Текст книги "Человек из тени"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

40

Утром я просыпаюсь в хорошем настроении. Жажда удовлетворена. Томми рядом нет, но, насторожившись, я слышу, что он внизу. Я потягиваюсь, чувствуя каждый мускул, и соскакиваю с постели.

Затем я принимаю душ, с сожалением смывая с кожи его запах, но душ хорошо освежает. Замечательный секс часто так ощущается. Как марафонский забег. Душ всегда доставляет больше удовольствия, если вы перед этим хорошенько изгваздаетесь.

Я несколько секунд наслаждаюсь этим чувством, затем одеваюсь и спускаюсь вниз. Томми я нахожу на кухне.

Он выглядит так же, как и вчера. Ни малейшей морщинки на костюме. Он сварил кофе. Протягивает мне чашку.

– Спасибо, – говорю я.

– Тебе скоро уходить?

– Примерно через полчаса. Но сначала нужно позвонить.

– Ладно, тогда скажешь. – Он сидит неподвижно, подобно сфинксу, и смотрит на меня. Потом слегка улыбается.

Я поднимаю брови:

– Ты что?

– Думаю о прошлой ночи.

Я смотрю на него.

– Все было замечательно, – тихо говорю я.

– Ну да. – Он склоняет голову набок. – А знаешь, ты так и не спросила меня, встречаюсь ли я с кем-нибудь.

– Я подумала, что, если бы встречался, прошлой ночи не было бы. Я ошибаюсь?

– Нет.

Я смотрю на свою чашку.

– Послушай, Томми, я хочу кое-что сказать насчет прошлой ночи. О том, что ты сказал. Что ты не знаешь, куда это может привести. Я хочу, чтобы ты знал: я действительно имею в виду то, что тогда сказала. Если это никуда дальше не пойдет, все будет в порядке. Но…

– Но если это пойдет дальше, то тоже все будет в порядке.

– Да.

– Прекрасно. Потому что я думаю так же. – Он протягивает руку и гладит меня по волосам.

Я беру его руку и на секунду прижимаюсь к ней щекой.

– Я правду говорю, Смоуки. Потому что ты чертовски привлекательная женщина. Я всегда так считал.

– Спасибо. – Я улыбаюсь ему. – Так как мы назовем нашу эскападу? Одноразовый эксперимент, но с потенциалом?

Он опускает руку и смеется:

– Мне нравится. Скажешь, когда надо будет уходить.

Я киваю и выхожу из кухни, чувствуя себя не просто хорошо, а комфортно. Как бы оно ни вышло, ни я, ни Томми не будем испытывать неловкости за прошедшую ночь. И слава Богу.

Я поднимаюсь наверх, так бережно держа чашку с кофе, будто это эликсир жизни. Что, если учесть мой распорядок дня, не так уж далеко от истины. Всего половина девятого, но я уверена, что Элайна встает рано. Я набираю номер.

Трубку берет Элайна:

– Слушаю?

– Привет. Это Смоуки. Как там она?

– Вроде всем довольна. Она все еще не разговаривает, но часто улыбается.

– А как она спала ночью?

Молчание.

– Этой ночью она кричала во сне. Я ее разбудила и приласкала. Потом она спала спокойно.

– А, черт, ты извини меня, Элайна. – Я ощущаю родительскую вину. Пока я выла на луну, Бонни кричала на прошлое. – Ты представления не имеешь, как я тебе благодарна.

– Бонни – ребенок, которого травмировали и который нуждается в помощи, Смоуки. В нашем доме она не обуза и никогда обузой не будет. – Эти простые слова идут от самого сердца. – Хочешь с ней поговорить?

Сердце пропускает удар. Я вдруг осознаю, насколько я этого хочу. Очень хочу.

– Пожалуйста.

– Подожди немного.

Через минуту Элайна снова берет трубку.

– Она здесь. Я передаю ей трубку.

Какой-то шум, и затем я слышу слабое дыхание Бонни.

– Привет, ласточка, – говорю я. – Я знаю, ты не можешь мне ответить, так что я просто поговорю с тобой. Мне ужасно жаль, что я не смогла заехать за тобой прошлым вечером. Я очень поздно освободилась. Когда я сегодня утром проснулась и тебя не было рядом… – Я замолкаю. Слушаю ее дыхание. – Я скучаю по тебе, Бонни.

Молчание. Снова какой-то шум, затем я слышу голос Элайны:

– Ты хочешь что-то сказать Смоуки, ласточка? – Опять тишина. – Я ей передам. – Затем она обращается ко мне: – Она широко улыбнулась, обняла себя и показала на телефон.

Мое сердце сжимается. Мне ничего не надо переводить.

– Скажи ей, Элайна, что я только что сделала то же самое. Мне пора идти, но сегодня я обязательно за ней заеду. Никаких больше ночевок, по крайней мере в ближайшее время.

– Мы будем ждать.

Положив трубку, я некоторое время сижу, глядя в пустоту. Я осознаю сейчас все свои эмоциональные слои, как явные, так и подспудные. Я испытываю сильные чувства к Бонни. Желание защитить, нежность, зарождающаяся любовь. Они яркие, настоящие. Но есть и другие чувства, которые шепчутся по углам. Они шуршат подобно опавшим листьям, подбрасываемым ногой. Одно из них – раздражение от того, что я не могу вот так просто радоваться ночи, проведенной с Томми. Оно слабое, это чувство, но я его замечаю. Эгоизм маленького ребенка, не желающего делиться. «Разве я не заслужила немного счастливых минут?» – шепчет оно, надув губы.

Кроме того, я слышу голос вины. Гладкий такой, скользкий, змеиный. Он задает один-единственный вопрос: «Как можешь ты позволить себе быть счастливой, если ее нет?»

Я с дрожью узнаю эти голоса. Слышала их раньше, и не раз. Когда была мамой Алексы. Быть матерью – это не одноактное действие, не игра на одной ноте. Это сложное занятие, и оно содержит как любовь, так и гнев, как бескорыстие, так и эгоизм. Иногда у вас дух захватывает от великолепия вашего ребенка. А бывают моменты, правда, очень краткие, когда вам хочется, чтобы никакого ребенка вообще не было.

Меня охватывают все эти ощущения, потому что я становлюсь матерью Бонни. Одновременно всплывает новый голос, упрекающий меня: «Как смеешь ты любить ее? Разве ты забыла? Твоя любовь несет смерть».

Но этот голос не ругает меня, наоборот, злит. «Смею, – отвечаю я, – потому что должна». Это и значит быть родителем. Любовь помогает вам пройти через большую часть трудностей, чувство долга делает остальное.

Я хочу, чтобы Бонни была в безопасности, чтобы у нее был дом.

Я вызываю эти голоса к барьеру. Они пасуют.

Вот и славно.

Пора ехать на работу.

Дверь в офис распахивается, и входит Келли. Она в солнцезащитных очках, в руках держит кружку с кофе.

– Не говори пока со мной, – ворчит она. – Я еще не накафеинилась.

Я принюхиваюсь. У Келли всегда превосходный кофе. Келли обнажает зубы и рычит:

– Мое.

Я вынимаю из своей сумки пакет с маленькими шоколадными пончиками. Вижу, как взлетают брови Келли.

– Взгляни, Келли, какие дивные пончики. Мм… вкусно.

На ее лице борются эмоции, почти что ядерный конфликт.

– А, ладно, – сердито говорит она. Хватает кружку, стоящую на моем столе, и выливает в нее половину своего кофе.

– Теперь дай мне два пончика.

Я достаю две штуки из пакета и двигаю их к ней. Она одновременно двигает ко мне кружку. Когда они встречаются, она хватает пончики, а я кружку. Обмен заложниками произведен. Она садится за свой стол и с жадностью поедает пончики, я же потягиваю кофе.

Божественно.

Келли пьет кофе и ест пончики, разглядывая меня сквозь темные очки.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Это ты скажи, – говорит она с набитым ртом.

«Господи, – думаю я. – Неужели старый миф не врет? Относительно того, что по тебе видно, когда тебя хорошо поимели».

– Не понимаю, о чем ты.

Она продолжает смотреть на меня сквозь темные очки и улыбается широкой улыбкой Чеширского кота:

– Как скажешь, лапонька.

Я решаю ее проигнорировать.

Лео, Алан и Джеймс появляются практически один за другим. Лео выглядит так, будто по нему проехался грузовик. Джеймс выглядит как всегда.

– Подходите поближе, – говорю я. – Пора посовещаться. Лео и Джеймс, как далеко мы продвинулись в поисках имени пользователя и пароля?

Лео проводит руками по волосам.

– Мы связались со всеми компаниями, все оказывают нам всяческое содействие. – Он смотрит на часы. – Я разговаривал с последней полчаса назад. Все результаты мы получим через час.

– Дай мне знать сразу, как что-то узнаешь. Келли, как наши дела с ДНК?

– Джин в самом деле там все закрутил. Сказал мне, что получит результаты в конце дня. То есть, если он определит ДНК и она есть в базе данных, мы к концу дня будем знать, с кем имеем дело.

Все на время замолкают и задумываются над тем, что, возможно, один из этих монстров предстанет перед нами еще до наступления темноты. И один или оба будут за решеткой еще до конца дня.

– Было бы здорово, – бормочет Алан.

– Кроме шуток, – отзываюсь я. – А пока скажите мне: когда доктор Чайлд сможет со мной встретиться?

– В любое время после десяти, – отвечает Келли.

– Хорошо. Келли и Алан, свяжитесь с Барри и проверьте, как там дела у техников-криминалистов, которые занимаются квартирой Шарлотты Росс.

– Конечно, лапонька.

– Я пойду на встречу с доктором Чайлдом. – Я оглядываю офис. – Теперь мы, ребятки, идем уже по горячему следу. Так что давайте не задерживаться. Скорость решает все. – Я смотрю на часы и встаю.

Самое время расставить еще одну сеть.

Прежде чем открыть дверь в кабинет доктора Чайлда, я стучу. Он сидит за столом и читает толстое дело. Я просовываю голову в кабинет, он поднимает глаза и улыбается:

– Смоуки, рад тебя видеть. Входи, входи. – Он показывает на стоящие перед столом кресла: – Садись, пожалуйста. Мне нужна минутка, чтобы свериться со своими записями. Потрясающее дело.

Я сажусь, смотрю, как он листает лежащие перед ним бумаги. Доктору Чайлду лет под шестьдесят. Седой, бородатый и в очках. Выглядит лет на десять старше. Он всегда кажется усталым, в глазах загнанность, которая никогда его не покидает, даже когда он смеется. Он пытается проникнуть в мозг серийных убийц вот уже больше тридцати лет. «Интересно, – думаю я, – а я через двадцать лет буду выглядеть так же?»

Он единственный человек, которому я доверяю больше, чем Джеймсу и себе, в смысле проникновения в психологию монстров.

Он кивает сам себе и поднимает голову:

– Мы с тобой, Смоуки, и раньше сотрудничали. Так что ты знаешь, что я не склонен лицемерить. Сейчас больше, чем когда-либо. Ты ничего не имеешь против?

– Конечно, нет, доктор.

Он переплетает пальцы и кладет на них подбородок.

– Я буду говорить так, будто речь идет об одном человеке. Наша главная цель – Джек Младший, он здесь доминирующая личность. Согласна?

Я киваю.

– Прекрасно. Здесь у нас два варианта. Первый возможен, но, как мне кажется, маловероятен. Я имею в виду, что он притворяется. Что он делает вид, будто считает себя потомком Джека Потрошителя, что все это часть сценария, предназначенного для того, чтобы сбить нас со следа. Я полагаю, что такой взгляд неверен.

Второй вариант более вероятен, но крайне необычен. Мы здесь имеем случай воспитания в противовес природе, нечто вроде продолжительного промывания мозгов. Кто-то потратил очень много сил и времени, чтобы внушить нашему Джеку-младшему, что он действительно потомок Потрошителя. Я полагаю, что для получения удачных результатов промывание мозгов должно было начаться очень давно, в раннем возрасте. Вполне вероятно, что осуществлялось это одним родителем или обоими.

Мы знаем, что большинство серийных убийц имеют похожие биографии. Обычно речь идет об издевательствах в очень раннем возрасте. Это может быть физическое насилие или сексуальное. В результате ярость не может быть направлена против обидчика, поскольку он больше и сильнее. Чаще всего это отец или мать. Обиженный любит этого человека и считает, что его или ее поведение должно иметь оправдание. Что он наказан за что-то, что сделал неправильно.

Ярости нужен выход. Не имея непосредственной цели, она устремляется в одном из трех неизбежных направлений. Первое – это насилие над своим носителем: он постоянно мочится в постель. Второе – насилие над средой обитания: он устраивает небольшие пожары. Третье – насилие над живыми существами: издевательство или убийство животных. Когда носитель взрослеет, ярость толкает его к насилию над людьми.

Разумеется, все это упрощение. Ни один человеческий мозг не бывает точно таким же, как другой. Не каждый насильник в детстве писает в постель, устраивает поджоги или убивает домашних животных. И к насилию его не обязательно приводит отец или мать. Но со временем тенденции, которые мы отмечаем, делают это чрезмерное упрощение на редкость точным.

Доктор Чайлд откидывается на спинку кресла и смотрит на меня.

– Есть исключения. Редко, но бывают. На эти исключения ссылаются те, кто считает, что во всем виновата природа. К исключениям относятся убийцы, выросшие в приличных семьях и в хороших домашних условиях. Дурное семя. Нет никакого логичного объяснения тому, что они делают. – Он качает головой: – Почему именно этот, а не другой? Я всегда полагал, и многие со мной согласны, что действовать могут оба фактора. Природа и воспитание. Разумеется, как я уже отмечал, воспитание может быть превалирующей причиной, к тому же ее легче обнаружить. – Он стучит пальцами по лежащему перед ним докладу. – В этом случае версий куча. Преступник говорит, что не подвергался ни физическому, ни сексуальному насилию. Что ничего не поджигал и не мучил животных. Возможно, он лжет. Но если это не так, тогда он нечто новое. Некто, кому так основательно и так долго внушали определенную систему верований, что она стала его убеждением. Если это правда, то мы имеем дело с крайне опасным человеком. У него нет нарушений психики, причиненных сексуальным или физическим насилием. У него нет заниженной самооценки, вызываемой этими обстоятельствами.

Он может действовать на очень высоком уровне рационализма. Он легко вписывается в общество. Более того, его могли научить, как это делается.

Джек-младший может делать то, что он делает, с убеждением, что это его предназначение. Что он для этого и появился на свет. Он не считает, что поступает плохо. Потому что ему внушали прямо противоположное с того момента, как он начал понимать человеческую речь.

Доктор Чайлд делает паузу.

– Он зациклился на тебе, потому что ты ему нужна, чтобы завершить свою фантазию. Он решил сам для себя, что за Джеком Потрошителем должна быть организована охота, причем охотиться должен самый блестящий детектив. И он для этой цели выбрал тебя. Удачный выбор.

Он наклоняется вперед и снова стучит пальцами по докладу.

– Теперь насчет содержимого банки, которую он тебе прислал. Тот факт, что это плоть говяжья, а не человеческая, может стать для тебя самым мощным оружием. Это символ всего, во что он верит. Он всегда считал, что это правда. И если он узнает, что этот символ вранье и всегда им был, он может пошатнуться. Это может разрушить весь мир, который он для себя создал. Он был очень умен, предельно организован, очень точен. Если он узнает насчет банки, он поймет, что его надули. Разумеется, есть еще один вариант, который мы не должны игнорировать. Он может посчитать наше заявление ложью. В этом случае он будет винить человека, который сообщил ему эту «ложь». Скорее всего ему захочется отомстить этому человеку. У обоих сценариев есть свои положительные стороны, верно?

Я киваю:

– Да.

– Но не забывай, что в любом сценарии заложена опасность. Если у него отнимут то, на чем он строил всю свою жизнь, он может захотеть покончить с собой. И я тебе гарантирую: он не захочет умирать в одиночку.

Я понимаю, что он имеет в виду. Разъяренный Джек-младший, у которого отняли надежду, может превратиться в террориста-самоубийцу. Доктор Чайлд предупреждает меня о такой возможности.

– А что насчет Ронни Барнеса? – спрашиваю я.

Он кивает и смотрит в потолок.

– Молодой человек, которого он якобы разыскал в Интернете и «воспитал» сам? Очень любопытно, хотя далеко не уникальный случай. Убийство группами не так редко встречается, как считают многие. Чарльз Мэнсон был главой самой известной группы убийц, но он был далеко не первым и не последним.

– Верно, – говорю я. – Я с ходу могу привести несколько примеров.

– Именно это я и хочу сказать. Примерно пятнадцать процентов жертв серийных убийств были убиты группами. И хотя наш парень с вывертом, он подходит под этот сценарий. Группы обычно состоят из двух человек, но бывает и больше. Всегда есть доминирующая личность, некто с особой энергией и специфической фантазией. Он или она вдохновляет других, подталкивает их осуществить свои фантазии на практике. Все участники имеют психопатические отклонения, но иногда считается, и я с этим мнением согласен, что без доминирующей личности они никогда бы не дошли до реального убийства. – Он улыбается, и я замечаю в нем усталый цинизм. – Разумеется, их нельзя назвать жертвами. Зачастую после ареста эти преступники заявляют, что они были всего лишь сообщниками, которых принудили. Но это очень редко подтверждается уликами.

– «Команда Потрошителя», – говорю я.

Доктор Чайлд улыбается:

– Прекрасный пример. Причем довольно свежий.

Я говорю о так называемых чикагских потрошителях 80-х годов. Псих по имени Робин Гехт возглавил группу из трех человек, своих единомышленников. К тому времени как группу поймали, погибли по меньшей мере семнадцать женщин, все они перед смертью были изнасилованы, избиты и подвергнуты пыткам. Гехт со товарищи отрезали одну или обе груди у жертв, куски мяса они потом использовали для сексуальных целей или… съедали.

– Гехт сам никогда никого не убивал, верно? – спрашиваю я.

– Нет, не убивал. Но он был движущей силой в этой группе. Кстати, обладал большой харизмой.

– Похоже, – размышляю я вслух, – но не то же самое.

Доктор Чайлд склоняет голову набок и заинтересованно смотрит на меня:

– Объясни.

– Просто я так его чувствую. Разумеется, Джек-младший главный. Он всем руководит. Но в большинстве случаев групповых убийств между членами группы существуют какие-то взаимоотношения. Они дают что-то друг другу. Они могут быть извращенными, эти отношения, но они – команда.Джек пожертвовал Барнесом, и все для того, чтобы добраться до меня и запутать нас. – Я качаю головой. – Мне думается, его последователи только орудие в его руках. Не думаю, чтобы он нуждался в них эмоционально, для воплощения своих фантазий.

Доктор Чайлд переплетает пальцы и задумывается. Вздыхает:

– Что ж, это сходится с его выбором одновременно двух жертв.

– Вы полагаете, что вторая жертва – это я?

– Да. Безусловно, тем самым он становится еще более опасным. Как говорится, он «человек с планом». В его сценарии мистер Барнес и другие просто пешки, пластмассовые фигуры, которые можно двигать куда угодно. Не самые плохие новости, но далеко не самые лучшие. Чем меньше он задействован эмоционально, тем труднее его поймать.

«Блеск», – думаю я.

– Очевидно, что Интернет предоставляет ему доступ и обеспечивает анонимность. – Доктор произносит это почти с тоской. – Извечная двойственность великих изобретений. Они приносят не только огромную пользу, но и огромный вред. С одной стороны, Интернет разрушил политические границы. Электронные письма стали приходить из России еще до падения «железного занавеса». Люди во всех уголках мира могут связаться друг с другом в несколько секунд. Американец и эскимос могут убедиться, что они на самом деле мало чем отличаются друг от друга. С другой стороны, Интернет предоставил почти не ограниченные возможности для таких типов, как Джек-младший. Сайты об изнасиловании, педофилии, сайты с порнографическими картинками, сайты, на которых демонстрируются казни и последствия разных катастроф. – Он смотрит на меня. – Так что ответить на твой вопрос с учетом имеющихся данных, которые он сам и сообщил, можно следующим образом: он будет искать рекрутов, шаря в наименее популярных уголках Интернета, особенно на новых сайтах, которые он посетит первым. Вначале ему ничего не надо будет делать, только наблюдать. Он будет искать определенные склонности. Как и все манипуляторы, он найдет, о чем поговорить, как втереться в доверие, заработать авторитет. Однако, – с этими словами доктор наклоняется вперед, – ему придется с ними встретиться лицом к лицу. Простой электронной почты и чатов недостаточно. По разным причинам. Ничего сложного в том, чтобы притвориться анонимно. Хотя наш Джек – рисковый парень, но он предварительно тщательно готовится. Ему необходимо убедиться, что человек, с которым он разговаривал, действительно тот, за какого себя выдает.

– Что еще? – спрашиваю я.

– Прежде всего мы тут имеем дело с улицей с двухсторонним движением. Те, с кем он разговаривает, также не уверены, что он тот человек, за кого себя выдает. Более того, я просто не считаю вероятным, что он позволяет им воплощать его фантазии без своего личного участия. Нет. Я думаю, он выжидает, оглядывается, составляет список. Далее он каким-то образом убеждается в том, что не ошибается на их счет. Затем он идет на связь в Интернете. А уже после организует с каждым из них встречу. Затем он выбирает метод подчинения человека. Возможно, он начинает с малого. Вроде: «Давай заглянем в окно женского общежития. Давай изобьем проститутку, но не до смерти. Теперь давай прирежем кошку и посмотрим ей в глаза, когда она будет умирать». Так постепенно он лишает будущих партнеров тех немногих моральных принципов, которые регулировали их поведение в обществе, делали их людьми. А уж если ты сунул одну ногу в ад, то отчего не сунуть вторую? И не забывай: ад представляется им раем.

– Сколько времени может занять такая обработка? Чтобы человек преступил черту?

Он смотрит на меня:

– Ты спрашиваешь, сколько такого рода учеников он уже успел создать?

– В основном.

Доктор Чайлд разводит руками:

– Трудно сказать. Зависит от многих факторов. Как давно он этим занимается? Откуда он черпает кандидатов? Если, например, он набирает учеников из недавно освобожденных насильников, то дистанция между изнасилованием и убийством совсем небольшая.

Я смотрю в его усталые глаза и пытаюсь переварить услышанное. Как давно? Сколько человек Джек-младший обратил в свою веру? Мы не знаем. Не можем знать.

– Меня еще вот что беспокоит, доктор. Вы коснулись этого, когда сказали, что он рисковый парень. Но этот процесс обретения последователей, он ведь опасен. Кто-нибудь из этих «протеже» может провалиться. – Я качаю головой. – Мне тут видится противоречие. С одной стороны, он умен. Очень умен и осторожен. С другой стороны, он сильно рискует. Не сходится.

Доктор Чайлд улыбается:

– Ты не пыталась найти самое простое объяснение этому противоречию?

Я хмурюсь:

– Вы о чем?

– Что он сумасшедший.

Я таращу на него глаза:

– Так в этом дело? Он безумен?

– Я немного поясню. – Его лицо становится серьезным. – Но не забывай об этой простой возможности. В нашей профессии это называется «бритва Оккама», она служила мне много, много раз. – Он откидывается назад. – Что касается деталей… Я думаю, здесь действуют два фактора. Один соответствует фантазии. Этой перекрученной пропаганде «чистоты расы», передаче эстафеты Джека Потрошителя и так далее. – Он делает паузу. – Второй фактор свидетельствует о голоде.

– Голоде?

– О том, что двигает всеми серийными преступниками. Потребность делать то, что они делают. Это сильнее осторожности. – Он пожимает плечами. – Контакты с другими, манипулирования ими, обработка их… Этот процесс иррационален. Помимо серьезных признаков безумия, Джек-младший отличается иррациональностью. Если у него отсутствует серьезная мотивация для поступков, до которой мы еще не добрались, тогда эти отклонения коренятся в чем-то отличном от рассудка. А именно в голоде. Он утоляет его преступлениями, и это утоление для него важнее, чем собственная безопасность.

– Значит, основной вывод – он безумен.

– Как я уже сказал.

Я раздумываю.

– Почему Потрошитель? Откуда эта одержимость шлюхами?

– Думаю, одно есть причина другого. Мне кажется, что шлюхи являются причиной фантазий о Потрошителе, не наоборот. Кто бы ни придумал эту тщательно выполненную пародию… – он пожимает плечами, – у них у всех проблемы с женщинами. Возможно, он подвергся сексуальному насилию или стал свидетелем такого насилия. Ирония в том, что мотивация и побуждающая причина у современной копии, весьма вероятно, очень схожи с мотивацией и побуждениями оригинала. Ненависть к женщинам, смешанная с сексуальностью и неудовлетворенным желанием. Старый вариант.

– И опять выходит, что он безумен. А тот, кто вбил ему все это в голову, был настоящим сумасшедшим.

– Да.

Я смотрю в сторону и думаю: «Предсказуемый и непредсказуемый. Движимый рассудком и безумием. Класс». И все же мне представляется, что мы узнали его немного больше.

– Спасибо, доктор Чайлд. Как всегда, вы очень помогли.

Он смотрит на меня. Глаза у нее печальные, усталые.

– Это моя работа, агент Барретт. Я позабочусь, чтобы тебе переслали мой отчет. И пожалуйста, будь с этим типом очень осторожна. Тут нечто новое. Верно, новое и может представлять интерес с научной точки зрения… – Он замолкает на секунду. – В реальной жизни это еще одно слово для обозначения опасности.

Я чувствую, как дракон во мне начинает шевелиться.

– Позвольте мне взглянуть на это со своей стороны забора, доктор. Как он это делает и почему? Возможно, тут есть новизна. Но что он делает? – Я мрачно качаю головой. – Убийство оно и есть убийство.