправильно ты поступил, боярин! – тут же набычился князь, – Уговор был, сговоренное ты получил, а уговоренное не отдал.

А?

Честно говоря, я не очень понял, о чем Телятевский толкует. А потом понял. Вернее, понял я не то, о чем идет речь, а то, почему он не скажет прямо. В сенях стояли мои люди из стрельцов, и с самим князем свита прибыла – слишком много ушей, прямо он говорить не хочет. Русские бояре, при всем своем отношении к слугам, как к низшим существам – никогда не забывали, что те тоже люди, у них тоже есть уши, которыми можно услышать то, что должно храниться в секрете, и язык, которым можно рассказать то, что услышали уши.

– Не откажи, боярин Василий, пройди в мои покои, там и обсудим.

* * *

– Где Венец изумрудный, боярин? – навис надо мной Телятевский, стоило нам сесть за стол в моем кабинете. Да, даже сидячий умудрился нависнуть, – Мы тебе деньги отдали, где Венец⁈

Тьфу ты. Мог бы и сообразить. То, что Дашкова убили – не означает, что все закончилось. Он не сам для себя его искал, для своей стаи товарищей, вот, один из этой стаи и пришел ко мне, «уговоренное» требовать.

– Как с покойным князем Дашковым и уговаривались…

Мы с Телятевским синхронно перекрестились.

–…я ему Венец передал.

– А теперь он где⁈ У князя его не было!

У меня упало. В этот раз – сначала сердце. Как – не было⁈

Глава 43

Так. Стоп. Без паники.

– А вы где искали?

«Вы», в данном случае – это не вежливое обращение, а множественное число. Иначе получится, что я впрямую говорю боярину, что он самолично рылся в вещах покойного, как какой-то холоп. Впрочем, Телятевский все равно оскорбился:

– В покое Дашкова, конечно!

Да я уж догадался, что не в спальне его жены.

– А где именно?

– Осетровский, ты меня дураком считаешь⁈ Везде поискали!

Ну-ну. Я-то Венец затолкал в довольно неочевидное место, куда сунулись – если вообще сунулись – в последнюю очередь. Могли просто посмотреть сверху на бумаги, поворошить их, а искомое так и не заметить.

Я встал, пристукнув посохом:

– Поехали в Приказ, боярин Василий. Вместе поищем.

* * *

Телятевский рыпнулся было отвезти меня на своих санях, но я вежливо отказался.

Во-первых – не по чину мне, как боярину, на чужих санях раскатывать. Да и потом, когда Венец будет найдет – и особенно если, тьфу-тьфу-тьфу, найден не будет – сомневаюсь, что князь благородно отвезет меня домой. Бросит в том же Приказе и укатит. И что мне прикажете делать? Такси ловить? Так до них еще ого-го сколько…

Ну и во-вторых – не хотелось мне выслушивать стенания Телятевского на тему, что я мог бы просто сказать, где Венец лежит, а уж они-то заберут. Что заберут – даже и не сомневаюсь. А вот что потом мне об этом расскажут – сомневаюсь очень даже. Скажет князь, мол, не было никакого Венца, куда-то делся, волки съели, мыши сточили, моль посекла, в общем – уговор не выполнен, гони бабло назад. Уговор-то у меня с Дашковым был, так что обвести глупого молодого боярина для Телятевского – чуть ли не необходимость. Иначе пацаны не поймут.

В общем, в Приказ мы прибыли вместе и дружной толпой – про стрельцов не забыли же? – зашагали в кабинет Дашкова.

Особо прибраться тут не успели, максимум – заткнули тряпками дыры в стенах от выстрелов, чтобы с улицы не сквозило. А вот кровь оттереть не успели, отчего выглядел кабинет как скотобойня – повсюду кровища. Вот эти потеки на стене – это то, что от Дашкова осталось, вот эта черная лужица – это с меня натекло, ну и так, по мелочи набрызгано.

Я сразу же шагнул к долгому ящику. Ага… Открывал я его здоровой рукой – а вы попробуйте простреленной рукой не то, что сундук открыть, пошевелить ею! – поэтому следов крови на нем и не осталось… вот таких, как возле двери, где я чуть оперся на стену и оставил симпатичный кровавый отпечаток, прямо как в фильме ужасов. Видимо, поэтому долгий ящик к себе внимание ищущих и не привлек.

Вообще, как бывший подьячий Разбойного приказа, то есть – розыскник и сыскарь, могу вас заверить, то, что говорят люди и то, что было на самом деле – две огромные разницы… в смысле – разница между этими вещами огромна. Сколько раз я стакивался с тем, что фраза типа «Мы обыскали ВСЁ!» означала «…все места, где по нашему мнению могла лежать нужная вещь». Ведь что такое Изумрудный Венец? ОЧЕНЬ ценная штука. И храниться она должна там, где хранят Очень Ценные Штуки. Поэтому сундук, набитый старыми бумагами, как место хранения вышеуказанной ОЦШ, никто и не рассматривал, и в него не заглядывал.

Я с натугой откинул крышку… Ну, что я и говорил – бумаги продолжили лежать так, как лежали, никто их не трогал. «Везде» они искали, блин…

Выпрямившись, я повернулся к Телятевскому, держа в руке Венец. Выражение лица князя было трудноописуемым. Впрочем, ошарашенным он был буквально секунду – в следующее же мгновение Телятевский резко крутанулся на каблуках сапог и врезал посохом по спине одного из своих сопровождающих:

– Везде искали, значит⁈ Везде смотрели⁈ Каждую щелку обнюхали⁈

– Не вели казнить, Василий Павлович! – рухнул тот на колени. После чего отгреб еще пару раз.

– Казнить тебя – много чести! Кнута ему!

Телятевский пнул провинившегося ногой и развернулся ко мне. Протянул руку и молча забрал Венец. Посмотрел на него, осторожно коснулся изумрудов пальцами… Честно говоря, я напрягся, невольно ожидая еще одного выстрела. Но то ли хозяин предыдущего стрелка не успел его отправить, то ли у Телятевского контрразведка была поставлена лучше чем у Дашкова и информация о месте передачи Венца не смогла утечь… В общем – выстрела не было.

Князь посмотрел на меня с неким непонятным выражением. То ли уважительным, мол, отдал Венец, а ведь мог себе забрать, то ли – озадаченным, мол, что за лох, отдал Венец, а мог бы себе забрать. Потом перевел взгляд на Венец. Я решил было, что он никак на него налюбоваться не может, но у Телятевского была более сложная проблема.

– Как его вынести, чтобы никто не догадался? – пробормотал он, скорее рассуждая вслух, чем реально кого-то спрашивая. Ну, судя по тому, что все его люди помолчали, и никто не кинулся с советами. Я тоже не кинулся, но, когда Телятевскому пришла в голову умная мысль, и он скинул свою высокую шапку, чтобы пристроить Венец на голову, все же не выдержал:

– Завернуть во что-то надо. А то он зрение поменяет, трудно идти будет. Если просто так надеть.

Князь зыркнул на меня, но теперь уже с явным уважением. После чего обернул Венец широким узорчатым платком, поместил на свою расшитую скуфейку, а сверху натянул цилиндр горлатной шапки. Как и нет ничего. Со стороны тот, кто не знает, и не догадается, что Венец все же найден.

Осталось выяснить, зачем он так всем нужен. И, кажется, я знаю, кто мне на этот вопрос ответит.

– Спаси тебя Бог, боярин Викентий, – Телятевский вздернул голову и зашагал к выходу из кабинета. Следом за ним потянулись его люди.

А про свою дочку так и не спросил.

* * *

Ощущение, что после передачи Венца события могут рвануть вскачь и тот, кто не понимает, что происходит, тот может оказаться затоптанным этими самыми событиями, никак меня не покидало. Поэтому сразу после возвращения в терем я двинулся за ответами.

Мой личный часовщик, старик по имени Козьма-Первак, нашелся в одном из помещений терема, которое ему отвели под мастерскую. Сидел, склонившись над столом, и что-то там подтачивал маленькой пилочкой. Наверное.

– Будь здоров, Викентий Георгиевич, – увидев меня, он бодро вскочил с табурета и поклонился.

Я чуть помедлил, глядя на его седые лохмы, перетянутые вышитой налобной повязкой.

– Ну, и ты будь здоров… Тувалкаин.

Глава 44

Мастер-хитромастер даже не дернулся. Он медленно, неторопливо, поднял голову и отвел в сторону упавшие на глаза седые волосы.

– Оковы? – спокойно спросил он меня.

– Нет, – покачал я головой, – Когда ты так быстро понял, что это за амулет такой на меня поляки набросили – я засомневался было. Но внешне ты на Тувалкаина нисколько не походил, так что я решил, что ошибся. Мало ли часовщики и вправду настолько хорош разбираются в амулетах. Я, в конце концов, ни с одним из них не знаком. Но потом…

Я прошел вперед и сел на табурет, сбоку от рабочего стола моего «часовщика». На столе, кстати, лежали, помимо мелких инструментов, кусочки проволоки, металлические и деревянные фигурки, кусочки кости, покрытые резьбой, ограненные камни, в том числе – гранитные, веревочки и кожаные шнурки… Словом – все, кроме зубчатых колесиков и пружинок, того, что в первую очередь ожидаешь увидеть на столе часовщика.

– Вот эти тиктакалки тебя выдали.

Я вынул из-за пояса и положил на стол свои карманные часы. Правда, носил я их, как сами видите, не в кармане, но названия для запоясных часов еще не придумали.

«Часовщик» понимающе покачал головой. Присел на свой рабочий табурет и коснулся часов. Крышка щелкнула и открылась.

– Я побоялся, что, если не смогу их сделать – вы меня выгоните. Вот и…

Вот и сделал мой «часовщик» вместо часов – амулет. «Часы», которые тикали, ходили, показывали время… и это при том, что я их постоянно забывал заводить. А последнее время, когда заподозрил их в амулетности – и вовсе перестал. И время они всегда показывали верное, не убегая и не отставая ни на минуту. Подозреваю, открой я корпус – внутри, вместо шестеренок обнаружил бы какую-нибудь россыпь граненых камней и волчий зуб, левый коренной. Но хитрый мастер корпус «часов» запаял наглухо. Видимо, Тувалкаин либо вовсе не умеет делать часов, либо сделать амулет ему показалось проще. В конце концов каждый идет к цели привычным ему путем. Когда в руке молоток – все вокруг кажется гвоздями.

– Но внешность меня все еще смущала. А потом мы поймали морозовского колдуна, с амулетом, меняющим внешность. И я понял, что, если такой амулет есть у какого-то колдунишки – то у великого искусника он не просто может, должен быть.

«Часовщик» молча развел руками, признавая мою правоту.

– Правда, – продолжил я, – я не увидел на тебе этого амулета, но…

Я хотел добавить, что амулет этот Тувалкаин, скорее всего, прячет под одеждой, но не успел.

– Верно, – покивал он, – что ж это за прячущий амулет, если этот самый амулет остается на виду? По нему самому можно догадаться, кто перед тобой.

Ну да, ну да… В фильмах и аниме у такого метаморфа обязательно оставляют какую-то деталь неизменной, просто для того, чтобы зрители понимали, кто перед ними, ну а в жизни такое – зачем? Впрочем, у морозовского колдуна Мишки амулет остался на виду, но и умом этот колдун определенно не блистал. Был бы умнее – не стал бы колдуном. Еще, говорят, что водяного в человеческом облике можно узнать по тому, что у него с полы одежды все время капает вода. Хотя водяной даже здесь – существо мифологическое, так что можно отнести его к той же категории, что и персонажей аниме.

Пока я размышлял о проблемах метаморфов, старик протянул руку к собственному уху, щелкнуло – и в этой самой руке прямо из воздуха появилась крупная серебряная серьга, сложносоставная, похожая на какого-то трилобита. А по облику самого часовщика пробежала волна, сверху вниз, и из-под личины «часовщика Козьмы» появился уже знакомый мне образ Тувалкаина. Тоже старика, но выглядевшего совершенно иначе.

* * *

—…внешность мне этот амулет поменял, но – только внешность. Превратись я в молодого парня или вообще женщину – кто-то удивился бы, почему молодой парень хрипит, как старик, а женщина ходит, кряхтя и хватаясь за спину.

Объясняя мне свою мотивацию, Тувалкаин прошел к двери и задвинул широкий засов. Я напрягся было, но тут же расслабился. Если бы мастер-амулетчик хотел мне что-то сделать – давно бы уже сделал. А если посчитать, что он боится разоблачения – так если бы боялся, то мог бы просто не напрашиваться ко мне. Кстати…

– Почему именно ко мне? Ведь Морозовы, скажем, подозревают, что именно я тебя скрываю, так что и искать будут именно у меня.

– Искать они все равно будут и рано или поздно найдут. Есть у них какой-то способ, которого я не знаю, но который позволяет меня найти. А сюда, в терем, угрожающий врагам Осетровских, – старик склонил голову в мою сторону, – они могут и не сунуться. Да и помочь врагу моих врагов – благое дело. Ну и, наконец…

Тувалкаин сел за стол и налил себе из кувшина в серебряную чарку немного медовухи.

– Морозовы, – продолжил он, – держали меня в плену годами. Люди, с которыми я был знаком, кто умер, кто не заслуживает доверия. Родственников у меня нет, ученик… был один, так именно он меня Морозовым и предал. Ты, боярин Викентий – единственный известный мне человек, который, зная, кто я такой, не захотел ни холопить меня, ни принуждать. Просто отпустил.

– Так может я – просто дурак?

– Тогда и я дурак, Викентий Георгиевич. А таким дуракам, как мы, лучше держаться вместе.

Он отпил еще немного. Я не выдержал и налил себе. У меня на глазах медовуху хлещут, а я с сухим горлом сидеть буду?

– Расскажи мне… кстати, как твое имя? Не Тувалкаин же?

– Называй меня Козьма, Викентий Георгиевич. Я уже и привык вроде.

– Тогда расскажи, Козьма, для чего Морозовы тебя травят, как зайца по полям и зачем в клетке держали, как волка?

Мастер посмотрел на меня, молча взял чарку, сжал ее обеими, чуть дрогнувшими руками.

– Они хотели, – наконец решился он, – чтобы я повторил изделие учителя моего учителя, Второго Тувалкаина.

А первый кто… а, ну да. Тот, библейский.

– А ты не хотел?

– Не хотел. Не к добру оно, много горя и крови принесет на Русь, если его повторить.

– Что ж он такого опасного сделал?

– Не опасного… ну, по крайней мере – не особо. Просто такие вещи в единственном числе должны быть, и вторым не бывать.

– Да что ж это такое-то⁈

Тувалкаин снова посмотрел на меня. Вздохнул.

– Царский Венец.

* * *

Сначала я вспомнил корону, которая была на голове у царя государя, Василия свет Федоровича. Жемчужный венец с золотым крестом и рубином посередине.

Потом до меня, наконец, дошло, что царский венец в мире, где есть Слова и амулеты – попросту не может оказаться обычной ювелирной поделкой. Да даже очень дорогой – не может!

Царский Венец – это амулет.

Амулет, который… ну, наверное, что-то делал полезное. И который мой Тувалкаин категорически не хотел повторять. В принципе, копия короны – само по себе плохая идея, ведь с ее помощью можно объявить себя настоящим царем, а того, который сейчас на троне сидит – так, самозванцем…

И все-таки – если Царский Венец это амулет, то что он делает?

Недолго думая, я спросил об этом у Тувалкаина.

Зачем-то. Может, если не спросил бы – крепче бы спал…

* * *

– Ты знаешь, Викентий Георгиевич, как на Руси цари появились?

Я замялся. Я это и из школьной истории-то плохо помнил – даже не был уверен, был ли Иван Грозный первым царем или просто самым известным – а как они здесь появились… Вообще, по внутренним ощущениям, цари – это такие ребята, которые были… ну… всегда?

– До них, – принялся рассказывать Тувалкаин, сообразив, что историей родной страны я не очень интересовался, – на Руси всем управлял великий князь. Знаешь ли ты, Викентий Георгиевич, чем великий князь от обычного князя отличается?

– Ну… он самый главный?

– Нет. Правильный ответ – ничем не отличается. Великий князь – это тот же самый князь или даже просто боярин, с обычным Источником. Он стал главным, либо силой принудив всех остальных бояр ему подчиниться – что выльется в постоянные склоки, козни и попытки его согнать и самому на престол сесть, как на Руси в шестьдесят девятом веке было, либо же просто по договоренности между князьями да боярами, когда они выбирают того, кто всех устраивает. Что случается очень редко. Царь же – это уже другая ступень власти. У царя есть Царское Повеление и ему подчиняются потому, что, выступив против царя, можно очень быстро оказаться без Источника, без власти, а потом – и без головы.

– Так. А как же цари это самое Царское Повеление получают? – у меня забрезжили некие догадки, но я решил, что проще сразу спросить у знающего человека, чем самому догадываться. Меня так отец учил.

– Царское Повеление цари получают с Царским Источником.

– А Царский Источник они получают…

– А Царский Источник, в отличие от боярских, который является неким природным явлением и находится чуть ли не случайно – это амулет.

У меня в горле резко пересохло.

– Ты хочешь сказать…

– Да. Царский Венец – и есть Источник силы царя.

Здрасьте, приехали.

Теперь понятно, почему Тувалкаин так упирался. Два Царских Источника – это два царя. Причем они оба – настоящие. А это – смута, когда одни поддерживают одного «настоящего» царя, другие – другого, гражданская война, мятежи, разгул разбойников, иностранная интервенция, голод, нищета, смерти… В общем – историю Смуты я хорошо помнил. Я по ней реферат писал.

– Значит… – медленно произнес я, – Ты можешь Царский Венец сделать…

– Могу. Только не знаю – как. Этой тайны мой учитель мне не передал.

– Не понял. Тогда почему Морозовы…

– А вот Морозовы – знают, как. Где-то они эту тайну добыли, украли, купили – не знаю. В конце концов – не только на Руси ее знают. Английские, французские, польские короли – они тоже Царским Повелением обладают и у них свои короны есть. Только сами Морозовы сделать Царский Венец не могут – нет у их умельцев нужной…

Тувалкаин пошевелил в воздухе пальцами, пытаясь подобрать слово.

– Нужной силы, что ли… Только у меня.

– А у ученика твоего? Ну, того, что тебя предал.

– И у него нет. Не успел я его научить всему, что сам знаю. Нет, он, конечно, попробовал, но зазнайства в нем было больше, чем умения. Морозовы тоже не глупцы, не сразу ему Царский Венец поручили, на Изумрудном решили его проверить. А он камни испортил, да ничего не смог.

Старик снова отпил медовухи:

– Его за это Морозовы живьем в землю закопали. Где-то под Москвой.

Мда.

– Значит, как Царский Венец делают – ты не знаешь.

– Нет, не знаю. Так что, если ты, Викентий Георгиевич, хочешь с моей помощью царем стать…

– Не хочу. Ни с твоей, ни без нее. Меня нынешний царь вполне устраивает.

Даже с учетом его прозвища.

– И меня, – медленно выдохнул Тувалкаин и перестал крутить в руках какую-то гнутую железку, – Сто лет Рюриковичи на царском престоле сидят и плохого от них немного видели.

В моей голове что-то щелкнуло.

– Сколько?

– Сто лет, – недоуменно взглянул на меня Тувалкаин, – Сто лет назад Второй Тувалкаин Царский Венец сделал.

Эти слова как будто стали последней шестеренкой, которой не хватало механизму моего понимания ситуации, чтобы закрутиться.

* * *

Сто лет назад…

…великий мастер Тувалкаин сделал Царский Венец, позволивший тогдашнему великому князю стать царем.

Сто лет назад…

…Романовы вырезали весь род бояр Сисеевых, причем по явному приказу будущего царя.

Сто лет назад…

…исчез Источник Сисеевых, да так, что Голос, то ли призрак, то ли Хранитель рода, даже не может заговорить об этом.

Какой отсюда следует вывод?

Царский Венец, Царский Источник – делают из обычного Источника.

Не в буквальном смысле, конечно, скорее всего – мастер Тувалкаин при изготовлении Царского Венца каким-то образом выкачал из сисеевского Источника силу. Вот он и исчез. Правда, у будущего царя был свой Источник – наверняка был – но, возможно, свой Источник для такого рукоделия не подходит. Или, проще всего – нужны два Источника. А то и три.

А теперь перенесемся в наше время.

Морозовы, у которых секрет изготовления Царских Венцов и есть – был – мастер, который может их делать, вырезают весь – почти – род Осетровских, для чего?

Чтобы забрать их Источник.

Им противостоит альянс Дашковы-Телятевские, которые хотят себе Изумрудный Венец, который позволяет… что?

Находить чужие Источники.

Есть ли у Телятевского секрет изготовления Царских Источников, и есть ли у него подходящий мастер – я не знаю, но что-то мне подсказывает – есть.

Я думал, боярские рода хотят просто отжать мой Источник для того, чтобы чуточку усилиться, а на самом деле игра на Руси идет по-крупному.

На кону – царский трон.