Текст книги "Мангазейский подьячий (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 34

Бежать. Домой. Бежать. Домой.

Честно говоря, я уже немного начала запыхаться, все ж таки к пробежкам я не особо склонен. К долгим, я имею в виду, не марафонец чай. Вот дыхалка и начала сбиваться. Нет, можно было бы, конечно, воспользоваться и Быстрым Словом и Бодрым Словом… Можно. Но не нужно. Лучше их приберечь под самый конец, чтобы не оказаться без поддержки в самый разгар боя. Или хуже того – словить откат. Я и так чуть в забор не вошел, когда посреди бега поймал откат от Кошачьего Слова. Несколько секунд темноты – это и так неприятно, а во время движения – особенно, любой водитель, которому на ночной трассе дальним светом в лобовуху светанули, не даст соврать.

Бежать. Домой. Бежать. Домой.

Может, конечно, я и зря сорвался. Может, дома все в порядке и мои девочки сидят за столом, пьют чай из самовара – кстати, самоваров здесь нет, давно собираюсь их отпрогрессорствовать, да все как-то не до них – кушают пирожки с вареньем фирмы «Тетя Анфия», и мирно рассуждают о перспективах на урожай брюквы. Может быть, да. Но я как-то уже понял, что хорошие расклады – это не ко мне. И дома меня ждет, скорее всего, какой-то треш и апокалипсис, крездец и пизис.

Бежать. Домой. Бежать. Домой.

Я уже настроился на то, что, на подлете к дому, увижу картину, напоминающую ту, что встретил в ночь, когда познакомился с Клавой – дом окружен, вокруг стрельцы, Настя кидается файерболами, ее мама гибнет…

На моменте, когда я вспомнил об этой смерти, я взвыл и прибавил ходу. Хотя только что мне казалось, что упаду на мостовую и так и буду лежать, прижавшись щекой к гладким доскам. Смерть, даже потенциальная и не твоя – хорошо мотивирует…

Я вылетел из-за поворота улицы на свою, бросил взгляд на дом и…

* * *

Честно говоря – и ничего. Дом. Улица. Фонари, правда, не горят, и аптека не работает, но это только потому, что нет их на нашей улице, ни фонарей, ни аптек. А так – все тихо и мирно. Светят желтым светом окошки в бревенчатых домах, и в нашем, кстати, тоже. Такая мирная, умиротворяющая картинка, хоть сейчас ее на открытку.

Я постоял посреди улицы, тяжело дыша и чувствуя себя… не самым умным человеком. Мало ли, что напавших на меня Петьку с Гришкой – или как там их звали – Ольга видела с кем-то из морозовских. Может, они бухали вместе. А на меня эта братва налетела, потому что прослышали откуда-то, что у «англичашки» денежки водятся. А я уже насочинял…

Переведя дыхание, я уже более спокойно зашагал к дому. Открыл калитку, поднялся на крыльцо…

И еле успел отпрыгнуть в сторону, когда дверь вылетела, выбитая мощным водяным потоком.

Что за… там творится?!

Я выхватил нож – когда ты уже пистолет заведешь, придурок?! – и, взметая брызги, бросился по залитому водой крыльцу внутрь. Уже понимая, что я – все-таки не самый умный человек. «Идиотизм» и «самоуспокоение» – слова-синонимы.

Проскользив по мокрому полу, я затормозил, единым взглядом охватывая и оцениваю обстановку.

Все-таки напали…

Противно воняет горелым, и скорчившийся обугленный труп в углу подсказывает, что это он – источник запаха. Только красные сапоги с серебряными подковками остались нетронутыми.

Два стрельца в темно-оранжевых кафтанах медленно сползают по стенам. Морозовские. Все же морозовские.

Настя лежит в проходе, но жива, просто сбита с ног и, возможно, оглушена.

Тети Анфии и Александра не видно.

Клава, мокрая, как мышь, прижалась спиной к стене, затравленно озираясь по сторонам.

Аглашка злобно шипит, прижимая ладонь ко лбу, стирая выступившую кровь.

Дита, которая вообще-то – бесовка и это она должна злобно шипеть… а, нет, тоже зашипела, неразборчиво, но явно нецензурно. Ей, похоже тоже досталось от…

От того, что стоит посреди комнаты.

Знаете, есть такие пауки, которые живут под водой и там, под водой они себе воздушные купола строят. Такие серебристые. Вот. Вот примерно такой вот серебряный купол, только в рост человека и возвышался. Вернее, возвышался водяной бугор, под ним уже – купол, а сквозь водяные стенки того, что получилось, просвечивало что-то темное, что внутри находится.

На этом месте вода схлынула, залив пол по новой, и под водяным куполом обнаружился человек. Мне незнакомый, да со спины я мало кого опознаю, но пришел он сюда явно не с дружескими намерениями.

Почему? Ну, во-первых, потому что явно этот Повелитель Стихий выломал мне дверь и все намочил. Во-вторых – судя по всему, он же и раскидал людей по сторонам, причем не только стрельцов, но и моих девочек, за которых я этому Аватару стрелу на лысину натяну. И в-третьих – взгляды, которыми мои девчонки на него смотрят, яснее ясного подсказывают, что это – не супергерой Гидромен, который вдруг явился всех спасти и все починить.

Исходя из таких раскладов – которые пронеслись у меня в голове за доли секунды – я прыгнул вперед и перерезал ему горло.

Не ожидавший такого здрасьте Гидромен захрипел, выбросив кровь широким фонтаном – и умер.

Стрельцы – их, кстати, не два, а три было, одного я не заметил – вскинули пистолеты и нажали на курки.

Пиф-паф.

Ага, щас.

Нет, все же не стоит, наверное, пистолет покупать. Вон, стоит пороху намокнуть – и вместо выстрела, только щелчки и обидный девичий смех. Плавно перетекший в зловеще-маньяческий.

Аглашка и Дита синхронно, как будто тренировались – а, может, и тренировались – наклонились и вынули ножи из сапожков. А потом не менее синхронно улыбнулись маньяческо-зловещими улыбками.

Нет, стрельцы, если и растерялись, то совсем ненадолго. Те, кто в критической ситуации теряется… нет, такие, может, в стрельцы и приходят, но надолго не задерживаются. Не выживают.

Стрельцы медленно достали свои ножи. Те самые здоровенные тесаки, которыми здесь вооружаются те, кому сабли и прочие шашки по чину не положены, а вооружится здоровенным рубилом хочется. Ну и еще те, кому предстоит бой в помещениях. Потому что не в каждом здешнем тереме и палате можно рубить саблей, не в каждой саблю и из ножен достанешь – потолок помешает.

Расклад, конечно, не из самых лучших. У них – три стрельца, обученных и тренированных убийцы, у каждого из которых нож, длиной больше, чем наши ножи вместе взятые.

А у нас – Клава.

Я так понимаю, Морозовы нас вычислили и притащили покойного Гидромена, чтобы сразу глушить Огненные Слова моих девочек, а потом брать их тепленькими. Настю он смог оглушить водяным потоком. Но потом что-то пошло не по плану. А потом Гидромена я прирезал. А Клава – осталась.

Эх…

Только толку от нее немного. Девочка, которая могла одним Словом сжечь всю троицу, растерялась. Может, она побоялась, что дом загорится – я всегда знал, что излишние умствования только вредят – может, ее слишком сильно приложило об стену, но она стояла, застыв и не делая ничего.

Зато с пола, медленно, как недобитый маньяк в триллере, поднялась Настя. И вот она размышлять не стала.

Еле придя в себя и увидев ножи стрельцов, она не стала долго размышлять и сразу шарахнула в них Огненным Словом.

Один отпрыгнул, двое – не успели.

Две обугленные тушки рухнули на пол и зашипели, угасая в разлитой воде, третий стрелец вскинул руку и, наверное, хотел воспользоваться каким-то Словом.

А Натся, истратив последние силы, качнулась и начала падать.

Ба-бах!

Грудь стрельца разлетелась кровавыми брызгами – вы видели здешние пули? Ими без пистолета убить можно, просто кинув! – и Настя упала на руки вовремя появившегося Александра.

Блин, ну почему у меня так не получается?! Я, блин, ворвался, прикончил главного – и стою, как лопух на огороде. А Александр – в длинном кафтане, одна рука вытянута вперед с дымящимся пистолетом, второй держит обмершую девушку. Картинка – хоть сейчас на обложку книги.

Я выпрямился и солидно кашлянул:

– Мне кажется, нам пора сменить дом.

* * *

Морозовы нас вычислили. Не знаю, как они поняли, что это мы стоим за проникновениями в Дом, но они смогли это сделать. Морозовы все рассчитали правильно. Только ошиблись. С их точки зрения расклад был такой – есть группа людей, молодые парни и девушки, плюс взрослая женщина. Кто из них главный? Кто-то из мужчин? Один из них – местный, прекрасно всем известных, второй – англичанин, который сам бегает по всем делам, подставляя голову. Не-ет, главные так себя не ведут. А раз мужчины – не главные, значит, все просто.

Главной в нашей, предположительно, вражеской группе Морозовы посчитали тетю Анфию.

Исходя из таких вот раскладов решение было принято правильно – того, что по городу носится, заманить в ловушку и взять в плен. С этим несерьезным типом и случайные наемники справятся. А вот для того, чтобы взять главную – послали стрельцов и Гидромена. Который должен был нейтрализовать возможные Огненные Слова, в случае, если группа захвата будет атакована именно ими. Но он был подстраховкой на всякий случай, так-то планировали скрутить моих девочек силами одних стрельцов.

Каковые и вломились к нам в дом.

И вот тут всплыла самая фатальная ошибка их стратегии.

В доме была Настя. Которая на оранжевые морозовские кафтаны реагирует мгновенно. Вообще не задумываясь о последствиях, типа возможного разрушения дома или там, а вдруг эти ребята зашли спросить соли по-соседски. Морозовские? Убить!

Первый же стрелец… кончился, и Настя собралась было продолжать, но тут вступил в действие Гидромен. А потом уже и я нарисовался.

Кстати, был это, естественно, не Гидромен, а морозовский чародейный холоп, с огромной Силой и владением Водяным Словом. Водой он не управлял, но мог призывать ее из откуда-то в любых потребных количествах. Полезная способность была. Была, ага.

Все это мне рассказали мои девочки, пока мы бодрой трусцой рысили в сторону церкви. Весь мой боевой гарем: Клава, Настя, Аглашка, Дита, тетя Анфия, Александр… Так. Стоп. Александр в гарем точно не входит. Но, в то же время – уже и не чужой как бы. Ну и как тогда нашу группу назвать? Отряд? Хм. Семья? Хм. Кто мы тогда? Да и если вычеркнуть Александра…

Гарем ли у меня?

С одной стороны – я ведь ни с одной из них не сплю. Больше того… Я даже не знаю, как предложить любой из моих девочек постель. Это будет как-то… Неправильно. Оскорбительно. Унизительно для любой из них.

С другой – они меня вроде как бы любят. И я их – тоже вроде как бы люблю. Вон, когда Настя на руки Александра – мне было… неприятно. Ревность. Это точно была ревность. И любую из них представить в объятиях другого – такая же реакция. Они – МОИ. Но… Все пять? Можно ли любить сразу пятерых? А если выбрать одну – то кого? Кого я люблю больше, чем других? Кто бы знал, как ответить на эти вопросы…

Как же сложно-то, а… С Морозовыми справиться проще, ей-богу…

* * *

А вот и наша цель. Церковь. Родовая церковь рода Осетровских. Именно от нее идут подземные ходы, которые должны привести меня к скрытому под Домом родовому Источнику. Достижение которого превратилось из несколько добровольной задачи – в вопрос собственного выживания. Сомневаюсь, что Морозовы так запросто спустят мне уничтожение своих людей, не говоря уж про, кхм, оскорбление боярыни. Дважды. А без доступа к Источнику – меня разотрут в порошок. Нет, если я по-мушкетерски вызову Морозовых на дуэль – меня и так в порошок сотрут и даже не вспотеют. Но с Источником ситуации вроде сегодняшней будут разрешаться гораздо проще. Я надеюсь.

Церковь высилась над нами, темная и мрачная.

Я осторожно постучал в дверь. Глухо. Как будто в скалу долбишься.

Я постучал сильнее. Потом еще сильнее. Потом пнул дверь ногой.

– Огненное Слово ее не возьмет, – авторитетно сказал Клава, присмотревшись, – На этой двери столько защитных Слов наложено, что проще каменную скалу сжечь, чем ее.

Я попинал дверь ногой, чувствуя некоторую неловкость – все же церковь – но ответа так и не дождался. Ну и куда батюшка подевался? Домой ушел? Ага, на родное пепелище. Морозовы его все же достали? Ну, навряд ли они после этого заперли бы дверь? Спит? Хм. Кстати – вариант. На дворе как бы уже и ночь. Вполне может и спать и не слышать стука (назовем грохот, который я поднял, этим деликатным словом).

Развернуться и уйти – не вариант. Ждать до утра – тоже. Если мы не сможем войти в церковь и убедить священника пустить нас в подземелья (или хотя бы просто приютить) – нам хана.

– Аглаша, сходи посмотри заднюю дверь. Может, она открыта. Или ее проще взломать.

Скоморошка поскакала за угол. Вслед за ней потянулись все остальные, нагруженные кто чем. Уже как бы понятно, что конкретно эту дверь нам никто не откроет, чего под ней толпиться? Нет – так хотя бы в прицерковных сараях до утра разместимся.

Я спустился с крыльца последним. Машинально оглянулся.

Дверь в церковь была открыта.

Она не просто бесшумно открылась – в ней стоял отец Азарий. Молча смотревший на меня, замершего у подножия крыльца.

Молча?

До меня доносились слова, которые быстро шептал священник. Слова неизвестные, незнакомые, но, каким-то шестым, седьмым, десятым чувством, я понял, что это такое.

Отец Азарий произносил Мертвое Слово. Слово, которое меня сейчас убьет, стоит ему развести руки. Я сейчас умру. Потому что от Мертвого Слова нельзя увернуться, спрятаться, укрыться, убежать. Можно только его перебить, но чем? Я не знаю, что нужно успеть сказать в те несколько секунд, которые остались мне, чтобы отец Азарий не стал меня убивать.

Что тут можно сказать? Что? ЧТО?

Священник начал разводить руки…

Глава 35

– Я – Осетровский, – произнес я.

И, видимо, угадал. Не со словами, кто в такой ситуации к словам будет прислушиваться, понятно, что тот, кому до смерти секунда осталась, что угодно тебе скажет. Я угадал с интонацией. Не истеричный вскрик испуганного, не шепот смертельно испуганного, не презрительное бросание через губу, мол, я боярин, а ты, быдло, кто. Спокойный, ровный тон человека, который вот уже сотый раз проходит через проходную принадлежащего ему предприятия, а охранник по прежнему спрашивает фамилию. Не потому что такой тупой, а потому что так положено. Молодец, службу блюдет.

Видимо, эта поощрительная нотка тоже проскользнула в моем голосе.

Отец Азарий запнулся и Слово развеялось.

– Осетровские мертвы, – сказал он, но я отчетливо уловил неуверенность.

– Не все. Я – жив. Я – Викентий Осетровский.

– Он же младенцем был… – растерянность все еще ощущалась.

– Ну так восемнадцать лет прошло. Ты что ж, думал, что я все это время младенцем ползать буду?

Из-за угла послышались голоса девчонок, видимо, отец Азарий надежно забаррикадировался, и через черный ход тоже пройти не удалось.

– Пропусти нас, не на крыльце же стоять.

Не знаю, получилось ли в этот раз изобразить спокойное распоряжение хозяина слуге – а то, что священник был личный осетровский, это бесспорно – или вышла простая вежливая просьба, но отец Азарий, секунду поколебавшись, отошел в сторону:

– Входите.

Девчонки высыпали из-за угла и застыли, переводя взгляд с меня на священника и обратно. Видимо, мы не выглядели как два друга, скорее, наши стойки походили на дуэльные.

– Девочки, отец Азарий любезно согласился предоставить нам убежище.

– Дяденька, дайте водички попить… – пробурчал священник, возвращаясь к своему обычному поведению сварливого старика.

– Так уж получилось, – развел руками я, – Нам от Морозовых надо скрыться.

Глаза Азария яростно сверкнули из-под бровей. И, судя по этому блеску в моей команде только что прибавился еще один человек. Человек, который не просто даст нам убежище, но и сдохнет за род Осетровских, сжав клыки на кадыке кого-то из Морозовых.

* * *

Хотя, нет, верность отца Азария я несколько переоценил. Вернее, не его верность Осетровским, она сомнений не вызывала, а его верность лично мне. Вернее, не его верность лично мне, а его веру в то, что я и есть Осетровский.

Когда мы кое-как разместились в подсобных помещениях – церкви все же не предназначены для того, чтобы в них жила целая толпа – я поймал на себе задумчивый взгляд отца Азария.

– Что?

– Викентий…

Викентий, значит. Без отчества, значит.

– Викентий, – спокойно кивнул я, – Викентий Георгиевич.

Хорошо, хоть вовремя вспомнил, как моего отца зовут. Не того, что во Пскове, тот, получается, приемный, а настоящего, Осетровского.

– Это чей же ты? Ольгин?

Проверить он меня решил, ага.

– Иринин. Ирина Борисовна мою мать звали. Говорят, я на нее похож. Разве не заметно?

Я и вправду на мать похож. Забавно, но это мне и в том мире говорили и в этом.

– Так я ее и не помню совсем… – чуть растерялся отец Азарий.

Он, похоже, все не мог выбрать линию поведения со мной. С одной стороны – вроде как бы и последний из рода, то есть, считай, хозяин. А с другой – хрен меня знает, не самозванец ли я. Вот его и колыхало, от ворчливости до некой подобострастности.

– Отец Азарий, я тебя прекрасно понимаю…

Мы с ним стояли у одного из узких церковных окон. Слева на стене висела икона… какого-то святого… а справа – икона… еще какого-то святого… А, нет, это Георгий Победоносец, вон он, змея колет.

– Пришел какой-то тип, до этого англичанином назывался, сейчас и вовсе последним из рода Осетровских представился. Девок кучу привел, просит убежища и вообще…

Про то, что мне нужен вход в подземелья, я пока не говорил. Сначала нужно все же добиться доверия, убедить его в том, что я и вправду – Осетровский. Правда, как это сделать, я пока не знаю.

– Но я не поверю, что у Осетровских не было какого-то способа узнавать своих.

А вдруг и вправду не было, обожгла внезапная мысль. Род-то – молодой, ему лет сто от силы, вполне может быть, что никто в роду не пропадал и не находился, необходимости определять бастардов и прижитых не от мужа тоже могло не возникнуть.

Отец Азарий задумался. Проводил взглядом прошедшую мимо нас Диту, непривычно тихую и бледную. Оно и понятно – бесовка в церкви. И пусть в человеческом теле она сюда может войти, но ощущает себя, наверное, как кошка на выставке собак.

Священник посмотрел как она прошла мимо нас, мимо двери в крипту…

– Есть, – повернулся он ко мне, – Есть один такой способ!

* * *

Забавно. Я не знал, как намекнуть Азарию, что мне нужен вход в подземелья – а он сам привел меня к нему.

Он провел меня в крипту, мы прошли мимо захоронений предков и вообще родни – гробик с моим именем вновь вызвал неприятные мурашки на спине – и подошли к торцовой стене.

– Вот здесь, – с забавной смесью предвкушаемой радости и настороженности произнес священник, – тайный ход в родовые подземелья Осетровских. Чтобы его открыть…

Мог бы и не продолжать. Точно так же, как и тот, что в подвалах Дома – завязан на кровь, а, значит, я смогу его открыть. Надо же, от второй неудачной попытки проникнуть к Источнику оказывается, есть своя польза. Так бы я сейчас люто боялся, что ход меня не опознает. Но – бояться нечего, уже проверено.

Не слушая, что там священник скажет дальше, я приложил руку к стене – и на ней, на стене, понятно, не на руке, вспыхнул зеленым радиоактивным светом круг тайного прохода. Ага, вот и он, силуэт ладони, сюда нужно ее приложить…

Чмокнуло, и в стене возник круглый проход в темноту. За моей спиной лязгнуло.

– Викентий Георгиевич!

Я оглянулся. Отец Азарий упал на колени, рядом лежал пистолет – и где только прятал? – в глазах старика-священника горел огонь неописуемого счастья. Счастья человека, который наконец-то нашел своего хозяина… нет-нет, не хозяина, не было в нем ничего холуйского, холопского… впрочем, сейчас на Руси ни в том, ни в другом слове не было негативного значения. Как в современном «сотрудник, работник» – просто обозначение человека, который на тебя работает. Но я не представляю работника, который так бы радовался возвращению начальника, скорее, это была радость от обретения давно пропавшего родственника… От обретения семьи.

А ведь он уже давным-давно живет один. Без семьи, без родни. Один.

Я наклонился и поднял пистолет. Хорошая штука, качественная. Изогнутая ручка, набалдашник на рукояти, кремневый замок. Никакой резьбы и узоров, простая, функциональная вещь. Порох на полке, курок взведен – только стреляй.

– Это что ж ты, Азарка, в своего хозяина стрелять собирался?

– Ни в коем случае, Викентий Георгиевич, – старик посмотрел на меня снизу вверх, спокойно, как будто отчитывался на совещании, – Однако ж, если б вы самозванцем были – не выпустил бы живым. Нельзя, чтобы кто-то знал, где проход в подземелья начинается. А Слово долго читать.

Я посмотрел на пистолет, переложил его в правую руку – удобный, однако, чего я раньше себе похожий не завел – посмотрел на отца Азария.

– Так уж получилось, что именно в подземелья мне и надо, – сказал я, – К Источнику мне нужно пройти.

– Так я проведу! Я знаю!

– Это хорошо, что ты знаешь, где мой Источник. Вот только я не знаю…

Я протянул левую руку и дернул священника за бороду. Тот дернулся и поморщился, глядя на меня недоуменно. Но глубоко-глубоко за этим недоумением появлялось Понимание.

– Я не знаю, кто ты такой. Ты – не отец Азарий.