Текст книги "Книга о Человеке"

Автор книги: Кодзиро Сэридзава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 46 страниц)

Я припоминал все, что Небесный сёгун сообщал мне о деяниях Бога Великой Природы с тех пор, как три года назад Он впервые в истории сошел на Землю, чтобы спасти мир. Как же должна была потрудиться Великая Природа, чтобы вложить божественное сердце в Горбачева, этого «твердолобого коммуняку»! Прошлой осенью, когда Великая Природа назвала Горбачева «красным генералом», бывшие под его властью народы социалистических стран Восточного блока, движимые духом свободы и независимости, один за другим освободились из-под гнета социализма и, хоть с опозданием, стали демократическими по образцу стран Запада, начав работать над тем, чтобы преодолеть свое экономическое отставание.

Тогда же Бог Великой Природы, радуясь, что отныне устранена угроза войны между Востоком и Западом, вверил Россию «молодцу Горбачеву, впервые позволившему себе улыбку», чтобы напомнить его народу, что значит улыбаться.

Итак, сегодня, пятнадцатого марта, этот «молодец», став президентом великой страны, воплотил замысел Бога Великой Природы на политическом уровне… По сему случаю Великая Природа уготовила такой по-весеннему ясный день.

Я, приподнявшись, огляделся по сторонам.

Теплый, дивный свет тихо разливался по саду. Листва на деревьях нежно блестела, а из травы поднимались цветы навстречу солнцу. Сад невелик, но что за счастье вот так в покое наслаждаться Природой! Не это ли «жизнь, полная радости»? Блаженный дар жизни?.. И мы согласно кивнули, я и мои родные деревья.

Какой-то юноша незадолго до этого поднялся на пару ступеней каменной лестницы сбоку от главных ворот и, увидев меня со спины, лежащего в шезлонге с протянутыми ногами, застыл в нерешительности, но как только я встал, он взбежал по лестнице, почтительно застыл передо мной и, выговорив: «Сэнсэй…», поперхнувшись, замолчал.

Кто это? Что ему нужно? Какое-то мгновение я пребывал в растерянности, и тут юноша, утирая слезы, вдруг выпалил:

– Как хорошо, что я не покончил с собой!

– Каким же надо быть идиотом, чтобы в такой погожий день совершать самоубийство! Или не знаешь, как должно почитать жизнь? Хорошо, что остановился!

Стараясь быть как можно непринужденнее, я пригласил юношу пройти в восточную часть сада, вынес стул и приготовился внимательно выслушать то, что он мне хотел сообщить.

Юноша напомнил мне меня самого в то время, когда я учился в Первом лицее…

Глава третья

Он был студентом Токийского университета.

Позже я узнал, что отец его, закончив Токийский университет, поступил на службу в Японский банк, со временем стал влиятельным человеком в финансовом мире, продолжает работать и вообще человек известный. Мой гость был единственным сыном после трех сестер, его холили и лелеяли, он был даровит и с первого раза поступил в университет, короче, всем облагодетельствованный юноша, которого никак не возможно представить несчастливым.

Начав слушать его рассказ, я тотчас вспомнил приходившего ко мне в прошлом году N. О нем я написал в предыдущей книге «Воля человека», и обстоятельства жизни обоих были так похожи, точно это был один человек. N., поступив в Токийский университет, время от времени наведывался ко мне, радуя своим жизнелюбием.

Я успокоился, решив, что и этому молодому человеку достаточно посоветовать то же, что и N.

Но, едва он заговорил, заливаясь скорбными слезами, выяснилось, что, не исполнив задуманного самоубийства, он потом сожалел об этом. Мне пришлось выслушать долгий, сбивчивый рассказ, чтобы понять, почему у него появилась мысль о самоубийстве.

Рассказ был не слишком занимательным, поэтому я по большей части пропускал его мимо ушей, предоставив ему возможность выговориться.

Но было в его словах и нечто, поразившее меня. У меня на родине есть нависающая над морем скала, где ныне установлена каменная стела в честь моих литературных заслуг. Если спуститься к морю и пройти по воде, оказываешься у расщелины, напоминающей темный туннель, так вот о ней-то и заговорил мой юный гость. Судя по его словам, это место нисколько не изменилось со времен моего детства.

Честно говоря, в последний раз я был там, когда учился в пятом классе, и вновь вернулся в эти места только после того, как на скале установили памятный знак, а неподалеку возвели посвященный мне музей, но я не спрашивал и не знал, что сталось с расщелиной.

В те времена обязательным было четырехлетнее образование, а пятиклассников называли учащимися первого класса высшей ступени. Мои товарищи, жившие по соседству, окончив четыре класса, подались в рыбаки, учебу продолжили только трое – я, Ёсаку и предводитель хулиганов по прозвищу Тигр. Этот Тигр обращался со мной и с Ёсаку как со своими вассалами.

Как-то раз, в конце первого семестра, когда занятия окончились раньше обычного. Тигр предложил нам с Ёсаку пойти в «Ведьмино логово», и, не заходя домой, мы отправились к горе Усибусэяма со стороны Ганюдо. На скале, где сейчас стоит каменная стела, мы разделись догола и, оставив одежду и школьные принадлежности, спустились к морю и прошли по воде к расщелине, которую в те времена называли «Ведьминым логовом».

В «Ведьмином логове» было темно, как в туннеле. Далеко впереди, виднелся бледный слабый свет, и я подумал, что там выход, возле которого находится дом маршала Ивао Оямы.

Однако вода в «Ведьмином логове» доходила до груди, и, пройдя несколько шагов, держась обеими руками за стену нависающей скалы, я почувствовал, что меня сносит сильным течением, и остановился. Если бы течение подхватило меня, я бы наверняка утонул. Дойти до конца туннеля не было никакой возможности. В страхе я сказал Ёсаку, прижимавшемуся рядом со мной к стене:

– Я возвращаюсь!

– Я тоже, – сказал Ёсаку, но сделать это оказалось не так просто.

Тут я заметил, что Тигр стоит, прижавшись к противоположной стене.

– Мы возвращаемся! – крикнул я ему, но в туннеле стоял такой шум, что я не был уверен, расслышал ли он мои слова. Тотчас сквозь шум донесся голос Тигра:

– Я хотел, чтоб мы все трое здесь утонули… Нашли общую могилу… Но лучше бросить школу и вступить в молодежный отряд! Поэтому я сматываюсь…

Так, по крайней мере, мне послышалось. Мы с Ёсаку тоже решили выбираться, чего бы нам это ни стоило. Не знаю, сколько прошло времени, но наконец мы выбрались из туннеля, обогнули по воде скалу и вскарабкались наверх, туда, где оставили одежду. Тигр нас опередил и, забрав одежду, уже шагал вдоль моря в сторону устья реки Канагава. Мы поспешно похватали свои манатки и побежали вдогонку.

Когда мы прошли около километра, справа показалась скала Фудо, и мы со стороны моря поднялись на высокий берег, заросший по-летнему густой травой. Там мы втроем, как были голыми, упали навзничь, точно подкошенные, не произнося ни слова.

Через какое-то время я поднялся и, сказав, что возвращаюсь домой, начал одеваться. Они тоже решили идти по домам, но напоследок Тигр сказал:

– Никому не говорите, что мы были в «Ведьмином логове»! А то решат, что на нас пало проклятье. Не зря его называют живой могилой.

От берега в деревню вела узкая тропинка. Только пройдя через лесозащитную полосу и выйдя к великолепному двухэтажному особняку господина Мано, обращенному в сторону моря, я наконец успокоился. Я никому не рассказывал об этом зловещем приключении. Но оно много раз преследовало меня во сне. Между прочим, возле того места, где ныне расположен музей, раньше находился крематорий. Говорю крематорий, но там не было никакого сооружения, в сосновой рощице была вырыта яма метр на метр, в которую бросали валежник, опускали гроб и, как в глубокой древности, поджигали, чтобы он сгорел за ночь. Таким образом сожгли моего деда, умершего, когда я учился в первом классе средней школы.

В общем, это было довольно мрачное место. Но описанные события относятся к моему раннему детству, и вскоре тогда я напрочь обо всем позабыл. Как же я удивился, когда по прошествии восьмидесяти лет студент Токийского университета неожиданно упомянул о страшном «логове»!

В тот день, пятнадцатого марта, студент между прочим сказал:

– Когда я учился во втором классе высшей ступени, мой друг М. покончил с собой, но перед этим мы говорили с ним… Его родители – выходцы из уезда Сунто… За скалой, где установлена ваша мемориальная стела, в море есть несколько скал, образующих что-то вроде туннеля… В нем глубокая вода и сильное течение, так что умереть там проще простого и тело не выплывет… Это место называют живой могилой. М. сказал, что пойдет туда и покончит с собой. На третий день я получил из Нумадзу прощальную телеграмму, и он бесследно исчез. Видимо, погиб в туннеле.

Я хотел расспросить моего гостя об этом жутком «логове», но тут он сказал, что еще вчера, решив покончить с собой, по примеру своего друга пошел на этот берег, поэтому я решил не прерывать его и молча слушать. Рассказ был длинный и, признаться, скучноватый.

Сперва я терпеливо выслушивал все, что он говорил, но мне было жаль хорошей погоды, поэтому, не выдержав, я его оборвал:

– Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, я два или три раза собирался совершить самоубийство, поэтому я не воспринимаю твой рассказ как пустую болтовню… Хорошо, что ты этого не сделал. Если ты совершишь самоубийство, твоя молодая немощная плоть погибнет, но жизнь твою уничтожить невозможно. Перед твоим приходом я, обращаясь к Великой Природе, благодарил ее за то, что она даровала мне жизнь и вместе с нею возможность наслаждаться этим чудесным днем.

– Жизнь дарована Великой Природой?

– Именно так. И твоя жизнь – дар Великой Природы. Ты по молодости этого не замечаешь, но задумайся. Ибо эта жизнь наставляет тебя и ведет… Великая Природа дает жизнь не только человеку, но и каждому дереву, каждой травке.

– Что? У травы, как и у людей, есть жизнь?

Он вдруг заметил у себя под ногами среди пожухлого дерна жмущийся к земле одуванчик и, удивленно вскрикнув, вскочил.

– Взгляни, как, распрямляя свои примятые листики, приподнимается цветочек… Это одуванчик.

Я встал с шезлонга и, проведя юношу к каменной лестнице у главных ворот, показал ему жалкий одуванчик, пробившийся между камней.

– Этот тоже, – сказал я, – как и тот, страдал под ногами людей, но дух его жизни силен, он первым ожил весной и, раскрыв цветок, возносит хвалу Великой Природе. Пройдет несколько теплых дней, и в этом маленьком саду гордо расцветет множество белых и желтых одуванчиков… Если уж зашел разговор о жизни, меня больше волнует этот жалкий одуванчик…

Я стал рассказывать ему о деревьях в моем саду, но внезапно он, точно разговор о жизни и одуванчике пробудил в нем воспоминания, прервал меня.

По его словам, накануне вечером, когда, задумав умереть, он вышел на морской берег в Нумадзу, из-за западного ветра море штормило, и до поздней ночи невозможно было пройти под дамбу. Поэтому он зашел в находящийся поблизости музей. Вписывая свой адрес и имя в книгу посетителей, он спросил, есть ли зал, откуда видно море. Его провели на второй этаж. Он был там один. Придвинув кресло к окну, он сел, глядя на море. И в море и на небе бушевала буря, из-за порывов ветра, ударявшего в окно, почти ничего не было видно. В голове не было ни одной мысли, и тут он вспомнил открытку со стихотворением, которую мельком видел в киоске внизу.

 
Как одуванчик.
Затоптанная продолжает цвести
Наша жизнь…
77 лет.
 

Казалось бы, такие простые слова, но смысл их понять нелегко. Жизнь написавшего эти стихи цветет, как одуванчик… – вновь и вновь крутилось в его голове, но вдруг в шуме бури, сотрясающей окна, раздался громовой голос:

– Глупец! Жалкий глупец, не ведающий жизни. Не жди, когда наступит ночь, немедленно бросайся в море! Не пройдет и десяти минут, как тело твое умрет. Ты думаешь, что это конец. Но когда ты пойдешь ко дну и дыхание твое прервется, твоя жизнь продолжит жить. Ты не знаешь, что такое жизнь, дарованная тебе Великой Природой. Глупый человек! Пестовать эту жизнь, чтобы она распустилась, как цветок, и принесла плод, – вот долг твоего существования!

– Но кто ты?

– Я посланник Великой Природы. Ты должен осознать, что жизнь дарована тебе Великой Природой, и жить подобающе. Глупец! Чтобы спасти тебя, Великая Природа, дохнув, подняла бурю, устроила шторм на море. Какое расточительство! Ты понял? Внемли. Твой долг – пестовать жизнь, чтобы она расцвела и принесла плод.

– Как только я это услышал, у меня сперло дыхание, задыхаясь, я обратился лицом к Великой Природе, бушующей за окном, и – все понял. «Я так и сделаю!» – сказал я, преисполнившись решимости и вняв словам посланника Великой Природы…

Не знаю, сколько прошло времени, но ко мне обратилась служительница музея:

– Вы случайно не сын господина Айта? Вот эти посетители спрашивают вас.

Она показала мне визитную карточку.

Я спустился вниз, там были близкие друзья моего отца, супруги Хираи. Они проводили несколько дней у себя на даче, расположенной неподалеку, у горячего источника Кона, и по дороге в Токио заехали в музей. Поскольку музей уже закрывался, они предложили мне возвратиться вместе с ними. У них, мол, «мерседес-бенц» с шофером, так что я не доставлю им никаких хлопот…

Такой была спасительная помощь Великой Природы, и его рассказ я выслушал с радостью. Не потому, что он заинтересовал меня сам по себе. Меня подкупало то, что этот юноша по своему характеру был так похож на меня в то время, когда я учился в старших классах школы.

Тут дочь сообщила, что приготовила нам чай в восточной части сада.

– В такой чудесный день можно обойтись без глубокомысленных рассуждений, достаточно благодарить Великую Природу за то, что она даровала нам жизнь.

– Только сегодня я впервые осознал, что такое жизнь. – Лицо студента прояснилось, осветилось. Вновь всмотревшись в него, я подумал: мне повезло, что я повстречался с этим юношей, но нужно с толком использовать эти счастливые минуты…

Бывают удивительные встречи.

Неожиданно наступила хорошая погода, осчастливленный по-весеннему теплым днем, наслаждался я солнечными лучами в саду, и тут явился этот незнакомый юноша, вместе с ним мы грелись на солнце, наслаждались Природой и потом разошлись. Сколько продолжалась наша встреча – час? два?

– Сэнсэй, можно ли мне еще раз к вам прийти?

– Ну конечно… Уже уходишь?

Я проводил его до каменной лестницы у ворот, и мне показалось, что сходящий по ступеням юноша – это я сам. И вдруг мне подумалось: ведь я так и не знаю точно, кто он и откуда. Проблема, с которой он столкнулся, оказалась как нельзя кстати, лучшего и желать невозможно, с точки зрения его жизни все было ему в плюс. Слушая его, странным образом я чувствовал, что он такой же, как я, но для него это был плюс, а для меня, увы, минус. Чтобы впервые хоть немного ощутить, что такое жизнь, нам обоим пришлось пережить искус самоубийства…

Так рассеянно размышляя, я вновь и вновь припоминал юношу, но, спохватившись, что это еще один признак старения, постарался о нем забыть.

Прошло два-три дня. Ясным вечером, выйдя в сад, я любовался пышно распустившейся алой сливой, как вдруг на замощенной камнем дорожке у ворот показался тот же юноша.

– Сэнсэй, я вам не помешаю? Я пришел извиниться.

– Что такое? Поступил на экономический факультет?

– Результатов еще не объявляли. Я повел себя неприлично в прошлый раз. Ничего о вас не зная, непрошено нарушил ваш покой…

– Вот как? Я-то тебя знаю прекрасно. Чего мне до сих пор неизвестно, так это как тебя зовут… Рад вновь тебя видеть.

– Меня зовут Минору Айта… Но вы сказали, что хорошо меня знаете, что вы имеете в виду?

– В прошлый раз ты так хорошо рассказал о себе… Но главное, ты точь-в-точь такой же, каким я был в юности. Вот так-то, Минору. Встретившись с тобой, я, старик, многое обдумал из своей юности и многое понял… Это меня порадовало.

– А я ничего о вас не знал и ворвался к вам единственно потому, что в вашем музее отказался от самоубийства. И вы так любезно меня приняли… На обратном пути я зашел в книжный магазин и поразился. Ваши книги занимают целую полку!.. Я спросил у продавца, что мне прочесть, чтобы лучше узнать об авторе, он мне посоветовал «Человеческую судьбу». В карманном издании – семь томов. Это устрашило меня. Но, вернувшись домой, я тотчас начал читать и вот только три часа назад наконец дочитал до конца. И сразу же решил, что мне необходимо с вами встретиться, и вот я здесь…

Я не стану ничего говорить о «Человеческой судьбе». Эта книга произвела на меня ошеломляющее впечатление, перевернула мое представление о мире, я должен еще дважды, трижды перечитать ее, прежде чем смогу высказать свое суждение. Я хотел только взглянуть на вас, чтобы закалить свой дух. В прошлую нашу встречу я впервые благодаря вам смутно начал догадываться, что такое жизнь. Драгоценную жизнь я получил в дар от Великой Природы, но когда я понял, что каждое дерево, каждая травинка также получили в дар жизнь, мне кажется, я увидел мир другими глазами.

Так он говорил. Между тем я, проведя его в гостиную, заметил:

– Жизнь есть не только у травы и деревьев, этот дом, этот стул, все вещи домашнего обихода – все живут.

– Как? И этот стул – живой?

– Да, живой, поэтому, так же как деревья и травы, если с ним заговорить, он ответит.

– С ним можно разговаривать, правда?

– Вот тебе доказательство… Я каждое утро бреюсь безопасной бритвой, но с тех пор как я, побрившись, обращаюсь к ней со словами: «Большое спасибо!», она стала мне отвечать… Прежде мне одной бритвы не хватало и на неделю, а сейчас я пользуюсь той же бритвой аж две недели. Попробуй сам.

– Неужели и у безопасной бритвы есть жизнь, просто не верится.

– Именно поэтому она отвечает мне. К сожалению, она бессловесна, поэтому не может изъясняться словами.

– Бессловесна… Тогда и деревья и травы тоже бессловесны?

– Да, ни одно живое существо не имеет речи. Только человек владеет речью… В Писании не зря сказано – в начале было слово. Великая Природа только человеку дала речь. Ты, наверно, понимаешь, как важна, как драгоценна для человека речь… Ведь ты, наверно, каждое утро, встречаясь с родителями, приветствуешь их. Обращаешься к ним со словами…

– Нет, в последнее время я с ними не здороваюсь.

– Значит, стал бессловесным животным? Ты меня удивляешь. Ты должен делать это каждое утро, чтобы вновь стать человеком…

– Вы имеете в виду – здороваться?

Он засмеялся, я засмеялся в ответ и вновь заговорил:

– Ты вот давеча сказал… Мол, пришел на встречу со мной, чтобы закалить свой дух. Не знаю, что ты понимаешь под своим духом, но я убежден, что я – твой духовный отец, а ты – мой духовный сын. Само собой разумеется, что духовный сын старается познать своего отца, но так же естественно, что духовный отец надеется на развитие своего сына. Вот почему каждое утро говори: «Доброе утро». Как бы по-детски это тебе ни казалось.

– Я все понял, – заулыбался он.

– Ну что ж, чтобы быть достойным тебя, я должен идти работать… Если понадобится поддержка, всегда приходи.

С этими словами я поднялся и потрепал его по плечу. Выйдя его проводить, я, стоя на каменной дорожке перед воротами, проводил его глазами.

Прошло несколько дней. Как-то, поработав часа два после обеда, я, чтобы дать отдых глазам, взглянул на южную часть сада и увидел, что кто-то прислонился спиной к большому камню перед алой сливой. Вышел на веранду взглянуть – студент Минору.

– Эй, Минору, – окликнул я его, – что-то ты нынче припозднился!

– Сэнсэй, как удивительно много цветущих одуванчиков! Желтые, белые…

– Сейчас я к тебе спущусь, – сказал я и вышел в сад. – Послушай, Минору, выполняешь ли ты то, что давеча обещал, обращаешься ли к родителям каждое утро со словами приветствия?

– Да, я исполнил обещание. Но сперва все вышло как-то нелепо… Когда я утром поздоровался с мамой, она с подозрением спросила: «Что случилось?» – «Всего лишь утреннее приветствие», – ответил я. «Это мне понятно, но не скрывается ли какой-то умысел в том, что ты вдруг, ни с того ни с сего, начал здороваться по утрам?» Она не отставала от меня, пока я не признался, что это вы меня подучили… Услышав ваше имя, мама была наверху блаженства… Позже я узнал, что с юных лет она была вашей ревностной читательницей и почитательницей, в ее комнате оказались все ваши книги, и то же у отца, они и поженились-то, сойдясь на почве любви к вашему творчеству… Я упрекнул ее, почему же в таком случае она, когда я учился в школе, не дала мне почитать «Человеческую судьбу»… Чуть даже не поссорились… Но обошлось, мать удовлетворилась пожеланием, чтобы меня с вами связали более глубокие отношения…

– Ну и продолжаешь ли ты по утрам приветствовать родителей?

– Говорю: «Здравствуйте», и мама отвечает: «Доброе утро!»

– Таким образом ты наконец стал человеком.

– И с отцом мы теперь по утрам обмениваемся приветствиями.

– Отлично… Это и есть Природа.

– Я понял, что самое важное – Природа. Тоже и в образовании… Когда преподаватель навязывает ученикам свои убеждения, это против Природы, – сказал он и поспешно добавил: – Меня приняли на экономический факультет.

– Молодец, наверно, дома все рады…

– Я проявил малодушие. Ответив на экзамене, я решил, что провалился и ни на что не способен, и в ту же минуту всем своим существом возжелал смерти и отправился совершать самоубийство… По счастью, я остался жив и как же обрадовался этому, когда получил извещение, что выдержал экзамен! Тогда я начал обдумывать, в чем причина кризиса. Неужели у меня могли быть такие мысли?.. С целью убедиться в том, что я полностью от них избавился, я решил отправиться на место, где собирался покончить с собой. Был теплый, ясный день, ничто не напоминало о бушевавшей тогда на море буре. Там стоит стела в вашу честь. В тот день был такой страшный шторм, что я не мог приблизиться к ней. На камне вырезаны ваши слова…

 
На заре своих дней
Я,
Брошенный отцом и матерью.
Нищий,
Стоял на этом берегу.
Слушал шум волн,
Гул ветра
И думал о далеких
Иноземных странах.
 

Для вас это дорогое, спасительное место. А я готов был осквернить его, сделав местом смерти! Сердце мое было переполнено… Я приуныл и вдруг вспомнил слова Дзиро Мори в «Человеческой судьбе»: «Ты – сосунок, взращенный в тепличных условиях. Выйди на Природу, если хочешь получить полноценное развитие…»

Затем, руководствуясь моей книгой, он поднялся на гору Усибусэяма, повернулся лицом к Фудзи, прошел через пойму реки Каногава и через Ганюдо. Ощутив свою связь с Природой, вчера ночью он вернулся домой.

– Ты молодец… Из теплицы сразу шагнул в Природу?.. Только смотри не простудись, – расхохотался я.

– Вам тоже надо следить за своим здоровьем. Теперь, когда я соединился с Природой, хочу порадовать моего духовного отца, распустившись цветами и принеся плоды… Да, одной встречи с вами оказалось достаточно, чтобы мой дух утешился, поэтому пора браться за учебу.

С этими словами студент Минору впервые осмелился пожать мне руку и поспешно удалился.

На следующее утро, в восемь, не успел я сесть за стол, как меня позвали к телефону. Звонил Минору. Что еще случилось? – удивился я.

– Сэнсэй, доброе утро! – сказал он.

– Доброе, доброе, – ответил я, ожидая, что он приступит к делу, но он сказал:

– Вы не сердитесь, что я звоню вам с утренним приветствием?

На тот момент я еще не вполне свыкся с мыслью, что смог дожить до утра, поэтому ответил:

– Ты удостоверил меня в том, что я еще не умер.

– Что, если я буду каждый день по утрам вас приветствовать? – вновь спросил он.

– Ну если раз в три дня, – засмеялся я.

Он также засмеялся и повесил трубку.

Через три дня в то же время он позвонил мне с утренним приветствием и с тех пор неизменно звонил каждые три дня.

Его звонки нисколько мне не досаждали. Напротив, они доставляли мне по утрам удовольствие. Но я так ничего и не знал о его учебе. Может быть, из-за того, что я об этом беспокоился, он не выходил у меня из головы. Странное дело… Надо сказать, что, приехав на морское побережье в Нумадзу и зайдя в музей, он купил несколько открыток с моими стихами и хотел расспросить меня, чтобы узнать, правильно ли он их понимает.

 
Родные края…
Меня, одинокого,
обнимают.
 
 
Сделав передышку.
Довериться
Силе времени.
Этому меня учил
Поль Валери.
 
 
Любить
Значит ранить.
Только на старости лет
Я это всем сердцем постиг.
 

Однако тогда он не осмелился спросить, поскольку я обошелся с ним как с малым ребенком. Позже, узнав об этом, я сильно раскаивался и чувствовал себя виноватым, но не подтверждает ли это, что между нами и впрямь установились отношения, как между духовным отцом и его сыном?

В один из последующих дней ко мне в дом пришел представитель жителей Каруидзавы. Я поддерживал акции протеста жителей Каруидзавы, направленные против того, чтобы скудные остатки леса в этом районе были куплены под площадки для гольфа, и в результате долгой борьбы жители в конце концов победили и решили выкупить эту узкую полоску леса вскладчину, чтобы она сохранилась в своем естественном виде. Представитель инициативной группы спешил поделиться со мной своей радостью.

К этому времени в прошлом просторные леса и луга Каруидзавы уже были превращены в площадки для гольфа, отравляя жизнь местным жителям и дачникам. Если и то немногое, что сохранилось от природной лесной зоны, превратится в площадки для гольфа, Каруидзава станет непригодной для жизни людей. Говоря об этом, представитель инициативной группы поделился со мной наблюдениями во время своих поездок по Швейцарии, Франции и Германии.

Ни в одной из этих стран он нигде не видел площадок для гольфа, и ему объяснили, что из-за массовых протестов людей, озабоченных состоянием Природы, строительство площадок для гольфа было прекращено. Если суммировать площадь этих площадок во всех трех странах, то, по его словам, она составит не более четверти площади, отведенной для гольфа в одной только префектуре Тиба.

Кстати, я и сам до войны жил во Франции и Швейцарии и после войны многократно бывал в этих странах и жил в них подолгу, но нигде не видел площадок для гольфа. У меня там есть близкие друзья, но в наших беседах ни разу не звучали слова «гольф» и «площадка для гольфа».

По словам представителя инициативной группы, площадки для гольфа изначально строились под предлогом заботы о физическом развитии граждан, однако в нынешней Японии для обычных людей они недоступны, только малочисленный привилегированный класс участвует в соревнованиях, вышагивая по полю вместо прогулки или развлекаясь игрой на деньги; еще устраиваются соревнования спортсменов, для которых гольф – профессия, с денежными призами, так что и для привилегированного класса эти площадки никак не связаны с первоначально заявленной целью – развитием физической культуры.

К тому же, чтобы дерн на площадках для гольфа оставался пригодным для спортивных соревнований, используют различные удобрения, которые отравляют обычную растительность и даже наносят вред сельскохозяйственной продукции близлежащих угодий.

Следовательно, площадки для гольфа, возникающие повсеместно оттого, что испорченные деньгами японцы, потакая своим желаниям, высокомерно забыли об уважительном отношении к Природе, являются бессмысленными сооружениями, они разрушают Природу и наносят вред множеству людей. На этот раз жители Каруидзавы встали на защиту небольшой рощицы, но в дальнейшем следует организовать движение за возврат в природное состояние всех площадок для гольфа…

Поскольку японцы демонстрируют высокомерное равнодушие к разрушению Природы, Небо всенепременно опустит свой карающий меч. Но тогда, даже если они прозреют, уже невозможно будет вернуть погубленной Природы… Во избежание этого было организовано Общество охраны Природы, и представитель инициативной группы обратился ко мне за содействием.

Я не мог оставаться глухим к призыву защищать Природу, и после обстоятельного разговора мой собеседник ушел удовлетворенным, а я вышел проводить его до ворот.

В это время по лестнице энергично поднялся юноша Минору.

– Чудесный сегодня день, не правда ли? И вы как-то особенно бодро выглядите…

– Да, потому что мы обсуждали бережное отношение к Природе.

– Бережное отношение к Природе? Но ведь это само собой разумеется!

– Само собой разумеется, но не делается. Люди относятся к Природе с безразличием, всячески третируют ее и разрушают.

– Вы мне уже объясняли, что мы получаем жизнь от Природы… Получается, люди губят Природу, являющуюся родительницей их жизни.

– Вот почему я так опечалился… А что у тебя, занятия начались?

– Нет еще. А хоть и начнутся, многие поступившие в Токийский университет считают, что теперь можно не беспокоиться о будущем трудоустройстве, но когда они пойдут на службу, у них уже не будет столько свободного времени, поэтому развлекаются сейчас кто во что горазд.

– Извини… Твое лицо сияет так, будто в твоей жизни началось что-то новое…

– Я начал изучать французский, и он оказался неожиданно легким, я хотел поделиться с вами моей радостью.

– А какие иностранные языки ты уже изучал?

– Английский и немецкий. Английским я владею даже лучше, чем японским, поскольку в детстве воспитывался в Америке, а среди моих одноклассников был немец, я с ним сдружился и благодаря ему стал свободно говорить по-немецки. Теперь же, в связи с моими занятиями, возникла потребность во французском, и я взялся за него – что за чудесный язык! Достаточно запомнить грамматику, и уже можно без труда и читать и писать, а особенно говорить, такой естественный язык, сразу становится родным.

– Не знал, что у тебя такой талант к языкам.

– Иностранный язык – всего лишь язык, ничего особенного, – рассмеялся он, а я про себя порадовался, что мне стало известно еще об одном таланте этого юноши. Но сам он к этому относился вполне равнодушно… Его не было несколько дней, и теперь он заметил, что цветы в саду уже распустились, и, пройдя под магнолию, увидел лиловые цветочки редьки.

– Это ведь редька? Не думал, что у редьки такие красивые цветы! Красивее даже, чем у сурепки. Может быть, стоило посадить их побольше?

– Я не сажал… В этом году они выросли впервые, сами собой.

– Как же много цветущих трав, и вы знаете, как все они называются?

– Нет. Для меня это просто цветы.

– Удивительно, с приходом теплых весенних дней даже эти неприметные растения распускают цветы!

– Любое из них получило от Природы жизнь, поэтому весной они расцветают, чтобы принести плоды. И алая слива, и магнолия…

Я замолчал, боясь, что моя речь превратится в проповедь, а он, продолжая стоять, громко сказал:

– Мы, люди, тоже получили жизнь от Природы. Значит, должны бережно к ней относиться.

– Но, несмотря на это люди только и делают, что губят Природу…

Греясь в лучах весеннего солнца, мы с Минору завели беседу о бережном отношении к Природе. Я сказал, что понятие «Природа» объемлет не только окружающую нас среду, но и братские отношения между людьми, когда один человек живет ради другого, и отношения между людьми и вещами… Говоря это, я про себя размышлял.