Текст книги "Винтажное руководство «Любовь и отношения» (ЛП)"

Автор книги: Кирсти Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Почему ты не подошла и не заговорила со мной? – выпаливаю я. – Все могло сложиться иначе. Я была одна. У меня не осталось никого.

Слезы катятся по лицу бабушки и капля за каплей стекают на воротник ее кремового халата.

– Я хотела, Джессика. Очень сильно хотела. Но когда твоей мамы не стало, я получила письмо от ее адвоката с распоряжением, чтобы я никогда не контактировала с тобой.

– Ну, и как ты называешь вот это? – Я указываю на нас обеих.

– Я не выискивала тебя. Ты пришла ко мне. Я не могла отказать тебе. Тебе был кто-то нужен.

– Нет, это тебе был кто-то нужен. Кто-то, кем ты могла бы манипулировать. Тот, кто занялся бы твоими счетами и твоим тупым проектом. Ну, поздравляю. Все получилось. Я напишу книгу. Твой дом будет спасен. Рада за тебя.

– Мне все это неважно. Может, так было сначала, но теперь это не так. Для меня имеешь значение только ты.

– Тот, кто заботится обо мне, не стал бы толкать на то, что произошло сегодня. Я дерьмово себя чувствую из-за того, как поступила с Лео. Мы причинили кое-кому настоящую боль.

Бабушка опускает взгляд на свои трясущиеся руки. Она и правда мучится.

Внутренности скручивает, в животе бурчит.

– Слушай… мне нужно идти.

– Куда? – испуганно спрашивает бабушка. – Половина пятого утра!

– Неважно, лишь бы подальше от тебя.

Оставляя ее за спиной, я как в тумане тороплюсь в комнату, хватаю телефон и трясущимися руками, едва попадая по кнопкам, набираю первый номер, всплывший в памяти.

После четырех гудков следует ответ.

– Алло?

– Могу я остаться у тебя на ночь? – спрашиваю я без предисловий.

– Да. – Просто и коротко. – За тобой нужно приехать?

– Нет, не нужно. Я вызову такси.

Я быстро звоню в такси, забираю ноутбук, надеваю кроссовки и, проносясь мимо громко рыдающей бабушки, выбегаю на улицу, чтобы подождать машину, которая отвезет далеко отсюда.

Стоит только переступить порог дома, и я наконец даю волю слезам, что сдерживала последние десять лет.

Глава тридцать четвертая

Разочарование неотвратимо в этой жизни. Но Достойная Женщина может перенести почти все, терпеливо и стоически переждав шторм.

Матильда Бим, «Как быть Достойной Женщиной», 1959

Плакать довольно странно. Это похоже на «Принглс» – начав, ты не можешь остановиться. И я в прямом смысле слова не могу остановиться.

Таксист достаточно вежлив, чтобы сделать вид, будто не слышит моих рыданий, шмыганий и завываний, доносящихся с заднего сидения. У меня даже нет салфеток, так что я утираюсь рукавом халата, который теперь в отвратительном состоянии.

Глаза заволакивают все накатывающие слезы, я выхожу из такси на Эдвард Стрит, в Бэйсуотер, где меня у входной двери ждет Джейми, укутанный в синий купальный халат. Он смотрит на меня с ужасом: я в халате, кроссовках, ковыляю к нему, едва способная стоять из-за жутких рыданий.

– Джесс? Тебе больно? – спрашивает он, заводя меня внутрь. – У тебя что-то болит?

Да. О да!

– Прости-и-и-и-и, – выдавливаю я дрожащим голосом. – У меня правда была к-кошмарная ночь, и я не плакала д-д-десять ле-е-е-е-ет, так что слез скопилось мно-о-о-ого, и это бе-е-е-есит.

Мы заходим в чистую, скромно обставленную комнату, темную из-за задвинутых штор.

– Садись, – говорит Джейми, указывая на мягкий, кажущийся удобным диван. Пойду поставлю чайник.

Я плюхаюсь на диван и на журнальном столике замечаю упаковку бумажных платков. Хватаю целую коробку, ставлю ее на колени и вытаскиваю сразу кучу бумаги, чтобы вытереть повлажневшее от слез лицо. Повторяю действие по необходимости, и вскоре платки заканчиваются.

– Принеси туалетную бумагу, – кричу я Джейми, находящемуся на кухне.

Джейми выходит из кухни с двумя чашками чая, над которыми поднимается пар, и рулоном бумаги подмышкой. Он спотыкается о край ковра и проливает чай себе на обнаженные ноги.

– Ай.

Он передает мне одну из чашек, и я делаю большой глоток. Слезы катятся так быстро, что одна за другой капают в чай. Поставив кружку на журнальный столик, я забираю у него рулон и бумагой промокаю лицо.

– Прости, – выдыхаю я, трясясь, – что разбудила тебя. Я не знала, кому еще позвонить.

– Не беспокойся об этом. – Он пожимает плечами, садится рядом, двумя руками сжимает чашку и зевает. – Итак, хочешь рассказать, что случилось?

Я киваю и глубоко вдыхаю. Затем рассказываю Джейми всю жалостливую историю.

Спустя рулон туалетной бумаги, еще три чашки чая и полтора часа Джейми знал все: о моей маме, об отце, которого, как я только что узнала, зовут Томас Труман и который может не знать о моем существовании и о бабушкиной лжи. Потом я рассказала о бале, о том, как Лео узнал о проекте, как признался мне в любви. Я опустила момент, что, возможно, тоже его люблю. Когда я закончила, лицо раскраснелось от слез, а нос полностью забился.

– Что мне делать? – интересуюсь я у Джейми. – Я не хочу все это чувствовать. Я всю жизнь защищала себя от подобных чувств. Как мне остановить это? Мне нужно перестать плакать. Ненавижу слезы! Я Гвинет Пэлтроу!

– Просто расслабься. Ты перестанешь плакать, когда будешь готова.

– Что? – ужасаюсь я, а по щекам текут свежие дорожки слез. – И все? Мне просто нужно дождаться, когда оно пройдет само? Да у меня будет обезвоживание!

Джейми мягко улыбается, поднимается и протягивает мне руку.

– Идем.

– Что? Куда?

– В постель.

Я впериваюсь в него взглядом. Я знала, что он похотливый, но хотеть секса после всего, что я рассказала?

– Спать, – добавляет он, обратив внимание на мое недовольство. Он зевает, я подхватываю, и мой рот сонно раскрывается.

– Ух, – ворчу я.

– Ты ничего не сможешь решить, пока не выспишься, – нежно сообщает Джейми.

Я киваю, тру нос, следую за ним по коридору и поднимаюсь по ступенькам, застеленным бежевым ковром. Из одной из комнат доносятся звуки скрипящей кровати вперемешку со сдавленными вздохами и стонами.

– Соседи, – кривится Джейми. – Иногда они рано встают. Идем, у меня есть беруши.

Комната Джейми просторная и убранная, в ней полы из светлого дерева, и в стеллажах полно медицинской литературы. Похоже на спальню студента, и полагаю, так и есть. Над рабочим столом я замечаю много фотографий. На фото Джейми с семьей и с друзьями, на паре из них он с племянником Чарли. В животе чувствую спазм от жалости к себе. Интересно, каково это – расти вот так. Окруженной нормальной, любящей, заботливой семьей.

Джейми скидывает халат, под ним на нем клетчатые боксеры и серая футболка с надписью «Базинга»⁶⁵. Он забирается в кровать, а я подползаю к нему, подмечая, что одеяло приятно пахнет стиральным порошком. Я прижимаюсь к Джейми, и он обнимает меня. Очень удобно и безопасно. Почти сразу у него встает.

Я отдергиваюсь и поворачиваюсь к нему.

– Джейми! – ругаюсь я, морща нос. – Немного неуместно, не находишь?

– Прости, – отвечает он. – Естественная реакция.

Я фыркаю и разворачиваюсь обратно, прижимая голову к подушке.

– Разве что… это не поможет тебе, – добавляет он.

Он прав. Вероятно, это помогло бы мне. С Джейми все легко. Нет странных чувств, никакого колотящегося сердца, никаких сомнений. Никакой… любви.

– Спасибо, док. Но я просто хочу поспать.

Джейми приближается ко мне и целует в затылок. Протягивает пакетик с кислотно-желтыми берушами, и я тут же вставляю их в уши, чтобы не слышать шум, издаваемый его влюбленными соседями. Меньше чем через тридцать секунд я отключаюсь.

Следующим утром я просыпаюсь от звонка мобильного телефона. В горле болезненно дерет, в голове бьют барабаны. Ощущение, будто у меня паршивое похмелье, но я почти не пила. Я поворачиваюсь, но Джейми уже поднялся. Я хватаю телефон с прикроватного стола. Это Валентина. Наверное, звонит, чтобы узнать, как прошел бал. Черт.

– Привет, – отвечаю я сонно.

– Джесс, лавандочка моя, ты как?

– Э-эм…

– Слушай, боюсь, у меня для тебя грустные новости.

Я стремительно сажусь на кровати, из-за чего барабаны в голове начинают бить только громче. Ай.

– Что не так?

– К несчастью, этим утром первым делом мы получили запретительное постановление от Руфуса Фроста, касающееся «Как заполучить мужчину методами 1955 года».

– Что? Я не понимаю.

Голос Валентины раздается из динамика телефона четко и ясно.

– Он сказал, что если мы попытаемся опубликовать книгу, он засудит «Саутбанк Пресс».

– Но… мы же не собирались использовать в книге имя Лео?

– Да, но мы собирались подразумевать его – он же наш «вечный холостяк». Что было бы нормально, но теперь, когда ваше совместное фото появилось в «Телеграфе», а его публичное признание разлетелось по всем известным блогам и вскоре будет обсуждаться под всеми колонками со слухами будет очевидно, о ком идет речь. Боюсь, нет смысла спорить. И даже если бы мы могли законно обойти запрет, Руфус заявил, что Дэвис Артур Монблан никогда не будет частью компании, очернившей его племянника. А Дэвис Артур Монблан наш важнейший автор.

Сердце уходит в пятки. После всего случившегося даже не будет книги? Все было впустую?

– Я, твою мать, не могу поверить, – бормочу я в трубку, чувствуя подступающие слезы. – Почему ты не подумала об этом заранее?

– Я знаю, огурчик. Это такая мука. У меня были такие планы на эту книгу, и ты проделала такую работу над этим мерзавцем.

– Он не мерзавец, Валентина, – возражаю я яростно. – Он рассказал мне, что у вас произошло. Он плохо обошелся с тобой, я знаю, но он извинялся. Об этом ты не говорила. И ты совершенно забыла упомянуть, что он был честен с тобой, сообщив о несерьезных намерениях. Ты заставила меня поверить, что он был жестоким и бессердечным, а он таким не был. Он был немного глуповат. Этого он не заслужил.

Валентина резко вдыхает.

– Я правда думала, что идея для книги, как заполучить мужчину методами 1955 года, была потрясающей, – отрезает она. – И по-прежнему так думаю. Все решения касательно публикация я принимаю, исходя исключительно из деловых соображений. Меня невероятно задевает, что ты, моя прекрасная протеже, могла подумать, будто я…

– Но в качестве примера ты выбрала Лео, Валентина. И выбор пал на него только из-за вашего с ним прошлого. Признай это!

Валентина замолкает.

– Ладно… – выдыхает она, в конце концов. – Я допускаю, что могла позволить чувствам к нему повлиять на мои суждения.

– Именно так и было, – ворчу я. – И теперь мы расплачиваемся за это.

Голос Валентины начинает дрожать и звучит уже не так уверенно, как раньше.

– Мне… он мне правда нравился, Джесс, – признается она мягко. – И, ну, боюсь, я не привыкла не получать желаемое. Я не понимаю, почему он не хотел быть со мной. Я супер. Я успешная, сильная и привлекательная женщина со всеми прилагающимися плюсами… Ты права, он извинялся, но это не изменило того, что я была унижена. Все в Лондоне знали, что мы встречаемся, и все в Лондоне знали, что он спал с другими женщинами.

– И ты захотела осадить его. Ты использовала меня, чтобы провернуть это! Я была твоей обезьянкой!

– Не думаю, что все было именно так, – протестует Валентина. – И ты не сама невинность! После первоначальных опасений ты довольно легко согласилась на то, чтобы дурачить Лео.

Я хотела возразить, но она права. Я довольно быстро поверила в то, что Лео Фрост заслужил быть обманутым. Все это прекрасно вписывалось в теорию мамы о мужчинах и взаимоотношениях. Я не знала истинных причин так же, как когда мама говорила, что мой отец был ничем иным, как подлым шарлатаном – я даже ни разу не спросила, что за этим крылось.

– Мне жаль, Джесс, – говорит Валентина в итоге, в ее голосе слышна искренность. – Правда жаль. Мне кажется, у тебя невероятный талант, и на самом деле надеюсь, что в будущем мы все равно как-нибудь поработаем вместе.

Я тяжело и с грустью выдыхаю.

– Валентина, пожалуйста, скажи Матильде о постановлении. Я… Я пока не могу ее видеть.

– Конечно. Это меньшее, что я могу сделать.

– Спасибо. – Я тяжело сглатываю. – Прощай, Валентина.

Я завершаю звонок и сразу же снова ударяюсь в слезы.

Я рыдаю в подушку еще двадцать минут, прежде чем нахожу в себе силы спуститься вниз и найти Джейми. Он сидит за большим кухонным столом, потягивает кофе и сосредоточенно смотрит в ноутбук. Я бросаю взгляд на настенные часы и вижу, что уже одиннадцать утра.

– Разве ты не должен быть на работе? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Я взял больничный.

Я наливаю себе кофе и сажусь за стол к Джейми.

– Тебе не нужно было это делать.

– Ах, я просто искал предлог, – улыбается он. – Как чувствуешь себя?

– Погано, – отвечаю я и делюсь деталями телефонного разговора с Валентиной.

– Я могу чем-нибудь помочь? – На его лице выражение сочувствия. – Чем угодно.

Внезапно меня осеняет.

– Есть кое-что, – сообщаю я, допивая кофе.

– Что угодно.

– Отвезешь меня в Манчестер?

Полчаса спустя мы гоним по скоростному шоссе. Учитывая, что с собой у меня нет никакой одежды, я все так же в штанах от пижамы и одной из футболок Джейми. Он пытается подбодрить меня ужасающими историями из курса медицинского колледжа и пением песен Led Zeppelin, потому что радио в машине сломано. Я очень стараюсь взбодриться. Ненавижу быть не в настроении. Но ничего не могу поделать. Я без конца рыдаю, а когда не плачу, то размышляю о том, насколько дерьмовая у меня жизнь, потом ем печенье и снова разражаюсь слезами.

Когда звонит телефон, сердце пропускает удар, потому что на какую-то секунду я думаю, будто это решивший перезвонить Лео, не ответивший ни на один из моих многочисленных звонков.

– Алло? – произношу я писклявым голосом.

– Джесс, где ты? С тобой все нормально?

Это Пич. У нее хриплый голос. Он сухой, как поджаренный тост.

– Все нормально, – говорю я. – Мне просто надо кое с чем разобраться. Ты-то как себя чувствуешь?

– Прости меня за вчерашний вечер. Я чувствую себя дурой. Я встала час назад. Никогда больше не буду пить текилу. А теперь еще и Матильда рыдает. Она не прекращает плакать. Какого лешего происходит?

Я просвещаю Пич о событиях, произошедших за последние двенадцать часов: о Лео, маминых дневниках и Валентине. После моего рассказа она тоже ударяется в слезы.

– Боже, я так тебе сочувствую, Джесс. Я бы могла помочь тебе прошлым вечером. А вместо этого отключилась в постели, как идиотка. Я ужасная подруга.

В обычный день я бы начала подшучивать над ней из-за того, как она так напилась и что пускала слюни на Гэвина. Но сегодня я сама не своя.

– Все мы через это прошли, – вместо этого утешаю ее я. – А… Матильда в порядке?

– Не знаю. Она заперлась в комнате. Я слышу ее рыдания и старые песни в стиле ду-воп⁶⁶. Я не знаю, что делать. Ты мне нужна, вернись!

Шею покалывает.

– Я не могу, Пич. Не сейчас. Ты… приглядишь за ней ради меня?

– Конечно.

Я сглатываю.

– И за Мистером Белдингом.

– Само собой. Он тут, со мной на кровати, свернулся в клубок.

– Я скоро свяжусь с тобой, хорошо? Пойди купи «Берокку»⁶⁷. И какие-нибудь снэки типа «Монстр Манч».

– Хорошо. – В ее голосе грусть.

– Пич.

– Да?

– Ты не ужасная подруга… ты, в общем, моя лучшая подруга.

От осознания того, что это правда, и что благодаря всему случившемуся я встретила Пич, я наконец перестаю рыдать. По крайней мере, на пятнадцать минут.

Когда спустя три часа мы достигаем пункта назначения, Джейми выключает двигатель и отстегивает свой ремень безопасности, словно собирается выходить из машины со мной.

– Мне нужно сделать это самой, – прошу я его с улыбкой.

Он кивает, открывает бардачок и достает оттуда книгу под названием «Магнитно-резонансная томография сердца». Поднимая ее, он сообщает:

– Я буду здесь.

Все тело нервно дрожит, я открываю дверь машины и выхожу. Миную огромные железные ворота и иду по тропинке, по краям которой возвышаются деревья, почти укрывающие своими свисающими ветвями кустарники. Я была здесь только раз, десять лет назад, но мысленно – гораздо чаще. Я иду по тропе с легкостью, будто была тут только вчера.

Когда дохожу до маминого надгробия, в груди все сжимается. Шею и голову начинает покалывать с такой силой, что почти жжет, а сердце замедляет ход.

Я опускаюсь на траву и тянусь, чтобы дотронуться до гладкого мраморного изваяния. Надгробие теплое благодаря вчерашнему солнцу.

Вдыхаю.

– Привет, мам, – говорю я, ладонями упираясь в колени. – Прости, что не приходила так долго. На самом деле, никогда. Это было… В общем, честно говоря, был сплошной бардак.

Я делаю паузу. Тишина оглушающая.

– Я жила у бабушки Бим. Я знаю, что ты не хотела этого, и когда вчера прочла твои дневники, то поняла, почему ты никогда не говорила о ней и о дедушке Джеке. Но я кое-что выяснила и решила, что тебе нужно знать…

Снова выступают слезы, но на этот раз я не пытаюсь их остановить – уже даже привыкла к ним.

– Бабушка сказала, что Томас – мой отец – возвращался к тебе. Он не взял деньги. Через четыре дня после твоего побега он вернулся и попытался вернуть их. Дедушка отослал его прочь и сказал, что ты уехала с семьей жить в Америку. Иначе, я почти уверена, он бы нашел тебя. И тогда, кто знает, как бы все обернулось. Я пока сомневаюсь, но думаю, что, может, когда-нибудь в будущем постараюсь найти его. Ты не против? То есть, похоже, он не такой уж и мерзавец, как мы думали, и, ну, мне кажется, он должен знать о моем существовании. Я не знаю…

Мам, ты всегда говорила, что любовь разрушает. Что отношения опасны, и я не должна никому открываться во избежание боли. И я жила с этим всю жизнь. Мне было так страшно закончить, как ты, что я пыталась не заботиться ни о чем и ни о ком. Но потом я остановилась у бабушки и, я знаю, что она чокнутая, но все равно начала заботиться о ней. И о Пич, ее помощнице, которая тоже немного с приветом.

Затем я встретила мужчину. Того, кто вызвал во мне те же чувства, что, полагаю, Томас у тебя. Предвкушение. Того, кого я правда, действительно хотела узнать. Я боролась с этими чувствами, говорила себе, что они невозможны, ведь мне не хотелось закончить, как ты. Но все пошло не так, и теперь я чувствую себя хреново. Но также я чувствую себя живой. Не благодаря выпивке, вечеринкам или сексу, который – не пойми меня неправильно – все еще наверху списка любимых действий, но потому, что я позволила себе испытать столько приятных чувств к другому человеку. И он, даже если ненадолго, испытывал то же ко мне.

Итак, в любом случае, я просто хотела прийти сюда и сказать, что Томас любил тебя. Думаю, если бы ты знала это, все могло бы быть иначе. Надеюсь, что, где бы ты ни была, тебе лучше. Я люблю тебя, мам. И скучаю по тебе. Охерительно сильно скучаю. Но пришло время мне жить по моим правилам. Может, любовь в итоге и сломает меня. Но мне нужно узнать об этом самой, на своем примере. В общем, на этом все, наверное. Было… было приятно поговорить с тобой, мам. Больше я не буду приходить так редко.

Я прикасаюсь к бледно-серому мрамору еще раз, кончиками пальцев водя по витиевато выгравированному на камне имени моей матери. Затем в небе раздается гром, и я подскакиваю, потому что начинает лить, впервые с начала знойного лета. Когда тяжелые капли промокают мои футболку и штаны, мое дыхание выравнивается, после чего я чувствую, как внутри меня что-то становится на свое место.

Думаю, это может быть мое сердце.

По дороге домой я пялюсь в окно на проезжающие мимо нас машины и ощущаю спокойствие, запал, которого не было уже очень давно. Звонок телефона Джейми вырывает меня и транса. Он переключает звонок в гарнитуру.

– Привет, – слышу я его голос. Он оглядывается на меня. Затем говорит: – Ох, ничего… просто решил прокатиться… ни с кем… Не знаю когда. Эм… ага, может. Позвоню тебе позже. Пока.

Он завершает звонок. Кончики его ушей становятся розовыми.

– Кто это был? – интересно мне.

– Ой, просто, эм, Кико. – Он небрежно пожимает плечами.

Кико? Он же отверг ее.

– Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ней, – говорю я задорно.

Он бросает на меня взгляд.

– Правда?

Я киваю.

– Правда. Я… Я хочу, чтобы мы были друзьями.

Он мгновение жует губу.

– Друзьями… с привилегиями?

Я улыбаюсь, превозмогая себя.

– Нет. То, что я говорила на прошлой неделе, было всерьез. И… в общем, у меня вроде как чувства к кое-кому другому. Не то чтобы из этого что-то выйдет, но… Я хочу быть честной с тобой, и правда в том, что мне очень нравится проводить с тобой время. И будет здорово, если мы сможем быть друзьями. Правильными друзьями.

Он долго выдыхает. Затем откашливается.

– Это значит, что мы будем расчесывать друг другу волосы и говорить о, к примеру, Джареде Лето и другой ерунде?

– Да. Если бы это был 1998…

– Ну, меня это устраивает, Джесс, – произносит Джейми, перестраиваясь в центральный ряд и ускоряясь. – Честно говоря, ты никогда и не была мне особо симпатична.

Я не могу сдержать хохот.

– Спасибо, Джейми. – Я улыбаюсь, кладу свою руку на его и сжимаю ее.

И когда он начинает петь воодушевляющий припев песни «Enter Sandman» (Букв: «Входи, песочный человек») группы Metallica, я присоединяюсь.

Глава тридцать пятая

Прощение – живое доказательство истинной любви.

Матильда Бим, «Как быть достойной женщиной», 1959

Следующие пару недель я ночую у Джейми на диване, потому что лишь мысль о встрече или разговоре с бабушкой вызывает у меня одновременно гнев и грусть. Пич довозит мои вещи в Бейсуотер и звонит с регулярными отчетами о Мистере Белдинге (счастлив, как всегда) и бабушке, которая, по всей видимости, днями притворяется уравновешенной, показывает потенциальным покупателям дом, а ночами рыдает без остановки. Отчего я чувствую себя в некоторой степени кошмарно.

Я раз или два встречаюсь с Кико, когда она приходит повидаться с Джейми. Поначалу ее немного беспокоила моя дружба с ним и тот факт, что я сплю у него на диване, но потом я расположила ее к себе своей жизнерадостностью, и я правда считаю, что мы, вероятнее всего, станем подругами. Кико даже помогает мне выбрать подходящий подарок (генератор мыльных пузырей), за которым я ездила в Манчестер, для первой вечеринки Бетти в честь дня рождения ее сына Генри. Не поймите меня неправильно – праздник был суперскучным, но то, что я пришла и два часа выдерживала детские вопли, так удивило и порадовало Бетти, что это стоило тех мук, тем более что после этого она в «Фейсбук» выслала мне приглашение на домашнюю вечеринку, которую планирует устроить в сентябре.

Кстати, о «Фейсбуке» – Саммер появляется на сайте чаще, чем обычно. Теперь, когда она снова с Андерсоном, она все время выкладывает селфи и пишет статусы об их «невероятной любви», как она #суперсчастлива, и что у нее #естьвсе. Я пытаюсь быть умиротворенной, но правда заключается в том, что ее поступок на балу был бессмысленной жестокостью, и лицезрение ее элегантной мордочки по всему интернету выводит меня из себя. Так что я удаляю ее из друзей. Затем, в день, когда она объявляет актерский состав ее нового телевизионного шоу (которое, к моему раздражению, журнал «Стилист» назвал самым ожидаемым шоу 2015 года) «Саммер в городе», я захожу на сайт, используя свой пароль, и делаю переадресацию с каждой ссылки на «Ютуб», на клип песни Рика Эстли «Never Gonna Give You Up» (Букв: «Никогда тебя не подведу»), устраивая масштабный розыгрыш. Я повторяю это каждый день на протяжении недели, пока она, наконец, не понимает, что это я, и не меняет пароль. К этому моменту ее репутация законодателя вкусов успешно подмочена, на «БаззФиде» выходит статья с заголовком «Чудаковатая одержимость Саммер Спенсер Риком Эстли», благодаря чему я рыдаю от смеха.

Я предпринимаю попытки – много попыток – связаться с Лео, чтобы извиниться, как подобает. Звоню ему миллиард раз, но всегда попадаю на голосовую почту. Пишу ему имейлы, но, не считая регулярных писем и одного прелестного предложения «славы и богатства» от нигерийского принца, в почтовом ящике пусто. Однажды вечером я даже заявляюсь к дому Лео с айфоном над головой (не с бумбоксом же наперевес) и включаю песню Питера Гэбриела «In Your Eyes» (Букв: «В твоих глазах»), подражая Джону Кьюсаку из его любимого фильма восьмидесятых⁶⁸. Но Лео не было дома, и измотанная женщина с соседнего этажа высунулась из окна, чтобы попросить меня перестать быть такой эгоистичной и наконец заткнуться, иначе она грозилась вызвать полицию. Я долго перед ней извинялась, после чего расстроенная уехала прочь.

Я пытаюсь принять холодность Лео. В его праве никогда снова не заговаривать со мной, ведь я лгала ему по-крупному. Я даже притворилась, что это не так и важно, что, вообще-то, это совсем не важно, и скоро я оправлюсь. Но не думаю, что это правда. Я постоянно думаю о его мерцающих зеленых глазах, выражающих осознание предательства, о его великолепном, уверенном рте, уголки которого направлены вниз. Затем думаю о том, чем он занят, вспоминает ли обо мне, с кем проводит время, смеются ли они вместе. Это неутешительные мысли будят меня почти каждую ночь. В итоге, утром пятницы, когда я больше не могу выносить мысль о том, что он может не подозревать, как мне жаль, я встаю и еду на метро до Стрэнд. Я врываюсь в здание «Вулф Фрост» и решительно марширую к стойке администратора.

– Мне срочно нужно увидеться с Лео Фростом, – произношу я вежливо.

Администратор глядит на меня из-за компьютера с выражением скуки на юном лице. Мы встречались, когда я была здесь в прошлый раз, но она не узнает меня в нормальной одежде, очках и с собранными в небрежный пучок волосами.

– Его здесь нет.

– Где он? Мне нужно увидеться с ним. Это невероятно срочно, – говорю я настойчивее.

Она лениво пожимает плечами, из-под стола достает упаковку «Мальтизерс» и открывает ее невероятно медленно.

– Алло? – тороплю ее я.

Она выражает недовольство.

– Он ушел из компании. Подал в отставку неделю назад. – Она не торопясь жует маленькую шоколадную сферу.

– Что? Подал в отставку? Почему?

Она взглядом сканирует зону стойки и понижает голос:

– Вы клиент?

– Нет. Мне просто нужно поговорить с ним. Где он?

– Ладно, в общем, вы от меня этого не слышали, но ходят слухи, что Лео Фрост оставил компанию, чтобы стать художником. Жалкий парень. Старый Руфус в ярости! Я слышала, что Лео на пару недель отправился во Францию. Хочет рисовать там море или что-то типа того. – Она хихикает себе под нос и закатывает глаза, словно считает, что все это обыкновенное поведение размазни.

Месяц назад я могла бы подумать так же. Но сейчас вспоминаю о кисти, что подарила Лео на балу, и хотя от того, что он даже не в стране, сердце сжимается от боли, в груди зарождается светлое, согревающее чувство, и я непроизвольно улыбаюсь сама себе.

Лео Фрост: Художник.

Покинув «Вулф Фрост», я направляюсь к кофейне «Яванский кофе Маленького Джо». Внутри не так забито, как тем поэтическим вечером, и играет какая-то энергичная музыка в стиле самба, заглушая гул посетителей, забредших сюда поздним утром. Я заказываю капучино с экстра-взбитыми сливками и прошу бариста, если возможно, принести мне бумагу и ручку. Он добродушно протягивает мне листок с фирменным штампом и синюю ручку, после чего я сажусь на один из мягких диванов. И начинаю писать.

Дорогой Лео,

Итак, я уже пыталась связаться с тобой всеми обычными способами, но совершенно ясно, что ты не хочешь слышать обо мне – и я это прекрасно понимаю, но надеюсь, что когда ты вернешься из Франции, то прочтешь это и поймешь, насколько мне жаль.

У меня был дикий период в жизни, когда я подписалась на участие в этом проекте – только что потеряла работу и дом, была в поисках быстрого заработка, да и моей бабушке действительно нужна была помощь. О тебе у меня создалось впечатление, будто ты сексист, бессердечный соблазнитель, и хоть это не оправдание тому, что я обманывала тебя, благодаря этому принять решение было куда проще. Откровенно говоря, наша стычка на презентации «Пчеловода» тоже посодействовала. Я правда считала, что ты невероятный придурок.

Потом мы прекрасно проводили время. И за самонадеянностью и высокомерием я увидела тебя. Тебя. Доброго, открытого, креативного, великолепного, чувственного мужчину, который оказался совсем не таким, как я думала. И я была напугана тем, что почувствовала. Как и у тебя, у меня есть небольшие проблемы с обязательствами, и мне не хотелось признавать, что я, возможно, влюбляюсь в тебя, ведь прежде со мной такого не было, и подобное я не планировала.

Многое из того, что ты видел (и, надеюсь, полюбил) было проявлением настоящей меня. Джесс Бим. Все, что я говорила о художественном таланте. О любви к фильмам восьмидесятых. Маниакальное вождение аттракционной машинки, стихотворение на сцене. Те поцелуи. Те поцелуи, которые, я знаю, и ты знаешь, были лучшими поцелуями, что у нас были. Это все была я.

Дело в том, Лео, что, несмотря на то, что многое в руководствах моей бабушки отвратительное антифеминистское дерьмо, инструктирующее женщин быть пассивными и зависимыми от мужчин, в них также есть пара хороших советов. Они научили меня быть терпеливей, слушать по-настоящему, быть более заинтересованной в новом и, в целом, открываться перед другим человеком, чтобы создать не только поверхностную связь. Ты был чем-то большим. Ты и сейчас нечто большее.

Я сожалею, что причинила тебе боль. Ты этого не заслужил, и я подавлена из-за того, как все обернулось.

В общем, теперь я, наверное, буду бродяжничать, но мне хотелось объясниться и сказать, как паршиво я себя чувствую, и как сожалею, что лгала тебе.

С любовью, извинениями и пожеланиями мега-взрывной удачи в творчестве,

Джесс.

Х

П.С. Если твоя ворчливая соседка сверху расскажет тебе о жуткой девице, включавшей «In Your Eyes» перед домом, это была я. Прости.

П.П.С. Я больше не живу на Бонэм Сквер, так что, если вдруг ты захочешь связаться со мной, моя почта – [email protected].

Новизна от жизни у Джейми, ничегонеделания, кроме разыгрывания Саммер, мыслей о Лео и невозможности выспаться из-за шумного секса соседей Джейми вскоре прошла. И когда Пич пригласила меня на обед во вторник, я согласилась так, словно она предложила мне обнаженного и готового к действиям Джеймса МакЭвоя.

Я еду в кафе «Ле Петит» в Кенсингтоне и жду ее прибытия. Очень странно не видеться с Пич каждый день, и я понимаю, что жду встречи с ней с энтузиазмом.

Так что вообразите мой шок, когда в двери кафе входит не только Пич, но и бабушка. Она плавно движется в темно-розовом костюме, высокая и грациозная, с собранными шиньоном волосами и в огромных красных очках, аккуратно мостящихся на ее носу.

Чертова Пич. Она подставила меня! И подумайте только, какого хорошего я была о ней мнения.

Я сердито поднимаюсь из-за стола и собираю вещи, чтобы уйти.

– Прошу, Джессика, останься, – говорит бабушка хриплым голосом. Вздыхая, я сажусь обратно. Как только она устраивается за маленьким деревянным столом, до меня доносится аромат «Шанель №5», и на глаза тут же накатывают слезы. Я яростно утираю их.