Текст книги "Человек из тени"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Конечно. Что-нибудь еще?

– Да. Ради интереса, когда умер Ронни Барнес?

– Погодите. – Я слышу, как он нажимает на клавиши компьютера. – Значит, так… Тело нашли 21 ноября. С учетом разложения и других факторов медики пришли к выводу, что он умер 19-го.

Я чувствую, как мне не хватает воздуха. Рука, держащая трубку, немеет.

– Агент Барретт? Вы меня слушаете?

– Да. Спасибо за помощь, Боб. Я буду ждать досье. – Я слышу свой голос как будто издалека.

– Пошлю с курьером завтра утром.

Мы оба отсоединяемся, и я смотрю на телефон.

19 ноября.

Поверить невозможно.

Джозеф Сэндс разрушил мою жизнь в ту самую ночь. В тот же самый день.

Случайное совпадение? Или в этом есть что-то, чего я пока не понимаю?

34

Остаток дня проходит как во сне. Возвращается Келли. С Мэрилин все в порядке. Сержант Олдфилд уверяет меня перед уходом, что он ни за что не позволит Джеку-младшему добраться до Мэрилин и сделать с ней то, что сделал Барнес с девушкой, запечатленной на видео. Все подготовлено для получения завтрашней посылки от Джека-младшего. Можно по домам.

Я сажусь в машину и мысленно возвращаюсь к совпадению дат. Мне кажется, что мое время искривилось. Получается, что в тот момент, когда Ронни Барнес улыбался в камеру, я кричала, а Мэтт умирал. Когда Барнес кромсал тело бедной брюнетки, Джозеф Сэндс уродовал мое лицо.

Когда это происходило, Джек-младший уже вовсю действовал.

И уже тогда он знал обо мне.

Вот это больше всего меня беспокоит. С каких пор он думает обо мне? Не ждать ли мне еще одного Джозефа Сэндса?

Я боюсь. Нужно признаться самой себе: я в ужасе.

– Чтоб тебя черт побрал! – кричу я и ударяю кулаком по рулевому колесу, причем так сильно, что рука немеет. Все мое тело трясется. – Вот так-то лучше, – бормочу я, хотя тряска продолжается. – Держись, Смоуки.

Таким образом всю дорогу до дома Алана и Элайны я подпитываю свою ярость, все больше злюсь на Джека-младшего за то, что он заставил меня испытать страх.

Но полностью избавиться от страха мне не удается.

35

Я пользуюсь вчерашним приглашением Алана и Элайны к ужину. Мне необходима нормальная обстановка, и Элайна меня не разочаровывает. Она выглядит лучше, больше похожа на себя обычную. Она несколько раз заставляет меня рассмеяться и, что куда важнее, вызывает многочисленные улыбки у Бонни. Я вижу, что Бонни привязывается к ней все сильнее и сильнее. Я ее вполне понимаю.

Нам пора домой, и Элайна собирает вещи Бонни. Алан и я сидим в гостиной и ждем. Нам даже молчать хорошо вместе.

– Мне показалось, она прилично себя чувствует, – говорю я.

Он кивает:

– Ей лучше. Бонни помогла.

– Я рада.

Бонни врывается в гостиную, прерывая разговор. За ней идет Элайна.

– Ты готова ехать домой, солнышко? – спрашиваю я.

Она улыбается и кивает. Я встаю, обнимаю сперва Алана, потом Элайну. Целую Элайну в щеку.

– Алан сказал тебе, что мы завтра рано начинаем?

– Сказал.

– Ничего, если я привезу Бонни в семь часов?

Она улыбается, наклоняется и лохматит волосы Бонни, та смотрит на нее обожающими глазами.

– Разумеется. – Она присаживается на корточки. – Обними меня, ласточка.

Они обнимаются, улыбаются, и мы направляемся к двери.

– Иди наверх, ложись спать, солнышко, – говорю я Бонни. – Я поднимусь через минуту.

Она кивает и шлепает босыми ногами по лестнице. Звонит телефон.

– Это Лео.

– Что случилось?

– Мы с Аланом получили ордер на просмотр списка клиентов Энни, – говорит он. – Не успел сказать вам перед уходом. Я связался с компанией, она охотно пошла на сотрудничество.

– Так ты получил список?

– Я занимаюсь им последние четыре часа. Кое-что нашел.

– Рассказывай.

– Выяснилось, что у вашей подруги было много клиентов. Почти тысяча человек. Я подумал, что можно будет для поиска поставить задачу с параметрами Джека Потрошителя. Ну, знаете, Лондон, ад и все такое.

– И что?

– Нашел сразу. Фредерик Абберлайн. Это инспектор, который прославился поисками Джека-старшего.

– Почему ты мне не позвонил?

– Потому что еще не закончил. Сами подумайте. Слишком уж очевидно. Они бы так легко не сообщили свой настоящий адрес. Но я все равно проверил. Это ящик на почте.

– Черт, – говорю я.

– Но это все-таки ниточка, – возражает он. – Я тяну за нее с другой стороны. Когда кто-то пользуется своей кредитной картой, его личный номер остается в отчетах.

– Как это?

– Все, что существует в Интернете, имеет свой номер. Регистрационный номер Интернета. Каждый раз, когда вы возникаете в Интернете, вы начинаете существовать как личность, вы и ваш номер.

– Значит, если вы расписываетесь за что-то с помощью своей кредитной карты, ваш номер учитывается?

– Да.

– И куда это может нас привести?

– Вот тут есть проблемы. Ваш регистрационный номер может быть связан с вашим соединением в Интернете двумя способами. Один нам подходит, другой нет. Эти номера являются собственностью компании, обеспечивающей вам доступ в Интернет. В большинстве случаев, когда вы соединяетесь, вам придается новый регистрационный номер. Нет последовательности.

– Этот тот способ, который нам не годится, – догадываюсь я.

– Верно. Второй способ – «постоянное соединение». Здесь ваш номер является неизменным. Если Джек-младший пользуется этим способом соединения, то его номер приведет нас к нему.

– Гм… – задумываюсь я. – Может быть, я ошибаюсь, но, сдается, этот парень умен.

– Возможно, – отвечает Лео. – Но может быть, и нет. Но все равно нам это может помочь. Интернетовский провайдер имеет журналы, в которых отмечается, когда используются те или иные номера. И вы можете засечь общее расположение. Или даже точное.

– Это хорошо, Лео. Ты молодец. Продолжай интенсивно работать.

– Обязательно.

Я верю ему. Я слышу задор в его голосе и сомневаюсь, что он сегодня отправится спать. Он почуял кровь, а это опьяняет охотника, не позволяет ему остановиться.

Я отправляюсь в постель к уже спящей Бонни.

Я вижу сон. Странный, не связанный с другими. Сон – реальное воспоминание.

– Душа как алмаз…

Так однажды в приступе гнева сказал мне Мэтт. Я занималась делом, которое заполняло все мое время в течение трех или четырех месяцев. Я почти не виделась с Мэттом и Алексой. Первые три месяца он терпел, помогал, ничего не говорил. Но однажды ночью я, вернувшись домой, застала его сидящим в темноте.

– Так дальше не может продолжаться, – сказал он.

Я расслышала злость в его голосе и онемела. Мне-то казалось, что все в порядке. Но с Мэттом всегда было так. Он стоически выдерживал то, что его беспокоило, но в конце концов взрывался. Когда такое случалось, я терялась, потому что переход от намеков на шторм к настоящему урагану был стремительным.

– О чем ты говоришь?

Его голос задрожал от гнева.

– О чем я говорю? Господи, Смоуки! Я говорю о том, что тебя никогда не бывает дома. Ладно, один месяц. Пусть два – плохо, но можно вытерпеть. Но три месяца – это никуда не годится, черт побери. Я сыт по горло! Тебя никогда нет, а если ты здесь, то не общаешься ни со мной, ни с Алексой, ты раздражена, ты огрызаешься. Вот о чем я говорю.

Мне всегда трудно было справиться с прямым нападением. Я приписывала это ирландской лени, хотя, по правде, моя мать была эталоном терпения. Нет, это моя собственная черта. Загоните меня в угол, и все понятия о правильном и неправильном вылетят у меня из головы. У меня появится лишь одна цель – выбраться из этого угла, и ради этого я не побрезгую грязными приемами. У Мэтта был свой недостаток: он накапливал гнев. И это плохо сочеталось с моим недостатком: нападать без раздумья или мысли о последствиях, если прижать меня к стене. Это несоответствие было одним из недостатков нашего брака. Я до сих пор тоскую по нему.

Мэтт загнал меня в тупик, и я ответила так, как делала всегда, когда не видела выхода: я нанесла удар много ниже пояса.

– Полагаю, я должна сказать родителям этих маленьких девочек, что у меня нет времени ловить парня, который их убил, да? Вот что я тебе скажу, Мэтт. Я начну работать с девяти до пяти. Но я заставлю тебя смотреть на фотографии следующей убитой девочки и разговаривать с ее родителями.

Слова были холодными, жестокими и ужасно несправедливыми. «Но такова жестокость того, чем я занимаюсь», – подумала я, в бешенстве от того, что он этого не понимает. Если я буду сидеть дома с семьей, убийца сможет спокойно творить свое черное дело. Если я посвящу все свое время преследованию убийцы, я заброшу семью, обижу близких. Приходится постоянно балансировать, как бы тяжело ни приходилось. Мэтт густо покраснел и пробормотал:

– А пошла ты, Смоуки. – Он покачал головой. – У тебя душа как алмаз.

– Что ты хочешь этим сказать, черт побери? – возмутилась я.

Он скорчил гримасу.

– Я хочу сказать, что у тебя прекрасная душа, Смоуки. Прекрасная, как алмаз. И такая же твердая и холодная.

Эти слова были настолько обидными, что весь мой гнев улетучился. Мэтту жесткость была несвойственна. Она всегда была моей прерогативой, и почувствовать ее на своей шкуре было непривычно. И еще: где-то в глубине души шевелилось сомнение, страх, что, возможно – только возможно, – он прав. Я помню, таращилась тогда на него с отвисшей челюстью. Он тоже смотрел на меня, и на его лице проступали слабые признаки стыда.

– Пошло оно все, – сказал он и затопал по лестнице наверх, оставив меня в темной гостиной.

Разумеется, мы помирились. Пережили тот период. Для того и нужна любовь. Любовь – это не романтика и страсть. Это прежде всего умение прощать. Это когда вы принимаете абсолютно все в другом человеке, все хорошее и плохое, а этот человек все принимает в вас, и вы знаете, что хотите разделить с этим человеком свою жизнь. Знать худшее о другом человеке и все равно любить его всей душой. И знать, что этот человек разделяет ваши чувства.

Это ощущение безопасности и силы. И коль скоро вы этого добились, романтика и страсть не ослепляют. Ваше чувство неуязвимо и вечно.

Вечно в том смысле, что до вашей смерти.

Я не проснулась после этого сна с криком. Просто проснулась. Почувствовала слезы на щеках. Я дала им высохнуть, прислушиваясь к собственному дыханию. Затем снова заснула.

36

– Ты так и не был дома, верно? – спрашиваю я у Лео.

Он смотрит на меня красными глазами и что-то бормочет.

– Сам виноват. Слушайте, – обращаюсь я к присутствующим. – Келли и Алан будут со мной на парковочной стоянке. Лео и Джеймс, я хочу, чтобы вы продолжали делать то, что делали.

В ответ они кивают.

– Пошли.

Сапер показывает свою бляху. Его зовут Регги Гантц. Ему под тридцать. У него скучающий вид и твердый взгляд.

– Специальный агент Барретт. Покажите, чем располагаете.

Он ведет меня к армейскому фургону и открывает его. Вынимает оттуда лэптоп и нечто похожее на большую кинокамеру.

– Это главное. Портативная цифровая рентгеновская установка. Передает изображение содержимого пакета на экран лэптопа. Поскольку вы сказали, что пакет наверняка перешлют через третье лицо, мы не стали беспокоиться насчет возможности приведения бомбы в действие движением. Он ведь не захочет, чтобы она взорвалась по дороге сюда.

– Разумно.

– Значит, сначала рентген. Затем я воспользуюсь «нюхальщиком». Я потру пакет хлопчатобумажной ветошью. Затем «нюхальщик» с помощью спектрометрии определит, есть ли там следы элементов. В результате мы будем практически уверены, есть там бомба или нет.

Я одобрительно киваю.

– Мы не знаем, когда именно доставят посылку, так что устраивайтесь поудобнее и ждите.

Он прикладывает пальцы к фуражке в салюте и молча возвращается к своему фургону. Мистер Лаконичность.

Я в уме повторяю наш план. Водитель приедет, чтобы доставить пакет. Мы его задерживаем, чтобы снять отпечатки пальцев. Пакет будет осмотрен Регги, и когда он даст добро, мы с Аланом быстро отвезем пакет в криминалистическую лабораторию. Они поищут отпечатки и с помощью пылесоса соберут все возможные улики. Пакет сфотографируют. Только после этого его содержимое передадут нам.

Эта приверженность к определенной процедуре одновременно наше достоинство и недостаток. На обработку того, что у преступника занимает минуты или часы, у нас порой уходят дни. Мы всегда медленнее. Но мы обязательно находим все, что оставляет преступник. Наша способность интерпретировать даже самые мелкие улики по-настоящему пугает. Скоро преступникам придется работать в космических скафандрах, чтобы не оставлять никаких следов. Но даже и в этом случае мы сможем догадаться, что преступник носил скафандр.

Отсутствие улик говорит о многом. Прежде всего, что преступник обладает хотя бы минимальными познаниями в полицейской и судебной практике. Это позволяет проникнуть в методологию и психологию убийцы. Какой он – образованный, собранный и терпеливый или невежественный, суетливый и безумный? Об этом говорят улики или их отсутствие.

– Эй, – говорит Алан. – Думаю, это то, чего мы ждем.

Я вижу подъезжающий фургон для перевозки почты. Фургон останавливается перед зданием. Мне виден водитель, молодой блондин с пушистой бородкой, он смотрит на нашу компанию с явным беспокойством. Я его не виню. Он скорее всего не привык, что его встречает целый контингент серьезных людей довольно устрашающего вида. Я подхожу к дверце фургона и жестом прошу водителя опустить стекло.

– ФБР, – говорю я, показывая свое удостоверение. – У вас пакет по этому адресу?

– А, да. Там, сзади. А в чем дело?

– Этот пакет – вещественное доказательство, мистер?..

– О, Джедедая. Джедедая Паттерсон.

– Мне нужно, чтобы вы вышли из фургона, мистер Паттерсон. Этот пакет послан преступником, которого мы преследуем.

У него отвисает челюсть.

– Правда?

– Да. Мы должны взять отпечатки ваших пальцев, сэр. Пожалуйста, выйдите из фургона.

– Мои отпечатки? Зачем?

Я заставляю себя сохранять терпение.

– Мы будем проверять отпечатки пальцев на пакете. Нам нужно знать, какие принадлежат вам, а какие преступнику.

До него наконец доходит.

– А… да, я понял.

– Выйдите, пожалуйста, из фургона. – Мое терпение кончается. – Быстро.

Возможно, он это чувствует, потому что открывает дверцу и вылезает.

– Спасибо, мистер Паттерсон. Пожалуйста, подойдите к агенту Вашингтону, он возьмет у вас отпечатки.

С этими словами я показываю на Алана и наблюдаю, как Паттерсон боязливо смотрит на него.

– Не беспокойтесь, – говорю я забавляясь, – я знаю, он большой, но он опасен только для плохих парней.

Паттерсон облизывает губы, не сводя взгляда с человека-горы.

– Как скажете. – Он подходит к Алану.

Теперь я могу рассмотреть пакет. Регги Гантц со своим оборудованием уже стоит у почтового фургона. Вид у него скучающий.

– Поехали? – спрашивает он.

– Начинайте, – говорю я.

Он подходит к заднему борту фургона, открывает дверцы. Нам везет, в фургоне всего три пакета. Нужный он находит сразу. Пакет адресован мне.

Я смотрю, как Гантц включает лэптоп и мобильную рентгеновскую установку. Через несколько секунд мы видим содержимое пакета на экране лэптопа.

– Похоже на какую-то банку и письмо… Есть что-то еще, плоское и круглое. Возможно, дискета. Вот и все. Теперь нужно запустить «нюхальщика». Чтобы убедиться, что нет взрывчатых веществ.

– Это возможно?

– Вряд ли. Почти все жидкие взрывчатые вещества ненадежны. Пакет наверняка бы разлетелся еще по дороге сюда. – Он пожимает плечами. – Но в нашем деле ничего нельзя принимать на веру.

Я рада, что Регги здесь, но, по-моему, нужно быть психом, чтобы заниматься такой работой.

– Валяйте, – говорю я.

Гантц достает клочок ваты и вытирает пакет. Затем закладывает вату в прибор. Спектрометр начинает работать. Через пару минут Регги смотрит на меня:

– Полагаю, можно вскрывать.

– Спасибо, Регги.

– Без проблем. – Он зевает.

Я качаю головой, наблюдая, как он плетется к армейскому фургону со своим оборудованием. У каждой пташки свои замашки.

Я остаюсь наедине с пакетом. Я смотрю на него. Он не очень большой. Мне не терпится заглянуть внутрь. Просто руки чешутся.

Я обхожу почтовый фургон спереди. Алан возвращается с Джедом Паттерсоном, чьи пальцы черные от чернил. Я обращаюсь к Алану.

– Пакет проверен, – говорю я. – Поехали в лабораторию.

Лабораторией заведует Джин Сайкс. Когда мы входим в комнату, на его лице появляется выражение покорности.

– Привет, Смоуки. Сколько времени вы мне даете?

Я ухмыляюсь:

– Да ладно, Джин. Мы спешили, как могли.

– Угу. Выходит, вам это нужно вчера?

– Ага.

Он вздыхает:

– Тогда рассказывай.

– Посылка доставлена обычным способом, она определенно от нашего парня. Мы проверили ее на наличие бомбы, это означает, что с внешней стороны пакет протерт. Мы также взяли отпечатки пальцев от водителя фургона.

– Что в пакете, знаете?

– По словам сапера, какая-то банка, письмо и дискета.

– Откуда знаете, что посылка от преступника?

– Он нам сообщил, что пошлет пакет.

– Надо же, какой предупредительный. – Сайкс некоторое время обдумывает полученную информацию. – Вы уже обрабатывали место преступления?

– Да.

– Что-нибудь нашли?

Я рассказываю об отпечатках, найденных на кровати Энни.

Джин чешет в затылке. Начинает погружаться в проблему.

– Мне нужно, чтобы эта посылка была осмотрена самым тщательным образом, Джин. И как можно быстрее.

– Конечно. Я буду обрабатывать ее слой за слоем. Коробку, содержимое, адрес. Ты говоришь, преступник очень осторожен, так что я сомневаюсь, что мы найдем пластиковые или видимые отпечатки.

На месте преступления обычно остаются три типа отпечатков пальцев: пластиковые, видимые и латентные. Мы больше всего любим первые два типа. Пластиковым называется отпечаток на мягкой поверхности вроде воска, мыла или пасты. Видимый образуется, когда преступник мокрой рукой касается твердой поверхности; такой отпечаток можно увидеть невооруженным глазом. Но чаще всего встречаются латентные, или невидимые, отпечатки. Именно такие и следует искать, методы обнаружения их иногда сродни искусству.

Джин – настоящий артист. Если отпечатки есть, он обязательно их найдет.

– Само собой разумеется, Джин, если там дискета, я должна знать ее содержание, прежде чем ты сделаешь что-нибудь, что может ее испортить.

Получение латентных отпечатков иногда связано с применением химикатов или нагревания. В этом случае диск может быть испорчен и его нельзя будет прочесть.

Он, обиженный, презрительно смотрит на меня:

– Пожалуйста, Смоуки. С кем, по-твоему, ты тут имеешь дело?

– Прости, – улыбаюсь я и протягиваю ему два пакета для вещественных доказательств, в которых лежат последние послания Джека-младшего и диски. – Посмотри это позже. Они от того же преступника.

– Что-нибудь еще? – саркастически спрашивает Джин.

– Тебе повезло, ты сможешь воспользоваться моей помощью и опытом, лапонька, – говорит Келли.

Джин с кислой миной смотрит на нее.

– У нас нет времени, Джин. Он предупредил нас, что собирается убить снова.

Он сразу становится серьезным.

– Сделаю, что смогу.

Я захожу в офис и застаю Алана за разговором по телефону. Он говорит быстро. Что-то его взволновало. В одной руке он держит досье Энни.

– Мне требуется подтверждение, Дженни. Хочу быть уверенным на сто процентов. Ладно. – Он ждет, нетерпеливо притоптывая ногой. – Правда? О’кей, спасибо. – Он вешает трубку, вскакивает с кресла и подходит ко мне: – Помнишь, я тебе говорил, что меня что-то беспокоит?

– Да.

– Это было в списке вещей, взятых из ее квартиры. – Он открывает досье и находит нужную страницу. – Квитанция от дезинсектора, он осматривал ее квартиру за пять дней до убийства.

– И что?

– Дело в том, что в таких местах, где она жила, эти услуги обычно оказываются для всего дома в целом.

– Не обязательно. Но продолжай.

– Да, я бы тоже не обратил внимания. Но я видел эту квитанцию своими глазами, и что-то насчет нее меня с той поры беспокоило.

– Выкладывай, Алан.

– Прости. Я говорю о надписи на квитанции. – Он хватает со стола блокнот и читает: – «Миру я пугал кошку паатс». Хрен знает что! А расписался этот парень так: Явойт Ацийбу.

– Странное имя.

– Это анаграммы, верно? – вмешивается Джеймс.

Алан удивленно смотрит на него:

– Совершенно верно. Как ты… Ладно, проехали. – Он поворачивается ко мне и показывает блокнот: – Видишь, поменяй буквы местами в первой записи и получишь: «Умри, глупая потаскушка».

У меня холодеют руки.

– А в подписи переставь буквы и получишь: «Я твой убийца».

– Последнее оскорбление, – бормочет Джеймс. – Он говорит ей прямо в лицо, что она умрет, что он ее убьет. А она не догадывается.

По идее я должна прийти в ярость, но ничего не чувствую. Похоже, я привыкла к играм Джека-младшего, закалилась. Бросаю взгляд на Алана:

– Ты недурственно потрудился.

Он пожимает плечами:

– Я всегда интересовался анаграммами. И обращал внимание на детали.

– Да, да, ты просто потрясающ, – говорит Джеймс. – Вот только что мы с этим будем делать?

– А это ты нам скажешь, задница, – говорит Алан.

Джеймс не обращает на оскорбление никакого внимания. Он кивает и продолжает размышлять:

– Не думаю, что он решил позлорадствовать. Скорее, он проводил рекогносцировку.

– Или хотел проверить полученную информацию, – говорю я. – Возможно, он бывал там раньше и хотел убедиться, что ничего не изменилось.

– Хотел присмотреться, – говорит Алан. – Это похоже на правду. Ведь эти парни умные, осторожные, они все планируют.

– Возможно, это их принцип действия, – говорю я и начинаю заводиться. – Если мы сумеем определить, кто станет их следующей жертвой, то схватим разведчика. – Я поворачиваюсь к Лео: – Как у нас дела на этом фронте?

Лео морщится:

– Боюсь, никаких хороших новостей. Регистрационный номер оказался непостоянным. Нам удалось засечь, откуда он выходил в Интернет, но и тут мы попали в тупик.

– Это почему?

– Он пользовался киберкафе. Это такое кафе, где можно выйти в Интернет. Полная анонимность.

– Черт. Что-нибудь еще? Хоть что-то?

– Нет.

– Что ж, все включайте свои мозги. На полную катушку.

Звонит телефон. Алан отвечает, слушает, вешает трубку.

– Можно идти в лабораторию, – говорит он мне.

Я спускаюсь на лифте на четыре этажа. Вхожу в лабораторию. Джин оживленно беседует со снисходительной Келли.

– Осторожнее, – говорю я ей, – он тебя заговорит.

Джин поворачивается ко мне:

– Я рассказывал агенту Торн о последних достижениях в области идентификации ДНК.

– В голову ударяет, – замечает Келли самым сухим своим тоном.

Джин ухмыляется.

– Да будет тебе, – говорит он. – Я ведь неплохо тебя знаю, Келли. Ты была одной из лучших моих студенток.

Она улыбается и подмигивает мне.

Я салютую ему:

– Слава тебе, о великий Джин! Кстати, о птичках, что у тебя есть для меня?

Он в последний раз хмурится в сторону Келли. Она показывает ему язык. Он со вздохом поворачивается ко мне:

– Никаких непосредственных физических улик. Я имею в виду, никаких отпечатков пальцев, ниток, волос, эпителий, ничего такого. Но то, что там есть, очень и очень интересно. Это говорит нам о преступнике то, о чем он сам не догадывается.

У меня сразу ушки на макушке.

– В смысле?

– Все в свое время, Смоуки. Чтобы понять, тебе сначала нужно прочитать письмо. – Он передает мне лист бумаги. – Приступай.

Я не люблю загадок. Но Джин – один из лучших судебных экспертов в этой стране. Может быть, даже в мире. Да и Келли мне кивает:

– Стоит потерпеть, лапонька.

Я принимаюсь за письмо.

Привет, агент Барретт!

Я умираю от любопытства: как вам понравилась повесть о Ронни Барнесе? Боюсь, умишком он был скуден, но вполне годился, чтобы проиллюстрировать то, что я хотел сказать. Я знаю, вас мучает мысль: как много еще Ронни бродит вокруг? Увы, мне приятно держать вас в неведении.

Я видел, как вы входили в тир после возвращения из Сан-Франциско. Ну, я и волновался! Всегда приятно, когда гамбит так идеально разыгран. Теперь мои оппонент полностью во всеоружии. При этой мысли у меня кровь быстрее бежит по венам. А у вас нет этого ощущения? Сердцебиение не учащается? Вы заметили, как обостряются чувства?

– Он следит за тобой, лапонька.

– Да. Нам придется этим заняться.

Вы сейчас выглядите по-другому, агент Барретт. Более опасной. Уже не прячете шрамов, которых когда-то стыдились.

Это хорошо. И для вас, и для меня. Потому что теперь мы можем отбросить нежности. Теперь мы можем сделать игру по-настоящему интересной!

Я вложил в посылку две вещи специально для вас. Одна из них, содержимое банки, нуждается в объяснении.

Давайте поговорим об Энни Чэпмен. Еще ее называют Темная Энни. Припоминаете, агент Барретт? Вы должны помнить. Она была второй жертвой моего предка.

Бедная, бедная Энни Чэпмен. Знаете, она не всегда была грязной шлюхой. Она дождалась, когда умрет ее муж, и только тогда начала раздвигать ноги для всех желающих. Отвратительно. Убив ее, мой предок вскрыл нарыв на теле общества.

Она была первой, у кого Джек взял кое-что на память. Он вырезал ее матку, верхнюю часть влагалища и две трети почки.

Разумеется, многие пытались всячески это объяснить. И разумеется, все они ошибались. Ни у кого не хватило проницательности, чтобы понять замысел моего предка. Я поделюсь им с вами, так что слушайте внимательно.

Джек знал, что его кровные родственники в прошлом были людьми необыкновенными. Они произошли от древних хищников. От охотников. Они были выше человеческого стада. Он знал, что на нем лежит обязанность передать свои знания и свою силу будущим поколениям, объяснить, в чем заключается наша святая миссия.

И он собрал много сувениров. Он собирал эти кусочки шлюх, запечатывал их, хранил. Он завещал передавать их из поколения в поколение в качестве напоминания о нашей святой миссии.

Я ведь говорил, что предоставлю вам доказательство моих претензий, агент Барретт. Я держу слово. Я передаю вам один из этих священных сувениров. Сохраненную матку Энни Чэпмен.

Производит впечатление, не правда ли? Проводите свои тесты. Потом вам будет еще труднее спать по ночам. Потому что вы будете твердо знать, что потомок Человека из тени где-то рядом с вами.

– Он правду пишет, Джин? В этой банке действительно женская матка?

Он улыбается. Еще одна загадочная улыбка.

– Мы еще об этом поговорим. Дочитывай письмо.

Человек из тени. Хотя есть всего один оригинал, вы знали много самозванцев, не так ли, специальный агент Барретт? Тех, кто живет в тени, кто там и убивает. Мой предок был рожден в тени. И получил в наследство тьму.

Он любил тень, и тень… отвечала ему взаимностью. Он был ее самым чистым ребенком.

Но я отвлекся.

Я послал вам еще одну дискету. Я продолжаю миссию своего предка. Я очистил землю еще от одной шлюхи, вскрыл еще один нарыв.

– Черт, – говорю я.

Надеюсь, вы получите удовольствие. Я весьма горд своей работой.

Пока все, агент Барретт. Можете быть уверены, я еще дам о себе знать. Возможен и личный контакт. Одна неделя. Тик-так, тик-так.

Из ада,

Джек-младший.

Я откладываю письмо и смотрю на Джина:

– Рассказывай.

Он потирает руки.

– Прочтя это послание, я, разумеется, прежде всего занялся банкой. Провел несколько основных тестов и таким образом это обнаружил.

– Что?

Он делает эффектную паузу.

– В этой банке нет человеческой ткани, Смоуки. По моим предположениям, это часть коровы.

На мгновение шок лишает меня дара речи, но потом я восклицаю:

– Мерзость!

Он ухмыляется:

– Вот именно. Наш паренек считает, что ему что-то перешло от Джека Потрошителя. Но это не так. У него законсервированный кусок говядины. Он построил целую философскую систему на основании веры в то, что было враньем.

У меня все путается в голове.

– Значит, все это дерьмо. Дерьмо, которым кто-то кормил его с ложечки. Никакой он не потомок Потрошителя. Он всего лишь…

– Еще один убийца, – заканчивает Келли и поднимает брови. – Недурно, а? Нет физических улик, чтобы прищучить нашего парня, зато мы теперь многое о нем знаем.

– Великолепно, отличная работа. Ты не мог бы все это изложить в отчете?

– Конечно. Будет сделано сегодня же вечером.

– Прекрасно. Вау! – Я поворачиваюсь к Келли: – Надо пойти и рассказать все нашим ребятам. – Мы направляемся к двери.

– Агент Барретт?

Я поворачиваюсь и вижу, что Джин держит дискету.

«А, черт!» Я так разволновалась, что совсем про нее забыла.

Моя радость гаснет.

Пришло время посмотреть еще на одно убийство.