Текст книги "Человек из тени"

Автор книги: Коди Макфейден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

47

В больничной часовне тихо. Кроме меня, там никого нет. Келли в операционной, мы до сих пор ничего не знаем о ее состоянии. Все здесь. Лео, Джеймс, Алан, Элайна, Бонни. Заместитель директора Джонс тоже едет сюда.

Я стою на коленях и молюсь.

Я никогда не верила в Бога так, как веруют многие люди. В кого-то там, наверху, всемогущего, управляющего Вселенной.

Но я верю: что-тоесть. Что-то, не слишком в нас заинтересованное, но время от времени устраивающее проверку. Чтобы посмотреть, что там еще придумали муравьи.

Я стою на коленях, молитвенно сложив руки. Я не могу иначе. Такой момент.

На мне чужая кровь и ошметки чужого мозга. Я кругом в насилии.

Но я склоняю голову и молюсь, упорно, отчаянно что-то бормочу:

– Ладно, Мэтта у меня отняли, и мою дочь, и лучшую подругу. Я вся в шрамах, мне снятся кошмары, я просыпаюсь от собственного крика. Я провела полгода, терзаемая болью, я хотела умереть. Бонни онемела из-за нечеловеческого ужаса, который ей довелось испытать и виной которого был психопат. Да, и еще Элайна, замечательный человек, я люблю ее, и у нее рак. – Я замолкаю, чтобы трясущейся рукой вытереть слезу, ползущую по щеке. – Со всем этим я справилась. Понадобилось время, но я справилась. – Еще одна слеза сбегает по щеке. Я с такой силой сжимаю ладони, что мне становится больно. – Но это. Нет. Ни за что. Это перебор. Только не Келли. Послушай, давай заключим сделку. Готов? – Я сама слышу горечь и умоляющие нотки в своем голосе. – Пусть она выживет, и можешь делать со мной что вздумается. Все, что захочешь. Ослепи меня. Сделай калекой. Пошли мне рак. Сожги мой дом. С позором выгони меня из ФБР. Нашли на меня безумие. Убей меня. Но пусть она выживет. Пожалуйста.

Мой голос ломается, ломается и что-то внутри меня. Нахлынувшая боль заставляет меня упасть ничком, я едва успеваю выставить руки и оказываюсь на четвереньках. Я вижу, как на кафель падают мои слезы.

– Ты хочешь заставить меня ползать? – шепчу я. – Хочешь, чтобы кто-то снова резал и насиловал меня? Ладно. Только пусть она выживет.

Ответа я не получаю, даже намека на ответ. Но меня это не беспокоит. Я и не жду ответа. Мне просто необходимо высказаться. Назовите это молитвой, адресованной Иисусу или Аллаху. Как хотите. Мне просто необходимо умолить Вселенную спасти Келли. Мне нужно показать, что я готова отдать все, чтобы спасти подругу.

На всякий случай. А вдруг поможет.

Я выхожу из часовни в комнату для ожидания. Я постаралась взять себя в руки, но я все-таки чувствую себя сломленной. Я знаю, что я должна сейчас быть вместе с подчиненными. Это моя обязанность. Мое место. Так должен поступать руководитель.

– Что-нибудь слышно? – спрашиваю я и испытываю гордость: голос не дрожит.

– Пока нет, – мрачно отвечает Алан.

Джеймс выглядит печальным. Лео ходит взад-вперед. Алан кажется беспомощным, как ребенок. Спокойными остаются только Элайна и Бонни, что поражает меня. Ведь они совсем недавно выдержали нападение убийц. Никогда не знаешь загодя, откуда берется сила.

Я чувствую запах дезинфекции, слышу шипение и пиканье приборов. Обстановка, характерная для любой больницы.

Я сажусь рядом с Бонни:

– Как ты, солнышко?

Она кивает, затем отрицательно качает головой. Мне требуется время, чтобы понять, что она хочет сказать. «Да, я в порядке, нет, ты не должна обо мне беспокоиться», – наконец догадываюсь я.

– Хорошо, – бормочу я.

Дверь распахивается, и в комнату стремительно входит Джонс:

– Где она? Как она? Что случилось?

Я встаю, подхожу к нему. Мельком отмечаю, до чего звонко каблуки постукивают по кафельному полу.

– Она в операционной, сэр.

Он некоторое время рассматривает меня.

– В каком она состоянии?

– Пуля прошла через верхнюю часть грудной клетки. Выходного отверстия нет. Она потеряла много крови, и ее сразу положили на операционный стол. Это все, что мы знаем.

«Коротко, – думаю я. – Сухо и эффективно». Я подавляю слабый приступ истерии.

Он смотрит на меня, лицо постепенно краснеет. Меня пугает та степень ярости, которую я вижу в его глазах, потому что раньше я ничего подобного не видела.

– Давно началась операция? – отрывисто спрашивает Джонс.

– Два часа назад.

Он резко отворачивается от меня. Начинает ходить по комнате. Разворачивается и тычет пальцем в моем направлении:

– Слушай меня как следует, Смоуки. У меня два убитых агента, еще один на операционном столе. Никто из вас, подчеркиваю, никто из васне должен с этого момента оставаться один. Если это означает, что кому-то придется съехаться на время, так тому и быть. Вы не смеете ходить в ванную комнату или подтирать нос в одиночку. Понятно?

– Да, сэр.

– Чтоб никаких больше потерь. Ты слышишь меня, Смоуки? Никаких!

Я принимаю его ярость, гнусь под ней, как от ветра. Это вариант моего недавнего поведения. Он так высказывает свое волнение и заботу. Я ему сочувствую.

Шторм утихает, Джонс успокаивается. Рука тянется ко лбу. Я узнаю эту короткую борьбу. Я пережила ее некоторое время назад. Он босс. Пришло время быть боссом.

– В ожидании результата операции займемся делом. Введите меня в курс.

Я рассказываю ему об аресте напарника Джека-младшего. Сообщаю о телефонном звонке от Элайны, о парне, которого убила на парковочной площадке. О том, что случилось в доме Алана.

– Где тот тип, которому ты руку прострелила?

– Здесь. Его тоже оперируют. Они пытаются пришить ему пальцы.

– А пошел он куда подальше! – рычит заместитель директора.

Краем глаза я вижу, как Бонни согласно кивает. Это приводит меня в смятение.

– Остальные трое? – спрашивает Джонс. – Убиты?

– Да.

– Кем?

Что ж, придется отчитаться. За каждую пулю.

– Я убила парня на парковочной стоянке. Элайна застрелила бандита дома. Алан и Келли убили того, кто держал пистолет.

Джонс смотрит на Элайну. Его взгляд смягчается.

– Мне очень жаль, – говорит он.

Ему жаль, что она, лицо гражданское, вынуждена была застрелить человека. Элайна его понимает.

– Спасибо.

– И вы полагаете, что все они воспитанники этого поганца, Джека-младшего?

– Почти наверняка, сэр.

– Что насчет мнимого дезинсектора? Он из шайки? Вы уверены?

– Нельзя быть стопроцентно уверенной, пока он сам не признается или мы не докажем это уликами. Но… все сходится.

Он одобрительно кивает:

– Это здорово. По-настоящему здорово.

Он минуту молчит, размышляя. Смотрит на каждого из нас. Когда он снова заговаривает, я замечаю, что голос стал мягче.

– Послушайте. Мы все будем здесь ждать и надеяться, что она выкарабкается. Когда этот вопрос прояснится, вы вне зависимости от ее состояния возвращаетесь к работе. Сначала выполните долг, скорбеть будете потом.

Никто не возражает. На лицах мрачная решимость. Джонс удовлетворенно кивает.

Звонит чей-то сотовый телефон. Все проверяют свои мобильники. Томми прикладывает трубку к уху. Я почти забыла о нем. Он чужак, поэтому он сидит в сторонке.

– Агилера. – Он хмурится. – Кто это?

Я вижу, как на него нисходит пугающее спокойствие. Это не значит, что он расслабляется, отнюдь. Нет, он хочет убить неизвестного собеседника. Взглядывает на меня:

– Подождите немного. – Он подходит ко мне и, прикрыв микрофон ладонью, говорит: – Это он.

Я вскакиваю со стула, за мной остальные.

– Что? Ты хочешь сказать – Джек-младший? – Я никак не могу поверить тому, что он говорит.

– Угу. Он хочет поговорить с тобой.

Я теряюсь от вихря мыслей. Это полное нарушение заведенного им порядка; я не вижу резона для этого.

– Никак нельзя проследить? – спрашиваю Томми как специалиста по электронному наблюдению.

– Если звонок еще не перехватили, то нет.

Джонс вздыхает:

– Поговори с ним, Смоуки.

Я беру телефон. Глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться, и прикладываю его к уху.

– Говорит Смоуки.

– Специальный агент Барретт! Как поживаете?

Он явно использует какое-то приспособление, чтобы изменить голос. Создается впечатление, что я говорю с роботом.

– Что вы хотите?

– Я подумал, что в порядке исключения нам стоит поговорить. Если не лицом к лицу, то хоть телефон к телефону. Электронные послания и письма такие обезличенные, не находите?

– Думаю, ты уже сделал все сугубо личным, Джек. К тому же ты гребаный лжец.

Он хмыкает. Приспособление делает смешок отвратительным.

– Вы имеете в виду моих последних выучеников? Что ж… это так. Но тут дело не во вранье. Мне просто… наскучило. Во многом мои игрища с вами и вашими сподвижниками приносят мне такое же удовлетворение, как и моя работа над шлюхами.

Я хочу сделать ему больно. Сбить с него спесь.

– Эй, Джек, а ты видел репортаж в новостях?

Долгая пауза. Когда он снова раскрывает рот, я со злорадством отмечаю, что голос потускнел.

– Да, Смоуки, я ознакомился с вашей фантазией.

Я смеюсь, коротко и презрительно:

– Фантазией? Зачем, черт побери, мне что-то придумывать? Ты просто не хочешь это признать, сволочь! Нет никакого «наследства», нет никакой матки Энни Чэпмен, нет никакой священной миссии. Вся твоя жизнь ложь! Господи, да ты даже не в состоянии придерживаться принципа действия Джека Потрошителя! Он убивал шлюх, Джек, не копов. Ты же никак не можешь разобраться, кто тебе нужен больше. В чем дело? Не можешь посмотреть в глаза правде? Не можешь признать, что ты жалок?

Я слышу, как он тяжело и злобно дышит.

– Ты все еще здесь, Джек?

Длинная пауза. Затем:

– Прекрасный монолог, Смоуки. Мои аплодисменты. Зачем вам врать? Да по самой что ни на есть простой причине: психологическая атака. Чтобы меня дестабилизировать. – Он делает паузу покороче, и я явственно ощущаю его ярость. – Я никогда не утверждал, что я Потрошитель, глупая сука. Я только говорил, что я его потомок. Но я сумел развиться, я превзошел его. Почему я гоняюсь за тобой и такими, как ты, так же как и за шлюхами? Потому что я лучше, чем Потрошитель. Потому что мне хочется.Потому что я могу.

Меня подмывает рассказать ему, что мы схватили его приятеля. Но я удерживаюсь.

– Да нет, все потому, что ты запутался, Джек. Ты превзошел Потрошителя? Не обольщайся. Потрошителя ведь так и не поймали. А тебя я поймаю. Можешь не сомневаться.

Следует долгое молчание. Когда он снова заговаривает, я чувствую, что он справился с яростью. Голос спокойный. Он взял себя в руки.

– Кстати, о шлюхах… Как поживает маленькая Бонни?

Я стараюсь сохранить контроль над собой. Мне нужно, чтобы он продолжал говорить. Я решаю поменять тактику. Я понижаю голос, стараюсь говорить ровно, убедительно.

– Джек, зачем нам продолжать притворяться? Мы с тобой оба знаем, кто тебе на самом деле нужен. Верно?

Он молчит. Затем спрашивает:

– И кто же?

– Я. Тебе нужна я.

Джонс проводит ребром ладони по горлу и шепчет:

– Нет! Черт возьми, Смоуки!

Я не обращаю на него внимания.

– Я права?

Джек смеется:

– Смоуки, Смоуки, Смоуки… – Тон покровительственный. – Мне нужно все, радость моя. Мне нужны шлюхи, и мне нужны вы, и мне нужны все, кого вы любите. Кстати, о птичках. Как поживает дорогая Келли? Она выживет?

Меня охватывает бешеная злоба.

– А пошел ты!

– У вас один день, – заявляет он, игнорируя мой гнев. – Затем умрет очередная шлюха. Да, и вы со своими соратниками можете получить дополнительное развлечение.

Я понимаю, что он собирается закруглить разговор.

– Подожди.

– Да нет, не стоит. Я не мог удержаться, не позвонить вам хоть один раз, хотя это для меня и рискованное мероприятие. Не ждите, что такое повторится. В следующий раз, когда вы снова услышите мой голос, я буду стоять перед вами, а вы будете захлебываться кровью. – Небольшая пауза. – Еще одно. Если агент Торн умрет, подумайте, не лучше ли ее кремировать, поскольку у меня в противном случае появится искушение выкопать ее и… поиграть с ней. Как я сделал с малышкой Розой.

Он отключается, но его слова долго пробирают меня до костей.

– Что, мать твою, с тобой творится? – спрашивает Джеймс.

Гнев в его голосе поражает меня, я теряю дар речи. «Почему он так себя ведет здесь и сейчас?» Я смотрю на него и поражаюсь ярости, бушующей в его глазах. Она исходит от него волнами.

– О чем ты? – недоумеваю я.

– Ты же, мать твою так, дразнила его. Не могла себе отказать. – Его слова полны яда. – Он преследует нас, а тебе требуется разозлить его побольше. Ты в своем репертуаре. Уверяешь нас, что мы непобедимы, и публике говоришь то же самое. Хотя на самом деле это полное дерьмо. – Он начинает говорить быстрее, слова догоняют друг друга.

Я только и могу, что смотреть на него.

– Что? Ты забыла? Не помнишь, как вылезла на телеэкран, когда мы пытались поймать Джозефа Сэндса? Говорила, какой он жалкий маленький урод, дразнила его, надеялась, что он проглотит наживку? – Он умолкает, глаза горят, голос почти переходит в рычание. – Ну, так он ее проглотил, так ведь? Проглотил и убил твою семью и едва не убил тебя. А теперь этот псих зациклился на идее поступить так же со всеми нами, а ты так ничему и не научилась!Кинан и Шантц мертвы, ты это понимаешь? Неужели Келли должна умереть, чтобы ты поняла? – Он наклоняется ко мне. – Что иногда, когда ты изображаешь из себя крутую, другие умирают? – Он делает паузу, и у меня впечатление, будто натянули резиновую ленту, перед тем как отпустить. Хрупкая тишина перед взрывом. И вот взрыв: – Разве ты не усвоила урок, потеряв мужа и дочь?

У меня отвисает челюсть и возникает страстное желание закатить ему пощечину. Не просто легко ударить по щеке. А заехать изо всей силы и с размаху. Чтобы зубы зашатались и кровь пошла из носа. Мне так хочется это сделать, что я даже ощущаю вкус крови во рту. Две вещи меня останавливают. Первое: выражение стыда в его глазах. Второе: реакция Бонни. Она стоит рядом с Джеймсом и сильно тянет его за руку.

– В чем дело? – спрашивает он.

У него такой вид, будто он в тумане.

Она жестом приказывает ему стать рядом с ней на колени. Я вся дрожу, наблюдая, как он выполняет ее приказ.

Она бьет его по щеке вместо меня, бьет изо всех сил. И хотя ей всего десять лет и она маленькая для своего возраста, звук пощечины звучит в комнате как удар хлыста.

Глаза Джеймса расширяются, рот округляется, он отшатывается и приземляется на пол. Я стою с открытым ртом. Бонни бросает на меня взгляд, кивает и возвращается к Элайне.

Все молчат. Я чувствую, как они огорчены. Джеймс медленно встает, прикладывает руку к щеке, в глазах стыд, боль и удивление.

Я хочу что-нибудь сказать, но тут с одной стороны в комнату врывается дочь Келли, а с другой появляется измученный, потный хирург. Я не знаю, к кому броситься навстречу, Мэрилин решает проблему за меня, она кидается к хирургу:

– Как? Что?!

– Сначала самое главное, – говорит усталый хирург. – Агент Торн жива.

– Слава Богу! – восклицает Элайна.

Мне хочется от облегчения упасть на колени. Но я не позволяю себе этого.

Хирург поднимает руку, прося тишины.

– Пуля прошла в непосредственной близости от сердца. Но не задела его. Слегка побродила и, задев позвоночник, угнездилась в верхней части левого плеча.

При слове «позвоночник» температура в комнате, кажется, понижается на пятьдесят градусов.

– Спинной нерв сам по себе не разорван. Но он немного поврежден. Кроме того, имеет место обильное внутреннее кровотечение.

– И какой окончательный диагноз, доктор? – спрашивает Джонс.

– Окончательный диагноз следующий: она потеряла много крови и получила серьезное ранение. Она все еще в критическом состоянии. Но стабильном. – Он делает паузу, вроде как ищет слова, чтобы выразить то, что собирается сказать. – Она все еще может умереть. Вряд ли, но опасность такая существует.

Следующий вопрос задает Мэрилин. Тот самый, которого мы все так страшимся.

– А повреждение позвоночника?..

– Я думаю, все обойдется. Но… – Он вздыхает. – Стопроцентной уверенности у нас нет. Всегда есть опасность паралича.

Мэрилин прижимает ладонь ко рту. Глаза полны слез.

Я нарушаю молчание:

– Спасибо, доктор.

Он устало кивает и уходит.

– Ох нет, о Господи… – стонет Мэрилин. – Не сейчас. Я только что ее обрела, я…

Я подхожу к ней, крепко обнимаю ее, и она дает волю слезам.

Мои собственные глаза сухи. Я сгибаюсь, но не ломаюсь.

48

Мы возвращаемся в офис, измочаленные и печальные. Элайна и Бонни отправились ко мне домой, поскольку дом Алана временно является местом преступления. Мэрилин осталась в больнице ждать новостей о состоянии Келли. Наш уход ее не смутил.

– Достаньте его, – вот и все, что она сказала.

Джеймс стоит и смотрит в окно. Старается не встречаться со мной глазами.

Мне хочется заползти в какую-нибудь дыру, свернуться калачиком и уснуть на год. Но я не могу себе этого позволить.

– Ты знаешь, что есть особенного в стрессовом состоянии, Джеймс? – спрашиваю я.

Он молчит. Я терпеливо жду отклика.

– Что? – наконец спрашивает он, глядя в окно.

– Стресс приводит к трещине шириной в волос. Она такая вначале, но потом она расползается, и в результате что-то ломается. – Я говорю спокойно, ни в чем его не обвиняю. – Ты этого хочешь, Джеймс? Чтобы я сломалась? Чтобы я сломалась и ветер унес меня прочь?

Он резко поворачивает голову:

– Что? Нет, я… – У него такой голос, будто его кто-то держит за горло. – Просто Келли… – Он сжимает кулаки, разжимает их, глубоко вдыхает. Берет себя в руки. Теперь он смотрит мне прямо в лицо. – Я не боюсь за себя, Смоуки. Я боюсь за Келли. Ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, – мягко говорю я. – Я тоже боялась за свою семью. Ежедневно. Мне снились кошмарные сны, в которых с ними случалось то, что на самом деле случилось. – Я пожимаю плечами. – Но Мэтт однажды открыл мне истину. Он сказал, что я делаю то, что люблю. И он был прав. Я ненавижу погоню за этими паршивцами, но я получаю удовольствие, когда они арестованы, понимаешь?

Он некоторое время смотрит на меня и кивает.

– И я много думала о том, о чем ты здесь говорил, давным-давно думала, мучилась и терзалась. Неужели Сэндс убил мою семью из-за того, что я раздразнила его? И очень долго я считала, что ответ на этот вопрос положительный. Но потом я поняла, что ошибаюсь. Он напал на нас, потому что я охотилась на него. Потому что я занимаюсь тем, чем занимаюсь. Он бы так поступил, даже если бы я вообще с ним не говорила. Улавливаешь?

Он не отвечает.

– Дело в том, Джеймс, что не имеет никакого значения, какие слова я говорю или не говорю Джеку-младшему. Он все равно нападет на нас, и точка. Мы в данный момент его добыча. Хочешь знать, кого он выбирает в жертвы? – Я обвожу рукой комнату. – Вот они, все здесь.

Он долго смотрит на меня, прежде чем ответить. Наконец я получаю ответ в виде кивка с закрытыми глазами.

– Извинения приняты, – говорю я.

Он какое-то время смотрит в сторону, откашливается. Все остальные молчат и наблюдают. С напряжением. Такое впечатление, что мы все находимся на горячей плите и ждем, когда начнем шипеть и дымиться. Шестеренки в великолепной машине, какой является моя команда, начинают скрипеть, готовые рассыпаться на куски. Я понимаю, что настоящим источником этого гнева является Джек-младший. Но меня беспокоит, не начнем ли мы срывать злость друг на друге. Я всегда считала себя осью, на которой вращаются колесные спицы. Если я ось, то Келли – мотор. То, что заставляет колесо вращаться вне зависимости от обстоятельств. Ее подковырки и шутки, ее юмор помогают нам не свихнуться. Без Келли будто образовалось безвоздушное пространство, и мы готовы заполнить это пространство, вцепившись друг другу в глотки.

– Знаешь, что мне сказала Келли, когда мы впервые встретились? – говорю я без всяких предисловий. – Она сказала: «Слава Богу, что ты не карлица!» – Я улыбаюсь воспоминаниям. – Она потом рассказала, что слышала, будто во мне четыре фута десять дюймов, и никак не могла себе представить, какого роста я на самом деле. Все думала, что я девочка с ноготок.

Алан смеется, тихо и печально.

– А знаешь, что она сказала, увидев меня? Она сказала: «О Господи, какой гигантский негр!»

– Не может быть! – удивляюсь я.

– Так и сказала, честно.

Мы замолкаем, потому что звонит сотовый Алана.

– Да? Без шуток? Спасибо, Джин. – Он отключается и смотрит на меня. – Отпечатки пальцев арестанта совпадают с отпечатками, найденными в квартире Энни Кинг. Теперь определяется его ДНК.

– Как это удалось взять у него кровь для анализа? – интересуюсь я.

– Ему разбили губу, когда усмиряли. Барри дал ему платок, чтобы он утерся.

Я мрачно улыбаюсь:

– Остроумно.

Алан наклоняется и всматривается в меня:

– Он один из этих гадов, Смоуки. Наверняка. На сто процентов. Но боюсь, это нелегко будет доказать. Что ты намерена предпринять?

Они все смотрят на меня, и у всех в глазах один и тот же вопрос: «Что ты намерена предпринять?»

«Убить его и съесть?» – отвечает дракон внутри меня.

– Один из нас пойдет на главный допрос в своей жизни и расколет его, Алан.