Текст книги "След крови"

Автор книги: Китти Сьюэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Мадлен вышла из автомобиля на яркий солнечный свет.

Палате попытались придать испанский колорит. Мадлен привезла несколько хлопчатобумажных кубинских гобеленов насыщенных красных, желтых и фиолетовых цветов. Ширма из мексиканских бус отделила раздевалку и смежную комнату от маленькой гостиной. За другой ширмой скрывался алтарь Росарии и место поклонения Бабалу-Айе. «Ну и где он сейчас?» – спрашивала себя Мадлен, глядя на неподвижную фигуру на постели. Росария лежала прямо, как оловянный солдатик, с широко открытыми глазами. Руки ее не двигались, она не размахивала ими бесцельно, как обычно. Казалось, она изменилась-, постарела и высохла. Ее крошечная фигурка терялась на огромной кровати. Стоя в дверях, Мадлен пыталась представить юную Росарию со свадебных фотографий – вызывающе красивую, черноволосую, с роскошными формами, со смуглой кожей на фоне снежно-белого платья. Как же случилось, что осталось только это? Внезапно Мадлен отчетливо поняла: такой коней, ожидает всех, и она не исключение. Ты обессилишь, высохнешь, и останется одна только оболочка… Она вздрогнула. Когда Росария умрет, она, ее дочь, будет идти по этому же пути жизни, продолжая бесконечную череду поколений. Но после нее останется дочь, а за ней внуки и правнуки.

Внезапно Мадлен в голову пришла ужасающая мысль, от которой по спине побежали мурашки. А если ее дочь умерла? И после нее никого не останется, никаких следующих поколений? Об этом она никогда не задумывалась. Никогда! Она отказывалась рассматривать такую возможность. Неизвестно почему перед глазами всплыло Сашино лицо. Маленький мальчик из парка смотрел на нее… Она представила ребенка, затем высокого красавца средних лет, который стоял в проеме двери и печально смотрел на Мадлен, в образе сморщенной старухи лежащую на кровати. Это внезапное видение будущего напугало ее.

– Все в порядке, – услышала она. – Можете войти.

Это сказала сиделка, которая сидела у окна и читала замусоленную книгу.

Мадлен подошла к кровати. На Росарии был надет стеганый халат, который Мадлен подарила ей на Рождество. Волосы аккуратно заплетены в косу и уложены вокруг головы, как мама любила, зубной протез снят. Неужели в этом возникла серьезная необходимость? Мама заботилась о том, как выглядит, и терпеть не могла оставаться без зубов. Мадлен присела на край постели, поцеловала распятие и прах предков, потом наклонилась и, обняв худенькие плечи матери, покрыла ее лоб поцелуями.

– Despiertate, Mama. Estoy aqui,[32]32
  Мама, просыпайся, это я (исп.).


[Закрыть] – прошептала она. – Я здесь, мама.

– Она не чувствует ничего, даже боли, – сказала сиделка. Мадлен обернулась.

– Откуда вы знаете?

Мгновение она непонимающе смотрела на Мадлен.

– Ниоткуда.

Сиделка встала и вышла. Через несколько минут в палате появился доктор Дженкинс.

– Может быть, вызвать «скорую помощь», мисс Фрэнк?

– Чтобы обмотать маму проводами и поджарить ей мозг? Нет, доктор Дженкинс.

Он подошел к кровати и положил руку ей на плечо.

– Успокойтесь, Мадлен. Что нам еще остается делать?

Это был справедливый вопрос и, учитывая обстоятельства, довольно честный. В подобных случаях электрошок действительно помогал, но в то же время эта терапия убивала миллионы клеток мозга. Мадлен отчаянно искала причину, которая позволила бы оставить маму как есть. Которая помешала бы врачам и дальше наносить ущерб ее разуму.

– А нельзя немного подождать? Может, ей поставить капельницу, дать день-два отлежаться?

– Это не больница, Мадлен, – мягко заметил он.

– Знаю, но, принимая во внимание то, сколько денег отец каждый месяц выкладывает за содержание моей матери, я полагаю, можно пойти навстречу.

Мадлен чуть не расплакалась, и он неловко похлопал ее по плечу.

– А что говорит доктор, тот антрополог, который беседовал с моей матерью? Я могла бы переговорить с ним.

– Я узнаю, есть ли у миссис Олленбах его номер телефона. Хотя, честно скажу, я не очень-то верю в подобных «докторов», – заметил доктор Дженкинс чуть надменно. – Мадлен, я должен бежать, но Милдред у себя в кабинете. Подумайте над моими словами. Мы не можем оставить вашу мать в таком состоянии.

Когда он ушел, Мадлен склонилась над Росарией и мягко попыталась закрыть ей глаза.

– Мама, закрой глаза, или они вынуждены будут залепить твои веки липкой лентой. Тебе это не понравится. Может, скажешь хоть что-нибудь, чтобы я поняла, что ты меня слышишь! Пожалуйста, Mamacita. Dime algo, cualquier cosita.[33]33
  Мамочка! Скажи мне что-нибудь, хоть что-нибудь.


[Закрыть] Где твой Педроте, когда он так нужен, а, мама?

При упоминании об орише, ее наставнике, веки Росарии дрогнули. Ее губы задвигались, она хотела что-то сказать.

Мадлен нагнулась ближе.

– Что, мама?

Росария слабо откашлялась и попыталась произнести какие-то слова.

– Бери ребенка и беги, – прошептала она. В ее голосе слышался страх. Глаза закрылись, она глубоко вздохнула. – Бери ребенка и беги.

Руки Мадлен дрожали, когда она гладила маму по лицу.

– Что ты имеешь в виду, мама?

– Забери ребенка, – повторила она, хлопая слабеющей рукой по стеганому покрывалу.

– Какого ребенка, мама?

Ответа не последовало, мама только взволнованно ударила по постели.

– Мама, послушай меня. Я подозреваю, что ты что-то чувствуешь. Может быть, ты прочла мои мысли… но она не моя дочь. – Мадлен помолчала, потом спросила: – Или моя, мама? Нет? Да?

– Нет, – прошептала Росария и покачала головой, еле слышно повторяя слово «ребенок». Ее руки замерли на шее, она потянула за цепочку. – Возьми это, повесь на шею.

– Нет. Это понадобится тебе самой.

– Нет, Магдалена. Ahora es tuyo.[34]34
  Сейчас он твой (исп.).


[Закрыть] Делай, как я говорю.

Чтобы мама успокоилась, Мадлен послушалась, расстегнула цепочку и повесила ее себе на шею. По очереди она поднесла к губам древнее распятие и флакон с прахом предков. Если бы она не отказалась от своих верований, то сейчас стала бы сантерой. Талисман нескольких поколений сантер, согласно словам матери, наделит ее силой и сохранит от злых сил.

– Не хочешь их благословить? – спросила Мадлен и прижала распятие к губам матери.

Росария пробормотала благословение и расслабленно склонила голову набок. Ее поза уже не выглядела такой напряженной. Казалось, она заснула.

Мадлен поцеловала ее в обе щеки, пригладила волосы и прошептала ласковые слова, но Росария была уже далеко.

Мадлен встала и подошла к алтарю. Тут были атрибуты маминых религиозных обрядов: раковины каури, священные камни и чаши с травами, которые Мадлен заказывала по почте из Ки-Ларго. На вышитой салфетке лежал позолоченный молоток (жертвенный нож конфисковала миссис Олленбах). Мадлен подняла молоток и увидела примотанную к его нижней части брошь Эдмунда.

Она подержала брошь в руке, потом положила в карман. Достала из сумочки коробку спичек и зажгла перед образом Бабалу-Айе свечку. Это был суровый бог, мужской. Вероятно, ему не по душе все эти показные восхваления и умильные молитвы. Возможно, ему не понравилось наличие броши на алтаре.

– Приглядывай за моей мамой, ублюдок! – пробормотала Мадлен. – Она твоя самая верная подданная.

Спустя два часа Мадлен уже стучала в дверь кабинета.

– Войдите, – отозвался женский голос.

Расстроенная миссис Олленбах сидела за своим столом. Она поправила очки и посмотрела поверх них на Мадлен.

– Миссис Олленбах, – сказала Мадлен, стоя в дверях, – моей матери значительно лучше. Она разговаривала со мной. Мыслит она здраво. Она выпила грейпфрутового сока и съела половинку банана. Она может открыть и закрыть глаза, а когда я уходила, она крепко спала. Я не вижу объективных причин для того, чтобы отправлять ее в больницу.

Миссис Олленбах не очень-то обрадовалась ее приходу, и это нетрудно было прочесть по ее лицу. Но дочери Невилла Фрэнка – хоть какая она заноза! – следовало потакать. Кто платит, тот и заказывает музыку.

– Что ж, отличные новости!

– Я понимаю, что мы не самые простые пациенты, – приторно улыбнулась Мадлен. – И спасибо вам большое за то, что так превосходно ухаживаете за моей мамой.

– Кстати, мисс Фрэнк… – окликнула миссис Олленбах, когда Мадлен уже собиралась закрыть дверь.

– Да?

– Доктор Дженкинс упомянул, что вы хотели переговорить с… да, доктором Альваресом. Я позвонила ему, но его жена сказала, что он болен и не в состоянии ни с кем общаться.

– Болен? – нахмурилась Мадлен.

Интересно чем? Но лучше не спрашивать. Мама говорила, что он пытался выведать у нее какие-то секреты. О господи…

– Спасибо, что позвонили. Я приеду вечером.

Мадлен поспешила на залитую солнцем улицу. В ушах звучали слова матери: «Бери ребенка и беги».

Глава семнадцатая

– Сколько стоят билеты? – спросила Рэчел.

Кассирша кивнула на доску, но когда Рэчел принялась изучать возмутительно высокие цены, сказала:

– Взрослый – одиннадцать фунтов двадцать пять пенсов, детский – шесть пятьдесят. Или тринадцать пятьдесят и восемь соответственно, если хотите посетить еще и музей Костюма. – Она перегнулась через конторку и скептически оглядела Сашу. – Детям до пяти лет вход бесплатный.

– Ладно, – пробормотала Рэчел. – Забудем про музей Костюма. Один взрослый и бесплатный детский.

– Мне уже не пять, – фальцетом возразил Саша. – Мне семь лет.

Рэчел закатила глаза, а кассирша гневно уставилась на нее.

– В таком случае с вас семнадцать семьдесят пять.

Рэчел заплатила за билеты и, схватив Сашу за руку, потащила его к входу.

– Иногда тебе лучше помолчать, Саша.

– Но это же неправда, мам.

– Верно, верно, сынок. Неправда.

На входе им вручили путеводители. Один для взрослых, другой для детей. Она уже давно хотела сводить Сашу в римские бани: когда их класс туда водили, он как раз болел гриппом. Потом одноклассники рассказывали об этих банях, и Саша чувствовал себя обделенным. Альфи и Дотти водили туда Рэчел, когда ей было двенадцать лет. Вскоре Дотти умерла, и эта экскурсия в памяти Рэчел оказалась прочно связанной со смертью матери. Она уже тогда была смертельно больна.

Мама была настолько слаба, что предпочла остаться в насосном зале, который в восемнадцатом веке превратили в модное кафе, а Альфи провел Рэчел по купальням. Дотти верила и то, что источники Бата имеют целебные свойства – так утверждалось в брошюре, – но когда они с отцом вернулись, се стакан с серной водой так и стоял на столе нетронутым. Казалось, она, закрыв глаза, слушает игру пианиста, но на самом деле она спала – сказывалось действие морфия. Дотти, впрочем, удавалось держать голову прямо, пока она пребывала в своем наркотическом забытьи.

– Перед вами история, которой уже две тысячи лет, – раздался учтивый голос, когда Рэчел приложила к уху аудиогид и нажала кнопку. Саша был очарован аудиогидом для детей и повторял каждый рассказ, из-за чего их экскурсия продвигалась неимоверно медленно. Она старалась не раздражаться. Честно говоря, она пыталась растянуть это удовольствие как можно дольше. Чем еще им было заняться в воскресенье? В последние дни мальчик был таким беспокойным, плакал без причины, писался ночью. Он опять начал заговаривать о собаке, спрашивал о Наполеоне. Казалось, он догадывался о том, чего знать не мог, и слышал то, что даже не говорилось. Она не в силах была придумать, как помягче сообщить сыну, что собаки больше нет. Еще меньше она знала, как объяснить, почему это произошло и как. Она и сама привязалась к этому глупому псу. Что ему пришлось вынести? Может быть, этот зверь Юрий замучил его до смерти? Или Наполеона убил Антон, чтобы преподать ей урок?

Было часов пять, и в купальне было полно туристов, в основном, судя по говору, американцев. Их голоса слышались повсюду. Как у них хватало сил на столько экскурсий? И сколько должно быть у этих людей денег? Правда, Бат относился к чудесам света – что же удивительного, если они пришли сюда!

– Мама, ты только посмотри на это! – воскликнул Саша, потянув ее за руку.

– Да, милый, клево!

Они, пробравшись сквозь толпу, вошли в Большой банный зал. Под открытым небом раскинулся бассейн, от неподвижной черной воды которого шел пар. Со стен на туристов взирали высеченные в камне римские полководцы. Когда-то их сограждане купались здесь, гуляли под этими сводами. Каменные глыбы на полу были истоптаны римскими сандалиями.

Саша присел на корточки и опустил руку в воду.

– Мама, горячая, – сказал он. – Потрогай. Вода почти кипяток.

Она наклонилась и провела рукой по воде. Невероятно! Прямо посреди города из земли била горячая вода. Охранник тронул ее за плечо и предупредил, что воду трогать нельзя. Когда она подняла на него глаза, он подмигнул и сказал:

– Я обязан предупреждать: мало ли, вдруг у кого кишечная палочка или еще какие паразиты.

Она покорно пошла за толпой, лжетуристка среди настоящих экскурсантов, периодически хватая сына за руку, чтобы не потерять. Наступила кому-то на ногу.

– Прошу прощения, – пробормотала она.

– Можете наступить и на вторую ногу, если хотите, – сказал мужчина и улыбнулся.

Он был красив – белокурый, белокожий, чисто выбритый. Но Рэчел почувствовала только смущение. Годы, когда она интересовалась мужчинами, остались позади, и хотя временами стоило лишь глазом моргнуть, чтобы добиться желаемого, она не могла смотреть им в глаза.

Она пошла дальше, следуя за Сашей от бассейна к бассейну, от экспоната к экспонату. Внутри у нее все застыло. Лучше не думать о минувшей неделе, о прошлых месяцах. Может, не стоило прерывать сеансы с Мадлен? Нет, ей становилось только хуже, а не лучше. Так называемая психотерапия оказалась откровенным фарсом. Лучше бы она никогда и не приходила на сеансы! Все, что ей нужно, – это валиум. Если бы только она не завязала с лекарствами… Сейчас пришло время принять пару таблеток. Она бы предпочла лечь в спячку, а не взбадриваться, но надо держаться. Следует уберечь сына. Это единственное, что имеет значение.

С толпой туристов они вышли на залитую солнцем улицу. Крепко держа Сашу за руку, она направилась на монастырское кладбище. Саша захотел мороженого, и они сели на скамейку в тени монастыря. Саша ел мороженое, а Рэчел затягивалась «Кэмелом» – для нее это было как глоток воздуха для утопающего. Последняя сигарета, а ведь только утром она купила целую пачку. Она взглянула на сына. Какой она подает пример? Правда, Антон не курит, и, может быть, Саша пойдет в отца. В каком-то смысле он был образцом для подражания. Мадлен как-то упоминала о влиянии воспитания на характер. Она осторожно намекала, что если Рэчел не освободится от Антона, то Саша вырастет и будет копировать поведение отца. Что за бред! Рэчел сжала зубы, из глаз хлынули злые слезы.

– Мама, а чем мы теперь займемся? – спросил Саша.

– Чем хочешь, Саша. – Она вытерла слезы краем футболки. – Сегодня твой день.

– А ты куда хочешь?

– Не знаю. Ничего не приходит в голову, дорогой.

– Давай покатаемся на лодке.

– Отличная мысль!

Меньше всего ей хотелось кататься на лодке, да ладно уж!

Они успели на последний экскурсионный катер, и на борту оказалось довольно мило. Катер скользил по реке, и Рэчел смогла наконец расслабиться. На берегу росли огромные деревья, и нужно было наклоняться, чтобы не удариться о ветки. Капитан постоянно отпускал шутки, и все смеялись, даже Рэчел. Он оказался приятным малым, и Саша пересел к нему на корму. Они отлично поладили.

Рэчел смотрела, как они болтают и смеются, – Саша просто засыпал бедолагу вопросами и собственными комментариями. С Антоном он так себя не вел. Он смотрел на отца как на супергероя и изо всех сил старался ему угодить – сердце Рэчел сжималось от такого низкопоклонничества. К счастью, после того как они съездили на прогулку, которая так расстроила малыша, Антон не появлялся, и Рэчел надеялась, что еще долго его не увидит. Всякий раз, когда Антон уезжал, она мечтала, чтобы он не вернулся.

Вот только паспорт. Он говорил сам за себя.

У Батгемптона катер развернулся у плотины и поплыл назад, теперь уже чуть быстрее. Саша без удержу болтал с новым приятелем. Капитан снял свою фуражку и надел Саше на голову. Мальчик придерживал ее рукой, чтобы она не упала в воду, и так чудесно смотрелся! Рэчел хотелось, чтобы эта прогулка продолжалась как можно дольше, весь день. Она сидела, ни о чем не думая, просто наблюдая, как радуется сын, а вокруг была лишь буйная зелень, вода и голубое небо. Все это напоминало идиллическую картинку из сентиментального романа.

Довольно скоро они проплыли под Палтни-бридж и причалили клевому берегу. Саше не хотелось отдавать фуражку, но хозяин ее попросил, и мальчик тут же вернул. Он чуть не плакал, не желая покидать катер, и Рэчел пришлось его уговаривать.

Она не любила бродить по улицам. Так было всегда, сколько она себя помнила. Мама слишком, до смешного, опекала ее, а годы жизни с Антоном лишь усугубили положение: пребывание на улице означало «работу». Но на этот раз, как ни раздражала ее улица, возвращаться домой почему-то не хотелось.

Следовало довериться шестому чувству, которое развилось за годы, проведенные с Антоном. Она только вставила ключ в замочную скважину, как тут же поняла: что-то произошло. Можно было схватить Сашу на руки, повернуться и убежать, но она этого не сделала. Это был их дом, ее и Сашин, и никто не заставит ее бежать отсюда! Он приехал, чтобы осуществить свою угрозу, – не важно, есть у Саши паспорт или нет. Ему, должно быть, стало известно, что паспорт исчез или, хуже того, его украли. И совсем ужасно, если он узнал, что паспорт похитили по просьбе Рэчел. Если Юрий надавит, та девушка тут же расколется. Эти девушки из Восточной Европы лишь кажутся крутыми, а на самом деле запуганные и беспомощные. Рэчел повидала их достаточно.

Открыв дверь, она увидела, что дом перевернут вверх дном. Содержимое ящиков было высыпано на пол, повсюду валялась разбросанная одежда. У Рэчел и брать-то было нечего, но дом выглядел так, словно здесь побывала банда профессиональных грабителей. Антон сидел на диване, смотрел фильм, в руке банка крепкого пива. Он, похоже, поджидал их уже давно. На кофейном столике валялось штук шесть пустых банок. Это был плохой знак – алкоголь делает его неуправляемым.

– Папа, привет! – окликнул его Саша срывающимся голосом. Он великолепно знал, что подобный беспорядок может означать только неприятности. – Мы катались на лодке. Я был капитаном.

– Отлично, сынок, – отозвался Антон, пристально глядя на Рэчел.

Она оглянулась по сторонам.

– Чем я заслужила подобный беспорядок?

– Я просто кое-что искал, – ответил Антон, не сводя с нее глаз.

– И что же? Деньги? Я не держу дома наличные. После того, что случилось в прошлый раз. – Она усмехнулась. – Я мать-одиночка, живущая на пособие и из последних сил пытающаяся поставить на ноги сына. Зачем такому крупному бизнесмену, как ты, нужно было вламываться…

– Довольно, Рэчел.

– Разве я за эти годы принесла тебе мало денег?

Она повернулась и пошла в кухню. Лучше, если Антон не будет смотреть ей в глаза. Он прекрасно умеет читать ее мысли. Если он упомянет о паспорте, сможет ли она сыграть до конца и быть достаточно убедительной?

Он выключил телевизор, встал и отправился за ней. Взял ее сумочку, зашел в кухню и высыпал содержимое на стол. Не найдя того, что искал, схватил ее за руку.

– Кто такая Мадлин?

– Мадлин? – Секунду Рэчел смотрела на него с искренним недоумением. – Понятия не имею.

– А должна бы. Татьяна назвала мне именно это имя. Ты же догадываешься, о чем я, верно?

Она покачала головой, хотя и понимала, что схватка проиграна. Незнакомая девушка, когда ее стали допрашивать, не смогла скрыть правду.

Он схватил ее за волосы.

– Ты украла принадлежащую мне вещь!

Она засмеялась. Антон ударил ее по лицу.

Ярость, клокочущая внутри, вытеснила страх.

– Ты ублюдок! Ты собираешься избить меня на глазах у сына. Он же не маленький и все понимает!

Антон уже занес руку, когда они замерли от оглушительного шума. Это на полную мощность включился телевизор. Внезапно Саша начал громко петь фальцетом. Песню Рэчел не узнала, но от звука закладывало уши. Даже Антон стоял как громом пораженный.

– Вот черт! Ладно… – Он схватил ее за плечо и, пытаясь перекричать шум, заявил: – Вот что мы сделаем. Ты, я и Саша поедем в Варшаву. Я присмотрел отличное местечко. Всего на пару месяцев, чтобы в Лондоне все устаканилось.

Он наклонился и убрал волосы с ее ушей. Ощупывая разорванные мочки, он нежно прошептал:

– Я не хочу месяцами тосковать без сына. Он уже не маленький и должен быть рядом с отцом. Если не хочешь ехать, – он подчеркнуто небрежно пожал плечами, – дело твое. Но Саша поедет со мной. Я уже говорил тебе в Тенби: мне нужна настоящая семья! Ты постоянно говоришь, что между нами все кончено, но я знаю, что ты тоже поедешь, потому что хочешь быть рядом с сыном. Я прав?

Рэчел отшатнулась. Ее гнев остыл, уступив место страху.

– Саша, – заорал Антон, – сделай потише! Мы с мамой разговариваем. Мы не будем ругаться. Просто поговорим. Саша… Ну же, парень!

Несколько секунд они стояли, не сводя глаз друг с друга, потом Рэчел сбросила его руку и побежала в гостиную. Саша, крепко зажмурившись, сидел на диване и, зажав уши руками, продолжал петь. Она взяла пульт и выключила телевизор.

– Сашенька, дорогой, – сказала она, опускаясь на колени и обнимая сына. – Мы не ссоримся. Ты же помнишь: папа же обещал больше не ссориться. Он говорил серьезно. Правда, Антон?

Антон вошел в гостиную и присел на диван. Помолчав несколько секунд, он спросил:

– Саша, а тебе не пора ложиться спать? Ты гулял целый день. Наверное, сейчас просто валишься с ног.

Рэчел бросила на Антона злой взгляд.

– Он еще не ужинал.

Саша вскочил с дивана.

– Я не хочу есть! – закричал он и бросился по лестнице и свою комнату. Хлопнула дверь.

– Значит, ты считаешь себя заботливым отцом, да? – прошипела Рэчел, отступая к лестнице. – Он боится тебя до смерти.

– Где этот чертов паспорт? – Антон встал. – Рэчел, иди сюда! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!

Он схватил ее за запястье и толкнул на диван. Встал над ней, зажав ее ноги между коленями.

– А теперь поговорим. Кто такая эта Мадлин? Юрина девка, дура, отослала паспорт, а бумажку с адресом выбросила, как ты ей, наверное, и сказала. Позвони этой женщине и скажи, чтобы она привезла паспорт, или мы возьмем такси – я, ты и Саша – и подъедем за ним сами. Если только ты его не перепрятала. Дошло, Рэчел?

– Что твой брат-садист сделал с этой девушкой?

– Не твоя забота.

Рэчел бросила на него злой взгляд.

– Она жива?

Антон холодно рассмеялся.

– Юрий не дурак. Эта девчонка приносит моему брату целое состояние. За то, что создала нам проблемы, она сейчас отрабатывает.

– Храни ее Господь! – воскликнула Рэчел. Внутри у нее все похолодело при мысли о том, через что приходится сейчас проходить этой бедняге. – А кто убил собаку?

Антон еще крепче сжал ее ноги между коленями. Рэчел поморщилась от боли.

– Когда мы приедем в Варшаву, я куплю сыну целый зоопарк. Где паспорт?

– Ладно, Антон, я скажу. – Она выбрала лучшую из придуманных заранее версий. – Мадлин – моя подруга. Когда она получила по почте паспорт, то чуть не рехнулась. Она разозлилась как черт и велела мне забирать паспорт и больше и носа к ней не показывать. Она не хотела в этом участвовать. Видишь, она знает, на что способны ребята вроде тебя! Сама жила с одним – такой же мерзкий ублюдок, как вы с братцем. Я забрала этот проклятый паспорт, отнесла в ближайший парк и сожгла в мусорной корзине. Если хочешь, могу показать где. Это две минуты пешком.

Антон еще сильнее сжал колени и схватил ее за волосы.

– Не болтай ерунды, Рэчел! Я буду стоять здесь, пока у тебя не отвалятся ноги.

Она видела, как в паху у него подозрительно набухло и зашевелилось. Ему нравились подобные игры, она и сама была такая. В былые времена при виде его возбуждающегося члена она и сама возбуждалась и была совсем не против немного пострадать, чтобы потом испытать наслаждение. Теперь же она не чувствовала ничего, кроме лютой ненависти.

Он улыбнулся.

– Ну уж нет, – хихикнул он, – больше я не дам тебе вонзить в меня зубки. Извини, малышка.

– Да пошел ты…

Его лицо посуровело.

– Рэчел, послушай, сегодня вечером я заберу Сашу с собой. А если ты попытаешься меня остановить, Юрий с ребятами заставят тебя об этом сильно пожалеть. Получу я паспорт или нет, но больше ты Сашу не увидишь. Если только не поспешишь наверх и не соберешь сумку, даже две: одну со своими вещами, вторую с Сашиными. Я хочу, чтобы ты поехала с нами. Честно. Ты нужна сыну.

Он отпустил волосы Рэчел, полез в задний карман и вытащил ее паспорт. Она пользовалась им лишь однажды, когда ездила в Амстердам.

– У нас с тобой паспорта есть, крошка. Осталось достать новый паспорт для Саши, Ты очень плохо поступила, Рэчел. Ты так не думаешь?

Кажется, он поверил в историю с паспортом. Без паспорта покинуть Англию будет нелегко. Где, черт возьми, находится эта Варшава? Она не могла вспомнить. Он уже не раз называл этот город в связи со своими делами, но она не обращала внимания.

– Антон, отпусти меня! – взмолилась она. – Давай поговорим.

– Не о чем говорить, – ответил он. – Ты едешь или нет?

На этот раз он был серьезен. Он хотел забрать ребенка и был настроен решительно. У нее оставался только один выход.

– Ты не оставляешь мне выбора. Всегда поступаешь по-твоему. Я поеду туда, куда едет мой сын… И ты не сможешь помешать мне, даже если захочешь.

Антон улыбнулся и чуть отпустил ее колени.

– Узнаю свою девочку. Сейчас мы поедем к Юрию, поживем пока там. Он достанет для Саши новый паспорт, но это недешевое удовольствие, вдобавок потребуется определенное время. Поэтому мы поедем туда и будем ждать новый паспорт. Но предупреждаю, Юра очень зол на тебя. Он считает, что тебя следует проучить. – Антон покачал головой и рассмеялся. – Младший брат учит меня, как обращаться с моей же женщиной. Смешно, правда?

Рэчел словно током ударило.

– Я отказываюсь даже на пушечный выстрел приближаться к твоему брату. И Сашу ты туда не заберешь. Ты слышишь меня?

– Мы должны поехать туда, Рэчел. Поскольку у тебя нет Сашиного паспорта, другого выхода нам не остается.

– Послушай. Не нужно никуда ехать. Мы можем вполне легально получить для Саши паспорт. Это не займет много времени.

– Ничего не выйдет, крошка. Мы поедем к Юрию.

Он взглянул на нее, и в его взгляде было что-то новое. Она не могла понять, что именно, но раньше она этого не видела. Рэчел остолбенела.

Она кивнула.

– Ладно, поедем к Юрию.

Они обменялись взглядами, и на миг он отвел глаза. Это лишь подкрепило ее холодную решимость. Он внезапно отпустил ее и направился на кухню. От ужаса, злости, ненависти и отвращения она похолодела.

– Ты собирайся, а я что-нибудь выпью! – крикнул он через плечо. – Я видел на полке бутылочку отличного виски.

Мысли роились в голове, глаза остановились на беспорядке, который царил теперь на старом кофейном столике ее отца, на всех этих раздавленных банках пива, на купленной в комиссионке омерзительной граненой пепельнице, до краги наполненной ее собственными вонючими окурками. Она вспомнила, какая эта пепельница тяжелая: она всю дорогу домой, пока несла ее в полиэтиленовом пакете, ругалась. Чуть руки не оторвались от такой тяжести.

Она минуту смотрела на пепельницу, потом вскочила с дивана и обеими руками схватила ее. Когда она подбежала к Антону, тот обернулся и успел ухватиться за край пепельницы, которую она обрушила ему на голову. Несмотря на быстроту происходящего, Рэчел казалось, что она действовала медленно, как в тумане. И удивилась собственной недюжинной силе и решимости.

Пепел и окурки разлетелись в стороны. Антон, застыв от изумления, секунду смотрел на нее. Похоже, ее смелость удивила его. Он бросился на Рэчел с кулаками, но она увернулась, и он лишь зацепил ее плечо.

Антон пару раз тряхнул головой, как будто приходя в себя, и правой рукой потянулся к виску, где из открытой раны сочилась кровь. Этого оказалось достаточно, чтобы Рэчел снова замахнулась пепельницей и бросилась на него. Антон уставился на нее ошеломленными, недоверчивыми глазами. Первый удар он еще мог объяснить – она уже не раз набрасывалась на него, – но этот… Должно быть, он прочел в ее глазах непоколебимую решимость. Рэчел не испугалась, она и не думала отступать. Она пришла по его душу.

Одной рукой он попытался закрыть лицо, а вторую вытянул, стараясь ее оттолкнуть. Вдруг от пепельницы откололся острый кусок стекла, который оставил на его лбу глубокие порезы и сломал нос. Антон страшно закричал, глаза его закатились, и он упал на пол. Его лицо было залито кровью. Пока он не успел опомниться, Рэчел схватила пепельницу и снова ударила его по лицу. Зубы посыпались, словно фарфоровые.

Несколько мгновений он еще цеплялся за ее руки, пытаясь остановить, но она оттолкнула его и еще раз ударила пепельницей в лоб. Раздался специфический звук, как будто под ударом топора треснуло мокрое дерево. Антон выгнулся и забился в конвульсиях.

Может, он вот-вот отдаст богу душу, но Рэчел не была в этом уверена. Знала она лишь одно:.назад пути нет! Она отвела глаза, продолжая наносить удары. Острые осколки стекла снова и снова дробили его лицо.

За все это время из комнаты Саши не раздалось ни звука. Она не решилась подняться наверх и посмотреть, как он там. Она была на грани истерики – взъерошенная, перепачканная кровью, жадно хватающая ртом воздух. Она сходила с ума от мысли, что ей надо каким-то образом избавиться от трупа, пока сын не спустился вниз. Рэчел охватила дрожь, но она не теряла присутствия духа. Она где-то слышала, что перед лицом внезапной опасности у людей откуда-то берутся нечеловеческие силы – они поднимают машины, чтобы освободить детей, или выносят из горящего здания потерявших сознание пострадавших.

Нужно действовать скорее, пока силы не покинули ее, пока не охватил ужас от содеянного. Она взглянула на тело. Оно было большим, но каким-то размякшим. Рэчел, стараясь не смотреть на Антона, обыскала его карманы, нашла два паспорта и бумажник. Ключи от машины она видела на кофейном столике. Она взяла его за ноги и потащила вниз по лестнице. Его голова громко ударялась о каждую ступеньку, подпрыгивая, словно мячик на веревочке. Совсем как она сама несколько недель назад, когда он втащил ее по лестнице, а потом изнасиловал. При воспоминании о том вечере ее энергия, подхлестываемая ненавистью, удвоилась. Все лучше, чем думать о том, чем она занимается: тянет но лестнице труп – труп человека, которого когда-то любила, отца своего сына. Еще минуту назад он был жив, его сердце билось, а сейчас его тело остывает и коченеет. Насколько все просто, быстро и бессмысленно! Она не один раз думала над тем, чтобы его прикончить, но не верила, что в конце концов сорвется, схватит первое, что попадется под руку, и на самом деле убьет его.