Текст книги "Вождь и призрак"

Автор книги: Колин Форбс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Не нужно особого мастерства, чтобы выиграть сражение, если заранее знаешь планы противника. Два человека, действительно выигравшие решающее сражение в истории второй мировой войны, не присутствовали на поле битвы. Дятел был в Восточной Пруссии, в Волчьем Логове. А пожилой, убого одетый Рудольф Ресслер – в Люцерне.

Но даже при таком стечении обстоятельств битва на Курской дуге не стала для русских увеселительной прогулкой. Яростные бои длились с пятого по двадцать второе июля, и Курская дуга превратилась в огромный погост. Обе стороны понесли огромные потери. Немецкие врачи называли свои полевые лазареты бойнями.

И ночами, и долгими летними днями оглушительно громыхала артиллерия, стреляли танки, падали бомбы. Над землей страшно надругались, превратили ее в пустыню, усеянную обломками самолетов, танков и изувеченными трупами солдат.

Полковнику Ягеру удалось уцелеть и даже спасти Шмидта. Уже две «Пантеры», на которых сражался полковник, сгорели, он пересел на третью и вдруг заметил, что Шмидт, сраженный снайперской пулей, бессильно повис на краю башни.

– Стойте! – скомандовал полковник.

Спустившись на землю, где творилось Бог знает что, он побежал к Шмидту, и тут танк его помощника подорвался на мине. Большой кусок гусеницы соскочил и упал. Лежавший на боку Шмидт поднял голову.

– Уходите, полковник! Меня подберут санитары…

– Помалкивайте и лежите смирно!

Ягер сгреб Шмидта в охапку и потащил к своему танку. Он уже совсем было добрался до цели, как вдруг почувствовал удар в ногу. Однако полковник не обратил на это внимания и приподнял Шмидта, помогая нагнувшемуся радисту затащить раненого лейтенанта в люк.

– Полковник! Ваша нога! – прокричал радист, перекрывая оглушительный, ни на миг не смолкавший грохот.

– Затащите Шмидта в танк! А я сам залезу. Это приказ…

Брюки на бедре уже намокли от крови, и ногу пронзала острая боль. Над ухом Ягера просвистела еще одна пуля. Опять этот проклятый снайпер! Стиснув зубы, полковник проворно забрался на орудийную башню, влез в люк и задраил его.

– В Волчьем Логове есть шпион, и, черт возьми, я выведу мерзавца на чистую воду, когда выберусь отсюда! – сказал неделю спустя Ягер своему помощнику Шмидту, лежавшему на соседней койке в военном госпитале.

Используя имя фюрера, полковник СС добился, чтобы их обоих отправили в мюнхенский госпиталь. Он специально выбрал это место.

– А почему вы теперь так уверены? – спросил Шмидт.

– Да из-за истории на Курской дуге!

– Ну… мы проиграли битву, но это не значит, что война проиграна!

– Боюсь, дружище, – мрачно проговорил Ягер, – что ничего другого это не означает. Под Курском – поверьте, я не оригинальничаю – произошел исторический перелом. Мы ДОЛЖНЫ БЫЛИ победить, но большевикам каким-то образом удалось узнать наши планы. Я потом высказал свое мнение в присутствии фельдмаршала фон Клюге, и он со мной согласился. Фюрер был прав: в Волчьем Логове затаился крупный советский шпион.

– Но вы все равно ничего не можете с этим поделать, – пожал плечами Шмидт.

Они лежали вдвоем в небольшой палате, и оба быстро поправлялись от полученных ранений. Ягера ранили в правое бедро, пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от старой раны, которую он получил в сороковом году, в конце французской кампании.

Доктор предложил списать его после выздоровления по инвалидности. Дескать, Ягер перенес столько лишений, что организм истощен. В ответ Ягер чуть было не уложил на больничную койку самого доктора. Схватив трость, прислоненную к кровати, полковник откинул одеяло и спустил на пол здоровую ногу.

– Вы, может быть, очень хороший врач, но зато никудышний психолог! – прорычал он. – Мне еще предстоит одно дело… особого свойства… И клянусь Господом Богом, я его сделаю!

Ягер грозно взмахнул тростью. Потом стащил с постели забинтованную правую ногу, встал и, опираясь на палку, сердито заковылял вперед. Доктор попятился назад и отступал до тех пор, пока не ткнулся в стену.

– Полковник, вам нужно лежать…

– Мне нужно в «Бурлящий Котел»! Я должен напасть на след, который приведет меня к человеку, чьими стараниями я оказался здесь… к человеку, из-за которого тысячи моих товарищей валяются мертвыми в пыли под Курском, а над ними роятся мухи! Я прошу вас об одном, доктор: поскорее поставьте меня на ноги…

– Я смогу выполнить вашу просьбу, только если вы будете соблюдать постельный режим…

Доктор побелел как полотно, – настолько его перепугал вид разъяренного Ягера. Ухватившись за спинку кровати Шмидта, полковник грозно поднял свою трость.

– Хорошо, но с одним условием. Вы будете каждый день увеличивать мне нагрузки, чтобы я смог поскорее выписаться. Или вам неизвестно, что идет война?..

– У меня к вам та же просьба, – вставил Шмидт. – Вы должны меня выписать тогда же, когда и полковника, день в день…

– Вполне вероятно, так и получится, – осторожно согласился доктор. – Ваша рана на груди хорошо заживает. Вам повезло, что пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов…

Он осекся на полуслове, увидев медсестру, которая застыла как вкопанная и изумленно уставилась на врача и раненых. Она не отличалась особой красотой, но держалась надменно, и Ягер в первый же день, когда его привезли в госпиталь, поставил ее на место.

– У нас очень важное совещание, – заявил Ягер, глядя на нее честным взором. – Не приставайте к нам со своими глупостями.

– К вам посетитель, господин полковник. Какой-то господин Майзель. Он уверяет, что вы его ждете…

– Да, он говорит истинную правду. Пожалуйста, проведите его поскорее сюда…

– Все в порядке, доктор? – спросила медсестра.

– Ему сегодня что-то тоже нездоровится, – сияя от радости воскликнул Ягер. – Видите, как он побледнел? Я предписываю ему покой и, может быть, даже – на короткий период – постельный режим!

– Вы действительно хотели меня видеть, полковник? – спросил Вилли Майзель.

Узколицый, темноволосый гестаповец был одет в синюю морскую форму, подогнанную точно по его фигуре. Он стоял, буравя своими пронзительными глазами попеременно то Ягера, то Шмидта. И при этом даже не удосужился справиться об их здоровье.

– Где, черт возьми, сейчас этот англичанин, подполковник авиации Линдсей? – резко проговорил Ягер.

Вилли Майзель сидел на стуле, придвинув его вплотную к постели полковника, и пил жидкость, которую в госпитале оптимистично называли «кофе». Ягеру постепенно удалось выведать у него, почему он сперва держался так отчужденно. Виноват в этом был Грубер.

Шефа гестапо, до сих пор торчавшего в Вене, буквально свели с ума нескончаемые звонки Мартина Бормана, который то и дело звонил ему из Волчьего Логова. Рейхслейтер мог побеспокоить Грубера в любое время суток, не считаясь ни с чем. Особенно он любил звонить в три часа ночи, так что Грубер уже чувствовал себя одним из своих собственных подследственных, которым намеренно не давали спать в застенках гестапо.

– Он вконец вымотался, – объяснил Майзель. – И когда услышал, что вы хотите повидаться со мной, принялся ругать вас на чем свет стоит. Он испугался, что я передам вам какую-нибудь информацию…

– Почему?

Ягер был заинтригован. Творилось что-то странное. Майзель, человек хитрый и умный, похоже, был рад отлучиться из штаба гестапо. И поговорить с кем-нибудь посторонним…

– По-моему, Борман срывает на Грубере зло и собирается сделать его козлом отпущения…

– Козлом отпущения? Но за что?

– За то, что никто не может поймать Линдсея. Борман просто леденеет от ужаса при мысли, что англичанин может добраться до Лондона. Йодль и Кейтель тоже. Они – каждый в отдельности – звонили Груберу и говорили с ним об одном и том же. Мне это кажется странным.

– А в чем дело? Как, по-вашему? – спросил Ягер.

– Наверное, фюрер хочет снова увидеться с Линдсеем. Очевидно, после Курска. Ходят упорные слухи, что Гитлер отчаянно ищет союза с Черчиллем…

– Вы полагаете, что чем больше людей охотится за Линдсеем, тем больше шансов его обнаружить? – вмешался Шмидт.

Ягер мысленно улыбнулся. В невинном с виду вопросе Шмидта таилась ловушка, и Майзель в нее угодил. Этот вопрос открывал Шмидту и Ягеру зеленую улицу для участия в поисках беглеца.

– Да, я думаю, это так, – согласился Майзель.

– А когда именно и где в последний раз видели Линдсея? – поинтересовался Ягер.

– Да вообще-то нигде… Я имею в виду, с той ночи, когда я говорил с вами из Марибора. Правда, наши люди на Балканах до сих пор передают какие-то сплетни. Якобы блондинка и Линдсей курсируют с партизанским отрядом… возможно, с тем самым, что совершил нападение на поезд, не позволив ему доехать до Загреба. И как ни странно, говорят, майор Гартман, из абвера, жив и тоже находится с ними. Во всяком случае, мы точно знаем, что он был на том поезде…

– Гартман?! – Ягер выпрямился. – Значит, умный мерзавец уцелел? А более подробных описаний блондинки не поступало?

– Ну, только сообщалось, что ей под тридцать, что она очень хороша собой и якобы носит имя Пако. Очевидно, это кличка. Еще, похоже, она пользуется большим уважением партизанского командира. А недавно мы услыхали, что в Югославии приземлилась целая военная миссия союзников; вроде бы они прилетели из Туниса. На Балканах вечно какие-то сюрпризы…

После ухода Вилли Майзеля Ягер какое-то время сидел молча. Зная характер шефа, Шмидт предпочел не лезть к нему с разговорами. Наконец Ягер принял решение. Откинув одеяло, он потянулся к трости, слез с кровати и начал расхаживать из угла в угол.

– Англичане храбро сражались при Дюнкерке. Вы помните, мы никак не могли тогда прорваться, Шмидт? Фюрер прав, надо заключить с ними союз. Зря он позволил этому жирному дебилу Герингу устроить бомбардировку Лондона. Если русские победят, они еще не одно поколение будут угрожать западному миру…

– Да, это трагедия, – согласился Шмидт. – Но что тут поделаешь?

– Линдсей для нас – это путь к спасению, – ответил Ягер. – Мы с вами должны его отыскать. И как можно скорее! Если опоздаем, союзники его увезут. Однако, разузнав, где находится их миссия, мы вполне сможем расстроить их планы. Это наша первая задача!..

Он говорил сам с собой, размышляя вслух, и при этом усилием воли заставил себя выпрямиться и медленно пошел по палате, стараясь как можно дольше обходиться без трости.

– А как именно мы расстроим планы союзников? – спросил Шмидт.

– Я собираюсь позвонить Борману и заручиться поддержкой фюрера. Мы отдадим приказ тамошнему командиру Люфтваффе, и он пошлет все имеющиеся в его распоряжении самолеты туда, где находится миссия союзников. Мы их забросаем бомбами, устроим им такое пекло, что они рванут – только пятки засверкают, и Линдсей не сможет с ними связаться до нашего приезда.

– И все же я не понимаю, почему Линдсей – такая важная персона…

– Меня поражает его ум. Вспомните, как он удрал из Бергхофа в грузовике с грязным бельем, как он не клюнул на приманку в виде «мерседеса», который поджидал его в то утро… Он нас обвел вокруг пальца, хитрый дьявол! Я думаю, за две недели, проведенные в Волчьем Логове, он успел многое разнюхать. И может, даже понял – с помощью Лундт, – кто в Волчьем Логове шпионит в пользу русских. А уж этому мерзавцу, клянусь Господом Богом, я хочу собственноручно всадить пулю в лоб!

– Далеко же вы замахнулись, – задумчиво протянул Шмидт.

– Я всю жизнь далеко замахивался…

Глава 32

Бригадир Фицрой Маклин был, вероятно, одним из самых отважных и выдающихся героев второй мировой войны; полковник Ягер несомненно одобрил бы такую яркую личность. Бригадир появился на Балканах, когда немецкий офицер выздоравливал в мюнхенском госпитале.

Маклин буквально свалился в «Бурлящий Котел»: однажды ночью он прыгнул с парашютом навстречу сигнальным кострам боснийских партизан, вместе с ним спрыгнули и его товарищи. Маклин получил задание, с которым удачно – справился, установить связь с Тито, но уже вскоре по прибытии ощутил беспощадный натиск немцев.

Его обстреливали с воздуха пулеметами. Его бомбили. Группа, к которой он присоединился, вынуждена была непрестанно менять место расположения, часто удирая из-под носа тяжелой мотопехоты. Благодарить за столь вдохновляющую встречу следовало полковника Ягера.

Через час после того как Вилли Майзель покинул госпитальную палату, полковник позвонил в Волчье Логово Мартину Борману. Разговор шел без обиняков.

– Я собираюсь выйти отсюда через несколько недель и хочу отправиться на поиски подполковника авиации Линдсея, – заявил Ягер.

– Прекрасная мысль, полковник, – елейным голоском проговорил Борман. – Я обещаю вам полную и неограниченную поддержку. Возьмите его живым или мертвым, – мурлыкал рейхслейтер, – я пришлю вам бумагу с моей подписью, она даст вам все полномочия.

– Сейчас мне необходимо узнать номер телефона командующего Люфтваффе в Югославии, а вы должны поддержать меня, чтобы я мог отдать ему соответствующие указания.

– Это несложно.

На другом конце провода возникла заминка. Послышались торопливо переговаривающиеся голоса, затем трубку взял сам фюрер.

– Полковник Ягер! Я желаю, чтобы вы по выздоровлении прибыли сюда, хочу собственноручно наградить вас за выдающиеся подвиги в Курской битве. Если бы у моих генералов была хоть половина вашей храбрости и решимости, мы одержали бы победу, от которой содрогнулся бы весь мир! Что касается Линдсея, то он должен быть доставлен живым и невредимым. Исход всей войны может зависеть от того, удастся ли вам выполнить задание, которое я вам поручаю.

– Я приложу все силы, мой фюрер! – сухо ответил Ягер.

Трубка вернулась к Борману, который уже успел найти нужный телефон и пообещал позвонить командующему авиацией в Югославии.

«Хоть свинья, но действует оперативно», – отметил про себя Ягер.

Закончив разговор, полковник повесил трубку и с циничной усмешкой обернулся к Шмидту, присевшему в ожидании новостей на краешек своей койки.

– Нам больше не о чем волноваться. Борман обещал мне полную и неограниченную поддержку.

– Но как это: взять и сдаться союзникам?

– Та же мысль не дает покоя и мне. В Волчьем Логове творится что-то странное. Перед тем как фюрер взял трубку, я слышал споры. Я уверен, что, кроме Бормана, там были Кейтель и Йодль. Почему они так интересуются Линдсеем?

– Вам приходят на ум мысли о русском шпионе?

– Да. – Ягер, опираясь на трость, прошелся по палате, и в его голосе появились веселые, насмешливые интонации. – Есть еще один нюанс, о котором вам, Шмидт, будет небезынтересно услышать. Гитлер хочет от нас… Я цитирую: «Доставить Линдсея целым и невредимым». Кавычки закрываются.

– С Балкан? О Господи!..

– Да уж… Он может не волноваться. Подполковник авиации Линдсей сейчас, скорее всего, гостит у партизан. А может, уже мертв. Я подозреваю, что слухи, пересказанные Майзелем, не так уж и необоснованны. У меня голова раскалывается… Правда, есть одно обнадеживающее обстоятельство…

– Какое?

– Другой слух – о блондинке, пользующейся таким авторитетом в партизанском отряде и удивительно похожей на экс-баронессу Вертер, с которой я когда-то мечтал оказаться в одной постели… – Он грустно улыбнулся. – Правда, вместо этого я благодаря ей оказался на больничной койке…

– Интересно, а где сейчас обретается Густав Гартман?

– Вот это по делу! Если мы найдем Гартмана, то отыщем и Линдсея. Гартмана не так-то просто убить.

В течение трех месяцев они пытались укрыться от бомбежек, скитаясь от одного пристанища к другому. Теперь немец и англичанин сидели бок о бок на обломке скалы, образовавшей естественное сиденье на вершине остроконечного холма. Полуденное солнце сияло на ярко-голубом небе. В нескольких метрах от них виднелась расщелина, служившая им траншеей, если вдруг – откуда ни возьмись – снова появятся самолеты с крестами на крыльях. Немцу воинственность его земляков осточертела почти так же, как и англичанину.

– Интересно, чем это они сейчас занимаются? – задумчиво произнес Гартман.

Внизу партизаны под руководством Хелича перекатывали железными рычагами огромные валуны и выстраивали их цепочкой на краю отвесного обрыва, под которым проходила дорога.

– Готовят очередную засаду для очередной немецкой колонны. Я полагаю, сегодня будет еще одно кровопролитие.

Гартман вынул кожаный кисет, достал из него щепотку табака, набил трубку, приминая табак пожелтевшим указательным пальцем, и осведомился:

– Вы надеетесь выбраться отсюда живым?

– А вы? Кстати, черт побери, как вы умудряетесь добывать себе табак?

– Покупаю у партизан. А они, в свою очередь, забирают его у убитых немцев.

Увидев выражение лица Линдсея, Гартман прикурил и несколько минут молча попыхивал трубкой; затем продолжил, стараясь говорить как можно небрежней: – Друг мой, это Балканы. По-моему, вы еще не осознали, куда вас занесло. Хорваты столетиями убивали сербов. Болгары ненавидят греков. И, конечно, наоборот. Гитлер не должен был соваться сюда. Здесь или ты убиваешь, или тебя убивают. Что же касается первого вопроса, то я лично надеюсь выжить. Трубка помогает мне сосредоточиться. Кстати, что именно в поведении фюрера показалось вам странным, когда вы были в Волчьем Логове?

– Я виделся с ним в Берлине еще до войны. Он заинтересовался мной из-за моих связей с британской аристократией. Я какое-то время был актером, поэтому обращаю внимание на то, как люди двигаются, какие у них привычки… короче, подмечаю всякие мелочи, которых обычно не замечают другие.

– Понимаю. Продолжайте, пожалуйста.

– Когда я увидел Гитлера в Волчьем Логове в первый раз, он был вроде бы тот же, но я почувствовал какую-то фальшь. Кристе тоже казалось, что, когда он возвращался из поездки в Россию, произошло что-то очень странное. А Борман после возвращения Гитлера стал пристально следить за Кристой…

– На что вы намекаете? – мягко спросил Гартман.

– Я лишь хочу сказать, что произошли какие-то изменения.

– Но из ваших слов следует, что из Смоленска вернулся не тот человек, который туда улетал, а другой.

Карты были раскрыты. Линдсей беспомощно развел руками.

– Да, его, по-моему, подменили…

Гартман замучил англичанина, пытаясь найти слабое место в его рассуждениях. Линдсей был доволен столь жесткой проверкой: она помогала ему избавиться от сомнений. Он рассказал абверовцу о загадочном происшествии, свидетелем которого он стал, когда приехал в Бергхоф.

– В это время настоящий фюрер находился на Восточном фронте, – прокомментировал его рассказ Гартман.

– Да, я же сказал, какого числа это было.

– Но как же Ева Браун? Ее-то обдурить невозможно…

– Я думаю, что и не нужно, – объяснил Линдсей. – Позже, в Бергхофе я мельком видел, как тот же человек обнял Еву за талию, и они направились в ее спальню…

– Значит, у нее был роман с двойником? Это похоже на Еву, – согласился Гартман. – Она красива, но капризна и пустоголова.

– И, видимо, всем обязана фюреру? Если он сойдет со сцены…

– То – прощай, Ева Браун! Многие ее не любят, особенно жены нацистских вождей. – Гартман задумался, а затем сообщил: – Это объясняет и кое-что другое…

– Что же?

Гартман прислонился спиной к скале и, попыхивая трубкой, огляделся: нет ли поблизости партизан.

– Катастрофу под Курском. В начале войны Гитлер продемонстрировал себя гениальным стратегом. Возьмите хотя бы нападение на Польшу… генералы тогда нервничали, но Гитлер их принудил действовать по его плану. Потом последовала блестящая кампания, в ходе которой мы заняли Данию и Норвегию. И снова именно Гитлер принял решение о наступлении и поставил во главе армии Фалькенхорста, а генералы тряслись от ужаса и предсказывали поражение. Или возьмем Францию сорокового года… Гитлер поддержал дерзкий план Манштейна, а Гудериан его выполнил. Генштаб был чуть ли не в обмороке… «Нас ждет катастрофа!» Но в результате – полная победа!

– А его ошибки под Сталинградом? – напомнил Линдсей.

– Миф! Йодль рассказывал мне, что Гитлер был уверен: Сталин будет накапливать войска за Доном. Но наша разведка – отдел Гелена – настаивала, что наступление произойдет под Смоленском, на сотни километров севернее. Все были согласны с Геленом. В конце концов Гитлер уступил. Как вы объясните тот факт, что двойник, который сейчас в Волчьем Логове, может справляться с функциями главнокомандующего? – спросил Гартман.

– Когда я оказался во второй раз в Бергхофе, мне отвели ту самую комнату, в которой я видел двойника. Оттуда все было убрано, но те, кто это сделал, забыли о полках в низу платяного шкафа. Я обнаружил там целую военную библиотеку: труды Клаузевица, фон Мольтке и других…

– Те же книги, как известно, штудировал и Гитлер, – подтвердил Гартман. – Этот новый фюрер всесторонне готовился к своей роли, может быть, репетировал ее долгие годы, и, конечно же, изучал те же военные книги, что и реальный Гитлер. Но ему не хватает интуиции подлинника. И он преподнесет Сталину победу на блюдечке с голубой каемочкой…

– Так вы считаете, что я прав?

– Да. Есть и другой довод. Гитлер больше не пользуется своим ораторским искусством, не выступает перед толпами людей: то есть, не пользуется талантом, который вознес его на вершину. Это кажется странным упущением, пока не поймешь, что публичные выступления – единственный вид деятельности, за который не отважился взяться лже-фюрер. Талант ведь не подделаешь! Это решающий довод. А вот и Пако!

– Хотите посмотреть, как твердо мы намерены воевать с немцами? – спросила Пако. – Пойдемте со мной, оба…

Она повела их вниз по склону к тому месту, где партизаны выстроили цепочку валунов на самом краю обрыва.

– Это не моя идея, – объяснила Пако. – На этой… демонстрации настоял Хелич.

– На демонстрации? – переспросил Линдсей.

– Да, демонстрации воли партизан к победе. Я отговаривала его, но он настоял на своем. Так что смотрите…

В группе партизан, стоявших за валунами, Линдсей увидел Хелича, на поясе которого висело множество гранат. Линдсей находил эту партизанскую моду весьма опасной. Здесь собрались все. Дружелюбный круглолицый Милич улыбнулся Линдсею. Суровый Бора отвернулся при их приближении. На лице доктора Мачека застыло выражение, далекое от счастья (Линдсею было интересно, почему)… Заместитель Хелича Влатко Йованович, стоявший за спиной командира, начал махать руками, жестами призывая Пако смириться… Что тут творится? – недоумевал Линдсей.

У Хелича был довольный вид. Он провел их вперед и поставил между двумя тяжеленными камнями, чтобы они видели уходящую вертикально вниз пропасть. Хелич даже похлопал англичанина по плечу и что-то сказал Пако.

– Он хочет, чтобы вы наблюдали за дорогой, – перевела Пако и добавила: – Вон они приближаются.

Внизу миниатюрные фигурки размеренно шагали по разбитой, извилистой дороге, которая сверху казалась ниткой. Когда колонна подошла совсем близко и стала проходить под ними, Хелич протянул Линдсею бинокль и что-то сказал. Гартман достал свой бинокль.

– Он хочет, чтобы вы хорошенько разглядели колонну, – сухо произнесла Пако.

Заинтригованный, Линдсей настроил свой бинокль. К его удивлению, колонна состояла из женщин в возрасте от двадцати до сорока лет. Они были вооружены всевозможными видами оружия.

Вокруг талии болтались почти обязательные для партизан ручные гранаты: они свисали со всех сторон, словно какие-то устрашающие украшения. За пояс были засунуты пистолеты. На боку у каждой женщины красовались ножны с кинжалами. Многие несли винтовки, некоторые – автоматы.

На головах у всех были головные уборы, какие носили югославские партизаны, на каждом – что-то красное. Линдсей догадался, что это пятиконечные коммунистические звезды. Было что-то жуткое в этой бесконечной, неумолимо продвигающейся вперед веренице женщин. Ни одна из них не подняла взор к вершине обрывистой скалы, нависавшей над ними, хотя Линдсей был почти уверен, что женщины знали о наблюдающей за ними группе соотечественников.

– Кто они? – спросил он, опустив бинокль.

– Бригада Амазонок, – бесстрастно ответила Пако.

Хелич возбужденно заговорил с девушкой, та, сверкнув глазами, заспорила… голос ее оставался ледяным. Пако отрицательно покачала головой, и Хелич посмотрел на нее угрожающе. Он вынул пистолет и направился на Линдсея. Пако повернулась спиной к командиру и заговорила по-немецки, чтобы Гартману тоже было понятно.

– Хелич требует, чтобы я сказала вам следующее: Бригада Амазонок – это те, кто выжил после нападения немецкой команды на маленький городок. Все мужчины погибли в бою. Женщины сами собрались в эту, так называемую Бригаду Амазонок, прошли обучение у партизан и отправились на охоту за командой, бесчинствовавшей в их городке. Вы, надеюсь, понимаете, что я рассказываю эту историю только по приказу Хелича?

– Давай заканчивай! – сказал Линдсей.

– Они думали, что отыскали тех немцев и загнали их в ловушку в ущелье. Окруженные немцы не ели несколько дней и выбились из сил. Они капитулировали…

– Продолжай, – мягко промолвил Линдсей.

– После того, как немцы сдались, их всех до единого кастрировали! Остального Хелич не знает, но я расскажу вам. Это были не те немцы! Они не нападали ни на какой городок. Теперь Хелич провел этих женщин парадом, чтобы показать вам, как все его люди – и мужчины, и женщины – сражаются с врагом. Иногда мне хочется позабыть о них и никогда их больше не видеть…

Гартман помрачнел. Хелич поднял пистолет и, приставив дуло к его лбу, что-то сказал Пако.

– Он хочет, чтобы вы еще раз посмотрели в бинокль на женщин, – объяснила Пако. – Говорит, что если вы не подчинитесь, он нажмет на курок.

– Скажите этому поганому убийце, пусть действует!

Гартман бросил бинокль к ногам командира партизан и выпрямился. Линдсей увидел, что Хелич плавно нажимает на спусковой крючок. Пако разразилась целым потоком сербохорватских слов. Англичанин ни разу еще не видел на ее лице такого страшного презрения. Хелич спустил курок.

Раздался щелчок.

Пистолет был не заряжен. Гартман не шелохнулся, в лице его не было ни кровинки. Хелич опустил оружие и заговорил вновь.

– Он говорит, что вы – смелый человек, – перевела Пако.

– Передайте ему, что я не могу ответить комплиментом на комплимент, – отозвался Гартман.

Он сунул руки в карманы куртки и направился прочь. Линдсей и Пако пошли за ним на вершину холма, к скалам, на которых они сидели до этого. Гартман снова уселся и посмотрел на англичанина.

– Знаете, почему я спрятал руки в карманы? Не мог сдержать дрожь. Я там чуть было не обделался…

– Надо бежать от этих ублюдков, и чем скорее – тем лучше, – резко сказал Линдсей.

После этой истории с Хеличем между немцем и англичанином возникла какая-то тесная внутренняя связь. Что же касается Пако, то она даже не попыталась возразить, услышав последнюю фразу Линдсея. БЕЖАТЬ…