Текст книги "У смерти два лица"
Автор книги: Кит Фрик
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
22. ТОГДА. Июль
Херрон-Миллс, Нью-Йорк
Три звонка за две недели? У тебя все в порядке?
Я тяжело вздыхаю про себя. Никак не угадаешь. Редко звоню матери – плохо. Часто звоню – тоже плохо. Но сегодня не просто дочка звонит маме, чтобы та не беспокоилась. Сегодня у меня есть причина позвонить.
– Я не вовремя? – спрашиваю я.
– Вовсе нет, милая. Что случилось?
– Мне нужно расспросить тебя о Херрон-Миллс.
На том конце провода мама долго молчит.
– Я кое-что вспоминаю, – продолжаю я. – Например, в первую неделю здесь я могла поклясться, что уже бывала на этом самом пляже. Он совсем не похож на городские пляжи: узкий, но очень живописный. А еще здесь есть кафе-мороженое с очень красивым меню на грифельной доске.
Перечисляя странные ностальгические моменты, я и сама понимаю, что это звучит недостаточно убедительно.
– Анна.
– А еще я вспоминаю этот застекленный бассейн…
– Анна, – повторяет мама. – Это очень похоже на Стоун-Харбор.
Я останавливаюсь:
– Где это?
– Стоун-Харбор? Это в Нью-Джерси. Когда мы с твоим папой еще были вместе, мы возили тебя туда каждое лето. Там был очень красивый пляж. И ты обожала ходить в кафе-мороженое. В гостинице, где мы останавливались, был крытый бассейн. – С лианами и прочим? – с замиранием сердца спрашиваю я.
– Да, растения там были. Много лиан и цветов. Ты называла его джунглями. Не знаю даже, знала ли ты тогда, как выглядят джунгли. – Мое сердце почти останавливается.
– И мы никогда не бывали здесь? В Херрон-Миллс?
Мама фыркает так громко, что я едва не убираю трубку от уха.
– В Хемптонсе? Никогда. Твой отец столько не зарабатывал.
Утро вторника мы с Пейсли проводим на озере Пэрриш – во второй раз с тех пор, как Кейден рассказал мне о тамошней тени. Днем я обещаю Пейсли мороженое, если она пару часов побудет со мной в библиотеке. Оказывается, там ей очень нравится детская комната, так что все довольны.
Первые несколько минут я копаюсь в списках студентов Йеля, наугад выискивая фамилии на Р, решив, что Мартина еще, наверное, не забралась так далеко по алфавиту. Она права: это засада. Нужно ввести комбинацию не менее чем из трех букв, чтобы получить имя из списка, поэтому я начинаю с Раа, потом Раб, потом Рае и так далее. Мюриэль Рааб, Рабия Садик, Равиния Полсон… Потом вбиваю имена в «Гугл» и ищу по картинкам. Ищу кого-нибудь похожего на Иду с фотографий. Я сдаюсь довольно быстро.
Все равно я не за этим сюда пришла. Я закрываю страничку Йеля и вбиваю в «Гугл» новое имя.
Джон Р. Чиккони. Мой отец.
Всплывают все те же результаты. Я делаю это уже не в первый раз. Но прошло довольно много времени с тех пор, как я пыталась его найти в последний раз. Когда я пошла в старшие классы, то дала себе слово: никаких больше розысков отца, которому на меня явно плевать с высокой колокольни. Никаких больше мечтаний о том дне, когда он вернется домой, богатый и красивый, и увезет нас с мамой в милый домик в пригороде. Вообще никаких фантазий о его возвращении.
Но впервые за много лет у меня возникает жгучее желание поговорить с ним. Я просто хочу, чтобы он подтвердил слова мамы. «Ты вспоминаешь Стоун-Харбор. Твои воспоминания такие живые, потому что после этого мы уже никогда не были такой счастливой семьей. Ты ищешь эту связь, но немного запутаюсь». Я слышу его тихий, хрипловатый голос. Голос, который не слышала уже много лет. Я понимаю: два прибрежных города просто смешались в моей памяти. "Это многое объясняет. Но это не объясняет воспоминания о застекленном бассейне, оказавшегося настолько точным, что Кейден был уверен, что я описываю дом Зоуи. И почему, когда я думаю о том бассейне, я вижу Зоуи и Кейли.
Впрочем, неважно. «Гугл» не выдает ничего нового. Ничего такого, что могло бы указать мне, где он сейчас живет, чем занимался последние двенадцать лет. Мама или не знает, или не хочет знать. Она наотрез отказывается разговаривать о нем. Если бы я знала город или хотя бы штат, я могла бы отыскать его. Но я понятия не имею. Отец уже давно не желает быть мне отцом. Он не хочет, чтобы я его нашла.
Я выхожу из библиотеки и на полпути к тротуару вспоминаю, что Пейсли все еще читает внутри.
Тем же вечером мне пишет Мартина.
• Есть новости, но я работаю до десяти. Встретимся у кафе?
Когда я подошла в начале одиннадцатого, Мартина еще внутри, поднимает стулья на столы. Та блондинка машет ей рукой на прощание и выходит.
– Мы закрыты, – говорит она, увидев меня на скамейке перед кафе.
– Я просто жду Мартину.
Блондинка кивает, открывает свою машину и садится в нее.
Через несколько минут рядом со мной садится улыбающаяся Мартина.
– Я ее нашла, – говорит она. – Тиана Перси, перешла на последний курс в Йеле. Она на год старше Кейдена.
Она протягивает мне свой телефон, и я пролистываю доступные в сети фотографии Тианы. Это определенно та самая девушка.
– Как ты ее нашла?
– Подруга сестры моей подруги видела ее в университете. Не могла вспомнить ее фамилию, но как только я получила имя «Тиана», найти ее в списке оказалось довольно просто. Но единственная связь, которую я нашла между ней и Кейденом – групповая фотография с сайта отделения афро-американских исследований.
Она берет у меня телефон и открывает фотографию. Я подношу экран к самым глазам, и все равно приходится прищуриться, чтобы рассмотреть фотографию группы улыбающихся студентов, стоящих за столом для конференций.
– Они даже стоят не рядом.
– Да. Но это доказывает, что они знакомы. Тиана Перси и есть наша Ида.
– Ладно, – я возвращаю телефон Мартине. – Что дальше?
– Я написала ей. Сказала, что пишу для школьной газеты статью о цветных студентах в университетах «Лиги плюща». В Йеле она возглавляет Коалицию чернокожих женщин, так что все сходится.
– Думаешь, она клюнет?
– Прошло всего несколько часов, – пожимает плечами Мартина. – Мой школьный адрес записан на имя Мартины Дженкинс, а не Мартины Грин, и я – главный редактор школьной газеты. Ей придется как следует покопаться, чтобы связать меня с подкастом.
– А если она покопается?
– Тогда я продолжу искать сама. Посмотрим, что еще получится узнать.
– Спасибо, Мартина, – я сую руки в карманы худи: несмотря на дневную жару, по вечерам возле воды довольно прохладно.
На улицу перед нами въезжает машина и коротко моргает фарами. Мартина встает и машет водителю рукой.
– Это за мной, – она кладет телефон в карман платья.
– Мартина? – обращаюсь я к ней, тоже вставая. – Знаю, у тебя здесь много друзей, а я пока, честно говоря, более или менее подружилась только с Кейденом, а…
– А сейчас все идет немножечко странно, да?
– Это мягко говоря. Я не хочу быть третьей лишней, но если вы с Астер захотите чем-нибудь заняться вечером, после ужина я свободна.
Конечно, – улыбается Мартина. – Мы собираемся потусоваться в пятницу. Пойдем с нами. Я напишу, когда точно узнаю наши планы.
– Было бы здорово.
Пока Мартина обходит машину, чтобы сесть на пассажирское сиденье, я широко улыбаюсь тихо надеюсь на то, что планы предполагают посиделки у Астер. Мне нужно оказаться в этом доме. Самой увидеть этот бассейн.
Я снова осталась одна на скамейке перед закрытым кафе, и меня окружает тишина. Чуть дальше по улице хлопает парусиновый навес. Мимо проезжает одинокая машина. В Нью-Йорке никогда не бывает так тихо. Тишина почти угнетает. Ты одинока. Ты одинока. Я открываю мессенджер и вижу свои неотвеченные сообщения для Старр. Я набираю очередное.
• Ты знаешь, что я этим летом в Хемптонсе? Тебе это вообще интересно?
23. ТОГДА. Июль
Херрон-Миллс, Нью-Йорк
В пятницу льет как из ведра, поэтому мы ужинаем в столовой Беллами, а не у бассейна. Мэри вышла за рамки своего обычного средиземноморского меню, и, хотя я совершенно уверена, что настоящий пад-тай на вкус совсем другой, из вежливости его съедаю. Том чем-то расстроен, постоянно проверяет телефон, поэтому я без всяких угрызений совести смотрю в свой, когда Мартина пишет и предлагает провести вечер у Астер.
• Прихвати купальник. Там есть крытый бассейн. В дождь – просто отпад.
Все складывается просто идеально, и я не могу сдержать улыбку.
– Планы на вечер? – спрашивает Эмилия.
– Ой, простите, – я убираю телефон. – Да, я встречаюсь с девочками – Мартиной и Астер.
– Астер Спанос? – спрашивает Том, вступая в разговор впервые за все время ужина; его телефон лежит на столе.
– Это я их познакомила, – говорит Пейсли и оборачивается ко мне. – Поверить не могу, что ты идешь гулять без меня!
Она шутит, но все же в голосе слышится легкая нотка обиды. Эмилия смеется и шутливо говорит что-то о несправедливости детства. Она обращается к Пейсли, но взгляд направлен на меня, и у меня начинает чесаться затылок.
– Пожалуйста, передай Джоан мои наилучшие пожелания, – тихо говорит она, когда Пейсли отпросилась смотреть телевизор, а Том снова уткнулся в телефон.
Голос ее звучит напряженно, и я понимаю, что ступила на территорию, которой лучше было бы избегать. Я обещаю передать привет, хотя и знаю, что этого не сделаю.
В семь пятнадцать у ворот Кловелли-коттеджа останавливается машина мамы Мартины, и я спешу по дорожке, борясь с зонтиком, еле сдерживающим напор тепловатого ливня. Я забираюсь на заднее сиденье и стараюсь, чтобы с меня поменьше натекло на пол их красивой машины.
Мама Мартины – тихая женщина, в машине которой инструментальная музыка играет еле слышно, а скорость на спидометре всегда на пару миль меньше разрешенной, – высаживает нас и просит позвонить, чтобы она отвезла нас обратно, не позднее половины одиннадцатого.
Я выхожу из машины, и у меня перехватывает дыхание. Мы стоим перед тем самым домом, как я и предполагала. Пусть я уже проверила адрес в интернете, снова оказавшись здесь, я ощущаю реальность воспоминаний с новой силой. Я знаю это место!
Мартина набирает код и жестом предлагает мне идти за ней.
– Мама никогда не дает мне машину, – жалуется она, пока мы идем по дорожке. – Все было бы намного проще, но она просто помешана на контроле.
У нас была машина до прошлой осени, когда она бесцеремонно дала дуба, наездив двести тысяч миль за четырнадцать лет. Стоило мне только получить права. Мама хочет купить другую, но пока не накопила. Но несколько месяцев я все же успела поездить. Я ездила на этой колымаге к Кейли за пять кварталов просто потому, что имела такую возможность, хотя дойти пешком было быстрее, чем найти место для парковки. А здесь родители так заботливы.
Пока мы идем к парадной двери дома Спаносов, я стараюсь сквозь меркнущий свет и пелену дождя разглядеть каждую деталь. Дом – Мейпл-Гроув, или «Кленовая роща», – получил название из-за множества кленов, росших за домом. Он современный и огромный, как и большинство домов в этих местах. Вот он кажется знакомым, а через секунду оказывается, что это была игра света. Мы поднимаемся на крыльцо под навес и складываем зонтики.
– Ты ведь ей ничего не говорила? – шепчу я Мартине.
– О Тиане Перси?
Я снова задумываюсь, на что может быть способна Тиана. Могла ли она сделать что-то такое, что заставило Зоуи убежать?
– Ни словечка, – шепчет в ответ Мартина и проводит пальцами по губам, словно застегивая молнию. – Немного странно скрывать это, но нет смысла тревожить их, пока мы не разузнаем побольше.
Астер приветствует нас у дверей, одетая в красно-бирюзовый саронг. У ее ног крутится маленькая белая собачка.
– Это Малышка Джулия, – говорит Астер. – Так ее назвала Зоуи.
Я присаживаюсь на корточки и даю Малышке Джулии обнюхать мою руку. Но она продолжает нарезать круги вокруг Астер, а потом уносится в глубь дома, даже не заметив моего присутствия.
– Ей уже девять, а все еще комочек энергии, – говорит Астер. – Не принимай близко к сердцу.
Мы проходим через дом на кухню, и, к моему не то разочарованию, не то облегчению, ничто не кажется мне знакомым. Красивый дом с красивой обстановкой, но никаких воспоминаний, окутывающих душу ледяными щупальцами, как той ночью. В голове крутится мысль о том, что я действительно смешала Херрон-Миллс и свежее увлечение жизнью Зоуи с воспоминаниями детства.
На кухне Астер и Мартина суетятся, собирая бокалы, соломинки и кувшин с чем-то, похожим на лимонад. Мне сказано взять сумку с закусками, и мы отправляемся через большую арку красного камня, соединяющую кухню с просторным уголком для завтраков, через который ведет путь в бассейн. Едва мы переступаем порог раздвижной стеклянной двери, все мои сомнения отпадают. Пусть у меня и не безупречная память Кейли, но этот бассейн невозможно спутать ни с чем.
Я прикусываю губу и стараюсь ничем не выдать охватившую меня смесь потрясения и уверенности. Возможно, в Стоун-Харбор и был похожий застекленный бассейн. Но именно этот бассейн всплывал в моих воспоминаниях.
Я так сосредоточена на том, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, что не осознаю, что остановилась. Мои ноги прилипли к терракотовой плитке, глаза блуждают по сторонам, разглядывая пышные лианы, розовые, оранжевые и желтые цветы, изящный водопад – все те детали, которые я ожидала здесь увидеть. Собака врывается в открытую дверь и, задев мои ноги, устремляется белой молнией вперед, лая на что-то прямо перед собой, видное только ей.
– Что там, Красавица? – я присаживаюсь на корточки и снова протягиваю ей руку.
Астер медленно оборачивается ко мне:
– Как ты ее назвала?
Выбрав именно этот момент, чтобы заметить, наконец, мое присутствие, собака тычется розово-белым носиком в мою ладонь. Я поднимаю голову:
– Э… Малышка Джулия, верно?
– Верно. – отвечает Астер, чуть склонив голову набок. – Мне показалось…
Астер умолкает, и Мартина прерывает неловкую тишину деликатным покашливанием.
– Здорово, да? – она обводит подбородком окружающее нас великолепие.
– Просто роскошно, – отвечаю я, выпрямляясь. – Я думала, у Беллами красивый бассейн, но это…
– У меня папа занимается дизайном, – говорит Астер.
Она уже сняла саронг и стоит возле стеклянного столика в черном танкини, наполняя три пластмассовых бокала в форме ананасов из кувшина с лимонадом.
Я снова заставляю себя двигать ногами, чтобы подойти к ней и выгрузить на стол закуски. Мартина снимает платье через голову, и под ним оказывается синий слитный купальник в крупный белый горошек с небольшой юбочкой. Не то в самом деле винтажный, не то специально сшитый в похожей манере.
– Он работал с другим архитектором, который специализировался по стеклу, и придумал этот бассейн, когда мы сюда въехали, – продолжает Астер. – Наверняка он сегодня к нам заглянет. Он тебе все уши прожужжит по поводу этого бассейна, если дашь ему волю. Будешь «Лимонный шприц»?
Она протягивает мне бокал, и я его принимаю.
– Это не настоящий коктейль, – поясняет Мартина, прежде чем я успеваю поймать губами роэовобелую бумажную соломинку. – Так что не надейся.
– Вообще-то я не пью, – говорю. – Вернее, стараюсь не пить. Так что это идеально.
Мы подходим к шезлонгам на краю бассейна и устраиваемся.
– Этот бассейн словно сошел со страниц журнала, – говорю я, прощупывая почву.
Астер смеется:
– Ну, когда у тебя папа – ландшафтный архитектор, а мама – редактор журнала, можно сказать, что они немного озабочены эстетикой.
– А у ее журнала есть сайт? – спрашиваю я.
– Кажется, нет, – отвечает Астер. – Хотя, наверное, стоило бы.
– Миссис Спанос – удивительная женщина, – добавляет Мартина. – Прошлой осенью ей делали серьезную операцию на плече, и она взяла на работе всего один выходной.
– Даже и этого не было, – говорит Астер. – Она работала прямо на больничной койке.
– Твои родители очень похожи на Беллами. Если не считать четвертого июля, я не помню, чтобы они за все лето отдыхали хотя бы день.
Мартина пожимает плечами:
– Тут все так. Когда люди слышат слово «Хемптонс», они представляют себе этакий курорт. Но тут живут сплошь трудоголики.
Я снимаю промокшие шорты и футболку и вешаю их на спинку стула, хотя в такой сырости они вряд ли высохнут. Солнце постепенно заходит, и дождь серебристыми струйками стекает снаружи по стеклянным стенам, и я понимаю, что впервые за это лето мне не нужен солнцезащитный крем.
Мартина и Астер начинают болтать о каких-то ребятах из их класса, а я тем временем делаю глоток коктейля. Лимонадная кислинка и пузырьки минералки на языке тоже кажутся смутно знакомыми, будто пробуждая воспоминания. Сама того не заметив, я опустошаю весь бокал.
– Вкусно, да? – спрашивает Астер, втягивая меня в разговор. – «Лимонный шприц» – фирменный напиток Джорджа Спаноса.
– Меня кто-то звал? – мы все оборачиваемся к раздвижной стеклянной двери.
Там стоит полнеющий бородач сильно за сорок. На нем клетчатые шорты для гольфа и рубашка поло цвета лайма. Малышка Джулия несколько раз радостно тявкает и спешит выбраться из-под лежанки Астер.
Пока он наклоняется, чтобы взять собаку на руки, я спешу спрятать волосы за голову и собрать их в неровную шишку с помощью резинки на запястье. Нужды в солнечных очках нет, но я все равно вытаскиваю их из сумки и надеваю. Это отец Зоуи. Я меньше всего хочу, чтобы он увидел призрака в собственном доме.
– Пап, – Астер встает с шезлонга и подходит к столику с едой. – Это подруга Мартины, Анна, – говорит она, мотнув головой в мою сторону и наполняя миску попкорном с розмарином и пармезаном.
Мистер Спанос косится на меня. Несмотря на все попытки свести к минимуму сходство с Зоуи, я понимаю, что оно никуда не делось, что сейчас он его осознает. Я несу обыкновенную чушь о том, что я – няня Пейсли, как мне нравится в Херрон-Миллс и куда я поступаю осенью. Его лицо немного расслабляется. Думаю, поток слов, хлещущий из меня, немного размывает сходство с его дочкой-отличницей.
Когда он уходит в гостиную смотреть кино с женой, я не снимаю очки. Спустя несколько минут к нам заглядывает миссис Спанос, которую я точно откуда-то помню. Наверное, видела где-нибудь в деревне. В голове всплывает мысль, что тогда у нее была другая прическа. Хотя я понятия не имею, какой она была раньше. В девять мистер Спанос заглядывает снова.
– Что-то они сегодня зачастили, – отмечает Мартина. – Впрочем, они всегда были немного…
– Склонны к гиперопеке? – смеется Астер. – Они всегда кружили над нами, словно вертолеты, но все стало намного хуже после… января.
Она умолкает.
– Это из-за меня, – брякаю я. – Я знаю, что мы до странности похожи.
Я рассказываю им о Пейсли и о том, как Эмилия позволила ей выбрать няню на лето.
– Это просто смешно! – фыркает Мартина.
– И полностью логично, – добавляет Астер. – Пейсли обожала Зоуи. Обожает.
Мы все замолкаем на пару секунд, и оговорка Астер повисает в воздухе. Ужасно об этом думать, но Астер озвучила вопрос, который, кажется, никто не хочет задать: возможно ли, что сейчас, когда прошло уже почти семь месяцев, Зоуи и в самом деле жива?
– Я скучаю по ней каждую минуту, – говорит Астер. – Думала, когда-нибудь это пройдет. Кажется, не пройдет никогда.
Мартина, не вставая с лежака, тянется к подруге и берет ее за руку. Чувствуя себя лишней, я встаю, чтобы налить себе еще «Лимонного шприца». Через минуту Астер откашливается.
– Надо было предупредить их об эффекте двойника, – говорит она. – Это моя вина.
Я чувствую ее взгляд, направленный мне в затылок.
– Когда волосы подняты, это не так заметно, – отмечает Мартина.
– Может, мне их подстричь?
– Из-за Зоуи? – спрашивает Астер. – Не надо. Это все равно что… позволить этой странности победить.
– Мне кажется, длинные лучше, – соглашается Мартина.
– Мне тоже, – вздыхаю я. – Но я готова, лишь бы вся эта странность исчезла.
Пока Мартина звонит маме, чтобы та забрала нас, за несколько минут до назначенного времени, я надеваю все еще влажные шорты и футболку, и Астер показывает мне, где находится туалет. По пути туда я чувствую чей-то взгляд.
– Анна.
Я оборачиваюсь. Из темной комнаты, которая, должно быть, служит гостиной, в ярко освещенный холл выходит мистер Спанос. Он выше, чем мне показалось сначала, а бороду не мешало бы постричь. Какой-то дикий и голодный огонек пляшет в его взгляде, который притянут ко мне словно магнитом. Я чувствую себя зверем, попавшим в западню.
– Я просто хотел сказать, что был рад познакомиться, – наконец произносит он, но в дружелюбных словах таится какой-то вызов, что-то кроется под самой поверхностью.
Я замерла на месте. Меня колотит дрожь. Но он, кажется, не замечает. Его глаза по-прежнему смотрят прямо мне в лицо.
– Как, ты сказала, твоя фамилия?
– Я не говорила, – тонко пищу я. – Чиккони.
Его плечи опускаются, словно у марионетки, которой обрезали веревочки, и он тяжело клонится набок, всем весом опираясь на закрытую дверь чулана.
– Тебе лучше уйти, – его голос спокоен, но в нем нет ни капли доброты; я слышу нескрываемую скорбь.
– Простите…
Я даже не знаю, за что извиняюсь. За страдания отца? Или за свое сходство с его пропавшей дочерью?
– Мы ждем маму Мартины. Я просто… – я машу дрожащей рукой в сторону туалета.
– Конечно, – говорит он, приходя в себя.
Я чувствую, что он не спускает с меня глаз, пока я иду через холл.
В туалете я сажусь на край ванны и пытаюсь унять дрожь. Его дочь пропала, и тут заявляюсь я.
Стою в его доме, дышу тем же воздухом, что и Зоуи. Как глупо! Я обхватываю себя руками. В его взгляде было и еще что-то кроме горя. Обвинение или чистая, ничем не прикрытая ярость. Кажется, стоило мне приглядеться, и я бы поняла, какие чувства кипят в его груди.
Я тру глаза кулаками, стараясь успокоить собственный мозг. Не получается. Тогда я наклоняюсь, свешиваю голову между коленей, и волосы распускаются в сплошную черную завесу до самого пола. Я никак не могу перестать видеть резкие контуры его лица.
Глубокий вдох – выдох. Может быть, я неправильно его понимаю. Может быть, это действительно только горе, рвущееся на поверхность во всех своих уродливых проявлениях. Боль от зияющей раны, оставленной исчезновением дочери, которая, скорее всего, уже никогда не вернется. Я тут же почувствовала себя виноватой в том, что приписала какие-то мрачные мотивы человеку, испытывающему такие страдания.
Я задумалась – каково это, когда твои родители всегда рядом? Родители-вертолеты, как назвала их Астер. На секунду я мысленно возвращаюсь ко второму эпизоду подкаста Мартины, к ее разговору с подругой Астер из команды по плаванию. К тому, с каким отвращением она говорила о пользователях «Реддита», которые упрекали Спаносов в недостатке родительского внимания. Теперь, познакомившись с ними, я понимаю, что их никак нельзя обвинить в невнимании. Я не знаю даже, в какой части страны находится мой отец, не говоря уже о его почтовом адресе или телефоне. И как бы мама ни жаловалась, что я оставила ее на все лето, не думаю, что мы бы часто виделись с ней, останься я дома. Только не с ее двумя работами и постоянными изменениями в графике. Я не могу себе даже представить, чтобы родители могли остаться дома вечером в пятницу, чтобы приглядеть за детьми.
Даже вроде как здорово, что они так заботятся. Это очень важно.
Я заставляю себя встать, сходить в туалет и приготовиться к отъезду. К тому времени, когда мама сообщает Мартине, что ждет у ворот, я уже снова спокойна и уверена, что мистер Спанос вовсе не так страшен, как мне показалось. На смену холодному ужасу пришло новое ощущение ностальгии, что-то из тех обрывков воспоминаний, которые посещали меня все лето. Это больше похоже на тоску по детству, которое не похоже на мое. Детству Зоуи или, может быть, Мартины. Детству в достатке и с обоими родителями, которые не дают тебе брать свою машину, потому что беспокоятся за тебя. Которые не упустят тебя из вида, потому что очень любят тебя.
Но Зоуи все равно пропала, напоминаю я себе, и внутри все скручивается в тугой узел.








