Текст книги "Винтажное руководство «Любовь и отношения» (ЛП)"

Автор книги: Кирсти Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Он слегка задирает подбородок.

– Ой, – говорю я, чувствуя, как меня окутывает чувство вины. – Верно, я понимаю, что им это может немного досаждать. Мне жаль. Больше никаких ругательств. А это вы доктор Куреши?

– Нет. Я доктор Абернати. Я работаю на доктора Куреши.

– Ну да. Круто. Не будете тогда так милы, чтобы помочь мне дотащить эти сумки?

– Нет, вообще-то нет. Я очень занят. Стойте, а кто вы вообще такая? – он щурится и смотрит на меня, не сводя глаз.

– Твой худший кошмар, – отвечаю я.

По большей части я так говорю, потому что всегда хотела бросить эту реплику, а нынешний момент кажется самым что ни на есть подходящим. А еще потому, что я, похоже, все еще чуточку пьяна.

– Хм-м-м, да, я так и подумал, – бормочет он, прежде чем устремить свой взгляд на мою грудь.

Его глаза расширяются от изумления. Какого черта происходит? Что он делает? То есть, по правде говоря, моя грудь очень даже хороша, и она привлекает много увлеченных взглядов, но никогда не было такого дикого потрясения. Мерзость. Он и правда пялится! Что за противный извращенец. Я посылаю ему свой самый испепеляющий взгляд.

– Гм, – фыркаю я.

– Простите, – восклицает он, застыв. – Но… вы знаете, что там… у вас в куртке кот? Носящий шляпу?

Ха! Он всего лишь заметил мистера Белдинга. Не противный извращенец. Я украдкой смотрю вниз, вижу торчащую мордочку мистера Белдинга и чешу его за ушами.

– Да, спасибо за бдительность, доктор Сьюз²⁰. А знаете, я даже понятия не имею, почему он тут.

– Простите, что?

– Я о том, что не знаю, зачем притащила его сюда. Мы завели его с моей подругой, но я вышла из себя, разозлилась на нее немного и вроде как… забрала его. Неважно, не берите в голову. Помогите мне с вещами, пожалуйста?

Сначала доктор смотрит на часы и только потом делает шаг за пределы отделения клиники, после чего мягко закрывает за собой дверь.

– Ладно. Но это не делает меня соучастником кражи животного. – Он берет мешок, сумку с ноутбуком и держит путь наверх. – Показания будете давать вы.

– Я поклянусь на Библии, что вы ничего не знали, – торжественно обещаю я, а мистер Белдинг в это время снова прячется и удобно устраивается у мягкой атласной подкладки под моей курткой, после чего засыпает. – Разве что они не выдвинут условия для смягчения приговора.

– Великолепно, спасибо. Вы идете наверх повидать старую леди Бим?

– Ага. Она моя бабушка.

– Ох. Я и не знал, что у нее есть семья… Никогда не видел, чтобы ее навещали… Эм, простите, что назвал ее старой леди Бим.

– Ой, не переживайте. – Я понижаю голос. – Честно говоря, я вроде как вспомнила о ее существовании только… о-о-ох, около пяти часов назад. Мы никогда не встречались. Она даже не знает, что я иду к ней!

– Ого. Так вы ничего о ней не знаете…

– Ничегошеньки. Пшик. Если подумать, то это даже круто. Типа сюрприз-сюрприз, но, знаете, в хорошем смысле.

– Ну да. Конечно.

Когда мы наконец достигаем верхней ступеньки, доктор кладет вещи на пол, протягивает руку и, немного запыхавшись, представляется:

– Я Джейми. Доктор Джейми Абернати.

– Приятно, – я принимаю его руку и сердечно жму ее. – Я Джесс. Мисс Джессика Бим.

– Удачи там, мисс Джессика Бим.

– Это с чего бы мне понадобилась удача? – Я поправляю очки на покрывшемся испариной носу. – Я ее внучка. Бабушки любят внучек, это заложено в человеческой природе.

Чего это он так приподнимает бровь?

Глава девятая

Крепкие слова никогда не должны слетать с губ благовоспитанной Достойной Женщины. «Боже, ужас» допускается лишь в минуты наисильнейшего раздражения.

Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955

– Вы, должно быть, Джессика.

Я узнаю застенчивый голос из интеркома, когда дверь открывается и передо мной предстает крупная девушка со скромной улыбкой, брекетами на зубах и покрытым веснушками носом. Ей чуть за двадцать, и выглядит она аккуратной и благопристойной жительницей пригорода. На ней кремовый передник поверх длинной юбки и огромная темно-синяя футболка, а ее вьющиеся тусклые каштановые волосы убраны назад в тугую тонкую косу.

– Я… а… Пич… Кама… – бормочет она, почти не встречаясь со мной взглядом, но протягивает пухлую руку с короткими ногтями, накрашенными бесцветным лаком.

– Рада встрече, – отвечаю я, пожимая руку в ответ. – Боюсь, я тоже напичкана. – Я указываю на почти порвавшийся мусорный мешок.

– Нет, нет. Эм, Пич – мое имя, – говорит она тихо, а ее круглые щеки приобретают ярко-красный оттенок. – Эм, Пич Кармайкл. Я помощница миссис Бим.

– О! Крутое имя.

У бабушки есть прислуга!

– Миссис примет вас в приемной.

Примет в приемной? Я фыркаю и осматриваюсь, готовая увидеть выскакивающего из-под лестницы кузена Мэттью. Ох, как же мне нравится кузен Мэттью²¹.

Мы проходим на этаж, и мои ожидания о прекрасном, великолепном жилище, что я выстроила на основании внешнего вида дома, не оправдались. Совсем. Главный вход, конечно, огромный и широкий, но еще и удручающий. Я устремляю взгляд на потолок и вижу гигантскую, экстравагантную хрустальную люстру, у которой из всех лампочек светит только одна – остальные восемь перегорели. Мы поворачиваем за угол и идем по тускло освещенному коридору. Ого. Здесь повсюду кучи мусора! Все заполнено разнообразным хламом. Всякой всячины просто-таки навалено! Я натыкаюсь на глиняный бюст головы какого-то мужика, после чего пячусь, ударяюсь о громыхающий старый пылесос и, в конце концов, спотыкаюсь о высокую кипу газет. Как будто играю в «найди мышеловку». Я все-таки падаю и приземляюсь на пятую точку, а в лицо вжимается деформированная теннисная ракетка.

– На по-о-о-омощь!

Пич резко разворачивается, объятая ужасом.

– О боже!

– Я-то думала, это у меня бардак! – кричу я, убирая ракетку от лица и надавливая на лодыжку, чтобы проверить ее целостность. Пич протягивает руку и помогает подняться на ноги.

– Ты в порядке? Мне очень-очень жаль. Я так привыкла лавировать и уворачиваться в этом коридоре, что забыла – для гостей это действительно полоса препятствий. – Она мягко пожимает плечами. – Не то чтобы у нас много гостей, только ты да почтальон Гэвин.

– Все со мной нормально. – Я с трудом встаю и отряхиваю облегающие джинсы.

Аккуратно обходя перламутровые напольные часы, я оглядываюсь в изумлении. Этот коридор воплощает в себе все влажные мечты Дэвида Дикинсона²². Что может быть отвратительнейшей мыслью когда-либо посещавшей мою голову.

– Ого, да вам стоило бы поучаствовать в шоу «Сокровища на чердаке».

Пич выглядит довольно серьезной.

– Мы даже не можем открыть дверь на чердак. Миссис Бим… в общем, она предпочитает, чтобы ее вещи были неподалеку.

– Это я вижу. – Я пробираюсь мимо стола, на котором находится два выдернутых из розетки телефона. Какого хрена?

Пич открывает очередную массивную дверь и заводит меня в огромную, просто-таки гигантскую комнату. Потолки такие же высокие, как и в коридоре, одна стена цвета бордо украшена картинами маслом в золоченых рамах. Другие три стены заставлены заполненными до предела книжными шкафами. До моего слуха доносится жуткая песня пятидесятых «Мой особенный ангел», исполняемая Бобби Хелмсом, которая раздается из старомодного проигрывателя, стоящего на подоконнике огромного раздвижного окна. А в дальнем углу комнаты на кажущемся жестким кресле цвета утиного яйца чопорно восседает моя бабушка, увлеченная какой-то книгой. Она худая, но из-за того, что она сидит, я не могу судить о ее росте. Ее серебристо-белоснежные волосы уложены с шиньоном в, как я полагаю, стиле Грейс Келли, но несколько жестких завитков выбиваются у ее висков, создавая некий эффект ореола. Бабушка отрывает заинтересованный взгляд от книги и мне становится видно, что она, как и я, носит очки. Только у нее не те, что с классной черепаховой оправой, а большие, красные, вытянутые к внешним углам и с супер-толстыми линзами, из-за которых глаза кажутся мультяшно-огромными. Она немного похожа на персонаж Тима Бертона. И не в хорошем смысле.

– Эм, миссис Бим, Джессика Бим здесь, чтобы повидаться с вами.

Пожилая женщина резко вздыхает.

Ох.

Бабушка. Моя бабушка.

Это очень странно.

Это охренительно странно.

Какого хрена я здесь делаю?

Это глупая и смехотворная идея.

В голове начинает неприятно зудеть.

Ладно, успокойся, Джесс. Будь самой собой, будь простой. Сделай так, чтобы ты ей понравилась, убеди ее дать тебе немного своего состояния, чтобы отправиться на Ямайку. О-о-о, или в Новую Зеландию. Шли ей милые открытки, верни долг, звони на Рождество, ля-ля-ля, улетай в Перу или на Сент-Люсию, живи долго и счастливо, аминь, и так далее. Все тип-топ.

– Эм, здравствуйте. Я Джессика. Джесс, – говорю я, в смятении пытаясь убрать руки в карманы узких джинсов, прежде чем понимаю, что это – та самая модная модель с фальшивыми карманами, и получается, что я просто тру себя. – Я дочь Роуз. Ваша внучка, получается. Простите, что как гром среди ясного неба, просто… Я не могла не прийти. Эм… не могла устоять²³.

Я только что процитировала песню Адель? Почему я веду себя так странно?

– Оставлю вас, – бормочет Пич настолько тихо, что я едва ее слышу, после чего неуклюже горбится и покидает комнату.

Бабушка косится на меня, откладывает книгу на край стола из красного дерева и поднимается со своего кресла куда более плавно, чем я думала, учитывая, что ей, наверное, миллиарды лет. На ней шерстяная розовая юбка, кажущаяся жесткой, и белая шелковая блуза с длинным рукавом. На одной из пуговиц покрывающая ее ткань уже поистерлась.

– Дж-Джессика? Малышка Джессика? Это… на самом деле ты? – выдавливает она голосом в самой что ни на есть аристократической манере. Она прижимает костлявую руку к груди, быстро моргая огромными глазами. – О, боже мой, ты здесь!

Ну, мать твою, наконец! Хоть кто-то на этой планете рад мне.

– Да! – отвечаю я гордо, блаженно улыбаясь. – Я здесь… Вот она я!

– Ох, Джессика, – причитает бабушка, пожалуй, слишком драматично. – Она бросает взгляд на затейливо оформленный потолок и, качая головой, громогласно заявляет: – Спасибо тебе, Боже! Спасибо, что привел ее ко мне.

Ого. Ладненько. Эта женщина рада меня видеть до смерти. И с чего это я боялась просить ее о помощи? На языке уже чувствуется вкус «Секса на пляже», между пальцами ног рассыпается нагретый солнцем песок, а руки отлично сложенного австралийского красавчика втирают в мою спину крем от загара. Саммер справится и сама. Я же ей больше не нужна? Так вот, и она мне не нужна. Теперь у меня есть бабушка.

– Ага, невероятно, да? – ухмыляюсь я. – Не знаю даже, почему мы тянули так долго. Если быть откровенной, я не думала о тебе до сегодняшнего утра. Мама никогда даже не говорила о тебе…

Я замолкаю, когда замечаю движение со стороны бабушки. Она мелкими шажками приближается ко мне, вытягивая руки вперед. Она… она собирается обнять меня? Должно быть. Вообще, бабушки всегда обнимают людей. Обнимают, щипают за щеки и целуют прямо в рот.

О нет.

Когда она становится ближе, я замечаю в ее больших глазах слезы. Огромные старушечьи слезы. Первым желанием было отступить назад, защищая щеки от ее костлявых загребущих ручек, а свои губы от ее поцелуев. Я в своем личном кошмаре. Хочу закричать: «Стой там, где стоишь!», но знаю, что не должна. Было бы очень грубо отвергать ее эмоциональный выплеск.

Я просто преодолею это.

Бабушка двигается с удивительной скоростью и оказывается передо мной раньше, чем я успеваю это понять. Она хватает мое лицо. Холодная как лед!

– Бедная сиротка, бездомная Джессика. Я ждала тебя годами. Через что тебе прошлось пройти! – восклицает она, всем видом выражая жалость. – Посмотри на себя, бедное, обнищавшее создание.

Чего? Откуда, черт подери, она знает, что я нищая и бездомная? И что значит «годами»? Да в долбаной Сети я есть повсюду. Если она говорит серьезно, то уж точно могла бы меня найти. Чтобы ее найти, я потратила меньше пяти минут.

Не успела я спросить ее, какого черта происходит, как ее длинные тонкие руки по бокам от меня в готовности обвиться в объятии.

Бабушка-дементор²⁴.

Я с силой закрываю глаза, задерживаю дыхание, она все ближе…

– РРРРЯЯЯЯЯУУУУ!

– Святые угодники!

– Че-е-е-е-ерт!

Из кожаной куртки выпрыгивает мистер Белдинг.

Вот херня. Я напрочь забыла, что он там! Он лапами пронзает воздух и шипит, что, в общем-то, можно понять при условии, что его чуть не стиснули до смерти, почти превратив в начинку сэндвича «я и бабушка». Затем он взбирается на мое плечо, когтями впивается в зону декольте, и я с уверенностью могу назвать это самым болезненным физическим опытом за всю свою жизнь.

– А-А-А, МИСТЕР БЕЛДИНГ, ДЕРЬМОВАЯ ТЫ БАШКА!

Мои ругательства эхом отскакивают от стен просторной комнаты и возвращаются обратно. Бабушка от удивления спешно отстраняется, а ее ноздри тем временем жутко расширяются. Ее губы снова дрожат. У нее те самые дрожащие губы. Ее лицо становится белым, как у небезызвестного Каллена.²⁵

– Святой боже, – хрипит она, рукой дотягиваясь до стула, чтобы устоять на ногах. – Святой боже.

– Вот дерьмо, мне так жаль, – мямлю я, пытаясь отодрать мистера Белдинга от плеча. – Я совсем о нем забыла!

– Зачем… зачем ты носишь с собой кота? – Она длинным пальцем указывает на балансирующего на моем плече мистера Белдинга. – Я этого не вынесу! Это что-то вроде уличной моды? Так называемая фишка?

– Уличной моды? Чего-о-о?

– О, боже милостивый, ты используешь его, чтобы согреваться? Чтобы вызывать сочувствие, когда… Боже милостивый… Когда ты попрошайничаешь? Это потому ты носишь шляпу?

Попрошайничаю? Постойте-ка, она думает, что я вообще бездомная?

Мне и в голову не приходило, что предстоит такой неловкий момент, и все же прямо сейчас я озадачена куда больше, чем когда какой-нибудь персонаж сериала «Жители Ист-Энда» спал с Филом Митчеллом.

Мне удается отцепить мистера Белдинга и поставить его на пол. Он медленно направляется к бабушке, но та отгоняет его прочь бережно скрученным журналом «Леди».

– Я не по-настоящему бездомная! – оправдываюсь я. – Ну, сейчас, технически, наверное, я бездомная. Но не в том бомжеватом смысле. Во всяком случае, пока… С какого бы тебе…

– Тебе не нужно скрывать это, Джессика. Я пожилая, но не маразматичка. Я определенно знаю, когда передо мной опустившийся человек. Только бродяга будет носить свои пожитки в мусорном мешке. Только бродяга может быть вынужден носить одежду детского размера. А еще эти вульгарные выражения, запах дешевой выпивки… – Она морщит нос. – Не выстиранная одежда… – Я смотрю вниз и замечаю снова торчащие из дыры серые тонги. Черт. Мне-то казалось, я затолкала их обратно.

– У тебя сложилось неверное впечатление обо…

– Будто и так не понятно, у тебя же на руке написано слово «дом».

Я гляжу на то место на руке, где не успела дописать «домашняя вечеринка эпический плейлист». Я стираю надпись шариковой ручкой перед тем, как заваливаюсь в темно-синее вельветовое кресло у окна.

– Слушай, думаю, мы неправильно начали. Я на сто процентов не живу на улице. Честно. И это не детская одежда. Это крутые узкие джинсы. Они и должны быть супероблегающими. Это сексуально! И у меня, по правде говоря, был преотвратный день, следствием чего и является запах текилы… ну, ты знаешь, как оно в жизни бывает. Мои вещи в мусорном пакете, потому что я дико торопилась и не смогла найти чемодан. Понимаешь? Произошло жуткое недопонимание. Можем мы, пожалуйста, начать сначала?

Бабушка не отвечает. Только прикусывает губу, теребя нитки, торчащие из ее блузы, и смотрит на меня прищуренными, влажными глазами.

Твою мать. Это все не по плану. Надо исправить ситуацию. Прежде чем просить денег, надо разрядить обстановку. Нужно задействовать свой веселый нрав.

– У тебя прелестный дом, – произношу я с самой ясной и присущей милой внучке улыбкой. – Обставлено все продуманно. – Я оглядываюсь вокруг и на стене замечаю портрет величественной женщины, по-королевски сидящей рядом с далматинцем. – Мне нравится эта картина. – Я указываю на нее. – Что за роскошная девушка! О, эти скулы. Великолепно. Прямо-таки копия Киры Найтли!

– Это мой отец. Твой прадедушка.

– О, боже мой, прости. Такие скулы… я подумала… – Я глотаю слова, а лицо заливает краска. – Что у тебя за книга? – Я ловко меняю тему, подмечая книгу в твердой обложке на ее стороне стола. Хорошая старая книга – всегда безопасный выбор.

Я присматриваюсь и поднимаю ее. «Любовник Леди Чаттерлей». В голове сразу же возникает образ задницы Шона Бина.

– О-о-о, пикантненько, – говорю я, странно растягивая слова, из-за чего звучу немного пошло. Ух!

Я кашляю.

– Мне нравится читать, знаешь ли. Наверно, пошла в свою семью! Я читаю все. Не только книги. Также газеты, журналы, рекламные листовки, постеры… эм, поздравительные открытки, дорожные знаки, опять же, книги. Мысли. Ха-ха. Я шучу… шучу ли я?.. – У бабушки падает челюсть. Я снова прочищаю горло. – Да, да… читаю, читаю, читаю, в этом вся я! Меня с тем же успехом можно называть Джессика Бим Читающая Машина. Или Джессика Бим Мадам Много Читаю. Эм. Типа того, в общем… ох…

– Ох, дорогая. – Глаза бабушки снова наполняются крупными слезами. – Я верю, что у тебя сейчас некий эмоциональный кризис. Это не удивительно, учитывая… – Она хлопает своими костлявыми руками. – Где твой муж, Джессика? Где он, когда должен помогать тебе? – Она неистово осматривает комнату, словно этот самый муж магическим образом может внезапно выскочить из-за орехового шкафа.

Я фыркаю.

– Даю тебе слово, нет у меня никакого «эмоционального кризиса», это не про меня. А что касается мужа, то мне всего двадцать восемь. Само собой, у меня нет мужа.

Бабушка так сильно сжимает губы, что их уголки становятся такими же белыми, как ее лицо.

– Ты одна из этих… карьеристок?

– Эм, вообще-то, нет. Я потеряла свою работу блогера только сегодня. – Я грустно пожимаю плечами. – Что очень обидно, ведь я жила со своим боссом. Который, к тому же, был моим лучшим другом. Так что дом я потеряла тоже.

– Блогер? Святой боже. – Она слегка покачнулась.

Мне стало интересно, кто такие, по ее мнению, блогеры? Сейчас, наверно, не время пояснять.

– Я могу все исправить, – шепчет она себе под нос. – Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Позволь мне реанимировать себя. Позволь помочь тебе.

Она хочет помочь мне! Вот оно. Теперь мой выход.

– В общем, мисс Бим, бабушка, вообще-то есть кое-что, о чем я хочу тебя попросить. Это немного спонтанно, знаю, но такое дело… есть ли возможность занять у тебя денег? Само собой, я верну все до пенни, как только разберусь со всем. Обещаю. Но, как ты могла бы сказать, я сейчас в немного затруднительном положении, так что, наверное, если бы у меня было немного денег, я бы снова смогла встать на ноги. И я знаю, мы почти не знакомы, потому я могла бы оставить что-то для страховки. Что-то типа депозита. Как насчет мистера Белдинга? Или этой качественной потрясающей кожаной куртки? Что захочешь. Что думаешь? Я буду вечно тебе благодарна.

Бабушка приподнимает свой элегантный подбородок, изгибает серебристые брови и мягко качает головой.

– Ох, Джессика, конечно, я помогу, чем смогу. – Да-а-а-а. – Но… мне не стоит давать тебе деньги. – Не-е-е-е-ет.

– Ой. Ладно.

Желудок сжимается от разочарования. Я окончательно и бесповоротно все испортила. Естественно, она не собирается давать мне денег. С какой радости? Я буквально ввалилась без приглашения, извращалась над «Любовником Леди Чаттерлей», оскорбила ее отца, продемонстрировала самые грязные серые трусы, позволила выскочить украденному коту, напугав ее до смерти, и приправила все это просьбой о займе. Чего еще я от нее ожидала?

Твою мать.

– Я не дам тебе денег, Джессика, но, несомненно, ты должна остаться здесь со мной. – Бабушка широко разводит руками, подразумевая под «здесь» огромную гостиную, после чего поправляет на носу красные очки. Она смотрит на меня своими гигантскими глазами. – Я помогу тебе все преодолеть. – Она одаривает меня беспокойным, умоляющим взглядом и шагает вперед, снова вытягивая ко мне свои тощие руки.

Я отступаю, избегая объятий. Может, у меня сейчас и ужасная катавасия в жизни, но я почти уверена, что жить здесь, с этой странной леди со слезящимися глазами, которая считает твоим долгом «исправить» меня, подобно самому настоящему кошмару. Да, может, мы и родственницы, но я об этой женщине не знаю ровным счетом ничего, а она обо мне знает и того меньше. Мама по каким-то неведомым причинам позаботилась об этом как следует.

Неважно… у меня нет выхода. По-настоящему нет выхода.

Я широко зеваю, вытаскиваю айфон и проверяю время. Уже девятый час. Вот дерьмо. Что еще мне предпринять? Полагаю, я могла бы остаться здесь на пару ночей, пока не найду решение. То есть, кто знает, может, через пару дней Саммер успокоится. И вообще, она осознает, что сайт «Саммер в городе» без меня и близко не так хорош, как она считала, и будет умолять меня вернуться…

Я встречаюсь с бабушкиным напряженным взглядом.

– Может, я могла бы остаться на пару ночей? – Я борюсь с очередной зевотой. – Если, эм, не помешаю?

Ее губы расплываются в широчайшей улыбке. Которая преображает ее лицо. И бабушка становится похожей на маму.

В груди возникает неприятное ощущение, а зуд, находившийся только в моей голове, распространяется по всему телу. Это плохая идея.

Поднимая со стола фарфоровый колокольчик, бабушка легко им трясет. Пич с серьезным выражением лица материализуется так быстро, будто подслушивала под дверью.

– Пич, Джессика останется у нас на какое-то время…

– Лишь на пару ночей.

– Прошу, отведи ее в главную гостевую комнату и помоги распаковать вещи…

– Мне не нужно распаковываться. – Я подбираю мусорный пакет. – Нет смысла, если я собираюсь уехать уже через два дня.

Бабушка продолжает говорить с Пич так, словно я не произносила ни слова. Ее голос похож на голос Мэри Поппинс.

– В шкафу полно вешалок. – Бросая взгляд на пакет, она морщит нос. – И небольшая стирка не повредит. – Она подходит ближе, и я напрягаюсь, думая, что она решила устроить объятия версию 2.0, но вместо этого она многозначительно изучает мое лицо. Я сжимаюсь от ее пристального взгляда. Ее губы снова начинают дрожать.

– Что за тяжелые времена ты пережила, Джессика. Но мы это исправим. Я не остановлюсь, пока все не исправлю.

У-у-ух. Она точно чокнутая. Я прилагаю невероятное усилие, чтобы не умчаться и никогда не возвращаться.

Глубокий вдох. Приди в себя, Джесс. Это всего пару дней. У тебя нет других вариантов.

– Эм… хорошо. – Я пожимаю плечом. – Спасибо.

– Ты очень устала, дорогая. Думаю, теплая ванна и ранний отход ко сну будут к месту. – Бабушка тычет пальцем в небо. – Достойная Женщина не должна пренебрегать своим сном для красоты! Завтрак в семь утра и ни минутой позже.

Что она несет? Она… отсылает меня в постель? Сейчас? Даже девяти нет. У меня, конечно, нет желания сидеть и болтать с бабушкой о том, какими были наши с ней жизни, но мне казалось, что она-то этого захочет. Особенно учитывая, что скоро я уеду и, если быть честной, никогда не вернусь.

Затем, как будто все произошедшее абсолютно нормально, совсем не странно или неловко, или хоть чуточку судьбоносно, бабушка возвращается в кресло и берется за свою полную сексуальных перипетий книгу.

А вот и задница Шона Бина.

Глава десятая

Сплетничать – дурной тон. Достойная Женщина не лезет в чужие дела.

Матильда Бим, руководство «Достойная Женщина», 1959

– В этой комнате ты будешь спать. – Пич открывает дверь на втором этаже и показывает мне спальню.

– О нет! – шепчу я, подавшись назад из комнаты со стоном ужаса.

Прежде я никогда не стонала от ужаса, но здесь по-настоящему кошмарно. Вся комната заполнена куклами. Не милыми куколками, умеющими писать, которыми вы играли, будучи ребенком, а серьезными, старинными и пугающими до чертиков фарфоровыми куклами. Они стоят в ряд у каждого из трех огромных окон от пола до потолка, а также мостятся на разных антикварных комодах. По меньшей мере штук двадцать стоят на полу из твердого дерева в различных позициях, имитирующих действие. Одна из кукол держит в игрушечной руке крошечную версию самой себя. Я охвачена страхом.

– Зачем? – спрашиваю я, осмеливаясь настороженно вернуться в комнату. – Зачем так много кукол? Зачем кому-то собирать их?

Пич легко пожимает плечами.

– Не знаю. Но мне кажется, они невероятно милые. Вот эта моя любимая. Я называю ее Фелисити. – Она указывает на кучерявую куклу брюнетку, сидящую в полосатом золотисто-голубом кресле человеческого размера. На ней маленькие очки со стеклянными линзами, и ее беспокойный взгляд направлен в крошечную книгу. Ненавижу ее. Ненавижу Фелисити.

В центре находится кровать, которую, похоже, я могу назвать самой большой кроватью в Лондоне. Она как три мои кровати в Манчестере, у нее массивный мягкий подголовник, обшитый шелком, цвет которого Саммер бы обозвала насыщенным серым. В обычной ситуации я бы разбежалась и запрыгнула на нее, чтобы после этого хорошенько покачаться на пружинах. Но после всего случившего сегодня я не в настроении.

– Ладно, это было охрененно странно. – Я ложусь на кровать и раскидываю руки и ноги в стороны, словно морская звезда. – Такое впечатление, будто я в каком-то смешном и абстрактном ночном кошмаре. Матильда Бим сумасшедшая. Поверить не могу, что мы родственницы. Без обид. То есть, о чем это она говорила? «Исправить меня» и «реанимировать себя»? Она странная, да?

– Просто это ее особенность, – отвечает Пич мягко, деликатно опустошая мой мешок с одеждой. Я предлагаю помочь, но она отрицательно качает головой. – Матильда очень сердобольная. Она женщина с большим сердцем.

– Не таким уж и большим, – бормочу я. – Я не претендую на жалость, но я потеряла дом, лучшую подругу, работу и сегодня, ко всему прочему, гордость. Я лишь хочу одолжить немного денег, которых у нее, и ежу понятно, полно, и которые я бы сто процентов вернула, но она отказала. Вот так просто! Даже не задумываясь!

– О нет, ты тут не при чем. Матильда Бим совершенно разорена. – Вдруг Пич прижимает мой кружевной топ к своей груди, а другой рукой хватается за голову. – Ох, вот так дела-а-а. Я не хотела этого говорить. Прошу, забудь, что я это сказала. Ой, бо-о-женьки.

Я сажусь на кровати.

– Разорена? Бабушка бедная? – Я изучаю огромную комнату и роскошную антикварную мебель в ней. – Как так?

– Хм-м-м. – Пич хмурится, подбегает к громадному окну и открывает дверь балкона. – Здесь стало мало воздуха, да?

– Ай, не беспокойся. – Я перебираюсь к краю постели и свешиваю ноги. – Ты можешь поделиться со мной! – Я одариваю ее самой доверительной улыбкой. – Я часть семьи. У меня есть право знать. Тем более что я уеду если не завтра, то через день. Она никогда не узнает, что ты рассказала мне. Давай же. Как она разорилась? Разве этот дом не стоит, типа, миллион фунтов стерлингов?

– Пять миллионов, – быстро поправляет меня Пич, и на ее лице на мгновение возникает виноватое выражение. Она смотрит себе под ноги. – Ох, божечки, мне правда не стоит… Миссис Бим всегда говорит, что сплетничать дурной тон.

– Да ладно, это не сплетни, а правда. Рассказывай, леди Пи!

Данное мною ей прозвище вызывает у нее улыбку, и ее защита падает.

– Я… Думаю, ты скоро уедешь…

– Без единого сомнения, я уеду отсюда максимум через два дня.

– Ох… тогда ладно, наверное, это никому не навредит. В общем, понимаешь, дело в том, что Джек, твой дедушка, оставил Матильду с грандиозными долгами. Он был алкоголиком, годами делал кошмарные инвестиции и потерял кучу их денег. – Пич колеблется. – Все же, думаю, не стоит мне…

– Продолжай, леди Пи, не переживай.

Она прикусывает губу.

– Ла-адно… Когда он умер, Матильда продала нижний этаж, остальное перезаложила, чтобы оплатить невероятные долги, а что осталось, использовала на проживание. Но сейчас деньги почти закончились.

– Вот дерьмо. – Я жмурюсь. Мистер Белдинг, последовавший за мной по лестнице наверх, взбирается ко мне на колени, и я лениво чешу ему за ушками. – Почему она просто не продаст дом? На его содержание, должно быть, уходит состояние. Ей бы просто продать его. Не понимаю, что в этом такого.

Пич кивает, ее глаза расширяются.

– Ты права, счета просто запредельные, но Матильда Бим, ну, она жутко упрямая. Она не станет продавать дом. Он принадлежал семейству Бим долгие-долгие годы. Он должен был перейти ее дочери, а от той – ее дочери, и…

– Мне! Дочь дочери – это я!

Пич вздыхает.

– Ну, конечно, думаю, что так.

– Этот дом однажды может стать моим?

Я вскакиваю с кровати и пересекаю комнату, пытаясь игнорировать кукол. Я определенно вижу себя леди, владеющей поместьем. Носящейся по нему так, словно оно принадлежит мне, как, в общем-то, и будет. Я смогу устраивать в этом доме по-настоящему крутые вечеринки.

Пич смотрит на меня очень серьезно, и я понимаю, что мои фантазии несколько неуместны, учитывая историю, что она мне поведала.

Я подхожу к ней поближе.

– А откуда ты знаешь все эти подробности?

Она опускает взгляд на лоферы на ее ногах.

– Я здесь уже пять лет. Миссис Бим не очень любит рассказывать о себе, но, полагаю, было невозможно не узнать все это.

– Надеюсь, ты не против, если я спрошу, как она платит тебе, если сама на мели?

Лицо Пич краснеет, и она бросает взгляд на свои руки.

– Боюсь, у нее едва ли что-то есть сейчас. У меня есть комната и пропитание. В основном, комната. Но она отпускает меня, когда мне надо, да и, честно говоря, я не могу ее бросить. Она нуждается во мне. Я была влюблена в Лондон еще маленькой девочкой, а работая на Матильду, я могу жить здесь. Не каждая девочка из Алабамы может позволить себе жизнь в одном из лучших мест в мире. – Она выпячивает округлый подбородок. – Не знаю как, но она наладит перевыпуск своих книг и, надеюсь, все будет хорошо. Кто-то приедет зав…

– Перевыпуск книг? Каких книг?

– Ее руководства для «Достойной Женщины».

Я смотрю на Пич с абсолютным непониманием.

– Ох, ну, ты должна знать, – произносит она тихо, подцепляя пальцами края передника. – Миссис Бим написала их в пятидесятых, нас с тобой еще и в планах не было. Ты же знаешь о них, да? – Ее челюсть падает от невозможности поверить, когда я отвечаю «Нет». – Ты на самом деле не знаешь? Эти книги были почти инструкцией. Даже у моей дорогой бабули в далекой Алабаме есть все пять штук. Я поверить не могла, когда узнала, на кого работаю. Я надеялась получить пару советов из первоисточника, думала, это поможет мне с самооценкой – я немного стеснительная, как ты видишь, – но, эм, миссис Бим не так много говорит о прошлом. Поверить не могу, что ты не знала о ее книгах…

– Ни единого понятия, – подтверждаю я изумленно.

Ого! Бабушка тоже писательница. Опубликованный автор. Это слишком грандиозная новость, о которой я не знала. Благодаря ей до меня доходит, что мама совершенно, абсолютно ничегошеньки не рассказывала мне о бабушке и дедушке. Впервые в жизни мне стало интересно, что же такого должно было произойти, чтобы они настолько отдалились друг от друга?