Текст книги "Вождь и призрак"

Автор книги: Колин Форбс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Боже мой! Вы только взгляните на постель!..

Кровать оказалась огромной, массивную медную спинку украшали продолговатые шишечки. Доходящие до пола окна были распахнуты, и из них открывался вид на Масличную гору. Уэлби поставил чемодан на стул и подошел к Лиде, Она ждала, что он до нее дотронется, однако он напустил на себя равнодушный вид, его бледное лицо было рассеянно-отрешенным.

– Мне нужно отнести эти бумаги, – сказал Уэлби и посмотрел на часы. – Может, вы подождете меня до двух, а потом спуститесь вниз, и мы перекусим?

– С удовольствием. А пока пойду прогуляюсь по магазинам…

– Только будьте осторожны. Значит, в два. И держите свою дверь всегда закрытой!

– Будет исполнено, сержант Аллигатор.

Уэлби вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и выжидательно замер. Только когда замок защелкнулся, он быстро рванул вперед. Не выпуская из рук чемодана, Уэлби направился к лестнице и легко взбежал на второй этаж. Двадцать четвертый номер находился в дальнем конце коридора, пустынного и пропахшего мастикой для пола.

В ответ на его стук дверь тут же отворилась, словно Влацек, поселившийся в этой комнате, знал, что Уэлби придет с минуты на минуту.

Это была картина из другого, мирного, времени. Утреннее солнышко пригревало ярко-зеленое поле для игры в поло. Слышались только удары клюшкой по мячу и негромкий стук лошадиных подков.

Джок Карсон стоял посреди поля и вдруг заметил на краю Харрингтона, который размахивал листком бумаги, пытаясь привлечь внимание Джока. Спортивный клуб «Гезира» располагался на островке посреди Нила, он выходил фасадом к Каиру, в который можно было попасть, проехав по мосту.

Карсон поднял клюшку, предупреждая других игроков. Он пустил лошадь рысью, доехал до края поля, слез на землю, достал из кармана кусочек сахара, который его скакун послушно проглотил, и передал животное конюху-египтянину.

– Какие-то неприятности? – спросил Карсон Харрингтона, идя с ним к павильону и читая на ходу донесение.

– Наконец-то! – В голосе Харрингтона звучало ликование. – Мы получили сигнал от Ридера. Сделка заключена! Они требуют триста автоматов «стен» и тридцать магазинов к каждому. В обмен мы получим Линдсея…

– Значит, придется переправлять в Ливию еще одну партию оружия?

– Нет! Это просто потрясающе! Проклятый Хелич – или как бишь его там – сперва запросил двадцать пять пушек, то есть вооружение для целого дивизиона. Однако Ридеру в конце концов удалось с ним сторговаться, и он согласился ограничиться тем, что мы уже загрузили в «дакоту», которая ждет в Бенине. Фантастический парень!

– Я вижу, в радиосигнале подтверждается, что посадка должна быть произведена в Боснии. Сколько времени это будет действительно? – Дерн пружинил под их ногами, суматошный Каир, казалось, был за тысячу миль от острова. – Нам надо поторопиться.

– Нас ждет джип. Держу пари, что сегодня я побью свой рекорд и еще быстрее домчусь до «Серых Колонн»!

Карсон утер пот со лба и шеи полотенцем, которое ему подал египтянин, прислуживавший членам клуба. Потом прочитал еще раз радиодепешу и нахмурился.

– У меня какое-то ужасное ощущение от всего этого дела. Тут что-то не так. И кончится эта история плохо, очень плохо…

Глава 39

Когда они приехали в казармы, в кабинете Харрингтона звонил телефон. Он влетел в комнату, поскользнулся – как уже не раз бывало – на натертом до блеска полу, однако удержал равновесие, оперся одной рукой о стол, а другой успел-таки схватить телефонную трубку прежде, чем телефон умолк.

– Харрингтон слушает…

– Это Лида Клаймбер. Я говорю с американским посольством? Да-да, я сказала «с посольством»! Мне что, третий раз повторить?

– Харрингтон, как всегда, к вашим услугам. Для вас получена посылка из Нью-Джерси.

Они обменялись паролями, подтверждающими их личность. Харрингтон опустился в кресло и указал Карсону на параллельный телефонный аппарат. Карсон – он уже закрыл дверь изнутри – снял трубку.

– Я не могу сказать ничего определенного о… о нашем друге… – сказала Лида и добавила с удрученным видом: – Вроде бы с ним все в порядке. У вас есть под рукой бумага и ручка? Хорошо. Мы остановились в отеле «Шарон». Да, вместе, если так можно сказать… Вот мой номер и добавочный…

Харрингтон нацарапал на листке каракули, которые никто не мог разобрать, кроме него самого.

– Что-нибудь еще вы про него можете рассказать?

– Он куда-то ходит один. Похоже, в отеле еще кто-то есть. Однажды он прокололся. Сказал, что пойдет на улицу. Я поднялась на второй этаж и следила за входом, но он так и не появился. А через десять минут вернулся и заявил, что оставил бумажник в другом костюме… ну, и пригласил меня прогуляться, совершить, что называется, утренний моцион…

– А когда это было… я имею в виду, когда он пропал на десять минут?

– Он ушел ровно в десять и вернулся в десять минут одиннадцатого…

– А как он себя вел, когда вернулся? – продолжал допытываться Харрингтон.

– Нормально. – Лида помолчала. – Ну, может быть, он слегка расслабился, словно на душе у него стало легче. Вот, собственно говоря, и все. Я звоню от Мальчугана. Его сейчас тут нет.

– Берегите себя. Продолжайте наблюдение.

– Постараюсь.

Они повесили трубки одновременно. Карсон взял офицерский стек и шагал по комнате. Наконец он остановился перед распахнутым окном. Утро выдалось совершенно безветренное, занавеска даже не подрагивала. Липкий воздух обволакивал здание удушливой пеленой.

– Предупредите пилота в Бенине, чтобы он был готов вылететь в любой момент, – распорядился Карсон. – Но пока не надо ему сообщать маршрут. Он может быть изменен в самую последнюю минуту… Да, что касается минут… эти десять минут, в течение которых Стендиш неизвестно чем занимался, не дают мне покоя, как заноза…

– Но что можно успеть за десять минут?

– За десять минут люди порой изменяли ход истории. Не нравится мне это… нет, не нравится.

– Может, нам стоит срочно связаться с Лондоном? Вы выскажете им свои сомнения…

– И что мне ответят? – вскинулся Карсон. – Во-первых, они, как правило, не торопятся. Недельки этак через две лондонская братия наконец пораскинет умишком и напишет, чтобы отделаться от нас: «Связной пользуется нашим полным доверием. На него можно спокойно положиться»… – Карсон помолчал, а потом добавил как-то неестественно громко: – Они так любят слово «спокойно»… наверное, потому что это перекликается с покойником…

– Значит, с Лондоном мы не связываемся?

– Нет, придется действовать на свой страх и риск… как всегда. – Карсон зашагал еще быстрее. – Вы останетесь тут за главного. Если что, примете решение самостоятельно. Договорились?

– Ну, разумеется. А вы куда-то уезжаете?

– Да, я первым же самолетом вылечу в Лидду. Устройте, чтобы меня там встретили на машине и отвезли в Иерусалим. И молите Бога, чтобы мне удалось вынуть эту проклятую занозу – выяснить, где тогда шлялся Стендиш… она меня просто с ума сводит…

После того как Сталин решил, что информация Дятла и Люси заслуживает полного доверия, Красная Армия к началу декабря сорок третьего отвоевала Киев. Русские ценой огромного кровопролития продвигались вперед по всей линии фронта.

Леса, обступавшие со всех сторон Волчье Логово, утопали в снегу. Обледеневшие ветки прогибались. Частенько в глухой чаще раздавался ружейный выстрел. Ба-бах! Но на самом деле это был не выстрел: просто от дерева отламывался сучок.

Низкое небо, похожее на серое море, казалось, набухало от снега и давило на дома. Атмосфера – так же, как и новости, доходившие с фронта, – была удручающей. Только фюрер сохранял оптимизм.

Он расхаживал по своему спартанскому жилищу, располагавшемуся в деревянном доме – фюрер недолюбливал бункер, построенный на случай бомбежки, – и сурово отчитывал Бормана. Гитлер был, как обычно, в темных брюках-га-лифе, мундире с широкими лацканами, застегнутом на три пуговицы; на его груди красовался железный крест – единственное украшение мундира.

– Нужно срочно доставить сюда подполковника авиации Линдсея! Мы должны начать переговоры с Англией. Я гарантирую им сохранение Британской империи, важной – и единственной! – стабилизирующей силы в мире. Если ее уничтожить, наступит хаос. Объединившись с Англией, мы сможем раздавить Советы. Они ведь и для англичан враги. Где же Линдсей? Мой обед остыл…

На столе стояла тарелка с овощной похлебкой, которую накрыли крышкой, чтобы она не остыла. Гитлер ел мало, он вообще был равнодушен к еде. Фюрер питал слабость только К яблочному пирогу и любил им полакомиться в Бергхофе.

– Я боюсь, как бы Линдсей не догадался о том, что имеет дело с двойником фюрера, – осторожно начал Борман. – Я видел досье англичанина. Он был когда-то профессиональным актером. Кое-кто из наших здешних гостей, между прочим, уже поглядывал на вас с удивлением. Например, Риббентроп…

– А Кто из них сказал хоть слово? – обрушился на него Гитлер. – Даже если у них есть какие-нибудь подозрения, разве они отважатся высказать их вслух? Я же краеугольный камень, на котором зиждется весь Третий рейх! Без меня они ничто! И они это прекрасно осознают.

– Но есть еще Ева…

– Ева! – Фюреру стало смешно, однако он по-прежнему делал вид, что сердится. – Мы с Евой чудесно ладим. И нечего на нее заглядываться, а то я вас подвешу за ноги!

– Мой фюрер!.. Я совсем не то имел в виду…

– Еще раз спрашиваю: где Линдсей?

Куби употребил излюбленный прием фюрера: отвлечь разговор от скользкой темы, неожиданно смутив собеседника. Ему рассказала об этом трюке Ева Браун.

– В ближайшее время я жду сигнала от полковника Ягера, который разместил свой штаб в Загребе, – пролепетал Борман. – Он все еще охотится за Линдсеем. Пока что Ягер успешно преследует партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей, и англичанам не удается вывезти подполковника авиации с Балкан…

– Ягер – молодец! А ведь это я дал ему задание поймать Линдсея. Помните? Но он должен спешить. Александер уже контролирует юг Италии. Военные миссии союзников вошли в тесный контакт с партизанами. Послушайте, Борман… – Настроение Гитлера внезапно переменилось.

Он стукнул кулаком по столу. Похлебка выплеснулась из тарелки, хотя она была прикрыта крышкой.

– Вот, вы мне весь обед испортили! – взвизгнул фюрер. – Мне нужны результаты! Мне нужен Линдсей!

– Я сейчас же пойду к радистам и свяжусь с полковником Ягером…

– Надеюсь, вы успеете вернуться к тому времени, как я разделаюсь с остатками моего обеда?

– Можно попросить принести еще тарелку…

– Идите, Борман! Ступайте!

По пути в службу связи Борман повстречал Йодля, который как раз зашел в Секретную Зону А, предъявив специальный пропуск, выданный Гиммлером, Йодль мрачно обвел рукой двор.

– Эта толкотня на маленьком пятачке нас доконает…

– А где вы были, мой дорогой друг? – небрежно спросил Борман.

– В лес ходил… прогуляться и подумать….

– Ну, вы, я вижу, не одиноки…

В дверях пропускного пункта показался Кейтель. Он был в шинели, шея, как у Йодля, повязана шарфом, на сапоги налип снег. Держась по своему обыкновению отстраненно, Кейтель в знак приветствия поднял свой жезл и медленно, размеренным шагом пошел к своему домику; причем явно шел не туда, куда собирался, лишь бы не идти вместе с Борманом и Йодлем.

– Кейтель тоже ходил на прогулку, – заметил Йодль.

– Да, и, должно быть, забрел далеко. Вы заметили, какие у него сапоги?

– Значит, ему тоже охота отрешиться от всего этого… А вы, по-моему, чем-то раздосадованы, Борман? – поддразнил рейхслейтера Йодль. – Что, неприятности с фюрером?

Высокий начальник штаба скрестил руки на груди.

– Вам не мешало бы делать зарядку, – с язвительной улыбкой произнес он. – А то это потом аукнется.

– Какие у меня могут быть неприятности с фюрером? Бог с вами! И я, между прочим, уже прогулялся сегодня утром….

– Знаю, я вас видел из окна.

Йодль поглядел вслед толстому коротышке Борману, который торопливо засеменил прочь по заснеженному двору. Передернув плечами, генерал похлопал в ладоши, чтобы согреть озябшие руки.

– Проклятый холуй…

А в лесной чаще радиопередатчик Дятла по-прежнему лежал в тайнике. Утром, передав очередное донесение, руки в перчатках как следует утрамбовали снег, которым предусмотрительно засыпали спрятанную рацию.

– Полковник Ягер только что позвонил по прямому телефону из Загреба…

Забежав в пункт связи, запыхавшийся Борман плюхнулся широкой задницей на стул. Даже не сказав «спасибо», он выхватил у дежурного офицера трубку и кивком указал ему на дверь. Дескать, убирайся, оставь меня одного…

– Борман слушает… Я как раз собирался вам звонить… Фюрер…

– Будьте любезны, выслушайте меня. Я очень спешу…

Глубокий, звучный голос Ягера оборвал рейхслейтера на полуслове. Полковник говорил сейчас с Борманом, словно с солдатами в казарме. Свора бездельников, окопавшихся в ставке, наконец вывела его из терпения. Черт побери, они имеют хоть какое-нибудь представление о том, что творится в мире?

– Я звоню для того, чтобы вы передали фюреру: мы загнали в угол партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей. Недавно они в очередной раз ускользнули от нас после кровопролитного сражения, в котором мы понесли колоссальные потери. Теперь я намерен атаковать их с воздуха и высадить парашютный десант. В этом будет элемент неожиданности, которого нам раньше недоставало. Свяжите меня с фюрером, и я доложу ему обстановку.

– Пока что и я вас прекрасно понимаю…

– Пока что… Господи, но я ведь максимально точно описал вам сложившуюся ситуацию! Больше мне нечего добавить.

– А когда начнется операция?

– Мы еще не решили. Все будет зависеть от погодных условий.

– А Линдсей точно находится в этом партизанском отряде?

– Вы меня что, не слушали? Или у вас с памятью плохо? Я же сказал: «Партизанский отряд, в котором скрывается Линдсей».

Ягер окончательно потерял самообладание. Стоявший рядом Шмидт не на шутку переполошился и погрозил ему пальцем. Полковник замахнулся на него трубкой, словно дубиной, но тут же улыбнулся и подмигнул.

– Что вы сказали? – рявкнул он в трубку.

– Когда ждать от вас новостей? – повторил Борман.

– Когда они будут.

Ягер швырнул трубку и подошел к окну; комната располагалась на первом этаже старинного каменного особняка в окрестностях Загреба. Шел негустой снег, белые хлопья тихо кружились в воздухе.

– Что на сей раз предсказывают наши великие метеорологи?

– В ближайшие сутки погода резко улучшится. Завтра будет безоблачный день. Никаких снегопадов не предвидится. Интересно, что метеорологи предсказывают это совершенно определенно, – ответил Шмидт.

– Я вижу, вы их скрутили. Давно бы так! Парашютисты Штернера готовы?

– Да, и люди, и самолеты – все готово. Мы ждем только вашего приказа…

– Что бы я без вас делал, мой дорогой Шмидт?

– Без меня у вас был бы нервный срыв…

Ягер запрокинул голову и расхохотался. Они со Шмидтом не один пуд соли съели: вместе участвовали в великом походе на Францию, вместе хлебнули лиха на Восточном фронте… Полковник вновь посерьезнел.

– Нам предстоят бешеные гонки. Вы отдаете себе в этом отчет?

– Я не совсем вас понимаю, герр полковник…

– Если завтра действительно будет хорошая погода, как обещают, то создадутся идеальные условия не только для нашего десанта, но и для англичан. Их самолет может приземлиться на плато и подхватить Линдсея. Мы уже Бог знает сколько времени слышим об этом самолете. К нам поступили донесения и из штаба Фицроя Маклина, и из других источников. Короче, я решил сам отправиться с парашютистами. Давненько мне не доводилось прыгать с парашютом.

– О Господи, герр полковник! После Курска вас же собирались признать непригодным к действительной военной службе! Помните, что вам сказал тот мюнхенский доктор?

– Что я должен заниматься только тем, что мне по душе. А мне по душе свалиться на Линдсея как снег на голову. Скажите Штернеру, что понадобится еще один парашют.

– Нет, два. Еще в Ландгейме наши с вами пути сошлись.

– Послушайте меня, Шмидт, – серьезно проговорил Ягер. – У меня недоброе предчувствие… А ведь у вас жена, двое ребятишек…

– У вас тоже. Я всегда исполнял все ваши приказания. Не заставляйте меня сейчас вас ослушаться.

– Ладно, черт с вами! Поступайте как знаете! – проворчал Ягер.

Шмидт пошел звонить Штернеру, а Ягер сел за стол и вынул из ящика лист бумаги. Он сочинял письмо жене довольно долго. Полковник терпеть не мог писать письма.

«Дорогая Магда!

Мы прожили с тобой чудесную жизнь. Я очень благодарен тебе за безграничную доброту и заботу. Пишу тебе перед началом очень трудной операции. Мне не хотелось бы, чтобы ты пережила шок, получив казенную похоронку…»

– Только что я получил радиодепешу, – сказал Ридер Линдсею. – Все готово. Самолет приземлится завтра в одиннадцать, если, конечно, проклятая погода опять не переменится…

– О Господи! Но ведь идет снег! Они что, с ума сошли?

– Завтра предсказывают безоблачный день. Погода приходит сюда через Адриатическое море, из Италии, так что им там виднее. – Ридер излучал оптимизм. – Боже мой, не пройдет и суток, как мы навсегда покинем эти вонючие Балканы. Я дал зарок никогда больше не возвращаться в этот ад кромешный.

Ридер поднял глаза и увидел, что к ним приближается Пако. На ней была маскировочная куртка, толстая шерстяная юбка и сапоги до колен. Волосы были аккуратно причесаны. В правой руке Пако держала автомат Ридера. Он сам научил девушку, как с ним обращаться.

– Не желаете ли прогуляться, леди? – весело предложил Ридер. – Чтобы разогреть старую кровь…

– Пошли! Как ты себя сегодня чувствуешь, Линдсей?

– Нормально.

Линдсей смотрел, как Пако идет по плато рядом с Ридером. Они шагали так близко, почти вплотную… На лице Линдсея отразились уныние и горечь. Он стоял, опираясь на палку. К тому времени Линдсей уже ходил, температура у него упала. Доктору Мачеку удалось победить лихорадку.

Их взаимоотношения с партизанами коренным образом изменились за те месяцы, что они сражались бок о бок с бойцами отряда, постоянно убегая от немцев и оставляя с носом Ягера, который пытался загнать их в ловушку. Нередко им удавалось спастись лишь каким-то чудом.

Во многом эта перемена произошла благодаря Ридеру, который по-прежнему утверждал, что он сержант, говорил на кокни и предусмотрительно скрывал свой чин и место работы. Ридер больше не прятал свой радиопередатчик, а открыто таскал его за собой. Несколько раз Ридер вступал в словесный поединок с агрессивным Хеличем и неизменно выходил победителем.

– Хочешь получить оружие и боеприпасы? – упорно твердил Ридер. – Значит, тебе придется сотрудничать с моими людьми. Линдсей, я и Пако – если она пожелает – должны улететь отсюда. Гартман тоже! В самолете, который нас заберет, будет оружие для твоего отряда.

Шли недели и месяцы, Ридер уже потерял им счет, а споры все велись. Торговля, сплошная торговля… Так уж устроена жизнь на Балканах. Ридер включил Гартмана в список пассажиров на всякий случай, намереваясь в нужный момент пожертвовать немцем. Однако из-за Гартмана у него развернулась ожесточенная борьба с Линдсеем и Пако.

– Гартман был очень добр ко мне, – сказала Ридеру Пако. – Ему должно найтись место в самолете.

– Он – фриц! – заявил Ридер. – И Хелич не допустит, чтобы он спасся… И вообще, я не понимаю, из-за чего у нас весь сыр-бор…

– Густав Гартман поедет с нами, – вмешался Линдсей. – Это приказ! Не забывайте, я старше вас по званию, майор…

– А кто тут все организовывает? Кто лезет из кожи вон? – взорвался Ридер. – Да я свое здоровье гроблю, споря с этим бандитом! Знаете, что он теперь требует? Минометы, снаряды, вот что! Черта с два он их получит…

– Гартман – офицер абвера, – спокойно сказал Линдсей. – Ваши коллеги с удовольствием с ним побеседуют.

– И все равно – нет! В мои инструкции это не входит!

– А в мои входит! – отрезал Линдсей. – И я не обязан сообщать вам, почему. Просто считайте, что он антифашист. Я с ним побеседовал на эту тему…

– Антифашист! – хмыкнул Ридер. – Все эти мерзавцы запишутся в антифашисты, когда жареный петух клюнет их в одно место.:.

– Хватит! Я вам приказываю. Включите Гартмана в условия договора. А договариваться с партизанами – ваша обязанность. Для этого вас сюда и прислали. Заставьте Хелича согласиться. Или я сам буду вести переговоры!

– Ну, если вы приказываете, ПОДПОЛКОВНИК…

Линдсей нарочно скрыл от Ридера, что Гартман, помимо всего прочего, был бесценным свидетелем невероятных событий, случившихся в Волчьем Логове. Утром, накануне прибытия самолета, когда Пако отправилась с Ридером прогуляться, Гартман подошел к Линдсею.

– Похоже, у них ОТНОШЕНИЯ, – заметил Гартман, усаживаясь на камень рядом с Линдсеем.

– Вижу, не слепой…

– Вычеркните ее из своей жизни, – посоветовал немец. – Женщины – существа непредсказуемые. А влюбиться в ту, что вас никогда не полюбит, хуже гестаповских пыток. Это длится дольше…

– Она запала мне в душу…

– Тогда мне вас очень жаль…

Гартман достал из кисета табак, набил трубку и с превеликим удовольствием закурил.

Теперь он ограничивался одной трубкой в день. Пако принесла ему немного табака: партизаны нашли его в кармане убитого немца.

«На что только не идут люди, – думал порой Гартман, – чтобы удовлетворить свои желания!»

– Самолет будет завтра, – внезапно вымолвил Линдсей.

– Так я и думал. Я видел, как они тут таскали камни, расчищали посадочную полосу. Просто не верится! В такую погоду?!..

Линдсей стряхнул с плеча хлопья снега. Снежинки тихо падали на землю, устилая полосу, расчищенную для посадки самолета. Было холодно, но влажный хлесткий ветер, дувший в последние дни, утих.

– Завтра обещают ясный, солнечный день, – сообщил Линдсей.

– Это может совпасть с очередной атакой, которую предпримет Ягер. Наш упорный полковник в последнее время вел себя чересчур спокойно.

– Хелич принял меры предосторожности. Все подходы к плато охраняются. На нас Хеличу, наверное, наплевать, но он жаждет заполучить автоматы.

– Перед тем как Ридер испортил вам настроение, я видел, вы опять что-то записывали в дневник, примостившись под скалой?

Линдсей достал из-за пазухи тетрадку в черной кожаной обложке; раскрывать он ее не стал, чтобы снег не попал на чернила и они не потекли. Взвесив тетрадь на ладони, он мрачно посмотрел на Гартмана.

– Как вы знаете, я это кропаю уже не одну неделю. Здесь все. И наши подозрения насчет того, что в Волчьем Логове сидит двойник Гитлера. И ваше мнение насчет тoгo, кто из его приближенных – советский шпион… Даже если со мной что-то случится, но дневник попадет в Лондон, они все узнают…

– Да не пойте вы Лазаря!..

– Но это действительно неважно: выберусь я живым или нет! Я рассуждаю как реалист… А вот дневник обязательно должен дойти по назначению. И хорошо бы вы тоже добрались… Мы зарезервировали для вас место в самолете, вы полетите первым классом…

– Благодарю…

Гартман запыхтел трубкой, но уже без удовольствия. Ему не понравилось настроение Линдсея, чувство обреченности, которое, как понял немец, овладело английским летчиком. Все время, что длился их разговор, Линдсей не отрывал глаз от двух маленьких фигурок, медленно прохаживавшихся по плато. От Пако и Ридера…

NDA OK QSR5… NDA OK QSR5

Через несколько секунд Мейер, услышавший позывные, сидя вместе с Вальтером Шелленбергом в Дрезденском центре радиоперехвата, написал на листке бумаги пять букв и пять цифр. Это был условный код.

– Так, – протянул Мейер, – теперь надо переключиться с диапазона сорок три метра, на котором «Призрак» дает только позывные, на тридцать девять метров. На этой частоте они передают текст сообщения…

Мейер расколол систему Люси!

Это потребовало многомесячной кропотливой работы, но Мейер, работавший в мирное время часовщиком, добился-таки своего. Пронзительные глазки Шелленберга горели торжеством, он нацепил наушники и подался вперед.

Через десять минут передача, которую записывал Мейер, закончилась. Это случилось за ночь до того, как Ягер должен был начать воздушную атаку горного плато в Боснии. Шелленберг снял наушники, встал и, протянув руку над столиком, обменялся рукопожатием с Мейером.

– Вы – гений. Вы войдете в историю. Надеюсь, вам это известно?

– Я лишь выполняю свою работу.

– А вот и передвижной центр радиоперехвата в Страсбурге…

В стеклянной кабинке зазвонил телефон. Мейер снял трубку и кивнул Шелленбергу.

– Наверное, это они. Шустрые ребята…

Мейер назвался, еще раз кивнул Шелленбергу и внимательно выслушал сообщение коллеги, лишь изредка вставляя свои комментарии.

– Опять?.. Как и в прошлый раз?.. А вы уверены?..

Он горячо поблагодарил звонившего, и это не укрылось от внимательного взора Шелленберга. Начальник службы разведки СС подмечал каждую мелочь. Мейер, обычно сама скромность, сейчас едва сдерживал торжество.

– На четвертый раз в Страсбурге засекли «Призрак»! Он в Швейцарии! В Люцерне!

– Ну, попался, голубчик! Я о Массоне из швейцарской разведки. – Шелленберг покачал головой, словно не веря, что его швейцарский противник способен на такую дерзость. – Значит, он позволил тайно установить радиопередатчик для связи с Советами… Мы же точно знаем, что это Советы…

– Да, у них код всегда состоит из пяти букв и пяти цифр, – поддакнул Мейер.

– Вот именно! Выходит, мы не зря старались столько месяцев! – Шелленберг просто не мог усидеть на месте.

Он всегда демонстрировал свою радость бурно и заразительно, и его популярность в среде подчиненных объяснялась отчасти этим.

– Ну теперь Массон у меня попляшет! Я его заставлю выдать мне шпиона, притаившегося в Волчьем Логове! И тогда мы успеем изменить исход войны!

Шелленберг всегда откровенничал с Мейером, выдавая ему важнейшие государственные тайны. Он полностью доверял Мейеру. А тот был поэтому безгранично предан своему начальнику и проявлял невероятное усердие в работе.

– Я так и думал, что на четвертый раз они его раскроют! – продолжал Шелленберг. – И уже договорился через несколько часов встретиться с Массоном в Швейцарии…

– Вы полагаете, что вас пропустят через границу?

Мейер был поражен. То, что намеревался сделать Шелленберг, было грубым нарушением принципа нейтралитета, который Швейцария оберегала так же ревностно, как девица свою непорочность.

– Я поеду инкогнито, – брызжа весельем, объяснил Шелленберг. – Я уже не раз так ездил. Все, я сию секунду уезжаю из Дрездена! Бригадир Роже Массон, встречай гостей!

Он выбежал из здания и увидел, что с неба валит густой снег…

Было десять часов вечера, когда Ягеру, расположившемуся в старинном особняке на окраине Загреба, крикнули из комнаты дежурного на первом этаже, что его хочет видеть Карл Грубер, офицер гестапо.

– Пусть подождет! – Ягер шмякнул на рычаг телефонную трубку и повернулся к Шмидту, который сидел за другим столом и сосредоточенно разглядывал карту Боснии. – Нам нужно уточнить подробности операции «Ворон», у нас каждая минута на счету. Дай Бог, чтобы нам удалось хоть часок соснуть, и вдруг – на тебе! Как вы думаете, кто к нам пожаловал? Грубер из гестапо!

– Он, видно, почуял удачу, раз решил рискнуть своей драгоценной шкурой и сунулся в Загреб. Лучше вам с ним повидаться. Выведайте, что у него на уме, и мы его перехитрим.

– Да, вы, конечно, правы, – нерешительно согласился Ягер. – Вы всегда правы, – сухо добавил он.

– Хотите, я сам спущусь и приведу его? Я его сразу поставлю на место. Скажу, что вы очень заняты. Спрошу: неужели это так срочно? Может, лучше сперва выспаться, отложить дела до завтра?.. Вдруг мне даже удастся от него отвязаться?! А завтра утром нас тут уже не будет.

– Ладно, желаю удачи! Но ни слова об операции «Ворон», – предупредил Ягер.

– Я, что, похож на дурака? – хмыкнул Шмидт.

– Не задавайте лишних вопросов, если не хотите оказаться в неловком положении, – пошутил Ягер.

Накануне высадки парашютного десанта эти двое мужчин еще больше сроднились, хотя вроде бы больше было уже невозможно.

«Какое счастье, что у меня есть Шмидт, – подумал Ягер, оставшись один. – Я, конечно, должен был его удержать от участия в этой затее…»

Он ждал всего пару минут. Очень скоро в дверь постучали.

– Входите! – крикнул Ягер.

В дверях показались Грубер и сопровождавший его Вилли Майзель. Клоунская труппа в полном составе! Шмидт, прошедший вслед за агентами гестапо, вскинул руку в шутливом приветствии.

Ягер сидел за своим письменным столом, как каменное изваяние, и ни с кем не поздоровался. Он заметил, что, перед тем как спуститься вниз, Шмидт снял со стола карту и скатал ее в трубочку. На него можно было положиться буквально во всем, вплоть до мелочей.

Гестаповцы сели на стулья, которые Шмидт поставил довольно далеко от стола. Грубер торопливо подвинулся поближе. Он протянул Ягеру пухлую руку, но полковник, углубившись в свои бумаги, притворился, что не заметил. Ягер подумал, что Вилли Майзель совсем не в восторге от происходящего.

Грубер повернулся и поглядел долгим взглядом на Шмидта, который уже уселся за свой стол. Затем опять уставился на Ягера; полковник обратил внимание на то, что у гестаповца под глазами мешки. Впрочем, у обоих гостей был усталый вид.

– Все это строго секретно, – начал Грубер. – Так что я предпочел бы поговорить с вами наедине, если вы не возражаете.

– Я возражаю. И вдобавок ваше предложение оскорбительно для Шмидта, который – если со мной что-нибудь случится – автоматически станет здесь начальником.

– Если с вами что-нибудь случится?'– переспросил Грубер.

– Никто из нас от этого не застрахован. Хорватские повстанцы любят подкладывать бомбы замедленного действия в самые неожиданные места. Если они проведают о вашем приезде, вы станете их самой главной мишенью…

Полковник с удовольствием отметил, что похожая на квашню физиономия гестаповца перекосилась. И опять Ягер не сказал ни слова, предоставляя Груберу самому продолжать разговор.

– Насколько мы понимаем, вскоре подполковник авиации Линдсей может оказаться в ваших руках. Его нужно передать нам, чтобы мы допросили его в штабе гестапо в Граце.

– Где у вас любят зажимать в тисках пальцы и полировать плоскогубцами ногти? – Ягер покачал головой. – Даже не надейтесь. Если мы схватим Линдсея, я лично препровожу его к фюреру в Волчье Логово.

Грубер вышел из себя. Майзель поднял глаза к потолку, а его спутник выхватил из кармана сложенный листок бумаги и бросил его на стол. Потом замахнулся кулаком, намереваясь стукнуть им что было мочи, и открыл рот, чтобы гаркнуть во все горло. Однако вовремя посмотрел на Ягера… Кулак разжался, не коснувшись стола.

– Я действую, – сказал Грубер нормальным тоном, – по приказу фюрера.

Не сводя глаз с Грубера, Ягер развернул бумагу. Внимательно прочитав ее, он сложил листок снова и вежливо отдал его гестаповцу. Затем сел обратно на стул и скрестил руки на груди.

– Эта бумажонка подписана Борманом. А у меня есть бумага, наделяющая меня всеми полномочиями и подписанная САМИМ ФЮРЕРОМ! Так что возвращайтесь в свой штаб и отоспитесь. А еще лучше поезжайте на аэродром и отправляйтесь домой, в Германию. Я не в состоянии больше гарантировать вам безопасность в этой части света. Поэтому ваша судьба в ваших руках… – Полковник встал и заложил руки за спину, сцепив пальцы. – Счастливого пути, господа!