Текст книги "У смерти два лица"

Автор книги: Кит Фрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

МАРТИНА ГРИН: Печально, да, но ничуть не странно. К сожалению, как регулярно показывает освещение подобных дел в средствах массовой информации, не так уж и редко случается, что работа полиции скатывается или намеренно направляется в определенную колею, когда полиция уверена в своей версии или в подозреваемом. Я не могу говорить о внутренней кухне полицейского управления Херрон-Миллс, но, судя по тем делам, которые стали достоянием общественности и которые мне удалось изучить, подобная прямолинейность проявляется с ужасающей частотой. В комментариях к подкасту я дам ссылки на некоторые примеры.

ДЖОРДЖ СПАНОС: Они с самого начала были убеждены, что Зоуи убежала.

МАТРИНА ГРИН: Мы снова беседуем с Джорджем Спаносом.

ДЖОРДЖ СПАНОС: Билет на автобус, конечно, указывает на то, что она планировала куда-то уехать. И это я объяснить не могу. Но у Зоуи была хорошая жизнь, она была счастлива. Ей нравилось учиться в Брауне, у нее было много друзей. Возможно, дома на каникулах ей было немного скучно. Зимой жизнь в Херрон-Миллс не богата событиями, а ее парень всю неделю провел в Нью-Йорке. Возможно, она планировала съездить к кому-нибудь в Филадельфию на несколько дней, просто не успела еще сказать об этом нам. Это возможно. Но угнать лодку? Сбежать в тайне? Это [БИИИП] чушь!

АСТЕР СПАНОС: Папа!

ДЖОРДЖ СПАНОС: Простите. Я… Мы с Джоан изо всех сил стараемся держаться вот уже двенадцать недель. Мы доверили полиции делать ее работу – что еще мы могли сделать? Но что могло заставить Зоуи оборвать все связи с нами, с Кейденом, с друзьями? Что могло заставить ее не снимать деньги из банка и не пользоваться кредиткой? Мы не закрываем ее счета на всякий случай… на случай, если они ей понадобятся. [приглушенный всхлип.]

МАРТИНА ГРИН: И в самом деле – прошло двенадцать недель, но ни одним из счетов Зоуи никто так и не воспользовался, что говорит о том, что похищение Зоуи (если произошло именно оно) не связано с финансовыми мотивами.

ДЖОРДЖ СПАНОС: [ПРОКАШЛИВАЕТСЯ.] Я всей душой надеюсь, что моя дочь еще жива. Зоуи, если ты слушаешь нас, если ты покинула нас по своей воле, все в порядке. Мы не злимся на тебя. Мы просто хотим знать, что у тебя все хорошо.

Но я думаю, что теперь нам приходится рассматривать и другой вариант. Потому что если Зоуи не убежала, это значит, что ее в лучшем случае похитили. И человек, который это сделал, до сих пор на свободе. [ГОЛОС становится громче] Если Холлоуэй и Мейси и прочая их компашка возьмутся за свое [БИИИП! БИИИП!] дело как следует, мы сможем спокойнее спать по ночам. Потому что речь идет не только о моей дочери. Речь идет о безопасности всех жителей! [БИИИП!] Простите. Кажется, лучше это прекратить.

МАРТИНА ГРИН: Я все еще в Мейпл-Гроув. Мы с Астер перешли в ее комнату на втором этаже. Она сидит на краю кровати и наносит маску на волосы.

АСТЕР СПАНОС: Есть вещи, о которых я не могу говорить при папе. Папа, если ты слушаешь этот эпизод, в чем я искренне сомневаюсь, прости.

МАРТИНА ГРИН: Какие вещи?

АСТЕР СПАНОС: Помнишь, что сказал папа? По поводу абсурдности побега Зоуи. Я думаю, это не совсем так.

МАРТИНА ГРИН: Хочешь сказать, полиция права? Зоуи сбежала?

АСТЕР СПАНОС: Не знаю. Но этой осенью она казалась несчастной. Не такой, как летом, когда она вернулась из Калифорнии. Не такой, как в прошлом году. Думаю, родители не заметили. Это не их вина – просто по телефону Зоуи всегда казалась веселой. Она делала вид, что все хорошо, но… Когда она приезжала на День благодарения, что-то было не так. Она была немного… не в себе. Много сидела в своей комнате и не говорила мне, что происходит. Это на нее совсем не похоже.

МАРТИНА ГРИН: Кейден приезжал домой на День благодарения? Зоуи с ним виделась?

АСТЕР СПАНОС: Да. Зоуи в те выходные пару раз ходила в Уиндермер. Она клялась, что все хорошо, но я же ее сестра, я вижу.

МАРТИНА ГРИН: Думаешь, у них в отношениях что-то разладилось? Они поссорились? Возникли проблемы?

АСТЕР СПАНОС: Никогда не видела, чтобы они ссорились. Возможно, дело совсем в другом. Она не хотела мне об этом говорить. Когда она приехала домой на зимние каникулы, она была очень тихой. Она очень любила Рождество, всегда пекла кучу печенья, придумывала интересные подарки. Этот год не был исключением, и я понимаю, почему моим родителям казалось, что все идет как обычно. Но как только Рождество прошло, она снова ушла в свою комнату. Она говорила, что ей нужно много читать, чтобы подготовиться к курсу, к которому она собиралась приступить весной. Возможно, так и было.

МАРТИНА ГРИН: Хотя помощник детектива Мейси отказался говорить со мной о содержимом компьютера Зоуи, которое было изучено после ее исчезновения, полицейское управление Херрон-Миллс вернуло ноутбук семье Спанос, и это показывает, что ни в истории поиска, ни в файлах не было найдено ничего относящегося к делу. Если Зоуи и в самом деле продумывала план исчезновения, сидя в своей комнате после Рождества, в ее компьютере не осталось никаких следов.

АСТЕР СПАНОС: Честно говоря, я надеюсь, что полиция права. Надеюсь, что Зоуи и в самом деле сбежала.

МАРТИНА ГРИН: Почему?

АСТЕР СПАНОС: Возможно, у нее теперь совсем новая жизнь в каком-нибудь удивительном месте. Где-нибудь в Буэнос-Айресе или в Монте-Карло. Пойми меня правильно: я крепко наору на нее за то, что нам пришлось пережить, если она когда-нибудь вернется. Но если учесть альтернативы… Если она не убегала…

МАРТИНА ГРИН: На этом мы с Астер прекратили разговор. Она поднимает интересный вопрос. Всю эту серию подкастов я боролась против версии о побеге, которую выдвинула полиция. И, думаю, это вполне оправдано – мои мысли по этому поводу не изменились. Но, как и Астер, я надеюсь, что ошибаюсь. Я надеюсь, что полиция права и Зоуи, как бы невероятно это ни казалось, и в самом деле просто сбежала. Что сейчас у нее прекрасная новая жизнь и, где бы они ни была, сейчас она все это слушает и посмеивается над нами.

Но я так не думаю.

Если у вас есть какая-либо информация о Зоуи Спанос, какой бы незначительной она вам ни казалась, пожалуйста, позвоните по телефону горячей линии, открытой семьей Спанос: 631-958-2757.

Что касается меня, то я бы хотела побеседовать со многими людьми, взглянуть на эту историю под другими углами. Я не знаю, когда выйдет следующий эпизод, но могу заверить вас: я не перестану расследовать это дело. До новых встреч. С вами была Мартина Грин и подкаст «Пропавшая Зоуи».

12. ТОГДА. Июль

Херрон-Миллс, Нью-Йорк

Июнь перетекает в июль без предупреждения. Неделя тянется, и каждый день в ней – словно жемчужина на невидимой нити: солнечный и яркий, но не слишком жаркий. Идеальный. В среду мы располагаемся на обычном месте на пляже. Пока Пейсли собирает ракушки, мои мысли возвращаются к предыдущему вечеру с Кейденом в конюшне Уиндермера. Когда пришло время возвращаться в Кловелли-коттедж, мы обменялись номерами. Эти десять цифр словно пылают в моем телефоне. Я растягиваюсь под зонтом и думаю написать ему, но не могу придумать подходящих слов.

К четвергу Пейсли не терпится побывать где-нибудь в новом месте, поэтому мы едем в огромный аквапарк неподалеку от океанариума. Эмилия разрешает нам пропустить семейный ужин, поэтому мы весь день проводим в парке и уплетаем курицу в панировке из попкорна и картошку фри с сыром прямо на улице, а когда в шесть часов парк закрывается, из последних сил тащимся к своей машине.

Я сижу в пижаме и собираюсь открыть книгу, которую читала на пляже. Половина ее действия происходит в Нью-Йорке, а другая – в темном и безжалостном сказочном мире. В этот момент пиликает телефон:

• Как насчет кино?

Я записала его в телефон как КТ. Не «Кейден» или какая-нибудь милота вроде «Соседский парень». Просто КТ. Словно в глубине души понимаю, что ему здесь не место. Ведь его сердце принадлежит Зоуи, а Зоуи еще не нашли.

• Предлагаешь прогуляться в город? Что сегодня идет?

Я видела маленький кинотеатр в Херрон-Миллс, но внутри пока не была. Наверняка скоро наступит невыносимая жара, и тогда мы с Пейсли пойдем туда, чтобы посмотреть, чем порадуют нас этим летом «Дисней» и «Пиксар».

• Я предлагаю никуда не ходить.

Мои пальцы зависли над экраном телефона. Уверена, Кейден считает, что у меня есть ноутбук, но это не так. Компьютер для учебы в колледже – первый в списке вешей, на которые я коплю этим летом. Я пытаюсь решить, что ответить, когда приходит новое сообщение.

• В Уиндермере внизу есть домашний кинотеатр. Приходи тем же путем, что и в прошлый раз. Я встречу тебя за домом.

Десять минут спустя я уже одета и снова топаю через деревья. Сегодня никаких таинственных видений девушек в белом и никаких цепких пальцев паники. Еще даже не стемнело; под деревьями уже сгустились сумерки, но сквозь них еще пробиваются последние лучи солнца. Мои мысли заняты куда более прозаичными вещами. Уж не свидание ли это? И не хочется ли мне, чтобы это было именно оно?

Кейден встречает меня у самой кромки деревьев с робкой улыбкой.

– Прости, что не предложил ничего более интересного, – говорит он. – Понимаю – это совсем не то, что в городе, но у меня большой выбор ужастиков и классических мюзиклов на «блю-рей».

– Ужастики и старые мюзиклы? – спрашиваю я, следуя за ним через высокую траву, окружающую Уиндермер, к большой каменной террасе.

Лужайка недавно была прополота, а мебель на террасе выглядит недавно почищенной и довольно новой, в отличие от скопища кресел-качалок и приставных столиков, собирающих паутину на переднем крыльце. Для меня до сих пор оставалось практически полной загадкой, чем Кейден занят здесь целыми днями, но теперь заметила, что он занимается работами в поместье – наверное, теми, которые может выполнять, не привлекая внимания миссис Толбот.

– Мне нравятся фильмы, отражающие экстремальные проявления человеческой натуры. Есть что-то в равной степени завораживающее и в прекрасных песенных и танцевальных номерах, и в морях кровищи.

– Звучит очень странно, – говорю я.

– Добро пожаловать в мой мозг.

Кейден открывает заднюю дверь и широко ее распахивает. Я задерживаю дыхание, готовясь снова столкнуться с птицами и продуктами их жизнедеятельности, но комната оказывается на удивление воздушной и чистой. Не то приемная, не то какая-то гостиная, обставленная довольно скудно: диван, кофейный столик и книжные полки – не совсем новые, но и не тот антиквариат, которым уставлен парадный холл. Слева через проем в стене я вижу что-то похожее на кухню.

– Комнаты прислуги, – говорит Кейден, словно читая мои мысли. – Вернее, когда-то были. Этим крылом дома почти не пользовались последние пару поколений.

На кофейном столике я замечаю стопку библиотечных книг и пустую банку из-под колы. «От рабства к свободе», «Народная история Соединенных Штатов», «Женщины, расы и классы», «Серый альбом». Похоже, этим летом Кейден решил устроить в заброшенном крыле библиотеку.

– А где Джек?

Кейден пожимает плечами:

– Спит наверху, наверное. Нам сюда.

Он показывает на дверцу высотой по пояс, отделяющую узкую спиральную лестницу в задней части комнаты прислуги, превращенной в читальню, потом наклоняется и открывает защелку. Кейден придерживает дверцу, и я смотрю вниз. На лестнице есть перила, но ступеньки кажутся довольно опасными. Я выпрямляюсь и упираюсь ладонью в стену, пол вокруг лестницы ходит волнами у меня под ногами.

– Ты первый, – говорю я.

– Не любишь высоту?

– Не очень.

– Извини. Было бы неплохо, если бы здесь был лифт или что-нибудь в этом роде, но нет, – Кейден начинает спускаться по лестнице, даже не держась за перила.

– Все будет в порядке, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

Я спускаюсь, одной рукой опираясь на стену, а другой крепко держась за перила и глядя прямо перед собой.

Когда я добираюсь до низа, дыхание просто застревает в горле. Насчет домашнего кинотеатра Кейден не шутил. Вместо ожидаемого обычного телевизора я вижу настоящий экран, как в кинотеатре. Кейден нажимает на кнопку на стене, и из потолка медленно выдвигается цифровой проектор. К полу привинчены шесть рядов старинного вида театральных кресел, обтянутых красным бархатом, а вдоль стены расположилась самая большая коллекция дисков «блю-рей», которую я только видела. В дальнем углу – наполовину использованный рулон бумажных полотенец и ведерко со средствами для чистки. В воздухе слабо пахнет антисептиком. Кейден устроил уборку к моему приходу.

– Ого! Это просто фантастика!

– Это мой папа устроил, – говорит Кейден. – Там целая кладовка забита кинолентами, только проектор накрылся. Он был настоящим киноманом. Родители устраивали здесь киносеансы, приглашали всех друзей.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе другой Уиндермер. Роскошный, шумный, полный людей.

– Наверное, здорово было…

Кейден пожимает плечами:

– В Уиндермере раньше было полно разных развлечений. И не только киносеансы. Мои родители устраивали просто легендарные вечеринки. Собирался весь город, плюс друзья из Нью-Йорка. Но я это уже едва помню.

– Почему? – спрашиваю я, подходя поближе, чтобы рассмотреть коллекцию дисков, занимающую целую стену.

Кроме обещанного изобилия мюзиклов и фильмов ужасов здесь есть все от свежих комедий и фильмов «Марвел» до широкого выбора биографических картин и коробки с ограниченным коллекционным изданием «Властелина колец».

– Папа умер, когда мне было пять. Наверное, маме после этого было не до развлечений.

– Верно, – я не помню, говорил ли мне Кейден, что его отец умер от рака желудка или я слышала это в одном из подкастов Мартины, поэтому прикусываю губы, стараясь припомнить источник информации до того, как скажу что-нибудь, чего не имею права знать. – Да, это логично.

Я вспоминаю стопку библиотечных книг на кофейном столике наверху.

– Странно, наверное, было? – говорю я, не успев сдержаться. – Ну, расти здесь с белыми родителями?

– А… – Кейден плюхается в кресло в заднем ряду и закидывает ноги на спинку кресла перед собой. – С чего это ты вдруг решила спросить?

– Просто тут с расовым разнообразием не очень, – я обвожу рукой кинотеатр, но имею в виду весь Херрон-Миллс. – Ты сам тогда говорил.

Дома, в Бруклине, мы с друзьями часто говорили о расовых и классовых проблемах. В нашей школе больше половины учеников были цветными, а богатых среди нас и близко не было. Но говорить об этом здесь и сейчас – совсем не то, что разговаривать с друзьями. То ли потому, что мы с Кейденом едва знакомы, то ли из-за того, что он рассказал мне тогда в конюшне. То ли дело в том, что он – парень, а я, вместо того чтобы флиртовать, разводить его на выпивку и убеждать себя, что мне все равно, что он касается моей кожи ладонями так, будто они затянуты в неудобные перчатки, на самом деле стараюсь узнать его поближе.

– Ну… – протянул он. – Если подумать, то да.

Я не могу забывать о том, что здесь преобладает белое и привилегированное население. Даже до исчезновения Зоуи атмосфера тут могла быть просто удушающей. Но маленьким я почти не понимал, что значит быть ребенком смешанной расы…

Я отрываюсь от стены с фильмами и устраиваюсь в кресло через два ряда спиной к экрану, чтобы видеть лицо Кейдена.

– Моя биологическая мать – белая. Ей было всего семнадцать, когда я родился. Биологический отец – черный, но они не жили вместе. И он в моей жизни так и не появился. А мама не могла научить меня черной культуре. Пойми меня правильно, она отличная мать. Здоровье у нее не всегда было такое, как сейчас. Но, да, это было странно. Пока я рос, я многого не понимал о расовых проблемах что с личной, что с культурной точки зрения. Многие вещи мне по-прежнему трудно уложить в голове.

– В Йеле все по-другому?

– Да, по-другому. Но Йель – это странное место. В Нью-Хейвене всего тридцать процентов белого населения и больше шестидесяти процентов афро-американцев и латиноамериканцев. Но в Йеле всего шесть процентов черных студентов. Когда ты черный, чувствуется это напряжение.

Я медленно киваю, вспоминая, как его приятель Тим Ромер рассказывал в подкасте о полиции, пристально следящей за черными парнями в университете. Потому думаю, насколько странно знать о жизни Кейдена то, что он мне не рассказывал, насколько это грубое вторжение в его личную жизнь, и держу язык за зубами.

– А как твои родители приняли то, что ты на все лето поехала сюда няней? – спрашивает Кейден, меняя тему разговора.

– Мама сначала вела себя странно. Понадобилось время, но, похоже, она привыкает к тому, что деточка теперь живет отдельно, – улыбаюсь я. – Отца я не видела с тех пор, как мне исполнилось четыре, так что сомневаюсь, что его это хоть немного заботит.

– Хм… Значит, тоже безотцовщина, – натянуто улыбается Кейден.

– Да, выходит, так.

– Не будь слишком строга к матери, – говорит он. – Ты у нее одна?

– Да.

Он пожимает плечами, и я вижу, что он думает о своей матери, о собственном решении провести лето здесь, хотя, не сомневаюсь, он мог бы устроиться на какую-нибудь интересную практику, или отправиться учиться за границу, или что там еще делают студенты Йеля на летних каникулах…

– Кстати о мамах, – говорю я, протягивая руки за спину и скручивая волосы в толстый жгут. – В прошлые выходные я с твоей познакомилась.

Брови Кейдена ползут вверх. Это ужасно неловко, но если мы собираемся дружить, то я не хочу, чтобы миссис Толбот маячила между нами, словно какая-то неприятная тайна. Хотя это и может быть больно.

– На дне рождения Тома. Она заглянула и велела мне держаться подальше от тебя.

Кейден сцепляет руки за головой и протяжно вздыхает.

– Значит, она тебя тогда видела, – говорит он. – Когда ты приходила с печеньем. Значит, мне не показалось и она действительно выглядывала в окно, когда мы шли по дорожке.

Мои губы кривятся в хмурой усмешке.

– Все в порядке, – говорит он. – Я хочу, чтобы ты поняла о моей матери кое-что: она любила Зоуи. Они были очень, очень близки. А у мамы шизофрения. Ей было чуть за двадцать, когда поставили диагноз. Никто точно не знает, как шизофрения развивается, но, поскольку вероятны генетические факторы, мои родители решились на усыновление. В любом случае доктора у нее хорошие, и она находится под их наблюдением, сколько я себя помню. Но после исчезновения Зоуи симптомы резко усилились.

Я молчу с минуту, пытаясь переварить услышанное. Я мало знаю о шизофрении – только то, что это очень серьезная болезнь и ее трудно лечить.

– Звучит довольно страшно.

– Так и есть, – говорит Кейден. – Я люблю маму. Она действительно чудесная женщина. А еще с ней очень тяжело жить. А Уиндермер… – его голос затихает, он обводит взглядом кинозал. – Когда я учился в школе, дому требовался мелкий ремонт, покраска. Она все откладывала это дело.

Koгда я переехал в Нью-Хейвен, перестала пускать людей в дом. А потом завела птиц. Я был так погружен в новую жизнь в колледже, что на первом курсе, пожалуй, старался совсем не обращать на это внимания. Мне хотелось притворяться, что дома все хорошо, что с ней все хорошо. Но к Рождеству не обращать внимания стало уже невозможно. А когда исчезла Зоуи, все пошло кувырком.

– Поэтому ты сейчас дома?

– Поэтому я сейчас дома, – Кейден расцепляет пальцы, и ладони падают на колени. – Поэтому, Анна Чиккони, раз мою жизнь мы уже разобрали по косточкам, расскажи теперь что-нибудь о своей.

Он прав, я весь вечер только и делала, что задавала личные вопросы. Уже почти девять, а мы еще даже не выбрали фильм. Прежде чем вернуться к стене с дисками, я должна дать ему что-то в ответ. Частичку своего прошлого. Крошечный кусочек правды о том, какой я была.

– Пока я не приехала сюда, я не совсем контролировала свою жизнь. Помнишь, тогда в конюшне я сказала, что решила пока не пить? – он кивает. – Мы с подругой, Кейли, большую часть прошлого сентября провели на вечеринках. Я постоянно влипала в разные истории и потихоньку начала себя ненавидеть. Ненавидеть того человека, которым становилась, когда выпью.

– А какой это человек? – спрашивает Кейден.

Я глубоко вдыхаю, задумываясь, как много можно ему рассказать. Я могу уничтожить любую возможность быть вместе с ним, если это вообще когда-то было возможно. Но поняла, что больше, чем парень, мне сейчас нужен друг. Ровесник, с которым я могу поговорить. Кто-то, кто сможет понять, каково это – жить с прошлым, oi которою трудно избавиться.

– Прежняя я? Кадрила парней, которых на следующее утро даже не могла вспомнить. Допивалась до отключки. Просыпалась на чужих диванах. Не раз приезжала домой в полицейской машине, – я останавливаюсь, давая ему возможность сказать что-нибудь, осудить меня. – Моя подруга Старр жила самостоятельно с шестнадцати. Я думала, что мне хочется того, что было у нее. Полной свободы, – я пожимаю плечами. – Но свобода надоедает. Моя мама работает на двух работах. У нее нет времени нянчиться со мной. Думаю, в глубине души я просто хотела привлечь ее внимание.

– И как, сработало?

– Не совсем, – смеюсь я. – Но зато от самой себя стало тошнить.

– И поэтому ты здесь? – спрашивает он, возвращая мне собственный вопрос.

– Когда отвечаешь за ребенка, ты не имеешь права облажаться. Пока я с этим справляюсь.

Еле удерживаюсь, чтобы не добавить «кое-как».

Я не говорю и еще одну вещь, которая ему уже известна. Что в каком-то роде я оказалась здесь из-за Зоуи. Но останавливаться на этом нет никакого смысла. Неважно, почему я получила эту работу. Главное – в основном я с ней справляюсь. В колледже я тоже буду справляться. Надеюсь. Я провела здесь меньше двух недель. Еще достаточно времени, чтобы стать новым человеком.

– Я в тебя верю, Анна Чиккони. – говорит он, снова называя меня полным именем, и я улыбаюсь. – Теперь ты больше расположена к домам с привидениями, одержимым детям, ведьмам или резне?

– Э… Может быть, страшные фильмы лучше оставить на другой вечер? Я больше в настроении для чего-нибудь легкого.

– Хорошая идея, – говорит он. – Мы как-то слишком углубились в серьезные материи.

Он вскакивает с кресла и ловко вытаскивает несколько дисков с фильмами. Я рассматриваю предложенные варианты – все мюзиклы и комедии – и останавливаюсь на «Поющих под дождем».

– Хороший выбор, – хвалит он и отправляется в заднюю часть зала налаживать аппаратуру. Вскоре весь экран заполняет морда льва из заставки «Метро-Голдвин-Майер», и Кейден усаживается в кресло рядом со мной. Я сбрасываю обувь и подтягиваю колени к груди, ни на секунду не забывая о его руке, лежащей на подлокотнике между нами. Он не убирает ее весь фильм, ни разу не пошевелившись, чтобы коснуться моей руки или дотронуться до моих пальцев. В другой ситуации я, возможно, огорчилась бы. Он симпатичный, умный и, в хорошем смысле, странноватый.

Но еще он не свободен. Вернее, не совсем свободен. Я напоминаю себе, что его невеста пропала без вести. Он приехал домой заботиться о матери, у которой серьезное психическое заболевание. Кейдену нужен друг, а не подружка на лето. И новой Анне этого тоже не нужно. Я бы соврала, если бы сказала, что не хотела положить ладонь поверх его ладони на подлокотнике, уткнуться головой в его плечо. Но мне кажется, что это начало серьезной связи, а не какой-нибудь интрижки. Я так и сижу, обхватив руками колени, и твердо решаю держать дистанцию между нами.

Той ночью мне снится, что я снова в Уиндермере. В лунном свете поместье кажется великолепным, неземным. Стены очищены от плюща, и крепкие колонны, поднимающиеся от земли к балкону третьего этажа, тянутся к небу белесыми пальцами. Никакой осыпающейся краски. Никакой пыли или паутины на креслах-качалках на переднем крыльце. Трава аккуратно пострижена и лоснится от предвечернего дождя, а перед домом, укрытый от дороги величественной свежеподстриженной изгородью, блестит пруд с золотыми рыбками. Их гибкие оранжево-белые тельца переливаются под самой поверхностью, потом вдруг проворно и бесшумно скрываются в черной глубине.

Я смотрю на поместье сверху, и вот я уже на балконе, сижу на самом краю, болтаю ногами, просунутыми через деревянные перила, и гляжу вниз, в ночь. Во сне высота меня совсем не пугает. Мои пальцы пляшут на перилах, словно перебирая клавиши пианино.

Я не одна. На балконе рядом со мной сидит девушка на год или два старше с оливковой кожей и такой же буйной гривой густых черных волос, стелющихся по спине. Она одета в платье настолько желтое, что оно почти кажется золотым, а на самых кончиках пальцев ее ноги покачивается золотая сандалия.

– Смотри, не потеряй! – слышу я собственный голос.

Она смеется, и ее смех переливается в летней ночи. Она запрокидывает голову, и я вижу, как блестят ее зубы – два ряда жемчужин, залитые лунным светом. Мои глаза опускаются ниже, к яркому золотому отблеску – инициалам ЗС возле родинки на ключице. Она взмахивает ногой и плавным движением подбрасывает сандалию к небу. Та поднимается по крутой дуге, а затем бесшумно устремляется к ковру из густой травы, раскинувшемуся внизу.

Когда я снова перевожу взгляд на балкон, я одна. Я смотрю на свое тело и вижу, что золотисто-желтое платье теперь облегает мою кожу вместо шортов и поношенной футболки. Одна нога босая. Земля вдруг оказывается далеко внизу. Я вытаскиваю ноги из просветов между балясинами перил и подтягиваю колени к груди.

Я резко просыпаюсь и нащупываю телефон.

Почти три. Несколько минут я лежу, глядя в потолок. Глаза привыкают к темноте. Я понимаю, что уже не усну. Свесив ноги с кровати, хватаю худи и выхожу из домика к бассейну.

По краю воды пляшут ночные огоньки. На улице прохладно, но вполне приятно. Свернувшись калачиком на одном из шезлонгов, я открываю мессенджер и нахожу переписку со Старр. Она по-прежнему не отвечает. Я начинаю набирать.

• Сегодня много о тебе думала. На что похожи звезды в Волшебном королевстве?..

Выпивка помогла бы мне уснуть. Я вытягиваю шею и оглядываюсь на темные окна кухни в доме Беллами. Почти так же отчаянно, как и выпить, мне хочется побольше узнать о Зоуи. Но эпизоды подкаста закончились, и я не знаю, что еще поискать в «Гугле». Я открываю «Инстаграм» и вбиваю в поиск ее имя. Ее страничка еще не удалена, но последние фотографии датированы декабрем. Я отматываю назад: в основном пейзажи зимнего пляжа, потом осенний Провиденс – яркие пятна опадающей листвы и неровное отражение Зоуи в луже. Еще дальше – Калифорния, мандариновые закаты и чайки, парящие над причалом. Приходится отмотать еще дальше, к прошлой весне, и я вижу множество фотографий Кейдена. Вот они вдвоем в Йеле, потом в Брауне – радостные лица на многочисленных сел фи. Я закрываю приложение.

Борясь со сном, я открываю «Гугл» и ищу в нем Уиндермер. Находится больше, чем я ожидала.

Должно быть, историческое общество Херрон-Миллс внесло его в список достопримечательностей, поэтому находится несколько статей о поместье, блог какого-то любителя истории Хем-птонса, в котором находится немного информации о Уиндермере, включая несколько интересных вещиц вроде фотографии приглашения на бал, состоявшийся в поместье в 1906 году, и фотографий здания в 1927 году, а потом в 1968 году.

Поиск по картинкам даст еще парочку более свежих фотографий, начала 2000-х. Должно быть, так дом выглядел, когда Кейден был ребенком. Он выглядит свежим, полным жизни, как в моем сне.

Глаза закрываются, и вскоре я снова засыпаю. Я снова на балконе Уиндермера, снова в том же сне. На этот раз со мной Кейден. Он сидит позади меня на балконе, обняв меня за талию. Его длинные ноги подогнуты по обе стороны от меня. Пальцами, которые кажутся почти невесомыми, он сдвигает копну моих волос в сторону и кладет подбородок мне на плечо.

Его губы касаются моей шеи. Сначала легко-легко, потом все настойчивее. Я откидываюсь ему на грудь, поворачиваю голову, пока наши губы не встречаются. Его губы мягкие и теплые, словно ночной воздух. Мы идеально подходим друг другу, одновременно знакомые и незнакомые. Он касается пальцами моих волос, потом плеча, легонько проводит по шее и дальше к ключице. Потом останавливается. Он отодвигается, пристально глядя на участок кожи над самым вырезом моей кофточки. Мои пальцы инстинктивно тянутся к коже, касаясь ее, словно мягкая кисть.

– Твоя цепочка, – говорит он. – Она пропала.

Тут же пропадает и сам Кейден, и я снова одна на балконе. Позади меня по доскам начинают карабкаться плети плюща. На одном из окон появляется трещина. Я хватаюсь за перила перед собой, но дерево оказывается мягким и трухлявым. Оно рассыпается от прикосновения, и я, хватая ртом воздух, начинаю падать вперед. Мне кажется, что я вот-вот свалюсь, но тут сверху опускается стая воронов. Их крылья бьют с такой силой, что отталкивают меня от края. Я переворачиваюсь и сжимаюсь в калачик. Первый удар клюва впивается в мое тело.