Текст книги "Книга о Человеке"

Автор книги: Кодзиро Сэридзава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Когда Бог Великой Природы отправляется в Россию или Америку, живосущая Родительница, по ее же словам, всегда сопровождает Его и оказывает Ему всяческое содействие, и моя жена (об этом я узнал недавно), став постоянной прислужницей живосущей Родительницы, следует за ней и в Россию и в Америку и сообщает мне обо всем происходящем через Небесного сёгуна. Слушая ее, я не мог не восхищаться деяниями Бога-Родителя, который старается сделать людей счастливыми, исправляя их души…

Итак, в сентябре прошлого (1989) года, Небесный сёгун однажды сказал мне:

– Первая работа Бога по Спасению Мира наконец-то должна увенчаться успехом, так что обязательно посмотри телевизор одиннадцатого ноября – будешь доволен.

Я с радостью ждал указанного дня, но об этом уже написано в «Воле человека», и здесь я этого касаться не буду.

Я всего лишь старый, дряхлый японец, но, встречая первый день нового 1990 года, я полон надежды, что не только на Земле воцарился мир, но что человечество обратилось к новому свету.

Именно потому, что я постоянно внимаю душе Великой Природы, я остро чувствую, что это не пустые мечтания.

В связи с этим необходимо рассказать людям других стран о своеобразной японской традиции давать названия годам правления императоров.

Для людей во всем мире словосочетание «1990 год» не имеет какого-то особого смысла. В лучшем случае скажут, что близится двадцать первый век. Однако в Японии, наряду с европейским, существует еще и летосчисление по годам правления императоров, в соответствии с которым девяностый год – второй год «эпохи мира и равенства» – Хэйсэй. В повседневной жизни европейское летосчисление в Японии не используют.

За мою жизнь сменилось четыре императора, следовательно, она включает четыре эпохи – Мэйдзи, Тайсё, Сева и Хэйсэй. Так что всякий раз, когда мне приходится рассказывать свою биографию, я испытываю сложности.

В эпоху Тайсё я поехал учиться во Францию, несколько лет жил за границей и совершенно отвык от японского летосчисления, пользуясь тем, что принято во всем мире. Поэтому, когда на следующий год после моего возвращения повесть «Буржуа» неожиданно удостоилась премии журнала «Кайдзо» и журналисты впервые заинтересовались мною, на вопрос, в каком году я родился, я ответил: «В 1896».

Но в японских журналах было напечатано: «Родился в тридцатом году эпохи Мэйдзи». Сам я в тот момент не усомнился, решив, что, наверно, так оно и есть: 1896 год – тридцатый год Мэйдзи.

Кажется, это было в следующем году. Пожилая женщина из Утиуры, нянчившая меня, когда мне было два года, приехала навестить своего сына, который во время службы в квантунской армии заболел и был направлен в токийский военный госпиталь. Узнав, что у меня туберкулез легких, она пришла проведать меня и сказала нечто удивительное.

По ее словам, поскольку я родился в двадцать девятом году Мэйдзи, году обезьяны, я, в соответствии с пословицей: «Обезьяна и та падает с дерева», заболел туберкулезом, но благодаря тому, что в последнее время годом моего рождения официально признан тридцатый год Мэйдзи, тяжелая болезнь пошла на поправку, так что я смог благополучно и в полном здравии вернуться в Японию. Тридцатый год Мэйдзи – это год птицы (петуха), поэтому родившийся в год птицы, как птица-феникс, наделен отменным здоровьем и может летать по всему миру.

Про себя я посмеялся над суеверьями деревенской старухи, но, если честно, мне стало любопытно, в каком же году я все-таки родился, и я проверил, разыскав свой паспорт.

Мой день рождения был четвертое мая двадцать девятого года Мэйдзи. Это точное число согласно книге регистрации. С тех пор я при случае старался исправить ошибку, но до сих пор натыкаюсь на данные: родился в тридцатом году Мэйдзи. Вот такая неразбериха!

Что касается годов правления императоров, то при восшествии каждого нового императора специальный государственный комитет, учитывая пожелания правительства, выбирает из старинных китайских текстов название, которое бы символизировало предстоящее правление. Это название и используют при исчислении лет. Когда было определено название нынешнего правления – Хэйсэй, я испытал странное чувство.

Это было в двадцатых числах декабря 1988 года. Было объявлено, что император Сева в тяжелом состоянии, и Небесный сёгун сообщил мне, что правление следующего императора будет названо Хэйсэй.

– Хэйсэй? – переспросил я.

– Да, – ответил он. – Бог-Родитель Великой Природы говорит, что выровняет мир и наступит «жизнь, полная радости».

На следующий год в начале января император Сева скончался, императором стал его сын и правление было названо Хэйсэй.

Название годов правления – Хэйсэй – было выбрано государственным комитетом из древних китайских текстов в соответствии с курсом национальной политики, но я-то знал, что в действительности еще две недели назад его определила Великая Природа. Есть над чем задуматься…

Интересно, как обстояло дело с годами правлений Мэйдзи, Тайсё и Сёва? Может быть, и тогда государственный комитет выбрал из китайских книг название, на которое заранее указала Великая Природа?

Правление Мэйдзи продолжалось до летних каникул, когда я учился во втором классе средней школы, но еще с младших классов учителя твердили нам одно и то же объяснение.

«Мэйдзи» – означает «правят солнце и луна». «Солнце и луну» люди издревле почитали в качестве богов, следовательно, Япония – страна, где правят боги. Божественная страна. Поэтому, когда Япония воюет с иностранной державой, она непобедима, ибо боги на ее стороне. Такое толкование я особенно часто слышал в тридцать седьмом – тридцать восьмом годах Мэйдзи, во время русско-японской войны. Его придерживались не только учителя, но и многие взрослые, оно было у всех на слуху, и я нисколько в нем не сомневался.

Названия эпох Тайсё и Сёва также, по всей видимости, имели какой-то смысл, но к тому времени я уже вырос и не признавал ничего, что расходилось бы с принципами рационального мышления, поэтому совершенно не интересовался подобными вопросами. Итак, ныне наступила эпоха Хэйсэй.

Бог-Родитель Великой Природы заранее назвал годы правления нынешнего императора эпохой Хэйсэй, выражая желание выровнять мир, чтобы дать людям, Своим чадам, идеал «жизни, полной радости». В самом деле, прошло полгода и, пусть частично, божественное желание было исполнено, и дабы продемонстрировать это Своим чадам. Он велел смотреть одиннадцатого ноября телевизор.

Благодаря этому в указанный день все мыслящие люди на Земле были поражены, узнав посредством телевизионной трансляции о великом мировом событии, превосходящем самое смелое воображение. И после еще много дней не могли оторваться от телеэкрана, глядя, как после падения Берлинской стены начиная с Восточной Германии и все другие страны Восточного блока одна за другой благодаря восстанию свободолюбивого народа превращались в демократические страны…

Я тоже принадлежу к людям цивилизованного мира, и с нынешнего нового года я почувствовал в себе перемену, как будто воспрял духом. Однако я себя приструнил, устыдившись и сочтя свой неуемный восторг за признак самодовольства и высокомерия. Все же, думая о гении Жаке, пребывающем в Истинном мире, я стал серьезно размышлять о том, возможна ли и на нашей земле такая жизнь, как у людей Истинного мира. И какой должна быть эта жизнь? – вот о чем я более всего жаждал узнать.

И однажды в начале марта я с радостью осознал, что это значит – жить так, как живут люди в Истинном мире.

Больше всего я люблю токийскую зиму. Много погожих дней, дожди редки, небо почти все время голубое, воздух сухой, самочувствие отличное. Однако в этом году, начиная с января, наступила, что называется, «гнилая зима», ясных дней было мало, небо постоянно хмурилось, часто шел дождь. С февраля зарядили ливни, точно наступил сезон дождей, солнце ни разу не показывалось. Я даже не выходил в сад.

Несмотря на затяжные дожди, в кабинете было вполне сносно, поскольку, благодаря комнатному обогревателю, воздух оставался сухим, но, глядя в окно на серое небо, я беспрестанно молился, обращаясь к солнцу:

– Разорви облака, дай свет!

Но молитвы не были услышаны.

Наступил март, но погожие дни не наступили, я уже смирился, как вдруг неожиданно выдалось ясное утро, засияло солнце.

Утром, поработав около часа, я решил принять солнечную ванну и вышел в сад. Прежде всего поприветствовал старшину сада – магнолию, но она не отозвалась. И тут у меня возникло странное чувство. Я смотрел на ее ветви отстранение, точно передо мной было другое дерево. Такое же величественное, такое же гордое, но в нем появилось что-то необычное – магнолия молчала. Мне показалось, что и во мне самом что-то изменилось. Другими словами, мне показалось, что сад – больше не мой сад. Я был поражен.

– Вы не напрасно удивляетесь, – обратилась ко мне старая слива, растущая у главного входа.

Я подошел. На ней уже распустилось несколько цветков.

– Среди деревьев в саду, как в последнее время и в мире людей, произошла революция, они вернулись к Природе, есть чему удивиться.

– Революция среди деревьев?

– Да. Деревья тоже уже не те деревья, что были прежде. Как вы знаете, человеческое сообщество за эти пару лет стало лучше. Нынче второй год эпохи Хэйсэй, говорят, во второй половине года Великая Природа сделает мир людей счастливее. Но прежде мы, деревья, принадлежащие миру Природы, должны стать более естественными, а для этого нам необходимо произвести у себя революцию.

– Что все это значит? Ничего не понимаю! Что произошло, расскажи по порядку.

– Знаете ли вы, уважаемый, что позади каменного фонаря «Каннон – святая Дева Мария» растет самшитовое дерево? Вы ведь, выходя в сад, ни разу на него не взглянули, ни разу с ним не заговорили.

– Самшитовое дерево? Что еще с ним?

– Это долгий разговор, поэтому поставьте-ка шезлонг на солнышко и, принимая солнечную ванну, выслушайте мой рассказ.

Я послушно сел рядом со сливой на солнце, и, греясь в солнечных лучах, приготовился слушать.

По ее словам, самшитовое дерево, высота которого достигает четырех метров, формой своей кроны напоминает так называемые декоративные деревья, поэтому я к нему и не проявлял особого интереса, но оказывается, его возраст больше четырехсот лет! Когда-то в Восточном Нагано, от нынешнего холма Касюэн до слияния рек, тянулась одна непрерывная возвышенность, там-то и посадили давным-давно этот самшит и тщательно за ним ухаживали. В конце Тихоокеанской войны все человеческие жилища на возвышенности в результате налетов американской авиации были уничтожены огнем, но самшит уцелел. Позже владелец этой земли распродал ее по частям, самшит стал помехой, и старый садовник, жалея, что дерево выкорчуют, временно перенес его в свой маленький садик. Он-то и посадил бесплатно этот самшиту меня за фонарем, когда я выстроил на месте пепелища свой новый дом.

Обычно деревья платят за благодеяния Природы распускающимися весной цветами, принося осенью плоды. Самшит не может похвастаться плодами, зато его всегда густая листва выделяет большое количество кислорода, помогая жизни окружающих деревьев, – так он старается отблагодарить Природу.

Прошло уже сорок лет, как самшит был пересажен в мой сад, но он никогда не пытался выделиться среди своих товарищей. Простирая ветви над оживленной дорогой, он защищал все вокруг от выхлопных газов, охранял своих друзей и при этом ни разу не напрашивался на благодарность. Поэтому никто из садовых деревьев не обращает на него внимания и даже не замечает его существования. Видимо, и я, полагает слива, по этой причине никогда его не замечал.

Однако, с наступлением эпохи Хэйсэй, точно так же как в мире мыслящих людей, произошла духовная революция, растительный мир возвращается к истинной Природе, и заслуги самшита в моем саду получили всеобщее признание, более того, в Природе установился порядок, и деревья стали почитаться в соответствии со своим возрастом.

Слива, которой двести тридцать лет, вторая по старшинству после самшита, а вот магнолии, несмотря на ее величественный вид, всего каких-то сорок пять лет, поэтому она теперь сильно стыдится, что возгордилась, хотя по своим данным не годится в старшины сада, и старается держаться в тени. Все без исключения деревья сада всем довольны и счастливы, с радостью приемля благодать Природы. Поэтому в саду всегда такой покой, к немалой радости птиц…

– Вы только посмотрите. Как дивно прекрасны солнечные лучи! С какой радостью их принимают мои товарищи! Для нас это и есть идеальная «жизнь, полная радости»!..

Услышав столь неожиданные речи, я привстал в шезлонге, и сердце мое затрепетало в сиянии Природы.

– Взгляните на пальму, растущую по соседству с магнолией. Как величественно она вознеслась, раскинув густые листья, похожие на большие веера, разделенные по краю, точно пальцы руки! Магнолия постоянно просила вас спилить эту, по ее словам, дикарку. Хорошо еще, что вы отвечали молчанием… Когда это место пришло в запустение, по счастливой случайности ветер занес сюда семя пальмы, благодаря чему возросло это прекрасное дерево, ставшее ныне гордостью сада. Теперь никто уже на него не жалуется, и оно вместе со всеми нами наслаждается «жизнью, полной радости». Я уж не говорю о других моих товарищах. Все мы в покое наслаждаемся благодатью Природы. Ибо каждый из нас знает, что от Природы получил свою жизнь.

Я поднялся. Истоптанная трава была еще пожухлой, но, пробиваясь сквозь нее, одуванчики уже раскрывали свои белые цветы.

– «Затоптанный, расцвел одуванчик, такова наша жизнь»… Не читали ли вы, уважаемый, этих стихов? Одуванчик силен. Там, куда вы, люди, обычно не заходите, в правой стороне сада, цветут не только белые, но и желтые его цветы.

Я направил свои стопы туда. Еще безлистые одуванчики там и здесь возносили белые и желтые цветы, ловя лучи солнца. Безымянная мелкая травка трепетала множеством крохотных лиловых цветочков. Под сенью магнолии в зарослях подбела пробилось несколько молодых ростков.

И при этом в нашем саду покой – вот она, Природа. С этими мыслями я направился к самшиту.

В самом ли деле он так стар? Мне, несведущему в деревьях, трудно было в это поверить. Старый садовник, высаживая самшит, не сказал мне о нем ни слова. Я просил его найти саженец магнолии, может быть, поэтому он, смущаясь, счел, что об этом дереве говорить не стоит. Несчастный самшит! Сколько ему пришлось вытерпеть здесь, у самой дороги!..

Я обратил внимание на стоящий под сенью самшита каменный фонарь «Каннон – святая Дева Мария» и, поклонившись, вновь взглянул вверх, на дерево. И вспомнил, как меня удивило, что старый садовник установил в саду этот фонарь.

До войны в моем саду, помимо маленького фонаря «Юкими», стояло три каменных фонаря – после того, как в результате авиационных налетов сгорел дом, только эти фонари и уцелели. Но ко времени, когда присматривавший в мое отсутствие за домом господин А., через три месяца после пожара, построил маленькую сторожку, эти фонари растащили.

На двенадцатый год после пожара я переехал в нынешний дом, и тогда же старый садовник, работавший там до войны, по своей инициативе приступил к обустройству сада, заявив, что делает это из благодарности к прежнему владельцу. И вот, когда он начал глубоко вскапывать большой участок земли под магнолию, пояснив, что ее корни широко разрастаются и вширь и вглубь, из-под земли вдруг показался фонарь «Каннон – святая Дева Мария».

Отдраив и обмыв его, старый садовник громко позвал меня, сидевшего в кабинете.

– Что там такое? – удивился я и поспешил в сад.

– Вы только посмотрите! Это же потайной фонарь христиан! Я слышал о таких от своего учителя, но увидел впервые. Удивительно! Земля здесь с эпохи Токугавы принадлежала господину Окуре, так не был ли он тайным христианином?.. Этот фонарь видел свет солнца, поэтому прошу вас, не закапывайте его вновь под землю, установите в саду!

– Хорошо. Поскольку все другие разворовали… Где же его поставить?

– Доверьтесь мне!

Садовник был обрадован, я же сразу вернулся в кабинет, но под вечер вышел в сад, чтобы попрощаться с работавшими там людьми. Фонарь уже был установлен на нынешнем месте. Старый садовник с видимым удовольствием объяснил:

– В этом месте его как будто обнимает самшит, так что и фонарь себя будет чувствовать в безопасности, и самшит обретет покой.

– Не слишком ли близко к дороге? Сад просторный, не лучше ли было установить фонарь на юго-восточной его стороне?

– Ваш сад возвышается над дорогой, над головами прохожих, фонарь будет у всех на виду. Посмотрите! И фонарь чувствует себя в безопасности, и самшит радуется.

– Ну раз так, хорошо. Спасибо за работу.

С тех пор прошло много лет. Справа от фонаря я высадил белую камелию, присланную мне одним из моих читателей, с левой стороны садовник высадил маленькое деревце, фонарь покрылся тонким мхом, изваянный в камне строгий лик, по-видимому. Богоматери кое-как можно разглядеть, только пригнувшись…

В это время внезапно кто-то окликнул меня сверху. Удивившись, я вскочил. Не было никого, кроме самшита, кто бы мог ко мне обратиться. Я внимательно посмотрел на старое дерево.

– Как же благодатна Природа! Мы все в саду, и деревья и травы, получив жизнь в дар от Природы, постоянно воздаем ей хвалу и хором возглашаем нашу радость.

Я ничего не сказал в ответ, взволнованный окружающим ярким сиянием, только глубоко вздохнул.

– Почему же люди пренебрегают Природой, разрушают природу и в результате сами становятся несчастными? Совсем недавно снесли дом по соседству, да так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть. Прекрасный двухэтажный дом в японском стиле мигом разрушили огромными механизмами, обломки погрузили на два грузовика и свезли туда, где строят насыпь на морском берегу, чтобы выбросить как мусор. А ведь в том доме тоже была жизнь. В саду росли такие же, как и мы, живые деревья, но и их машинами превратили в мусор и сбросили в ту насыпь. А на освободившемся месте начали строительство трехэтажного многоквартирного дома, нарушая ваш покой. Под предлогом того, что цена земли высока, повсюду происходит то же самое, Природа разрушается… Но Великая Природа не вечно будет терпеть человеческий произвол… Так что люди должны как можно быстрее начать жить, как и мы, в радости… Им ведь тоже заповедана спокойная, счастливая, долгая жизнь…

Вместо ответа самшиту я внутренне возликовал и, приблизившись к сливе, оглядел деревья, растущие в саду.

В сиянии Природы все они хором славословили радость и счастье. Присоединюсь же и я к этому дружному сообществу, подумал я и лег в поставленный на солнце шезлонг, запрокинув голову. Прикрыл лицо платком, отдав тело солнечным лучам, позабыл о работе, обо всем, что меня заботило, и по милости Природы стал одним из деревьев. Вскоре послышалось пение соловья, и я, не чувствуя ни радости, ни удовольствия, просто весь ушел в слух…

Не знаю, сколько прошло времени, и если бы в воротах не появился почтальон, крикнувший: «Вам срочное письмо!», я, наверно, так бы мирно вечно наслаждался Природой, как одно из деревьев, вместе со своими собратьями.

Срочное письмо пришло из Франции, от Мориса Русси. Морис, как я уже писал в «Улыбке Бога», был одним из тех трех моих друзей, с которыми я повстречался, когда, заболев во Франции туберкулезом легких, проходил лечение в высокогорной клинике Отвиля. Гений Жак и Жан Брудель скончались, остался он один, но с тех пор, как несколько лет назад он написал, что болен раком, от него не приходило даже новогодних открыток.

Ставший деревом, я тотчас с радостью распечатал конверт, но так как письмо было на множестве страниц, да еще написано каким-то странным, неразборчивым почерком, я не сразу уловил смысл.

«Дорогой друг!

Как передать чувства человека, возродившегося и перенесенного из ада в рай? Мне такое не по силам, поэтому ограничусь фактами.

В сентябре прошлого года ты написал мне в письме: „Посмотри телевизор одиннадцатого ноября!“ У меня был тогда рак желудка, но какое-то время я лечился дома, поэтому в тот день мог спокойно смотреть телевизор, лежа на своей постели.

Как-то ночью на ложе болезни мне явился гений Жак и сказал:

– Больше полувека назад, когда мы, четыре брата, боролись с болезнью в Отвиле, мы часто говорили о Едином Боге Великой Природы. Этот Бог в 1987 году впервые с тех пор, как на Земле появились люди, спустился на Землю и приступил к Спасению Мира, и один из нас, Кодзиро, встретился с Богом и получил от него помощь. Он полностью выздоровел и, перевалив за девятый десяток, ежегодно публикует большую книгу. Не падай духом, оттого что у тебя рак. Бог Великой Природы придет к тебе на помощь. Вспомни и обдумай то, что он писал тебе в последние годы. Все это – истинная правда, и в ней кроется тайное лекарство, которое исцелит тебя от болезни. Приду к тебе через неделю, так что жди. И хорошо все вспомни!

С этими словами он исчез, но через неделю вновь появился у моего ложа.

– Обнаружил ли ты тайное лекарство, о котором сообщил тебе Кодзиро? – спросил он.

Я сказал ему, что, стараясь меня поддержать, ты часто писал мне о грядущем мире во всем мире, о счастье людей и достойном существовании.

– Это все мне известно, – прервал меня Жак, точно замкнув мои уста. – Чтобы спасти тебя от рака желудка, он попросил меня срочно на тебя воздействовать. По велению Бога Великой Природы, в которого мы верим, он не только пишет книги, но и, получив приказ помогать больным, от которых отказались врачи, посвящает этому в последнее время все свои силы. У него нет каких-то особых сверхъестественных способностей, он всего лишь передает больным то, что велит Великая Природа. Бог Великой Природы, сострадая неизлечимо больным, хочет им помочь… Во Франции очищает и исцеляет души больных вода из Лурда, но в Японию переслать ее нет никакой возможности, поэтому Бог Великой Природы даровал Кодзиро умение самому приготовлять лурдскую воду и повелел лечить ею людей.

Теперь, когда к нему обращаются за помощью больные, от которых отвернулись врачи, он дает им собственноручно приготовленную воду – „Божью воду“, „Живую воду“, и учит, как принимать ее, чтобы омыть душу. И чудесным образом многие люди исцеляются.

– Я сейчас нахожусь на юге Франции, немедленно отведи меня в Лурд, – попросил я его.

– Что ж, идем. В твоем нынешнем состоянии ты и месяца не протянешь. Так же, как некогда в храме Отвиля мы вчетвером возносили молитвы Силе Всемогущей

Природы, вместе помолившись, отправимся в путь. Не будем откладывать. И тогда, как в свое время в Отвиле, ты сможешь на Пасху вернуться к нормальной жизни…

С этими словами он поднял меня с постели… Но, сказать по правде, в этот момент я потерял сознание, знаю, что все время что-то кричал, но что было после – не помню. Наверно, отправился прямиком в Истинный мир…

Как-то утром я проснулся с пересохшим горлом. Медсестра щупала мой пульс. Я попросил воды, и она молча вышла. Вместо нее пришел врач и дал мне воды. Я выпил с удовольствием, чувствуя, как она растекается по телу. Я не мог подняться с кровати. Попросил чего-нибудь поесть. Врач, приподняв мои веки пальцами, заглянул в глаза и вышел. Перед этим у меня из заднего прохода вышло много газа. Вскоре врач ложечкой влил мне в род какой-то жидкой пищи. Я спросил, где я. Врач, заглянув мне в глаза, спросил, как меня зовут. Я ответил. Он спросил, где я живу, после чего вышел. Пришла медсестра.

Я думал, что все это сон, и дремал. Вдруг вижу, возле медсестры сидит моя жена.

– Ты тоже здесь была? – обратился я к ней. – Где я?

– Ты пришел в себя? – спросила она.

Медсестра тут же увела ее и занялась моей задницей. Сменила нижнее белье, подмыла. Мне было приятно. Точно воскрес, захотелось чего-нибудь поесть.

Вскоре жена вернулась вместе с врачом и медсестрой. Прежде чем я успел заговорить, она начала кормить меня с ложечки жидкой пищей. Было вкусно. Я просил еще и еще, и она, улыбаясь, подносила ложку к моим губам. Наконец, я обратился к ней:

– Так где же я? В раю?

– Это больница в Лурде. Не беспокойся и хорошенько выспись.

И, продолжая улыбаться, вышла вместе с врачом и медсестрой. „Больница в Лурде?“ – подумал я и тотчас сладко уснул. Однако меня окликнул брат Жак:

– Морис, ты добрался до этой святой земли и выпил „Божьей воды“, которую называют „Утоляющей жажду“, благодаря чему возродился. Здесь ты должен принять решение. Возвратиться в родные края здоровым или вернуться в гробе. Если выберешь первое, ты полностью „утолишь жажду“, откажешься от власти и желаний и, как твой токийский друг, станешь человеком Истинного мира. Говоря конкретно, недавно у Тебя возникли проблемы с сыном, и ты уступил ему свой бизнес и финансы без всяких условий. Отныне ты будешь жить в согласии с Природой, помогая нуждающимся в твоем краю тем, что дает тебе сын. В этом случае о твоем посещении этой святой земли в будущем будут слагать легенды.

В противном же случае тебя будут презирать за глупый поступок. Решай немедленно. Тебе надлежит сделать лишь то, что уже совершил твой токийский друг. Если решишься, с завтрашнего утра сможешь есть, как обычные люди, и встанешь с постели. И потом сможешь рассказывать всем о том, как почти уже мертвым был перенесен в святую землю, прошел божественное испытание и возродился… Или же хочешь вернуться домой в гробу?..

– Я все понял. Сейчас же позвоню сыну и все исполню, – сказал я, и тотчас Жак исчез. Я открыл глаза, у изголовья сидела жена.

Я сразу же позвонил сыну и выполнил все, что обещал Жаку. Тотчас почувствовал голод и попросил пришедшего осмотреть меня врача принести мне поесть чего-нибудь существенного».

На этом месте я прервал чтение, вложил недочитанные страницы в конверт и откинулся в шезлонге. Я, и не читая, знал все, о чем писал мне Морис.

В 1962 году, в начале лета, я по приглашению Союза советских писателей вместе с Сёхэем Оокой посетил СССР. На обратном пути заехал в Париж и провел два месяца на летнем курорте, где две мои дочери и их учительница музыки снимали дачу: там, совершенно случайно, я присоединился к группе лурдских паломников, в которую входили мэры и префекты, во главе с префектом Ньевра, и посетил с ними святое место. На меня произвел большое впечатление пышный религиозный праздник, и, конечно, меня потрясли совершавшиеся чудеса…

– Как все-таки прекрасно ясное небо! – невольно воскликнул я.

Морис… Как хорошо! Как замечательно, что ему удалось помочь и он чувствует себя воскресшим. Будем же отныне оба наслаждаться жизнью. Я был рад, что ему помогло так же, как и мне… Все же какой чудесный брат – Жак… Надо поблагодарить гения Жака.

В этом прозрачном небе, в верхних слоях атмосферы, есть Истинный мир, где Жак и сейчас продолжает учиться. Жак! Спасибо тебе!..

Я думал о том, как я счастлив, и мысленно спрашивал садовые деревья, не это ли называется жить согласно Природе?

– Ах да, надо бы позвонить Морису…

С этой мыслью я вернулся в кабинет. Странное дело – я впервые звонил Морису из Токио.