Текст книги "Ориентирование (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Я только пытаюсь его притормозить.

– Это всё ещё не объясняет, почему ты чуть кого-то не убил, – бормочу я, зная, что потакаю его плохому поведению гораздо больше, чем это разумно. Возьми себя в руки, Марни Рид! – Винд, что случилось?

– Они скрывали вас от меня, миледи. Что ещё мне оставалось делать?

Он притягивает меня ещё ближе к себе, потирая мои самые чувствительные места о своё бедро и глядя на меня так, словно никогда не отпустит. Вентиляция над нами работает, согревая комнату и взъерошивая рыжие волосы Винда, падающие ему на лоб. Он поднимает их одной рукой, и они остаются торчать прямо вверх, как и всегда.

– Ты избил его? – шепчу я, пытаясь прояснить ситуацию. Я не уверена, насколько гиперболично звучало почти убил, когда Виндзор сказал это. Это может быть довольно либеральная интерпретация английского языка… или это может быть неприкрытая правда.

Вместо того чтобы ответить мне, Виндзор толкает меня обратно на кровать, а затем перелезает через меня. На этот раз это он осёдлывает меня, его мускулистые бедра обхватывают мои с обеих сторон. Эта поза мешает мне сделать то, что я так естественно хочу сделать. То есть раздвинуть ноги и притянуть Виндзора ближе.

Он опускает руку между нами, расстёгивая свои брюки и засовывая пальцы за пояс нижнего белья. Его лицо слегка меняется, когда он прикасается к себе, а я лежу более или менее под ним.

– Я избил его до полусмерти, – Винд испускает этот тяжёлый вздох, играя сам с собой, опуская губы к моей шее сбоку, чтобы поцеловать пульс. – Вызвали полицию, и они оттащили меня от него, – он кусает меня за кожу, и я издаю резкий звук удивления, тяжело дыша. – Они меня арестовали. Мне пришлось позвонить бабушке, чтобы она вытащила меня из этой передряги.

– Тот парень… насколько сильно ты его ранил?

Виндзор игнорирует вопрос, целуя меня в подбородок, а затем проводит языком горячую и похотливую линию вдоль него, пока не находит мои губы. Он тяжело стонет, прижимаясь ладонь к бёдрам, используя её крепкий захват, чтобы усилить эрекцию, в то же время держит меня зажатой между ног.

– Винд… – это слово – едва слышный шёпот, украденный в промежутке между поцелуями.

Он боролся, чтобы добраться до меня; он всегда борется, чтобы добраться до меня.

И его, похоже, не волнует, чем ему придётся пожертвовать или кому он должен причинить боль, чтобы добиться этого.

Разве это хорошо? Плохо? Может ли это быть и то, и другое одновременно?

Меня это устраивает?

Он садится, а затем обеими руками приспускает штаны достаточно низко, чтобы я могла видеть его член.

Поскольку он всё ещё носит многослойные куртки в том виде, в каком он есть, сцена кажется какой-то более извращённой. Вот Виндзор Йорк, такой же собранный, как и всегда, каждый дюйм его тела одет, за исключением члена. Он сжимает его основание, пока я наблюдаю, приподнявшись на локтях.

– Несмотря ни на что, Марни, я всегда сделаю всё правильно для тебя.

Он поправляет свою левую ногу, перемещая её так, чтобы она оказалась между моими коленями. Затем использует её, чтобы раздвинуть мои бёдра. Тогда халат кажется таким тонким, в этот момент – это скорее намёк на ткань, чем на что-либо ещё.

Я уверена, что у Виндзора есть полное представление обо всём.

– Это здесь он тебя трахнул? – спрашивает он рассеянно, почти жестоко. Я вся вспыхиваю, но я согласилась быть честной с парнями, когда дело доходит до такого рода вещей. Когда Виндзор говорит он, совершенно ясно, что имеет в виду Тристана. Ему невыносимо даже произносить имя своего соперника.

Я киваю.

Глаза Винда на мгновение вспыхивают, прежде чем он смаргивает раздражение, опуская ладонь рядом с моей головой. Я поднимаю руки и просовываю ладони под его футболку, слегка царапая ногтями его пресс. Его живот напрягается в ответ на моё прикосновение, а зрачки – и без того расширенные – кажется, расширяются ещё больше от желания.

– Не имея возможности полностью иметь тебя для себя… – шепчет он, наклоняясь к моему уху. Я дрожу и извиваюсь, ещё глубже впиваюсь ногтями в его кожу, но он не останавливается. – Не имея возможности обладать тобой, когда захочу… – Виндзор кусает меня за ухо. – Ах, mon amour (прим. любовь моя), это творит странные вещи с моим сердцем.

Он протягивает руку между нами, ловкими пальцами развязывая завязки халата. Как только отбрасывает ткань в сторону, то тянется к моим соскам, прижимаясь губами к одному из них и тяжело выдыхая в него. Розовая плоть напрягается, когда я упираюсь пятками в кровать и раздираю его кожу ногтями. Кажется, ему это тоже нравится, он лижет и посасывает мою шею сбоку.

Я уверена, что у меня останутся засосы на ней с обеих сторон, но в данный момент мне не только всё равно: я даже хочу, чтобы он это сделал. Виндзор берёт одно из моих запястий и вытаскивает его из-под своей футболки. Парень заставляет меня положить руку ему на шею, снова сближая наши губы для ещё одного поцелуя.

– Я бы убил ради тебя, Марни, – Виндзор массирует своим языком мой собственный, разминая мою грудь свободной рукой. Другой поддерживает себя, нависая надо мной. – Я бы не испытывал по этому поводу никакого сожаления.

– Я… не верю тебе, – ухитряюсь прошептать я в ответ. Вероятно, это одна из последних связных вещей, которые я скажу сегодня вечером, но мне всё равно. Я не верю в это ни на минуту. Виндзор убил бы за меня, это правда, но он более восприимчивый, чем он думает. Если бы это было не так, то он не потратил бы столько лет, отказываясь садиться за руль.

– Мне не нужно, чтобы ты верила моим словам: моих действий будет достаточно.

Он снова целует меня, удерживая прикосновение наших губ так долго, что я задаюсь вопросом, позволит ли он мне когда-нибудь дышать. Когда он это делает, кажется, что он преподносит мне подарок. Глубокий вдох. Поцелуй. Ещё один вдох. Долгий, тягучий поцелуй, который заставляет меня податься к нему бёдрами в попытке ускорить процесс.

Виндзор ненадолго прерывает свои поцелуи, а затем прижимается своим лбом к моему, и часть того отчаяния и пылкости, что были раньше, находит выход в его объятиях. В конце концов он переплетает пальцы обеих рук с моими, его голова и моя всё ещё невероятно близко.

– Ты слишком много раз была на волосок от опасности, чтобы я лгал о том, что чувствую. Я уже говорил тебе это раньше: сначала я действительно хотел просто быть другом. Ты мне понравилась, и твоё упорство, и ты знаешь, что я люблю издеваться над хулиганами. Но не потребовалось много времени, чтобы эти чувства изменились. На данный момент всё, что я могу сделать, это продолжать гнаться за ними.

– Это не то, как работает романтика, Виндзор. Дело не в том, чтобы за чем-то гнаться. Всё дело в том, чтобы раскрыть объятия и позволить этому прийти к тебе.

– Я не уверен, что смогу это сделать, принцесса. Сможешь ли ты простить меня, если я буду охотиться на тебя, если я прижму тебя, если возьму? – он протягивает руку между нами, чтобы поправить свой член, и я отвожу бедра, чтобы ему было легче. Я такая мокрая, что, когда Виндзор скользит в меня, я вообще не испытываю сопротивления.

Я полностью доступна принцу, и меня не волнует, что то, что он говорит, неверно.

Та маленькая частичка плохой девочки, которую я обнаружила в себе на втором курсе, я вижу, как она прячется в тени, выжидая. Если мне придётся вернуть её обратно, чтобы пройти через это, я сделаю это.

К тому времени, когда начнутся занятия, сегодняшний инцидент будет настолько далёк от моих мыслей, насколько это возможно.

Мои руки зарываются в волосы Виндзора, притягивая его лицо к своему, побуждая его использовать свою природную собственническую жилку, чтобы поцеловать меня снова. Он так и делает, ставя на мне свою печать и посасывая мою нижнюю губу, оставляя крошечные вмятины своими зубами. Парень смакует вкус моего горла и ключицы, оставляя на мне метки повсюду.

Сначала я не могу сказать, трахает ли он меня или занимается со мной любовью.

Кажется, в этом есть немного и того, и другого.

– Следующие несколько лет станут для тебя испытанием, Марни.

Его тяжёлое дыхание шевелит мои волосы, когда он слегка замедляется, его тело прижимается к моему. Мне нравится это ощущение – быть как можно ближе к Виндзору. Нам потребовалось так много времени, чтобы дойти до этого момента, и, если вдуматься, прошло не так уж много времени с тех пор, как мы открылись плотской стороне наших зарождающихся отношений.

Примерно полгода назад.

Совсем немного времени.

Мы знаем друг друга уже три года, но, когда дело доходит до сексуальной близости, мы почти незнакомцы. Всё, что я действительно знаю о плотской стороне Виндзора, это то, что он злится и становится собственником. Его губы находят мой сосок, сильно посасывая нежную плоть, даже когда я отворачиваю голову и кусаю подушку, чтобы не шуметь.

Винд опустошает мои груди своим ртом, жёстко трахая бёдрами, пока не издаёт звук раздражённого разочарования.

Он переворачивает нас, убеждаясь, что я прочно насажена на его берда, его руки покоятся на них под халатом. Он уже практически не на мне, свисает с плеч, распахнут спереди. Только рукава не дают ему полностью упасть.

– Ты всё ещё одет, – бормочу я, и он одаривает меня сногсшибательной полуулыбкой.

– Да, это так. Но ты… – Виндзор стягивает халат с моих рук, а затем сбрасывает его с кровати на пол. Теперь я полностью обнажена и уязвима над ним, в то время как на нём всё ещё надеты три слоя верхней одежды, брюки и нижнее белье на коленях, а на ногах ботинки. – …ты останешься для меня голой, не так ли? В конце концов, – Виндзор приподнимается в полусидячем положении, приближая своё лицо намного ближе к моему, пока я тяжело дышу над ним, – я твой будущий муж. Я должен им стать. Лишь это имеет смысл, – он хлопает меня по бедру, когда я запускаю пальцы в его футболку. – Подвигайся ради меня.

Это не вопрос.

Я протягиваю руку и провожу пальцами по своим золотисто-розовым волосам, заставляя Виндзора содрогаться подо мной.

– Ты потрясающе красива, ты знаешь это? – говорит он, и я снова двигаюсь, наблюдая за тем, как напрягаются обнажённые мышцы внизу его живота под подолом футболки. Когда я наклоняюсь, чтобы поднять её, он сжимает моё запястье в карающей хватке. Он очень медленно и осторожно ослабляет хватку, словно предупреждая, позволяя мне прикоснуться к нему, но следя за тем, чтобы я не пыталась раздеть его.

От меня не ускользает то, что он делает: ему нравится дисбаланс сил. Он одет, а я нет. Он хочет этого. И я не против дать это ему.

Я прижимаю ладони к его плоскому тёплому животу и использую их как рычаг для движения бёдрами. Я не отстраняюсь слишком далеко, оставляя его глубоко внутри себя. Вместо этого тру и растираю его, сталкивая наши тела, создавая восхитительное трение.

Я чувствую, что потею, пряди золотисто-розовых волос прилипли ко лбу.

Всё это время он наблюдает за мной. Он пристально смотрит на меня. Парень поглощает меня.

Я не уверена, что когда-либо кто-то смотрел на меня так, как Винд.

– Блядь, – выдавливает он почти сердито, но затем снова переворачивает нас и толкается так сильно и глубоко, что я вскрикиваю. Это почти больно, но… это не так. Он испытывает меня, подталкивает к пределу моих возможностей. – Ты моя, Марни Рид. Я сказал тебе, что был бы рад позволить тебе оставить твоих питомцев, и так оно и есть, и я не буду спорить с тобой по этому поводу. Но это не меняет реальности того, что у нас есть.

Он сжимает мои запястья вместе, а затем начинает трахать меня, врезаясь с такой силой, что кровать скрипит, изголовье ударяется о стену, и я просто благодарна, что у меня крайняя комната и что Шарлотта – моя ближайшая соседка. Она не будет против. Девушка не будет жаловаться.

Я не смогла бы остановить Виндзора, даже если бы она пожаловалась.

Он врезается в меня с такой яростью, что я почти верю, что он зол на меня. Только когда парень опускается и снова завладевает моими губами, я чувствую это, боль и страх от возможности потерять меня. Его человечность сломлена и оборвана, он запутался в узах своей королевской родословной и своего банковского счёта, в клубе «Бесконечность» и соперничестве с роскошными богатенькими парнями, в далёкой матери и обманутых ожиданиях своего возможного величия.

Все.

Виндзор-Йорк даёт мне все.

И он даёт мне это длинным, толстым, горячим членом, раздвигая мои гладкие мышцы, проникая в меня, даже когда кульминация подкрадывается ко мне, и я начинаю пульсировать. Напряжение моих внутренних мышц его не останавливает. Он заставляет себя двигаться снова и снова, пока я не начинаю кусать рукав его куртки, чтобы не закричать. Я толкаю его, как будто пытаюсь отбиться, но не хочу, чтобы он куда-то уходил, и он это знает.

Он вбивается в меня со всей силой, на какую только способен, выбивая мой назойливый оргазм, и тогда я кричу слишком громко, для стен комнаты в общежитии. Я кончаю первой и восхитительно, сжимая его, обрабатывая его тело своим, прося его семени без слов.

Он ждёт, пока я полностью кончу, замирая, прижав наши бедра друг к другу, его карие глаза прикованы к моему лицу. А потом, когда я лежу там, полностью ослабшая и потеющая, выставив напоказ обнажённую грудь, такая уязвимая, какой я никогда не была… он снова начинает двигаться.

Это почти чересчур, слишком нежно, слишком больно. Но я не хочу, чтобы он останавливался. Я обвиваю руками его шею и прижимаю к себе, пока он использует моё тело, чтобы заставить себя кончить, изливаясь в меня так, как Тристан делал это только вчера.

Один парень в день – вот что я получаю. За редким и драгоценным исключением той единственной ночи в моей старой спальне в Бёрберри, на этом всё и закончилось. Только это. По одному в день. По одному за раз.

Могу ли я это изменить?

– Я люблю тебя, Марни, будущая герцогиня Вестминстерская, – он целует меня в щеку, а затем ложится рядом, положив голову на руки, и изучает меня, его кожа купается в лунном свете и танце ложных языков пламени электрического камина. – И я остаюсь на ночь.

Это не вопрос.

С Виндзором, никогда не бывает вопросов.

Я довольна позволить ему притянуть меня в свои объятия и держать при себе.

Единственная часть этого уравнения, которая мне не нравится, – это тот факт, что других парней нет здесь со мной.

В остальном… это идеально.

Шарлотта ждёт меня, когда на следующее утро Винд открывает дверь комнаты в общежитии. Я стою перед ним, его рука обхватывает меня за талию, другая лежит на дверной ручке. Он не позволяет мне и шагу ступить без него, по крайней мере, со вчерашнего вечера. Он даже последовал за мной в ванную и охранял дверь.

Парень на взводе. И волнуется. Какие ещё доказательства мне были нужны, кроме того, что его арестовали за избиение какого-то парня до полусмерти? Но даже это немного чересчур, когда он вот так наваливается на меня. Командует мной каждым прикосновением, каждым взглядом, каждым словом.

Это интенсивно, и я не уверена, что могу относиться к этому иначе, как горячо.

Я нервничаю, и мне трудно поддерживать свой пульс медленным и ровным. Возникает непреодолимое желание тяжело дышать. Я пока не с нетерпением жду встречи с другими парнями; я чувствую, что мне нужно немного побыть одной, чтобы успокоиться после событий прошлой ночи.

– Доброе утро, – говорит Чак, прислонившись к стене. На ней красивое жёлтое платье с длинными рукавами и резиновые сапоги, одна рука скрещена на груди, указательный палец другой руки поднят к потолку. – На улице льёт как из ведра. Возможно, тебе захочется захватить плащ.

Виндзор набрасывает мне на плечи свою собственную куртку – военную куртку с эполетами – и затем проводит пальцем по центру верхней части моей спины, подталкивая меня вперёд.

– Я всегда прихожу подготовленным, – обещает он, а затем достаёт зонтик из-за комода Миранды, который, я не помню, чтобы кто-то из нас туда клал. Я уверена, что это был принц. Он постукивает по полу чёрным кончиком зонта в коричневую, темно-синюю и красную клетку, туго застёгнутого.

– Это зонт Бёрберри, – говорю я, указывая на него, поскольку узнаю символ бренда на ручке. Виндзор замолкает, красивое лицо на мгновение искажается в притворном замешательстве, когда он притворяется, что ничего не знает, размахивая зонтиком вверх-вниз, чтобы посмотреть на логотип.

– Так и есть! – соглашается он, и я закатываю глаза. Чак не отстаёт от меня, игнорируя моё подшучивание над Виндзором, а затем наклоняется ближе, чтобы прошептать.

– Это во всех социальных сетях – дедовщина реальна. Ходят слухи, что Тори была убита из-за того, что встречалась с Хью Брантом. Он подающий надежды актёр, и у него сверхбогатые родители. Они строят электромобили или что-то в этом роде, – Чак замолкает на минуту. – Ну, я знаю, что это распространено во всех социальных сетях только потому, что Миранда сказала мне об этом, но всё же.

Все пятеро её парней ждут в общей зоне. Она машет мне рукой и уходит с ними, но у меня такое чувство, что мы ещё увидимся. Я не единственная, кому интересна смерть Тори.

Я бросаю на Виндзора острый взгляд, который он игнорирует. Он так и не сказал мне, что сделал с Мирандой, только сказал, что она в безопасности и что мне не нужно беспокоиться об этом.

Как только я вижу её в кафетерии, то направляюсь туда, чтобы увидеть, как она ругается с Кридом.

– Что за чудовище заставляет свою сестру спать на полу, когда он мог бы предоставить ей кровать или, по крайней мере, позволить ей разделить её с ним? Я не имела в виду инцест близнецов или что-то в этом роде; я просто хотела матрас.

– Тогда тебе следовало спать в постели моего соседа по комнате, – Крид смотрит на свой пустой поднос, а затем снова на очередь в кафетерии, как будто не уверен, что это стоит его драгоценной энергии. – Я же говорил тебе: руководитель факультета сказал мне, что этого парня считали «студентом-призраком» в кампусе, потому что он единственный первокурсник, который не зарегистрировался ни на какие ознакомительные мероприятия. Он не придёт.

– Я не собираюсь спать в постели какого-то случайного незнакомца, когда мы не знаем наверняка, что он не появится посреди ночи.

Миранда упрямо скрещивает руки на груди, взмахивая своими светлыми волосами, почти перекидывая их. Слава Богу, она никогда не была особенно хороша в этом движении. Я не доверяю людям, которые идеально перебрасывают волосы.

– Даже если он действительно зарегистрировался поздно, зачем ему приходить посреди ночи?

– Может быть, он весь день едет, чтобы добраться сюда, и просто случайно опаздывает? Может быть, он регистрируется в своём новом общежитии с помощью приложения Университет Борнстеда, заходит в комнату, забирается в постель и обнаруживает, что какая-то случайная цыпочка ждёт его?

– Вероятно, он будет в восторге, – предполагает Зейд, указывая на Миранду картофелем фри. – Ты мне никогда не нравилась, но я слышал, что некоторые парни находят тебя привлекательной.

– Ну, мне это не кажется забавным, – Миранда замолкает, когда видит меня, и нежно улыбается. – Надеюсь, вам понравился ваш свободный вечер, мистер Йорк. Моя влюблённость в тебя как в знаменитость почти исчерпана, когда дело доходит до одолжений.

– Весьма признателен, – отвечает Виндзор с поклоном и ухмылкой. Когда он встаёт, то замечает, что Крид и Зейд наблюдают за ним, и его ухмылка становится ещё острее, превращаясь в смертоносный блеск. – Мы хорошо использовали наше время.

– Конечно же, именно так ты и сделал. В конце концов, у тебя было достаточно практики, не так ли? – Крид отвечает, когда Зейд съёживается. Не из-за оскорбления. Но, вероятно, потому, что Зейд понимает, что мне это причиняет большую боль, чем Виндзору. Я не уверена, знает ли Крид об этом или нет.

– Извини, чел. Но ты либо останешься мужчиной с одной женщиной в постели на всю оставшуюся жизнь, либо больше не будешь с Марни. В любом случае, это очень плохо. Я дам тебе подсказку: одна из этих судеб значительно хуже другой.

– Винд, – предупреждаю я, проскальзывая мимо него, чтобы сесть рядом с Зейдом. Он откинулся назад в своём до глупости сексуальном спортивном костюме, часть которого блестящего зелёного цвета, как мох, подходит к его волосам, остальное сшито из чего-то похожего на толстовку с капюшоном. У него даже есть капюшон, который в данный момент поднят.

Выставив напоказ испачканные чернилами пальцы, Зейд подносит к губам ещё одну картошку фри и с мучительной медлительностью проталкивает её по языку. Я приклеена к этому виду, едва в состоянии поднять взгляд на его лицо. Он улыбается мне, прежде чем съесть её.

Как только парень сглатывает, то наклоняется и кладёт руки на скамейку рядом со мной. Когда он перекидывает ноги через неё, я тревожно и безвозвратно вспоминаю Виндзора прошлой ночью и то, как я оседлала его почти таким же образом.

– Это всё не имеет значения, не так ли, Черити? – он подносит руку к моему лицу, щекоча кончиками пальцев. – Потому что наша химия – ядерная.

– Ядерная химия? – Крид усмехается, а потом сам же смеётся. Это не очень приятный смех. – Ты действительно иногда бываешь слишком туп, ты знаешь это?

– И всё же, я не тот, чья мама умоляла Марни дать её сыну уроки репетиторства – даже после того, как мы её наебали, – Зейд усмехается и качает головой, сбрасывая капюшон со своих волос и вопросительно глядя на меня. – Ты в порядке?

– Может, ты перестанешь спрашивать об этом? – бормочу я, но только потому, что сама не уверена в ответе. – Как обстановка в кампусе? – я оглядываюсь по сторонам, но несмотря на то, что атмосфера немного приглушенная, никто не волнуется. Может быть, они все предполагают очевидное: Тори напилась и упала с лестницы.

Только я была с ней, когда старшеклассницы попросили нас присмотреть за пьяными первокурсницами. Тогда с ней всё было в порядке, и я не видела, чтобы она пила перед тем, как исчезнуть. Можно было бы поспорить, что тогда она начала пить, но… Я не уверена. Всё ещё возможно, что она каким-то образом споткнулась на лестнице, будучи трезвой, не так ли?

Почему её оставили там так надолго? Как мы могли быть первыми, кто нашёл её, когда было ясно, что она была мертва в течение некоторого времени, прежде чем её нашли?

Я вздыхаю, когда Зейд подтаскивает картошку поближе и откусывает ещё кусочек.

– Почему бы мне не ответить на этот вопрос для тебя? – предлагает Крид, кладя руки мне на плечи и опасно приближая губы к моему уху. – В конце концов, я король сплетен.

– Дерзай, – я пытаюсь казаться слегка незаинтересованной, но это не срабатывает. Миранда усмехается с другого конца стола, но Крид игнорирует её, положив подбородок мне на левое плечо. Я едва сдерживаюсь, чтобы не погладить его по волосам.

– По-видимому, эта дедовщина продолжается уже несколько десятилетий, но никто никогда раньше не умирал и не получал серьёзных травм. Никто не думает, что это нелепое правило никаких отношений для первокурсников имеет к этому какое-то отношение, – Крид лениво машет рукой передо мной. – Либо они, похоже, верят, что это был несчастный случай, либо убеждены, что это как-то связано с её бойфрендом Хью. Прямо или косвенно.

– Подожди, подожди, подожди, – я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Крида, из-за чего наши лица оказываются слишком близко друг к другу. То, что мы впервые проводим время вместе, создаёт уникальную связь, которую трудно воспроизвести. Даже если жизнь давала бы второй шанс, чтобы что-то изменить, я бы никогда не изменила выбор, который сделала, когда дело дошло до того, чтобы вначале переспать с Кридом. – Люди думают, что Хью на самом деле убил Тори?

Крид пожимает плечами и садится, почти сразу меняя позу так, чтобы обхватить меня сзади. Зейд закатывает глаза, но ничего не говорит, и я бросаю взгляд туда, где Виндзор сидит рядом с Мирандой.

– А где Тристан и Зак? – спрашиваю я, но Миранда пожимает плечами, а Виндзор лишь загадочно улыбается. Я не думаю, что это реалистично – думать, что я буду видеться с каждым из парней каждый день. У нас будут свои занятия, своё расписание, свои друзья и хобби.

Странная вспышка страха охватывает меня, но я отбрасываю её в сторону ради загадочной смерти Тори.

– Тори и Хью всю старшую школу были то горячи, то холодны. По всей видимости, они встречались два года подряд, расстались на один, а затем снова сошлись в выпускном классе, – Миранда заканчивает рассказ, а Крид вздыхает, постукивая пальцами по поверхности стола. – Люди думают, что либо он убил её в порыве ревности, либо это сделала одна из его любовниц или бывших.

Хм.

Я открываю приложение Борнстеда, нажимаю на уведомление, всплывающее сверху.

«До дальнейшего уведомления дом Бета Апсилон Ро закрыт в связи с проведением полицейского расследования. Если вы являетесь членом Дома Бета и нуждаетесь в помощи в получении временного жилья, пожалуйста, свяжитесь с Управлением студенческого жилья».

Я прокручиваю страницу вниз, ожидая увидеть хотя бы что-нибудь о мёртвой студентке в кампусе.

И больше ничего.

Вздохнув, откладываю телефон в сторону. Вероятно, университет ждёт, пока у них появится больше информации, прежде чем публиковать какое-либо официальное заявление. Учитывая, что в здесь учатся тысячи учеников, это, вероятно, хорошо. Истерика никогда не приносит пользы.

– Бьюсь об заклад, полиция разберётся со всем этим за день или два, – говорит Миранда, всегда оптимистка, а также, что очаровательно, иногда теряющая связь с реальностью. Она проглатывает ложку еды (что-то вроде горячих хлопьев с изюмом) и одобрительно кивает.

– Я никак не могу привыкнуть к здешней еде, – Криду удаётся оторвать голову от стола, но затем он снова опускается на скамейку. – Я уже скучаю по Бёрберри.

– Ты спятил, – произносит Зейд, указывая на него катошкой фри. – Как ты мог такое сказать? С Марни, которая сидит прямо здесь? Позор, чувак. Позор.

– Меняться трудно, – вот как я отвечаю. Потому что так оно и есть. Потому что несмотря на то, что мы здесь, в Борнстеде, кажется, что ничего не изменилось. И всё же, всё изменилось. Я не могу этого объяснить. Это похоже на то, как будто время движется как со скоростью улитки, так же и со скоростью света. Воспоминание из детского сада может казаться таким, будто это произошло вчера; ожидание встречи с любимым человеком в течение года может ощущаться как столетие.

– Ты слишком добра к нам, – говорит мне Зейд, наклоняясь ближе и прикладывая кончики пальцев к своей груди. – Мы тебя не заслуживаем.

– Несомненно, – соглашается Виндзор, потягивая чай. На этот раз не из его модного набора. Нет, на самом деле он подошёл за ним к стойке. Я могу только надеяться ради персонала, что он был приготовлен не в микроволновой печи. – Особенно для тебя, – он устремляет свой пристальный взгляд охотника на ведьм на Зейда и заставляет его нахмуриться. Я прекращаю спор, протягивая руку и беря Зейда за руку.

Люди пялятся на нас, проходя мимо – как парни, так и девушки, – и я чувствую напряжение в воздухе.

Эта дедовщина, эта предполагаемая традиция Борнстеда, она происходит независимо от смерти Тори.

Я слишком расстроена из-за вчерашнего, чтобы тратить много времени на сегодняшние мероприятия ориентирования. Вместо этого я нахожу местечко на площади, чтобы расслабиться за чашечкой кофе, а парни приходят и уходят.

Единственное, что я замечаю, так это то, что меня никогда не оставляют в покое. Ни на секунду.

К счастью, дождь прекратился, и тучи рассеялись, впуская в мир немного слабого солнечного света.

– Где ты был сегодня утром? – я спрашиваю Зака, когда он появляется ближе к вечеру, поменяться сменами с Зейдом, плюхаясь на сиденье напротив меня с усталым вздохом.

– На тренировке, – признаётся он, наклоняясь ко мне и кладя локти на стол. – В день проводится три тренировки; мне предписано присутствовать по крайней мере на одной из них. На двух, если я действительно серьёзно настроен попасть в НФЛ, – он протягивает руку, чтобы дотронуться до книги стихов, лежащей передо мной, постукивая пальцами по её краю. – Я подумал, что будет проще всего, если я буду ходить туда по утрам большую часть дней, – он забирает у меня книгу и тащит её через стол, кладя себе на колени. Его карие глаза поднимаются от страницы к моему лицу, когда я делаю глоток американо со льдом и притворяюсь, что понимаю, почему люди считают простой кофе таким вкусным. – «В лучах ласкового послеполуденного солнца она купается в безнравственной скромности. Каждое слово, каждый разворот страницы, каждое помешивание серебряной ложечкой в Эрл Грей. Она лжёт. И она мягко улыбается в течение многочисленных повторений».

Я наклоняюсь, кладу локти на стол, зажимаю соломинку во рту и смотрю на Зака свежим взглядом.

Мы только что познакомились во время экскурсии по кампусу. Ветер треплет его волосы, когда он невольно возбуждает меня чтением прозы. Знает ли он, как сильно мне это нравится? Понимает ли он, какой контраст создаёт, читая такую прекрасную прозу в своей командной куртке, джинсах и кроссовках и с лицом, созданным для телевидения?

– О чём ты думаешь? – Зак захлопывает книгу, держа её одной рукой, и смотрит, как я наблюдаю за ним. Он почти улыбается, но не совсем, и это прекрасно, потому что это самое искреннее выражение, которое я видела на его лице за последнее время. Я не уверена, что он позволил себе горевать по моему отцу, как будто, возможно, он считает, что этого не заслуживает.

– Ни о чем важном, – я снова сажусь, и Зак приподнимает тёмную бровь.

– «Каждое слово… она лжёт», – Зак цитирует книгу, а затем кладёт её на деревянную поверхность стола. Сам стол представляет собой огромную деревянную плиту, ровный срез ствола дерева, видны кольца и всё такое. Он был густо покрыт лаком, поэтому выглядит блестящим и гладким, но выступающий край придаёт ему шероховатый вид. Я попробовала сосчитать кольца на дереве, но сдалась после двадцати. Ему было по меньшей мере шестьдесят лет. Как минимум.

– Ты думаешь, я лгу? – спрашиваю я, когда Зак расслабляется на своём месте, защищённый тенью зонта над нашими головами. Не то чтобы я была уверена, что он вообще хотел бы спрятаться от солнца. Сегодня в тени практически холодно.

– Не намеренно, – его пристальный взгляд осматривает площадь, и я замечаю едва заметный синяк на краю его щеки, как будто, возможно, что-то случилось во время тренировки. Тогда я задаюсь вопросом, не единственная ли я здесь, кто лжёт – намеренно или нет. – В этом смысл стихотворения, верно? Говорящий видит наблюдателя как женщину со слишком большой скромностью – то есть тебя – и он видит, что она так отчаянно пытается поддержать это чувство гордости, что лжёт даже самой себе. Даже не подозревая об этом. Всё её существование – ложь.