Текст книги "Дикий лес"

Автор книги: Колин Мэлой

Глава четырнадцатая
Среди воров

– Я требую адвоката! – срывающимся голосом завопил койот. – Это ПРОИЗВОЛ! – Он затряс лапами прутья клетки. Кертис с любопытством наблюдал сверху – клетка койота висела в путанице корней гораздо ниже, чем его собственная.

– Ой, да брось ты! – крикнул один из разбойников. Его клетка была выше и левее клетки Кертиса; он сидел у решетки, ковыряясь в ногтях. – Они тебя не слушают. Здесь хабеас корпус не работает.

– Хабеас корпус? – огрызнулся койот. – Откуда ты набрался таких изящных словес, недоумок? – Он повернулся к разбойнику, и тут Кертис смог разглядеть его лицо; это был один из койотов, которых он видел вместе с Прю – тот, что дрался рядом с их укрытием. Кажется, его звали Дмитрий.

– О, вы, шакалы, не поверите, сколько всего мы знаем, – ответил разбойник, стуча пальцем по виску. – Может, на вид кто-то из нас туповат, но не обольщайся. Соображаем мы будь здоров. Поэтому нас никогда не подчинят. Неважно, сколько ты там выиграл сражений, неважно, сколько наших полегло, всегда останутся разбойники, которые продолжат бороться.

– Ох, избавь нас от своих вяканий во имя, – ответил Дмитрий. – Ты зря их тратишь на меня. Меня призвали на службу. Мне плевать, хоть бы вы, разбойники, и победили; я бы лучше сидел в норе и занимался своими делами. Бесит меня только то, что я тут застрял, как обычный преступник – я-то думал, получу пару выговоров и пойду своей дорогой. А вместо этого меня посадили за решетку с разбойниками и заставили вас тут слушать.

– А я не разбойник, – вставил Кертис. – Я солдат. – Он помолчал и взглянул на свою форму, на рваную дыру там, где должен был быть значок. – Ну, или бывший солдат.

Койот фыркнул и отвернулся.

– Ты, – сказал другой разбойник, тот, что сидел подальше. Его клетка свешивалась с одного из самых крупных корней примерно на той же высоте, что у Кертиса. – Из Внешних, значит, а? Воевал на стороне вдовы?

Кертис нахмурился и кивнул.

– Было дело, ага, – сказал он смущенно. – Но это я зря. Я не знал, что она творит.

– А что ты думал? – едко спросил разбойник в клетке над мальчиком, теперь направив струю яда на него. – Что она – законная королева Дикого леса? Чуток лавочку почистила? Чтоб все помнили, кто в доме хозяин? А ты в темпе вальса завалился из своего Внешнего мира и решил пособить?

– Ну, выбора у меня особо не было, – сказал Кертис, ощетинившись. – В смысле, она меня взяла в плен, и не успел я оглянуться, как она меня кормит, одевает и говорит, что я ее правая рука!

– Сосунок, – донесся голос из клетки ровно над мальчиком. Еще один разбойник пялился на него, сидя по-турецки и подперев щеки руками.

– Нет, серьезно, – продолжал Кертис, – я понятия не имел, что она задумала; я бы никогда не согласился ей помогать, если бы знал.

– Да ну? – ухмыльнулся разбойник из клетки, висящей дальше по тому же корню. – И что же ее выдало? Что она забрила в армию целый вид зверей? Или то, что она стирает с лица земли всех родившихся в Диком лесу, одного за другим? А, юный гений?

Что-то мокрое капнуло Кертису на лоб, и он, вздрогнув, посмотрел вверх. Оказалось, это был смачный плевок от разбойника, висевшего над ним. Лицо его виднелось между согнутых ног, и мальчик заметил, что тот готовится ко второму заходу. Кертис со стоном пригнулся и передвинулся в другую часть клетки.

– Эти Внешние, – сказал другой разбойник, который до сих пор не вступал в грызню. – Вечно вы пытаетесь завоевать и разрушить то, что не принадлежит вам по праву, а? Я о вас слышал. Не думай, будто мы не знаем, что ты сам наложил бы лапу на лес – да похлеще губернаторши, если бы она не успела первой. Я слышал, вы едва не разрушили свою собственную страну, почти в гроб ее вогнали, отравляете реки, закатываете дикие земли в бетон и все такое. – Его клетка была чуть ниже и немного справа. Под взглядом Кертиса разбойник подошел вплотную к прутьям клетки и яростно уставился на мальчика. Вокруг шеи его был намотан грязный клетчатый шарф, на плечах болталась свободная льняная рубаха. Голову покрывала неопрятная шляпа-котелок. – Небось, думал, все тут твое будет, разве нет? Ну, а я думаю, лес тебя прожует да и выплюнет – если раньше здесь не сгниешь.

Кертиса передернуло. Он уселся на дно клетки и подтянул колени к груди, чувствуя, как злые взгляды остальных пленников буравят ему кости. Еще больше, чем раньше, ему захотелось оказаться дома, с мамой, папой и двумя надоедливыми сестрами. Веревки скрипели и дрожали, клетки в огромной пещере слегка кружились туда-сюда. Койот Дмитрий проявил сочувствие:

– Привыкай. Они не заткнутся.

* * *

Прю и Энвер вскоре добрались до почты – небольшого здания из красного кирпича, которое приютилось в густых хвойных зарослях. Полуразвалившаяся деревянная изгородь, серая и замшелая, окружала двор за домиком, и Прю, поднимаясь по ступенькам крыльца, заметила несколько потрепанных красных фургонов, праздно стоящих в загородке. К кирпичу над дверью была приделана латунная пластинка, гравировка на которой гласила: “Почтовое отделение Южного леса”.

Свет в одном из окон освещал загроможденную комнату, от пола до потолка забитую коричневыми свертками и конвертами, и Прю различила фигуру Ричарда, наполовину скрытую за грудами пакетов и бумаги.

– И надеяться нечего, – прошептала она Энверу, который сидел на ветке неподалеку, нервно наблюдая за пустой темной дорогой.

Прю постучала костяшками пальцев по деревянной двери. Когда ответа не последовало, она снова постучала.

– Мы закрыты! – отозвался изнутри голос Ричарда. – Приходите в часы работы, пожалуйста!

Прю приложила ладони рупором к двери, приблизила губы и прохрипела:

– Ричард! Это я, Прю!

– Что? – послышалось в ответ; голос Ричарда, громкий и раздраженный, кажется, сотряс петли на дверном косяке.

Энвер наверху взволнованно заверещал:

– Прю! Помните, Портлендская Прю!

Через секунду она услышала неторопливые шаги и глухой щелчок отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась, и в проеме появился Ричард с мутным взглядом и растрепанными седыми волосами.

– Прю! – завопил он, явно не заметив, что она старалась не шуметь. – Какого черта ты тут делаешь?

Энвер снова предупреждающе зачирикал, уже громче, и Прю вскинула палец к губам.

– Ш-ш-ш! – прошипела она. – Говорите тише!

Ричард, вытаращив глаза, посмотрел на птицу на дереве, а потом снова на Прю. Снизив громкость до уровня Прю, он сказал:

– Еще и птица с тобой… знаешь, здесь были копы, не больше двух часов назад, тебя искали. Я прямо не понимаю, что творится!

– Мне нужна ваша помощь, – сказала Прю, поколебавшись, – только это довольно долго и сложно объяснять тут в дверях – можно, я войду?

Ричард немного постоял, раздумывая.

– Ну ладно, – сказал он. – Но смотри, чтобы тебя никто не видел. Нехорошо это.

– Вот и я о чем! – согласилась Прю. Девочка обернулась и свистнула Энверу, который тут же слетел со своего насеста. Быстро загнав их внутрь, Ричард торопливо бросил взгляд в оба конца улицы, после чего тщательно затворил дверь и повернул щеколду.

Внутреннее пространство дома было поделено надвое перегородкой с окнами, которая отрезала публичную часть почты от служебной, и Ричард повел Прю и Энвера через дверцу в заднюю комнату. Башни посылок превратили ее в лабиринт лилипутских улиц, и Прю осторожно пробиралась по бульварам, а небоскребы из картона и упаковочной бумаги вздрагивали при каждом ее шаге. В углу комнатки в небольшом очаге на углях дымил огонь.

Ричард, сконфуженно кашлянув, бросился расчищать завалы.

– Я помню, тут где-то был второй стул, – бормотал он, пробираясь сквозь штабели. Так и не найдя стула, он выдвинул из-под стола несколько пустых ящиков и поставил их на свободном месте перед очагом. – Садись, – пригласил он.

Прю поблагодарила и с облегчением уселась. Энвер устроился на ворохе коробок возле стола и нервно похлопал крыльями, когда коробки закачались под его весом.

– Так что случилось? Из-за чего весь сыр-бор? – спросил Ричард, садясь на перевернутую корзину, лежащую возле огня.

Прю набрала воздуха в легкие и стала подробно излагать все события с того момента, как их с Ричардом пути разошлись.

– Они отлавливают всех птиц в Южном лесу, – объяснила она, наконец добравшись до конца своих приключений. – Кто знает, куда их забирают. В общем, я сидела там, не зная, что делать, и мы с Энвером решили идти к вам и, может быть, попросить об одолжении.

Ричард выслушал весь рассказ, вытаращив глаза от изумления. Только через мгновение он понял, что ему задали вопрос.

– О… об одолжении? – переспросил он, потирая висок узловатыми пальцами. – И каком?

– Ну, – продолжила Прю, – филин, как раз перед приходом полиции, сказал, что если все остальное провалится, то мне надо в Северный лес. Поговорить с мистиками. Вот Энвер считает, что меня мог бы подбросить беркут, если только удастся добраться до границы Авианского княжества. И, поскольку по всему Южному лесу разыскивают меня и всех птиц, какие окажутся поблизости, сделать это надо незаметно. – Она прикусила губу. – Типа, чтобы меня кто-нибудь туда протащил.

Ричард уловил.

– Значит, ты хочешь, чтобы я тебя протащил. Через границу.

– Ага, – сказала Прю.

– И я так полагаю, в фургоне. В государственном почтовом фургоне.

– Ага.

Потирая рукой щетину на подбородке, Ричард встал и подошел к очагу. Старик рассеянно пошевелил уголья кочергой.

– Ну, – осторожно начал он, – если честно, я не питаю любви к губернатору-регенту и его приятелям, ни малейшей. То, что головорезы из КЛИНКА творят в городе что хотят и арестовывают людей ни за что, – это нехорошо. В стране нынче все не так, как раньше, с тех пор как Григор умер. Я уже пережил кучу губернаторов и могу честно сказать, что Ларс, наверное, худший, кого приходилось терпеть. Но чтобы я вез тебя через границу в почтовом фургоне… короче, если нас поймают, это будет стоить мне работы, а моя работа – все, что у меня сейчас есть, с тех пор как заболела Бетт – это моя жена, понимаешь. Она рассчитывает на меня, на мое жалованье. Что еще хуже, меня могут и в тюрьму упечь бог знает на сколько, а этого допустить я просто никак не могу.

Прю пала духом. Энвер уныло свистнул и выглянул в окно.

– Так что, думаю я, надо нам не попасться, – добавил Ричард.

Прю вскочила с ящика.

– Так вы согласны? – спросила она.

– Да, похоже на то, – со вздохом сказал старик.

Прю схватила его за руки и, сжав их, втянула Ричарда в какой-то внезапный сумасшедший танец на пятачке свободного места перед очагом.

– Я знала, что вы согласитесь! – воскликнула она, позабыв о тишине. – Знала, поможете!

Энвер покинул насест и с радостным щебетанием выделывал в воздухе быстрые восьмерки.

– Ну-ка притормози, – предостерег Ричард, остановив Прю. – Давай не забегать вперед. И надо говорить потише – эти, из КЛИНКА, когда им надо, бывают прямо как муравьи – вылезают из ниоткуда. Они где угодно могут быть.

Отпустив руки Прю, он подошел к парафиновой лампе на каминной полке, единственному светильнику в комнате, и прикрутил фитиль. В комнате залегли длинные тени. Ричард бросил торопливый взгляд в окно, потом вернулся к Прю и пояснил:

– Я до того говорил, что ты, должно быть, здесь по какой-то причине; может, тебя сюда прислали, чтобы что-то тут изменить к лучшему – поставить все обратно с головы на ноги. Это такое дело, за которое я могу постоять.

Прю улыбнулась со слезами на глазах.

– Огромное спасибо, Ричард. Я выразить не могу, как много это значит.

Тот кивнул, потом обвел взглядом комнатку.

– А теперь, – сказал он, – надо только найти коробку, которая подойдет для нашего груза.

* * *

Кертис с трудом нашел, где устроиться; пол клетки был сделан из плотно сплетенных кленовых веток, и сидеть на бугристой поверхности было не особо удобно. Он выбрал местечко напротив двери клетки, где прогиб в одной из веток образовал подобие сиденья; там мальчик и переждал насмешки разбойников. Добрый час они на все лады костерили Кертиса, потом им надоело, что пытаемый молчит, и они переключили внимание на остальных: сначала на койота Дмитрия, который окатил их руганью в ответ, а после друг на друга – принялись цепляться к соседям, высмеивая хвастливую храбрость.

– Десять футов? – сказал один. – Да я во сне дальше прыгал! Десять футов…

– Да ну? – отвечал второй. – Хотел бы я послушать про твой лучший прыжок, Кормак.

Кормак, висевший дальше на той же ветке, что и Кертис, небрежно ответил:

– Тридцать, легко. Расстояние примерно в пять деревьев. И не саженцев каких-нибудь, поняли, это были большие ели. Когда был тот большой рейд в прошлом августе. Коннор видел. Я сидел в кроне здоровенного кедра – и тут вдруг порыв, слышу “крак”, смотрю вниз и вижу, что дерево раскалывается ровно пополам. Ну а я высоко, ни одно дерево не достанет, только ели далеко внизу. Огляделся быстренько и вижу: в пяти елях от меня, как раз в тридцати футах, еще один кедр, такой же здоровый. Ну, я уцепился за верхушку, уперся ногами в то место, где верхняя ветка от ствола отходила, и просто прыгнул, со всей дури, как раз когда этот кедр падать начал, а следующее, что я помню, – цепляюсь за это самое дальнее дерево. И это такая же правда, как и то, что я тут стою перед вами, джентльмены. Тридцать футов.

Разбойник под клеткой Кертиса фыркнул.

– Точно, – усмехнулся он. – Я слышал от Коннора, что этот кедр просто повалился и упал прямо на другое дерево – ты бы и пешком перешел с ветки на ветку, если бы глаза от страха не закрыл наглухо!

Кормак с упреком крикнул:

– Эймон Доннелл, ей-богу, я тебя с копыт скину, как только мы отсюда выйдем – в ту же секунду, как окажемся на свободе, отойдем с тобой в сторонку.

– Не разоряйтесь, господа, – посоветовал разбойник сверху, слева от Кертиса. – Пока что увидеть солнышко нам не светит.

– Может, ты там и прав, – сказал другой. – Эй, Ангус, небось твоя старушка тебя не дождется?

Ангус, разбойник с дребезжащим голосом, чья клетка была самой дальней и оттягивала корень, вздохнул:

– Надеюсь, дождется. Наверно, малыш-то теперь со дня на день родиться может. Я-то хотел быть рядом, когда роды начнутся… – Он бессильно пнул деревянные прутья, слегка раскачав свою клетку. – Проклятые клетки. Проклятые койоты. Проклятая война.

Дмитрий во время этого обмена мнениями в основном молчал; но тут он перебил разбойника:

– Погоди-ка, некоторые из нас, койотов, рады всему этому не больше, чем вы. Меня, между прочим, в родной норе ждет выводок щенков. Я их сто лет не видел! Они, наверное, уже почти вырастут к тому времени, как я доберусь домой. Если вообще доберусь.

Разбойники не стали спорить с этим честным признанием; какое-то время клетки висели в полной тишине, пленники впали в задумчивость. Наконец Ангус заговорил.

– Эй, Шеймас, – окликнул он.

– Ну? – ответили ему.

– Создай нам атмосферу, – сказал Ангус. – Только смотри, чтоб не слишком грустно – давай такое, чтоб поднять настроение.

Окружающие разбойники все как один одобрительно забормотали: “Ага, ага”.

Шеймас, висящий прямо над Кертисом, – тот, который плевался, – повернулся и заговорил с другими пленниками.

– Что, – сказал он, – типа “Девушки из Дикого леса”?

Кормак застонал.

– Господи, не надо, только не эту приторную слезливую муть. Что-нибудь, чтоб отвлечься.

Эймон выкрикнул предложение:

– Как насчет той, про адвоката – про адвоката и Джока Родерика?

Предложение оказалось удачным, и остальные разбойники поддержали его криками.

Шеймас согласно кивнул, поерзав в клетке, выпрямился и начал петь приятным мелодичным голосом:

 
Сойер-сутяга в суде промышлял,
Вдов и сирот до гроша обирал,
Прятал монеты в своем сундуке,
Бедным оставив слезу на щеке.
Храбрый разбойник Джок Родерик с Хэнратти-Кросс!
 
 
Длинной дорогой отправился в путь,
Чтоб у клиента деньжат хапануть.
В месте глухом ему встретился Джок,
Холодно щелкнул взведенный курок.
Храбрый разбойник Джок Родерик с Хэнратти-Кросс!
 
 
“Эй, погоди! – прохрипел адвокат. —
Я покажу тебе истинный клад:
Тяжбу вдова проиграла в суде,
Денег там хватит и мне, и тебе!”
Храбрый разбойник Джок Родерик с Хэнратти-Кросс!
 
 
Молча в законника целится Джок.
Тот: “Я слепого к ответу привлек,
За слепоту он заплатит сполна,
Все эти деньги достанутся нам!”
“Я тебя, гад, так и быть, отпущу —
Только сперва с тебя шкуру спущу!”
Храбрый разбойник Джок Родерик с Хэнратти-Кросс!
 
 
Отдал законник, под дулом дрожа,
Денежки все до кривого гроша,
Мантию, лошадь, штаны он отдал
И через лес нагишом побежал.
Храбрый разбойник Джок Родерик с Хэнратти-Кросс!
 

На последних строках пещера взорвалась смехом и аплодисментами, и клетки затряслись под весом хохочущих разбойников. Кертис против воли слегка улыбнулся. Дмитрий кисло крикнул из своей клетки:

– Прекрасная песня, народ, правда прекрасная!

Глава пятнадцатая
Доставка

Когда последний гвоздь был загнан в крышку ящика, стук молотка затих, и Прю осталась сидеть в темноте и одиночестве, напряженно прислушиваясь к звукам снаружи. Она попрощалась с Энвером, пообещав, что они снова встретятся по ту сторону границы, еще раз поблагодарила Ричарда, а потом спокойно стала ждать, когда ее заключат в упаковочный ящик. Внезапно раздался громкий “шмяк”, звук дерева, ударившегося о металл, и она скатилась вбок, чувствуя, как под ней сдвинулся мир – похоже, ящик поставили на тележку и везут – бац! – к заднему борту фургона. Стукнувшись макушкой о стенку, Прю едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть. Сквозь доски послышался шепот Ричарда: “Извини!”, а потом: “До встречи на той стороне!” Лязг металла. Шаги. Хрип заводящегося мотора и грохочущий рык – фургон переключил сцепление и тронулся с места.

Прю поерзала в ящике, стараясь не обращать внимания на растущее напряжение в согнутых коленях. В ящике с ней соседствовали горстка древесных стружек и обрывки бумаги, остатки упаковки предыдущего содержимого посылки. Сам ящик слабо пах воском.

Фургон попал в колдобину, коробку сильно встряхнуло, и Прю завалилась набок, на стенку. На этот раз, врезавшись коленом в пол, она громко айкнула. Опершись о стенки ящика, девочка снова выпрямилась и приготовилась к тряске.

Когда поверхность дороги сменилась с грубой щебенки на гладкую мостовую, Прю почувствовала, что трясти стало меньше. Двигатель, содрогнувшись, переключился на более высокую передачу, и почтовый фургон набрал скорость. Слышно было, как по сторонам кузова свистит ветер. Так прошло с четверть часа, и Прю привыкла к поездке, дыхание постепенно успокоилось и стало ритмичным. Фоновый шум двигателя перекрывали только вопли далекой сирены – было ясно, что КЛИНОК продолжает поспешно отлавливать птиц.

Время шло. Прю постепенно начала осознавать, что за последние два дня спала не больше пары часов. Девочка вдруг заметила, что с трудом держит глаза открытыми. Поддавшись порыву, она немедленно провалилась в сон – тревога за свою судьбу растаяла, как свечной воск.

Пока фургон не притормозил.

Глаза распахнулись сами. Сердце пустилось галопом, будто скаковая лошадь, перед которой открылись стартовые ворота. Звук шагов, бормотание. Шум приблизился к задней части кузова, и внезапно дверцы фургона с лязгом открылись настежь, и теперь голоса приглушались только тонким слоем фанеры, отделявшей Прю от кузова фургона.

– … в такое позднее время, – звучал один из голосов. – Предписания, понимаете ли. Нас проинструктировали, что этой ночью из-за облав нужно проявить бдительность. Особенно пограничному патрулю.

– Конечно, офицер.

Это был голос Ричарда. Он звучал спокойно и уверенно, и эта уверенность наполнила Прю смелостью. Она задержала дыхание и стала ждать.

– Ну, давайте посмотрим, – сказал другой голос, который, как предположила Прю, принадлежал пограничнику. Фургон покосился под весом офицера, забравшегося в багажное отделение.

– Конверты, бандероли, – проговаривал офицер, шагая по металлическому полу. – М-м-м-хм, вроде бы все в порядке.

Внезапно раздался громкий глухой удар по борту ящика. Офицер его пнул! Прю зажала рот рукой.

– А в этом что, почтмейстер? – спросил офицер.

Уверенность испарилась из голоса Ричарда.

– Туалетная бумага, – сказал он, спотыкаясь на первых согласных. – Полотенца и… эээ… дамское нижнее белье.

“ЧТО?” – мысленно взвизгнула Прю.

– Что? – сказал офицер.

– Нижнее белье, да-да… – пролепетал Ричард. – И туалетная бумага. Носки там, да, какие-то носки там были. И это еще, не поверите… старый… старый пух, знаете, который копится в сушилках.

Прю закрыла лицо руками.

– Пух из сушилки? – недоверчиво переспросил офицер. – Что это за посылка такая?

– Очень, гм, странная, – сказал Ричард. – Я так думаю.

Они проиграли. Прю была уверена. Она уже начала представлять, каково ей будет в тюрьме. Разрешат ли смотреть телевизор? Нормально ли будут кормить?

– Открывайте, – скомандовал офицер.

– Чего? – переспросил Ричард.

– Вы меня слышали, почтмейстер. Открывайте. Этот ящик. Хочу посмотреть на… этот ваш пух из сушилки.

Ричард что-то пробормотал себе под нос и прошел вдоль боковой стенки фургона, видимо, чтобы достать лом. Пока он ходил, офицер нетерпеливо барабанил пальцами по крышке ящика. Через дерево звук доносился, словно раскаты грома. Наконец почтмейстер вернулся, и Прю почувствовала, что он забирается в кузов – фургон опять покосился.

– Ну, который там? – спросил Ричард. Прю услышала глухой удар чего-то по деревяшке, но звук доносился с дальнего конца фургона. – Этот, что ли?

– НЕТ, – нетерпеливо сказал офицер. – Тот, возле которого я стою, сделайте одолжение.

– А, да, – сказал Ричард слегка дрогнувшим голосом. – Этот. Понимаете, у меня клиент ждет эту посылку, и думаю, он будет не слишком рад, если…

Его перебил пограничник:

– Открывайте, почтмейстер. Обещаю, что не слишком загваздаю его драгоценный пух из сушилки. – Он произнес это тоном кошки, играющей с добычей. – И лучше бы там в посылке не оказалось ничего недозволенного, или вы пожалеете, что там правда не было полотенец, туалетной бумаги и дамского исподнего – я слышал, в тюрьме они ценятся весьма высоко.

Ричард неловко засмеялся.

Прю приготовилась к скандальному разоблачению.

– Как насчет следующего ящика? – вдруг спросил он и добавил многозначительно: – Возможно, вам больше понравится то, что в нем.

– Слушай, старик, я уже устал от твоих… – сорвался офицер, но тут же резко остановился. – Постой. Что это тут стоит?

– Мне кажется, там все ясно написано, – сказал Ричард.

– Это не… не может быть ведь? – спросил офицер. В его суровом голосе послышался трепет волнения.

– Позвольте мне, – сказал Ричард, к которому вернулась уверенность.

Заскрипело, затрещало, раздался громкий “крак”, говоривший о том, что открыли ящик рядом с Прю, и она услышала, как офицер задержал дыхание.

– Все ваше, – сказал Ричард. – И мне правда надо ехать. У меня тут порядочно почты на доставку.

– Отлично, – коротко и деловито сказал офицер. – Отлично. Извините, что побеспокоили. – Прю услышала звук крепкого рукопожатия и шаги нескольких людей, приближающихся к фургону. – Дженкинс! Соргум! Проследите, пожалуйста, чтобы вот этот ящик прибыл в мои апартаменты в целости и сохранности.

За приказом последовал шорох – ящик потащили по металлическому днищу фургона.

– Прекрасно, – сказал офицер. – Благодарю за потраченное время. Извините за беспокойство.

– Не берите в голову, – сказал Ричард. Рессоры фургона слегка застонали, когда двое мужчин вылезли из кузова и – бац! – дверцы закрылись за ними. Кто-то – Прю решила, что Ричард, – быстро простучал пальцами по дверце, и девочка широко улыбнулась.

Фургон опять ожил, завелся, проскрежетала переключаемая передача, и они двинулись дальше по дороге через границу Авианского княжества.

Через какое-то время фургон резко повернул и немного проехал по неровной дороге, потом затормозил и остановился. Дверцы шумно раскрылись, и Прю услышала приветственный треск ломика, которым отдирали крышку ящика. Через секунду крышка отлетела в сторону, Прю осторожно взглянула вверх и увидела улыбающегося Ричарда. Неяркий свет потолочной лампы фургона очертил бороздки морщин на его лице.

– Пух из сушилки? Нижнее белье? – Слова вырвались у Прю, будто прорвавшая плотину вода, хотя она, еще не договорив, уже начала смеяться.

– Ох, Прю. – Улыбка погасла, Ричард смущенно нахмурился. – Не знаю, что это на меня нашло! Столько готовились и не подумали о том, что сказать в ответ на вопрос, что в ящике. Исподнее, в самом деле! Хвала небесам, что у меня еще остался тот ящик макового пива с Севера – знатный товар, и к тому же запрещенный в Южном лесу. Ни один хоть сколько-нибудь стоящий солдат мимо такого сокровища не пройдет!

Прю, вскочив, обняла Ричарда за шею.

– О, спасибо, спасибо, спасибо! – воскликнула она.

Ричард коротко обнял ее в ответ и напомнил:

– Ну все, тебе еще далеко ехать.

Он помог ей выбраться из ящика, и Прю, стряхивая кусочки упаковки с джинсов, пошла к дверце фургона. Машина остановилась в естественном тупике, скрытом густыми зарослями ежевики и кустами лещины. Сквозь деревья пробивались первые лучи зари, и свет вокруг был сине-серым. Здесь повсюду пели птицы; звук лился с вершин деревьев, словно ливень. Хлопанье крыльев возвестило о прибытии Энвера. Он опустился на ближнюю ветку.

– Энвер! – воскликнула Прю. – У нас получилось!

Воробей кивнул.

– И как раз вовремя. Они перекрыли границу для всех путешественников. – Энвер взглянул на небо, росистый утренний воздух ерошил его перья. – Он должен быть здесь с минуты на минуту.

– Кто это – он? – спросил Ричард.

– Генерал, – сказал Энвер, и тут, будто его слова были волшебными, на поляну слетела огромная птица, взмахи крыльев которой ворошили листву, как небольшой ураган. Это был беркут, и Прю узнала в нем того самого, что встретился ей на въезде в Южный лес. Он сел на низко свисающую ветку тсуги, отчего все дерево отчаянно тряхнуло.

– Сэр, – сказал Энвер, слегка наклонив голову.

Генерал устроился поудобнее на опоре и пристально поглядел на Прю.

– Это та самая человеческая девочка? Снаружи?

– Да, сэр, – ответил Энвер, кивая Прю.

– Здравствуйте, сэр, – сказала Прю. – По-моему, мы встречались. Я видела вас…

Генерал перебил ее:

– Да, я помню. – Он переступил огромными когтистыми лапами, и дерево сильно зашелестело. – Ты была с князем, когда его арестовали?

Прю печально кивнула.

– Да, сэр.

Генерал молча вперил в нее взгляд. Свет еще был рассеянным, а в воздухе висела дымка; рыжеватое оперение беркута резко контрастировало с окружавшей его зеленью. Он резко почесал клювом под крылом, потом снова повернулся к Прю, сверля ее взглядом своих желтых глаз.

– Он очень храбро поступил, сэр, – тихо сказала она. – Не знаю, что еще сказать. Наверное, я обязана ему жизнью. Они приходили за мной, а не за ним. А он меня защитил. Не знаю почему, но защитил.

Орел наконец отвел свой неподвижный взгляд и уставился вдаль с непроницаемым лицом. Наконец он заговорил:

– Я присягнул на верность как генерал авианской армии трону князя. Наш монарх приказывает мне напрямую. И теперь его нет, он в тюрьме. В отсутствие командующего я могу только предполагать, что бы он приказал. – Тут беркут снова посмотрел на Прю, на его покрытом перьями лбу проявилась суровая решительная складка. – Если он защитил тебя, то и я должен тебя защищать. Если он рисковал жизнью ради тебя, долг обязывает меня сделать то же самое.

Энвер согласно зачирикал. Генерал расправил гигантские крылья, размахом равные росту Прю, и грациозно слетел с ветки на землю перед девочкой.

– Если ты желаешь лететь в Северный лес, я почту за честь отнести тебя, – сказал генерал и низко склонил голову.

Прю, потеряв дар речи, сделала неловкий реверанс. Повернувшись к Ричарду, она благодарно протянула ему руки. Он взял их и крепко встряхнул, печально нахмурясь.

– Опять мы с тобой прощаемся, Портлендская Прю, – проговорил он. – Будем надеяться, что это в последний раз.

Девочка улыбнулась.

– Еще раз спасибо, Ричард. Я этого не забуду. – Она повернулась к Энверу. – А ты, – сказала она, протянув руку и проводя пальцем по его гладкой черной голове, – лучший помощник, о каком князь только может мечтать. Уверена, будь он здесь, он гордился бы тобой.

Энвер заворковал и застенчиво переступил на насесте.

Прю глубоко вздохнула и повернулась к генералу, который так и не поднял головы.

– Ладно. Отправляемся.

Беркут переставил когтистые лапы и повернулся так, чтобы Прю могла залезть к нему на спину. Она провела пальцами вдоль перьев, ища изгиб плеча, чтобы ухватиться. Тугие мускулы задвигались и затрепетали, когда птица расправила крылья, готовясь лететь.

– Держись, – предупредил генерал.

Прю прижалась к его спине, зарылась щекой в мягкие перья, а беркут, коротко разогнавшись, оторвался от земли. И они полетели.

* * *

С того момента, как Кертис принял роковое решение последовать за Прю в Непроходимую чащу, он то и дело попадал в какие-нибудь очень странные обстоятельства. И все же нынешняя ситуация с отрывом побеждала в своей невероятности: сидеть в гигантской птичьей клетке, свисающей с клубка корней в подземной норе, пытаясь вспомнить слова “Салли-мустанг”.

 
Салли-мустанг,
Попридержи-ка ты его,
Салли-мустанг,
Попридержи мустанга своего…
Однажды… каким-то… утром
М-м-м, будешь что-то что-то та-а-ам глаза…
 

– Что-то там глаза? – с недоумением переспросил Шеймус. – Это что значит?

– Не-не-не, – ответил Кертис, чеша в затылке. – Я забыл слова. Что-то там было про глаза… Сонные глаза? Вот блин, простите, ребят. Я думал, что лучше ее помню.

Этот блюз был одной из любимых песен его родителей и уже много лет сопровождал их во всех путешествиях. Пришлось снова перебирать в голове ошметки эстрадного репертуара в попытке подыскать что-нибудь в ответ на последний номер разбойников – мелодичную песню о цыгане, который украл дочку лорда. Они уже несколько часов обменивались песнями, и время летело незаметно. Пещера звенела от голосов узников.

– Нет, я немного не понял, – сказал Ангус. – Эта Салли, она лошадь, так? Но притом должна придержать еще какого-то мустанга?

Прежде чем Кертис успел объяснить, другой разбойник перебил:

– Ангус, ты идиот, ясно же, что это про любовь человека к лошади. Человек любит лошадь, эту самую Салли, которая мустанг.

От этих слов весь тюремный отсек взорвался хохотом.

– Да-а-а, Кертис, – крикнул кто-то между приступами смеха. – Вы там, Снаружи, странный народ!

Кертис попытался перекричать хохот:

– Ребят, там имеется в виду машина! Название машины!

Но разбойники его не слушали. Отчаявшись, Кертис сам стал смеяться вместе с ними. Один из разбойников, Кормак, прокричал сквозь шум:

– Давай еще, Кертис! Еще какую-нибудь Внешнюю песенку!

Но прежде чем Кертис успел ответить, что сейчас очередь разбойников, снизу раздался громкий стук.