Текст книги "Дикий лес"

Автор книги: Колин Мэлой

В уединенной мансарде особняка мастера несколько месяцев до изнеможения работали над своим созданием, а потом представили губернаторше плод этого труда – очень точную копию покойного наследника. И все же это была лишь кукла. Ее нужно было периодически заводить, и все, что она умела, – неловко ходить, то и дело жужжа и щелкая.

– Кошмар! – вставила Прю. – В смысле, она что, думала, что эта штука заменит ей сына?

Филин Рекс серьезно кивнул.

– Но это были не все ее планы. С помощью колдовства, которому она обучилась у своих приспешников, Александра поместила зубы, вырванные у трупа Алексея, в рот этой машины. Применив к механизму мощное заклинание, она заставила душу умершего вселиться в искусственного мальчика.

Прю ахнула. Под тихое потрескивание очага мягко пробили часы на камине.

* * *

Кертис никогда в жизни не был так счастлив. Окружающий лес был окутан неземным светом, воздух казался напитком богов, а ликующие солдаты несли мальчика на плечах, подбадривая веселыми выкриками и то и дело скандируя: “КЕРТИС! КЕРТИС! КЕРТИС!” Шумная процессия шагала через лес, освещая себе путь трескучими факелами.

Их победа была несомненна, потери – минимальны. Сегодняшняя битва обернулась оглушительным успехом, и Кертиса провозгласили героем дня. Александра рысью ехала рядом с процессией, гордая и сияющая.

Когда они прибыли в пещеру, большой зал был освещен множеством светильников, от самого входа ароматно пахло тушеным мясом. Разношерстный духовой оркестр нестройно затянул какую-то разудалую мелодию, и процессия пять раз пронесла Кертиса вокруг тронного зала губернаторши, а потом с почестями расположила на покрытом мхом постаменте. Не дав мальчику даже возразить, в руку ему сунули кружку, до краев наполненную ежевичным вином.

Командующий громким лаем призвал всех к молчанию.

– Слушайте, вы, псы! – крикнул он, когда шум в комнате начал затихать. – Вонючие дворняги! – Свободной рукой (той, в которой не было полной кружки вина) он схватил ближайшего солдата и зажал его голову в захват. – В жизни не видел таких отвратительных, вонючих вшивых ничтожеств! – Все замерли, не зная, чего ожидать. Тут командующий улыбнулся и рыкнул: – Ну и задали же мы им сегодня!

Комната взорвалась радостными криками, и командующий, прежде чем отпустить солдата, смачно поцеловал его в лоб. Потом, схватившись за чье-то плечо, чтобы удержать равновесие, он выпрямился и посерьезнел.

– Отголоски нашей победы прокатятся по лесу. Со временем все заговорят о нас. Нашим присутствием больше не смогут пренебрегать. И когда мы войдем в Южный лес, у тамошних изнеженных фиалок не будет другого выбора, кроме как сложить оружие, и в золоченых залах усадьбы Питтока будет греметь эхо нашего торжества.

Его прервала Александра, которая прошла между ликующими воинами и поднялась на изукрашенный трон.

– В том, что останется от усадьбы, – холодно сказала она.

Командующий, чувствуя, что перешел черту дозволенного, поклонился, держа кружку высоко над головой.

– Когда мы закончим с Южным лесом, там и двух стен не устоит. Нечему будет создавать эхо, – прошипела Александра.

– Так точно, мэм, – отозвался командующий. Атмосфера в зале заметно остыла.

– Но сегодня мы празднуем победу! – воскликнула губернаторша, поднявшись с трона. – Мы поднимаем тост за Кертиса, грозу пушек, победителя разбойников, древолома! – Она с улыбкой обернулась к Кертису, подняв деревянную чашу. Тот, покраснев, поднял свою кружку в ответ. Все торжественно присоединились – в воздух поднялось целое море грубых деревянных кружек. – Музыку! – крикнула она, бросив взгляд за дверь, и протяжный гул трубы повел духовой оркестр по волнам новой пьяной мелодии. Солдаты встретили песню одобрительными криками и вернулись к празднованию. Кертис, улыбаясь от уха до уха, принялся в такт музыке хлопать ладонью по колену, обтянутому темно-синими брюками.

– В школе мне ни за что не поверят! – крикнул он, перекрывая сумасшедшие звуки оркестра. – Ни за что и никогда.

– Так, может, тебе не стоит возвращаться в школу? – отозвалась Александра, оглядывая ликующих койотов.

– Бросить? Да родители меня… – начал Кертис и вдруг моментально побледнел. – А-а-а, – задумчиво протянул он. – Вы хотите сказать…

– Да, Кертис, – подтвердила Александра. – Оставайся с нами. Присоединяйся к нашей борьбе. Оставь свою скучную, серую человеческую жизнь. Вступай в дружину Дикого леса и насладись вкусом нашей неминуемой победы.

– Ну, – сказал Кертис, – не знаю. Во-первых, наверное, родители очень расстроятся. Они организовали мне поездку в лагерь на будущее лето, даже задаток уже, по-моему, внесли.

Александра закатила глаза и рассмеялась.

– О, ты просто сокровище, Кертис. Честное слово. Но на карту поставлены более важные вещи. Благополучие Дикого леса висит на волоске. Сегодня ты отличился в бою, ты доказал, что в этой маленькой груди бьется сердце истинного воина. – Она обвела жестом комнату, полную солдат. – Я безмерно уважаю койотов. Они очень рисковали, встав на мою сторону. Но человеческую компанию ничем не заменить. И я не собираюсь создавать кабинет министров из этого клыкастого народа – они слишком импульсивны. – Она сделала маленький глоток из чаши и впилась взглядом в Кертиса. Голос ее стал серьезнее. – Я хочу, чтобы ты был моей правой рукой. Хочу, чтобы ты был рядом, когда мы двинемся на юг. Чтобы сидел рядом с моим троном, когда его поставят среди тлеющих обломков усадьбы. Вместе мы сможем возродить эту страну, эту прекрасную, дикую страну. – Тут она осеклась, и задумчивый взгляд ее обратился к чему-то невидимому. – Мы могли бы править вместе – ты и я.

Кертис потерял дар речи. Наконец, поставив кружку, он кое-как собрался с духом.

– Ничего себе, Александра. В смысле, я не знаю, что сказать. Мне нужно будет подумать. Вот так бросить и родителей, и сестер, и школу – это не чепуха. То есть не подумайте, что я что-то… Тут здорово. Вы все так ко мне добры, и сегодня все было просто очень круто. Я ведь тоже даже не думал, что могу такое сделать. – Он неловко поерзал на мху. – Просто мне нужно время подумать, ладно?

– Думай сколько тебе угодно, Кертис, – сказала Александра; голос ее заметно смягчился. – Все время мира в нашем распоряжении.

Один из тех койотов, что были свидетелями неожиданного дебюта Кертиса в роли артиллериста, шатаясь, подошел к пьедесталу и указал лапой на мальчика.

– Кертиш-ш-ш! Шэр! – пробормотал он заплетающимся языком, неуверенно отдавая честь ему и Александре. – Я раш-ш-шказываю про то, как вы ш-ш-штреляли из пуш-ки! А эти дворняжки мне не верят! Идите, подтвердите мои ш-ш-шлова!

Александра улыбнулась и, кивнув Кертису, одними губами произнесла: “Иди”. Кертис со смехом взялся за протянутую лапу и слез с возвышения. Койот обнял мальчика за плечи, и они вместе направились к группе солдат, собравшихся у винной бочки. Александра, не отводя глаз, смотрела на то, как он уходит, и рассеянно водила пальцем по деревянному подлокотнику трона.

Глава двенадцатая
Филин в кандалах. Кертис на перепутье

– Что, правда? – неверяще переспросила Прю. – Зубы? – Через подлокотник ее кресла перелетел воробей и поворошил кочергой мерцающие в очаге угли.

Филин Рекс кивнул.

– Гадость какая.

– Никогда не стоит недооценивать силу скорби, Прю, – сказал он.

– Значит, Алексей ожил? И что было дальше?

– Да, – ответил Рекс. – Его смерть держали в тайне от народа Южного леса, а потом объяснили, что все это время наследник просто оправлялся от травм после несчастного случая. Его возвращение в свет стало большим событием. Александра со своей стороны сделала все, что было в ее силах, чтобы скрыть тот факт, что он был машиной – даже изгнала мастеров, создавших его, Наружу. Сам мальчик не знал о себе правды. Думал, что все то время просто был без сознания. Необъяснимая кончина отца очень его опечалила, но постепенно горе утихло, и он с энтузиазмом и уверенностью взялся за государственные дела. Все было хорошо, пока однажды, работая в саду поместья (это была его страсть), он не открыл ненароком пластину в груди, под которой был спрятан его, так сказать, мотор. Пораженный находкой, он заставил мать рассказать ему правду и узнал о своей смерти. Мальчик был в ужасе. Он удалился в свои покои, снова поднял пластину, вынул из механизма критически важную деталь – маленькую медную шестеренку – и сломал ее. Машину заклинило, и жизнь снова покинула тело.

Обо всем стало известно. Губернаторшу приволокли в Верховный суд, и после затяжного процесса вина была доказана. Ее приговорили к изгнанию в Дикий лес за незаконное использование черной магии. Суд даже предположил, что она ответственна за смерть Григора. Все ожидали, что она не выживет в изгнании – ее разорвут койоты или убьют разбойники. – Филин посмотрел Прю в глаза и поднял пернатую бровь. – Судя по всему, не случилось ни того, ни другого.

Прю кивнула в знак согласия.

Снова переведя взгляд на огонь, филин продолжил:

– В суматохе, которая последовала за смещением губернаторши, армия провозгласила законным наследником поста Ларса Свика, тогда еще мелкую сошку в администрации. Многие были против. Однако, опасаясь гражданской войны, прогрессисты отступили, и пост отошел к Свику и его прихлебателям.

Снаружи потихоньку поднимался ветер, и по одному из окон хлестнула ветка. Филин Рекс вздрогнул от этого звука, но потом снова повернулся к Прю:

– С тех пор все эти пятнадцать лет политический климат Южного леса неуклонно менялся. Правительство не желает терпеть инакомыслия. Те, кто не боится публично высказаться по поводу несостоятельности Ларса как правителя, лишаются постов и свободы, а иногда и просто бесследно исчезают. Ясно, что у него нет никакого уважения к суверенитету лесных государств. Нетерпимость к другим видам тоже очевидна. Поэтому я вас и позвал. Я и сам вижу, что заболтался – это старческое, – но теперь послушайте внимательно, заклинаю вас.

Прю наклонилась к нему, приготовившись слушать. Филин начал приглушенным, заговорщическим тоном:

– В Южном лесу есть люди, которые могут вам помочь. Есть люди, которые заслуживают доверия, которые пытаются изменить порядок вещей в правительстве изнутри. Но они в меньшинстве. Что касается губернатора и его помощников, им доверять нельзя. Прю, если вы станете для них проблемой, ради своей выгоды они добьются того, чтобы проблема исчезла. Это понятно?

Ошеломленная серьезностью филина, Прю продолжала молча смотреть на него.

– Я спросил, понятно?

– Да, – торопливо ответила Прю. – Понятнее некуда.

– После сегодняшнего разговора с ними, – продолжил филин, – я испугался, что ваше присутствие может в перспективе стать проблематичным.

В голове Прю промелькнула мысль о мастифе-охраннике, которого она заперла в ванной. Филин Рекс откинулся в кресле и уставился на трепещущие языки пламени, которые, сверкая, отражались в его глазах.

– Невозможно передать, насколько тяжело мне наблюдать за тем, как медленно и неумолимо разваливается все, что создал Григор. Боюсь, это зрелище разбило мне сердце. – Он приложил кончик крыла к груди и тяжело вздохнул, а потом искоса посмотрел на Прю: – Надеюсь, я не слишком вас напугал… вы ведь кажетесь мне очень смышленой девочкой. Не сомневаюсь, вам хватит смелости и мудрости добиться всего. Просто я посчитал необходимым дать вам понять, с какими людьми придется иметь дело.

– Что же мне делать? – в отчаянии спросила Прю. – Я не знаю, к кому еще обратиться.

Мгновение филин молчал. Тишину комнаты заполнило тиканье каминных часов.

– Полагаю, – начал он наконец, – если все остальное не поможет, можно нанести визит мистикам.

– Мистикам?

– Из Северного леса, – добавил филин. – С югом у них никаких дел нет – живут затворниками. Но, возможно, ваш случай их заинтересует. Они ответственны за Внешний пояс – защитное заклинание, которое вплетено в деревья на опушке леса, чтобы защищать и отрезать нас от внешних земель, и которое вам удалось обойти, придя сюда. – Тут филин едва заметно ухмыльнулся Прю.

– Извините, – жалобно пробормотала девочка.

Он между тем продолжал:

– Мистики Северного леса связаны с лесом, как никто другой. Великое Дерево Совета, корни которого достигают даже здешних мест, ведает о каждом шаге жителей леса. Вокруг него мистики и собираются, оттуда они черпают свою силу. Шанс невелик, но, если другого выбора нет, можно обратиться к ним – они могут знать, где сейчас ваш брат. Возможно, и друг тоже. – Он мягко покачал головой. – Но путешествие это долгое, полное опасностей. И вам вовсе не гарантирован радушный прием – мистики очень дорожат своим уединением. Притом, даже если вы сумеете убедить их помочь вам, у них нет войска… Не могу представить, откуда им взять людей или военную мощь, чтобы отвоевать ваших брата и друга. – Грудь филина поднялась от тяжелого вздоха. – Вы в настоящем тупике, Прю. Если бы я только мог еще чем-то помочь.

Внезапно тишину комнаты прорезал неистовый взрыв клекота, и воздух взволновало хлопанье крыльев. Двое слуг-воробьев промчались мимо их кресел и поспешно сели на каминную полку перед Прю и филином Рексом, оставив за собой след из медленно планирующих на пол потерянных перьев.

– Сэр! – крикнул один. – Сэр! Вам нужно спрятаться! Нужно…

– Он пытается сказать, сэр, – выдавил второй, – что они… что улица… мы вряд ли сможем…

Первый перебил его:

– Вам обязательно нужно спрятаться, потому что…

Последнюю реплику прервал звук, который нельзя было спутать ни с чем: парадная дверь распахнулась от удара.

– КЛИНОК! – закричал один из воробьев. – ОНИ ЗДЕСЬ!

Прю в панике посмотрела на филина Рекса.

– Кто здесь?

– Тайная полиция усадьбы, – ответил филин, окидывая комнату отчаянным взглядом. – Комиссия по ликвидации несогласных, Отдел карателей. Они среагировали быстрее, чем я предполагал. Скорее! Нужно спрятать вас.

Взмахнув крыльями, филин Рекс поднялся с кресла и стремительной дугой пересек комнату. Прю, вскочив, бросилась за ним. Он остановился перед большой плетеной корзиной у одного из книжных шкафов и, откинув крышку когтями, поторопил Прю. Суматоха переместилась из коридора в столовую – воздух заполнили отрывистый грохот сапог по паркету и стук падающих стульев, а воробьи отчаянно пытались лавиной возмущенного клекота задержать вторжение. Прю нырнула в корзину и замерла на груде затхлых старых газет, филин Рекс захлопнул крышку, и девочка осталась сидеть в темноте, прижимая ладонь к груди в попытке удержать бешено колотящееся сердце.

Филин едва успел закрыть крышку и отлететь на безопасное расстояние от корзины, как двойные двери с треском распахнулись от удара и комнату заполнил топот тяжелых сапог.

– Где она, филин? – крикнул кто-то. Прю задержала дыхание, чувствуя, как сердце трепещет в клетке ребер, будто колибри.

– Боюсь, я не имею представления, о ком вы говорите, – любезно ответил филин Рекс.

Человек рассмеялся.

– Дураком прикидываетесь, ну точно как все птицы!

Его перебил один из воробьев:

– Это возмутительно! Никому не позволено так разговаривать с князем!

Филин Рекс отмахнулся от его реплики.

– Если вы имеете в виду девочку Снаружи, Прю, то она действительно была здесь, но ушла уже довольно давно. И я не имею ни малейшего понятия, куда она направилась.

После короткого молчания человек заговорил снова:

– Это правда?

Прю слышала, как каратели из КЛИНКА топчутся по комнате. Шаги приблизились к корзине, замерли, послышался шорох открываемой книги, шелест страниц.

Когда филин не ответил, человек у шкафа кашлянул и произнес громким, властным тоном:

– Филин Рекс, князь Авианского княжества, мы арестовываем вас по обвинению в нарушении протоколов Дикого леса, раздел третий, укрывательство нелегального иммигранта, а также в сговоре с целью свержения правительства Южного леса. Обвинения вам ясны?

Прю подавила изумленный вздох, глаза ее расширились от негодования.

Последовавшая тишина заставила ее приподнять крышку и сквозь щель выглянуть в комнату. Филин Рекс стоял перед небольшой группой людей, одетых в одинаковые черные плащи и полицейские фуражки.

Двое из них на глазах у Прю вынули из плащей небольшие пистолеты и наставили их на филина.

– Ваша власть – обман, – сказал тот вызывающе, – вы бесстыдно извратили все те принципы, на которых строилось государство Южного леса.

– Жаль, что вы так думаете, филин, – раздался голос человека, стоящего у корзины. Он бросил что-то тяжелое – Прю решила, что это, должно быть, книга – на крышку, заставив ту захлопнуться. Девочка едва подавила удивленный вскрик – тихий звук, который, к счастью, потонул в скрипе корзины. – Но делайте что угодно. Бросайтесь обвинениями. Обличайте несправедливость! Кричите об этом с крыши! Вы только себе сделаете хуже. Так, теперь: пойдете мирно или вас придется тащить силой?

На комнату опустилась тишина.

– Хорошо, я подчинюсь, – произнес наконец филин. Снова легонько приподняв крышку, Прю увидела, как филин Рекс протянул своим тюремщикам крылья в подобии отчаянной мольбы.

– Вяжите его, ребята, – сказал главарь, и один из офицеров, шагнув вперед, надел на кончики крыльев филина крупные железные наручники. Еще одна пара, с короткой цепью, защелкнулась на его когтистых лапах. Филин Рекс уронил голову на грудь.

– А девчонка? – спросил кто-то еще.

– Обыщите здание, – приказал главный. – Она не могла далеко уйти.

Прю, затаив дыхание, вжалась в дно корзины и услышала скрежет цепи по деревянному полу – филина Рекса потащили прочь из комнаты.

* * *

Кертис наблюдал за однополчанами, которые с головой погрузились в празднование. Его предыдущий опыт с ежевичным снадобьем губернаторши еще свежим клеймом пылал в памяти, поэтому вместо того чтобы по-настоящему пить, он пошел на хитрость и только притворялся, поднося кружку к губам. Остальные солдаты, судя по всему, этой стратегии не придерживались. Едва бочку вина вкатывали в зал и открывали, как новая уже появлялась через один из туннелей, которые вели в главный зал норы. Несколько солдат в расстегнутых до пояса мундирах, обнажающих тускло-серый мех на худых ребрах, бесформенными кучами развалились под кранами бочек, жадно лакая падающие капли. Кертис изо всех сил старался не отставать от хода праздника. У него устали ноги сновать по комнате от одной группы солдат к другой: все звали его рассказать о битве, о том, как он стрелял из пушки и сбросил дерево на разбойничью гаубицу. После седьмого или восьмого рассказа он уже позволял койотам заканчивать за него предложения и вступать в самых важных моментах. В конце концов он охрип и, отыскав в углу перевернутый бочонок, уселся на него. Мальчик благодарно улыбался каждому солдату, который, спотыкаясь, подносил ему вино, и вскоре у его ног собралось целое войско нетронутых кружек.

Какой-то развязный лейтенант с кушаком, небрежно обмотанным вокруг головы, забрался на невысокую башню из пустых ящиков из-под вина и размахивал саблей, будто дирижерской палочкой. Кашлянув, он затянул песню, которую остальные в зале подхватили хрипло и залихватски, как поют давно знакомый мотив:

 
Вздернули папку, один я остался,
С детства в червивых отбросах копался.
Щенком научился в беде выживать я,
А нынче послушайте, сестры и братья!
 
 
Хэй! Хэй! Лови подлеца!
Скрутим его да наварим мясца!
Палец оттяпай, коль пленник неласков,
На шею повесь и носи его цацкой!
 
 
Раз как-то застукал в кустах за трясиной
Девчонку свою я с какою-то псиной.
Был у колодца крутой разговор —
Так и лежит милка там до сих пор.
 
 
Хэй! Хэй! Лови подлеца!
Скрутим его да наварим мясца!
 

Кертис вежливо постукивал в такт пальцем по колену и даже сделал нерешительную попытку подпеть в припеве, когда тот зазвучал во второй раз, отчего ближайшие солдаты захохотали и подняли за него тост.

– А парень-то выучил собачью песню! – провыл один из них.

– Отличная смена растет! – крикнул другой.

Койот, который шлепнулся рядом с Кертисом и его собранием полных кружек, неуклюже ткнул мальчика под ребра, едва не опрокинувшись вместе с ним на землю.

Кертис неловко засмеялся и встал на ноги.

– Простите, ребят, – сказал он. – Пойду я подышу.

В зале, на его взгляд, становилось чересчур шумно. Он на цыпочках прокрался мимо выстроившихся рядами кружек и мимо койотов, которые, положив руки друг другу на плечи, во все горло орали песни, и двинулся к одному из многочисленных туннелей, ведущих из комнаты. Путь освещали факелы, тут и там висящие на стенах, и неровная земля под ногами казалась живой от мерцания теней, которые отбрасывали празднующие. Он шел по изогнутому ходу, а вслед ему, постепенно затихая, неслась песня:

 
Врун-побирун,
Вот тебе и каюк!
Эй, вяжи ему ноги да вешай на сук!
 

Кертис был рад, когда шум распалившейся толпы затих вдали: от их песен по спине бежали мурашки. Он сам не знал, куда идет, – просто следовал внезапному порыву найти местечко, где можно побыть одному и подумать обо всем, что выпало на его долю в последние два дня.

От главного коридора отходили боковые туннели, за которыми виднелись освещенные факелами предбанники и кладовые, и Кертис постарался запомнить каждый поворот, чтобы потом знать, как вернуться в зал. Шум праздника превратился в далекое эхо, а дымный запах от большого очага уже едва угадывался в затхлом воздухе. Корни растений, свисающие с земляного потолка туннеля, гладили его по голове, словно длинные, мягкие пальцы. Кертиса затопило теплое чувство уюта, ему казалось, что эта похожая на лабиринт нора обнимает его, будто кокон, и мальчик задумался о том, сможет ли остаться здесь. Болезненная тревога, которая сопровождала каждый его день в школе, тихое одиночество на игровой площадке, подавляющая властность учителей, разочарование тренеров и претензии родителей – все, казалось, отступило, словно пение койотов за спиной. Его никогда еще не принимали так сердечно; он всегда оказывался вне круга и отчаянно пытался добиться одобрения сверстников. Предложение Александры – она могла бы стать ему новой матерью; вряд ли какому-то другому ребенку выпадала такая возможность! – взволновало Кертиса, его пьянили мысли о том, как они вдвоем будут править этим удивительным новым миром.

Шшшух!

Из темноты впереди донесся отчетливый шелест крыльев.

Шшшух!

Улыбка сползла с лица. Кертис озадаченно нахмурился.

Звук повторился снова – резкий шорох крыльев птицы, которая описывает круг перед тем, как сесть.

Он продолжал идти в ту сторону. Летучая мышь? Нет, он видел мышей по вечерам во дворе своего дома. Их крылья шелестели еле слышно. Но что птице делать в подземном логове койотов? Других животных он в армии губернаторши пока что не видел. Мальчик пошел на звук к выходу из туннеля – впереди виднелся тусклый свет. Потолок здесь был непривычно низким, и идти пришлось, наклонив голову. Светлая точка в конце прохода мерцала, как кинопроектор; ее то и дело заслоняли проносящиеся мимо черные силуэты. Кертис пригляделся. Шум хлопающих крыльев нарастал.

– Эй! – позвал он.

При звуке его голоса налетела новая волна шелеста, и Кертис подумал, что птиц, должно быть, несколько сотен, поэтому шум их крыльев и сливается в единый гул.

Вдруг он почувствовал, как что-то зацепило его плечо, скользнув по ткани мундира. Мальчик инстинктивно увернулся, неловко впечатав ножны сабли в сырую земляную стену. Там, где он только что стоял, лениво планировало на землю одинокое черное перо.

Кертис выпрямился и выхватил саблю из ножен.

– Говорите! Кто тут? – испуганно крикнул он.

И тут до его слуха донесся детский плач. Резкий, короткий крик младенца прорвался через торопливый шорох птичьих крыльев. Сердце замерло у мальчика в груди.

– Ох, елки-палки, – прошептал Кертис, ускоряя шаг.

Туннель закончился залой с высоким потолком, почти яйцевидной по форме – и до отказа полной воронов. Смоляных, угольно-черных воронов. Десятки, сотни птиц кружили и планировали по комнате с сердитым карканьем. Несколько горящих факелов на стенах освещали их маслянисто-черные перья. В центре потолка находилось небольшое отверстие, через которое то и дело улетали и прилетали новые вороны.

Посреди комнаты на земляном полу стояла простая плетеная колыбелька из мшистых буковых прутьев. И в этой колыбели лежал пухлый лепечущий малыш, который глядел на вьющееся над его головой облако воронов глазами, полными страха и изумления. На нем был коричневый вельветовый комбинезон, весь измазанный в грязи и, по-видимому, в пятнах птичьего помета.

Кертис разинул рот от изумления.

– Мак? – выдавил он.

Малыш посмотрел на Кертиса и агукнул. От черной массы отделился один ворон и уселся на бортик колыбели. В клюве у птицы извивался длинный толстый червяк. К отвращению Кертиса, ворон уронил червяка в открытый рот Мака, и ребенок с удовольствием его сжевал.

– Гадость, – прошептал Кертис. Желудок противно съежился.

В голове бешено забегали мысли: в курсе ли губернаторша? Знает ли войско, что в логово проникли посторонние? Наверняка, если Александра узнает, она не потерпит вторжения.

– Мак, сейчас я тебя отсюда вытащу, – сказал Кертис, очнувшись от забытья.

Подняв саблю над головой, он начал приближаться к удивительной колыбели. Вороны, встревоженные незваным гостем, принялись яростно кричать и каркать. Когда мальчик подошел совсем близко, несколько птиц спикировали на него, разрывая когтями ткань его мундира. Размахивая саблей, чтобы отразить нападения, он наклонился к колыбели и свободной рукой обхватил Мака. Тот радостно забулькал. На губе малыша по-прежнему болтался кончик полупережеванного червя. Разгневанные вороны стали атаковать с удвоенной яростью, и Кертис с Маком на руках скрылся за завесой из черных перьев, клювов и когтей. Когти царапали ему лицо, клювы рвали одежду и щипали до крови. Мальчик с трудом ковылял, неловко размахивая саблей перед собой. Мак начал плакать. В волосах Кертиса путались когти, крылья били по лицу так, что он почти ничего не видел. Мальчишка закричал от боли и бессилия, и вдруг сквозь птичий гомон до его слуха донесся голос.

– Прекратить! – приказал этот голос. Кертис тут же узнал Александру. – Прочь! – скомандовала она.

Буря немного утихла, и Кертису удалось поднять голову и открыть глаза. Сквозь истончившуюся завесу перьев он различил силуэт губернаторши.

– Александра! – закричал он. – Я нашел Мака! Брата Прю!

Он умолк. На плечи Александры, которая стояла у входа и оценивала ситуацию, опустилось несколько воронов. Один приземлился на руку, и она рассеянно потрепала его по перьям рукой, унизанной кольцами.

– Он был… тут, – добавил Кертис, мрачнея по мере того, как до него доходило происходящее.

Александра, не глядя на мальчика, подняла руку так, чтобы сидящий на ней ворон оказался на уровне ее глаз. Птица неодобрительно каркнула, на что губернаторша спокойно улыбнулась и успокаивающе заворковала. Удовлетворенный услышанным, ворон снова перевел холодный взгляд на Кертиса.

– Что ты здесь делаешь, Кертис? – спросила Александра.

Заикаясь, мальчик ответил:

– Я про… просто шел и… ну, услышал плач и зашел, это, проверить.

Мак по-прежнему заходился рыданиями.

Александра стремительно и уверенно прошла вперед. Ворон слетел с ее руки. Женщина забрала Мака и принялась баюкать его, мягко успокаивая.

– Тише, – шептала она. – Ш-ш-ш.

– Вы… – начал Кертис. – Вы про это знали? – Ручеек крови стек по его лбу и запутался в брови.

Александра принялась покачиваться туда-сюда, не сводя глаз с ребенка, который потихоньку успокаивался.

– Вы про это знали? – повторил Кертис громче.

Его голос испугал Мака, и тот снова начал плакать.

Александра бросила на мальчика сердитый взгляд.

– Кертис, не кричи, – сказала она, покачивая малыша. – Ты и так достаточно его расстроил.

Ворон на плече Александры угрожающе щелкнул клювом.

– Но, – слабо возразил мальчик, – почему вы… как вы… Я ничего не понимаю, – подавленно закончил он.

Александра подарила ему полуулыбку и прошла мимо к пустой колыбели. Мягко уговаривая встревоженного малыша успокоиться, она положила его на мшистое дно кроватки, коснулась пальцем его губ и в последний раз прошептала “ш-ш-ш”, а потом вернулась к Кертису и взяла его под руку.

– Я была не совсем готова показать тебе это, Кертис, – сказала она, уводя его прочь от ребенка. – Но раз ты опередил события, у меня нет выбора. – В присутствии губернаторши облако воронов успокоилось, и многие вылетели из комнаты через отверстие в потолке. – Времена сейчас тяжелые, – продолжала Александра. – Тяжелые и смутные. Постепенно ты во всем разберешься, но сейчас я понимаю твое недоумение.

– По… почему вы мне не сказали? – спросил Кертис. – В смысле, вы же знали, зачем я пришел. Почему скрывали?

– Я не могла, – ответила губернаторша. – Подумай, каким ударом это стало бы для тебя, пока ты еще должным образом не освоился в Диком лесу. Нет, мне нужно было дать тебе немного времени, прежде чем рассказывать – и, поверь мне, я собиралась сказать. Мне хотелось, чтобы ты еще немного насладился празднованием, но это неважно: в конце концов, почему бы и не сейчас?

У входа Александра остановилась, повернулась к Кертису и, положив руки ему на плечи, посмотрела прямо в глаза.

– Иногда, – начала она, и мягкость в ее голосе уступила место металлу, – жизнь против воли ставит тебя в положение, в котором приходится мстить и использовать для этого любое оружие, какое только попадет в руки, – даже за чужой счет. Те подонки в Южном лесу поступили со мной именно так. Они лишили меня власти и достоинства. И я собираюсь не только получить все это обратно, но и отобрать у них то же, что отобрали у меня. Если меры, которые я принимаю, чтобы достичь цели, кажутся безнравственными или злодейскими, помни: все это лишь последствия их необдуманных решений. Понимаешь?

Кертис шмыгнул носом.

– Нет, не совсем.

Александра улыбнулась.

– Этот ребенок по праву принадлежит мне. Он обязан мне своим появлением на свет. Тринадцать долгих лет я ждала этого момента. Тринадцать горьких лет. Кертис, этот малыш станет ключом к моей – нашей – победе. Помнишь, чуть раньше мы с тобой разговаривали? О том, как будем править – ты и я. На руинах Южного леса. Мы вернем этому краю исконный порядок, восстановим естественный закон: я – королева, ты – моя правая рука. Помнишь?

Кертис уныло кивнул.

– Так вот, наш успех невозможен без этого ребенка, этого лепечущего несмышленого куска плоти. – Она указала на Мака, который беззаботно играл с прутиком, выбившимся из плетения колыбели. Снова переведя взгляд на Кертиса, Александра взяла его двумя пальцами за подбородок. – Этот ребенок – наш выигрышный билет.

Кертис снова кивнул, прежде чем добавить:

– Почему?

– Плющ, Кертис. Он нужен нам, чтобы приручить плющ.

– Плющ? В смысле, траву?