Текст книги "Ориентирование (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Довольно впечатляюще, – говорю я, пряча улыбку, отодвигая кофе в сторону. – Я не так его истолковала. Ложь не в ней самой, а в том, как люди воспринимают её. Даже поэт, знающий, какой чушью является вся эта сцена, не может не увлечься идеей того, что эта девушка такая чистая и совершенная.

Зак задумывается над этим на мгновение, прежде чем усмехнуться мне, выпрямляясь и разглядывая меня так, как он мог бы сканировать потенциальную пару.

– Посмотри на себя, настоящая студентка колледжа, готовая к ожесточённым спорам из-за стихотворения с мёртвым автором. Если бы только мы могли спросить мнение упомянутого автора, – Зак отворачивается и делает вид, что непринуждённо сидит на месте, скрестив руки на груди и обводя взглядом соседние столики.

Я узнаю этот взгляд: Зак Брукс нарывается на неприятности.

– Никто так и не потрудился объяснить мне, что именно произойдёт с Клубом Бесконечности после нашего выпуска. Легко сказать, жили долго и счастливо, не так ли? Жить с этим намного сложнее.

Зак оглядывается на меня, как будто не уверен, как на это реагировать. Он полностью поворачивается ко мне лицом, а затем снимает куртку. С лёгким испугом я замечаю, что на её воротничке пятно от губной помады.

Мои руки взлетают ко рту, и он замирает как вкопанный, опуская взгляд, чтобы посмотреть, на что это я смотрю.

– Я не… Она не попала на куртку, пока я её носил, – Зак смотрит на белую часть воротника и стирает розовую помаду большим пальцем. Если бы я была любой другой девушкой, в любой другой ситуации, я бы вежливо встала, попрощалась с ним и убежала от этих отношений так быстро, как только могли унести меня ноги.

В данном конкретном случае, после всего, через что мы прошли…

– Эй, Зак, – говорю я, наклоняясь вперёд и снова кладя локти на стол. – Если бы ты решил, что тебе больше нравится другая девушка или что ты хотел бы поцеловать кого-нибудь другого, я думаю, ты бы сказал мне, – он перестаёт теребить воротник куртки и поднимает на меня взгляд.

– Я… у меня не будет другой девушки, – теперь он звучит раздражённо, бросая куртку на землю, как богатый избалованный парень, которым он и является, но изо всех сил старается притвориться, что это не так. Но эти командные куртки? Они стоят около пятисот баксов. – Никогда, – он стискивает зубы и выглядит таким настоящим альфа-самцом со сжатыми челюстями и тёмными глазами, устремлёнными на других студентов. – Блядь.

– Если бы они были… – я начинаю, но взгляд, который он бросает на меня, убийственный.

– В раздевалках есть камеры; я выясню, кто это сделал, – он придвигает свой стул поближе к моему, прямо по куртке, и я не могу не съёжиться.

– Конечно, мы могли бы вывести пятно…

Зак прерывает меня, протягивая руку и обхватывая мою голову ладонью, притягивая меня к своим губам, оставляя висеть в какой-то доле дюйма от себя.

– Я ничего не знаю об этой помаде, Марни.

Чувствуется малейшее колебание, прежде чем я отвечаю. Зак остаётся неподвижным, его лицо близко к моему, его кожа загорела от долгого пребывания на солнце за последние несколько месяцев. Он так потрясающе пахнет, как тропический отпуск, в котором я отчаянно нуждалась, но не знала, что хочу этого. Как цитрусовые. Как мускус. Как мужчина.

– Я знаю.

Он запускает пальцы в мои волосы и сокращает последнюю долю дюйма между своим ртом и моим, беря меня там на глазах у всех. Трюк с губной помадой хорош; он сработал бы на большинстве девушек. Но мы знаем, что это не так. Наша грязная история подготовила нас к этому событию с ироничной красотой.

– Я не думал, что мы попадём в ещё одну ситуацию с издевательствами, – бормочет Зак, его губы всё ещё прижаты к моим. – Но никто не знает хулигана лучше, чем тот, кто им является.

Он встаёт как раз в тот момент, когда Тристан подходит к столу, и я сначала не могу решить, относится ли заявление Зака к нему или к Тристану. Он оставляет свою куртку на земле под одной из ножек стула и уходит, помахав напоследок рукой.

То, как он двигается… это похоже на медведя на охоте.

Я немного волнуюсь; я должна быть честна по этому поводу.

– Что это? – спрашивает Тристан, глядя на скомканный кусок ткани. Он наклоняется, чтобы поднять её, и сразу замечает размазанное пятно от губной помады. Его пристальный взгляд встречается с моим, и я выдаю натянутую улыбку.

– Первокурсникам нельзя встречаться, помнишь? Они пытаются сломить меня и Зака.

– Плебейская работа, – произносит он, и не шутит, когда встаёт и подходит к мусорному баку. За долю секунды до того, как он собирается засунуть её внутрь, я понимаю, что он пытается выбросить дорогую куртку.

– Нет, нет, – я бросаюсь за ним, вырываю её из его пальцев и прячу за спину. – Это настоящая кожа и шерсть, я могу её почистить, – Тристан награждает меня выражением смешанного замешательства и презрения, но даже если он стоит там в дизайнерских брюках и футболке, которая, вероятно, стоит в четыре раза дороже, чем она должна на самом деле, он такой же «плебей», как и все мы. – Это навык, которому ты, возможно, захочешь научиться: мы не выбрасываем одежду, – я встряхиваю куртку и перебрасываю её через спинку стула. – Мы её постираем.

Тристан подходит и встаёт передо мной, поднимая руку, как будто собирается зачесать мои волосы назад… а затем в последнюю минуту передумывает. Он опускает руку. У меня перехватывает дыхание, и я делаю шаг назад, пока моя задница не прижимается к краю стола.

– Ты хочешь сказать, что я должен привыкнуть к своему статусу простолюдина? – он что-то бормочет, и я не могу сказать, говорит ли он серьёзно, или играет со мной, или, с Тристаном Вандербильтом это не такие уж разные вещи.

– Я привыкла к своему, – слов почти не слышно, их практически сразу унёс ветер. Почти. Он снова наклоняется ко мне, как всегда идеальный плейбой.

Только он уже много лет им не был. Это старые новости. Он был верен мне дольше, чем когда-либо трахался со всеми подряд.

– Ты не простолюдинка сейчас и никогда ею не была, – его голос так же невозможно услышать, как и мой собственный. Если бы он не наклонился и не приблизил свои губы к моему уху, я не уверена, что вообще услышала бы его. – Ты королева, Марни, – он снова делает шаг вперёд, но на этот раз ставит свои ноги по обе стороны от моих, загоняя меня в клетку своими длинными ногами. – Если мы оба будем усердно учиться и отнесёмся к этому университету так же, как к Бёрберри, тогда нет ничего, чего бы мы не могли сделать. Нет трона, на котором мы не могли бы воссесть.

Он внезапно отстраняется, а затем приподнимает уголок губ в ухмылке, от которой спадают трусики.

– Если они испачкали куртку Зака губной помадой, я могу только представить, что они сделают с тобой.

– Почему? – спрашивает Тристан, кладя руки на стол по обе стороны от меня. – Потому что у меня нет никакой репутации в этом университете, кроме той, которую я заработал, трахнув тебя в твоей комнате в общежитии на второй день.

Его серые глаза блестят. Он ничего не может с собой поделать: ему нравится быть жестоким. Как штурвал корабля, я направлю его туда, куда хочу, чтобы он шёл, где я хочу, чтобы он проявил себя.

Это не твоя работа – приручать плохих парней, Марни.

Так и есть. Но… У меня такое чувство, что, если я сейчас уйду от Тристана, он может превратиться в чудовище.

Я не хочу, чтобы это случилось с ним. Пока он относится ко мне правильно, я могу справиться с этой его стороной.

– Каковы твои чувства по поводу всего этого? – спрашиваю я, очевидно, имея в виду дедовщину. Он внезапно поворачивает лицо и запечатлевает резкий поцелуй на уголке моих губ.

– Мои чувства? Мои непосредственные и настойчивые мысли? – он напевает, словно в раздумье, но делает это только после того, как обнимает меня одной рукой и прижимает наши тела друг к другу. – Хищные.

– Тристан… – я предупреждаю, но он так же полон решимости, как и Зак, показать свои намерения перед кем угодно.

– Презренные, – он снова целует уголок моих губ, а затем проводит языком по их изгибу. – Ужасающие.

Я отталкиваю его, но он лишь хватает меня за запястья и крепче прижимает мои ладони к своей груди.

– О, какая скука. Я наткнулся на Тристана Вандербильта, который делает свой ход – снова, – Крид со вздохом опускается в мой стул, протягивая руку, чтобы промокнуть лоб носовым платком, как будто на улице сто двадцать градусов (прим. – 50 градусов), а не благоухающие шестьдесят восемь с лёгким ветерком (прим. – 20 градусов). – С Марни можно делать гораздо большее, чем просто трахать её, ты же в курсе?

– В этом ты эксперт, мой милый маленький невинный ягнёночек, – Тристан внезапно отодвигается от меня и наклоняется к Криду, щекоча его подбородок длинными пальцами, прежде чем Крид убирает его руку. Я повсюду ощущаю флюиды любви парней, и мне приходится изо всех сил сдерживаться.

Позволила бы я им когда-нибудь прикоснуться друг к другу?

Эта мысль заставляет меня покалывать от ревности, но и от чего-то ещё, от тепла внизу живота и между бёдер, которое невозможно отрицать. Я встаю и тянусь за своим кофе, но Крид берёт его и делает глоток, полностью игнорируя Тристана.

Его глаза, такие же прекрасные и ясные, как небо над горами, находят мои и задерживаются там.

– Давай прогуляемся по двору и вступим в клуб, – Крид внезапно встаёт, вероятно, думая, что Тристан отойдёт от него. Только он этого не делает, и тогда они оказываются грудь к груди, я задаюсь вопросом, не права ли Шарлотта. Мне определённо следовало бы написать мангу, или веб-комикс, или что-то в этом роде; моя жизнь и так практически как одна из них. – Тебя не приглашали.

– Попробуй удержать меня на расстоянии.

Тристан засовывает руки в карманы брюк, когда Крид проталкивается мимо него, врезаясь в него плечом. Затем он медленно, лениво протягивает руку к моей, пальцы парят в воздухе, как ленивые пчелы. Как только его пальцы обхватывают мои, вся эта притворная беззаботность исчезает. Его хватка крепкая, непоколебимая, это явный и невыполнимый вызов.

Он держит наши руки переплетёнными, пока Тристан неторопливо идёт позади нас, захватывая с собой мою сумку и кофе.

Люди пялятся на нас, когда мы идём, и я знаю – я просто знаю это, – что и Шарлотта, и я будем главными мишенями во время этой игры. Сомневаюсь, что за всю историю Борнстедского университета хоть одна девушка – не говоря уже о двух из них – встречалась сразу с пятью парнями. Может быть, с двумя. Возможно даже с тремя. Но с пятью?

Я стону и тру лицо левой рукой.

– Что? – спрашивает Крид, ещё сильнее сжимая мою правую руку. – Что-то случилось?

– Кто-то оставил пятна губной помады на воротнике куртки Зака, – кстати, о… Я оглядываюсь и вижу, что у Тристана она перекинута через плечо. Хорошо. Я думаю, он воспринял моё предупреждение всерьёз. Я возвращаюсь к Криду. На его лице появляется скептическое выражение, на что я отвечаю своим собственным. – Что? О чём бы ты ни думал, ты должен просто сказать это.

– Это ловкий трюк, – мурлычет Крид, правой рукой откидывая назад прядь белокурых волос, которая сонно упала ему на лоб. – Разве это не было бы той ещё картиной, добропорядочный гражданин Зак Брукс замешан в скандале с изменой?

Я дёргаю Крида за руку, и он придвигается ближе ко мне, как пух одуванчика на ветру.

– Так ты думаешь, он на самом деле мне изменяет? Так быстро? И сразу после убийства? Или трагической смерти, независимо от обстоятельств. Ты не очень высокого мнения о нём?

– А почему бы и не так быстро? Ты только что сказала нам всем, что не собираешься выбирать. Разве это не имело бы смысла, если бы он струсил? Начал трахать дочь тренера? – я выдёргиваю свою руку из хватки Крида – или, по крайней мере, пытаюсь это сделать, но он повторяет движение, обхватывая меня за талию другой рукой и притягивая к себе.

– Ты знаешь, каким ужасным ты иногда бываешь? – шепчу я, слегка дрожа, когда трогаю пальцами его свитер в бело-голубую полоску спереди. Он мягкий, на самом деле даже слишком мягкий. Кашемир? Должно быть так и есть. – Я знаю, что вам, ребята, трудно контролировать себя, что вы стреляете оскорблениями друг в друга, но просто помните, что иногда… иногда это похоже на дружественный огонь.

Крид прижимается губами к моим, и, несмотря на двухсекундное колебание с моей стороны, я в конце концов целую его. Мне нравится, как он целуется. Его рот, его язык – в них есть что-то медовое. Долгие, тягучие движения, которые, кажется, будут продолжаться вечно. Ленивые, неповоротливые, одновременно тяжёлые и невесомые. Либо мы могли бы плыть по ветру, как опавшие лепестки, либо погрузиться в согретый солнцем сон, лениво свернувшись калачиком.

Мне всё равно, какой из вариантов; я хочу и того, и другого.

Я позволяю ему целовать меня до тех пор, пока не забываю собственное имя, и когда Крид отстраняется, то, по крайней мере, на его лице проявляется извиняющееся выражение. Ну, или он просто готов к потному сексу и дремоте. Вероятно, последнее.

– Мне бы так не повезло, чтобы Зак Брукс изменил тебе. Потому что я знаю, что, если бы он это сделал, ты бы вышвырнула его из этого маленького соглашения, и я был бы на шаг ближе к тому, чтобы заполучить тебя целиком в своё распоряжение, – Крид убирает руку с моей талии, но, несмотря ни на что, наши руки по-прежнему крепко сжаты.

Он ведёт меня на нетвёрдых ногах вниз по склону, мимо цветочных кустов, всё ещё цветущих и щеголяющих розовыми, белыми и красными цветами. Они придают буйный цвет коричневому и зелёному ландшафту, далёким горным вершинам, покрытым снегом, всей этой сказочной архитектуре…

И я ловлю себя на том, что раздражаюсь и отвлекаюсь, потому что не могу по-настоящему оценить всё это. Как я могу? После смерти Тори Страг на кампусе осталось пятно, от которого, случайно или намеренно, кажется невозможным избавиться. Девушка-первокурсница, такая же, как я, мертва и ушла бесследно.

Как Чарли.

Я задыхаюсь от этой мысли, и Крид замечает это, останавливаясь прямо перед толпой людей, заполнивших главный двор. Он даже оглядывается на Тристана, словно ища помощи или разъяснений, прежде чем низко наклониться, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Что не так? – его голос резкий, гораздо резче, чем я привыкла. В словах Крида обычно чувствуется… умиротворение. Мягкость. Роскошь и лень, люди в измятой, но изысканной одежде, растянувшиеся на тахте в северо-восточных поместьях.

– Ничего страшного, – вру я, а затем, заметив Шарлотту в толпе, поднимаю руку, чтобы помахать ей. Крид тяжело вздыхает и оглядывается как раз вовремя, чтобы увидеть, как она направляется к нам.

– Марни, – приветствует она с улыбкой, всё ещё одетая в жёлтое платье и шорты под ним; я едва вижу их, когда она поднимает руку, чтобы поправить очки на носу. За ней на буксире целый отряд парней. Только один из них – черноволосый, сердитый на вид Рейнджер – подходит вплотную, чтобы встать рядом с ней.

Его взгляд мечется по сторонам с нескрываемой враждебностью и подозрением, прежде чем снова остановиться на мне. Тристан встаёт с другой стороны от меня, и воцаряется тишина и напряжение, которые могли бы быть неловкими, если бы не Чак.

– Дай угадаю: они начали разыгрывать тебя, – она закатывает глаза и заговорщически наклоняется ко мне. – Кто-то прислал мне фотографию близнецов – обнажённых. Она утверждала, что спала с ними обоими, – мои глаза расширяются, прежде чем метнуться мимо Чака и остановиться на паре рыжеволосых парней. У них обоих на руках повязки, и я могу только догадываться о том, что произошло потом.

– Они избили девушку? – я удивляюсь, надеясь, что это неправда.

– Не-а, – Шарлотта оглядывается, чтобы ещё раз посмотреть на них, а затем пожимает плечами. – Они избили парня, который сфотографировал их в мужской душевой, – она указывает подбородком в сторону толпы. – Пойдём со мной, я покажу тебе кое-что интересное.

В итоге мы оказываемся в пустом классе, в этом огромном море столешниц с конфорками, духовками и раковинами, в стене шкафов, заполненных кухонными принадлежностями, на другой стороне огромного островка. В передней части помещения находится настоящая кухня, массивные разделочные стойки из орехового дерева, дорогая на вид бытовая техника с золотыми ручками и блестящим изумрудно-зелёным металлом.

Здесь как-то по-деревенски, но и роскошно тоже. С высокими деревянными балками над нашими головами, тяжёлой люстрой в центре зала и деревянными барными стульями у каждой стойки – это, несомненно, мечта каждого студента-кулинара.

– Здесь прекрасно, – бормочу я, проводя ладонью по поверхности островной столешницы. – Это ваша клубная комната?

– Теперь да, – говорит Шарлотта, облокачиваясь на край столешницы, в то время как черноволосый парень достаёт ингредиенты из одного из шкафчиков. – Мы должны ждать здесь сегодня и смотреть, не появится ли кто-нибудь ещё, чтобы присоединиться.

– И как, присоединяются? – спрашиваю я, и близнецы смеются в унисон.

– Им это запрещено, – говорят они вместе, а затем обмениваются взглядами. Один из них – кто знает, который именно – поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Когда они приходят, мы угрожаем им, чтобы они ушли, – он говорит это абсолютно без стыда.

– Мика, – предупреждает Чак как раз перед тем, как Спенсер запрыгивает на стойку рядом с ней. – Не выдавай всех наших секретов.

– Любишь шоколад? – Рейнджер спрашивает меня. Я смотрю в его сторону, когда Крид подходит ближе, собственнически обнимая меня за талию. Это мило, но в этом нет необходимости. Нужно быть твёрже гранитной глыбы, чтобы подумать, что этим парням небезразлична какая-либо девушка, кроме Шарлотты.

Когда она смотрит на моих парней, думает ли она о том же?

Я могла бы спросить её позже. Может быть. Если только я не струшу.

– Знаю, это безумие, но я не большой поклонник шоколада.

Рейнджер приподнимает бровь и открывает массивный холодильник, заглядывая внутрь и оценивая ингредиенты, прежде чем оглянуться на меня.

– Клубника? – спрашивает он, и я улыбаюсь.

– Я люблю клубнику. А кто её не любит?

– Только серийные убийцы, – соглашается Чак, кивая, но, с другой стороны, я не уверена, что это правда. Бьюсь об заклад, некоторые серийные убийцы едят клубнику в жаркие летние дни просто потому, что это зрелище заставит их казаться менее виновными.

– Я испеку несколько пирогов, – Рейнджер смотрит на близнецов, а затем переводит взгляд на Спенсера. – Думаете, раз мы сейчас учимся в универе, вам почему-то не нужно выполнять свои обязанности в Кулинарном Клубе? Сам клуб стоит три кредита (прим. кре́дит – термин, который используется в современных западных системах образования и обозначает оценивание знаний). Тащите свои задницы сюда сейчас же.

Шарлотта ухмыляется, когда парни стонут, неохотно поднимаясь, чтобы начать брать предметы из рук Рейнджера. Черч остаётся на месте, где он и был, примостившись на одном из табуретов и прокручивая свой телефон.

– А что насчёт него? – спрашивает Спенсер, обвиняюще указывая пальцем на светловолосого парня.

– Я работаю над совершенно другой проблемой. Делай, что тебе говорят, – Черч даже не удосуживается поднять глаза, но Спенсер всё равно хмурится на него, а затем показывает ему средний палец. – Включая вас, мисс Карсон.

– Я? – она указывает на себя одним пальцем, разинув рот. – Я единственная девушка. Я ни хрена не должна делать.

– Кулинарный Клуб – не сексист, – близнецы хватают её за руки и стаскивают со стойки, пока она скулит.

– У меня есть другие обязанности, – говорит она, и оба близнеца замолкают, когда Спенсер поворачивается, чтобы посмотреть на неё. – Что? Это правда, – она смотрит в мою сторону и немного съёживается, пожимая обоими плечами. – Послушайте, я знаю, что это может быть излишняя информация, но это большая работа – соответствовать потребностям пятерых парней…

Спенсер притягивает её к себе, заключает в объятия и шепчет что-то ей на ухо, отчего она краснеет, но в то же время замолкает. Когда парень отпускает её, она подходит, чтобы сесть рядом с Черчем, и он смущённо улыбается.

– Присаживайтесь, – Шарлотта указывает на стулья, расставленные вдоль передней части островка, и я принимаю её предложение, Крид и Тристан садятся по обе стороны от меня.

– Я не могу поверить, что ты только что улизнула от готовки, – Рейнджер прищёлкивает языком, ставя на стойку коробку с банками холодной содовой, чтобы мы могли выбрать. – Что бы ни сказал Спенсер, я предполагаю, что это было связано с тем, что ты позже наверстаешь свою лень.

– Я кажусь ленивой в спальне? – рычит она ему в ответ, а затем они оба смотрят друг на друга, и теперь, Рейнджер тот, кто краснеет. – Тупой придурок с вяленым лицом, с комком туалетной бумаги в писсуаре.

– Придурок с вяленым лицом? – спрашивает Спенсер, фыркнув на неё. – Это что-то новенькое, Чак-лет. Очень мило.

Она открывает свою газировку, срывает металлическое кольцо, бросает его и попадает им ему в спину.

Я прочищаю горло.

– Что-нибудь ещё, кроме фотографии обнажёнки? – спрашиваю я, проверяя свой телефон в поисках сообщений как от Зейда, так и от Виндзора. Я сообщаю им, где мы находимся, но я также отправляю сообщение Заку, потому что меня беспокоит то, что он может натворить. Я не могу позволить ему сделать что-либо, что поставит под угрозу его будущее в футболе. Сможет ли он обойтись без него? Конечно. Но он хочет этого больше, чем хочет признавать.

– Пока нет, – отвечает Чак, потягивая свой напиток и изучая Крида и Тристана с нескрываемым любопытством. – А у тебя?

– Губная помада на воротнике куртки Зака. – Все пятеро парней Шарлотты бросают на меня взгляды, прежде чем вернуться к своим занятиям. Они, похоже, не так уверены, как я, когда речь заходит о невиновности Зака. – Он говорит, что собирается попросить своего тренера проверить записи камер видеонаблюдения в раздевалке.

– Просто, но эффективно, – замечает Шарлотта, имея в виду розыгрыш. – Я бы, возможно, с ним порвала.

– Ты что, блядь, издеваешься надо мной? – спрашивает Спенсер, моя руки пенистым мылом, пахнущим сосной. Он пристально смотрит на неё прищуренными бирюзовыми глазами. – Ты бы поверила, если бы нашли на моей рубашке или пиджаке пятна от губной помады?

– Я сказала это? – спрашивает Шарлотта, глядя на меня с выражением на лице «Что я сделала не так?», прежде чем она опускает взгляд на телефон Черча. – Почему твоя мама спрашивает о подружках невесты? Она знает, что у меня не так уж много подруг женского пола.

– На то есть веская причина, – говорит один из близнецов, и она показывает ему язык.

– Почему бы тебе не попросить Монику пригласить нескольких друзей? – спрашивает другой близнец, и затем они оба смеются. – Может быть, она сможет взять с собой Коди?

– Подожди, подожди, – первый близнец поворачивается ко второму с смертельно серьёзным выражением на лице. – Разве не ты переехал его на «Ламбо»?

– О, я ведь и правда переехал его на «Ламбо», – соглашается он, и Шарлотта тяжело вздыхает.

– Прекрати врать, – она указывает на одного из близнецов. – Тобиас переехал его, а не Мика. Хотя неплохая попытка.

Близнецы готовят одинаковые пюре.

– Я ведь тоже ударил его – ты не можешь забыть эту часть.

– Да, да, и я вцепился в него мёртвой хваткой, а Шарлотта проткнула ручкой сиденья его джипа. Мы можем сменить тему, пожалуйста? – Рейнджер указывает на корзину с клубникой. – Нарежь их тонкими ломтиками. Больше никакого безделья.

– Властный, да? – Черч растягивает слова, набирая сообщение на телефоне. Сначала он поднимает взгляд на Тристана, их взгляды встречаются через стойку, прежде чем он переключает своё внимание на меня. – А как насчёт тебя? – спрашивает он, и я показываю на себя.

– Я? Властная? – спрашиваю я, и Черч смеётся. Это лёгкий, непринуждённый звук, но в нём есть что-то такое, что вызывает маленькую искорку тревоги в моей груди. Хотя он кажется хорошим парнем, я полагаю, что в нём есть нечто гораздо большее. Особенно учитывая то, что Крид упомянул в первый день: этот Черч является частью семьи Монтегю, одной из богатейших в мире. На данный момент я эксперт по богатым парням, и даже те, которые поначалу кажутся милыми – например, Виндзор, – на самом деле не такие уж и милые. По крайней мере, не с людьми, в которых они не влюблены.

Влюблены.

Прошлая ночь возвращается ко мне яркими, прекрасными вспышками, и я хватаю содовую, чтобы скрыть неровное прерывистое дыхание.

– Не властный типаж, – поясняет Черч, когда Крид облокачивается на столешницу, довольный тем, что наблюдает за остальными в комнате, как скучающий домашний кот, жаждущий крови. Другие парни с таким же успехом могут быть мышками. – Насчёт подружек невесты. Тебе с Мирандой было бы интересно? Конечно, я бы купил платья. Вам ничего не нужно будет делать, кроме как прийти на примерку, на репетиционный ужин и на торжественный день.

– Ещё слишком рано спрашивать о чём-то подобном, – бормочет Чак, и щёки её краснеют. Это совсем другой румянец, чем тот, который она испускала, общаясь со своими парнями. Это была фамильярность, привязанность и, вероятно, секс тоже, если быть честными. Но, прямо сейчас, смущение и страх быть отвергнутой.

Я слишком хорошо это понимаю.

– Я бы с удовольствием это сделала, – говорю я, и Тристан бросает на меня взгляд, который я игнорирую. – Когда свадьба?

– Через, эм, девять дней? – Шарлотта произносит это так, словно это вопрос.

– Восемь дней до репетиционного ужина, – уточняет Черч с мягкой улыбкой. Она такая гладкая, почти жидкая, как расплавленное золото, вылитое в форме улыбки. – Ну, так что думаешь? Ты сможешь это сделать? У меня полно шаферов, но твоим мужчинам были бы рады в зале.

– Только до тех пор, пока я буду сидеть на стороне невесты, – это то, что говорит Тристан, заставляя меня задуматься, каковы именно его отношения с Черчем Монтегю.

– Пока Шарлотта не против, я не возражаю, – Черч откладывает телефон в сторону и оглядывается через плечо на стук в дверь. Мгновение спустя в неё входит Виндзор с букетом полевых цветов, который он вкладывает мне в руки, останавливаясь рядом, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Моя дорогая принцесса, – приветствует он, садясь без приглашения. – Ты планируешь вступить в Кулинарный Клуб? – он знает, что это не так. Я не ужасный повар, но и близко не так хороша, как он. Полагаю, быть принцем сопряжено с дополнительными преимуществами, а? У него так много свободного времени, или, по крайней мере, раньше было, что он сумел приобрести серьёзные навыки на кухне.

– Если вам нужны макароны или чай, тогда Виндзор – ваш человек, – говорю я остальным, и Рейнджер останавливается, чтобы посмотреть на него, с интересом изучая рыжеволосого принца.

– Докажи это, – Рейнджер щёлкает пальцами в направлении шкафа, и я вижу, как на губах Виндзора появляется вызывающая улыбка.

– Что ж, не откажусь.

Он спрыгивает со табурета и отправляется исследовать кухню, достаёт банку с рассыпчатым листовым чаем и открывает крышку, чтобы понюхать его. Я полагаю, он, должно быть, находит его приемлемым, потому что достаёт чайник и ставит его на модную плиту в винтажном стиле.

Следующим открывает дверь Зейд – на этот раз без стука – и входит, выглядя немного… бледнее, чем обычно. Он царапает татуировку «Никогда больше» на своей шее такими же разрисованными пальцами и бросает на меня взгляд.

– Крид, возможно, ты захочешь поговорить с мамой… – Зейд замолкает и переводит взгляд на меня. – Кроме того, я заранее приношу прощения за то, что ты можешь увидеть в интернете.

Как только он это говорит, я понимаю, что всё будет плохо.

Крид достаёт свой телефон из кармана и затем хмуро смотрит на экран.

– Блядь. – Он закрывает глаза и оседает, стекая прямо на столешницу, как будто вот-вот произойдёт полный ядерный взрыв, и сольётся с ней. Он похож на растопленное сливочное масло в стеклянной формочке, которую держит Спенсер Харгроув. – Я знал, что рано или поздно это произойдёт, но… – он замолкает и поднимает голову ровно настолько, чтобы скосить глаза на Тристана.

– Кого мы знаем из Бёрберри, кто посещает этот универ? – спрашивает он, и у меня холодеет сердце. Это полная противоположность сливочному маслу, превращающемуся из мягкого, липкого романтического месива во что-то холодное, неподвижное и непоколебимое. На самом деле я не придавала особого значения тому, что другие студенты Бёрберри приезжают в Борнстед, но, с другой стороны, он входит в тройку лучших университетов в мире. В мире. Возможно, он не так известен, как Гарвард, но кампус и его расположение славятся своей красотой.

Конечно, другие студенты из Бёрберри – читайте: плебеи и люди из ближнего круга, возможно, даже некоторые из Гарпий – будут здесь. Я не уверена, почему я не подумала об этом раньше. Я не видела никого, кого узнала бы (определённо, не видела никого, кого знала бы на вечеринке), но это обоснованный вопрос.

– О, их больше, чем ты думаешь, – Тристан тяжело вздыхает, глядя на Крида. – А что?

– Потому что… это, – Крид кладёт свой телефон передо мной. Я смотрю вниз и вижу фотографию, на которой я целую Зака. Хм. Я прокручиваю страницу вниз и вижу нас с Тристаном. Чёрт.

Эти фотографии сделаны примерно двадцать минут назад. Что за хрень на самом деле?

Я поднимаю взгляд и вижу, что Крид молча кипит от злости, подперев щеку рукой, а кончики пальцев напряжённо вцепились в столешницу.

– Что делают эти… – начинаю я, но прежде, чем спросить, понимаю. Это открытый текстовый разговор с мамой Крида, Кэтлин Кэбот, отправленный пятью минутами ранее от неё ему. Я продолжаю прокручивать страницу, чтобы найти следующее сообщение.

«Крид Кэбот, я чувствую, что ты слишком умён, чтобы не знать, что это произойдёт. Позвони мне».

Моё лицо вытягивается, и я отталкиваю телефон в сторону Тристана.

Мысль о том, что Кэтлин так низко думает обо мне, причиняет боль. Я имею в виду, это не то, что она сказала, но я могу только представить. Насколько ей известно, мы с Кридом встречаемся. Она не знает о других парнях.

– Почему ты решил, что это был кто-то из Бёрберри? – спрашивает Тристан, возвращая телефон Криду. – Я не думаю, что это, именно так.

– А почему это не мог быть кто-то из Бёрберри? – спрашиваю я, понимая, что Шарлотта и её парни тоже участвуют в этом разговоре.

Крид понимает это раньше меня.

– Зачем делать это сейчас, когда они могли бы сделать это раньше? О, нет. Они приберегли бы подобный трюк для… – Крид замолкает и садится, обвиняюще глядя на Черча Монтегю.

– Мы объяснили Шарлотте, что такое Клуб Бесконечности. А также о том, что мы не будем участвовать ни в какой из этих глупостей, – Черч поднимается на ноги и приближается к Виндзору. – Надеюсь, ты не возражаешь, но я, пожалуй, приготовлю кофе.